Алексеев Николай : другие произведения.

Очерки бытия российского

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  3-14-16
  От автора
  Hеожиданно мгновенный развал СССР потряс мир. Именно в это время я оказался в США по приглашению одного из научных центров. До отъезда особых чувств родства со своей родиной не испытывал. Диссидентом никогда не был. Более того, в общении с ними возникали смутные чувства их неприятия как чего-то болезненного и инфантильного. Но наедине с собой многие их мысли разделял.
  После грязи, в которой тонула Москва в начале "перестройки", красочность золотой осени Вашингтона и порядок в этой стране впечатляли настолько, что стал соблазняться возможностью начать новую жизнь в новом для меня мире.
  Наблюдая извне происходящий в это же время развал СССР, внезапно проникся состраданием к своей родине, к своему народу. Такие чувства возникают при неожиданном осознании серьезной болезни близкого человека. В конце концов понял, что всё происходящее в России - это не пороки отдельных людей, а симптомы социального состояния общества: одиночество людей, живущих "под собою не чуя страны", как определил это Мандельштам полвека ранее. Ощутив острую потребность разобраться в сущности столь неожиданных для всех событий, стал осмысливать мало знакомую мне историю своей Родины, следуя словам Лихачева "Знaние прошлого - это понимaние современности".
  
  Предисловие
   Углубляясь в историю России всё больше находил необычное, что вызывало особый интерес. Россия является единственной страной Европы, которая, в сравнении с другими ветвями её корневой системы, несмотря на своё младенчество, по сей день оказывает на мир большое влияние. Одним из первых сотрясений Европы Россией явилось появление Петра I и вслед за ним Пушкина. Этим Россия громко заявила всему миру о своем существовании. А затем в XIX столетии Россия буквально ворвалась в мировую культуру, заняв там одно из самых высоких и почётных мест в искусстве и науке. Этот всплеск русской культуры можно уподобить всплеску культуры "века гениев" в Европе XVII столетия. То было время Шекспира, Сервантеса, Эль Греко, Монтеня, Галилея, Рубенса, Мильтона, Мольера, Рембрандта, Веласкеса, Спинозы, Ньютона, ... - работы этих талантливейших людей прошли сквозь века и по-прежнему актуальны сегодня.
   За период между началом 1800ых -1900ых годов в список мирового уровня учёных, поэтов и писателей было внесено много русских имён: Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Толстой, Ахматова, Цветаева, Достоевский, Лобачевский, Менделеев, Колмогоров, Ляпунов, Бердяев, Чайковский, Рахманинов и др.
   "Веку гениев" в Европе предшествовала эпоха Возрождения культур классической древности, длившаяся более трёх столетий. Именно эта эпоха явилась благодатной почвой для богатого урожая гениев. В России же веку её гениев предшествовал век хаоса междуцарствия, воцарившегося со смертью Петра. Хронологически, этот хаос породил век русских гениев, названный Серебряным. Возможное объяснение столь необычному ходу событий дал Н. Рерих:- "Россия не только государство... Она - сверхгосударство, океан, стихия, которая ещё не оформилась, но влегла в свои, предназначенные ей берега". Мировой авторитет Рериха и отсутствие иных логичных объяснений этому феномену даёт основания принять во внимание это мнение.
   Как Россия искала на Западе "страну святых чудес", точно так Запад думал найти в России подобные чудеса нравственной и социальной гармонии, подлинной общинности или чистого христианства (скажем, Гакстгаузен или Рильке). Пушкин ни тем, ни другим упованиям не отвечал. Он был слишком реалист.(В. Кантор), [78].
   Пушкин своим творчеством раскрыл, что сущность европейского миросозерцания заключается в разорванности личности с действительностью. В то же время Гегель адоптацию западной культурой компромисса, комуфлирующего эту разорванность, назвал "хитростью разума". Европа по сей день не хочет узнавать себя в России за то, что, не будучи ей равной, она вела с ней на равных спор.
   Пушкин не идеализировал Европу, поскольку понимал, что российская "дикость" явление возрастное, через которое та прошла в годы своей юности. Современная ему Россия подвергалась ударам тех же стихийных сил, что бушевали в Европе в её более ранние годы - вот пушкинская формула русской истории. (Кантор). Пушкин не принимал и чаадаевскую позицию человека, не видящего европейской сущности России.
   Многое говорит "о том, что мы с вами включены в европейскую культуру. Это явно прослеживается и в литературе, и в искусстве, а коль скоро так, то это значит, что мы включены в европейскую цивилизацию. Ведь только в европейской цивилизации человек является основным предметом изображения. Весь интерес - только к человеку, который содержит в себе всё: и микрокосмос, и макрокосмос. Европейский корень - в Средиземноморье, в культуре Древней Греции и Древнего Рима. Это означает, что на самом деле мы до сих пор являемся наследниками средиземноморской цивилизации!" (П. Волкова. "Мост через бездну". Книга 4, 2010). Это даёт основания рассматривать эволюция России лишь в контексте эволюции европейской культуры.
   Хотя русский человек остро переживал противоречия личности и общества, ему не был свойственен поиск компромисса разрыва личности с обществом, характерного для Европы. Не сумев преодолеть этот разрыв, Россия раскололась на испытывающих "страсть и ненависть к отчизне". (А. Блок). Один из первых русских "диссидентов" философ В. Печёрин (1807-1885) писал: "Как сладостно отчизну ненавидеть и жадно ждать её уничтоженья". Неестественная болезненность чувствуется в этой ненависти. "Но, право, может только хам над русской жизнью издеваться",- писал А. Блок. Подобные расколы наблюдались во многих странах западной Европы, но там они никогда не были столь длительными.
   Россия в своей разобщённости в конце концов поддалась "хитрости разума" Запада, обернувшейся для неё трагедиями революции, гражданской войны и "перестройки" СССР. В результате "книга бытия российского, где судьбы мира скрыты, дочитана и наглухо закрыта". Эта мысль М. Цветаевой, у которой, по её признанию, "всегда было обо всем врождённое знание", гротескно противоречит современным представлениям о связи России и Европы, вызвала во мне особый интерес к их истории.
   Под термином "история" понимается последовательность действий людей. Действие человека является проявлением его сознания. История является потоком фактов, упорядоченных потоком сознания её участников.
   Афоризм "каждый видит то, что заключено в его душе" означает, что вид взаимосвязи исторических событий в глазах историка, как и читателя, субъективен. Эта субъективность в определенной степени гаснет не столько в объективности окружающего нас предметного мира, как в объективности коллективного её выражения, которое разделяет людей по отдельным группам. Это уже само по себе неизбежно исключает единообразное отображение событий истории.
   Испанский философ Ортега-и-Гассет предупреждал: "Народы появляются и развиваются в пространстве уже насыщенном древней цивилизацией.
  
  Таков был Рим, который создавался на побережье Средиземного моря, напоённом греко-восточной культурой. Поэтому все повадки римлян лишь наполовину их собственные, а наполовину - заимствованные. Заимствованные, заученные действия всегда двусмысленны, не прямы. Тот, кто делает заученный жест, хотя бы пользуясь иностранным словом, разумеет под ним свое собственное, переводит выражение на свой язык. Чтобы раскрыть камуфляж, нужен также взгляд "сбоку", взгляд переводчика, у которого, кроме текста, есть и словарь".[60].
   Приоткрыть подобный камуфляж можно сосредоточив внимание на эволюции нравов: каким и какому образу чувств и мыслей - дома ли, на войне ли - обязаны народы своим зарождением и ростом; как далее в нравах появился разлад, как потом они зашатались и стали рушиться. Возможно, что "вид сбоку" в понимании Ортега-и-Гассет является результатом решения обратной задачи: перевод логически выстроенного словесного повествования наблюдателя на нелогичный язык его чувственного восприятия события.
   Вопросы о природе языка имеют корни, уходящие в древность. Гипотеза о единстве структуры мира и структуры языка изложена Аристотелем в его трактате "Метафизика", [74]. В отличие от Платона, признававшего логику и математику парадигмой всех областей знаний, Аристотель был более осторожен. Во многих случаях он отдавал предпочтение искусству, способному, по его мнению, наиболее адекватно отображать нравы, определяющие действия людей. Этому есть основания. "Искусство соединяет людей и явления в общие группы и выбирает сильные кризисы, чувствуемые целою массой". Эта фомулировка,принадлежащая Н. Гоголю, легла в основу данного исследования.
  
   Ниже приведён ряд положений, определивших парадигму данного эссе.
   - Человеческое общество можно рассматривать как некую среду. В этой среде люди являются её структурными элементами подобно молекулам или атомам среды материальной. Несовместимость структурных элементов неживой природы вызывает появление дефектов в её структуре в виде дислокаций, вакансий, трещин и т.д. Эти дефекты являются источниками внутренних напряжений, возбуждающих при воздействии внешних сил потоки энергии, являющиеся тем общим, что определяет непрерывно меняющуюся структуру среды. Так и в среде людей. Их индивидуальная несовместимость вызывает дефектность их социальных связей, создавая напряжения, возбуждающие потоки энергии, меняющие нравы и, как следствие, их действия. Природа этих потоков энергии нам неизвестна. Но это не дает оснований их игнорировать, ибо всякое действие, включая мышление, требует накопления и сброса энергии.
   - У истории нет наблюдателей. Люди являются участниками исторических событий подобно частицам атмосферных потоков, меняющих свое движение и состояние под влиянием окружающих частиц и внешних сил. Все в непрерывном взаимосвязанном движении. Культура народа характеризует "климат социальных отношений". Культура, как и климат, - это реальность. Ментальное состояние отдельных людей, как и состояние отдельных частиц атмосферы, - это сюрреальность. Мы можем измерить температуру, скорость, влажность атмосферных потоков. Но мы не можем измерить состояние их отдельных частиц, поскольку сама процедура измерения оказывает влияние на результат. Так и в среде людей. Мы можем с достаточной точностью оценить распространение потоков идей. Но мы не можем адекватно оценить ментальное состояние отдельного человека в тот или иной момент времени. В психологии известны синдромы, проявляющиеся в стремлении пациента при встрече с врачом умышленно искажать историю своего заболевания. Другим примером может служить "Стокгольмский синдром" - внезапно захваченные заложники начинают столь же внезапно, вопреки своим убеждениям, симпатизировать и даже сочувствовать своим захватчикам или даже отождествлять себя с ними.
   - "В начале был логос" - утверждал апостол Иоан. Понятие Логос имело в древней Греции много значений, как-то "слово", "мысль", "логика", "намерение", "мера" и много других, выбираемых с учётом контекста диалога. Этот термин, проходя сквозь отдаленные друг от друга эпохи, претерпел множество семантических изменений. Проистекает это из нашей неспособности понять вечно меняющуюся логику языков. Так что же было "в начале"? Наиболее адекватно мысли выражаются не словами, а делами. "В начале было дело!" Есть и такое мнение!?
   - Неустойчивость напряженности состояний воздушных потоков, разряжающихся в разного рода природных катаклизмах, зависит от возникшей комбинации состояний локальных частей атмосферы (давления, температуры, плотности, состава, ... .) и внешних энергетических потоков, в том числе и космического масштаба. Так и в среде людей. Разумно ли обвинять во всем Гитлера или Сталина, не говоря уж о Боге? "Самым сатанинским врагом подлинной истории является мания её судить". (немецкий философ М. Блок).
   - Мир, в котором мы живем, состоит из двух пространств. Одно рационально: параллельные линии в нём никогда не пересекаются, добро всегда является добром, а зло - всегда злом. Другое иррационально. В нем параллельные линии могут внезапно пересекаться, двоиться, добро может внезапно оказаться злом, а зло - обернуться добром. То, что делается из любви и доброты, может быть совершено из трусости, подлости, корысти, безразличия. Постичь это может только искусство. "Урок стиха переоценивают, если логичный смысл его очевиден, а не замаскирован сердцем", - писал философ Витгенштейн. Верующие в рациональность мира полагают, что руководствуются знаниями. Верующие в его иррациональность полагают, что руководствуются мнениями. Где проходит грань между знанием и мнением!? "Я знаю, что я ничего не знаю", - повторял Сократ, изгоняя софистов, расценивающих знание не более как мнение.
   - Леонардо да Винчи говорил, что если есть возможность пить воду из источника, то не следует пить её из кувшина.
   - Философия ставит пределы спорной теории естественных наук. "Никогда не постичь силы и величие природы, если дух будет схватывать только её части, а не общее". (Плиний Старший). Доверительным источником информации является большое искусство, которое говорит об общем и, вместе с тем, о частном. Любой факт без контекста времени (знания общего) является ложью. (М. Цветаева).
   Философ Л. Витгенштейн писал, что в наше время в рамках логики сказать нечто принципиально новое уже невозможно. С другой стороны, никто не спорит, что природа нами далеко до конца не познана. Суть этой прблемы, возможно, кроится в "таинствах" поэзии.
   В стихах Б. Пастернака "Волны" есть предупреждение:
  
   В родстве со всем, что есть, уверясь
   И знаясь с будущим в быту,
   Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
   В неслыханную простоту.
   Но мы пощажены не будем,
   Когда её не утаим.
   Она всего нужнее людям,
   Но сложное понятней им.
  
  Этим Пастернак сказал, что хотя логичный язык разума чарует слушателя своей логичной убедительностью, только язык поэзии позволяет постичь "неслыханную простоту" явлений в их "родстве со всем".
   Структура данного эссе была задумана как историко-литературные наброски законов эволюции менталитета народов западной Европы и России. Основой для анализа послужили высказывания выдающихся художников (поэтов, писателей, живописцев) и философов, из которых, как из узорчатых лоскутов разноцветных тканей было сшито лоскутное одеяло истории потоков сознания народов Европы и России нитями чувств этих непосредственных наблюдателей.
  
  
  
  3-14-16 Демон.
  
   Я царь познанья и свободы,
   Я враг небес, Я зло природы!
   (М. Врубель и М. Лермонтов)
  
  Глава I.
  Феноменология эволюции сознания
   I-1. Структура сознания
   Cогласно Платону, жизнь есть действие и воздействие. Действие - это постижение истины путём созерцания. Воздействие это абсорбция энергии познанной истины. Любое действие и воздействие требует накопления и сброса энергии. Следовательно, жизнь есть поток энергии, являющийся формой сознания. Жизнь - это поток сознания. Под сознанием понимается психическое состояние объекта, которое отражает чувства, мысли, желания, намерения - всё то, что человек представляем собой в данный момент. В пространстве времени ментальное состояние обобщается понятием "потока сознания", представляющим собой поток энергии жизни.
  
  I-1-1. Сознание как поток энергии
   Мысли есть отражения частей природы в других её частях, называемых сферами сознания организма. Люди, как и сферы их сознания, являются частями той же природы. Логично признать, что и мысли людей также являются частями природы. "Всякое знание есть уже вместе с тем и преобразование действительности". (А. Белый).
   Человек путем общения передаёт свои мысли окружающим, образуя тем самым коммуникационную паутину общества. Её состояние искажает контекст распространяемой мысли. Произнесёшь одно, а откликается неожиданное. И не всегда разберёшься где объект, а где его двойник: "эхо говорит свое, тени получают отдельное существование, не понять, где голос, где эхо и которая тень другой" (из записных книжек Ахматовой). Эхо и тени преобразуют действительность, погружая её в туман. Реальность превращается в свободный субъективный выбор наблюдателя. Созерцание это очистка слышимого голоса от его эха и теней.
  
  (Раздел 1). "Психическая жизнь человека - это целостность, пребывающая во времени. Значит, любое событие психической жизни может быть более или менее адекватно осознано в его конкретной ситуативности лишь тогда, когда оно мыслится как продолжение длящегося прошедшего бытия личности как потока. Имманентность - это не только название феномена взаимосвязи всех частей природы, но это одновременно и учение о единстве природы и единстве каждой человеческой жизни. Вывод состоит в том, что наше сознание, распространяемое на наш жизненный путь, включающий все события, есть, не что иное, как знание особого состояния индивидуального единства внутри общего единства природы. Этот общий принцип есть объективно-субъектная структура нашего опыта. Или, иначе говоря, наш опыт может быть рассмотрен как учение об имманентности прошлого, передающего свою энергию настоящему", - писал немецкий философ Карл Яспер (1883-1969), оказавший огромное влияние на современную философию, [13]. Иными словами, необходимо всегда иметь в виду, что основой понимания истории, которая обязательно должна быть понята, является полное имманентное функционирование человеческого общества, включая сюда формы технологии, биологические и физические законы, от которых зависят эти формы технологии, и социологические реакции людей, связанные с фундаментальными принципами психологии. Только понимание истории как непрерывного потока сознания способно очистить реальность от "эха и теней".
   Термин "поток сознания" был введен в литературу и психологию американским философом и писателем У. Джеймсом в начале прошлого столетия. Это понятие стало устойчивым компонентом парадигмы современной философии. Структура потока сознания определяет структуру личности, её индивидуальный образ мышления. Чувства, вызываемые откликом на событие, создают напор сознания, распространяемого по струнам памяти, который подобен течению реки: мысли, чувства, воспоминания, ассоциации внезапно перебивают друг друга и причудливо нелогично сплетаются в единый поток. Наглядным примером этого являются сновидения (рис. I-1). Сновидения, как феномен, это пересказ происшедшего в порядке, отражающем текущее обобщенное психическое состояние индивидуума: время, люди, места действий меняются, двоятся, сливаются. Но и наяву происходит подобное: воспоминания ярких, а порой и незначительных на первый взгляд событий, образы близких людей, мест событий бессвязно и непредсказуемо всплывают из глубин сознания на его поверхность или столь же внезапно погружаются вглубь. (рис. I-2).
   Другим примером может служить поэзия."Поэма без героя" А. Ахматовой, представляет собой попурри воспоминаний, чувств, судеб дорогих ей людей. В парижской "Русской мысли" М. Кантор писал: - "Понятны ли целиком стихи (Ахматовой) или нет, немыслимо не поддаться их тёмному очарованию. Это своего рода danse macabre, вторжение теней прошлого, выходцев из потустороннего мира".
  
  (Раздел 2). Одновременно с Джеймсом французский философ А. Бергсон разработал концепцию потока сознания [30], которую он заложил в основу представления об эволюции природы, широко обсуждаемого в первой половине двадцатого столетия. Согласно этой гипотезе "существует общее движение жизни, которое постоянно творит на расходящихся линиях её новые формы. Если на пересечении двух этих линий должны появиться новые общества (новые структуры менталитета), то на них отразятся одновременно и расхождения путей, и общность порыва". Энергию, организующую порывы движения жизни и её эволюцию, он назвал напором потока жизни как формы сознания.
   Раздвоение потоков и возникновение в точке раздвоения новых форм движения называют бифуркацией. Под возрастающим напором расширяющегося потока материи или энергии, и с увеличением сопротивления его току, происходит раздвоение русла: потоку энергетически более выгодно течь по двум самостоятельным менее широким, но более глубоким (по отношению к ширине), чем по одному более широкому, но мелкому. Так возникают новые ветви в структурах потоков жидкостей, газов и ... сознания людей. [40].
   Другой причиной раздвоения потока может служить совместное движение разнородных объектов. Известно, что вдвоем мыслить невозможно. Люди мыслят порознь, совместно лишь обмениваются мнениями. Таким путем мысли превращаются в знания. Первоначально слитые в одном потоке разные тенденции по мере усиления сопротивления их току проявляют склонность к разделению на два ряда признаков, которые в определенные моменты противоположны друг другу, а в иные друг друга дополняют. Бергсон отметил одну из особенностей, важную для понимания излагаемого: в окрестности точки бифуркации эти несовместимые потоки стабилизируют друг друга, образуя своеобразную обратную связь, пытаясь сохранить их былую цельность.
   Время Галилея и Декарта было эпохой, когда дали всходы семена великого Возрождения, и в то же время эпохой контр-реформации и учреждения инквизиции. Это был век, когда Декарт, едва опубликовав принцип своего метода, благодаря которому теология превратилась в ancilla philosophiae (служанку философии), стремглав помчался в Лорето благодарить Матерь Божию за счастье такого открытия. Это был век победы католицизма и вместе тем век достаточно благоприятный для возникновения великих теорий рационалистов, которые впервые в истории воздвигли могучие оплоты разума для борьбы с верой. Тотальное распространение инквизиции было реакцией на выделение из общего потока сознания его рационального компонента ради сдерживания распространения рационального мышления, сохраняя тем самым стабильность общего потока сознания эпохи. "Идеи вступают в реальность в отвратительных альянсах. Но величие идеи остается, придавая силу народу для её постепенного развития." (А. Уайтхед. [59]). Именно "отвратительный альянс" с инквизицией способствовал накоплению мощи потока рационализма!
   Стереотипом современного мышления является обвинении Галилея в слабости духа в связи с его отступничеством от гелиоцентрической концепции мира перед судом инквизиции. А. Камю расценивал этот шаг именно как проявление его мудрости: он не променял свою жизнь на никому в то время не нужное знание, известное греческой Академии около 2000 лет до Галилея. Мыслители Греции не настаивали на признании всеми этого знания. Для людей того времени было важно верить, что в будущем, как и в пришлом, дни будут начинаться с восходом солнца, а заканчиваться его заходом. Что вокруг чего крутится в этом плане вопрос не столь важный. Другое дело сознание того, что человек обитает не где-то на задворках космоса, а в самом его центре, вселяло в него столь необходимую, по тем неустойчивым условиям жизни, уверенность в своей божественной избранности. Неизвестно как сложилась бы судьба человечества, будь оно лишено этой веры. Мудрость подсказывала разумность поддержания этой неразумной веры.
   Процесс бифуркации имеет две стадии: время накопления энергии и краткий период её сброса на творение новых форм. Эту мысль более лаконично высказал поэт А. Блок: - "Мир растет в упругих ритмах. Рост задерживается, чтобы затем хлынуть (рис. I-3). Таков закон всякой органической жизни на земле".
   "Земля растрескивалась под напором внутренних сил, ищущих выходы для сброса энергии агрессивных чувств оптимизма одних и разочарования других" - так индусский писатель С. Рушди в книге "Дети полуночи" описал бифуркацию потока менталитета Индии, из прошлого которой был "выдавлен" Пакистан.
   Идеи Бергсона в свое время получили живой отклик в среде интеллектуалов - гуманитариев, среди которых был и советский писатель А. Платонов. Научный же мир был настроен скептически. Доступна полемика Бергсона с Эйнштейном, не принимавшим ряд основных положений его философии. Многие суждения Бергсона не вписывались в рассудочные представления того времени. "Жизнь есть единственная великая сила, единственный огромный жизненный порыв, данный единожды, в начале мира и встречающий сопротивление материи, борющийся, чтобы пробиться через материю; постепенно узнающий, как использовать материю с помощью организации; разделенный препятствиями, на которые он наталкивается, разбивается на различные течения, как ветер на углу улицы; частично подавляемый материей по мере тех изменений (adaptations), которым материя его подвергает; всё же всегда сохраняющий свою способность к свободной деятельности, всегда борющийся, чтобы найти новый выход, всегда ищущий большей свободы движения между враждебными стенами материи" - так понял эту работу Бергсона философ-материалист Б. Рассел. Позже обнаружили, что именно это новое представление о типах связи пространства и времени уже складывалось в недрах молодой науки, названной позже "синергетикой", основанной на работах французского математика А. Пуанкаре. Философская интуитивная концепция Бергсона об эволюции природы является единственной, имеющей столь много точек соприкосновения с современными математическими моделями эволюции вселенной. В них имеют место стадии неустойчивости, режимы с обострением, в ходе которых происходят качественные изменения. В них учитывается не только влияние более ранних стадий на последующие, т. е. прошлого на настоящее, но и будущего на прошлое. Современная физика во многом подтверждает идеи Бергсона [63] и ... мысли больших поэтов: - "Будущее бросает свою тень на прошлое задолго перед тем, как войти."(Ахматова).
  
  (Раздел 3). Метафорически эволюцию структуры потоков жизни и её сознания во многом можно представить как эволюцию структуры потоков рек. Полноводный поток течения реки в основном русле по мере его расширения начинает испытывать каскад бифуркаций, размельчающий структуру грунта в акватории образующейся дельты. Чем мельче и более разветвлена её структура, тем требуется больший напор для прокачивания текущей среды через усложняющееся сплетение русел. Напор в руслах, испытавших каскад раздвоений, ослабевает, и вновь образованные русла становятся более мелкими, расширяя и размельчая акваторию дельты. Психолог и литературный критик Г. Померанц (1918-2013) писал: "Если отбросить оценки, то основное содержание эволюции - дифференциация. Была амёба, со временем она дифференцировалась, возник многоклеточный организм. Но вместе с дифференциацией пришла смерть. Таким образом, прогресс связан с тратами. То же самое в обществе людей. Уничтожьте глубину личности, и личность вся начнёт мелеть и распадаться" [39]. (Рис. I-4).
   Устойчивость рассмотренных циклов в глобальных масштабах времени поддерживается феноменом кругооборота массо и энерго переноса в пространстве и времени, связывающим воедино все процессы живой и неживой природы. Масштабы пространства этих процессов не ограничены: они от микро масштабов биологических процессов распространяются вплоть до космических. Многомасштабность вовлечённых в данный круговорот процессов и их подобие всё связывает воедино, оказывая влияние не только прошлого на будущее, но и будущего на прошлое. В это верит физик С. Хокинг [53].
   Ф французский философ Делез (1925-1995) писал: "На первый взгляд кажется, что при опылении орхидеи осой все дело в орхидее, что именно она определяет поведение осы. Но в действительности имеет место осо-становление орхидеи и орхидее-становление осы, то есть двойной процесс, поскольку то, "чем" каждое становится, меняется не меньше того, "что" в каждом становится. Оса становится частью репродуктивного аппарата орхидеи, в то время как орхидея становится половым органом осы. Одно и то же становление, единый блок становления. [13].
   Короче говоря, еcли А влияет на Б, то и Б влияет на А. Если состояние атмосферы влияет на ментальное состояние людей, то и их коллективное ментальное состояние должно влиять на состояние погоды. Платонов чувствовал, что изнурительная серия засух, обрушившихся на СССР в двадцатые годы, связана с социальными катастрофами, вызванными революцией и гражданской войной. Изнурительные засухи времён опричнины Ивана Грозного принесли несоизмеримо больше бед народу чем сама опричнина.
  
  (Раздел 4). Акватории рек на примере Волги можно условно разделить на три области: акватория истоков (выше города Тольятти), акватория главного русла (между Тольятти и Волгоградом) и акватория дельты ниже Волгограда. Акватория истоков - это пространство слияния (ассоциации) многочисленных ручьёв и речек, каждое из которых символизирует новое для потока событие, накапливающее его общую энергию. Для потока в основном русле время как бы замирает - его состояние в пространстве-времени мало изменяется. Ниже Волгограда течение теряет устойчивость вследствие каскада бифуркаций, испытываемых расширяющимся и мелеющим потоком. Эта фаза течения характеризуется разделением струй и декомпозицией потоков.
   Подобное происходит и с потоком сознания людей. В фазе ассоциации формируется личность в результате слияния потоков разнородных впечатлений, траектории которых со временем самоорганизуются в единый поток. Основное русло - это аналог потока сознания зрелой личности, как единый поток гармонично текущих разнообразных струй сознания. Ничто не нарушает устойчивость их тока. В главном русле случайные события маловероятны. В нём время как бы замирает.
   "Лада" - это течение времени. Река течет, и ей присуще понятие безостановочного течения. История тоже течет подобно реке. Расшифровку понятия "Эллада" дал философ П. Флоренский в своей книге "Столп и утверждение истины". Он писал, что на древнегреческом языке слово "Эллада" обозначает: "мы остановили время". А "эл" - приставка, обозначающая "остановку". "Мы остановили время". "Мы живем в системе остановленного времени". (П. Волкова. "Мост через бездну"). Эллада - это не государство, не этнос. Эллада - это уникальный в истории поток сознания, своей устойчивой, гармоничной слитностью всех струй психики людей духовно объединял множество разбросанных по греческому архипелагу враждующих друг с другом государств в течение около 500 лет. Эти пятьсот лет необратимо изменили мир к ... добру или во зло людям?! "Где бы на Западе ни расцветали умозрительные рассуждения, тени Платона и Аристотеля неизменно парили на заднем плане" (Рассел). Эллинизм заложил основы науки и метафизики, являющиеся двумя противоположными, хотя и дополняющими друг друга, способами познания, из которых первый удерживает только мгновения, то есть то, что не обладает длительностью, а второй распространяется на саму длительность. "Был весьма большой соблазн на основе новой науки вновь начать то, что было испробовано на науке древней: предположить тотчас же, что наше научное познание природы закончено, полностью унифицировать его и дать этому образованию, как это уже делали греки, название метафизика" (А. Бергсон). Но каскад бифуркаций потока европейского сознания, как "стрелочник мирового разума", перевел пути дальнейшего хода событий в ином направлении: человек из категории Homo sapiens стал превращаться в Homo faber c интеллектом, нацеленным на способность фабриковать искусственные предметы, преследуя для себя пользу. Ни одно животное, кроме человека, не задаёт вопрос кем оно является, что выделило его из мира животных в категорию Homo sapiens. Фабриковать искусственные предметы или их использовать в той или иной степени способно любое животное. Homo faber - это уже, по мнению Бергсона, иное русло эволюции ментальности людей, как и хода исторических событий.
   При декомпозиции в акватории дельты поток сознания разветвляется. Смысл этой метафоры раскрывает Г. Померанц [39] в анализе менталитета интеллигенции русского общества во время начала распада его устойчивого патриархального быта на примере творчества Л. Толстого: "мысли тянут в разные стороны, рвут на части. В Безухове и Раскольникове сразу формируется несколько Я, сталкивающихся друг с другом, и ни одно не охватывает целого. Этот плюрализм противоречий струй сознания кажется самим героям чем-то неестественным, и они двигаются вперед, повернувшись лицом назад, пытаясь удержать цельность души, скреплённую твердостью традиций основного русла. Чувство раздвоенности у Николеньки Иртеньева, Безухова, Левина, как и у большинства героев Достоевского - просто острое ощущение недавно возникшей сложности сознания, с его вечной борьбой различных и даже противоречивых идей сравнительно с патриархальной верностью традиции. Болезненность - только в остроте этого ощущения, а не в его основе". Подобна эволюция потока сознания в сновидениях, что изобразила Ф. Кало в картине, копия которой представлене на рис.I-1.
  
  (Раздел 5). Люди оценивают время по физическим часам, а скорость потока событий по психологическим. Механические часы со дня своего появления в XVII веке и вплоть до наших дней идут с той же скоростью. Ритмы психологических часов меняются непредсказуемо в зависимости от эмоционального состояния индивидуума. В эмоциональном плане "время - это плотность судьбы на единицу времени. Но у времени нет счета - его мы сами придумали, а есть знаки. Нам подают их на каждом шагу, но надо прожить жизнь, опрокинуться в пережитое, ошеломиться озарением, увидев его, и вычленить тот знак в потоке еще не перечитанной жизни" (Е. Ржевская. "Знаки препинания". 1989).
   Актер Ролан Быков на одном из своих телешоу поделился воспоминаниями ощущений своего детства, когда до-о-олгое утро сменял до-о-о-лгий день, на смену которому приходил до-о-о-лгий вечер. Этот эффект подобен просмотру в реальном времени фильма, снятого при ускоренной съемке: детали событий проступают отчётливо, видны неброские подробности происходящего. Время как бы замедляется от переполнения и насыщенности впечатлениями. "Счастливые часов не наблюдают!" (Грибоедов).
   При переходе в фазу диссоциации долгие дни молодости постепенно сменяются быстрыми неделями, а то и месяцами. Как и при замедленной съемке с длительной выдержкой изображение на отпечатке мутно и расплывчато. События меняются столь быстро, что сливаются в единый поток мало различимых деталей. Это создавало впечатление, "что жизнь продолжается только потому, что ходят трамваи". Таким передал Мандельштам своё впечатления о беге времени предвоенных лет в СССР. А было то время, когда несмотря на грандиознейшие перемены в стране, как и в судьбах её людей, для многих чувственное восприятие окружающего цепенело от страха неизвестности в те турбулентные времена советской истории. "Тут не то что связь веков, связь тебя самого с собой рвется. И устоять, не сорваться в этом нетерпеливом потоке среди гримас и клоунады судьбы - трудное искусство жизни". Таким передала Е. Ржевская свои впечатления о беге времени предвоенных лет в СССР. Ментальность людей влияет на быстроту бега времени, но и бег времени влияет на ментальное состояние людей.
  
  (Раздел 6). Поток сознания поддерживается непрерывностью органической жизни. Это приводит к появлению более сложных и более организованных её форм. Или наоборот. "Но чем больше фиксируешь внимание на этой непрерывности жизни, тем больше замечаешь, что органическая эволюция приближается к эволюции сознания. Прошлое напирает на настоящее и выдавливает из него новую форму, несоизмеримую с предшествующими. Появление растительного или животного вида вызвано определенными причинами. Но под этим нужно понимать только то, что если бы мы задним числом узнали эти причины, то с их помощью смогли бы объяснить новую форму. Однако не может быть и речи о том, чтобы заранее предвидеть новую форму", - писал Бергсон.
   Универсальная бифуркационная диаграмма эволюции сложных нелинейных открытых к внешнему миру систем изображена на верхней части рис. 1-5. Состоит она из трех фаз: ассоциации - стабилизации - декомпозиции. Затем эти циклы вновь повторяются - из хаоса декомпозиции вновь возникает порядок [40, 55]. Сравнение структуры этой диаграммы со
  структурой рек, зависящей от многомасштабного, вплоть до космического, кругооборота веществ и потоков энергии в природе, со структурой гипотезы Бергсона об эволюции природы, не противоречит интуитивной гипотезе Аристотеля о единстве структуры мира и структуры языка.
   События будущего нельзя вывести из событий настоящего. Суевери- есть вера в подобную причинно следственную связь. (Л. Витгенштейн). Обратим внимание, что согласно философии Дзен Буддизма, движущей силой эволюции живой жизни является напор желания, формирующий мощь потока сознания. Воднородные превратились в земнородных не по воле случая естественного отбора, а по воле их желания. Естественный отбор лишь придал им формы, наиболее пригодные к условиям обитания. "И море, и Гомер - всё движется любовью". (О. Мандельштам).
   Непрерывность потока жизни люди осознавали еще в древние времена, используя аллегорию дерева жизни. (рис. I-6). "Ничего нет священнее Дерева жизни, коего люди - частички, клеточки, точечки", писал К. Леонтьев. "Живое существо, как и любая клетка этого существа, есть главным образом промежуточный пункт потока жизни, и самое существенное в жизни заключается в уносящем её движении". (Бергсон).
   В современной антропологии до относительно недавнего времени метафорой эволюции человека служило ветвление дерева из единого корня. В недавнее время обсуждается альтернативная гипотеза непрерывности потока двоящихся и вновь сливающихся струй единого пульсирующего потока. (J. Shreeve. Almost Human, National Geographic, October, 2015.). "Река жизни" является, пожалуй, более близкой к действительности метафорой эволюции
  
  структур природы.
   Согласно философии Бергсона и Леонтьва, инвариантом смысла жизни в Природе является "страстная приверженность к жизни", инстинктивно вызывающая потребность к поддержанию непрерывности потока сознания, как исторической связи времен, передающей культурные особенности накопленного опыта от поколения к поколению, активируя тем самым кровеносную и нервную систему обществ людей и животных. Эту жизненную силу называют любовью, в которой многие видят величайшую тайну природы. Путь любви порой жесток и безнравственен с точки зрения морали людей, но у природы нет слов добро и зло, а лишь слова жизнь и смерть. Возможно, эта тайна сама могла бы открыть нам тайну, скрываемую инстинктом выживания. "Никакой ценности, нет родины, нет отечества, нет русского человека. А, между прочим, я жалею родину и русского человека. Ну что это значит?" (Пришвин). "Россия не есть условность территории, а непреложная память и кровь". (Цветаева). Инстинкт проявляется в том, что каждое поколение тяготеет к предшествующим и к тому, которое за ним последует. (Рис. I-7).
  
   Восстанавливаются одни из других непременно
   И не уходит никто в преисподней мрачную бездну,
   Ибо запас вещества поколениям нужен грядущим.
   Но и они за тобою последуют, жизнь завещая.
   Лукреций. "О природе вещей".
  
   Исторический опыт подтверждает непрерывность процессов эволюции людских сообществ. Плюрализм и синкретизм являются стартовыми для зарождения жизнеспособного нового только тогда, когда они опираются на опыт прошлого, питавшего его корневую систему. Становление христианства обязано во многом эллинистической культуре. Хаос многообразия философских школ и религий времён падения Рима сменился исключительно единобожием, пришедшим из иудейской традиции. Христианская теология наделила библейские откровения статусом абсолютной истины и потребовала строгого подчинения церковной доктрине, исключающей любые философские спекуляции. "Безусловно, христианство зародилось и восторжествовало в Римской Империи не как философия, а как религия - восточная и иудейская по своему характеру, подчеркнуто общинная, мессианская, эмоциональная, мистическая и почти целиком независимая от эллинского рационализма. Однако вскоре христианство обнаружило, что греческая философия - не просто некая чуждая языческая интеллектуальная система, с которой оно вынуждено было бороться, но с точки зрения многих христианских теологов есть божественно предуготовленная форма, "отлитая" для истолкования христианской веры" [66].
   "1866-й год - одна из крупнейших дат в истории европейской литературы. Это год напечатания "Преступления и Наказания" - так начинает пятую главу своей работы "Поэтика Достоевcкого" искусствовед Л. Гроссман. (1925). Как почти все великие создания слова, этот роман Достоевского уходит своими корнями в романтическую, детективную и даже бульварную ветви литературы Европы, которые высокомерно и враждебно отделялись друг от друга. Хорошо изучено увлечение Достоевского западной литературой, и, в частности, Бальзаком, которого он ставил выше всех остальных. Замысел этого романа немыслимо понять без обращения к Бальзаку - утверждал Гроссман. Темы освобожденной личной воли, стоящей над границами морали и имеющей право переступать через все общеобязательные запреты, привлекала Бальзака не меньше нравственных проблем христианства. Достоевский сделал то, что никто до него сделать не смог: все струи литературного творчества Европы, от самых возвышенных вплоть до самых низменных, он гармонизировал в единый поток, позволяющий обнажить и связать воедино звучание всех струн психики человека.
   Жизнеспособность рожденного нового зависит от его связи с прошлым. На невозделанной почве прорастает лишь сорная трава. Связь поколений - основной закон живой природы.
  
  I-1-2. Традиция
   Мышление обладает инерцией: по сложившимся руслам потоку течь проще. Эти устойчивые русла коллективной или индивидуальной памяти называют традицией. Всякое творчество в русле какой-либо традиции требует меньше смелости и духовной зоркости. Поэтому последователей традиции всегда оказывается больше, чем новаторов. Но нового это течение не обнаружит. Необходимо новое русло. Для этого нужны новаторы. Для появления устойчивого нового важна традиция, дающая возможность потоку сознания, сохраняя свою непрерывность, накопить достаточно мощи для прорыва в новое.
  
  (Раздел 1). Традиция - это привычка. "Без привычки своими силами мы ни одно помещение не могли бы сделать пригодным для жилья" (Пруст). "Свободный ум всегда слаб, особенно в действовании: он знает слишком много мотивов и точек зрения, и, посему, проявляет неуверенность в попытках выбора решения". (Ницше). Имеющий на своей стороне традицию не нуждается в обосновании. Традиция в обществе необходима, дабы удерживать людей "со слабым умом" от антисоциальных или неэффективных действий, предохраняя тем самым поток сознания общества от бессмысленной декомпозиции. "Хам - человек несколько хвативший просвещения. Настолько, чтобы не бояться нарушить традицию. Но не настолько, чтобы своим умом и опытом дойти до нравственных истин. Рост хамства ставит под угрозу целостность общества и заставляет искать - чем заново его объединить, цивилизовать" - писал в 1991 году Померанц, наблюдая ход перестройки в СССР.
  
  (Раздел 1). Для эффективного функционирования общества требуется стабильность. Стабильность есть результат установленного порядка. Полное понимание никогда не реализуются в человеческом обществе. Поэтому рутинный порядок является более фундаментальным, чем понимание, модифицируемое благодаря внезапным проблескам ума. В действительности представление о полном понимании, контролирующем действия, это идеал неосуществимый, гротескно не соответствующий практической жизни. Зато перед нами бесчисленные примеры обществ, в которых полностью господствует рутинный порядок. Тщательно разработанная организация насекомых может быть примером радикальной рутины. Такая организация достигает далеко идущих сложных целей: она включает дифференциацию на группы - от самок до рабов, от рабов до рабочих пчел, от рабочих пчел до воинов, от воинов до привратников и от привратников до царицы улья. Подобная организация предусматривает потребности социума в отдаленном будущем, особенно если принять во внимание в качестве единицы измерения сравнительно короткий период жизни насекомого. Такие общества насекомых дают примеры поразительных успехов выживания. Они, по-видимому, насчитывают в прошлом десятки тысяч, а может быть, миллионы лет. "Ошибочно думать, что для того чтобы создать тщательно разработанную социальную организацию, требуется глубоко развитый человеческий интеллект. "Конкретным примером этой ошибки является господствующее представление, что любой социальный рутинный порядок, чьи цели неясны для нашего аналитического подхода, должен быть поэтому
  признан нелепым". (Уайтхед). Традиция как феномен, основанный на памяти, является гармонизатором социальных отношений. В США, даже в таких наукоёмких областях как аэрокосмический комплекс, бросается в глаза разрыв между относительно невысоким средним техническим уровнем подготовки инженерного состава и высоким уровнем их практических разработок. Способность предвидеть (инженерная смекалка), как и изобретательность русских конструкторов в этой области часто поражала их американских коллег. С другой стороны, поражает культура рутинного порядка организации производств на различного уровня предприятиях США. Лидерство Америки в научно-технических областях обосновано прочностью традиций, или, иными словами, высокой культурой организации производства. "В конце концов, нет ничего более действенного, чем хорошо скоординированное наследие". (А. Уайтхед).
  
  (Раздел 2). Для творения новых форм нужно просветление, которое зарождается в сомнениях. Сомнения - это своеобразные запруды. Если напор потока сознания,сдерживаемый запрудой, достаточно велик, чтобы её прорвать, он разольется по новому более широкому пространству, образуя новые более обширные русла. Так углубляются чувства. Так познается новое. Чем прочнее запруда, тем больше мощь прорвавшего её потока и, соответственно, больше ширина и глубина охваченного им пространства чувств. Практика Дзен установила, что "чем больше сомнение, тем больше просветление". "Это можно пересказать в терминах Ивана Карамазова: чем труднее пройти свой квадрильон, тем острее ощущение рая. Но острота первого ощущения проходит; что же остается? Остается чувство полноты бытия, и достаточно легкого толчка, чтобы оно всплыло, припомнилось".(Померанц). Просветление вызывает вдохновение, которое возносит в области, куда уже никакие сомнения не доходят, (рис. I-8). Такое состояние потока сознания называют пророческим. Мир интеллектуалов по сей день стоит перед дилеммой: либо путь пророческого вдохновения, либо путь разумного поиска. [69]. Но в момент бифуркации разделяющиеся потоки поддерживают друг друга и ни один из них самостоятельно не способен привести к свершившемуся. "Суд разума", как объект заинтересованный, неправомочен судить исход бифуркаций потока сознания, который зависит как от напора энергии чувств, так и напора энергии разума. Людей охватывает чувство восторга, возбуждаемое кажущейся безграничностью увиденных ими новых для глаза просторов. Это состояние называют пассионарностью. Удачное, выраженное современным языком, состояние менталитета народов или отдельных личностей, испытавших пассионарность потока своего сознания, дал российский сионист М. Усиськин, определив менталитет сионизма как потока, объединившего разнообразные струи еврейского национализма и прорвавшего, в конце концов, препоны авторитарных структур Европы времён эпохи модерна, как и жесткие религиозные каноны иудаизма: "У идей сионизма существуют только внешние препятствия и никаких внутренних. И не следует нам открывать его глаза на факты реальной жизни, чтобы эта вера сохранила силу" [25].
   Абсорбируя европейскую культуру (Кафка назвал евреев ворами европейской культуры), они дали миру прекрасных ученых, поэтов, художников и философов (что не наблюдалось в еврейских диаспорах вне Европы). В умах посредственных рисовались планы грандиозной экспедиции во главе с Ротшильдом на Землю Обетованную с последующим вступлением во владение Землей. Им виделись помпезные площади наподобие площади св. Марка или Пале Рояль, где будут происходить собрания евреев под музыку Вагнера. "Все наши беды оттого, что евреи хотят забраться слишком высоко. У нас слишком много интеллигентов и слишком мало пахарей", - сетовал барон Гирш в 1896 г. [25]. Многие тонкие души, не выдержав этого напора, становились антисемитами (поэт Гейне, писатель Кафка, экономист Маркс, ...).
  
  (Раздел 3). Как и все элементы природы, человек обладает внутренней энергией, хранимой в "сосудах добра и зла" (Св. Августин). Инстинкт - есть врождённое знание, заложенное природой в человеке как средство самосохранения, как селектор затворов, переключающий поток сознания на мгновенную реакцию на мгновенное изменение состояния природы. Интеллект - это переключатель каналов с задержкой (надо подумать), нацеленный на будущее. "Есть вещи, которые способен искать только интеллект, но сам он никогда их не найдет. Их мог бы найти только инстинкт, но он никогда не будет их искать" [30]. Интуиция, - это бифуркация потока сознания возбужденного инстинктом, "сознающим самого себя, способным размышлять о своем предмете и расширять его бесконечно", и интеллектом, возбуждающим фантазии. (Бергсон). Сочетание изощрённого инстинкта с высоким интеллектом является редким даром, выделяющим больших поэтов,
  художников, философов из массы посредственных. Ахматова писала:
  
   Поэт не человек, он только дух.
   Будь слеп он, как Гомер,
   Иль, как Бетховен, глух,
   Все видит, слышит, всем владеет.
  
  Многие из близких к среде Ахматовой признавали её способность предвидеть надвигающиеся события. Её творческий опыт подтверждает мнение Сократа о поэтах: "Не мудростью могут они творить то, что они творят, а какою-то прирождённою способностью, и в исступлении, подобно гадателям и прорицателям". "Инстинкт есть врожденное знание, которое к ошибкам не приводит". (Бергсон). Интеллект нацелен на будущее. Принятие любого решения является результатом бифуркации потока сознания: что предпочесть - мудрость инстинкта или заманчивое очарование фантазии интеллекта. Принятию решения предшествует состояние неустойчивости, вызываемое сомнениями.
   В современной эволюционной биологии под любым процессом эволюции понимают передачу и накопление информации. В отличие от генетической эволюции, где информация передается непосредственно генами от одного поколения другому, в эволюции культуры информация передается посредством разных форм обучения. Чтобы находиться в одной системе понятий, Р. Даукинс (R. Dawkins, 1976) предложил концепцию меме, как своего рода гена знания. [48]. Мем идентифицируют с инфекцией, способной заражать организм, передавая
  тем самым определенный образ мышления. Существует множество видов мемов, различающихся категориями передаваемых образов мышления.
   Мемы и гены связаны друг с другом: в результате естественного отбора генети-мемическим путем вырабатывается предпочтительная восприимчивость мозга к определенному типу мемов (типов мышления живых организмов) и своего рода иммунитет к другим. Этим приобретается наследственная расовая склонность к специфичному для вида восприятию событий. Различные виды животных, как и различные расы людей, сформировав свою культуру, обладают разными способностями приспособления к условиям обитания, как и склонностями различно воспринимать наблюдаемые события.
   Концепция инстинкта как наследственной памяти, получила развитие в гипотезе английского биофизика Р. Шелдрейка в книге "Новая наука о жизни" (1981), воспринятой миром биофизиков и психологов как "книга для сожжения". Новый подход в данной книге изложен в корректной, сдержанной форме языком современной науки. Автор пытался убедить читателя, что для понимания процессов эволюции с современных механистических позиций (которые автор не подвергает сомнению) необходимо ввести ряд сущностей, относимых к области метафизики. Тезис Шелдрейка можно сформулировать следующим образом: все живые существа, а возможно и минералы, могут припоминать то, что происходило ранее с представителями их вида, хотя между этими событиями не существует видимых связей. Назван этот феномен "морфическим резонансом". Историк литературы и литературный критик А. Бем (1886-1945) писал, что "Достоевский, может быть, и сам того не сознавая, постоянно был во власти литературных припоминаний". "Но, похоже, существует еще и бессознательная память тела, тусклая и бесплодная имитация той, другой, и живет она дольше, так некоторые лишенные разума животные и растения живут дольше человека. Ноги, руки полны оцепеневших воспоминаний" (Пруст). Мема присуща только органической материи, которая, как бы, запоминает свою собственную историю. Однако явление памяти в психологическом смысле этого слова представляет собой лишь частный случай явления мемы, которое может протекать и совершенно апсихично. Таковы прежде всего процессы наследственности. По мнению Ортега-и-Гасссет, Гомер в своих поэмах взывал не к субъективной способности памяти, а к живой космической силе meme, которая, по его мнению, "бьется во вселенной". "Есть разные мертвые, некоторые из глубины пережитых тысячелетий и теперь властно определяют направление нашего современного лучшего", (Пришвин). Философ и лингвист М. Бахтин назвал этот феномен "припоминания" прошлого, свидетелем которого припоминающий не был, "культурно-исторической телепатией". Советским лингвистом В. Топоровым было введено в литературоведение понятие "резонантного пространства литературы" [62]. Это понятие основано на феномене одновременного появления новых идей среди народов, разделенных настолько большими пространствами, что исключает возможность их непосредственных контактов. Философ Пятигорский с таким мнением не согласен, объясняя этот феномен высокой мобильностью народов в далёком прошлом. Но и это не является убедительным объяснением - люди обычно не подхватывают первую попавшуюся новую идею. Мыслитель древнего Китая Лао-цзы, основатель
  Даосизма, в своем видении некоторых аспектов Природы был близок к Платону, к неоплатоникам и даже к Гегелю. [24]. Основы дифференциального исчисления были практически одновременно разработаны в Европе Ньютоном и Лейбницем, как и в Японии, плотно закрытой в то время для всего чужеземного. Сделал это японский математик и философ К. Секи. В истории религий существует понятие "осевого времени". Этим понятием обозначен феномен почти одновременной смены мировоззрения людей в мировом пространстве. "И не случайно все эти реформаторы появляются в одно и то же время у разных народов. Их различные миссии ведут к одной общей цели. Это убеждает, что в известные эпохи одно и то же духовное течение таинственно протекает через все человечество", - писал французский историк и философ Э. Шюре [47]. Рассмотренные выше гене-мемеистические и телепатические гипотезы эволюции культуры позволяют сделать вывод, что культура в самом широком понимании этого термина содержит взаимосвязанные накопляемые и наследственные компоненты. Размер первой определяется качеством усвоения жизненного опыта (воспитание, образование, общение и т. д.). Размер последней имеет расовую основу.
  
  (Раздел 4). Напряжение прошлого выдавливает настоящее. Прошлое длительно. Настоящее мгновенно, оно всего лишь начальное и граничное условие эволюции будущего. "Прошлое страстно глядится в грядущее, нет настоящего - жалкого нет" (Блок). Структура прошлого запомнена инстинктом. Структура будущего воображается интеллектом. "Таким образом, акт, путем которого жизнь идёт к созданию новой формы, и акт, в котором эта форма обрисовывается, являются различными и часто противодействующими движениями" (Бергсон). Фантазия интеллекта предлагает множество путей осуществления мечты. Инстинкт сдерживает эти порывы интеллекта в выборе оптимального пути, придавая устойчивость ментальному состоянию. Движение в будущее обременено ношей традиции прошлого. Эта ноша должна быть посильной для карабкающегося по многим неизвестным тропам будущего.
   Покорение Эвереста стоило многих жертв. По мере вдумчивого приспособления инфраструктуры горы к нуждам скалолазания (маркировка путей,использование нового оборудования, специальных методов тренировки и т. д.), эта затея приняла по прошествии всего лишь пятидесяти лет настолько массовый характер, что основным препятствием для покорения вершины является уже не восхождение, а спуск, которому препятствуют длинные очереди восходящих. Но внезапно произошло непредвиденное. Весной 2013 года шерпы, эти ответственные и доброжелательные к альпинистам, неожиданно забросали камнями альплагерь европейцев. В чем-то европейцы повредили какую-то из расщелин культуры Непала.
   Люди в своих мечтах о будущем обычно забывают о тяготах культурного наследия. Они отдаются во власть интеллекта, не обращая внимания на голос инстинкта.
  
   До вершины великой весны
   До неистового цветенья
   Оставалось лишь раз вздохнуть, ..
  
  Так А. Ахматова определила настрой русской интеллигенции предреволюционной России. Но природа разрешила всё по-своему:
  
   Две войны, мое поколенье,
   Освещали твой страшный путь.
  
  Культура формируется в результате самоорганизации, включающей естественный отбор. Всякое нововведение в жизнь требует время приспособить культуру к изменившимся условиям. Выбирают люди, а отбирает Природа:
  
   Татарское, дремучее Пришло из никуда,
   К любой беде липучее,
   Само оно беда.
   А. Ахматова.
  
   "Интеллект больше нуждается в инстинкте, чем инстинкт в интеллекте. Нет интеллекта, в котором нельзя было бы обнаружить следов инстинкта, нет и инстинкта, который не был бы окружен интеллектом, как дымкой. Это дымка интеллекта и была причиной стольких заблуждений. Из того, что инстинкт всегда более или менее разумен, и заключили, что интеллект и инстинкт вещи одного порядка, что различие между ними только в сложности и совершенстве, а главное, что один из них может быть выражен в терминах другого. В действительности же они потому лишь сопровождают друг друга, что они друг друга дополняют, и дополняют потому, что различны между собой, ибо то, что инстинктивно в инстинкте, противоположно тому, что разумно в интеллекте" (Бергсон).
   Настоящее является мгновением нашего текущего ментального состояния. Переживание прошлых событий переводит их из категории прошлого в категорию настоящего, влияя на состояние человека так же, как и текущие события. Глубина их отпечатка в менталитете непосредственных участников событий или их свидетелей зависит лишь от глубины вызванных ими переживаний. Воспоминания прошлого могут более существенно изменить структуру потока сознания нежели непосредственное участие в событии. "Конечно, это происходило только в помышлении, но никто лучше Достоевского не понимал, как помысел, утвердившийся в сознании, может вдруг открыть дорогу к поступку" (Померанц). История - обоюдоострое оружие. Её представление в сознании людей может ориентировать поток сознания как на добро, так и на зло. "Каким мы видим наше прошлое, таким будет наше будущее". Этот афоризм я увидел на огромном плакате в одном из маленьких городков США. История России это подтверждает!
   Поэты конца девятнадцатого столетия чувствовали наступление грозового времени разрыва связи времён, нёсшего дух войн и революций. "Юность это возмездие". Этот афоризм Г. Ибсена появился в то время, когда "великое музыкальное синтетическое культурное движение гуманизма, изжив само себя, накануне 18-го столетия встретилось на пути своем с новым движением (масс), идущим ему на смену". (А. Блок). Наступало время, когда "отцы и деды непонятны" для приходящей им на смену юности. (Ахматова).
  
  (Раздел 5). М. Эпштейн в эссе "Метафизика юности" (2014) пытался объяснить этот социальный феномен, сведя его к индивидуальному психоанализу в духе терзаний молодых героев Толстого и Достоевского: - "Юность это возмездие за безмятежность детства, золотые сны единства "я" и мира и его благой опеки. Юность обнаруживает раскол в основании "я", его внезапное отщепенство, неукоренённость ни в роде, ни в семье, ни в доме. Юность это возмездие старым и зрелым, тем, кто установился в своих домах, спальнях, заботах и службах, - и юность приходит, чтобы все это осмеять, презреть, поставить под вопрос, отнять экзистенциальный уют у этих заживо себя схоронивших". Это возмездие юности в звучании голосов Ибсена или Блока отражало не индивидуальное, а эпохального масштаба явление. Тем не менее не удастся получить чёткие объяснения данного феномена, уходящего своими корнями в глубины метафизики. Сама же юность дать его не способна, поскольку "юному не нужны резоны, нужен только предлог" (Ортего-и-Гассет).
   Революции, этому огромному социально -политическому эксперименту, целью которого являлось построение нового бесклассового коммунистического общества, Маяковский отдал весь свой талант и все свои силы. В преддверии революции он заявил:
  
   Вашу мысль, мечтающую на размягченном мозгу,
   Как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
   буду дразнить об окровавленный сердца лоскут
   досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
   У меня в душе ни одного седого волоса,
   и старческой нежности нет в ней!
   Мир огрóмив мощью голоса, иду - красивый,
   двадцатидвухлетний.
  
  Или:
  
   Рог времени трубит нам: в словесном искусстве.
   Прошлому тесно. Академия и Пушкин не понятнее
   иероглифов.
   Сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого с
   Парохода современности. Только мы - лицо
   нашего Времени.
   Кто не забудет своей первой любви,
   тот не познает последней.
  
  Таков был манифест молодёжи, названный "Пощечина общественному вкусу", опубликованный в одноименном сборнике в 1912 году. Судьба Маяковского была наиболее ярким обобщающим примером возмездия юности, жертвой которого он и пал.
   В этой жизни умереть не трудно.
   Делать жизнь значительно трудней.
  
  Написал эти слова Маяковский на смерть Есенина и ... на свою.
  
  I-2. Коллективные формы сознания.
   Oбщепризнанно, что идеи меняют людей и, тем самым, меняют направления исторических потоков. Идеи гуманизма нацелены на достижение добра и искоренение зла. Но творимое людьми добро часто оборачивается злом, а зло - добром. "И сам черт не разберет где начало, а где конец". (Р. П. Уоррен, "Вся королевская рать", 1946). Люди оказываются потерянными при переводе языка природы на свой язык. Стабильность мира это гармония добра и зла, этих основных сторон жизни: нет зла - нет добра, и наоборот. В темноте не отличить добро от зла. Но и "на ясном небосводе звезд не видно!" (Уайхед). Поэтому "две области сияния и тьмы исследовать всегда стремимся мы". (Боратынский). "Я - часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо" (Гете, "Фауст" в переводе Булгакова). "Зло учит нас хранить добро". (Пришвин).
   Когда гармония добра и зла нарушается, наступает хаос социальных отношений. В периоды нестабильности уклада жизни люди вспоминают былое, "когда люди были красивы и рослы, а ныне они карлики. Молодежь уже не смотрит на стариков, искусство в упадке, землю перевернули с ног на голову, слепцы ведут слепцов, осёл играет на лире, буйволы пляшут. Рахиль похотлива, Катон ходит в
  
  лупанарий, Лукреций обабился. Всё сбилось с пути истинного", - привёл У. Эко выдержку из средневековых хроник Италии XIV столетия.
   Могут ли эти циклы выродиться в некую совершенную, неизменную форму отношений между людьми, которую могли бы признать как перманентный Золотой Век совершенства людей. Пессимисты эту возможность отрицают утверждая, что только смерть совершенна своей неизменностью. Оптимисты верят в такую возможность.
  
  I-2-1. Всему своё время
   Со школьной скамьи зазубрили, что идеи движут историю. Идеи творят люди. Декарт является всеми признанным революционером, формализовавшим удивительное представление о разуме и изменившим наше видение мира. Его современник кардинал Ришелье претворял в жизнь дедуктивные идеи Декарта до того, как последний стал ими с людьми делиться. П. Волкова полагала ("Мост через бездну", т. 6), что именно Ришелье своими рациональными реформами спас Францию от распада. Некоторые историки утверждают, что Декарт заимствовал многие идеи у Ришелье, [32]. Но и в иезуитах можно видеть предтечу обоих. И так далее назад в прошлое. Как видим, Декарт не стоял у истока этого исторического потока, который, зародившийся, возможно, ещё в "бочке Диогена", двоясь и сливаясь с другими струями потока мирового сознания, на глазах Декарта уже расширился до достаточно полноводного течения. В XVI веке европейское общество стало столь динамичным, и его структура, удерживаемая инерционными канонами религиозной веры, как и монархическими традициями, оказалась неспособной контролировать его массо-энерго обмен. Тут для эффективного управления нужно было нечто более подвижное. И этим более подвижным оказался беспокойный и спекулятивный разум. Революционная роль Декарта заключалась в том, что он осознал суть этого течения и формализовал его в поразительно инвариантной форме, составив прекрасную рекламу этой компоненте структуры Природы.
   Бейтсон был убеждён, что эволюции людских сообществ или их мышлению неоткуда взяться, кроме как из случайного. Он утверждал, что "этим случайным являются гении, которые движут историю. Разговоры о том, что не имеет значения какой именно индивидуум послужил зародышем для изменения, это просто чушь, марксистская. Если бы не Дарвин, а Уоллес, у нас была бы совсем другая теория эволюции. Кибернетическое движение могло бы начаться на 100 лет раньше." [8].
   Не стоит так уж ограничивать умственные способности и свободную волю людей. Всё таки они довольно быстро покинули идею божественного происхождения природы и восприняли идею Дарвина. Дарвин с его идеей конечно мог бы появиться раньше, но не исключено, что закончил бы свою жизнь на костре, войдя в историю лишь как невинная жертва произвола инквизиции. Это и многое другое наводит на мысль, что всему своё время. Мудрецы древнего Китая учили: если благородный человек нашёл своё время, он идёт вперёд; если же он своего времени не нашёл, то уходит и не мешает сорной траве накопляться.
  
  (Раздел 1). Осмелюсь высказать еретическую мысль: идея Дарвина нашла популярность не потому что она верна, а потому что явилась подходящей формой исполнения социального заказа его времени. Люди наступающей эпохи разума хотели видеть Природу как кладовую, а Человека - хозяином в ней. Захотели, ... и появился Дарвин. Нужен социальный заказ, а нужный гений ("злой или добрый") найдётся!
   Всю эллинскую цивилизацию и весь эллинизированный Рим пронизывает убеждение, что необходим большой слой рабского населения для того, чтобы пространство цивилизации могло расширяться, поскольку в ту эпоху цивилизованное общество не было способно само себя содержать. Убеждение, что сложная городская цивилизация требует базы в виде рабства, "было распространено в форме практических предпосылок и в форме верований: быть цивилизованным означало быть рабовладельцем". Веками позже на рабском труде основывалась свобода жителей Голландии, Великобритании, Германии, т.е. тех стран, которые внесли основной вклад в развитие мировой цивилизации. И только лишь в конце девятнадцатого века рабовладение стало отождествляться с преступлением. Этот долгий путь от рабства к свободе подробно описал А. Уайтхед в работе "Приключения идей". (A. Whitehead. Cambridgе Univ. Press, 1964). [59].
  
  (Раздел 2). Столкновение двух несовместимых убеждений в необходимости рабства и в его аморальности, определяло накал духовной жизни Запада. Долгий путь блужданий в пространстве-времени Европы при множестве случайных обстоятельств, в конце концов, привел мир к полной индивидуальной свободе - рабство везде стало приравниваться к преступлению.
   В качестве альтернативного пути развития цивилизаций Уайтхед привёл Карфаген. "Карфагеняне были великой цивилизованной торговой нацией. Они по своему происхождению принадлежали к одному из великих прогрессивных народов человечества: вели торговлю с народами Сирии, их торговые связи распространялись через Средиземноморье до берегов Атлантики в Европе и до оловянных копей Корнуолла в Англии. Они совершали путешествия вокруг Африки и управляли Испанией, Сицилией и Северной Африкой. Однако в те времена, когда Платон размышлял над своими идеями, этот великий народ имел такое представление о высших силах универсума, что признавал жертвоприношение детей Молоху ради сохранения своих обычаев. Совершенствование общего понимания сделало невозможным такое варварство для современных цивилизаций". (Уайтхед).
   Бесспорно, поток сознания гуманизма оказывал большое влияние на ход исторических событий, смягчая болезненность процессов отказа от традиции рабовладения. Но все же нельзя отрицать, что вопрос о правах человека разрешился не столько следованием этическим мотивам, сколько экономическим, вызываемым нуждами технического прогресса, требовавшего вовлечения широких народных масс в науку и производство. Ещё в древности афинский раб вовсе не был тем закованным в цепи, клеймённым и сеченным горемыкой, каким его изображают картинки школьных учебников. "Может быть, будут удивляться, что позволяют рабам жить в роскоши, а некоторым даже пользоваться великолепием, но этот обычай, однако, имеет свой смысл. В стране, где флот требует значительных расходов, пришлось жалеть рабов, даже позволять им вести вольную жизнь, если хотели получить обратно плоды их трудов", - писал в начале IV века до н.э. Ксенофонт. "Свободу слова вы считаете настолько общим достоянием всех живущих в государстве, - обращался к своим согражданам Демосфен, - что распространили её на иностранцев и на рабов, и часто можно увидеть у нас рабов, которые
  с бóльшей свободой высказывают то, что им хочется, чем свободные граждане".
   Уайтхед не развил концепцию Молоха как высшего демиурга, - этой аллегории идеи провиденциализма. Как отмечалось выше, дух Молоха витал над цивилизованной Европой даже в начале прошлого столетия. Все войны затевались и затеваются агрессорами ради сохранения ими своей цивилизации, приобретая рабов в прямом или переносном смысле. Многие американцы не понимают причин нападения США на Ирак, принёсшего в жертву Молоху около 200 тысяч мирных жителей этой страны и более 10 тысяч жителей Америки. Но когда им намекают на связь этой войны с нефтью, многие молчаливо удовлетворяются таким пояснением, как удовлетворялись наши предки необходимостью и естественностью рабства легального. Можно принять в качестве оправдания былого рабства его необходимость как средство самообеспечения государств, о чём говорил Уайтхед. Но в настоящее время такое оправдание рабства критики не выдерживает. Как видим, дух Молоха не изжит и в наше время свободы и демократии. Более того, он крепнет, свидетельством чего является военная доктрина госсекретаря США Колин Пауэлла (Colin Pawell) 2011 года о ведении военных действий "без потерь с нашей стороны". Добровольно продавшихся в рабство китайцев, въетнамцев, ... понуждаемых к тому острой нуждой, признают свободными гражданами, сделавшими свой свободный выбор.
   Анализируемая работа Уайтхеда была бы более доверительной, если бы её автор хотя бы мимоходом упомянул Византию. В отличие от Рима, ментальность Византии можно охарактеризовать одним словом - одухотворённость. Впервые в истории, приняв теорию естественного права, согласно которой от природы все люди равны, Византия признали рабство противоречащим человеческой природе. Во внешней политике Византия старалась избегать применение военной силы, предпочитая дипломатию. К основной особенности византийской культуры следует отнести её открытость многообразным культурным влияниям извне, как и впитываемым изнутри из культуры полиэтнического населения империи, придав эстетике византийского общества "взволнованную одухотворённость и филигранные формы философского спиритуализма". Всё это многообразие удерживалось, как единое целое, преданностью идее империи, как авторитарной державы. В основе её экономического процветания лежало общественно-политическое единство. Культурная жизнь населения была столь же активна и красочна, как и в Риме, но значительно более одухотворённой. (Культура Византии. IV - VII в.Наука. М. 1984).
   Позже подвижность общества столь возросла, а права были до того уравнены, т. е. первоначально жёсткие границы его светских структурных элементов, унаследованные у римской государственной традиции, но с весьма нечёткими либеральными границами её церковных иерархий, стали настолько размытыми, что простые мясники, торговцы, воины всяких племён могли становиться не только сановниками, но даже императорами. Целостность империи стала утрачиваться и потенциал коллективной жизни стал увядать. В конце XII и начале XIII веков возобладали центробежные силы, и Византия рассыпалась на части едва крестоносцы поразили её политический центр - Константинополь. Византия, передав человечеству совершеннейший в мире религиозный закон - Восточное христианство, неожиданно и мгновенно сошла с мировой культурной и политической арены, став лёгкой добычей подвластных ранее ей народов.
   Подобное расслоение общества намечалось и в Европе, но инквизиция репрессивными мерами восстановила утрачиваемую народом структуру своего общества. Инстинкт рабовладения, как насильственное подчинение воли людей, сохранил Европу от распада.
  
  (Раздел 3). Что же касается свободы духовной, то это понятие в настоящее время упростилось, сведясь лишь к "свободе слова". Но это упрощение не привело к упрощению понимания этой проблемы, сделав всё более запутанным и обманчивым, что привело к воцарению "страшного царство слов, а не дел":утрачивается способность понимать не только друг друга, но и самих себя. Тяжесть свободы слова свелась в конце концов к cвободному выбору рабства. [1, 30].
   После февральской революции в России все прониклись духом всепронизывающей свободы слова. В 1920-е годы масштабные преобразования происходили не только в политике, но и в литературе. Литературная жизнь складывалась в борьбе между различными писательскими объединениями. [45]. С учетом диаметрально противоположных взглядов на литературу объединения писателей требовали значительных принципиальных уступок. Это, однако, не произошло. Не будучи способными к компромиссу, писатели решили переложить ответственность за выбор директивного направления на плечи власти.
   Парижская газета "Последние известия" написала в 1922 году: - "То, чего не могли добиться в течение сотен лет представители императорской власти, то, о чем не помышляли самые свирепые "гасители духа" времён реакции, было достигнуто большевиками в кратчайший период и самым простейшим путем: объявлением, как бы, круговой поруки писателей." Но столь же удивительным, как желание партии руководить культурной жизнью, было рвение, с которым многие писатели стремились стать её любимцами - те же писатели, что убедительно и рьяно выступали против царской цензуры и намерений большевиков подчинить себе культуру после октябрьского переворота. Маяковский вытеснил из памяти свой гордый лозунг 1917 года: "В области искусства не должно быть политики". В середине двадцатых годов он перестал защищать писателей от нападок власти и стал активно поддерживать её. В этих раздорах писательской критике начали подвергаться и такие "попутчики", как Михаил Булгаков, Андрей Платонов, Илья Эренбург, Всеволод Иванов и другие, кто не рвался в любимцы власти, сохраняя достоинство. Наблюдая это, Евгений Замятин в своем эссе "Я боюсь" высказался в 1921 году: - "Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет, пока мы не излечимся от какого-то нового католицизма, который не меньше старого опасается всякого еретического слова. А если неизлечима эта болезнь - я боюсь, что у русской литературы одно только будущее - её прошлое". Эта внутри-литературная борьба облегчила большевикам взятие литературы под свой контроль.
   Царский режим запрещал неугодные книги. Большевики выбрали более простой и эффективный метод, подсказанный им самими писателями -избавляться от авторов силами самих авторов. Эти факты являются подтверждением мысли Пруста, что понятие "политическая обработка населения" само по себе лишено смысла. Настоящую обработку населения устраивает себе само население, и это вызывается ложной надеждой, это своего рода инстинкт самосохранения. Инстинкт самосохранения вызывает патриотизм, разного рода религиозную или политическую вражду.
   Прав английский политик XVII столетия Джордж Галиф, утверждая, что добиться свободы и сохранить её можно лишь ценой, которую, за редчайшим исключением, человечество платить не готово.
  
  (Раздел 4). Жизнь есть встреча страсти и случая. - утверждал Ортега-и-Гассет. И то, и другое случайно. Страсть и случай! Страсть способна изменить менталитет человека. Страсть способна выбрать подходящий случай. Подходящий случай без страсти не определён в силу множественности возможностей, чётко не очертанных страстью. Политические споры времён Великой Французской революции умерили накал страсти её участников, представив тем самым случай для восшествия на престол Наполеона, оказавшегося самым умелым пловцом в бурных водах французской революции. (А. Манфред).
   Ленин не передал своей страсти всем участникам революции, но использовал лишь случай для прихода к власти. Сталин оказался наиболее умелым пловцом в бурных водах русской революции. "Революция предполагает волю; было ли действительно воли? Было со стороны небольшой кучки лиц. Не знаю, была ли революция!?" (А.Блок). Судьба перестройки в СССР была предрешена с самого начала: ею руководила не страсть к свободе, а аморфное желание хорошо жить и хорошо проводить время. Это наводит на мысль, что любые социальные перестройки и революции без страсти у их исполнителей лишь мутят потоки сознания, возбуждая древние дикие инстинкты, задерживая тем самым естественный ход истории.
   "Умение мыслить свободно - это не способность, которая приходит сразу. Её следует приобретать путём личных усилий и с помощью наставника, который может направить эти усилия. Где умирает независимое мышление, то ли от недостатка смелости, то ли от отсутствия дисциплины, там злые всходы пропаганды и авторитаризма непомерно разрастаются". (Б. Рассел).
   "Одного порядка недостаточно. Необходим порядок, пронизанный новизной". (Уайтхед). Эту новизну наиболее эффективно предопределяют тщательно продуманные реформы. "Реформаторы правы, считая, что за определенные проблемы не стоит браться до тех пор, пока не будет выработано полное понимание того, что в действительности поставлено на карту. А это требует определенного образования и знаний", - писал Рассел. "Если общество не в состоянии напрячь свои интеллектуальные силы и найти эту идею, и не может распутать узел, разумнее всего, как и достойнее всего, это признать" (Витгенштейн).
   В своем романе "Необычные похождения Хулио Хуренито и его учеников" (1921). И. Эренбург утверждал подобное: если не нравится политическая система, лучший способ её сохранить или усилить - это её критиковать или устраивать революции. Чтобы её безболезненно разрушить с желаемым успехом надо помочь ей "переболеть", содействуя ей и тем самым ускоряя её самораспад". По существу это означает необходимость диалога с властью. Репутация Эренбурга как мыслителя должна вызывать внимание к его мнениям. "Меня до сих пор потрясают полностью сбывшиеся пророчества из "Хулио Хуренито". Случайно угадал? Но можно ли было случайно угадать и немецкий фашизм, и его итальянскую разновидность, и даже атомную бомбу, использованную американцами против японцев. Наверное, в молодом Эренбурге не было ничего от Нострадамуса, Ванги или Мессинга. Было другое - мощный ум и быстрая реакция, позволившие улавливать основные черты целых народов и предвидеть их развитие в будущем. В былые века за подобный дар сжигали на костре или объявляли сумасшедшим как Чаадаева". (Л. Жуховицкий).
   "Лучший способ сохранить в семье мир - помочь человеку переболеть: по возможности разделить его увлечения (хочешь пресечь бунт - возглавь его) или просто наберись терпения и пережди. Не осуждая. Спокойно. Мы же движемся энергией заблуждений, как сказал Толстой, и важно, чтобы эта энергия не иссякла в болоте" - писал современный русский психолог В. Леви в своей популярной книге "Куда жить". Это путь сохранения мира в семье и ... в стране.
  
  I-2-2. Социальный заказ
   Hа историю надо смотреть из "далекого близкого" (Репин). Взгляд издали - это историография, это "ландшафт" исторического пространства народа, это факты его деяний. Взгляд с близкого расстояния - это психоанализ исторических процессов. Никто, кроме очевидцев событий, не способен передать запахи, цвета и силы социальных ветров, создающих потоки чувств, которым трудно противиться. Эти ветры называют духом или контекстом времени. Эти ветры передают истинные чувства людей. "Вне контекста времени достоверные факты оборачиваются
  неправдой". (Цветаева).
   Для историков важно понимать нравы общества, чтобы адекватно воспринять действия людей, ибо "человек наиболее искренен, когда он лжёт". (Камю). Сильные мира сего могут заставить говорить фальшивые слова, но они не могут заставить изменить чувства восприятия событий. Для этого человек должен измениться. Дух времени - это ахматовский герой без лица и имени, кто невидимо сопровождает и направляет нас всю жизнь. Дух времени - это ветер, объединяющий мысли и действия людей, ориентируя их на иллюзорные цели. Этот ветер называют социальным заказом. "Социальный заказ есть всегда приказ", - утверждала Цветаева. Как на корабле в штормовую погоду: при наклоне корабля в одну сторону все инстинктивно, словно по приказу, бросаются в противоположную.
  
  (Раздел 1). С уничтожением коммунистического строя народ приобретёт свободу и всё само собой образуется. Таковой была формулировка социального заказа начала перестройки в СССР, нежданно вынесшей на политическую арену мало кому известного в то время Б. Ельцина. Инфантильностью мышления - политического, философского или просто здравого, эта мысль достойна быть занесённой в Книгу рекордов Гиннесса. Но в это все поверили. Обернулось всё мародёрством собственной страны, в чём обвиняли Ельцина. Не будем обсуждать версии подлинных целей его политики. Остановимся лишь на одном бесспорном обстоятельстве: не обладая необходимой культурой для такого рода деятельности, не имея ни достаточного государственного, ни международного опыта, он исполнял соцзаказ руководствуясь лишь благими намерениями. Известна распространённая поговорка, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Нельзя исключать, что его легендарные запои были вызваны осознанием, что всё идёт не так, как было задумано, что многое заставляло его делать иначе, чем он предполагал и хотел. Но это не важно. Важно другое: социальный заказ есть всегда приказ, отражающий настроения людей. Приказы не обсуждают. Приказы исполняют. Ельцин выполнил приказ соцзаказа, дав людям свободу. И люди распорядились предоставленной им свободой.
   О фатальности намерений внезапно предоставить людям полную свободу предупреждали. Но их никто не хотел слушать. Эта политическая ситуация невольно вызывает в памяти строки из повести А. Платонова "Чевенгур": - "Того, что недоделанный кулак сейчас говорил, ничего не будет. Социализм придёт моментально и всё покроет. Ещё ничего не успеет родиться, как хорошее настанет! Вследствие же отвода рысака от Рыжова предлагаю его передать уполномоченному губисполкома товарищу Дванову. А теперь расходитесь, товарищи бедняки, для борьбы с разрухой!" И советские "бедняки" разошлись.
   Многие участники начала перестройки в СССР были людьми искренне желающими установить в стране мир справедливости и порядка. Это явно проявлялось в самом её начале. Обострение чувств взаимной вежливости и доброжелательности среди разных слоёв населения являлось признаками их солидарности в достижении декларируемых целей. Все принялись наводить новый порядок.
   Но вскоре всё стало становиться на свои места. Не имея требуемого опыта и знаний в новых сферах социальных, экономических и политических преобразований, как и твёрдых жизнью выкованных традиций и нравственных убеждений, организаторы перестройки оказались аморфными, как жители американского города Гедлинберг из рассказа Марка Твена "Человек, который совратил Гедлинберг", или жителей швейцарского города из повести Ф. Дюрренматта "Визит старой дамы". Увидев возможность без труда обогатиться неправым образом, гордившиеся своей честностью жители этих городов не долго боролись с искушениями. Эту тенденцию перестройки в СССР подметил М. Козаков, создав фильм по этой повести Дюрренматта.
   Поведение русских либерально мыслящих интеллигентов, активно поддерживавших перестройку советского общества, вызывает ассоциации с мечтами Бальзаминова из фильма "Женитьба Бальзаминова", созданного по мотивам трилогии Островского "Праздничный сон до обеда": герой, дабы не обременять себя трудом размышлений, успокаивался словами, что всё само собой образуется.Так большинство интеллигентов безрассудно бросилось поддерживать лозунги немедленного переворота. "Переворот хотя и может быть источником энергии в ослабевшем обществе, но никогда не бывает гармонизатором, строителем, художником, завершителем человеческой природы", писал Ницше задолго до перестройки в СССР.
   Надо также иметь ввиду мощную психологическую обработку русской интеллигенции хлынувшими с Запада разного рода инструкторами и миссионерами с идеями "шоковой терапии",скрывавшими за занавесом обещаний светлого будущего неизбежный хаос народовластия. Мы им верили, как верил Буратино словам лисы Алисы и кота Базилио. Позже, находясь уже в Америке, в газете Washington Post, опубликованной где-то в середине девяностых годов в период разгара в России бандитизма "лихих девяностых", наткнулся на передовицу, в которой авторы объясняли вмешательство США в дела перестройки в СССР своим искренним желанием "за ночь" превратить Россию из отсталого авторитарного государства в высокоразвитое демократическое. Но, как писали авторы статьи, - "мы были наивны", тогда ешё не осознавая, что "за ночь" (overnight) такие перемены осуществить невозможно.
   "Лихие времена" явление типичное при кардинальных политических переменах в жизни стран, когда прежние законы отменяются а новые ещё не созданы. "Благодаря тому, что законы в государстве стали уже неприменимы, эти люди словно перерождаются - становятся дикой, беспардонной оравой, для которой уже не существует законов, а только ненасытные потребности. Нет предела их бесстыдству." (Ф. Кафка." Замок"). В такой нравственной среде рецепты "шоковой терапии" явно обостряли криминальную обстановку. Многие страны осуществляли политику приватизации, но, осознавая болезненность этой операции, приступали к её осуществлению с большой осторожностью, действуя с оглядкой. Тотальную же "ваучерную приватизацию" предприятий в России, осуществлённую в одночасье, следует расценивать как преступление, вызвавшее подрыв экономического и нравственного состояния общества произволом вовлечения в управление страной случайных некомпетентных лиц, часто из криминальных кругов. В результате разработанные новые Кодексы РФ "стали притягательным источником доходов для бесчисленных грабителей и авантюристов, ставших глобалистами, то есть ушедших с высокозащищенного пространства Запада в утратившие государственную защиту российские просторы". Легкость существования (организаторов перестройки) заставляет их искать не только легкого для жизни пространства, но и всё боле легких занятий, становящихся лишь имитацией подлинного творчества. Этот феномен перестройки, оказавшийся скрытым от наивных глаз возбуждённых иллюзиями масс интеллигенции, подробно разобрал А. Понарин в книге "Народ без элиты: между отчаянием и надеждой" (2001). [79].
   Тем не менее винить Запад в таком развитии хода событий не следует - то было взаимное притяжение советской партийно-комсомольской номенклатуры, стоявшей в центре переворота, и родственных им по духу предпринимателей Запада. Массовость и синхронность многих процессов перестройки наводит на мысль, что развал СССР был процессом не столько политическим, как метафизическим, понимая под этим усиливающийся в мире поток сознания, нацеленный на глобализацию всех социальных и экономических связей. "Есть какая-то тайна в том, что Россия, вчера ещё вторая держава мира, распалась столь мгновенно" - писал Панарин.
  
  (Раздел 2). Не раз английский исследователь Грехем, странствуя по России начала девятнадцатого столетия [28], из случавшихся бесед с ссыльными политзаключёнными вынес впечатление, что молодые русские либерально настроенные интеллигенты разночинцы не знали ни своего народа, ни жизнь народов соседствующих с Россией. "Не привыкнув получать в спорах отпор, ссыльные принялись разговаривать между собой. Они привыкли думать, что Англия - счастливая страна, указывающая более молодым нациям идеальный путь к свободе". Люди политически ориентированного склада ума обычно имеют чёткую точку зрения. С ними порой трудно общаться, поскольку их видение окружающего не выходит за пределы этой точки. "Русский приятнейший человек пока не заправит рубашку. Когда он её заправит и почувствует себя западно-европейцем, с ним становится чрезвычайно трудно иметь дело", - привёл Грэхем высказывание английского поэта и писателя Р. Киплинга.
   В середине XVIII столетия русская интеллигенция подверглась "эпидемии чувства вины" за беспризорность своего народа.
  
   Выдь на Волгу: чей стон раздается
   Над великою русской рекой?
   Этот стон у нас песней зовется -
   То бурлаки идут бечевой!..
   Волга! Волга!..
   Весной многоводной
   Ты не так заливаешь поля,
   Как великою скорбью народной
   Переполнилась наша земля,.-
  
  писал Н. Некрасов. Ему вторил И. Репин своей картиной "Бурлаки на Волге". Эта эпидемия дала ожидаемый эффект: многие русские люди из среды дворянства и предпринимателей на свои средства организовывали школы, различного рода промыслы, в земствах обсуждали политические реформы по вовлечению народа в более сложные производственные и бытовые отношения [31].
   В книге "Мост через бездну" П. Волкова отметила, что в действительности судьба бурлаков была далеко не столь удручающей. Их артельная организация труда имела чёткую структуру трудовых отношений. Оплата была достаточно высокой, что после сезона работы позволяло им длительный отдых. В общем, это были коллективы физически сильных и волевых людей с чувством собственного достоинства и нравственными принципами. "В них не было следов холопства, которые кладет нужда. И новости, и неудобства они несли как господа",- писал Пастернак, не будучи затронутым этой "русской" эпидемией вины. Это же заметил и Репин, обращавший внимание на доброжелательное, с чувством достоинства, отношение бурлаков к богатым пассажирам волжских судов.
   Замутнение взора явление опасное. В отличие от культурной элиты, у разночинной молодёжи это "замутнение взора" вызывало позывы к революционным преобразованиям, способным рабов в одночасье превратить в свободных граждан.
  
  (Раздел 3). Человек меняет мир быстрее, чем он меняется сам. Это мнение не только А. Платонова означает, что для успеха радикальных преобразований в жизни общества необходимо не упустить момент, пока разрыв между уровнями желаемых изменений жизни и текущего менталитета людей не превзойдёт некую критическую величину, когда события выходят из под контроля. Этот разрыв во время свершения революции в России был столь велик, что "революционный народ в действительности смог только рассесться у того же пирога, у которого сидела дореволюционная бюрократия" (А. Блок).
   "Люди устраивают революции, чтобы дешевым, хотя и кровавым, способом внешнего переустройства избавиться от необходимости внутреннего перерождения. Легче, конечно, бить полицейских и взрывать министров, чем переделать себя или хотя бы ... быть [людьми]. Но Бог с ними!" - из письма М. Цветаевой к А. Тесковой в 1933. Прав К. Маркс утверждая, что человечество движется не туда, куда надо, а туда, куда проще. По мнению Ницше "деловые катятся как камни в силу глупости механики". Эти слова можно расценивать как признаки существования в живой природе законов близких по смыслу к принципам минимума диссипации энергии. Распространённой метафорой этого принципа является поговорка "рыба ищет где глубже, а человек - где лучше". (Курс лекций "Концепции современного естествознания" под редакцией С. Хорошавиной).
   "Парадоксальным, но глубоко истинным и важнейшим принципом жизни является то, что для того, чтобы достигнуть какой-то определенной цели, следует стремиться не к самой этой цели, но к чему-то ещё более возвышенному, находящемуся за пределами данной цели" - писал в книге "Постижение истории" философ и историк А. Тойнби. (1889-1975). Уайтхед уточнил эту мысль - "и в том и в другом случае мы должны предаваться чему-то более высокому, чем то, что может быть оправдано лишь анализом чистого разума". Восстание есть единственный способ закрепить общественное рабство, провозгласив свободу мысли и
  слова, написал Жижек в своей статье "13 опытов о Ленине" (1998), развив идею Вальтера Беньямина о том, что "революционное вмешательство повторяет и возвращает прошлые неудачные попытки: симптомы - это следы прошлого, которые ретроактивно возвращаются и посредством чуда революционного вмешательства, являются не столько забытыми деяниями, сколько забытой неспособностью действовать, неспособностью ослабить силу социальной связи, препятствующей действиям солидарности с "другими" общества: симптомы выражают не только прошлые неудачные попытки, но и прошлую неспособность откликнуться на призывы к действию или даже вызвать сочувствие по отношению к тем, чьи страдания связаны с формой жизни, частью которой они являются." Короче говоря, революции являются результатом утраты людьми способности к общению.
   Ортега-и-Гассет в 1930 году в своей работе "Восстание масс" [60], анализируя ментальное состояние предвоенной Европы, пришел к мнению, что для человека людской массы принять дискуссию со своей оппозицией при обсуждении насущных вопросов означает идти на верный провал. Чувствуя свою неспособность к этому в силу некомпетентности, человек массы инстинктивно отказывается от дискуссий. "С этой властью говорить нельзя!" - этот лозунг современной русской оппозиции, с гордостью ею несомый.
   Неслучайный ход исторических событий в философии называют провиденциальным: судьбы людей и народов находятся под постоянным давлением провидения. Человек не субъект своих поступков. Он объект. Он движим средой как плывущие по реке предметы движимы её током. В сознании людей это ощущение проявляется в чувстве историчности событий, являющимся характерной особенностью русского менталитета девятнадцатого столетия. Поэзия Пушкина, Боратынского, как и философия славянофилов и даже западников, пронизана осознанием этого. Лежит ли в основе провидения божественная воля, либо внутренние процессы самоорганизации - это дело не меняет. "Смиримся с фактом - большие деяния редко бывают преднамеренными". - писал французский писатель XIX столетия А. Берте. Исторический опыт пока что не опроверг это мнение. Это наводит на мысль, что если что-то произошло, значит нечто подобное должно было случиться!
  
  I-2-3. Культура.
   Kультура, как поверхностная энергия тел,объединяет людей и предохраняет потоки их мыслей и действий от растекания, превращая их в полноводное направленное течение. Согласно А. Белому, культура есть "особого рода связь между знанием и творчеством, философией и эстетикой, религией и наукой. Скорее культура определима как деятельность сохранения и роста жизненных сил личности и расы путем развития сил индивидуально-коллективного творчества."
  
  (Раздел 1). Только культура делает народ счастливым, возбуждая "способность воспринимать себя как клеточку тела нации". (Пруст). Радость жизни испытывают народы, способные субъективно растворять свою жизнь в коллективной радости труда, пении, в спорте, танцах, в занятиях искусством, в благотворительности. В таких случаях, согласно идее М. Бахтина о хронотопе, наступают моменты единства времени и пространства, проявляемые в ощущении счастья от участия в карнавалах, ярмарках, подобных Сорочинской в описании Гоголем, когда "всё обращается к единству, волею или неволею переходит в согласие." Если нет объединяющих людей чувств, радость этих празднеств оборачивается лишь "лекарством от скуки". "Невежество - это чистое поле. Культура - заросшее поле. Плотная трава живёт плотной самозащитой." (Платонов).
   "Культура - это общая почва человеческого существования, которая по важности превосходит экономику: чтобы мы могли производить и обменивать вещи, мы уже должны обладать общим пространством культурного понимания, и всякое материальное производство в итоге паразитирует на этой почве" (J. Rifkin, 2006). В основе экономики лежит не логика с её "достоверными фактами", а коллективная психология общества - к такому мнению приходят современные экономисты. Этим сохраняется преемственность событий, уменьшающая болезненные разрывы с меняющейся политической и культурной практикой. Согласно закону иерархической компенсации, сформулированному Е. Седовым и А. Назаретяном (1988), смешение и распад культур грозит гибелью общества, [38]. Краткая формулировка этого закона такова: в сложной иерархически организованной системе рост разнообразия на верхнем уровне обеспечивается ограничением разнообразия на нижних уровнях, и наоборот, рост разнообразия на нижнем уровне разрушает верхний уровень организации, приводя к гибели самой системы. Этот эффект напоминает закон английского финансиста и основателя Лондонской биржи Грешем Томаса (XVI век), который применительно к эволюции обществ можно сформулировать следующим образом: примитивные идеи (менее ценная валюта) будут всегда вытеснять сложные (более ценные валюты), а вульгарное будет вытеснять красивое. О назревающем смешении культур, грозящем миру глобальным распространением терроризма, настоятельно предупреждал философ К. Леонтьев ещё в середине девятнадцатого века. (рис. I-11).
  
  (Раздел 2). Культура основывается на традиции. Традиция - на памяти. Прошлое - это улыбка Чеширского кота. В природе нет прошлого, а лишь мгновения настоящего, частично запечатленные в сознании людей посредством индивидуальной памяти, литературы, журналистики, искусства. По этим зыбким отпечаткам люди воспроизводят былое.
   Говорят, что истины рождаются только в спорах. Общение с историческим источником никогда не является спором: изучающий источник задает ему вопрос и сам же на него отвечает, приписывая ему свое понимание предмета. Одаренным удается лишь приблизить такой монолог к диалогу, т. е. приблизиться к пониманию мыслей и чувств источника, но никогда постичь их полностью. Давно стали банальными слова Ахматовой: - "Страшно выговорить, но люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. Говорят в основном сами с собой и почти всегда отвечают самим себе, не слушая собеседника. На этом свойстве человеческой природы держится девяносто процентов чудовищных слухов, ложных репутаций, свято сбереженных сплетен". Так обстоят дела и в общении с историческими источниками: люди выбирают невзирая на контекст повествования те слова, которые хотят слышать. Возразить им источник не в состоянии. "Подлинная немота не в молчании, а в разговоре". (Камю). "Люди присутствуют, отсутствуя" - определил этот феномен взаимной глухоты древнегреческий мыслитель Гераклит. Язык общения является упаковкой для чувств и мыслей перед отправкой их адресату, как коробка для почтовой посылки. Отправителю посылаемой мысли приходится втискивать в ограниченные размеры упаковки её безграничное чувственное содержание. Не уместившиеся части этого образа не передаются. Втиснутые искажены несоответствием им доступных форм упаковки (словарного запаса, стиля изложения). "Может, я очень худо сделал, что сел писать: внутри безмерно больше остается, чем то, что выходит в словах." (Достоевский). Читателю же приходится отгадывать суть того, что в "посылку не уместилось". Философ и эссеист Л. Шестов обращал серьезное внимание на проблему разночтений исторических документов разными историками и философами в своем эссе "Умозрение и апокалипсис". [69].
  
  (Раздел 3).Несоизмеримость конечного пространства логики и бесконечного пространства чувств делает "решения суда разума" над происходящим непредсказуемым. Ноты музыкального произведения однозначно диктуют ритмы и последовательность звуков. Но сколько возникает разногласий среди музыкантов при их исполнении! Полемика Цельса, первого грека, добросовестно вступившего в серьезный спор с христианами, которые тогда (это было в конце II века новой эры) ещё считались только еврейской сектой, главным образом была направлена против бессмысленного и невыносимого для эллинов убеждения, что есть вещи, которые стоят вне или даже выше всяких доказательств. Никто из христиан не хотел ни слушать, ни представлять разумные соображения в защиту своего учения. По Библии выходит, что Бог сказал правду, а Змей солгал. Но гностики, как "свободные исследователи", логически доказывали, что правду сказал именно Змей, а обманщиком был Бог. Для верующих христиан такой вопрос не существовал. Их вдохновение возносило в области, куда уже никакие вопрошания не доходят. Но прошло время и многие гностики, настаивавшие на эллинизации христианства, стали сомневаться в своей правоте и даже стали осуждать такие действия.
   Разум, согласно мировоззрению Декарта, непрерывно испытывает сомнения, что исключает веру. Во всём сомневающиеся не способны сдвинуться с места. Только вера может исключить сомнения.
   Как отмечалось выше, разделяющиеся потоки в окрестности точки бифуркации, в данном случае потоки иррационального и рационального мышления, связаны друг с другом и неотделимы друг от друга. Для Пастернака "Рассудок - он как Луна для лунатика. Мы в дружбе, но я не его сосуд!" Гордость Франции, поэт и философ М. Монтень (1533-1592)убеждал своих читателей, что нет ничего в разуме, чего не было бы в чувствах.
   С деградацией культуры увядает инстинкт, что спускает с цепи фантазии интеллекта. C этого момента наступает период дилетантства, как потери связанности струй потоков сознания.
  
  I-2-4. Мифы и утопии
   "Без мифа социальное тело распадается, превращается в простое числовое множество" (Жижек). "А не в том ли самое человеческое и есть, чтобы на каждой ступеньке пройденной жизни эту жизнь снова выдумывать, т. е. придавать ей тот смысл, которого фактически не было в действиях, словах и мыслях её участников? Смысл, без которого человек так и застыл бы с ногой, поднятой над следующей ступенькой, и лестница оборвалась бы с самого начала". (А. Пятигорский). Так что же такое миф, который до недавних времён играл роль скелета культуры народа, а в наши дни ассоциируется с обманом или с заблуждением.
   В публичной лекции в МГУ в 2006 году "Мифология и сознание современного человека" Пятигорский сказал: - "Миф - это какая-то общая неотрефлексированная основа. Она действительно ведёт нас очень-очень далеко назад. Это та неотрефлексированная основа, которая нужна нам для познания и самопознания каждого мгновения нашей жизни. Поэтому миф подходит к чему-то неопределенно общему и генетически первичному".
   Разъяснением этой мысли может служить работа Ортега-и-Гассет "Размышления о Дон Кихоте" [68], в которой он рассмотрел поэтику греческого мифа о странствиях Одиссея. В краткой форме его мысль берусь пересказать следующим образом. Миф - это представитель мира, в корне отличного от нашего. Если наш мир реален, то мир мифа ирреален. Во всяком случае, то что возможно в одном, совершенно невозможно в другом. Если сравнивать миф с реальностью, то миф сравним с ней лишь как жёлудь с проросшим из него дубом. В зерне содержится вся информация о творческом потенциале будущего растения, насыщенная энергией жажды жизни,придающей слабому ростку способность пробивать толщу асфальта, препятствующего его прорыву в жизнь.
   Прекрасным во времена Гомера считалось всё, что содержалось в самом начале прорастания "зерна племени", несущее тем самым абсолютную ценность. В замкнутую вселенную эпического мифа входят только безусловно ценные объекты, способные служить образцами, которые обладали реальностью и тогда, когда наш мир еще не начал существовать. В отличие от современных, поэты прошлых лет не жили мучаясь жаждой оригинальности. Они знали, что их песни - не только их. Народное воображение, создавшее миф задолго до того как он появился на свет, выполнило за него главную задачу - сотворило прекрасное. В эпосе мы видим первую попытку домыслить уникальные существа, имеющие "героическую" природу. Эпос - это воскрешение этих существ в нашем сознании, и эту задачу взял на себя поэт (рапсод). Эпическое прошлое - не наше прошлое. Мы можем представить наше прошлое как настоящее, которое когда-то было. Однако эпическое прошлое отвергает любую идею настоящего. Сила и живучесть мифов таится в неприкасаемости к нему настоящего. "Но если эпические мотивы утратили свою силу, семена мифов сохраняют свое догматическое значение и не только живут, словно прекрасные призраки, которых нам никто не заменит, но становятся еще более яркими и пластичными. Тщательно укрытые в подземельях литературной памяти, в кладовых народных преданий, они представляют своего рода дрожжи, на которых восходит поэзия". (Ортега-и-Гассет). Светлое будущее, как и светлое прошлое, имеют мало общего с понятием мифа. Это всего лишь утопии. Такого рода утопии часто вызывают раздражение, поскольку являются лишь иллюзорными отображениями реальности. Реальность не может быть идеальной. Герои наших коммунистических утопий прожили недолгую жизнь, породив лишь массу анекдотов и шуток. Миф - это одна из форм громадного масштаба кругооборота потоков сознания живой природы, передающего импульсы любви к жизни её разного масштаба частицам. Память и инстинкт являются носителями жизненной энергии всего живого. На мифах Руси возникла культура Cеребряного века. Светлая, как алмаз, вспыхнула история России в произведениях
  поэтов и живописцев, оживлённая пафосом русских былин. Об этом обстоятельнее других говорил О. Миллер, который убеждал, что процесс создания русских былин во многом схож с мифотворчеством Греции, Индии, Ирана и Германии. Подобным образом слагались и сохранялись мифы Ирландии (Tain Bo Cuailgne), восстановленные ирландскими монахами в девятом веке. Чувствуя родство с народностью Кельтов, появившейся в Европе за тысячу лет до нашей эры, ирландцы до сих пор хранят их язык и обычаи, что придавало жителям этого маленького острова силы отстаивать свою независимость от окружающих их громад вплоть до середины прошлого века. (S. M. Annaidh. Irish history.Parragon. 2013). Но, достигнув в напряжённой борьбе вожделенную ими свободу, тут же потеряли интерес к своим мифам и стали задумываться о неудобствах двуязычия. Как видим, в мирное время люди не намерены усложнять свою жизнь заботами о будущем.
  
  I-2-5. Этика
   Cовременные интеллектуалы в конце концов признали правоту Аристотеля, утверждавшего, что этика - не область дедуктивного знания, а искусство делать надлежащий выбор в условиях неопределенного будущего [56].
  
  (Раздел 1). Этика - это важнейший компонент культуры общества, определяющий прочность связей людей с Природой. "Ты внезапно осознаешь, что никакого тебя не существует вне связи со всем немыслимым, чем является жизнь" (Р. П. Уоррен, "Потоп"). Все наблюдают за всем! (Рис. 1-12).
  Изменение энергетического состояния электрона на краю галактики может вызвать планетарного масштаба последствия. (J. Crutchfield. "Chaos".NY. 1998). Следовательно, все ответственны за всё. Общество состоит из духовных точек. Эти точки "являются частью клеточек, коими являются люди. Природа есть соединения клеток, каждое из которых по сравнению с ней одной - огромно, как Монблан, точно так же существуют гигантские упорядоченные нагромождения индивидуумов, называемых нациями; их жизнь повторяет, только в бóльших масштабах, жизнь составляющих их клеток, и тот, кто не способен понять загадку, реакции, законы этой клетки, говоря о борьбе наций будет произносить лишь ничего не значащие слова". (Пруст). Доктрина о "всемирной симпатии" греческого философа Посидония (I-ый век до н.э.) влияла на мировоззрение многих интеллектуалов Европы. Эта доктрина о таинственной внепричинной связи всех структур вселенной являющейся живым организмом. В представлении Посидония, каждая часть Вселенной наделена отзывчивостью к судьбам других её частей. "Все что ни есть на земле и под землей, наблюдает за всем" - это чувствовал Гоголь. "Разве можно оспаривать, что чувство единения с природой есть лучшее, чего можно желать себе". (Спиноза).
   Любое действие индивидуума каким-то образом отразится на ком-то. Чувство связи людей с природой и друг с другом, как её частями, наиболее ясно проявляется в годины бедствий: "Посмотрите, какова сила убеждения воздуха после грозы. Все заслуги мои сами собой выплывают и завладевают мной тогда, как бы я ни сопротивлялся. Я марширую, и темп моего марша есть темп этой стороны улицы, этой улицы, этого квартала. Я по праву в ответе за все двери, за столешницы, за тосты пьющих, за любовные пары на их кроватях в коробках новостроек, в темных подворотнях у брандмауэров, на оттоманках в борделях. Я ценю и прошлое свое, и будущее, находя и то и другое превосходным, не отдавая преимущества никому, только сетуя на несправедливость прозрения, осыпающего меня своими дарами" (Ф. Кафка. "Созерцание").
   Духовность - это не вера в Бога. Духовность - это способность чувствовать и сопереживать состоянию окружающих, как и способность идти на жертвы ради гармонизации человеческих отношений. Духовность - это страсть к жизни. Религия лишь придает форму и направление потоку религиозного сознания. Она является производной духовности. "Пусть это и вера, но это на самом деле и образ жизни, и образ суждения о жизни." (Л. Витгенштейн).
   "Нет ничего яснее скрытого, виднее малейшего; вот почему благородный муж осторожен к тому, чего не видит, боится того, чего не слышит" - гласит древняя мудрость. (Чжун-юн). Чтобы избежать социальных катастроф наши предки стали добровольно заковывать себя в кандалы ... совести. Совесть - это самосуд за свободно принятое решение. Созидательная свобода - это добровольно возложенная на себя несвобода. Эту добровольно принятую несвободу назвали чувством ответственности за слова и дела, приравняв ее к императиву долга. В статье "Искусство и Революция" (1918г.) А. Блок писал: "Тот, кто поймёт, что смысл человеческой жизни заключается в беспокойстве и тревоге, уже перестанет быть обывателем. Это будет уже не самодовольное ничтожество; это будет новый человек, новая ступень к артисту". Это условие единства народа.
   Определяющее качество морали - долженствование. Мораль - сфера должного. Статус её бытия интенционально должный. [13]. Ответственность - это проявление заботы о будущем своём и, следовательно, окружающих. Ответственность - это чувство тревоги от надвигающейся или возможной опасности. Это одно из основных положений Морального Закона природы человечества. "Человек чувствует свой долг лишь в том случае, если он свободен" (А. Бергсон).
   Связь Я и МЫ происходит на "территории" человеческой совести. "Человек страшится быть единственным источником безосновательной веры в свою свободу, страшится быть единственным источником ценностей, ему тяжко нести бремя ответственности. Он пытается оправдать свои действия якобы не зависящими от него объективными причинами, скрыться за какой-нибудь маской (социальной ролью, например). Таково неподлинное существование. Но и в этом случае любая маска, любая роль - результат, в конечном счете, свободного выбора. Человек поистине осуждён быть свободным", - писал Ж. Сартр.
  
   Ты увидишь, что муки, пожирающие людей,
   Суть плоды их свободного выбора.
   Золотые стихи Пифагора.
  
   Свобода воли является следствием невозможности знания действий в будущем. Пространство свободного выбора ограничивается объемом интеллектуального пространства личности, широтой потока его сознания. Чем шире пространство им охваченное, тем больше возможностей свободного выбора. На нехватку свободы жалуются лишенные чувства ответственности. В своих неудачах они обвиняют то Богов, то Муссолини, то Гитлера, то Сталина. Обвиняют даже язык, обманным путем закрепивший социальное рабство женщин.
  
   Странно, как люди охотно во всем обвиняют
   бессмертных!
   Зло происходит от нас, утверждают они,
   но не сама ль Гибель, судьбе вопреки,
   на себя навлекают безумством? (Гомер. Одиссея).
  
  I-2-6. Зачем нужны поэты
   Человек является частью природы, в первую очередь частью человеческого общества. Вне общества человек всего лишь биологический объект. Этот объект становится человеком лишь в среде людей. Люди, находившиеся в среде животных даже относительно короткое время, часто до конца жизни идентифицируют себя в большей степени с животными, чем с людьми. Называют этот феномен синдромом Маугли. Все мы в той или иной степени Маугли, сформировавшиеся в своей социальной среде, задающей структуру потока нашего сознания. Иными словами, человек не является наблюдателем, независимым от им наблюдаемого. Человек является субъектом, но в большей части своей деятельности - объектом.
   Я б за героя не дал ничего.
   И рассуждать о нём не скоро б начал.
   Но я писал про короб лучевой,
   В котором он передо мной маячил.
   Б.Пастернак
  
   Наиболее адекватно отображается природа в сознании тех, кому удается выйти за пределы своей личности (своего Я), подавив чувства своей национальной принадлежности, своего социального положения, своих политических взглядов, своего психического состояния и т. д. Наблюдатель получает адекватное отображение наблюдаемого, когда не существует их взаимного влияния - это основной закон современного познания. Людей связывают сближающие их чувства радости и любви, как и разобщающие чувства обиды и злобы. Способность созерцать, - это редкий дар. Отсутствие этого дара требует больших усилий для воспитания соответствующих навыков. "И мне приходится силой отворачиваться от жизни, чтобы сохранить способность к созерцательному наблюдению этой же жизни," - признался А. Пятигорский. Физикам не трудно быть созерцателями неживой природы, поскольку никаких чувственных связей с исследуемыми объектами они не ощущают. Они не восхищаются и не осуждают те явления, которые изучают. Другое дело - история. "Занявшись историей города, он не был готов к сплетению её со своей собственной. Когда же именно так и случилось, он не смог сразу признать это как свою судьбу (или смерть!?)" (А. Пятигорский. "Древний человек в городе". М., 2001).
  
  (Раздел 2). Логичное мышление для природы, как нож хирурга для тела человека. Материю можно разрезать как угодно. Платон сравнивал хорошего диалектика с ловким поваром, который рассекает тушу животного, не разрубая костей, следуя сочленениям, очерченным природой. Увидел опухоль как часть тела человека - вырезал. Сошло. Вырезал другую подобную - пошли метастазы. Значит, вырезал не часть тела, а лишь часть его части. Вот и гадай, где границы частей и что такое части человеческого тела. Так и с природой людских сообществ. Вырезали опухоль капитализма с верой в исцеление от зла жадности. "Какая великолепная хирургия. Взять и разом артистически вырезать старые вонючие язвы", - воскликнул Пастернак, увлеченный революционным экстазом любимой им женщины. Но на месте вырезанных вскоре стали проявляться язвы ... более дикого домарксового капитализма.
  
   Мысль - острый луч!
   Бледнеет жизнь земная!
  
  писал Е. Боратынский. "Истина неразделима, значит она сама не может узнать себя; кто хочет узнать её, должен быть ложью," - по иному высказал эту мысль Ф. Кафка.
   "Граммофонная пластинка, музыкальная тема, нотная запись - все они находятся между собой в таком же внутреннем отношении, какое существует между языком и миром". (Витгенштейн). Мы знаем много сменявших друг друга истин. Афоризм Модильяни "эпоха выбирает художника" можно развить: эпоха выбирает ритмы. И наоборот: ритмы природы меняют менталитет людей, выбирая художника. "Мы должны уберечь наше общество от опасности в виде новых течений в музыке; потому что формы и ритмы в музыке никогда не изменяются без того, чтобы не привнести изменения в самых важных политических формах и путях," - предупреждал Платон. Советские вожди это интуитивно понимали. Ритмы природы донести до сознания людей в наиболее полной неискаженной и доступной пониманию форме способно лишь искусство. Гармонией значения слов и ритмов их звучания достигается гармония частного и общего.
  
   Поэтов путь: жжя, не согревая,
   Рвя, а не взращивая - взрыв и взлом -
   Твоя стезя, гривистая кривая,
   Не предугадана календарём.
   (М. Цветаева).
  
   (Раздел 3). Есть "внутренний взор художника". Этот
  взор позволяет видеть "переживания тайной души" всех вещей. (В. Кандинский). "Если есть этот взор у художника, он проходит сквозь твердую оболочку к внутреннему началу вещей. Подобно микроскопу, он позволяет воспринимать внутреннюю пульсацию этих вещей, трепет мёртвой материи. Есть родство художника и музыканта, ибо искусство - извлечение чистого звука из "музыки сфер", в которых голоса отдельных вещей звучат не изолированно, а в общем согласии". Воздействие произведения остается в рамках чувственного. Ахматова в стихах из серии "Тайны ремесла" передала процесс диалога больших художников со своей эпохой:
  
   Сужается какой-то тайный круг,
   Но в этой бездне шепотов и звонов
   Встает один всё победивший звук,
   И просто продиктованные строчки
   Ложатся в белоснежную тетрадь.
  
   Эстетика повествования или живописи построена на использовании больших пустот, заполняемых не текстом, а ритмами звучания, передающими чувства, вызывающие воображения содержания между строк, сглаживая переход от одного фрагмента произведения к другому. Поэзия, как музыкальное произведение, передает накопление впечатлений, картин и образов, ни на единый миг не останавливая течение чувств и мыслей, воспоминаний о прошлом и смутных гаданий о будущем, связывая нелогичной логикой чувств эти отдельные картинки бытия в единый поток звуков. Портрет природы в глазах ученого - лишь мозаика, составленная из лоскутов её частей, произвольно вырезанных разумом наблюдателя. Несовместимость краев при совмещении этих фрагментов искажает их структуру в окрестности границ, образуя тем самым пограничные слои. Эти пограничные слои являются пробелами в системах социальных понятий. Они, как люфты в подшипниках машин, являются источниками информационного шума, искажающего восприятие. Чем шире зазоры между фрагментами мозаичного портрета природы, тем менее адекватно воспринимается её соотношение с реальностью. Непрерывноcть природы отображена в философии Востока, пространство которой безгранично. Взгляд мудрецов Востока глубок. Но многое из увиденного они передать с помощью языка не могут. На это способен лишь их образный язык поэзии символов, знаков, притч, музыки, танца и ... молчания. "Дзен может обойтись без морали, но не без искусства". (Померанц).
   Рациональное мышление всегда конечно. Чувственное восприятие непрерывно и бесконечно. Поэтому рациональная мысль соотносится с иррациональной, как конечное с бесконечным. Путь нашего познания мира есть блуждание между Сциллой и Харибдой: логикой познать природу нельзя, поскольку её (логики) возможности ограничены, а иррациональным путем не можем, поскольку природа бесконечна. "Все явления как бы не завершенны: незавершенны идеи, не завершен рассказ, не ясны детали и целое, все находится как бы в стадии выяснения и расследования". (Д. Лихачев).
   Любая мысль есть правда и вместе с тем обман. Во лжи всегда есть капли правды. "Ошибка длинная, а правда короткая". (А. Платонов). В большой правде всегда можно обнаружить капли обмана: "Если это все правда, значит, это нечестно." (Ф. Достоевский). Но крупицы правды в море обмана могут таить в себе зародыши большой правды. "Ради всего святого, не бойтесь говорить ерунду. Лишь обращайте на неё внимание. Наши величайшие глупости могут оказаться образцами мудрости" (Витгенштейн). Но то и другое - мимолётные заблуждения, как сказал Ницше. Обманы становятся правдами, а правды - обманами. И только редким людям удается разглядеть где правда, а где обман. Спасибо этим редким людям, большим художникам своего дела, этой интеллектуальной элите человечества, обостренные чувствительность и разум которых позволяет им видеть глазом невидимое, ухом неслышимое. Эти редкие люди ценны тем, что учат мыслить чисто, т. е. отделять большие истины от больших обманов, "отделять зерно от плевел". Нет ничего долговечней их "царственного слова" (Ахматова).
  
  (Раздел 3). Культурная элита - это, по определению, совесть народа. Она обычно влияет на менталитет власти. Та, в свою очередь, личным примером, реформами, пропагандой или принуждением влияет на менталитет народа. "Ах, как хорошо понял я тогда, что учение великих древних философов, почти целиком нравственное, проявлялось больше на примере, чем в словах. Жизнь философа, смешанная с жизнью, вместо того чтобы чуждаться её, питала поэзию, поэзия выражала философию, и убедительность их была поразительна" (А. Жид).
   А. Тойнби писал: "Во время бедствий маска цивилизации снимается с примитивной физиономии человеческого большинства, тем не менее моральная ответственность за надломы цивилизации лежит на совести их духовных лидеров".
   Микеланджело верил, что искусство устраняет внешние массы, скрывающие внутреннюю форму. Интеллектуалы средневековья признавали, что искусство является более гибким и более совершенным способом выражения, чем история с её голыми фактами. Великий "часовщик природы" Рене Декарт (17-ый век) в конце концов согласился, что "подлинно значительные мысли встречаются чаще в сочинениях поэтов, чем философов" [3].
  
   Поэт - живописец и ваятель,
   поэт - миросозерцатель,
   никогда не лирик как строй души"
   М. Цветаева
  
  "На историю следует смотреть через магический кристалл искусства,"- уверяла Ахматова.
   Остановись мгновенье! Остановить мгновенье - значит следить за происходящим, настроив ритмы потока своего сознания на ритмы чувств, вызываемых наблюдением. Струи потока сознания неоднородны и разнонаправлены. В искусстве способность настраиваться на ритмы отдельных струй является признаком дара созерцания. Созерцание чувственно превращает наблюдателя в частицу наблюдаемой струи потока сознания объекта. Большие поэты всегда многолики. Дару созерцания Пушкина посвящены работы Цветаевой "Мой Пушкин" и "Пушкин и Пугачев". Она видела в Пушкине "верность в дружбе и предательство в любви; страстную сыновность к России, не матери, а мачехе, и неверность идеям или лицам (нынче ода декабристам, завтра послание их убийцам); ревность в браке и неверность в браке". Его жизнь и смерть не укладывались в представления обывателя об эталоне "великого человека". Его личная и политическая биография, о которой друзья знали и о которой говорить не могли, была щекотлива: её нельзя было писать, не задевая многое и многих. Дабы не плодить у обывателя сомнения в величии Пушкина как поэта, "по этой-то причине пусть пишут о нём его не знавшие"- сказал литератор Соболевский.
   Многоликость ментальных состояний Достоевского вызывала жаркие этические споры в литературной среде. Критик Н. Страхов в письме к Л. Толстому написал, что "лица наиболее на Достоевского похожие, -- это герой "Записок из подполья", Свидригайлов в "Преступлении и наказании" и Ставрогин в "Бесах". Но не это главное. Главным всё же является то, что Достоевский был гением, одним из величайших творцов мировой литературы, в одночасье изменившим литературу и менталитет творческой элиты не только России, но и Запада. Эйнштейн признался, что в его деятельности Достоевский дал ему больше, чем кто-либо из физиков. Говорят, что общечеловеческие недостатки гениев являются их достоинствами, что отличает их от людей посредственных. Свершив какой-либо неэтичный поступок наяву или в помыслах, наиболее полно и наиболее глубоко способен осознать и передать окружающим этот свой опыт только гений. Не столь важно, что в нравственном плане представлял собой гений. Важно то, чему он нас научил. "Поэтому умно сказал Антисфен, услышав, что Исмений хороший флейтист: "А человек он скверный. Иначе не был бы он таким хорошим флейтистом". Эта выдержка из описания Плутархом (46-127 н. э.) нравов Афин времен Платона и Аристотеля. А что из себя представляет гений, так это не дано знать даже самому гению. "Я сам себя не знаю, и избави меня, Боже, познать себя!" (И. Гете). Бесчисленность ликов большого художника связана воедино поэзией, отражающей его обостренную чувствительность к мельчайшим и мимолетным всплескам струй потока духа времени. Эта многоликость позволяет передать наиболее полное и наиболее правдивое отражение многоликости наблюдаемой им эпохи. Большие художники противоречивы в быту, но всегда безукоризненно честны и последовательны в "книгах своей жизни". Пастернак своим романом "Доктор Живаго" не бросал вызов "ненавистному строю", не преследовал каких-либо политических целей. Не уверен, что он предупреждал о гибели русской культуры. Он хотел одного - поделиться с миром своим видением времени. Как большой художник-созерцатель, он вышел за пределы своей личности. Многие большие художники оказывались на грани раздвоения своего творчества, в нравственных муках решая дилемму: исполнять долг гражданина, служа неправде жизни, или стать безучастным наблюдателем, отражая её правду. "Гоголь, который из любви к нашим живым душам свои "Мертвые" - сжег. На огне собственной совести. Этим он сделал для добра против искусства больше, чем вся долголетняя проповедь Толстого" (Цветаева. "Пленный дух"). Выстрел Маяковского - это приведение в исполнение приговора, вынесенного своей совестью за измену правде поэзии ради неправды "верой и правдой, душой и телом" служения неправому делу революции. "И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу у виска нажать..." И сказав так, он сделал именно это. Ольга Берггольц с неподдельной искренностью описывала тот свет и добро, который несла поэзия неправды жизни Маяковского в жестокое время террора 30 - 40-годов. Правда жизни книги "Доктора Живаго" в либеральные времена Хрущева лишь усилила раздоры, злобу и раскол общества. Результат - в духовной жизни России возник вакуум. Вопрос о правде и неправде жизни является риторическим: всему свое время - как правдам жизни, так и её неправдам. "Есть две правды - правда жизни и правда искусства. Конечно, местами они соприкасаются между собой, но большей частью бывает так, что правда жизни оказывается ложью в искусстве и, наоборот, правда искусства звучит ложью в жизни". (А. Таиров).
   Не задача художников предсказывать будущее. Не их задача обвинять за ошибки прошлого. У искусства нет задачи. Искусство лишь отражает происходящее, определяющее начальные и граничные условия выбора путей перехода в будущее. Выбор же пути - на совести читателя.
   М. Бахтин заметил, что, "если сознательный учет интересов публики займет сколько-нибудь серьёзное место в творчестве поэта, - оно неизбежно утратит свою художественную чистоту и деградирует в низший социальный план". Что сейчас и наблюдается в наше критичное ко всему время!
   Нужны ли поэты? "За исключением дармоедов во всех их разновидностях - все важнее нас." (Цветаева). Но это не так. "Если обращать взор преимущественно на исключения - я хочу сказать на высокие дарования и богатые души, - если их возникновение считать целью мирового развития и наслаждаться их деятельностью, то можно верить в ценность жизни именно потому, что при этом упускаешь из виду других людей, т.е. мыслящих нечисто", - писал Ницше. Ахматова верила, что искусство существует тысячи лет, с ним и без света миру светло. "Через слова, через стихи и строфы пробегает простое вдохновение, которое и есть всё в поэме. Так, между разъединёнными индивидуумами всё ещё циркулирует жизнь", - писал А. Бергсон.
  
  (Раздел 4). Можно ли предсказать будущее? Точность любых предсказаний имеет предел. Движение трещины в стекле непредсказуемо. Однако знание общего (условий внешнего нагружения и прочность стекла), позволяет предвидеть границы области её возможного распространения. Так и поэзия, совместно с философией, как её производной, позволяет, описывая прошлое и настоящее, определить область возможных последующих событий. Гоголь писал: "Искусство соединяет людей и явления в общие группы и выбирает сильные кризисы, чувствуемые целою массой".
   Большие поэты всегда чувствовали существование неких исторических сил, задающих событиям ритмы развития. Чувственный образ этих сил они ассоциировали с потоком, называя его историческим, а его воздействие на людей "неведомой силой", влекущей людей (как это встречается в русских былинах и народных сказках).
  
   Что войны, что чума! -
   Конец их виден скорый,
   Им приговор почти произнесен.
   Но кто нас защитит от ужаса, который
   Был бегом времени когда-то наречен. А. Ахматова
  
   Бег времени - это порыв, который, проходя через поколения, соединяет индивидов с индивидами и превращает весь ряд живых существ в одну необъятную волну, из брызг которой возникают новые формы жизни.
   Язык является интерфейсом между человеком и природой. Человек, руководствующийся чувствами и инстинктом, а то и обуреваемый страстями, собеседник нелогичный. Возникают сомнения в возможности создания языка, позволяющего логично мыслить и изъясняться. Языки никто не сочинял.Языки формируются в результате общения человека с природой и людьми, как её частями. Если обе стороны, вступающие в диалог, нелогичны, то и язык должен быть нелогичным, чтобы люди были способны понимать друг друга.
   Самые великие исторические сказания - это поэмы в стихах или в прозе. Сравнение Гоголя с Лобачевским, который "взорвал Евклидов мир", принадлежит Набокову: -"Если параллельные линии не встречаются, то не потому что встретиться они не могут, а потому, что у них есть другие заботы. Искусство Гоголя показывает, что параллельные лини могут не только встретиться, но могут извиваться и перепутываться самым причудливым образом". "Я почти уже начинаю верить, что, пожалуй, одна лишь поэзия способна выразить, до известной степени, такие тайны, которые в прозе кажутся обычно абсурдными, ибо они могут быть выражены только в противоречиях, которые неприемлемы для человеческого рассудка". (Гете, письмо Римеру от 28 октября 1821 года). Чтобы писать историю адекватную реальности надо быть поэтом! Исторические произведения, проникнутые духом поэзии, переживают века. Другие, как искры фейерверка, вспыхнув, быстро угасают.
  
   "Полагаю, что я подытоживаю своё место в философии, когда говорю: на самом деле философский труд надо сочинять так, как сочиняют стихи. Это, по моему мнению, должно показать сколь глубоко моё мышление принадлежит настоящему, прошлому и будущему". (Л. Витгенштейн).
  
  
  
  
  
  
   Bначале была музыка.
   Музыка есть сущность мира.
   Мир растёт в упругих формах.
   Рост мира есть культура.
   Культура есть музыкальный ритм.
   (А. Блок).
  Глава II.
  Ритмы истории.
  
  II-1. Зарождение и распад социальных сред
  II-1-1. Масштабы сознания
   Культура - это климат среды обитания. Mир необъятен. Чтобы в нём не потеряться люди ввели понятие масштаба области своего восприятия жизни, разделив его на две части: мир макромасштабный и мир микромасштабный. Мир макромасштабный это тот, каким он видится извне, это мир экстравертный.
   В метеорологии установлено, что чем меньше территория, по которой делается прогноз, тем больше факторов необходимо учитывать для сохранения требуемой достоверности. При её размере более 10 км, рассматриваемой как макромасштаб, в систему уравнений, описывающую климатическую модель, можно вносить существенные упрощения, и для её решения требуется сравнительно небольшая компьютерная мощность. Основным упрощением является возможность полного пренебрежения рельефом изучаемой области, учёт которого сводится к неким усреднённым по пространству параметрам атмосферных потоков. На макроуровне элементы структуры рельефа неразличимы. С этими упрощениями стало возможным использовать в качестве модели макромасштаба уравнения, которые относят к категории гидростатических.
   Гидростатическая среда идеальна своей универсальностью - она не имеет масштаба, поскольку не имеет структуры. В ней всё усреднено. Если шаг сетки менее 10 км, то в общем случае модель атмосферы принято называть мезоскопической: в расчетах приходится принимать во внимание размеры топографических особенностей поверхности моделируемой области. Для таких вычислений требуется бóльшая компьютерная мощность и более подробные топографические карты местности, что позволяет более полно описывать климатическое состояние "изнутри". В конце ХХ века на рынке метеопрогнозов появились системы оперативного мезомасштабного прогноза погоды, способные прогнозировать погоду в отдельно взятом регионе с шагом до 300 метров, чем не замедлили воспользоваться профессиональные гонщики регат класса "Кубок Америки" и других соревнований (рис. II-1).
   Мезомасштаб отражает взаимосвязь частного (структуру объекта) и общего, чем является идеальная среда, которая ввиду своей внемасштабности представляет универсум для частного круга явлений мезомасштаба. В практике прикладной механики общим являются идеальные среды, подчиняемые внемасштабным законам "механики сплошных сред", принимаемые в расчёт как при анализе объектов макро, так и микро масштабов. Идеально упругие тела не существуют. Тем не менее теория идеально упругих тел лежит в основе расчетов на прочность громадных деталей машин, как и при описании состояния твёрдых тел в масштабах, вплоть до соизмеримых с размерами атомов и молекул.
   Человек является объектом мезомасштаба: с одной стороны он является продуктом потоков энергии вплоть до космического масштаба, а с другой - его судьба зависит от социального ландшафта его обитания. Лишённый возможности непосредственного экстравертного наблюдения природы, человек строил спекулятивные представления о её экстравертном видении. Таким образом появлялись представления об идеальных средах природы в макроскопическом масштабе в форме разного рода религиозных концепций. В идеальной среде макромасштаба человек, как её микрочастица, неразличим. Его присутствие отображается во взаимодействии потоков сил добра и зла, в которых люди являются лишь символами этих ипостасей своего психического состояния. Божественная "безразмерная" концепция природы как жизненного идеала определяла структуру мироздания, связывая воедино все его элементы (людей) на мезомасштабном уровне. Социальное поведение человека имеет смысл лишь при мезоскопическом масштабном рассмотрении, принимая во внимание не только индивидуальные особенности людей, но и господствующие этические идеалы макромасштаба.
   В социальном плане микромасштаб - это мир, доминантой которого является человек с его индивидуальными потребностями. Микромасштаб - это мир без "идеалов", без идеологии. Во всех религиях мира люди с микромасштабным уровнем мировоззрения относятся к категории грешников как людей низшего уровня (infernus). Путь спуска от макромасштабного мировоззрения к доминанте его микромасштаба через мезомасщтаб, согласно "Божественной комедии" Данте, постепенен, что делает границы оценки мезомасштаба субъективными. Здесь Данте подражает Аристотелю, который в своей "Никомаховой этике" относит к 1-му разряду грехи невоздержанности, ко 2-му - грехи насилия ("буйное скотство"), к 3-му- грехи обмана ("злоба" или malizia). У Данте 2 - 5-е круги грехопадения для невоздержанных (обжерство, жадность), 7-й круг для насильников, 8-ой - для обманщиков (для обманувших недоверившихся) и самый тяжкий 9-ый грех для предателей и отступников. Таким образом, чем грех материальнее, тем он простительнее.
   Социальный рельеф пространства обитания людей непрерывно меняется, и структура потока сознания меняет свои формы. В антропологизм античности, так или иначе, вписан мифологический менталитет. Философ и филолог А. Лосев, исследовавший античность, многократно предупреждал, что даже выделение собственно философии в современном понимании из античных текстов - очень кропотливая работа, поскольку это тексты совсем другого рода. То же самое можно сказать о средневековом антропологизме, включая возрождение и барокко, являющихся частью теологического мировоззрения. Короче говоря, процесс эволюции обществ непрерывен, но изучая его отдельные периоды трудно найти точки их сопряжения, поскольку люди выбирают их руководствуясь, строго говоря,произвольно выбранными соображениями. "То, с чем мы имеем дело в большинстве антологий и учебников по данному направлению, это незаконная экстраполяция, приписывающая другому по основе прошлому "недоразвитые" качества, присущие науке последующего времени", - писал по этому поводу Н. Александров. [73].
   Современная наука и философия отображают мир изнутри: начиная с А. Бергсона, описавшего творческую эволюцию изнутри самой эволюции и вплоть до современных исследований "жизненного мира" и повседневности - это "интро" исследования. Экзистенциализм, прагматизм, конструктивизм, кибернетика - всё это разновидности философских основ потока сознания, в которых целое и частная цель совпадают. Например, кибернетика стремится достичь управляемости, а не объяснить и описать детерминанты и законы, как это было в науке Нового времени. И отсюда овладение многими энергиями и силами, без понимания их сути: мы строим атомные электростанции, крайне мало зная об атоме, мы используем электричество, до сих пор не зная его природы. Цели человека и достижение управляемости здесь важнее "познавательности"- современный человек нетерпелив, он не готов ждать полного прояснения всех частей проблемы. Подобная эволюция методологии познания не является спецификой лишь современности. Развитие сознания, направленного на достижение пользы для общества, предсказывал Платон. Давно было замечено, что эта эволюция носит циклический характер. В частности, Александров обосновал цикличность перемещения по времени масштабов в гегелевском смысле: общее - особенное - единичное, что равноценно сведению к трем масштабам: макро - мезо - микро. Им рассмотрены две крупные мировоззренческие парадигмы - "естественная" (природа) парадигма Нового времени и "искусственная" (техническая) парадигма ХХ века. Они образуют два больших цикла антропологической теории, различающихся мировоззренчески: три века Нового Времени (XVII-XIX в.в.) и один ХХ век. Несмотря на существенные различия этих циклов, внутри каждого из них точно по иерархии происходит смена мировоззренческого масштаба: от надсистемного макромасштаба, через системный мезомасштаб, и к подсистемному микромасштабу. Начальный макромасштаб обычно характеризуется как синкретизм разных общих сложившихся в прошлом представлений, которые могут носить научный, мифологический или религиозный характер, из которых рождается новая концепция идеальной среды. Мезомасштаб характеризуется рассмотрением человека как объекта сил природы макроскопического масштаба. В микромасштабном рассмотрении человек воспринимается уже как субъект. Более или менее связанное описание антологического состояния знаний на мезоуровне сменяется хаосом противоречивых своей бессвязностью представлений микроуровня. Микромасштаб как бы разбивает на мелкие фрагменты накопленный опыт исторического цикла на уровне макро и мезомасштабов, из которых, как из элементов разрушенной мозаичной композиции, формируется путём естественного отбора (самоорганизации) новое мировоззрение. Примером этого распада является гностицизм начала новой эры, который историки рассматривают как смесь множества религиозных течений, корни которых уходили в древние времена различных культур. В результате самоорганизаци и естественного отбора их разрозненных структурных элементов родилось религиозное течение христианства. Таким образом сохраняется наследственная ментальная связь между эпохами, на первый взгляд отсутствующая. Это производит впечатление скачка, революции в менталитете людей. На протяжении каждого ментального цикла прежде всего удерживается единство мировоззрения.
   В современной антологии принят подход к миру науки Нового времени, классифицируемый как натуральный, а в науке ХХ века - внеприродный, искусственный. Для натурального периода подхода характерно познание природы и психологии человека с целью гармонизации менталитета людей с менталитетом природы. При неестественном подходе характерно признание подлинно свободного человека как идеала и познание природы ради её приспособления к психологии человека. Внутри этих циклов науки происходит смена мировоззренческого масштабного модуса, который характеризуется сменой декларируемых установок и сопровождается сменой научной методологии. Это не просто синхрония, дающая повторяемость, но синхрония с сохранением старого и накоплением нового качества. Их масштабная сменяемость исчерпывающим образом объясняет, почему переход между этими этапами кажется таким резким: масштаб на переходах больших циклов меняется скачкообразно.
   Начальные состояния смены потоков сознания в такие исторические моменты ассоциируется с "просветлением сознания" в выше изложенном контексте. Эта мощь передаётся людям, которые начинают крушить всё препятствующее их движению в идеальный мир. Доминантой потока сознания становится стремление к непреклонно догматичному следованию видений экстравертного идеального мира на всех его иерархических уровнях.
   Со временем потоки сознания мелеют, его струи смешиваются, разделяются, и революционный сектантский экстаз угасает. Люди начинают уделять больше внимания социальным аспектам. Их видение природы приобретает мезоскопические масштабы. По мере продолжающейся дифференциации струй потоков сознания их общая мощь убывает и тонус социальных связей падает. Законы идеального макро мира начинают рассматриваться как излишние тяготы. Вера в идеальность свободного человека становится доминантой сознания.
   Опыт показывает, что наиболее интеллектуально богатой всегда оказывалась середина цикла, где доминирует мезоуровень. Человек на мезоуровне представляет собой субъект, наблюдающий происходящее, и в то же время является объектом сил макромасштаба, находясь в силовом поле идеальной безмасштабной среды. Именно в эти периоды мезомасштабного осознания природы наблюдался наибольший расцвет интеллектуальной активности. На завершающем этапе циклов развития мировоззрения обнаруживаются проявления интереса к микро-антропологической тематике, к индивидуальному человеческому потенциалу. "В XIX веке это - символизм, а в ХХ - жизненный мир, повседневность" [73]. Смена циклов связана с изменением энергетики социальной срeды общества.
   Рассмотренные циклы масштабов легко могут быть прослежены на примере истории образования и распада СССР, длившейся всего лишь менее ста лет. Началось всё с периода макромасштаба: революция и сектантское внедрение идеалов коммунистического общества, прибегая к методам террора, внушавших веру в бесконечное светлое будущее. За короткий срок энергия макроскопического масштаба мышления идеологов коммунизма превратила отсталую сельскохозяйственную страну в мирового масштаба индустриальную систему. "Несколько лет было достаточно, чтобы превратить молодых татар Дона, Волги, киргизских степей, берегов Каспия и Аральского моря в квалифицированных[ рабочих металлургической индустрии СССР, в ударников и специалистов пятилетки", - писал известный итальянский журналист К. Малапарте (1898 - 1957) в новелле "Капут", обобщая свой опыт работы на всех фронтах Второй Мировой войны.
   В экстравертном рассмотрении природы человек, обладающий харизмой как "даром предоставленным богом" (св. Августин), склонен в своей целеустремлённости, видя мир в макроскопическом масштабе, воспринимать человечество так же, как люди воспринимают клетки своего организма в виде массы неотличимых друг от друга частиц. Здесь уместно привести аналогию борьбы за жизнь людей с онкологическими заболеваниями методами химиотерапии. Больные этим недугом знают о массе побочных, часто с гибельным для клеток исходом, вызываемым этим лечением. Тем не менее они идут на это ради обновления гибнущего организма. Если лечение успешно, никто не сожалеет о "невинных" здоровых клетках, загубленных в процессе лечения. Подобным являлось мировоззрение творцов новых эпох, удаляющих без сомнений всё вредоносное по их убеждению наследие гибнущего прошлого. Такими были пути буддизма или христианства. Таков был путь и ислама. Выше указанные религиозные идеи были рождены циклами естественного мышления, когда человек опасался своим присутствием придать неестественный ход развитию своей природы. Идеи же коммунизма рождены "неприродными" циклами восприятия мира, что, возможно, и повлияло на его столь быстротечную судьбу.
   Затем наступил черёд мезомасштаба "хрущёвской оттепели", когда человек становился объектом внимания. То было время возрождения русской культуры. Но возрождение не состоялось, поскольку "той жизненной энергии, того благодетельного духа новых исканий, который свойствен творческим, а не критическим, эпохам она с собой не принесла и не могла принести. Память о России все более подменялась воспоминаниями о ней. Она сделалась беженской, обывательской, а не героической. Сама идея сохранения традиций постепенно уступила место инстинкту самосохранения и заботам о хлебе насущном." Писал это Ходасевич о русской эмиграции, что в значительной степени было характерно и для жизни русской интеллигенции в СССР. Затем настала очередь микромасштаба -отрицание идеологии макромасштаба и требования во всём неограниченной свободы, что завершилось развалом советского общества, охваченного тотальным физическим, как и духовным, мародёрством.
   Человек, постигая природу, изменяет её по своему усмотрению. Но чтобы адекватно постичь мир человек должен постичь себя на микромасштабном уровне. "Познай себя, и ты познаешь весь мир". Из этого афоризма вытекает одно: наши предки верили, что человек подобен природе. О фрактальности природы они догадывались давно. "Как в системе форм одна форма возвышается над другой, причем каждый более низкий вид её стремится уподобиться более высокому" - писал св. Августин. К подобному мнению пришла современная физика, введя понятие фракталов как принципа самоподобия структурных элементов природы разного масштаба. Напрашивается вывод, что если поток сознания наблюдается в жизнедеятельности живых организмов масштаба людей, то он должен существовать и в более крупных масштабах вселенной. Древнегреческая методология познания природы основывалась на постулате: чтобы познать мир надо познать себя, но чтобы познать себя надо познать мир. Но вот обнаружили, что познав мир себя не познаешь.
  
   Я знаю книги, истины и слухи,
   Я знаю все, но только не себя.
  
  - писал французский поэт Ф. Вийон (1431-1491).
   Познать себя человек не способен - познание себя его страшит. Попытки Льва Толстого познать себя и мир лишь усиливали раскол в его душе. "Я сам себя не знаю, и избави меня, Боже, познать себя!" (И. Гете). Система не может познать себя. Известна сказка о сороконожке, которую спросили, как она ходит: какие ноги передвигает сначала, какие - потом. Сороконожка попыталась проследить это, и упала, неспособная к передвижению. Создаётся впечатление, что человечество приближается к пределу понимания себя и природы.
   Г. Филановский в работе "Апология Мишеля Монтеня" писал: - "согласно энциклопедии Брокгауза зачатки философской мысли возникли на Востоке. Первоначально в область философии входили учения о происхождении и строении вселенной (космогония, космология) и богов (теогония), затем к философии стали относить преимущественно учения об основных понятиях бытия (метафизика), об источниках и пределах познания (гносеология), о формах и методах мышления (логика), о человеческой душе (психология), о сущности нравственности (этика) и прекрасного (эстетика). Но уже в издании XXI века читаем иное: "философия, рефлексия о последних принципах бытия и познания о смысле человеческого существования, философия дистанцируется от любых форм наличного (сложившегося) знания, ставя их под вопрос и делая предметом рассмотрения их явные или неявные предпосылки. Современная философия устремляется к масштабу микромира. Это является симптомом того, что философия меняет свою познавательную ориентацию на потребительскую: не постигнув психологии естественных социальных связей внедряются их искусственные симуляторы. Примером тому могут служить "марксистско-ленинская философия" в СССР или "Позитивная философия" в США. [75]. Последняя не рекомендует изучать историю, мотивируя это тем, что наступившая эра выхода на сцену истории подлинно свободного человека делает бессмысленым обращение к опыту прошлого.
  
  
  II-1-2. Онкология социальных систем
   B исторической и социологической литературе широко используется понятие "раскол" общества как нарушение непрерывности среды обитания людей. Понятие трещины, как аллегорический образ раскола социальных сред, описан немецким философом О. Шпенглером (1880 -1933) следующим образом: "В слой скальной породы включены кристаллы минерала. Но вот под действием внешних сил, вызванных подвижкой грунта, появляются расколы и трещины; сюда просачивается вода и постепенно вымывает кристалл, так что остается одна пустая его форма. Позднее происходят вулканические явления, которые разламывают гору; сюда проникает раскаленная масса и также кристаллизуется. Однако она не может сделать это в своей собственной, присущей именно ей форме, но приходится заполнять ту пустоту, которая уже имеется, и так возникают поддельные формы, кристаллы, чья внутренняя структура противоречит внешнему строению. Появляется род каменной породы в чужом обличье. Минералоги называют это явление псевдоморфозом. Историки - деградацией культуры". Социальные трещины, вызванные подвижкой потоков сознания при их столкновении с потоками сознания иной культуры, разделяют пространство таким образом, что люди по обеим её сторонам лишены возможности общения. В современной исторической философии эту финальную стадию эволюции трещины называют ризомой. В буквальном смысле ризома это подземный корешок травянистых растений, способный делиться на самостоятельные образования. В аллегорическом смысле ризома - это множество беспорядочно переплетённых отростков и побегов, растущих во всех направлениях. Она не имеет общего корня. Это множество разнородных образований, происходящих не за счёт дифференциации или разветвления, а благодаря удивительной способности перепрыгивать с одной линии развития на другую, исходить и черпать силы из разности потенциалов соседствующих областей. "Как трава, пробивающаяся между камнями мостовой, ризома всегда чем-то окружена и тем стеснена, растет из середины, через середину, в середине. Ризома проникает в любую трещину в среде, её раскрывая и тем самым разрыхляя пространство. Место ризомы там, где трещины, разломы, пустоты, бреши и другие провалы бытия. Для неё нет непересекаемых границ, какими бы, естественными или искусственными, они ни были. Ризома учит нас двигаться по "пересеченной местности" нашего бытия. Она помогает нам умножать стороны, грани исследуемой реальности, превращает круг в многоугольник, а восприятия окружающего в хаос". [70]. В этом хаосе каждый может видеть то, что он хочет. Это очень глубокая, радикальная переориентация, особенно если вспомнить Аристотеля, для которого круг был символом совершенства. А здесь многоугольники. Большего разрыва с традицией, кажется, и придумать нельзя. Мыслить ризомно - значит всегда находиться в поиске. Поиск всегда вызывает сомнения и, как следствие, нестабильность. Только просветление в вышеизложенном контексте может вернуть утраченную способность восприятия окружающего. "Припоминания" образов мышления греко-римской культуры залечили трещины раскола эпохи гностицизма и средневекового христианства Европы. Волна просветления выплеснула культуру Возрождения. Если просветление не возникает, трещины и ризомы могут столь разрыхлить социальную среду, что она распылится, превращая общество в скопление ничем не связываемых индивидуумов, приводя к гибели культуры.
   Согласно закону Седова о иерархической компенсации, разнообразие структур на нижнем социальном уровне является признаком старения организма, проявляющимся в ослаблении его способности к этическому и эстетическому восприятию жизни. Конрад Лоренц писал: "Сравните гистологическую картину любой здоровой ткани с картиной злокачественной опухоли: вы обнаружите поразительные аналогии! Если это впечатление выразить объективно и перевести с языка эстетики на язык науки, то в основе этих различий лежит потеря информации. Клетка злокачественной опухоли отличается от нормальной прежде всего тем, что она лишена генетической памяти, необходимой для того, чтобы быть членом, полезным сообществу клеток организма. Она ведет себя как одноклеточное животное, или, точнее, как молодая эмбриональная клетка. Она не обладает никакой специальной структурой и размножается безудержно и бесцеремонно, так что опухолевая ткань, проникая в соседние, еще здоровые ткани, врастает в них и разрушает их. Эстетические и этические чувства теснейшим образом связаны друг с другом, и, разумеется, у людей атрофируется и то и другое"[61]. Ризома выступает в роли раковой клетки, несущей гибель среде и ... самой себе.
   Одной из форм проявления социальных "раковых заболеваний общества" является "восстание детей против отцов". В своем нетерпении признания "дети выплескивали вместе с водой отцов". (Лоренц). "Молодежь стала являться зачинщицей радикальных изменений. Её всегда считали свободной от обязанностей делать что-то серьезное, она всегда жила в кредит. Это неписаное право, полуироничное, полуласковое, ей снисходительно предоставляли взрослые люди".(Ортега-и-Гассет). "Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет". Таков был дух и нашего, ушедшего уже в прошлое, времени "строек пятилеток", выраженный словами и музыкой "Марша энтузиастов". "Но сейчас поразительно то, что, ничего не свершив, это право молодёжь приняла всерьёз, чтобы требовать себе и остальные права, принадлежавшие ранее только тем, кто что-то совершил и создал. Современная молодёжь живет за счет отрицания того, что другие накопили" [60]. Пробив себе дорогу при поддержке "отцов", молодежь лишила их почета, обвиняя их в своих неудачах. Это было характерно для советского диссидентства, как и протестных выступлений молодежи Запада. Молодежь протестует "против общей бесчувственности своих богатых родителей к бедным и голодным, против войны во Вьетнаме, против произвола университетских властей, против всех "establishments" всех направлений - но почему-то не против насилия Советского Союза над Чехословакией. В действительности же атака направляется против всех старших без разбора, совершенно безразлично к их политическим взглядам. Революцией современной молодежи движет ненависть, и притом ненависть особого рода, ближе всего стоящая к национальной ненависти, опаснейшему и упорнейшему из всех ненавистнических чувств. Иными словами, бунтующая молодежь реагирует на старшее поколение так же, как некоторая культурная или этническая группа реагирует на чуждую группу, ей враждебную" (Лоренц). Эта волна диссидентства в той или иной степени прокатилась практически по всем странам мира. В СССР она была более умеренной, чем в ряде стран Западной Европы и США.
   Хаотичное размножение такого рода социальных раковых клеток опасно тем, что они настолько запутывают структуру общества, что каждый "может стать инквизитором ради собственной пользы". (У.Эко). В этом таится опасность зарождающихся демократий в недемократических странах: возникает вопрос, является ли демократия желанием населения, либо тех, кому выгодно всё запутывать.
   Разрыхление менталитета социальной среды грозит гибелью общества, как и раковые заболевания грозят гибелью человеку. В онкологии с раковыми клетками борются методами химической терапии. Если это не помогает, обращаются к хирургическому вмешательству. Так и в сообществах людей. В середине 2007 года американский журнал исторического музея Smithsonian обнародовал, что злополучный психотропный препарат ЛСД (LCD) был разработан для целенаправленного влияния на ментальное состояние людей, подавляя протестные настроения. Но этот препарат оказался столь сильно влияющим на психику, что от его использования в задуманных целях пришлось отказаться. В статье не было сказано, прекращены ли работы в этом направлении. Современные американцы с юмором утверждают, что они представляют собой самую законопослушную нацию. Если "химиотерапия" не вселяет надежды на успех, используют хирургические (репрессивные) средства.
   Хорошим обобщением данного раздела может служить выдержка из разговора И. Бродского со шведским славистом Б. Янгфельдтом, в котором Бродсий сказал: "Пому-то Солженицын никак не может додуматься, то есть, никак не может позволить себе сказать простую вещь: для того чтобы уничтожить эти миллионы людей, потребовались тоже миллионы человек, которые уничтожают. И что уничтожить человека так же естественно, как и быть уничтоженным. И этот вопрос он как бы обходит стороной, он думает, что все дело в политической системе, которая ставит одного человека над другим, дает человеку власть над себе подобными. На самом деле возникновение подобной системы - вполне человеческое явление, то есть это в природе вещей. И эту природу вещей он и похожие на него писатели наблюдать отказываются или размышлять о ней отказываются. Они думают, что достаточно пафоса их голоса, чтобы все это изменилось и перестало существовать. Это, знаете, как человек смотрит в окно и говорит: "О, сегодня дождь идет, жалко, вот вчера было солнце. Солнце лучше, чем дождь. В то время как и то и другое вполне равноправные, к сожалению, атмосферные явления".
  
  II-1-3. Сингулярность в потоках сознания
   С возрастанием трещиноватости материальная среда начинает самопроизвольно разрыхляться. В конце концов трещины сливаются, разделяя среду на части. В этот момент психологическое время, как количество эмоциональных восприятий событий в единицу физического времени, начинает ускоряться и в момент разрушения воспринимается как взрыв. Время внезапно, как бы, срывается с места. В материальном мире чрезмерные ускорения приводят к катастрофам. В духовном - тоже! Такое состояние потока событий называют сингулярностью.
   "Отметь это на будущее и запомни. Конец приходит внезапно". (Д. Джойс, "Улисс"). "Обычно люди думают лишь о собственных удовольствиях, им и в голову не приходит, что стоит лишь исчезнуть ослабляющим и сдерживающим факторам, скорость размножения инфузорий антисознания достигнет максимума, то есть за несколько дней произойдет непоправимая и весьма реальная катастрофа, внешне до поры до времени ничем не проявляемая: они продолжают заниматься своими делами, нисколько не думая об этих двух мирах, один из которых слишком мал, другой слишком велик, чтобы они обратили внимание на угрозу, витающую вокруг." (М. Пруст).
   Судя по всему, Ленин эти сигналы природы услышал, осознав безответственность своих действий.Но поздно. В 1922 году он признался, что большевики (он) сделали "все ошибки, которые только были возможны" [1]. Они взрывоподобно изменили условия обитания людей, и всё внезапно изменилось: лед тронулся - события вышли из под власти людей. Свидетель тех событий критик и редактор ряда журналов В. Полонский, писал: "Рушится быт, понятия, вкусы. От буржуазного порядка в буквальном смысле не остается камня на камне. Разламываются вековые устои жизни. Умирает религия. Рассыпается старая семья. Терпит крах старая философия. Утрачивают власть старые эстетические догмы, Земля встает дыбом - все переворотилось, сдвинулось со своих мест". (С. Кормилов. История русской литературы XX века). "Мы, русские, теперь без дела и толка, без родины и родного очага, в нужде и лишениях слоняющиеся по чужим землям или живущие на родине, как на чужбине." (С. Франк. Смысл жизни. Лондон. 1925). Этим взрывом люди были "выброшены из своих биографий, как шары из бильярдных луз"- так оценил ментальное состояние России того времени О. Мандельштам в эссе "Шум времени". (1923). Героем времени становится человек без биографии. Люди без биографии немыслимы вне нашего времени. "Они одиноки, враждебны друг другу, каждый из них живет за самого себя и ничем не обязан соседу, любовнице, брату. Они рождены одной эпохой, вскормлены другой и пытаются жить в третьей". (В. Каверин).
  
   Ортега-и-Гассет отметил, что длительность революций составляет один-два десятка лет. В глобальном масштабе времени одной эпохи этот отрезок сопоставим с мгновением или co скачком. В природе ничто не происходит мгновенно. В природе все непрерывно Во временном пространстве сингулярности линейные связи событий, доступные логическому анализу, разрываются неподвластными логике нелинейными субъективными связями эмоций. Манфред в своей книге, посвященной жизни Наполеона [26] показал хаос чувств и событий времени его прихода к власти. В периоды сингулярности потоки сознания столь мощны, что их целесообразнее классифицировать как потоки страстей, безрассудно бросающие людей из одного пространства психического состояния в далеко отстоящее противоположное, превращая порой добро во зло, а зло в добро. Французская, русская, германская и китайская революции, как и перестройка в СССР, являются тому иллюстрациями. В такие периоды истории невозможно дать адекватную оценку событий и действий людей. Ментальное состояние людей в такие периоды передаётся ритмами стихотворений Пастернака из книги "Сестра моя - жизнь", написанных весной 1917 года. То было время ритмы которого звучали как
  
  
   Немолчный, алчный,
   скучный хрип,
   Тоскливый лязг и стук ножовый,
   И сталкивающихся глыб
   Скрежещущие пережевы.
  
   Стереотип оценки событий вырабатывается в длительные устойчивые исторические периоды состояния общества, когда время дает возможность ставить во главу угла традиционную логику отображения действий людей.
   Традиционное мышление неприменимо в периоды сингулярности. "Мы слишком современники нашей эпохи, чтобы понимать, какую ценность для будущего имеют её очевидцы, неподкупные свидетели её страданий, героизма, грязи, нищеты и величия." Эти слова принадлежат Ларисе Рейснер (1895-1926). "О, дикое, страшное, позорное и прекрасное наше время!" - так восприняла Ольга Берггольц трагические годы советской истории (рис. II-3). "Мой прекрасный жалкий век". (Мандельштам). По сей день историки спорят, являлся ли Сталин безжалостным диктатором, либо харизматическим строителем бесклассового общества счастливого будущего. [14]. Да и во Франции до сих пор не могут решить: Наполеон - это кровожадный тиран и деспот, или гений, великий полководец и подлинный сын Франции.
  
  II-2. Макроритмы истории
   Цикличность развития цивилизаций и культур народов мира была подмечена ещё древними греками. Европейскими историками XVIII-XIX столетий это явление обсуждалось активно. В динамике эволюции культур выделяли периоды стабильного развития исторических процессов, которые сменялись процессами взрывного характера. Эпохи начинаются с хаоса и заканчиваются хаосом. Именно в периоды хаоса в наиболее наглядном виде проявляется многообразие сил, задающих динамику самоорганизации структур вновь зарождающегося общества. Это заметил историк Т. Грановский (1813-1855), проявлявший больший интерес к переходным процессам становления новых формаций обществ, более наглядно выявляющих спектр сил их формирующих.
  
  (Раздел 1). В своих философских работах начала XX-го столетия А. Уайтхед ввёл понятие менталитета структурных элементов Природы, состояния которых определяют ритмы их функционирования. Эти ритмы "входят в структуру всего организма и тем самым меняют структуру зависимых (организмов), последовательно доходя до его исходных элементов. Этот принцип имеет абсолютную универсальность и ни в какой степени не специфичен только в отношении живого" - писал он. [5].
   В своем труде, посвящённом истории Флоренции, Макиавелли убеждал, что "в истории каждого отдельного государства действуют те же законы, что и в истории всего человечества: народам нельзя избежать судьбы своей, им даны моменты развития и гибели, через которые они должны пройти. Гениальность правителей, как и чистота нравов народа, могут отсрочить гибель, но отвратить её не могут". Макиавелли принимает общество изначально как скопление люда разного рода и племени (фаза ассоциации), объединяющегося под гнетом нужды вокруг отдельных наиболее сильных личностей (диктаторов); потом из этой среды возникает аристократия (фаза синкретизма), как наиболее энергичная и целенаправленная его (общества) часть. Аристократия со временем коррумпируется и становится всем в тягость; потом следует демократия (фаза распада), из которой в конце концов вновь возникает диктатура, затем монархия, и так далее. Многие историки связывают такое видение с сильным влиянием в его время античной греческой философии. Но, "как и всегда, после возрастания богатства, торговли, промышленности незаметное сразу уравнение и смешение (демократия) и, наконец, почти всегда неожиданное, внезапное падение", - писал К. Леонтьев (1831-1891), который в плену древней греческой философии не был.
   Ряд историков Запада XIX-го столетия подметили сходные закономерности динамики истории Древнего Мира и современности. "Везде, - писал известный немецкий историк и философ Г. Гервинус (1805-1871), - мы замечаем правильный прогресс свободы духовной и гражданской, которая сначала принадлежит нескольким личностям, потом распространяется на бòльшее их число и, наконец, достигается многими. Но потом мы снова видим, что от высшей точки этой восходящей лестницы развития начинается обратное движение просвещения, свободы и власти, которые от многих переходят к немногим и, наконец, к нескольким".
  
  (Раздел 2). Предвестником распада Древнего Египта (период XX династии) был период смешения культур, вызвавший всеохватывающие чувства беспокойства, потерянности и агрессивности. Произошло то, что папирус описывает следующим образом: "Списки отняты, писцы уничтожены, каждый может брать зерна, сколько захочет. Подданных больше нет, страна вращается как гончарный круг: высокие сановники голодают, а горожане вынуждены сидеть у мельницы; знатные дамы ходят в лохмотьях, они голодают и не смеют говорить... Рабыням дозволено разглагольствовать, в стране грабежи и убийства... Никто больше не решается возделывать поля льна, с которых снят урожай; нет больше зерна, голодные люди крадут корм у свиней. Никто не стремится больше к чистоте, никто больше не смеётся, детям надоело жить. Рождаемость сокращается. Страну грабят несколько безрассудных людей царства. Начинается эра господства черни, она возвышается над всем и радуется этому по-своему. Эти люди носят тончайшие льняные одежды и умащают свою плешь мирром... Своему богу, которым ранее не интересовались, они теперь курят фимиам". (Д. Брестед).
  
  ( Раздел 3). "Мир бесконечен, и Бог тысячелик. Я поклонялся всем ликам; но истинный - неведом. Иудея говорит,что лик его - мощь и пламя гнева; Египет, что лик его - Солнце в лике Сфинкса и Ястреба. Но Иудея - это горючее Мертвое море, Египет - могила в пустыне. И храмы Солнца ныне пусты и безмолвны. Тогда Греция снова послала поэтов и философов искать Бога. И они пошли в Сирию и Александрию, и среди смешавшегося человечества зачалось смутное и радостное предчувствие нового рассвета. Впервые случилось, что завоеватель мира не дерзнул покорить мир богу своей нации. И всемирная монархия, смешав человечество, распалась. (Бунин. "Море Богов").
   Гористый полуостров, окруженный гирляндой островов, был с незапамятных времен заселён отпрысками гетов, скифов, кельтов. Эти народности подвергалась смешению, воздействию со стороны предшествующих цивилизаций. Колонисты из Индии, Египта, Финикии толпились на его берегах, вносили в долины Греции разные обычая и верования. Лазурное Средиземное море было испещрено кораблями финикийцев и галерами лидийских пиратов, переносящих в своих чревах богатства Азии и Африки. Соперничающие города, разделённые религиозными обрядами и честолюбием жрецов и королей, возбуждали вражду: все ненавидели друг друга и вели между собой кровопролитные битвы. С другой стороны, благодаря постоянному скрещиванию рас, сложилось гармоничное и лёгкое наречие, отражавшее "ясность небес и величие океана", что располагало к поэтическому восприятию событий. Древняя поэзия называлась языком богов не только метафорически. Силу и очарование поэзии составлял её тайный и магический смысл. (Э. Шюре. Великие посвященные, 1914).
   В окружении зрелых культур греческий архипелаг был в энергетическом плане особенностью ментального пространства древнего мира, создавшей локальную неустойчивость потоков сознания разных народов в их турбулентном слиянии. Важно иметь в виду, что островное расположение создавало условия, в которых "всё население города можно собрать на одной рыночной площади", что является непременным условием истинной демократии. (Б. Рассел). Так, провидением судьбы была возложена на Грецию миссия раздвоения потоков сознания, выделив в отдельные русла потоки рационального и иррационального мышления. В результате этой бифуркации возникла двойственность греческого характера, позволившая "ему раз и навсегда изменить мир" (Рассел). Ницше называл два эти элемента сознания аполлоновским и дионисийским. Первое символизировало собой светлое рациональное начало, второе - страстное, чувственное, хаотическое. "Дионисийский человек", символизировавший в типологии Ницше антисоциальное поведение под действием наркотического опьянения, испытывал "неограниченную половую разнузданность, полное самозабвение личности, захваченной инстинктами, что само по себе представляло собой величайшую опасность для воли". "Аполлонический человек" находил спасение от тягот и ужасов бытия в художественном творчестве, тождественном по своей сути сновидению. Тут греческий гений выражает себя преимущественно в пластических формах. Гармония этих начал придала живительную силу греческой культуре. "Ни один из этих элементов в отдельности не мог привести к столь необыкновенному её расцвету". (Б. Рассел). Оба этих течения поддерживали и формировали друг друга каждое в отдельности.
   Напор сознания, раздвоивший его поток, передался людям, породив громадное чувство жизненной силы и уверенности в себе. Разрешается всё, и никакая цель не кажется недоступной для человека. Много могущественных созданий существует, но ни одно не превосходит могущества человека. Человек должен творить свою судьбу. Страсть к знаниям была разновидностью joie de vivre (радость жизни, франц.), наравне с вином или любовью. Это чувство превосходства человека над всеми другими созданиями было утеряно позднее, но проявилось вновь во времена Возрождения уже на западе Европы.
   Язычество - это непосредственный диалог человека с природой. В языческом мире все сферы деятельности людей поделены между Богами. У греков так же, как и у римлян, в античных мистериях все боги сводились к единому верховному божественному началу, хранителем которого была Веста. В конструкции мироздания Пифагора Афина олицетворяла собой науку теософию. Муза Урания наблюдала за астрономией и астрологией, Мельпомена со своей трагической маской представляла науку жизни и смерти. Так и поле современной науки поделено на сферы: механику, физику, химию, биологию, психологию и т.д. В результате брака физики и химии родились близнецы-сестры физическая химия и химическая физика, как и биохимия. Обнаружено много универсалий, их связывающих, наиболее значимыми из которых являются законы термодинамики, являющиеся тем "божественным началом" науки, объединяющим все её разделы. Термодинамика способна вынести приговор правомочности суждения, но ничего не говорит о его адекватности опыту. Физик Нильс Бор в своих лекциях часто подчёркивал, что для понимания того или иного явления можно предложить сотню вполне разумных объяснений, согласующихся с законами термодинамики, но только одно из них может оказаться действительным.
   Истоками религии является ощутимая людьми потребность внедрения в социальную среду нравственных норм социальных взаимоотношений. В мире античной Греции обучение этому велось с театральных подмостков, на которых разыгрывались мистерии, как отражения, "стоящие лицом к лицу божественной драмы души, дополняющей и объясняющей земную драму человека" [47]. Перед волнующимся народом Мельпомена страшными заклинаниями взывала к земному человеку, ослепленному своими страстями, преследуемому Немезидой и удрученному неумолимым роком. Там, в мистериях, слышались отголоски борьбы Прометея, стоны отчаяния Эдипа. Там царствовали мрачный Ужас и плачущая Жалость. Но за оградой Цереры все прояснялось. Истории Психеи, Орфея, Аполлона делались для каждой души ослепительно ярким откровением. Так Эдуард Шюре описал один из компонентов нравственной атмосферы Греции времен Платона.
   Характерной чертой язычества является индивидуальная свобода. Каждый человек должен определять свою собственную судьбу, брошенную в хаос человеческих страстей, наглядно представляемый театральными постановками мистерий. Человек должен был знать, что он собой представляет и что его судьба, невзирая на вмешательство богов, во многом является его свободным выбором. Жизнь людей в периоды язычества была погружена в атмосферу искусства, как ни в какие другие времена.
   В своих трудах Платон писал, что по мере развития наук общество будет накладывать ограничения на эстетическое восприятие, концентрируя внимание на видах деятельности, приносящих пользу. С наступлением Александрийской и Римской эпох употребление слова разум и его производных стало модным. Искусства стали приобретать развлекательный характер. Это был период богатый отдельными, не связанными между собой идеями [3]. Познание стало распространяться на более частные проблемы человеческих отношений.
   Греческий философ III века д.н.э. Теофраст писал: - "В искусстве не все пункты должны быть педантично и нудно разработаны; что-то должно быть оставлено для изучения и выводов самого слушателя. Большого мастера отличает способность вовремя прекратить работу. Чрезмерная тщательность бывает вредна. Когда характеристика человека составлена так, что каждая фраза толкует о детали или представляет остроту, то её пригодность для подкрепления общих истин снижается вызываемым интересом к мелочам. Литература и живопись, опускаясь до микромасштаба сознания, стали уделять больше внимания занимательным деталям и мелочам, чем принципам и теориям".
   Во "Всеобщей Истории" К. Вебер обобщил динамику греческой цивилизации следующим образом: "Мы видели, что греческий гений уничтожил и разбил мало- помалу строгие формы и узкие пределы восточной организации, распространил личную свободу и равенство всех граждан до крайних пределов и, наконец, в своей борьбе против всяких ограничений своей свободы, чем бы то ни было: традициями и нравами, законами и условиями - потерялся во всеобщей нестройности и непрочности".
   Глубина вдохновения познания природы больших истин времен Гомера стала замещаться анархией разумного анализа многообразных подробностей событий. "Всплеск философии и морализма этого периода, как отчаянная попытка самосохранения от анархии инстинктов, явился предсмертной вспышкой греческой классической культуры". (Ницше). Такой ход эволюции менталитета древней Греции согласуется с гипотезой о чередовании на протяжении одной эпохи последовательных всплесков экстравертного восприятия природы, сменяющегося мезомасштабом времени Платона, характеризуемого максимумом расцвета греческой культуры. Затем состояние греческого общества стало опускаться до характерного для микроуровня, на котором человек воспринимает себя как свободный атом социальной среды, с ней не испытывающий связей.
  
  (Раздел 4). "Рим - это мы. Рим живёт в нас физически. Это наш второй источник. Это как Пушкин - наше всё. За что ни возьмись - всё уже сделано. Рим строил государство. Рим строил гражданские учреждения. Рим строил право. Рим построил государственную правовую систему. Римские системы государственных отношений существуют до сих пор: империи, тирания, демократия" (П. Волкова).
   Римскую империю, подчинившую в период своего наибольшего могущества все стороны гражданской деятельности (гражданин взял верх над человеком, как определил этот период Т. Грановский), постигла та же участь. Рим, как "государство свободных и для свободных", по словам Тита Ливия, формировался как общинное государство, явившее пример образцового решения конфликтов социальных и военных. "На древних обычаях и мужах держится Римское государство" (Цицерон). Древние обычаи были поставлены на первое место, а мужи на второе. История ранней и классической республики знает ряд героизированных политиков и военных. Тем не менее античные источники не называют ни одной личности, которая определяла бы римскую политику. Это создает впечатление коллективного руководства. То было время единства интересов плебса и аристократии. [23]. Это единство было столь развито, что общество терпимо относилось к инакомыслию, не видя в этом для себя угрозы. Высшими ценностями было в то время почитание богов и своего прошлого, честность, служение общему делу и воинская доблесть.
   С расширением империи в Рим хлынул поток свободных граждан - иностранцев и освобожденных рабов самых различных профессий. Это в значительной мере способствовало экономическому процветанию империи. Но с другой стороны вызывало внутреннее социальное напряжение, которое в определенной степени подобно политическим проблемам в современном мире в связи с миграцией населения. Со временем вольноотпущенники стали пользоваться большим влиянием на дела государства. Такое смешение людей разных племен стало размывать единство империи. Как людей иного рода и племени, их ничто не связывало с традициями римской республики. Для противодействия этому явлению потребовалась идеология: "Ты - римлянин, пусть это будет твоя профессия: правь миром, потому что ты его властелин. Дай миру цивилизацию и законы, милуй тех, кто тебе покорен. И разбей тебе непокорных" (Вергилий). С этого начался упадок Римской империи.
   Рим нёс цивилизацию в завоеванный им мир: от Рима поступали средства (часто как пожертвования) на строительство театров, храмов, дорог, водопроводов и многого, что делало городскую жизнь в провинциях не только сносной, но и привлекательной. Неся в мир цивилизацию, т. е. пытаясь сделать его себе подобным, Рим нёс вместе с тем разорения, связанные с разрушением установленных веками социальных и культурных связей и традиций в провинциях. Веря в свою цивилизующую миссию, Рим коррумпировал подвластные народы. Коррумпируя другие народы, Рим, тем самым, коррумпировал и себя. Падение нравов уже на рубеже нового летосчисления отмечали Вергилий, Гораций, Овидий. Стало наблюдаться пренебрежение старыми традициями, вытесняемыми требованием "хлеба и зрелищ", как это описал Ювенал в своей знаменитой X сатире. I век д.н. эры и первые два века новой эры были переходным периодом от расцвета римской демократии к исчезновению Римской империи. То был период гражданских войн и мятежей. От распада империя удерживалась жесткой диктатурой и богатыми трофеями победоносных войн, которыми власть расточительно делилась с армией и плебсом. Последнее коррумпировало народ и армию, превращая римлян, говоря современным языком, в общество потребителей. Вместе с этим надо отметить, что в большинстве своем диктаторы в управлении обществом , в той или иной степени, придерживались старых традиций римской демократии, что предохраняло от болезненных разрывов с прежней политической и гражданской практикой. Совершенствовалась юрисдикция; более четко определялись гражданские права и обязанности. Осуществлялась огромная помощь из казны государства, как и из личных средств, пострадавшим от довольно частых стихийных бедствий. Во время правления Марка Аврелия этическими идеалами Рима являлись личные достижения в службе в армии или администрации. Казалось, что будущее должно принадлежать этим жизнеспособным "новым римлянам". Но, вопреки логике нашего понимания истории, эта политика не спасла Рим от гибели. [23]. В конце концов, когда Рим оказался окружённым варварами и считанные дни отделяли его от разгрома, свободные римляне требовали уже не хлеба, а лишь ... зрелищ.
  
  (Раздел 5). С падением Рима рухнул мир демократии и свободы греко-римского язычества. Тогда вновь были посланы поэты и философы искать Бога. И среди смешавшегося человечества началось смутное и радостное предчувствие нового рассвета. Вновь случилось, что завоеватель мира дерзнул покорить мир богу своей нации. И пантеон богов демократии и свободы, смешав человечество, распался. На смену ему вновь пришла мировая монархия единого бога, названная христианством.
   Стереотипом современного исторического мышления является представление о Средних веках как времени одичания людей. На то были основания: христианство рождалось в атмосфере хаоса распада языческого мира. И вновь Европа вспенилась враждой разобщенных обломков былой Римской империи. За этой враждой скрывалось стремление к личной свободе, требующей личной независимости и господства. Таким видел этот период европейской истории Т. Грановский. Церкви приходилось налагать запреты на проведение военных действий и грабежей по определенным дням (обычно два дня в неделю), дабы хоть как-то предохранить людей от полного разорения. Государства рушились, дробясь на мелкие враждующие княжества. Дюрер аллегорически обобщил состояние общества того времени в серии гравюр "Апокалипсис", отражающей ожидание конца света. Но именно в средние века наблюдался высочайший накал духовной жизни и эстетического созерцания. [3, 7]. Ростки гуманизма наиболее интенсивно зрели в раннем христианстве. "Это было время поисков идеалов,"- писал Уайтхед. [5]. Это было время, когда ценой порой неимоверных усилий разума и духа люди пытались понять тайну природы в надежде научиться отличать правду от лжи, добро от зла. В те времена, говорил Шиллер, "боги были человечнее, а люди божественнее".
   В своей первоначальной форме это была религия неистового энтузиазма и неприменимых на практике идеалов. Люди обитали в экстравертном пространстве бытия. "К счастью, эти идеалы сохранились для нас в литературе, которая была создана почти одновременно с зарождением новой религии. Они способствовали образованию не знающей себе равных реформ, которые явились одним из элементов развития Западной цивилизации. Прогресс гуманности может быть определен как процесс трансформации общества, при котором первоначальные христианские идеалы с возрастающей силой обретали реальность для его отдельных членов. Хотя общество к этому времени уже стабилизировалось, буквальная приверженность к моральным правилам, разбросанным по всему Евангелию, могла означать внезапную гибель. (Уайтхед). Эстетический идеал средневековья отображен на гравюре Дюрера "Св. Иероним в келье", передающей дух всепронизывающей любви ко всему живому. (рис. II-2).
   Влиятельный историк, философ, астролог Марсилио Фичино (1433-1499) писал о своем времени: "Я ничего не слышу, кроме шума оружия, топота коней, ударов бомбард; я ничего не вижу, кроме слез, грабежа, пожаров, убийств". Его современник Джованни Пико отличался княжеским богатством и княжеским бескорыстием. За переводы книг с арабского он расплачивался арабскими скакунами. Он поражал воображение современников и потомков необыкновенно ранней одаренностью и ученостью. За свою короткую (31 год) жизнь Пико прошел путь от честолюбивого вундеркинда, баловня судьбы, до аскета, умерщвляющего плоть и раздающего бедным свои многочисленные имения.
   Тонкий знаток средневековья У. Эко отметил, что тогда "люди жили в согласии с нормами благочестия, крепко веруя в Бога и искренне стремясь к моральному идеалу, который тут же ими нарушался с невероятной легкостью и простодушием. Нам бросаются в глаза противоречия этой жизни, и мы никак не можем примирить в одной системе и Элоизу, и героев Чосера, и Боккаччо, и Жиля де Ре. Люди средневековья стремились подчеркивать то, что сближает людей, преодолевая противоречия надеждой и верой". Средневековая жизнь, несмотря на её ужасы и суеверия, была в сущности весьма упорядочена. Это признавал У. Эко, как и нетерпимый к христианству философ Б. Рассел.
   В средние века красота воспринималась как одно из имен Бога. Красивыми признавались не отдельные вещи или деяния людей, а гармония их со всем существующим, включая самого созерцателя. Нет ни красивого, ни уродливого самого по себе. Уродливое - это все то, что нарушает гармонию. В средние века не было изящного искусства. Но "низкое искусство" их времени не только приближалось к уровню изящного, но и охватывало более широкие сферы, открывающие для пытливого ума тропинки, ведущие в мир высоких мыслей, раскрепощая и превращая созерцание в радость. То было время, когда людей объединяла "гармонии таинственная власть" (Е. Боратынский), просветлявшая их взор.
  
   Я человек средневековья,
   Я рыцарь, я монах.
   Пылаю гневом и любовью
   В молитвах и в боях.
   Цвет белый не смешаю с чёрным,
   Задуй мою свечу -
   Я взором жарким и упорным
   Их всюду различу.
  
  Таким, после изучения средневековых архивов монастырей Армении, представился поэтессе М. Петровых (1908-1979) дух христианского "утончённого спиритуализма" [7].
   В признанном уже классическим труде "Эволюция средневековой эстетики" Умберто Эко [29] отметил, что препятствием к постижению нами средневековогообраза мышления является сухость современного. "Современный человек чересчур переоценивает роль теории искусства, потому что он утратил чувство прекрасного, которым обладали неоплатоники средневековья. Здесь речь идёт о красоте, эстетика которой не основана ни на какой идее. Люди средневековья свободно воспринимали мир.
   Для современного человека мир непостижим, если он не расклассифицирован на разного рода логические области восприятия красоты". Для понимания мощи потока создания культуры средневековья, в которой прорастали семена гуманизма, следует иметь в виду, что творчество интеллектуалов того времени опиралось на массовость чувственного восприятия мира. Гениальные творцы философии и искусств не проявляли сознания своей исключительности в отличие от их собратьев эпохи Возрождения. Именно в средние века органическая жизнь, смысл которой был утрачен в конце античной эпохи, снова стала обретать ценность. [29].
   Раскол христианства стал обостряться в XIII веке, когда "две сотни лет назад былые блистательные средоточия высокоумия и святожительства, ныне - прибежища нерадивцев. Народ божий все больше наклоняется к торговле, к междоусобицам; там, в огромных градских сонмищах .... уже не только изъясняются, но даже и пишут на вульгарных наречиях". [33]. Но основная опасность даже не в этом. Благополучная паства вытесняла из своей среды неблагополучных, этих страждущих, неимущих, обездоленных, изгоняемых из сел, оскорбляемых в городах, называя их нравственно прокажёнными, простецами. В знак протеста они становились носителями антирелигиозных мнений, способствуя тем самым распространению ереси. "В Париже еретические взгляды были настолько запутаны, что создавалось впечатление, что кому-то выгодно было их запутывать. В том-то и таится самопервейшее зло, которое приносят ереси: они настолько спутывают понятия, что каждый может стать инквизитором ради собственной пользы" (У. Эко).
   Дабы спасти эту мировую монархию от саморазрушения пришлось принимать жесткие меры для борьбы с инакомыслием, которые вошли в историю под названием инквизиция. Началась инквизиция как противовес "вольнодумству" гуманизма эпохи Возрождения. Хотя последнее сожжение еретика произошло в 1826 году, её дух ещё долго витал над Европой. "Люди святой доброты, высокого ума проявляли страшную жестокость, когда дело касалось ереси, и были готовы подавить её самыми бесчеловечными наказаниями". Как показывают судебные хроники европейских стран XIII - начала XIX веков, строгость наказаний возрастала начиная с XIII века, и это, очевидно, было следствием пагубного влияния инквизиции на уголовный суд Европы, как и на менталитет людей. Люди смотрели на ересь не только как на преступление, а как на мать всех преступлений. Фома Аквинский доказывал, что ересь более всех преступлений отделяет человека от Бога, что она - преступление по преимуществу, и наказания за неё должны быть самыми тяжелыми. Стефан Палеч Пражский перед Констанцским собором объявил, что верование, в тысячи пунктах католическое и лишь в одном пункте ложное, должно считаться еретическим. Ни один католик не сомневался, что еретик был непосредственным и действенным орудием Сатаны в его вечной борьбе с Богом. "Своими чётко составленными регистрами инквизиция образовала эффективную международную полицию. Руки инквизиции были длинны, память её непогрешима. Если она хотела вести дело публично, то призывала всех верных и приказывала им схватить какого-нибудь ересиарха, обещая им за это вечное блаженство на том свете и соответственное вознаграждение на этом. Если предпочитали вести дело втайне, то для этого были специальные низшие служащие. История любой еретической семьи за время нескольких поколений могла быть всегда извлечена на свет из архивов разных судов инквизиции. Приметы
  бежавших еретиков немедленно рассылались по всей Европе. Об арестах подозрительных трибуналы сообщали один другому, и несчастная жертва направлялась в ту страну и в тот город, где её показания могли раскрыть других виновных. Папская инквизиция была всемогущей и вездесущей" [43]. Таким образом Европе удалось предотвратить распространение раскола за критическую точку, когда с ним уже не справиться. Светская власть была едина с церковной, понимая, что раскол религиозный неизбежно перекинется на раскол политический. Если обратить внимание на западную литературу XIX столетия (Ницше, Жид, Пруст, Камю), то можно прийти к заключению, что инквизиция не укрепила европейцев в их религиозной вере, но научила законопслушанию, которое, порой, трудно отличить от искренней религиозности. Постепенно религиозное законопослушание обернулось законопослушанием политическим.
  
  (Раздел 6). С наступлением эпохи Возрождения в менталитет европейского общества стали вливаться новые формы мышления. Великий живописец Альбрехт Дюрер "более желал узнать, в чем состоит его способ (каноны пропорции Якобуса), чем лицезреть царство небесное". Для Дюрера красота заключалась в природе, а природа в Боге. Бог - это природа. "Математически мы сможем найти часть красоты, данной нам, и намного приблизиться к совершенной цели", - писал Дюрер в своих дневниках.
   Затем наступило время рационализма - видения мира как часового механизма. На искусство стали смотреть как на источник удовольствий. Бэкон и Декарт признавали познавательную роль искусства, но на поэтов смотрели свысока. Чем больше философии удавалось усилить и упорядочить себя в соответствии с новыми научными методами, с помощью которых Т. Гоббс превращал все вещи в материю и движение, а Б. Спиноза сделал процесс духа автоматическим и механическим, тем больше она отвергала красочность образного мышления. Великий математик и мыслитель Г. Лейбниц в частном письме писал, что он сожалел о случившемся пожаре, погубившем много полотен талантливых художников, но "все же склонен согласиться с русским царем, сказавшим ему, что он больше восхищается некоторыми хорошими машинами, чем собранием прекрасных картин, которые ему показали в королевском дворце". Так "эпоху веры, основанной на разуме, стала сменять эпоха разума, основанного на вере". (Уайтхед).
   Двадцатый век оказался веком познания "молекулярной физики" социальной природы людей, глубинных подробностей бытия. С легкой руки Ж. Ж. Руссо люди стали раскрывать себя, как никогда до того. Все о себе. Обнажение того, что раньше было тайным и запретным, стало модным. Одним из первых сделал это Стринберг в 1893 году в своем романе "Исповедь глупца". XX век в известной мере шел по этому пути (Стринберга-Жида-Фрейда) и говорил о себе то, о чем молчали их отцы и деды. "Загадок природы людей, в сущности, оставалось всё меньше и меньше. Отгадки на них даны. Литература и поэзия стали превращать загадки в уравнения: каждый может сам их решить, если научится думать. И всякое уравнение может получить разрешение" (Н.Берберова. "Курсив мой", 1972).
   Чтобы научить людей решать эти уравнения возникла наука социология. А. Белый не разделял в этом оптимизма социологов. В большинстве своём социология "предлагает фантастические псевдообъяснения, пусть и блестящие, но оказавшие дурную услугу: ныне они наготове у любого для объяснений симптомов социальных феноменов," - писал Л. Витгенштейн. Единственный результат: всё то, что ранее считалось предосудительным, стало делаться открыто и даже демонстративно. Но пользы от этого до сих пор не наблюдается. Стринберг рассказал в "Исповеди глупца", как первая жена ушла от него и почему она ушла. Вся его глубоко личная драма отражена в этой книге. Потом он женился во второй раз и взял со своей новой жены слово, что она никогда не прочтет его "Исповедь". Она не сдержала слово, прочла книгу и, забрав с собой детей, покинула его. Тогда он женился в третий раз и опять заставил жену поклясться, что она этой книги не прочтет. Она сдержала данное слово. Но через шесть лет жизни со Стринбергом, так и не прочитав "Исповеди", его покинула, забрав детей. Эти женщины, судя по всему, с социологией знакомы не были, тем не менее читавшие его исповедь, как и её не читавшие, поступили единообразно. Но самый главный вывод: автор этой книги сам не извлек для себя полезных советов, как составлять эти уравнения и как решать созданные им самим, чтобы нормализовать свою жизнь. Судя по мнениям психологов, Стринберг никаких уравнений искать не намеревался. Его исповедь всего лишь попытка испытать наслаждения от расчесывания невротических ран своей личности. Называется это "интеллектуальным мазохизмом".
   "Подлинная страсть двадцатого века - проникновение в Реальную Вещь, в конечном счете, в разрушительную Пустоту сквозь паутину видимости, составляющую нашу реальность" - так определил XXый век С. Жижек. Просвещенческий разум был просто "одержим страстью к копанию. Его исследовательский бур не знал усталости; постоянно углублялся во все новые и новые пласты реальности, выдавая на-гора все более глубокие истинные сущности, - этакая эссенциалистская матрёшка. Глубина приравнивалась к подлинности, даже к какому-то совершенству. Тем самым объяснительные и иные возможности феноменологического разнообразия мира принижались, недооценивались, а порой и сознательно игнорировались. У бесконечного погружения в глубину было, пожалуй, всего одно ограничение - трансценденция, т.е. нечто такое, что всегда оставалось за пределами разума, его познания, что не поддавалось переводу (во всяком случае полному) в познавательные образы, в знание. В гносеологической области такой трансценденцией был объект (его неисчерпаемость), в моральной - Бог и т.д." [70]. В результате, эпоху малых обманов и высоких истин сменила эпоха виртуального восприятия происходящего, став эпохой низких истин и больших обманов. "Истины не ходят тьмами. Только- обманы". (М. Цветаева).
   В 30-ых годах прошлого столетия испанский философ Ортега-и-Гассет заметил, что "посредственный ум настолько осмелел, что считает себя вправе навязывать свою посредственность всем как образ единого мышления". Наступило время, когда "никто никого не признавал. Это было признаком хорошего литературного тона. Как и теперь, впрочем" (В. Катаев).
   Подробный анализ динамики взаимоотношений искусства и науки вплоть до наших дней приведён в работе К. Гильберта и Г. Куна [3], которые отметили цикличность, как бы в противофазе, смены акцентов эстетического и логического восприятия мира. Качели истории всё более и более раскачивают рациональные компоненты ритмов потока сознания нашего времени, вытесняя его чувственный компонент на его периферию.
   Гегель в своем эссе о карточной игре писал: "Что главным образом сообщает игре интерес, так это страсть. Для хладнокровного игрока, лишенного к тому же стремления нажиться, игра в карты имеет смысл главным образом со стороны рассудка и способности к суждению - как упражнение этих способностей. Но кроме этого, не считая жажды наживы, тут действует ещё и игра страстей, колеблющихся между страхом и надеждой, которую вообще возбуждает игра в карты: состояние духа, несовместимое с душевным спокойствием, характерным для более возвышенного умонастроения того самого, которым дышали все деяния древних греков и которое сохраняется в самых дерзновенных взлетах страстей до тех пор, пока человек остается человеком, а не игрушкой демонических сил. Это исполненное страха и беспокойства состояние духа, характерное для нашей эпохи, и есть то, чему мы обязаны широким распространением карточной игры. В этом влечении страстей нет ни грамма разума". В постмодернизме игра выступает в качестве мировоззренческого методологического принципа. Всё в нашей современной жизни - игра или, во всяком случае, может быть представлено игрой. Даже технология является разновидностью игры, но выигрывают в ней не истину, не справедливость, не красоту, а эффективность. Базовая, матричная форма игры - игра языковая. Социальность, как таковая, представляет собой выразительные переплетения языковых игр. Игра - одно из самых эффективных средств войны, которую постмодернизм объявил тотальности, диктатуре разума и другим монстрам модернизма. Одновременно она повышает нечувствительность человека к различиям и укрепляет его способность терпимо относиться к несоизмеримому, несопоставимому в теории и на практике. Игра размывает абсолютные моральные ценности и высокие нравственные идеалы: теперь можно просто плыть по течению жизни, играть и изобретать. На место реальной чувственной жизни, как организующего принципа общественных отношений, постмодернизм ставит симуляцию. [13, 71]. Интересно, что это давно заметили Спиноза и Гегель. Последний назвал это "хитростью разума". [72].
   И тот, и другой, исходя из разных предпосылок, приходят по данному вопросу к очень близким выводам, что подтверждается тем фактом, что они оба противостоят теориям права, основанным на общественном договоре. И для Спинозы, и для Гегеля необходимо, чтобы разум хитрил с правом, иначе говоря, чтобы разум одновременно использовал право, как инструмент в борьбе за подлинно свободную жизнь и рассматривал право так, как оно есть, дабы улучшить его функционирование таким образом, чтобы интересы и разума и права оказались согласованными, а человеческое существование сделалось бы попросту сносным. Однако это не зависит ни от намерений, ни от действий индивидов или групп индивидов, которые сами по себе и для самих себя принимали бы решения о том, что есть благо для всех остальных, и тем самым, не упраздняя права, свели бы его к условиям его собственной природной иррациональности. Спиноза и Гегель солидарны в решающем пункте: право есть процесс без субъекта.
   Это является одним из примеров самоорганизации структуры социальных связей, исходно зарождающихся стихийно помимо разума и воли людей. "Сегодня школа считается хорошей, если дети в ней хорошо проводят время. В прошлом не это было критерием. Наши дети узнают в школе, что вода состоит из водорода и кислорода. Кто этого не понимает, глуп. А самые важные вопросы при этом опускаются. Думаю, что нынешнее образование нацелено на сокращение способности к состраданию" - писал Витгенштейн почти сто лет тому назад. Популярный и поныне педагог Д. Карнеги (1888-1955), автор концепции бесконфликтного общения, признался, что он счастлив, наблюдая как молодое поколение американцев с увлечением учится быстро писать и печатать на машинке, и совсем не интересуется мёртвыми языками. Власти США усиленно внедряют в сознание людей уверенность, что современная либеральная цивилизация уникальна и совершенна настолько, что нечему учиться у прошлого [75]. В итоге унаследованное Западом от греков познание ради познания обернулось проявлением не разума, а лишь желанием добиться выигрыша и хорошо проводить время. Игра требует азарта и честного следования её правилам, что характеризует менталитет Запада.
  
  (Раздел 7). Согласно Ортега-и-Гассет, это был "решительный разрыв настоящего с прошлым, завершившийся в двадцатом веке. Мы чувствуем, что мы как-то внезапно остались одни на земле; что мертвые не только оставили нас, но исчезли совсем, навсегда; что они больше не могут помогать нам. Все остатки традиционного духа исчезли. Образцы, нормы, стандарты больше нам не служат. Мы обречены разрешать наши проблемы без содействия прошлого, будь то в искусстве, науке или политике. Европеец одинок, рядом нет ни единой живой души, он - как Питер Шлемиль, потерявший свою тень" [60].
   Язык является наиболее адекватным отображением духовного состояния человека и общества. Скупость языковых форм, обедняя интеллект, погружает людей в туман. Группа лингвистов из Италии, США и Израиля в 2012 году провела статистический анализ корпусов текстов иврита, английского и испанского языков и пришла к выводу, что скорость фиксации новых слов за последнее время существенно отстает от скорости утраты старых, в результате чего происходит сокращение словарного разнообразия. ("Statistical Laws Governing Fluctuations in Word Use from Word Birth to Word Death" в журнале "Scientific Reports. Nature"). К сожалению, мы должны признать, что этот вывод однозначно свидетельствует об оскудении менталитета современного человека. Количество слов, символизирующих компоненты материальной структуры природы, за последние 200 лет резко возросло. В то же самое время со значительно большей скоростью умирают слова чувственного восприятия окружающего. Это является симптомом упрощения сознания вследствие "роботизации" людей: язык из средства общения постепенно превращается в средство передачи инструкции, как это имеет место в программном обеспечении автоматов и роботов. Полезно взять на заметку, что без всякого статистического анализа к такому же мнению пришёл A. Тойнби (1889 - 1975). Так в XX столетии ритмы чувственного созерцания окружающего практически угасли. Согласно мнению А. Уайтхеда, признаком позитивного развития цивилизаций является стремление к утонченности чувств.
  
   Может быть, простота -
   Уязвимая смертью болезнь.
  
  Эти строки принадлежат поэту серебряного века М. Кузмину.
   В XVIII веке мир стал погружаться в атмосферу злобы и предчувствие конца света, охватившее к началу ХХ века практически весь мир. Президент США Г. Гувер, наблюдая происходящее в Европе, писал: - "Эмоции ненависти, мщения, оправдание неправедного были всплеском лихорадки народов Европы. Гены тысячелетий, впитавшие ненависть и страхи поколений, были в крови её народов". Согласно мнению очевидца тех событий философа Б. Жувенель - то было время крайнего презрения к человеку. "Жажда убийств охватила планету", - писал французский искусствовед А. Труайя в книге "Борис Пастернак". "Каждый жил, как хотел", - наблюдая происходящее, писатель Б. Брехт повторил слова Макиавелли о периоде междоусобных войн в Италии. Люди хотели войны! Статистическая обработка газетных статей и высказываний отдельных лиц показала, что около 90% европейских и русских интеллектуалов в 1914 году были за войну. "Они хотели этой войны, и они её получили" (Пятигорский. "Мифология и сознание современного человека"). Фраза "люди хотели войны" часто встречается в мемуарной литературе рядовых свидетелей событий того времени, далеких от теоретизирования или философских обобщений. Монархии рушились и дробились. Дух Молоха, неумолимо и бесчувственно решающий судьбы людей, витал над Европой начала прошлого столетия. Локальные войны: вторжение Японии в Маньчжурию и в Китай, революция в Монголии, расстрелы невооруженных повстанцев британскими властями в Индии и в Африке, религиозные войны на Востоке, приход к власти фашистов в Германии и Италии, гражданская война в Испании, массовые расстрелы мирных демонстраций в Индии, России и США - вот краткий перечень событий того времени, связанных кровавыми нитями. Весь мир пришёл в движение. То был рокот масс, стремившихся к признанию своего места в истории. Закончился этот период самыми разрушительными за всю историю человечества мировыми войнами.
   В атмосфере духа этих событий во Франции и спустя сотню лет в России произошли революции. Завершились они традиционно: "списки отняты, писцы уничтожены. Подданных больше нет, страна вращается как гончарный круг: высокие сановники голодают, рабыням дозволено всё, в стране грабежи и убийства ...".
  
  II - 3. Ритмы либерального капитализма
   Предчувствуя распад христианской монархии,человечество вновь послало поэтов и философов искать Бога. Они пересекли Атлантический океан и достигли Америки. Не удержусь повторить слова Бунина: - "И среди смешавшегося человечества зачалось смутное и радостное предчувствие нового рассвета. Вновь случилось, что завоеватель мира не дерзнул покорить мир богу своей нации дабы" на бескрайних просторах Америки создать империю свободы и равенства.
  
  (Раздел 1). Mного было предпринято попыток объяснить загадку экономического и политического успеха Запада, как и неспособности других стран следовать его примеру. Одной из последних служит книга Hernando de Soto "Mystery of Capital" (Загадка капитала, 2000 г.), в которой обобщён более чем двадцатилетний труд большой группы экономистов, политиков и философов. Помимо научного анализа, члены этой группы беседовали со многими ведущими экспертами в экономике и политике почти всех развитых и развивающихся стран (включая и перестраивающуюся в то время Россию). Авторы утверждали, что все участники этого исследования не имеют представления о том, с какой стороны подойти к решению этих вопросов.
   Струи рационального и религиозного сознания, зародившиеся в Европе, более чётко разделились и, как лавина, разлились на ментально неустойчивом пространстве Северной Америки. Многие американцы до сих пор гордятся, что в их стране на душу населения построено больше церквей, чем в любой части мира. На рис. II-9 представлена копия картины "Застольная молитва" Нормана Роквэлла, имя которого до сих пор вызывает у многих американцев из поколения пятидесятых годов ностальгию о "золотом веке" их юности, когда религия объединяла американцев, ещё не отгораживавшихся, как в наши дни, друг от друга заборами. В декабре 2013 года эта картина, не представляющая особой художественной ценности, была продана за рекордную цену (для картин американских художников) в 46 миллионов долларов на аукционе в Sothby.
   Как в Греции и в Италии, демократия США зарождалась в малых городах, заселённых пилигримами из Европы, враждующими между собой как на Диком Западе Америки, так и на её не менее диком Востоке. Исход бифуркации сознания породил нечто подобное античным цивилизациям: возникло общество, по словам Бейтсона[8], внешне выглядящее как самое демократичное, а внутренне - как самое авторитарное.
   История США является примером встречи страсти и случая. Случай подвернулся в 1773 году, когда колонисты выбросили в море ящики с чаем, принадлежащие Ост-Индийской компании в знак протеста против введения Британией налога на чай. Это событие стало знаменательной вехой, вошедшей в историю Америки под названием "Бостонское чаепитие". Как писал американский историк и культуролог Н. Постман (Neil Postman), "Бостонское чаепитие" было выстрелом, услышанным во всём мире - выстрелом, который нигде не мог быть произведён, как только в пригороде Бостона, этого в то время центра политического радикализма. С этого началась американская революция, изменившая Америку и весь мир.
   Почва американской революции была весьма зыбкой. Но страсть колонистов к внутренней свободе и независимости от внешних сил была столь велика, что из любого случая путём военных действий или компромисса они извлекали выгоды, приближавшие их к заветной цели. Основным препятствием к объединению являлись религиозные разногласия. Решение этой проблемы было наиболее болезненным, но в конце концов компромисс был достигнут обоюдным согласием на отделение церкви от государства, превратив этим колонию враждующих поселенцев в Соединённые Штаты Америки. Страстная воля к свободе и независимости и способность идти на взаимные уступки ради достижения жаждуемой цели выработали двойственность американского характера: сочетание прагматизма при определении поставленных целей и соблюдение этических норм при их достижении. "На Западе люди имеют одно общее слово "шу" (китайское слово, оно значит то, что каждый, кто бы он ни был и как бы ни думал, признает и уважает окружающих), и все уравновешивают друг друга, и это равновесие есть один из величайших факторов западной культуры и демократии". (Н. Берберова).
   Важным фактором последующего исторического вызревания США является древнеримское право формального равенства с его универсальной (на всех территориях, ко всем гражданам и не-гражданам) применимостью. К числу факторов или условий этого вызревания следует отнести также имперское мессианство Древнего Рима - идеологию, оправдывавшую необходимость распространения среди варваров того, что считалось цивилизованным, передовым, современным в метрополии в центре империи. Президент США Вильсон объявил в 1917 году: "Соединённые Штаты имеют моральную ответственность вступить в войну, чтобы сделать демократический мир более безопасным". Миссия США подразумевала в качестве критериев "добра" именно "демократию", а все остальные "Основные Ценности" лишь приложенными к этому. Эта экспансия демократии началась с гражданской войны 1861-1865, явившейся самой кровопролитной за всю историю человечества вплоть до двадцатого столетия.
   Обсуждая специфику становления США необходимо не упускать из вида, что новые культуры, зарождающиеся в изоляции от соседних, как это имело место в Японии и в меньшей степени в Англии [34]вырабатывают сильный защитный иммунитет к чужеродному ментальному влиянию, что обычно сплачивает народ. В географическом плане США оказались отгороженными от мира океанами. Европа в то время была вспенена собственными социальными, политическими и религиозными противостояниями. Возбуждённые успехами Французской революции многие европейцы симпатизировали объединённым штатам, способствуя тем самым их конгломерации. Необходимо отметить и другое важное обстоятельство, послужившее одной из причин их бурного столь экономического развития. Америка вошла во Вторую Мировую войну в состоянии глубокой экономической депрессии. Вышла из неё самой богатой в мире страной. (До этой войны предполагалось, что самой богатой страной будет Аргентина). Отделяемая от Германии и Японии океанами, она, недоступная для непосредственного воздействия воюющих стран, была глубоким тылом для стран антигитлеровской коалиции. Это позволило Америке интенсивно развивать военную и аграрную промышленности на колоссальные средства, поступавшие от Великобритании, Австралии, СССР и Китая, снабжая союзные страны военной техникой и продуктами питания. Эффект такого денежного вливания был столь велик, что не все американцы с радостью восприняли весть об окончание войны! В это время идея американской мечты - свой домик со всеми удобствами для радостной жизни - стала восприниматься как уже всем доступная реальность. (С. Эдвард. "Ленд-Лиз - Оружие Победы"). Распространённое в США в довоенные годы коммунистическое движение, с которым не могли справиться власти несмотря на репрессии, заглохло само собой. Создаётся впечатление, что империя США была предуготовлена провидением для властвования над миром.
  
  (Раздел 2). Следуя книге К. Леонтьева "О всемирной любви", однородность потока сознания западного общества достигалась любовью эстетической. Это мнение не является неожиданным. Английский писатель и литературный критик Л. Стрейчи (Strachey, Lytton, 1880-1932) признавал, что двумя основными организующими силами природы являются энергия красоты и энергия силы. [59]. Эстетика символизирует силы индивидуализма во всевозможных его проявлениях. Во времена модерна, по мере перехода от фазы интровертного восприятия состояния общества к его микромасштабному, эстетическая мотивация стала гасить сдерживающую её этическую и, в конце концов, вытесняя этику, эстетика заняла в духовном пространстве Запада главенствующее положение. Ницше понял, что религией современных ему демократических сообществ становится политика. Этo привело к тому, что эстетический идеал стал вытесняться политической идеей демократии и свободы, а роль пасторов стала отводиться адвокатам.
   Политика, по словам Маркса, является концентрированным выражением экономики. С расцветом экономики политика и экономика стали замещать религию. Религиозная ветвь потока сознания Запада стала мелеть. Люди вместо религиозного плена стали отдаваться в плен политикам и производителям товаров. Эстетический человек тщеславен. Он убежден, что обладает неиссякаемой силой развития. Он уверен, что завтра он будет ещё богаче, ещё совершеннее. Видя себя в технически совершенном мире, он считает себя совершенным. Тщеславный человек нуждается в других, чтобы убедиться в своем превосходстве. Участие в политике и экономике расширяет круг возможностей для этого.
   В конструкции "письменного стола", как социальной модели США в описании Кафки в романе "Америка", не может быть путаницы. Связь причины и следствия однозначна. Попадая в ящичек такой конструкции, человек обретает уверенность в себе. Известны пути и в другие ящики. Реакция на четкую, однозначно выраженную цель вызывает четкое, однозначное исполнение. Однозначное исполнение - думайте о чем угодно и сколько угодно, но исполняйте. Традиция качественного исполнения поддерживается взаимной слежкой и доносами друг на друга, являющимися компонентами культуры США и по сей день. Жители Деревни не завидовали жителям Замка из одноименного романа Кафки - он был им недоступен. В конструкции письменного стола "Замок" не предусмотрен. Письменный стол - это "Деревня", разложенная по разноэтажным полочкам и ящичкам, доступным любому. Житель письменного стола не имеет ограничений к распространению зависти. "Зависть соперников, этих коварных и влиятельных богачей, не может не причинять нам боль, пока мы зажаты на старте, пока не вырвались на свободное пространство, обогнав других, тоже поспешающих к горизонту". (Кафка. "Созерцание").
   Известный этолог, лауреат Нобелевской премии Конрад Лоренц в статье "Восемь смертных грехов цивилизованного человечества" [61], встретившей неожиданно для себя живой отклик, сравнивал современные города Запада с животноводческими фермами, где люди живут в стойлах, являющихся для них домами, гарантированно получают питание и вознаграждение за ожидаемое от них поведение. Они должны выполнять какие-то служебные функции: производить товары, организовывать развлечения, и т.д. Успешно следующим этим правилам позволено самим делать выбор стойла и условий своего обитания в нем. Такая жизнь на ферме не лишена привлекательности своей простотой. Во-первых, привлекательна полная свобода от любой ответственности перед окружающими. Как и живущие в стойлах животные, люди не нуждаются друг в друге, разве лишь для развлечений. Они не нуждаются в чей либо помощи. Они ничем друг другу не обязаны. Индустрия производства и развлечений их обеспечит всем желаемым. Чувство сострадания у них атрофируется. Чувство одиночества вкрадывается в души людей. Одиночество своих сограждан начинает беспокоить власти США, полагающие в этом причину учащающихся случаев депрессий, самоубийств и протестных массовых убийств. Проблема одиночества все чаще обсуждается в литературе и фильмах, где современного человека начинают идентифицировать с роботом, одиноко блуждающим по пустынным пространствам Земли (фильм "Electoma" 2010 года). Популярность книги Э. Гилберт "Есть, Молиться и Любить" свидетельствует об обеспокоенности этим широкого круга американцев.
   Благосостояние - понятие относительное: чем выше его уровень, тем больше потребность в его улучшении. Но безмятежность делает жизнь слишком однообразной и плоской. Осознание плоской жизни в стойлах ограничивает распространение такой формы благополучия. "Для Атилы и его орд вторжение в Европу было приятным эпизодом, вносящим наслаждение в монотонное течение пастушьей жизни". (Уайтхед). Но так было намного раньше.
   Швеция в рейтинге счастливых стран занимает одну из ведущих позиций. Покой шведов был нарушен выходом в свет книги L. Tragarth and H. Berggren "Is the swede a Human Being? 2007." (Является ли швед человеком?). На многих иностранных журналистов Швеция производит впечатление тоталитарного государства в духе Оруэлла. Шведы свободны от всяких социальных обязательств - от ответственности за детей, членов семьи, родителей... . Это страна from the cradle to the grave welfare sociaty (социального обеспечения от колыбели до могилы). Советские кинозрители 70-ых годов могут вспомнить шведские фильмы на Московских кинофестивалях,передающие мертвящую скуку жизни шведов. Но что тут поделаешь, если такая жизнь им нравится. Скука иждивенческой жизни в СССР брежневских "времён застоя", когда государство обеспечивало бесплатно жильё, образование, медицинское обслуживание, была одной из причин политического переворота времён перестройки в СССР.
  
  II-4. Ритмы светлого будущего
   Выше отмечалось, что ХХ век характеризуется сменой натуральной (природной) мировоззренческой ориентации на искусственную, внеприродную. Если это так, то должна наблюдаться и смена естественной формы культуры на неестественную.
  
  (Раздел 1). Тенденция эволюции культуры в США обстоятельно изложена в работах американских культурологов С. Хеджест (С. Hedges) [75] и Н. Габлер (N. Gabler) [77]. Эта новая культура приобрела название "celebrity culture", понимая под этим культуру кумиров нижних и средних слоёв американского общества, вышедших из этой же среды и потому на неё наиболее влиятельной.
   "Современная демократия характеризуется потреблением, освобождённым от ограничений предшествующей культуры, позволяющим любому купить свой жизненный путь согласно своей
  фантазии, освобождённой от обоснованности, от традиции, от ответственности. Культура celebrity заставляет людей производить и приобретать ненужные вещи, подражая избранным ими кумирам". (Габлер). Описание эстетического идеала этой культуры в данных книгах невольно вызывает в памяти облик "Эллочки-людоедки" из романа Ильфа и Петрова "Золотой телёнок". В переносном смысле, "Эллочка-людоедка" - недалёкая, с ограниченным кругозором, но сексапильная женщина, живущая в своё удовольствие потреблением вещей, соревнуясь в этом со своими соперницами по подобному образу жизни. Наблюдая жизнь Америки невольно проникаешься подозрением, что средний американец подсознательно воспринимает себя как "товар", ожидающий удачного покупателя. В ожидании, он всегда должен быть привлекателен своей активностью, всегда блестящ, доброжелателен и всегда уверен в своей правоте, в своей полезности обществу и нанимателю. Основой культуры celebrity является "синдром Золушки". "Психиатрически данный синдром не описан, но количество наивных молодых людей с большими надеждами становится настолько масштабным, что скоро, мне кажется, это нужно будет сделать. Ведь процент "счастливых исходов" в действительности ничтожно мал. Золушке кажется, что её настойчивый труд когда-нибудь может быть вознаграждён чем-то волшебным. В итоге человек имеет чрезмерные ожидания от жизни и сопутствующую гипертрофированную жалость к себе. Формированию "золушек" помогает активная пропаганда псевдо-психологических учений о том, что одними хорошими мыслями вы можете воздействовать на свою материальную жизнь. Такие девушки точно знают, что когда-нибудь придёт принц на белом коне. Он закроет глаза на то, что у неё бедные родители, которые не могут даже мысли свои правильно формулировать, а у неё самой ещё нет хоть какого-нибудь образования". (Н. Кожина. "Синдром Золушки и другие "сказочные болезни" с несказочными последствиями"). Массовая культура Америки непрерывно внушает всем уверенность: невозможное всегда возможно. Каждый, независимо от своего социального положения, может и должен стать celebrity - человеком, который в чём-то изменит мир. Под этим понимается достижение высокого финансового положения и популярности. Смыслом жизни декларируется свобода в выборе удовольствий.
   В этом плане показательны судьбы американских celebrities Мэрелин Монро и Опра Уинфри (Oprah Winfrey). Первая родом из простой семьи. Фамилия отца была записана в документах с орфографическими ошибками. В течении всей своей артистической жизни она осознавала свою посредственность и переживала своё несоответствие отводимым ей ролям. Но её происхождение, простота, сексапильность и привлекательная внешность сделали своё дело: она была признана идеальным воплощением иллюзорной американской мечты. И Голливуд, появившись в роли принца, превратил её в celebrity.
   Опра Уинфри также была родом из нижних слоёв общества. В детском возрасте была изнасилована одним из своих родственником, и ... так далее. Но в отличие от Мэрелин, она ценила себя высоко и страстно стремилась вырваться из своей среды. Обладая практическим умом, она понимала, что хотят слышать её соотечественники из той же среды, и успешно оправдывала их ожидания в своих телешоу, темами которых были волнующие простых американцев вопросы секса, успеха, бытового насилия, семейных отношений. Этим она достигла огромного успеха, став самой богатой женщиной в Америке.
   По мнению Хеджес и Гэблер культура celebrities - "это культура людей без прошлого, живущих лишь иллюзорным настоящим и более иллюзорным будущим". Распространение этой новой культуры грозит исчезновением культуры. В качестве иллюстрации этого явления Hedges привёл результаты анализа ораторского уровня видных политических деятелей прошлого и настоящего, оцениваемые по двенадцати-бальной шкале современного школьного образования. Все они, за исключением Линкольна, постигавшего знания путём самообразования, являлись выпустниками элитных университетов США. Анализ показал, что культурный уровень речей Линкольна составлял 11.2 баллов, Кеннеди - 10, Клинтона - 7.6, Буша - 6.8, Перо - 6.3, Обамы - 7.0.
   В 2006 году на лекции в Перми философ Пятигорский отметил снижение культурного уровня государственных деятелей Америки и Европы как угрозу мировой культуре. Искусствоведы Гильберт и Кун в книге "История эстетики" (1953) показали, что в двадцатом веке мир стал погружаться в "невежество при обширной осведомлённости". Как видим, выводы из результатов тестирования ораторского мастерства политических лидеров Америки согласуются с общей тенденцией упадка мировой культуры.
   В главе "Иллюзия мудрости" книги "Империя иллюзий" Хэджест даёт развёрнутую картину деградации образования на примерах ведущих университетов Америки, в которых основное внимание акцентируется не на средствах постижения новых знаний, а на том, как добиваться успеха в жизни простейшим способом. Связано это с целевой ориентацией поступающих в университеты.
   Современная культура США основывется на теории позитивной психологии, формулирующей эстетические и политические идеалы общества либерального капитализма. Под позитивной психологией понимается направление в психологии, которое занимается исследованием положительных аспектов психики человека. В отличие от классической психологии, которая ориентируется в основном на проблемы патологии, основными темами позитивной психологии является то, что способствует достижению ощущения счастья людей (например, оптимизм, доверие, солидарность, патриотизм ...). Иными словами, позитивная психология является руководством по симуляции счастья.
   Л. Гринин в ряде работ раскрыл социологические и психологические характеристики современой celebrity culture, а также проследил последствия её влияния на общество. Он говорил о новом социальном слое - "людях известности", чью известность и славу необходимо рассматривать как один из видов ресурсов, которые наряду с властью, богатством, престижем, статусом и привилегиями создают важнейшие линии неравенства в обществе, его структурирующие. Стремление к славе создает в обществе очень важные направления распределения благ, а влияние людей известных и знаменитых становится существенным фактором общественного развития.
   Культура России с приходом к власти большевиков стала во многом схожей с "celebrity culture" - "знаменитостью" может стать любой вне зависимости от его социального положения. Более доходчивой для русской души в те времена оказалась формулировки: - "кто был ничем, тот станет всем" и "каждая кухарка должна учиться управлять государством". Для русского человека деньги не являлись высшей ценностью - "сознание неправды денег в русской душе невытравимо", - отметила Цветаева. Это определило различия в определении понятия "сelebrity" в русской и американской культурах. Синдром "золушки" привился и в России, но имел иной контекст, выраженный в популярной песне:
  
   Пусть будут с тобой навсегда
   Большая мечта и большая любовь.
   Не надо печалиться, вся жизнь впереди,
   Вся жизнь впереди - надейся и жди!
  
   Что касается идеологии "Позитивной психологии" в США, то она имеет много точек соприкосновения с "моральным кодексом строителя коммунизма" в СССР. "Подобно тому, как над постсоветской Россией витает и всё не может воплотиться призрак капитализма, так и над современной Америкой витает и тоже не может воплотиться призрак коммунизма"- к такому выводу пришел М. Эпштейн в своём эссе "Размышления после Всемирного философского конгресса". Бостон. 1998. США.)
  
   (Раздел 2). ХХ век был веком окончательного выхода народных масс на политическую арену. Этические идеалы Америки и СССР являлись социальным заказом народных масс, достигших свободы выбора своего социального положения. Ортега-и-Гассет, наблюдая революционные события в Европе первой половины ХХ-го столетия, писал: - "Действия человека массы управляются людьми из той же массы, людьми, в своём большинстве, посредственными, несовременными, с короткой памятью. Человек массы ничем не интересуется. Он решительно заявляет свою волю, он отказывается кому-либо помогать или служить. Он стремится выглядеть господином. Чтобы им выглядеть, он становится в оппозицию к власти, какой бы та ни была". [39]. Проникая на верхние этажи власти, человек массы отбирает себе подобных. Так менталитет масс приобретает тотальное распространение в жизни демократических стран.
   "Мы показали, что это преобладание фантастической жизни и иллюзий, возникающих в результате неисполненного желания, более часто сексуального, является определяющим началом для психологии неврозов. И наконец: массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, от которых они не могут отказаться. Ирреальное всегда имеет у них преимущество перед реальным, несуществующее оказывает на них столь же сильное влияние, как и существующее. У них есть явная тенденция не делать разницы между ними, а то и предпочитать иллюзию действительности. (З. Фрейд. "Психология масс и анализ человеческого "Я", 1926).
   Еще 50 лет назад под индустриальным обществом на Западе подразумевалась социально-экономическая система, в центре которой находится не промышленное предприятие, а университет. Вложения в науку, культуру и образование признавались самыми рентабельными из экономических инвестиций. В перспективе это сулило переход все большей части самодеятельного населения из нетворческого труда в материальном производстве в сферу духовного производства, становящегося массовым. Консенсус между элитой и массой надеялись укрепить на базе творческого принципа.
   Однако в последние годы что-то сломалось в этом механизме формационного творческого возвышения. Если в начале прошлого столетия примерно 20% учебного времени в США занимало изучение латыни и философии, то в настоящее время знание этого языка не требуется для поступления даже на философские факультеты университетов. "Можно даже сказать, что не столько творческой элите удалось перевоспитать тяготящуюся бременем монотонного труда массу, сколько массе, уставшей от усилий и переориентированной на потребительские ценности, удалось перевоспитать элиту. Или, что, может быть, исторически точнее, среди самой элиты лидерские культурные позиции заняли не те, кто самоотверженно занимались творческим трудом, а те, кто стал специализироваться в области культуры досуга, постигнув все его гедонистические потенции" - писал А. Панарин в 2001.[79]. И вот со временем какой-то микроб подточил энергию и нравственное здоровье прежнего "фаустовского типа". Он заново открыл для себя современность: уже не как поле свободного труда и творческого дерзания, а как десоциализированное пространство гедонистического индивидуализма, не желающего знать никаких социальных заданий и обязательств. Новоевропейский проект эмансипации личности незаметно был подменен проектом эмансипации инстинкта - главным образом инстинкта удовольствия. [79].
   Революции во Франции и в Америке начались более двухсот лет назад. С тех пор по Европе прокатилась непрерывная череда революций, восстаний и гражданских войн. Это был болезненный период разрыва с культурными традициями прошлого. Но за эти двести лет Запад постепенно приспосабливал традиции прошлого к грядущему выходу народных масс на политическую арену, тем самым приучая их умеренно сдерживать проявления своей воли, сглаживая разрывы в политической и культурной практике. Эта участь Россию миновала. Россия не была подготовлена к столь внезапному революционному перевороту. В романе "Чевенгур" Платонов показал перевернувшийся после 1917 года мир, где всё сорвалось с мест, и где каждый внезапно захотел взять чужую более значительную роль. В романе деревенская повариха стала называть себя "заведующей коммунальным питанием", конюх - "начальником живой тяги". Был там и "надзиратель мертвого инвентаря", и т.д. Все были начальниками, все были при должностях. Это явление по праву можно назвать "революционным синдромом" (или "чевенгурским синдромом"), поскольку наблюдалось оно во времена всех революций начиная со времён древности и по наши дни. Во время перестройки в СССР этот синдром наиболее явно проявлялся в учебной и медицинской практике: плодившиеся, как грибы после дождя, приватизированные учебные и медицинские учреждения в неразберихе тех событий заполнялись персоналом, самовольно присвоившим себе должности, не соответствующие ни их знаниям, ни их опыту.
   В СССР пропаганда возвеличивала физический труд. Но поток сознания давно стал это отвергать. Ветра принудительной тотальной либерализации России стали вносить лихорадку освобождения от физического труда: "великая масса людей стала отходить от физического труда ради бòльшей лёгкости труда служащего, соединенного с лёгкостью кажущегося счастья. Сейчас на этом пути весь советский народ". (М. Пришвин, 1936 г.).
   Как видим, история России, как бы при ускоренном компьютерном симулировании, в сжатой форме раскрыла судьбы мира.
  
  II- 5. Всеобщее счастье
   Идея свободы неограниченного выбора удовольствий зародилась задолго до возникновения США. Это духовное течение получило название утилитаризма. Родоначальником его был Фрэнсис Хатчесон, изложивший свои мысли по этому поводу в 1725 г. Идея эта бесхитростна: хорошее - это удовольствие, а плохое - это страдание. Отсюда наилучшее государство то, в котором удовольствия значительно превосходят неудовольствия. Этот взгляд был развит И. Бентамом в 1863 году и стал известен как принцип наибольшего счастья для наибольшего числа людей. Этот принцип связан, по Бентаму, с психологией: люди пытаются достичь максимально возможного счастья именно для себя. Здесь счастье означает то же самое, что и удовольствие. Закон должен гарантировать, что в поисках максимального счастья для себя никто не будет пытаться помешать поискам счастья другим. Но несчастливый человек, хочет он того или нет, своим несчастным видом неизбежно понижает уровень счастья соседа. Да и слыть несчастным как-то неловко. Чтобы этого не случилось, молчаливо договорились: счастливые и несчастные должны одинаково изображать себя счастливыми! Таким путем наименьшими усилиями достигается наибольшее счастье для наибольшего числа людей.
   Феномен утилитаризма описан в рассказе Бунина "Господин из Сан-Франциско" (1915). Этот рассказ о поколении разбогатевших путём эксплуатации "китайцев, которых они выписывали себе на работы целыми тысячами". Почувствовав на склоне лет потребность отдыха, они обнаружили утрату способности находить радость в простых, самих по себе интересных и привлекательных, вещах. Бунин подчеркивал механистичность их надуманного поведения. Они не наслаждались, а "имели обычай начинать наслаждение жизнью с того или другого занятия; у них, видимо, отсутствует аппетит, и его необходимо возбуждать; они не прогуливаются по палубе, а им полагается бодро гулять; они должны взгромождаться на маленьких серых осликов; осматривая окрестности, они не выбирают музеи, и им обязательно демонстрируют чье-нибудь непременно знаменитое полотно, как "Снятие с креста"". Чтобы стать счастливым, надо всего лишь следовать этим простым правилам. Ничто не должно нарушать ощущения счастья, даже внезапная смерть одного из развлекающихся в их компании. Этому социальному течению в большой степени способствовал тот факт, что в руках либеральных экономистов принцип утилитаризма стал оправданием для "laissez faire" как свободной торговли, оказавшейся полезной для развивающегося капитализма. Предполагалось, что свободные и ничем не сдерживаемые занятия каждого человека в поисках наибольшего счастья, при условии соблюдения законности, приведут к наибольшему счастью общества в целом. Что касается свободы, то её Бентам считал не столь важной. Как и права человека, свобода казалась ему чем-то романтическим. В политическом плане он склонялся скорее к доброжелательному деспотизму, чем к демократии. Он не ошибся: при диктатуре Гитлера многие простые немцы чувствовали себя более счастливыми, чем их предшественники.
   Милль рассматривал одни удовольствия как более высокие по сравнению с другими, но он не слишком успешно объяснял, что бы могло означать качественное удовольствие как альтернативу многочисленным простым. Это неудивительно, поскольку "принцип наибольшего счастья" и удовольствия, которые его сопровождает, безотчётно уступают качеству в пользу количества, что мы и наблюдаем в настоящее время.
   Прав основатель лондонской биржи Грешем Томас (1519-1579), утверждавший, что примитивное всегда вытесняет сложное, а вульгарное вытесняет красивое. [8]. А. Белый в самом начале прошлого столетия уже предчувствовал такое развитие событий: человечеству грозит смерть [духовная] - проваливается культура.
   Английский мыслитель, журналист, поэт,философ, писатель Г. Честертон (1874-1936) объяснил парадокс кантианского рассуждения о свободе мысли, который не только не подрывает существующее общественное рабство, но непосредственно служит его опорой: единственный способ закрепить общественное рабство - свобода мысли. Честертон озвучил лицевую сторону девиза Канта: борьба за свободу нуждается в отсылке к некоторой неоспоримой догме. "Хитрый разум" нашел выход из этого затруднительного положения: свободный от идеологии человек является совершенным идеалом природы. Для подкрепления этой веры стали коллективно требовать друг от друга выражения счастья от бытия, якобы ими самими установленного. Об этом много писал Ницше. Это заметил Пастернак: "Очень скоро начинаешь видеть, что за наслаждениями - принудительность, за постоянным ровным весельем - жестокость и тупость ... Боже мой, какие нравы! В воскресенье я должен был сделать вид, что объелся и сплю, а то меня арестовали бы за то, что я не наслаждаюсь" (Из воспоминаний Пастернака о поездке в Германию в 1912 г.).
   В современных США за это не арестовывают, как и в Германии во время посещения её Пастернаком. Но доктрина "Позитивной психологии" современных США предупреждает, что если человек не производит впечатления счастливого, значит с ним происходит что-то неладное, поскольку в совершенном американском обществе человек не может быть несчастным. [75].
   Первое впечатление от посещения США - какие доброжелательные люди! Ни о ком плохо не отзываются, друг друга приветствуют, отзывчивы и улыбчивы беспредельно. Но, погрузившись в активную жизнь Америки, вскоре замечаешь, что за этим в большинстве случаев кроется полное равнодушие друг к другу и агрессивная реакция на любое нарушение этих правил. Прожив в США лет десять, обнаруживаешь, что за доброжелательностью кроется самозащита от взаимных нелицеприятных нападок, от подозрения властей и работодателя, от тотальной взаимной слежки; за приветливостью - неуверенность в своем будущем. Создается впечатление, что Запад давно постиг то, что понял Р. Рождественский на склоне своих лет: страшно то, что без страха жить гораздо страшнее.
   На место организующего принципа общественной жизни постмодернизм ставит симуляцию. "Актер, человек сцены, нынче более реален, чем простой человек,человек жизни, которого он играет. Имидж политиков создают специальные мастера. Радио и теленовости превращаются в массовые информационные зрелища, массовые информационные развлечения, хотя речь в них может идти о войне, грабежах и насилии. Сила их воздействия определяется тем, что они не являются ни правдой, ни обманом. В современной телерекламе информации о предлагаемых товарах и услугах зачастую меньше, чем обещаний счастья и процветания в жизни в случае их приобретения. На последнее современная массовая аудитория обычно и откликается. А ведь их реальность чисто рекламная, значит, воображаемая, иллюзорная, но все это остается за кадром для привыкшего обманываться зрителя".[19]. Подобные вычсказывания можно найти в работах многих наших современников [70, 71, 75].
   Американский культуролог Neil Postman в книге "Amusing ourselves to Death" писал, что в разное время разные города Америки излучали её дух, влиявший на судьбы мира. В восемнадцатом веке Бостон был центром по всему миру распространившегося радикализма. В середине девятнадцатого Нью Йорк был символом сплава американской нации, а в начале двадцатого столетия Чикаго символизировал индустриальную мощь и динамичность Америки. В наши дни мировым символом Америки и её притягательностью является Лас Вегас - столица всевозможных развлечений, проституции и азартных игр.
   Человек обречён жить в мире иллюзий. "У каждого человека есть Бог. Вопрос лишь в том, каков он", - утверждал Мартин Лютер. В современном мире эту фразу следует преобразовать: у каждого человека есть свои иллюзии. Вопрос лишь в том - какие они.
   Выбор иллюзий не случаен, а провиденциален. Имеет он циклический характер кругооборота всего живого в природе: рождение, юность, зрелость, старость и смерть. Затем цикл повторяется.
   Является ли это проявлением мирового разума или следствием законов самоорганизации нелинейных сложных открытых динамических систем, формулирующих связи потоков энергий как внутренних (земных), так и внешних (внеземных) сил не столь важно, поскольку понимания этих гипотез нам не по силам.
  
  
  
  3-14-16
  
  Глава III.
  
  "Бытиё российское, где судьбы мира скрыты."
  
  III-1. Истоки
   Как уже обсуждалось в первой главе, наш опыт, который обязательно должен быть понят, может быть рассмотрен как учение об имманентности прошлого, передающего свою энергию настоящему, будучи связанным с фундаментальными принципами психологии. Ментальность народа, как и ментальность индивидуума, во многом зависит от его возраста, его окружения, условий его жизненного пути от рождения до изучаемого времени. Данная глава посвящена припоминаниям этого пути России вплоть до начала перестройки в СССР, определившего энергию и направление потока сознания, задавших бег последующим событиям.
  
  (Раздел 1). В не столь отдаленном прошлом бытовало понятие "великая культура" или "сверхнарод". Под термином "сверхнарод" понималась совокупность наций, объединенных общей совместно созидаемой культурой, либо отдельная нация, если её культура созидалась ею одной и достигла высокой степени яркости и индивидуальности. При этом подразумевалось, что вполне изолированных культур не существует, они взаимосвязаны, но в целом каждая культура вполне своеобразна, и, несмотря на влияние, оказываемое ею на других, она во всей полноте остается достоянием только одного народа, своего творца. Над человечеством поднимается лестница слоев, общих для всех сверхнародов, но над каждым из них эти слои меняют свою окраску, свою физиономию, свое содержание. Такое определение термина "сверхнарод" дал Даниил Андреев в своей книге "Роза мира" [41]. Далее Андреев продолжил: "Каждый сверхнарод обладает своим мифом. Этот миф создается отнюдь не в одном лишь детском периоде его истории - напротив, мифы творят став сверхнародом. Этнический признак не имеет при этом особого значения. Совпадая с вековыми очертаниями России, наш народ принадлежит скорее к образованиям сверхнарода. Полиэтническое происхождение русской нации этому не противоречит: важно то, что на протяжении её истории ведущее значение оставалось до сих пор именно за ней, не переходя ни к украинцам, ни к белорусам, ни к народностям Поволжья или Сибири. Сложившись из пестрых этнических элементов, русская нация оказалась сильнейшей творческой силой в кругу сочетавшихся с ней в единой культуре меньших народов. Речь идет о прошлом и настоящем. Не исключена возможность, что в будущем положение изменится."
   Немецкий философ О. Шпенглер (1880-1936) к числу "великих культур", вполне реализовавших свои потенции, отнёс китайскую, вавилонскую, египетскую, индийскую, античную, византийско-арабскую, западную, культуру майя, а также "пробуждающуюся русско-сибирскую". Уникальность каждой культуры обеспечивается своеобразием её "души": в основе античной культуры лежит "аполлоновская" душа, арабской - "магическая", западной - "фаустовская" и т.д. Русских относили к разряду "загадочного северного народа".
   Таинство русского языка раскрыл А. Блок. Кроется оно в том, что русский язык был языком молчаливого вслушивания в ритмы природы. Молчание народа - эта тема всплывает в мировой литературе начиная от Древней Греции и вплоть до литературы Серебряного века, как "молчание прорастающего зерна грядущего. Герои русских былин в тишине прикладывали ухо к земле: они слышали топот вражеской конницы, плачь вдов и детей". Древнюю Русь иногда называли немой культурой, которая заговорила лишь в XIX веке. Д. Андреев отметил, что "молчание народов" совпадает обычно с периодами их детства. Согласно его мнению, начиная с Киевской Руси и до времени Петра I Россия находилась в этом состоянии.
   В истории России удивляет многое. Переместившись по непонятным причинам с плодородных киевских земель с благоприятным для сельского хозяйства климатом в северные районы с низким плодородием почв (в так называемую зону рискованного земледелия) и суровым климатом, небольшие группы славян основали поселения с чрезвычайно низкой плотностью населения 3-5 человек на один кв. км., что определяется как грань выживания. Так, для простейшего трехпольного севооборота требовалось в те времена по крайней мере 15-35 человек на указанную единицу площади. Для строительства дорог - и того больше. Природные и климатические условия этой громадной равнины были более скудными, чем на севере Западной Европы. Значительная часть территории России находится на широтах, где преобладают леса и лесостепь со сравнительно бедными почвами. В её более плодородной части климат таков, что период, пригодный для сельскохозяйственных работ, не превышает 5 - 6 месяцев (по сравнению с 8 - 9 месяцами в Западной Европе). В северной России этот срок сокращается до 4 месяцев. При этом осадки обильнее всего на Западе и Северо-Западе, то есть в районах с неплодородными почвами, тогда как в черноземной зоне и в степной части нередки засухи. Длинная зима сокращает сроки выпаса скота. Малая продуктивность сельского хозяйства приводит к недостаточному производству сырья для промышленности, а также к узости внутреннего рынка в силу бедности и низкой покупательной способности крестьян. Обилие лесов и болот при редком расселении затрудняло коммуникации. Правда, территория России богата реками, впадающими в моря. Речная сеть долгое время служила основнымсредством сообщения. Эти данные взяты из работы А. Хороса 1996 года. [57].
   Формирование культуры является длительным процессом самоорганизации менталитета народа путем его "диалога с природой". Успех такого диалога во многом зависит от открытости людей. С другой стороны, для продуктивного диалога необходим подходящий собеседник. Западная цивилизация зародилась в Средиземноморье: куда ни глянь открывались громады великих культур Египта, Вавилонии, Индии, торговые пути которых пересекались в районах греческого архипелага. Грекам было что выбирать и чему учиться. Да и за учёбой им не было особой нужды куда-либо идти: учителя сами их навещали. Было что выбирать и Риму. Русских же природа обделила. Куда ни глянь: бескрайняя степь или столь же бескрайние леса. В своей эволюции Россия имела лишь одного собеседника - природу таинственных лесов и вольных степей. В таких условиях те хозяйственные мероприятия (строительство дорог, разного рода фортификационных сооружений), которые на Западе решались на уровне местных властей, в России требовали вовлечения верховной власти.
   Для обладания определенным количеством степеней социальной свободы обществу необходима помимо прямой связи с властью также и обратная с ней связь, как и друг с другом. В таких условиях только жесткая центральная власть способна при столь низкой плотности населения и столь обширных землях собирать необходимое количество людей для выполнения более или менее важных работ государственного масштаба. Иного выбора не было.
   Многие рассматривают русское крепостное право как форму рабства. "Необходимо понимать, что в те времена прикрепленность к земле была сколь формой защиты, столь и формой ограничения свободы". (Уайтхед). Знаток русской культуры Ю. Лотман писал [4], что "крепостное право в своих крайних извращениях могло отождествляться с рабством, но в принципе это были различные формы общественных отношений".
   В России не было рабства и, как следствие, не было средств для расширения сфер творческой активности, которое в те времена способно было обеспечить лишь рабовладение. Поэтому вопрос о правах человека в России не ставился столь остро и в столь узких границах нравственного рассмотрения, как это имело место на Западе. Это частично объясняет бóльшую широту потоков русской философской мысли в сравнении с философией Запада.
   Широта потока русского сознания связана также с низкой плотностью населения. Вопросы правды и лжи в быту (на мезоскопическом масштабе рассмотрения) являются ключевыми реперными точками культуры. На этом мезомасштабном уровне правда - это действие индивидуума, вызывающее одобрение большинства. Ложь - это действие большинством осуждаемое. В плотной среде (в толпе) правда, как и ложь, обнаруживаются относительно быстро, поскольку действие индивидуума затрагивает многих. Выявить правду или ложь в разряжённой среде трудно: отклик на совершённое действие может даже до исполнителя и не дойти. Чтобы в такой среде не потеряться нужен дар "телепатии общения", позволяющий "читать" мысли собеседника на расстоянии. Русский народ этот дар в себе развил. "Вышедший из глубоко родного мира наших пращуров, создававших Русь по своему образу и подобию, со всем её смешением языческого и христианского, древнеславянского и угро-финского, варяжского, византийского, татарского - жестокого, кровавого, гениально самобытного, научился понимать друг друга не только с полуслова, но даже с полувзгляда, полувздоха, с полуумолчания" (В. Катаев), создал свою самобытную культуру, охватывающую столь обширные области сознания, куда доводы разума не всегда доходят. "Русская философская мысль, такая глубокая и такая своеобразная, получила свое выражение именно в художественной литературе. Никто в России так свободно и властно не думал, как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тютчев, Достоевский, Толстой", - писал Шестов (Париж. 1927 г.). [69]. Позже, с распространением эпидемии "диктатуры разума" русский человек стал теряться в наступавшем двуязычии.
  
  (Раздел 2). Наиболее полным обобщением духа народа является архитектура культовых сооружений. "Архитектура прославляет нечто. Поэтому не может быть архитектуры там, где нечего прославлять. В ней находит отражение то, что народ хочет прославлять." (Л. Витгенштейн). На рис. III-1 и III-2 приведены характерные виды монастырей католического и православного христианства в периоды их утверждения. Первые подавляют видом своей непреодолимой мощи, внушающей больше страх, чем радость. Архитектура русских церквей вызывает противоположные эмоции - радость жизни, преодолевающая страхи бытия. Хотя в русском менталитете существовала формула "Мир лежит во зле", любовь к нему, детская жизнерадостность, солнечная весёлость и непосредственность обнаруживаются в яркой раскраске утвари, в сказочно-игрушечном, смеющемся стиле изразцов или резьбы, в задних планах икон, где цветы, светила небесные и сказочные звери создавали удивительный фон, излучающий трогательно чистую пантеистическую любовь.
   Немецкий философ и историк И. Гердер (1744-1803) писал, что "славянские народы милосердны, гостеприимны до расточительности, любили сельскую свободу, вели веселую музыкальную жизнь; были послушны и покорны, враги разбоя и грабежей. Несчастье этого народа заключалось в том, что он не сумел установить долговечного военного строя и не стремился к покорению других городов, хотя у него не было недостатка в мужестве в минуты буйного сопротивления". "Работящий народ, сдача крепости - позор, смертный грех у них. Русский вынослив. Если есть у него вода, мука, соль и водка, то он долго может прожить ими, а немец не может" - так отзывался о русских пастор из Ревеля В. Рюсо (XVIII-ый век).
   Спустя около двух столетий английский исследователь России С. Грэхем [28] дал подобную характеристику: "русские мужики общительны и дружелюбны. Они вместе работают, вместе поют, вместе молятся и живут. Они любят собираться в трактире, церкви, на рынке. Любят устраивать грандиозные и расточительные угощения на свадьбах, поминках, на всяческих праздниках. Любят вместе мыться в общей бане, вместе работать в лесу и в поле. Общественная жилка у них сильнее, чем у нас, они менее подозрительны, не так замкнуты. Они наслаждаются церковной службой и духовной музыкой. Отсюда удивительное пение, пение без органа и партитур. Русские хоры так удивляют западную Европу именно потому, что русские любят вместе сидеть на бревнах на деревенской улице и петь, петь без конца. Они так хорошо играют на балалайках, потому что делают их сами и играют на них вместе. Они обожают принимать гостей и ходить в гости. Поскольку у крестьян нет книг, они читают книгу Природы. В России вы имеете возможность изучать жизнь, какой она была когда-то в Англии. Жизнь русского крестьянина дает верную картину нашего собственного прошлого".
   Многие иностранцы, прижившиеся в России, духовно были русскими, не мыслящими для себя возможным жить вне России, вне её языка, вне её культуры, вне её березок.
  
   Сквозь прошлого перипетии
   И годы войн и нищеты
   Я молча узнавал России
   Неповторимые черты.
   Пастернак
  
  "Мир в Центральной России представлял крестьянскую концепцию верховной власти. Мир охранял благоденствие всей общины и был вправе требовать от каждого её члена безоговорочного повиновения. Мир может быть созван самым бедным членом общины в любое время и в любом месте в пределах села. Общинные власти должны уважительно отнестись к созыву сходки, и, если они нерадивы в исполнении своих обязанностей, мир может без предупреждения отрешить их от должности, а то и навсегда лишить всех полномочий. На наших сельских собраниях голосование неведомо; разногласия никогда не разрешаются большинством голосов. Всякий вопрос должен быть улажен единодушно. Описанный мной способ разрешения споров чрезвычайно характерен для русской сходки. Мир не навязывает меньшинству решений, с которыми оно не может согласиться. Каждый должен идти на уступки ради общего блага, ради спокойствия и благополучия общины. Большинство слишком благородно, чтобы воспользоваться своим численным превосходством. Мир не господин, а любящий отец, одинаково благодетельный ко всем своим сынам. Именно этим свойством сельского самоуправления в России объясняется высокое чувство человечности, являющее столь замечательную особенность наших деревенских нравов" - таким видел русский сельский быт Степняк-Кравчинский. ("Россия под гнетом царей". 1886).
   Основным социальным институтом русской деревни была сельская община. Историки до сих пор не имеют единого мнения о времени её возникновения и о роли центральной власти в её становлении. Известно, что община использовалась администрацией прежде всего в фискальных целях. С другой стороны, крестьяне действительно держались за общину, которая делила поровну земли, организовывала взаимопомощь, уплачивала за кого-то налоги и была, таким образом, для них хоть какой-то защитой в полном опасностей мире. "В этом смысле община в России являлась чем-то бόльшим, чем просто сельский институт. В ней выражался характерный для национальной культуры коллективизм, стремление быть "как все, спрятаться за других. Коллективизм сдерживал развитие личностной индивидуальности, но одновременно становился средством выживания". Такими словами В. Хорос обобщил ментальность русского народа. [57]. Любая медаль имеет две стороны. Множество видов общин и их распространение по огромному социально неоднородному пространству России препятствует однозначному обобщению их опыта. Полезна для ознакомления с этой проблемой статья А. Чупрова "Уничтожение сельской общины в России", опубликованной в Англии в 1911 году, в которой прорисовывались социалистические признаки в структурах русского общества.
   Потребность в коллективизме отнюдь не является стремлением "быть как все" или "прятаться за других". Кооперативность сознания является необходимым компонентом структуры любого общества. Английский философ Б. Андерсен назвал такой компонент структуры общества "горизонтальным братством". Власти США с завидным упорством преодолевают дух индивидуализма своих сограждан, внедряя в сознание американцев "горизонтальное братство" как стратегию team work (работать в упряжке, работать в команде, работать коллективно), находясь под впечатлением социальной и экономической эффективности Японии. Именно благодаря чувству "горизонтального братства", русские люди сохранили дар глубокого поэтического созерцания происходящего.
   Вспомнилась мне давняя встреча в забытой богом деревне в Карелии, в которой проживал прошедший всю войну, ныне отставной сержант со своею старухой. После скудного обеда садился на пенёк (называл этот пенёк "тентером"), раскуривал трубку и с упоением декламировал выдержки из сборника рассказов Эренбурга под названием "13 трубок". Его воспоминания о пережитом, перемежаемые красочным, образным и беззлобным матом, воспринимались как поэзия, передававшая дух ушедшей эпохи. Как-то на охоте в Подмосковье (было это в конце 70-х) остановились на несколько дней в одной деревеньке. Был там маленький скотный двор, который обслуживала бабка лет пятидесяти на вид. Её озорные глаза говорили, что в молодости была она "не девка, а огонь". Осталась в деревне, поскольку дочке надо "фатеру [квартиру] справить". Страдала радикулитом, но каждый день утром и вечером буквально ползла на скотный двор ухаживать за коровами: "иначе нельзя, порчеными станут". Поговорить - хлебом не корми. Особенно в компании своего неизменного дружка "мерзавчика". Но и без "мерзавчика" была словоохотлива. Рассказывала о своей жизни времён войны - врагу не пожелаешь. Но ни капли злости, обиды или слезливости - с юмором делилась своими тонкими наблюдениями.
   "Русский, - писал в 1938 году известный немецкий историк и философ В. Шубарт, - переживает мир,
  
  исходя не из Я, не из Ты, а из Мы, ... Европеец и сам не помогает, и от других помощи не ждёт. Отсюда жесткость и безутешность, кантианство всего стиля жизни, "кантующей" европейца. Каждый стремится скрыть свою нужду и имитировать счастье".
  
  (Раздел 3). Тонкий наблюдатель русской жизни М. Цветаева обратила внимание на то, что русские народные сказки обнаруживают присущее русскому человеку по-детски искреннее любопытство к культурам окружающих народов. Анализируя русскую литературу 19-го столетия, Ю. Лотман пришел к выводу, что интерес к разнообразию культур, открытость к чужому есть реальная специфика русского сознания.
   Э. Шюре был убежден, что в основе всех мифов и сказок язычества лежит научная мысль, скрываемая покровом поэтической красоты. "Народные боги не были богами фантазии, но богами мысли" (Гегель). "В сказках часто доказывается истина", убеждён наш современник У. Эко. Достоевский верил, что "истинная сущность русского национального духа, его великое достоинство и преимущество состоит в том, что он может внутренне принимать все чуждые элементы, любить их, перевоплощаться в них". (Г. Померанц).
   По мнению французского писателя, философа и политика А. Мальро (1901-1976) обычный человек борется со всем, что не является им самим, в его сознании отображены лишь малые части природы, в то время как художник ведёт бой с самим собой, в нем отображена большая часть природы. Вся история России является проявлением борьбы русского человека с самим собой! Таковы судьбы героев Достоевского, таковы судьбы Пушкина, Лермонтова, Толстого. Трагичны были судьбы многих дворянских детей, "восстававших на самих себя" (И. Бунин. Жизнь Арсеньева).
   "Мы в жизни, с одной стороны, бóльше художники, с другой - гораздо проще западных людей, не имея их специальности, но зато многостороннее их" (Герцен). "Да, все русские таковы, и знаете почему: потому что русские слишком богато и многосторонне одарены, чтоб скоро приискать себе приличную форму. Тут дело в форме. Большею частью мы, русские, так богато одарены, что для приличной формы нам нужна гениальность. Ну, а гениальности-то всего чаще и не бывает, потому что она и вообще редко бывает. Это только у французов и, пожалуй, у некоторых других европейцев так хорошо определилась форма, что можно глядеть с чрезвычайным достоинством и быть самым недостойным человеком. Оттого так много форма у них и значит" (Достоевский. "Игрок"). "Каково бы ни было его (героя романа Пруста "Обретённое время") восхищение Англией, тем способом, каким вступила она в войну, эта безупречная, неспособная лгать Англия, мало походила на нацию порядочных людей, поборников правосудия, арбитров в делах чести; в то же самое время он знал, что самые порочные, самые подлые из людей вроде некоторых персонажей Достоевского, оказываются порой самыми лучшими и благородными".
   Ключом к пониманию особенностей русского менталитета может послужить монолог героя романа А. Платонова "Чевенгур": "Умный я стался, что без родителей, без людей человека из себя сделал. Сколько живья и матерьялу я на себя добыл и пустил, сообрази своим умом вслух. "Наверно, избыточно!": вслух подумал Копенкин. Яков Титыч сначала вздохнул от своей скрытой совести, а потом открылся Копенкину:- "Истинно, что избыточно. На старости лет лежишь и думаешь, как после меня земля и люди целы? Сколько я делов поделал, сколько еды поел, сколько тягостей изжил и дум передумал, будто весь свет на своих руках истратил, а другим одно мое жеваное осталось. А после увидел, что и другие на меня похожи, и другие с малолетства носят свое трудное тело, и всем оно терпится. В молчании ума нету, одни чувства. Лишь слова обращают текущее чувство в мысль, поэтому размышляющий человек беседует". Молчание народа научило русского человека беседовать с собой. "Беседовать самому с собой - это искусство, беседовать с другими людьми - забава". (Платонов). Русский человек, беседуя с самим собой и общаясь лишь с непрерывно меняющей свои формы природой, проникся нетерпением жизни и сделал себя сам. Дух русского народа Цветаева передала следующими словами:
  
   на пустые слова не тратятся
   в переулочках тех Игнатьевских!
   А на што мне креститься?
   Все Христы-то где же -
   Вышедши.
   На плет-паутиночку
   Крестись без запиночки!
   Смекай, мол, детинушка,
   Своя здесь святынешка.
  
  (Раздел 4). Русский человек не был пассивным созерцателем происходящего. Он не был слепым орудием политизации советской России, как это многие утверждают. "Нет разрыва между инженерией власти, эстетическим опытом и "горизонтом ожидания" масс. Не властью и не массой рождена была культурная ситуация соцреализма, но властью-массой, как единым демиургом," показал Е. Добренко в своей работе о социальных и эстетических предпосылках культурных форм советской литературы [37]. Феномен соцреализма обычно трактуется как направление в искусстве, содержащее принудительное навязывание всей стране то ли частных вкусов некоторых ретроградно настроенных художников, то ли, что чаще, лично Сталина (якобы он "придумал" соцреализм) и его ближайшего окружения. Единым творческим порывом рождено было новое искусство. Соцреалистическая эстетика - продукт и власти и масс в равной мере. Она явилась результатом кризиса авангарда. По мнению хорватского философа С. Жижека русский авангард 20-ых годов (футуризм,конструктивизм, ...) был прямым детищем идеологии Ленина, который не только страстно поддержал индустриализацию, но даже пытался изобрести нового индустриального человека - не укоренённого в традициях прежнего человека с его сентиментальными чувствами, а нового человека, который радостно принимает на себя роль винта или шестерни в гигантской, хорошо отлаженной индустриальной машине. "Образ человека, с которым мы сталкиваемся у Эйзенштейна и Мейерхольда, в конструктивистских картинах и т.д., подчеркивает красоту его механических движений, его полную депсихологизацию. То, что на Западе в это время многими воспринималось как кошмарный сон либерального индивидуализма, как идеологический контрапункт фордовского конвейера, в России провозглашалось мечтой утопической перспективы освобождения" [1].
   Однако с восприятием авангардных театральных постановок Мейерхольда или Вахтангова непрерывно возникали трудности: "Я напряженно следил за всеми эпизодами, но, несмотря на это, я никак не мог их связать. Понять я ничего не понял. Вещь мне показалась очень трудной и запутанной. По-моему, эта вещь написана не для рабочих. Она трудно понимается и утомляет зрителя. После первой части - сумбур в голове, после второй - сумбур, и после третьей - сумбур. Бывают фотомонтажи, которые можно назвать "Прыжок в неизвестность", или "Кровавый нос", или "Арап на виселице", или как угодно. В таких монтажах есть и бутылка от самогона, и наган, и люди в разных костюмах и позах, и автомобили, и паровозы, и оторванные руки, ноги, головы... Всем хороши они, только до смысла никак не доберешься: хочешь сверху вниз гляди, хочешь - снизу вверх - все равно ни черта не поймёшь! Так и в этой постановке. Чего там только нет. И папа римский, и книги, и развратники, бог и ангелы, кутежи, танцовщицы, фокстрот, бомбы, собрания, даже и рабочий зачем-то припутан. Все это показывается в таком порядке, что нельзя даже узнать, где конец, где начало. Рабочий, попавший на такую пьесу, выходит совершенно ошалевшим и сбитым с толку. В новых постановках много несуразного." (Из книги "Писатель перед судом рабочего читателя") [37].
   Традиционная модель описания советской культуры, сложившаяся как на Западе, так и в 1960-е годы в СССР, строилась на том, что отрицание культуры прошлого исходило либо от авангарда, либо от Пролеткульта, т. е. "слева" и "справа" внутри культуры. При этом постоянно не учитывалось то обстоятельство, что отрицание культурной традиции, основанное на соответствующем эстетическом пороге массового восприятия искусства, исходило от широчайших масс города и деревни, активно вовлекаемых новой властью в культурное строительство. Советское государство, как и советская культура, были в буквальном смысле созданы народом, отметавшим всё навязываемое ему извне чуждое его духу.
  
  (Раздел 5). Психологический настрой молодёжи в первые годы утверждения советского строя определил в повести "Котлован" А. Платонов:- "Уже проснулись девушки и подростки, спавшие дотоле в избах; они, в общем, равнодушно относились к тревоге отцов, им был неинтересно их мученье, и они жили как чужие в деревне, словно томились любовью к чему-то дальнему. И домашнюю нужду они переносили без внимания, живя за счёт своего чувства ещё безответного счастья, но которое всё равно должно случиться. Почти всё растущее поколение с утра уходили в избу-читальню и там оставались не евши весь день, учась письму и чтению, счету чисел, привыкая к дружбе и что-то воображая в ожидании". Пришвин уже в 1918 году заметил, что "у них не было чувства жизни, сострадания, и у всех самолюбивый задор."
   С задором советские люди стали строить ракеты и покорять Енисей. То был всплеск симбиоза русского "инстинкта подъема к общему делу" (Пришвин), как инстинкта, унаследованного у прошлого, и самолюбивого задора юности, с прошлым порывающим. Обнаружив в этом "кожу русского народа, Цветаева с восторгом написала:
  
   Челюскинцы.
   Звук,
   Как сжатые челюсти,
   Мороз из них прёт,
   Медведь из них щерится.
  
  Цветаева так чувствовала это время:
  
   Покамест день не встал
   С его страстями стравленными,
   Из сырости и шпал,
   Россию восстанавливаю,
  
   Из сырости и свай,
   Из сырости и серости,
   Пока везде не встал
   И не вмешался стрелочник.
  
   Но вскоре коммунистический задор стал увядать. В среде интеллигенции стал проявляться тонус тоски, скуки, злобы и раздражения. Пастернак дух революционного времени ощутил как тоску. Бабель - как скуку. Одним, чтобы скуку заглушить, приходилось "забыть, что на носу очки, а в душе осень". В других скука лишь "распаляла сладость мечтательной злобы". Этот процесс увядания накала задора, чувства ответственности, дружбы, трудолюбия показан в "мифопоэтической" (по выражению Х. Костов) повести Платонова "Счастливая Москва".
   Всё осложнялось тем, что "большевистская труха в среднем пришлась по душе многим крестьянам - этой торжествующей середине безземельного крестьянина и обманутого батрака". (Пришвин). Освобожденный народ сквозняком либерализма подуло в служащие и в интеллигенцию. "Переходя в интеллигенцию, народ уничтожает себя и интеллигенцию", - так обобщил Пришвин свои наблюдения. Пастернак в 1922 году писал: -"Я был у Вас однажды в институте (Брюсовский художественный институт) и вынес самое тяжелое впечатление именно от той крестьянской аудитории, которая постепенно вытесняет интеллигентский элемент и ради которой это все творится. Я завидую тем, кто не чувствует её, мне же её насмешливое двуличие далось сразу, и дай Бог мне ошибиться".
  
   На этом сквозняке
   Исчезают мысли, чувства,
   Даже вечное искусство
   Нынче как-то налегке!
  
  писала А. Ахматова о том времени.
   Ничто не проходит бесследно: "насмешливое двуличье" впоследствие стало фоном развивающихся событий. Хрущев призывал брать пример с Запада: по его инициативе в Москве была организована беспрецедентно огромная выставка культурных и технических достижений США; разрешён широкий прокат фильмов "Америка глазами француза" и "Градостроительство США" о жизни среднего класса Америки, не содержащих какого-либо политического контекста; издавалось множество мемуарной литературы западных политических и военных лидеров времени Второй Мировой Войны. Эти книги в Москве распределялись среди руководителей разных учреждений, но на целине, где во время уборки урожая работало множество студентов разных вузов страны, были доступны любому вошедшему в книжный магазин. Хрущев приоткрыл "железный занавес", одобрив Всемирный Фестиваль Молодежи в 1957 году. Он возродил генетику, послав без шума в конце 50-х годов большую группу выпускников биофаков лучших ВУЗов страны на длительную стажировку в США. Он отстранил Лысенко от влияния на науку благородным образом, предоставив ему возможность тихо доживать свой век в маленькой лаборатории с несколькими преданными учениками, защитив его тем самым от растерзания бывшими "преданными" ему (Лысенко), оказавшимися не у дел в силу их неподготовленности к восприятию хлынувшей в Россию современной генетики. Он усмирил военных, набравших с окончанием войны большое влияние, возбудив тем самым их лютую к себе ненависть. Однако мы, молодые интеллигенты, воспринимали это с "насмешливым двуличьем" крестьян Брюсовского художественного института.
   Объяснение причин такого исхода дал Блок: "Запад нёс положительные начала науки, России чуждые. Они стали удобрять русскую народную почву веществами для неё ядовитыми. Требовалось какое-то высшее начало. Раз его нет (в положительных началах науки), оно заменяется вульгарным богоборчеством декадентства и кончается неприметным и откровенным самоуничтожением - развратом, пьянством, самоубийством всех видов".
   "Испытывая нехватку прочного религиозного метафизического фундамента, наша повседневная жизнь распадается на мелкие кусочки пустых и вульгарных социальных ритуалов", - подтвердил пророческий диагноз Блока спустя почти сто лет хорватский философ С. Жижек (2006), наблюдая жизнь современной Европы. Россия же стала приближаться к конечной стадии коррупции: люди стали черствы друг для друга. Это очерствение заметил немецкий писатель Г. Белль, написавший в 1979 году: "Не произошла ли за спиной марксизма со всей его западностью нежелательная вестернизация русского человека, возможно, уже непоправимая,вопреки ценимому в русских чувству братства?"
  
  III-2. Раскол
   "C той чреватой поры, как примчался сюда металлический всадник, как бросил коня на финляндский гранит - надвое разделилась Россия, надвое разделились и судьбы отечества. Раз взлетев на дыбы медный конь копыт не опустит: прыжок над историей - будет; великое будет волнение; рассечётся земля". (А. Белый). Русский народ, который с упадком Московского государства до XIX-го столетия практически ничего, "кроме своего русского, не знал"(К. Леонтьев), окунулся в круговороты политических событий XIX-го.
  
  (Раздел 1). Петр I прорубил окно в Европу, чтобы... "не каждому, увы, дано понять петровский заговор, направленный на духовное возвышение и преображение страны". (В. Кантор. "Европа и самосознание русской культуры". 2015). Так что этот вопрос опустим. Но европейцы хлынули в это окно столь энергично, что Россия с трудом могла протиснуться наружу сквозь щели этого противотечения. Тут уместно привести слова некоего высокого ранга китайского мандарина, который на вопрос одного французского миссионера, заинтересовавшегося причинами ненависти китайцев к европейцам, ответил, что они, китайцы, поняли, что европейцы "никогда не приходят для того, чтобы что-нибудь дать, а приходят лишь с тем, чтобы что-либо взять" [24].
   Немецкий историк И. Гердер (1744-1803) полагал, что беды России во многом связаны с тем, что она располагалась слишком "близко к немцам, которые совершили в отношении её великий грех". B результате в прорубленное Петром окно в Европу хлынули не только семена просвещения, но и его плоды: "Вся короткая история человечества есть смена эпох. Великое музыкальное синтетическое культурное движение гуманизма, изжив само себя, накануне 18-го столетия, встретилось на пути своем с новым движением, идущим ему на смену". (А. Блок). В результате поток сознания России стал разбиваться на множество мелких струй, и каждая в отдельности стала терять свою силу. "Результат - глубокий компромисс, дилетантизм, губительный в итоге для самого знания, превратившегося в морфин, возбуждающий деятельность мозга на несколько часов для того, чтобы бросить потом человека в прострацию". "Да-да, мы погрязли в дилетантизме, мы все, и вы тоже, признайтесь, .... мы все слишком дилетанты". Эти слова М. Пруста подтверждают, что такое состояние стало общей тенденцией эволюции сознания народов Запада эпохи постмодерна. Ответом на это явился "синтетический призыв к весёлой науке, становившейся губительной для самого знания" - продолжил эту мысль Блок.
   Жизнь на водоразделе несовместимых, уже приобретших достаточно зрелые формы культур Запада и Востока, подобна нахождению на фронте cтолкновений атмосферных потоков теплого и холодного воздуха, порождающих разрушительные смерчи и грозы.
  
   Мы, как послушные холопы,
   Держали щит меж двух
   враждебных рас -
   Монголов и Европы.
   А. Блок
  
   Для человека Запада вплоть до настоящего времени природа всего лишь кладовая или объект любования, как картины на стенах музеев. Поэзия Пушкина, Тютчева, Боратынского четко определяет человека как неотделимую часть природы. "Одной из важных причин крушения у нас пушкинской культуры было то, что эта культура становилась иногда слишком близкой французскому духу и потому оторвалась от нашей почвы, не в силах была удержаться в ней под напором внешних сил. Германия для Пушкина - ученая и туманная." (А. Блок).
   Одарённые редким даром обострённой чувствительности и обострённым разумом, порой ценой мучительных переживаний адаптируют чужую культуру, обогащая тем самым свою. Однако при быстром массовом распространении просвещения, обычно наблюдается обратный эффект, проявляемый во враждебности к своей исконной культуре. Именно это наблюдалось в России в середине XIX-го столетия, когда основой народного образования становились три принципа: 1). бесплатность, 2). бессословность, 3). преемственность учебных заведений. Одним из плодов столь быстрого распространения просвещения явилось появление "людей несколько хвативших просвещения, но не настолько, чтобы своим умом и опытом дойти до нравственных истин" (Померанц). О них писал Герцен:- "В России люди, подвергнувшиеся западному влиянию, не вышли историческими людьми, а лишь оригинальными. Иностранцы дома, иностранцы в чужих краях, праздные зрители, испорченные для России западными предрассудками. Они представляли какую-то умную ненужность и терялись в искусственной жизни, в чувственных наслаждениях и в нетерпимом эгоизме". Но в этом нет ничего типично русского. Такими были "подлинные французские демократы", как и "подлинные немецкие". О них подобных Пруст писал: "К несчастью, как раз именно потому, что те обладают в каком-то смысле умом неполноценным, недостаток разума им приходится компенсировать сверхактивностью, они гораздо энергичнее, чем утонченные умы, они привлекают толпу и мало того, что создают лжекумиров и низвергают заслуженные авторитеты, вокруг них вспыхивают гражданские и прочие войны, от которых могло бы спасти немного самокритики".
   Столь различные в историческом и культурном плане писатели, как Достоевский, Хэмингуэй или Ортега-и-Гассет, начали свою общественную жизнь как республиканцы, разделяя их идеи равенства и свободы. Влившись же в среду республиканцев, они резко изменили свою политическую ориентацию. Этот факт можно объяснить как разрывы связи времен, как периоды сингулярности, разделяющие эпохи, когда одна не понимает другую.
   Началось раздвоение потока сознания в России задолго до Петра Великого, который лишь усилил раскол менталитета русского общества. То был раскол, разделивший как трещина своей пустотой духовное пространство России, исключая возможность диалога разделенных ею частей. Трещины порождают размножение ризомы, заполняемой духовной пылью - "людьми мутными и ненужными", как определила их Ахматова. Осознание тесноты ограниченного пространства, сдерживающего их внутренние силы, "пробуждает внутренний импульс к разрушению и осквернению, разгулу центробежных антисоциальных сил, возбуждающих волны гражданских войн, борьбу всех против всех, втягивание чужеземных разрушительных сил в общую воронку всенародного хаоса". (Померанц).
   Зинаида Гиппиус в своем "Литературном дневнике" 1899 -1907 годов писала: "Мне иногда мир представляется большой площадью, где люди в черных одеждах ходят, все ходят, не сталкиваясь, между людьми в красном. И ходят, точно по рельсам, правильно, так, что красные встречаются с красными - и только видят черных, проходя мимо, а даже и дотронуться до них не могут".
   Раскол в обществе вызывает раскол в душах людей. Это отметил Гете: -"мир раскололся и трещина прошла через сердце поэта". Понятие "двойник души" прочно вошло в русскую литературу.
  
   Порознь! - даже на ложе брачном -
   Порознь!- даже сцепясь в кулак-
   Порознь! - на языке двузначном -
   Поздно и порознь - вот наш брак!
  
  писала М. Цветаева в 1924 году.
   "Наш народный раскол хотя вначале выступает в защиту божественных и неизменных форм церкви против всех человеческих нововведений, ... но постепенно удаляется от божественного содержания церкви, растворяя врата всякому человеческому произволу и мудрованию" (Влад. Соловьев). То удаление от христианской веры, о котором размышлял Влад. Соловьев, во многом связано с двойственностью восприятия мира русским человеком: с одной стороны это мировосприятие языческое, с другой - христианское. Язычество хорошо уживается со всеми религиями, будь то христианство, ислам, буддизм. Известный французский писатель, философ, музыковед, исследователь истории религий мира Э. Шюре [47] убеждал, что эзотерическая основа античности в своей глубине не отличалась от эзотеризма иудейства и христианства. Многие исследователи, включая А. Лосева, придерживались мнения, что христианство, как вероисповедание, сложилось вне связи с язычеством, но мировоззрение христианства является прямым его наследием.
   Язычество - это непосредственный диалог человека с природой. Великие леса надежно хранили в своей глубине связь человеческого существа со стихиями: волхвования кудесников, игрища во славу творческих сил, чары колдунов, обряды, связующие человека с незримыми обитателями и хозяевами Природы. Требовательный аскетизм никогда во всемирной истории не смог стать руководящим принципом для масс; не случилось этого и в России. Жизнь предъявляла все те же требования: продолжение рода, оберегание семьи, защита страны. Сколько бы ни молились иноки по монастырям, эти молитвы не освобождали людские множества от воинского долга, от повседневного труда, от защиты от гибельных половецких набегов и от радостей страстной, полнокровной жизни вознаграждающей за всё. Боратынский, который, по словам Пушкина, "никогда не тащился он по пятам свой век увлекающего гения, подбирая им оброненные колосья", - раскрыл поэтику русского восприятия единства мира.
  
   По-детски вещаньям природы внимал,
   Ловил её знаменья с верой.
   Покуда природу любил он, она
   Любовью ему отвечала.
   О нём дружелюбной заботой полна,
   Язык для него обретала.
  
  Так заложились основы двоеверия в России. Этот исторический разрыв наиболее последовательно заполнен исследованиями Даниила Андреева в его "Роза мира" [41] и Георгия Померанца в "Открытость бездне" [39]. Согласно этим авторам, истоки раскола кроются в церковном Расколе XVII столетия, нанесшего глубочайшие раны духовному телу России, вызвавшие чувства потерянности в ощущении непреодолимости не имеющей границ бездны, разделяющей добро и зло. Тема бездны, как осознание духовной травмы, вошла в русскую поэзию с XVIII века:
   Открылась бездна звезд полна.
   Звездам числа нет, бездне дна..
   М. Ломоносов
  
  Ощущение безграничности звездной выси и безграничности бездны "мира души ночной человека" пугало чувствительные души русских людей. Ф. Тютчев писал:
  
   И бездна нам обнажена
   С своими страхами и мглами,
   И нет преград меж ей и нами -
   Вот отчего нам ночь страшна!
  
  В страхе ощущения бездны, смешивающим добро со злом, русский человек видел перед собой только две дороги - в кабак или в монастырь [41], как в две наиболее устойчивые области психических состояний души человека. Русский человек стал обречённым в своих метаниях между этими полюсами. По Андрееву, из открытости бездне выводится "вся религиозная философия и историософия XIX века от Чаадаева и славянофилов до В. Соловьева, Мережковского и Булгакова, вся душевная раздвоенность, всё созерцание и эмоционально-жизненное переживание обоих духовных полюсов, свойственных Лермонтову и Гоголю, так и в ещё большей степени Достоевскому". Вплоть до второй половины XVI столетия исторический опыт не сталкивал русское сознание с неразрешимыми противоречиями мысли и духа, не давал повода заглянуть в пропасть этического и религиозного дуализма.
   Монотеизм христианства - это попытка постижения фундаментальных универсалий природы. Оперируя абстракциями, христианство проявляет более спекулятивный характер в сравнении с язычеством. Скрыть это в сознании людей удалось лишь благодаря "хитрости разума". Язычество всегда являлось компонентом христианства, придававшим подвижность его массивным заповедям, разрыхляя тем самым его ментальное пространство верованиями разного масштаба и энергии. Римский интеллектуал Квин Туллий был уверен, что "варвару всегда проще стать христианином, чем римлянином". Западу путем многовековой борьбы инквизиции с ересью удалось в значительной степени восстановить былую изначальную плотность своей религиозной среды, в конце концов выполов "ризому" из трещин его духовного пространства. В России действия инквизиции не были столь организованными и столь эффективными, что проявилось в значительно большей степени разрыхленности русской духовной среды.
   "Поэт таков, что и народ" - писала М. Цветаева. И наоборот. Все спорные вопросы о ментальности народа можно решать, анализируя искусство нации, "ибо гений, и в первую очередь гений поэта, есть всегда самое яркое и показательное выражение народной души в её субстанциальной первооснове". Это мнение российского философа С. Франка, высланного большевиками из России в 1922 году. Подобную мысль высказывала А. Ахматова, как и английский философ, политэкономист и искусствовед Д. Рескин (1819-1900), который писал, что поэты и художники "представляют наглядное проявление достоинств целой нации"? [3].
   Достоинством русской нации всегда признавался Пушкин. "Очевидно, что сердце Пушкина двоится, как и его мысли. Несмотря на уроки атеизма, на него производит впечатление Священное писание - по крайней мере, с его поэтической стороны (позднее он, как известно, усердно читал Библию и жития святых). И, наконец, может быть, интереснее всего заключительные слова его письма: система атеизма признается "не столь утешительной, как обыкновенно думают, но, к несчастью, наиболее правдоподобной". Ясно, что позже отношение сердца и ума Пушкина к религиозной проблеме радикально изменилось: теперь его ум готов признать правильным аргумент "афея" (безбожника, атеиста), но сердце ощущает весь трагизм безверия - вопреки обычному для его поколения жизнепониманию, которое способно находить атеизм утешительным". (С. Франк. Религиозность Пушкина. Библиотека Вехи. 2004). С религиозным восприятием поэзии Пушкина связано религиозное восприятие красоты вообще - ближайшим образом красоты природы: -"светил небесных дивный хор" и "шум морской", "немолчный шепот Нереид, глубокий вечный хор валов, хвалебный гимн отцу миров". Но и разрушительная стихия наводнения для него "божия стихия", так же, как мистическое, "неизъяснимое" наслаждение - "бессмертья, может быть, залог" - внушает ему всё страшное в природе, "все то, что гибелью грозит": и бездна мрачная, и разъярённый океан, и аравийский ураган, и чума. Но уже из этого ясно, что ощущение божественности природы для Пушкина не пантеизм. Напротив, не раз подчеркивает он, что красота природы "равнодушна", "бесчувственна" к тоске человеческого сердца. В "Медном Всаднике" это равнодушие природы, которое багряницей утренней зари уже прикрывает вчерашнее зло наводнения, сознательно связывается с "бесчувствием холодным" человеческой толпы. Красота и величие природы - это след и выражение божественного начала, но сердце человека ею не может удовлетвориться: оно стремится к иной, высшей, более человечной красоте, и потому, хотя "прекрасно море в бурной мгле и небо в блестках без лазури", но "дева на скале- прекрасней волн, небес и бури".
   Два чувства дивно близки нам -
   В них обретает сердце пищу:
   Любовь к родному пепелищу,
   Любовь к отеческим гробам.
   На них основано от века
   По воле Бога самого
   Самостоянье человека,
   Залог величия его...
   Животворящая святыня!
   Земля была б без них мертва,
   Без них наш тесный мир - пустыня,
   Душа - алтарь без божества.
  
   В этом была близость мировоззрения Пушкина и Боратынского. Религиозный дух русской поэтической элиты можно обобщить словами К. Маковского, назвавшего это "мистическим безбожием, отрицающим себя во имя рассудка и настороженности к мирам иным". Об этом писал И. Анненский:
  
   В небе ли меркнет звезда,
   Пытка земная всё длится:
   Я не молюсь никогда,
   Я не умею молиться.
  
  В неумении молиться признавался и Блок, для которого Христос был не Сыном Божьим, а мистическим символом добра, любви, красоты.
   Анастасия Цветаева в "Воспоминаниях" передала дух воспитания детей в среде русской интеллигенции: -"Религиозного воспитания мы не получали (как оно описывается во многих воспоминаниях детства - церковные традиции, усердное посещение церквей, молитвы). Хоть празднования Рождества, Пасхи, говенья Великим постом - родители придерживались, как и другие профессорские семьи, как школы тех лет, но поста в строгом смысле не соблюдали, рано идти в церковь нас не поднимали, всё было облегчено. Зато нравственное начало, вопрос добра и зла внедрялись мамой усердно (более усердно, чем, может быть, это надо детям). Дерзновенный полет Икара и гибель за похищенный огонь прикованного к скале Прометея, все герои мифологии и истории, Антигона, Перикл, Бонапарт, Вильгельм Телль, Жанна д"Арк, все подвиги, смерть за идею, всё, чем дарили нас книги, исторические романы и биографии, и доктор Гааз, отдавший жизнь больным людям, герой уже девятнадцатого века, - как насаждала в нас мать поклонение героическому!" Тогда "было ещё время на дружбу, вернее - когда дружба считалась хлебом насущным, когда для неё должно было быть время, хотя бы в четвёртый час утра. О да, у жизни, как она ни тесна, есть своя прелесть и сила - хотя бы звук живого голоса, ряд неуловимостей, которых не вообразишь. Но так, туристически, налетом. Для этого надо быть человеком городским, общительным, бронированным, дисциплинированным, отчасти даже коммерческим, неуязвимым всем своим равнодушием - к душам, безразличием - к лицам". (Из письма М. Цветаевой к В. Ходасевичу). Что же касается религиозности русского народа, то, учитывая вышеизложенное, его верования можно определить как православное мистическое безбожие.
  
  (Раздел 2). С усложнением социальной структуры российского общества, связанным с отменой крепостного права, стали рушитья устойчивые патриархальные социальные связи и стало отчётливо проявляться наступление грозового времени. С одной стороны, это была "одна из самых утончённых эпох в истории русской культуры, эпоха творческого подъема поэзии и философии, то был культурный ренессанс начала века". (Н. Бердяев). Но в то же время были "минуты смятения и борьбы лжи и правды. Поэты видели не только грядущие зори, но и что-то страшное, надвигающееся на Россию и мир" (А. Блок, А. Белый). Назревала сингулярность в потоке времени России. Частота ритмов потока сознания стремительно возрастала. С точки зрения европейских темпов развития "от смешных буржуа Мольера к достойному маленькому человеку Голдсмита и Ричардсона сделан шаг примерно в сто лет. В России подобные шаги имели размер всего лишь в два-три десятка. Литературное развитие России было более напряженным, пробегало наскоро этапы, занявшие в Европе по столетию, и, в конце концов, одновременно решало задачи, занимавшие Запад поочередно, решало иначе, менее расчленённо, более широко (и запутанно)."(Померанц).
   Смена патриархальных ритмов жизни русских людей после отмены крепостного права наиболее ярко отображены в творчестве Толстого и Достоеского. Героев романа Толстого "Война и мир" характеризует цельностная неподвижность сознания патриархального общества России времён Отечественной войны. В этом обществе самые парадоксальные образы поведения теряют случайный характер, являясь чем-то наследственным, прочным, солидным, традиционным - своего рода законом племени. В плену этого потока люди понимают, что счастье и прелесть жизни в ней самой. Пространство и время сливаются. Время останавливается. "Счастье примиряет с действительностью - и со злом в ней" (Померанц).
   Герои Достоевского - это следующее поколение русских, "потерявшее свое счастливое невежество, попавшее в разряд людей полуобразованных и беспокойных, мнящих о себе больше, чем они того стоят, и корчащихся в муках самолюбия". (Померанц). Поток коллективного сознания в середине девятнадцатого столетия стал разрыхляться от напряженной интеллектуальной работы этих "беспокойных", ускоряя бег событий. Согласно Померанцу [39], непоследовательное поведение своих героев Достоевский объяснял тем, что история не выработала в русском человеке готовых форм поведения, деловой и бытовой ловкости, завершённости. О незавершённости русского человека он говорит в "Игроке", в "Дневнике писателя", в письмах. И эта незавершенность подымается как знамя истины против готовых идей, против манипулирования чужими мыслями, против эффектного слова, эффектного жеста, риторики. Как Толстому, так и Достоевскому, этим величайшим русским писателям, легче понять анархию, бунт, преступление, азартную игру, чем парламентскую или судебную риторику Запада. Даже в философии христианства под завершенностью понимали не расцвет, но начало ослабления, падения и даже гибели (А. Лосев). Совершенное означает завершённое. По определению. Незавершённое стимулирует поиск завершённого. "А что если мы в самом деле живем во времена Цицерона и Цезаря, когда зарождается новый порядок и является новый мессия, новая религия и новый мир", - записал в своем дневнике в 1848 году Чернышевский.
  
   (Раздел 3). "Со всех ног неслась Россия в революцию, со всех ног - из гимназии домой, читать, думать, сочинять стихи, и со всех ног к настоящим бурям, которые ждут. ... Мы обе дрожали от внутреннего нетерпения при мысли о будущем, которое неслось на нас с недостаточной скоростью и силой (так мы считали), словно были мы обе два паруса, которые рвутся в море, а ветра все нет, чтобы надуть их и умчать" - вспоминала свою юность Н. Берберова. Это усугубляло запутанность общественных отношений. Бешеный бег предреволюционного времени Ортега-и-Гассет объяснял молодостью России.
   В природе всё взаимосвязано и взаимно подобно. Эта особенность структуры природы легла в основу распространённого в искусстве аллегорического выражения отвлечённых понятий посредством конкретных образов. Феномен течения разных сред, будь то жидкости или газы, имеет общие основы: при малых скоростях текут они спокойно (ламинарно); при больших - вспениваются хаосом. Ламинарность - это предсказуемость. При ламинарном течении потока сознания общества время как бы останавливается - в любой точке пространства и времени состояния среды мало отличимы. При турбулентном развитии событий радиус предсказуемости чрезвычайно мал.
   Физика гласит: чем выше плотность среды и жестче стесняющие течение формы (меньше диаметр трубы, меньше зазор между поверхностями), тем стабильнее течение вязких сред. Плотность среды определяется силами взаимного притяжения её структурных элементов (атомов, молекул). Подобное можно подметить и в феноменологии динамики исторических потоков: чем сильнее внутренние связи людей, чем сильнее проявляется их единство, тем больше свобод им предоставляется, не жертвуя стабильностью состояния общества.
   Нарастание деструктивности потока сознания ускоряет деструктивные процессы в обществе, тем самым турбулизируя его состояние, при котором возможности каждого стать инквизитором ради собственной пользы возрастают. "Быстрота нужна только убегающему или преследующему. Она тянет человека к тому, что называют преступлением". (В. Шкловский). "Все мы чувствовали себя ворами" - иным образом сформулировал эту мысль Пришвин в 1920 году. Так, все советские люди вольно либо невольно вот уже около ста лет оказались втянутыми в то, что называют преступлением. "Мы, конечно, находимся во власти преступников, но указать на них, сказать: "Вот тот, кто виноват!" - мы не можем, тайно чувствуя, что все мы виноваты, и потому бессильны, потому мы в плену". Бурные воды несут
   обреченность, самозабвенье,
   cамоубийство, саморожденье.
   М. Петровых.
  
  Прав Ф. Кафка, утверждая: - "у людей есть только один главный грех: нетерпение. Из-за нетерпения изгнаны, из-за нетерпения не возвращаются".
   Дух предреволюционного времени передала Ахматова в "Поэме без героя":
  
   В черном небе звезды не видно,
   Гибель где-то здесь очевидно,
   Но беспечна, пряна, бесстыдна
   Маскарадная болтовня.
  
   То было смешение старого и нового. Люди теряли понимание самих себя. Жизнь представлялась как маскарад. С одной стороны фантастический успех на Западе русской культуры. Имя Шаляпина не сходило с уст парижан. Дягилев, Стравинский, Павлова, Гончарова, Судейкин, Комиссаржевская возбуждали гордость за русскую культуру. С другой - "Горячее поле" - место городской свалки, где шёл пар от тления и где обитали бездомные и бродяги. То было время "беспечного поколения", - так определила это А. Демидова. То было время пира во время чумы.
  
   До смешного близка развязка;
   Из - за ширмы петрушкина маска,
   Вкруг костров кучерская пляска,
   Над дворцом чёрно-желтый стяг ...
   Все уже на местах, как надо;
   Пятым актом из Летнего сада
   Веет ....
   Призрак цусимского ада.
   Тут же пьяный поёт моряк.
   А. Ахматова.
  
   История подходит к трагической развязке. В трагедии пятый акт - это конец. Ахматова подводит свой рассказ к пику исторических свершений, когда судьба одного человека ничего не значит, когда простые людские судьбы сметает историческая необходимость, когда, как у Достоевского, "времени больше не будет". Задолго до этого, в 1915 году, предчувствуя трагизм развивающихся событий,Ахматова написала:
  
   Так молюсь за твоей литургией
   После стольких томительных дней,
   Чтобы туча над тёмной Россией
   Стала облаком в славе лучей...
  
  Позже она написала:
  
   Оставь свой край глухой и грешный,
   Оставь Россию навсегда
   Но равнодушно и спокойно
   Руками я замкнула слух,
   Чтоб этой речью недостойной
   Не осквернился скорбный дух.
  
  (Раздел 4). В "Поэме без героя" одной из стержневых нитей её потока чувств является линия Ольги Глебовой -Судейкиной, которая являлась одним из обобщающих образов духа Серебряного века, ярким и красочным фейерверком творческих сил русского народа. А. Лурье, любивший эту женщину, восхищавшийся ею как артисткой, нашёл точные слова: "Ольга Афанасьевна была одной из самых талантливых натур, когда-либо встреченных мною. Только в России мог оказаться такой феномен органического таланта; стоило Ольге Афанасьевне, как истинной фее, прикоснуться к чему-либо, как сразу начиналась магия, - настоящая магия людей, магия чувств и магия вещей, - вещи как бы зажигались её внутренним огнем. Как фея, Ольга Афанасьевна имела ключи от волшебных миров, и ключи эти открывали невиданное и неслыханное; всё вокруг неё сверкало живым огнём искусства". К. Чуковский писал, что она была "живым воплощением своей отчаянной и пряной эпохи". Хотя Глебова-Судейкина не писала стихи, как Цветаева, не танцевала, как Павлова, не играла на сцене, как Комиссаржевская, не мастерила кукол как Гончарова, она отражалась во всех зеркалах творчества Серебряного века. Её радость молодости не смог загасить трагизм раскола в судьбах героев поэмы, которые они вынуждены были пронести сквозь свою жизнь. "Поэма без героя" написана не о героях, а о потоках жизни эпохи, творившей героев." Начало XX века - эпоха, пронизанная молодостью. Ей присуща и молодая непосредственность, и молодая прямолинейность, и молодая энергия. В подобные эпохи искусство и жизнь сливаются воедино, не разрушая непосредственности чувств и искренности мысли. "Только представляя себе человека той поры, мы можем понять это искусство, и, одновременно, только в зеркалах искусства мы находим подлинное лицо человека той поры,-" писал Ю. Лотман, который в своих "Беседах о русской культуре" уделил много внимания роли русских женщин в формировании менталитета русской интеллигенции XVIII - XIX веков. Среди них не было больших поэтов, художников. Они творили благотворную почву для всходов эстетики Серебряного века.
   В то же время назревал новый поток сознания, обобщающим откликом которого можно признать другую женщину - Лилю Брик. Хотя она приобрела популярность лишь как любимая женщина Маяковского, но вместе с тем, была она довольно чётким зеркалом, в котором отображалась надвигающаяся новая русская эпоха. Обе эти женщины представляли два противоположно направленных духовных потока: один - от себя в окружающий мир, неся бескорыстно радость; другой - к себе, корыстно делясь своей радостью с окружающими. С приходом к власти большевиков первый поток сознания, олицетворяемый образом Глебовой-Судейкиной, стал быстро угасать, второй, который здесь мы связали с Брик, стал столь же быстро распространяться. Обе эти женщины были лишь зеркалами той эпохи.
   "Почти все персонажи романа "Идиот" совиноваты в убийстве Настасьи Филипповны и в разрывании на части мышкинской души. Это не юридическая вина, но нравственная и духовная. Все мы создаем духовную и нравственную атмосферу, в которой кто-то хватается за топор" (Г. Померанц). Подобную мысль высказал популярный в США историк и философ J. Campbell (1904-1987) [26]: -"Всё развивается во взаимосвязи со всем, и мы не можем кого-либо винить в свершившемся". Все виноваты во всём! "Поэма без героя" Ахматовой пронизана ритмами личной вины её автора за свершившееся в России.
   Не сердись на меня, Голубка,
   Что коснулась я этого кубка:
   Не тебя, а себя казню. ...
   Ну, а как же могло случиться,
   Что во всём виновата я? ...
   Оправдаться ... но как , друзья?
  
  "Себя казню - я думаю, это не собственная вина Ахматовой, а её двойника, её лирического героя, скорее даже вина её беспечного поколения, жившего так беспечно в предгрозовые годы, и не услышавшего грохота приближающейся катастрофы, и не попытавшего её отвратить. Автор здесь и судья, и подсудимый", -написала Демидова. Начало XX века было временем беспечного торжества юности русского духа. Подобные чувства испытывал М. Пруст, наблюдая события в Европе. "Обычно люди думают лишь о собственных удовольствиях, им и в голову не приходит, что стоит лишь исчезнуть ослабляющим и сдерживающим факторам, скорость размножения инфузорий достигнет максимума, то есть за несколько дней произойдет скачок на несколько миллионов миль, и из кубического миллиметра получится масса в миллион раз больше солнца, но при этом будет разрушен весь кислород, все субстанции, необходимые нам для жизни". Он оказался прав: необходимые для жизни субстанции и кислород были разрушены: Европа погрузилась в самоубийственные войны. Как бы то ни было, Ахматова была соучастником происшедшего. Полагаю, что она глубоко сопереживала происходящему, наречённому бегом времени:
  
   Все равно приходит расплата.
   Видишь, там, за вьюгой крупчатой
   Меерхольдовы арапчата затевают опять
   Возню.
  
   Можно сколь угодно гадать о причинах удручающего исхода русской революции. Но мы не найдем убедительного ответа, пока не осознаем, что развитие дальнейших событий было результатом раскола российского сознания. Об этом Ахматова писала:
  
   Когда в тоске самоубийства
   Народ гостей немецких ждал,
   И дух суровый византийства
   От русской церкви отлетал.
   Когда приневская столица,
   Забыв величие своё,
   Как опьяневшая блудница
   Не знала, кто берёт её.
  
  (Раздел5). Чрезмерно накопленная системой внутренняя энергия "ищет" пути её сброса дабы избежать взрыва. Для России этим путем оказалось
  
  европейское учение марксизм. Как уже отмечалось выше, эпидемия безумия жестокости и жажды войны охватила не только Европу, но и страны всех материков, определяя тем самым господствующее мировое настроение. Где злоба, там нет правды:
  
   Сколько понадобилось лжи
   В эти проклятые годы,
   Чтоб разъярить и поднять на ножи
   Армии, классы, народы!
   М. Волошин. 1921
  
   Стар - убивать!
   На пепельницы черепа!
  
  -метался Маяковский в "пожаре сердца". Меерхольд признал его Базаровым русской революции.
   "Всё, что накапливалось годами, столетиями в озлобленных сердцах против нелюбимой власти, против неравенства классов, против личных обид и своей по чьей-то вине изломанной жизни - все это выливалось теперь наружу с безграничной жестокостью. И чем выше стоял тот, которого считали врагом народа, чем больше было падение, тем сильнее вражда толпы, тем больше удовлетворения видеть его в своих руках. А за кулисами народной сцены стояли режиссёры, подогревающие и гнев, и восторги народные, не верившие в злодейство лицедеев, но допускавшие даже их гибель для вящего реализма действия и во славу своего сектантского догматизма. Впрочем, эти мотивы в партийной политике называли "тактическими соображениями". Эти слова Деникина можно отнести и к состоянию народов Европы. Россия представляла собой котёл, внутреннее давление пара в котором приближалось к разрушающей его отметке, тем самым она оказалась благодатной почвой для действий людей "без религии, как её учит церковь; без морали, как её предписывают люди; без дома и страны; без друзей, без страха" (У. Черчиль о революционере Савинкове).
   В книге [49] С. Мельгунова приводятся имена наиболее активных членов ЧК под типичной рубрикой того времени - "страна должна знать своих героев". Это Землячка (Залкинд), Бела Кун, Г. С. Мороз (Шклов), Урицкий, Лацис, сподвижник Дзержинского в организации ЧК- Петерс. Это были люди "без дома" в буквальном смысле этого слова. Были они крысоловами русской революции. Один критик ассоциировал крысолова с Маяковским, но большинство с Троцким: -"Крошки мои, за мной! Я поведу вас на штурм проклятого режима!" Это один из образцов его агитации. Американский историк Патенауде (B. Patenaude) в книге "Троцкий" отмечал, что агитация была даром Троцкого [76]. В организации военных действий его участие было формальным лишь как создателя Красной армии. Этот период в истории России описан Цветаевой в поэме Крысолов, опубликованной в Праге в 1926 году. Проблема крысоловов как социальный феномен обсуждалась в Европе начиная с XV века. Ею интересовался Гете. Красная Армия не была армией революционных повстанцев, а всего лишь заблудившимся по дороге домой усталым от войны сбродом, насильственно загоняемым Троцким с помощью наемной гвардии в Красную армию, как загоняют скот на бойню. Такой видела Россию правнучка поэта Боратынского поэтесса Ольга Ильина во время своих блужданий в поисках мужа, ушедшего с Белой армией на восток [65]. По её словам, русский народ отвечал большевикам "пугающей усмешкой, сулящей неизвестное, усмешкой, ничем не похожей на ту иронию, которой научил нас Гейне и еврейство", ту иронию, которая спасала его политические стихи от подозрений в опошлении великих идей гуманизма в те революционные годы Германии. Что касается Троцкого, то жестокость его методов создания Красной армии оттолкнула от него многих его сторонников, облегчив, тем самым, победу Сталину. [76].
   Вся сельская часть России пылала восстаниями против распространения большевизма, с которыми не могли справиться жесточайшие карательные экспедиции Тухачевского на западе России и Троцкого на её востоке [18, 19]. Главным поводом пересмотра кадрового состава партии большевиков стал Кронштадтский мятеж. Чистка началась 1-го августа, и до начала 1922 года из партии исключили 136 тысяч человек, то есть пятую часть всех членов. Уже в 1923 году превратили показательные суды и сфабрикованные обвинения в чистое искусство. В 1921 году Ленин писал наркому юстиции, что нужно "усиление репрессий против политических врагов Соввласти" и что для этого надо устроить ряд процессов в Москве, Питере, Харькове и "других важнейших центрах". Процессы должны быть "образцовыми, громкими, воспитательными", поэтому надо воздействовать "на нарсудей и членов ревтрибуналов через партию", чтобы научить их "карать беспощадно, вплоть до расстрела, и быстро". [45]. В итоге Ленин и руководство партии вынуждены были признать свои ошибки и изменить свою политику.
   Для подавления волнений было решено заменить на продналог произвольную продразверстку. Идеологически это означало крутую смену курса, но в преддверии катастрофы с непредсказуемыми экономическими и политическими последствиями у большевиков не было выбора. "Экономическая передышка", по выражению Ленина, дала нужный эффект: крестьянские восстания прекратились, и были созданы предпосылки для улучшения продовольственного снабжения. Согласно исследованиям английского историка Р. Сервиса [19, 20], проведшего много времени в архивах КГБ, открытых в период перестройки СССР, среди большевиков по вопросу введения НЭПа единодушия не было. Одни были решительно против, другие соглашались с этим нововведением лишь при условии его временности. По-видимому, тайна пресловутой Новой Экономической Политики так и не найдет своего прояснения: то ли это была временная мера с целью потушить пожары крестьянских восстаний, охвативших Россию, то ли это было попыткой завершить захват власти, установив диктатуру новой советской буржуазии. "Над Лениным уже начинают посмеиваться, догадываясь, что большевики хотят стать буржуазией, но боязнь разделить участь дворянства их останавливает" - такое высказывание случайного встречного передал Пришвин в своем дневнике 1922 года.
   С введением НЭПа отмечались и негативные явления. НЭП породил новую буржуазию, которая в своей беспечности и вульгарности превосходила буржуазию дореволюционную. Недолгий период НЭПа "был веком чудес, это был век искусства, это был век крайностей и век сатиры. Всю страну охватила жажда наслаждений и погоня за удовольствиями. Слово "джаз", которое теперь никто не считает неприличным, означало сперва секс, затем стиль танца и, наконец, музыку". Это в своем эссе "Отзвуки века Джаза" писал Фицджеральд об Америке того же времени, но эти слова в полной мере подходят и к Москве времён НЭПа. Люди, утомлённые революциями и войнами, жаждали праздника. Не простого удовлетворения повседневных нужд, а именно праздника, радости, удовольствия. "Индустрия удовольствий" не замедлила откликнуться. В помещении театра "Аквариум" устраивались весенние и осенние конкурсы красавиц, при этом победительницы награждались настоящими бриллиантами. В общем, возвращались старые времена. Воспрянув из пепла словно феникс, кинематограф обрушил на головы зрителей массу фильмов с участием мировых знаменитостей - Асты Нильсен, Мэри Пикфорд и Греты Гарбо. В кабаре, мюзик холлах, театрах миниатюр буквально яблоку негде было упасть. Вернулись из небытия скачки с тотализатором, воскресли извозчики, у дверей растущих, словно грибы после дождя, ресторанов и гостиниц появились осанистые бородатые швейцары. Фуражки, галуны, позолоченные пуговицы - и никаких маузеров с буденовками! Книжные прилавки оккупировали сочинения дореволюционных беллетристов - графа Салиаса, Шиллер-Михайлова, Шпильгагена и Боборыкина. Стали открываться новые театры. Газеты обрели дореволюционный размер и вновь стали интересными. Вместо устрашающих декретов они печатали слухи и сплетни о знаменитостях, рассказы о звездах кино, рекламные объявления и конечно же знакомили читателей с сенсационными новостями. Появились журналы. Интерес к жизни известных людей порой становился чересчур пристальным. Эстетический идеал времени НЭПа отражен на рис. III-6 и в популярном в то время стихотворении поэта Молчанова:
  
   Люблю другую,
   Она изящней и стройней,
   И стягивает грудь тугую
   Жилет изысканный на ней.
  
  Тогда на Молчанова обрушился Маяковский, обвинив в постыдном мещанстве, не преминув добавить, что "эти польские жакетки" привозят контрабандой".
  
  (Раздел 6). "Бог за мир взимает дорого!" (Цветаева). Циничное и алчное поведение новой буржуазии возмущало даже интеллигенцию, осуждавшую большевизм. Столько крови было пролито, столько судеб было изломано, и всего лишь ради того, чтобы возникла новая буржуазия, более омерзительная, чем прежняя! НЭП воспринимался многими слоями населения как обман, как предательство. Для тех, кто верил в возможность создания новых, некапиталистических отношений, время было трудное. "Немало людей с революционным прошлым очутились за его [корабля революции] бортом, - так выразил дух времени писатель Н. Асеев. - Немало жизней сломалось, не осилив напряженности противоречий". Нэпманы подписали себе приговор. Новая жизнь оказалась более вульгарной и грубой, чем та, дореволюционная, и оттого не могла длиться долго.
   Метания между капитализмом и коммунизмом не предвещали для экономки страны ничего обнадёживающего. После введения НЭПа экономика снова стала развиваться, но реформы шли вразрез с идеологией, и партия не без основания опасалась, что частичное возрождение капитализма может угрожать монопольному положению большевиков в обществе. Поэтому экономическую либерализацию нужно было дополнить усиленным политическим контролем. В итоге ЧК (с 1922 года ГПУ) получила расширенные полномочия, а за 1920-1923 годы количество концентрационных лагерей увеличилось до 315. В 1921-1922 годах были ликвидированы все остатки гражданских свобод. Установившаяся в стране диктатура была введена и в самой партии, а летом 1921 года прошла внутрипартийная чистка кадров. "Русские марксисты-недоучки с ропотом стали покидать ряды партии". (Пришвин).
   Политика Ленина металась от преследования буржуазии, до попустительства её разгулу. В 1920-е годы выкристаллизовались "классические советские качели: в каждый нужный власти момент поднималась то одна, то другая их чаша, как-то: патриотизм - хорошо, и интернационализм - хорошо, а буржуазный национализм - плохо, и безродный космополитизм - плохо ... и революционная романтика - хорошо, и правда жизни - хорошо, а очернительство - плохо, и лакировка - плохо; одновременно ... "за интернационализм" - "против космополитизма", "за романтику" - "против лакировки" и т. д. Вся история советской политики и культуры - игра на таких качелях. Эти качели можно еще представить в виде чисто репрессивного механизма: образующиеся "идеологические ножницы" всякий раз легко превращаются в гильотину для удаления вредных теперь для власти голов", - писал Добренко [37]. Все были застигнуты врасплох, не понимая в какую сторону качнутся политические качели в столь скором беге времени. Большевики, не набрав достаточной силы и осознавая отсутствие поддержки со стороны населения, выжидающего определённости, начали действия с осторожностью. Тем не менее "я не примкнул к ним [большевикам] оттого, что видел с самого начала насилие, убийство, злобу, и так все мое сбылось" - в такой лаконичной форме обобщил Пришвин мнения многих очевидцев.
   Недовольство усиливалось, и, как поток, наращивающий свою массу и скорость, вынес на своем гребне Сталина. Это не было государственным переворотом. Это была революция, вызванная государственным переворотом Ленина, вовлёкшим все массы России в хаос народовластия [14]. В своих воспоминаниях внучка поэта Е. Боратынского К. Н. Боратынская-Алексеева в своей книге "Мои воспоминания" описала сцену разрушения памятника Державину в Казани. Разрушали его с гиком, улюлюканьем и свистом. Было это в начале 30-х годов. С ней рядом оказался военный в форме ГПУ. Наблюдая это, он произнес сквозь зубы: "Дураки, болваны. Пожалеете, да поздно будет!" "Неужели ГПУ не может остановить эту дикость!?" - задала она себе вопрос. Лавина народовластия и анархии стронулась уже давно и остановить её могла лишь диктатура. Это была третья революция, предрекаемая кронштадтскими мятежниками. "Из исторического опыта известно, что всякий переворот вновь воскрешает самые дикие энергии - давно погребенные ужасы и необузданности отдаленных эпох" (Ф. Ницше).
   Террор 30-ых годов являлся естественным продолжением гражданской войны. Подобное наблюдалось и во время Французской революции. "Страшное зрелище - борьба свободного человека с освободителями человечества" - так обобщил Герцен свои размышления над опытом французских революций. "Революция пожирает своих детей!" - воскликнул Ж. Дантон под дулами ружей, наведенных на него его революционными собратьями. Этот феномен французской революции на русской земле объясняют "русской местью". Эта месть, безусловно, была в России, но не во Франции. Надо искать другую причину этого французского феномена на русской земле.
   Такой причиной явилась борьба побежденных с победителями - "победителям нет места среди побежденных". Так определил Пришвин взаимоотнешения между двумя поколениями революции, вылившиеся во вновь вспыхнувшую гражданскую войну уже не красных с белыми, а побежденных красных со своими красными победителями.(Малапарте. "Техника государственного переворота"). Белых от красных во времена гражданской войны отличить было не столь сложно. Отличить красных победителей от красных побеждённых по завершении гражданской войны оказалось делом нелёгким. Всех охватывающий дух подозрения описан Пришвиным в его дневниках тех времён. В хаосе этой борьбы никто никому не доверял. В угаре этой войны многие становились "инквизиторами ради своей пользы".
   Из всех страстей (к власти, к славе, к наркотикам, к женщине) страсть к женщине все-таки - самая слабая." (Берберова). "Знаю, что по природе каждая тварь желает стать как бог", - говорил в свое время христианский богослов Иоганн Экхарт. Стремление захватить власть в хаосе тех событий, стать "князем из грязи", хотя бы маленьким, стало массовым явлением. Зависть - сильное, трудно преодолимое чувство способное охватить любого вне зависимости от его социального статуса. Фактор этот двумерный. Завидуют обычно людям своего социального уровня: сослуживцу, соседу. Именно зависть поставляла в большей степени человеческий материал в ГУЛАГ. Самое краткое определение сталинских репрессий было дано Л. Гумилевым: -"Я мог бы гораздо больше сделать, если бы меня не держали 14 лет в лагерях и 14 лет под запретом в печати. Кто это сделал? Это сделали не власти. Нет, власти к этому отношения не имели. Это сделали, что называется, научные коллеги".
   А. Труайя в своей книге, посвященной жизни Цветаевой, сославшись на В. Ардова, сказавшего ему, что "государство простило её эмиграцию, а выслуживающиеся личности - из подхалимства и собственной трусости - забегали, так сказать, вперед и язвили. Именно эти "добровольцы" и обрекли Марину Ивановну летом 1941 года на гибель своей позицией"роялистов больших, чем сам король". Но полагаю, что причиной смерти М. Цветаевой была не столько зависть окружения, сколько намерение не допустить в свою однородную среду посредственностей гениальную личность, которая даже своим молчаливым присутствием возмущала бы её. В архивах Ежова сохранилось досье на Маяковского, содержащее шестьсот страниц доносов на поэта и допросов разных лиц.
   Г. Андреевский в своей работе, посвященной жизни Москвы в предвоенные и военные годы [54], описывал в основном криминальную обстановку. Преступность, поднятая гражданской войной как во взрослой, так и в юношеской, и даже в детской среде, была столь велика, что не надо особой фантазии представить ту колоссальную нагрузку, которая ложилась на плечи судебных органов. Судя по изложенному в цитируемой книге, основная доля процессов над "врагами народа" была возбуждена доносами соседей или сослуживцев с корыстными целями. [54]. Д. Быков в книге, посвящённой жизни Б. Окуджавы, отмечал не раз, что дела против него возбуждались его соратниками по творчеству, прекращались же высшими партийными инстанциями. При всём этом следует обратить внимание на то, что Волошина, открыто критиковавшего советскую власть, или Цветаеву, читавшую публично красноармейцам свои послания белогвардейцам, не трогали. И уж совсем необъяснимо, как избежал ссылки А. Платонов, про которого как-то Сталин сказал: "Талантливый писатель, но сволочь!" Ахматова оказалась, как говорится, в неправильное время в неправильном месте. Но обошлось. Острый язык Раневской не создавал ей проблем с советской властью, но много приносил неприятностей в отношениях с коллегами, доносившими властям о её "несоветском настроении". Месть - это страшная непреодолимая сила. "Дюма действительно разбирался в природе человеческой души. О чем помышляет каждый? И тем неотвязней, чем он сам несчастнее. О деньгах, полученных без труда. О власти. Как сладко помыкать себе подобными и изгаляться над ними! О мести за перенесенные обиды (любому в этой жизни пришлось перенести какую-нибудь обиду, хоть небольшую, но болезненную). И вот Дюма в романе "Граф Монте-Кристо" показывает, как обретается громадное богатство, предоставляющее нечеловеческую власть; а также, как взыскиваются со старинных врагов все долги, до последней крошечки" (У. Эко). Эти мысли были навеяны Дюма непосредственными наблюдениями за событиями европейских революций, как афтершоков французской, сотрясавших Европу более столетия. "Перед тобою чувствуют они себя маленькими, и их низость тлеет и разгорается против тебя в невидимое мщение". (Ницше).
   Другой причиной внутренней вражды являлось отсутствие профессионализма у служащих практически всех структур советского общества. "Вся пыль земная, весь мусор, весь хлам, мчавшийся в хвосте кометы Ленина", стал оседать в разных уровнях структур советского государства. (Пришвин). "Летают над городом аэропланы. В аэропланах - большевики. Большевики пишут записки и бросают вниз. В записках: помогите, не знаем, что делать. Дайте совет". Рутинная служба становилась борьбой политической: невыполнение указания верхов могло рассматриваться просто как следствие некомпетентности исполнителя, либо ... как происки "врагов народа".
   Советский писатель Б. Лавренёв в 1926 году назвал литературных критиков садистами, стоящими с розгами над современным писателем, "тушинскими ворами в роли блюстителей литературной идеологии, популярно, не жалея пота, объясняющими сущность марксизма; все эти Вардины, Досекины, Блюменфельды, Тейманы, бесчисленные Хлестаковы и самозванцы, хватающиеся за цензорский карандаш".[37]. "И всё было страшно, как в младенческом сне. Nel mezzo dеl`cammin di nostra vita - на середине жизненной дороги я был остановлен в дремучем советском лесу разбойниками, которые назвались моими судьями. То были старцы с жилистыми шеями и маленькими гусиными головами, недостойными носить бремя лет. Первый и единственный раз в жизни я понадобился литературе, и она меня мяла, лапала и тискала, и все было страшно, как в младенческом сне. Было два брата Шенье -- презренный младший весь принадлежит литературе, казненный старший сам её казнил". (Мандельштам. "Четвёртая проза". 1929).
   Бесконечное качание утомительно. В конце концов качания улеглись с наступлением диктатуры Сталина. Но поток сознания обладает инерцией. Затухая, он долгое время втягивает людей в свое русло. Об этом Волошин написал:
  
   Кто раз испил хмельной отравы гнева,
   Тот станет палачом
   Иль жертвой палача.
  
   Идеи русской революции были гораздо более радикальными в сравнении с идеями французской. Тем не менее, согласно историку Майеру, издавшего в 2000-ом году книгу "Насилие и террор французской и русской революций" [20], террор французской революции был более жестоким в сравнении с русской.
  
  III-3. Мировой пожар
   Диктатуры Сталина, Гитлера и Муссолини имели общие корни, в чем даже как-то признался Гитлер. Революционные перевороты в России в 1917 и Германии в 1918 годах были вызваны распространением марксизма. Итальянский фашизм, бесспорно, был первой правой диктатурой, овладевшей целой европейской страной, и последующие аналогичные движения поэтому видели в муссолиниевском режиме для себя общий архетип. Только следом за итальянским фашизмом, в тридцатые годы, фашистские движения появились в Англии, Литве, Эстонии, Латвии, Польше, Венгрии, Румынии, Болгарии, Греции, Югославии, Испании, Португалии, Норвегии, даже в Южной Америке и, разумеется, в Германии. Именно итальянский фашизм создал у многих либеральных европейских лидеров убеждение, будто эта власть проводит любопытные социальные реформы, способные составить умеренно революционную альтернативу коммунистической угрозе. Западные историки, по мнению Р. Brendon [14], классифицируют приход к власти Сталина, Муссолини и Гитлера как революции, причём демократические (в отличие от большевистского переворота). Поддержка Муссолини народом была столь велика, что в урны для голосования мужчины бросали деньги, а женщины - драгоценности. Гитлер быстро получил поддержку подавляющего большинства немецкого народа. Сталин же имел поддержку в основном среди молодого населения городов СССР. Революция Гитлера воспламенялась имперскими идеалами: "Тем, чем являлась Индия для Англии, будет Россия для нас" - провозгласил Гитлер в 1941 году. Для СССР идеалом будущего служила мировая революция, объединившая пролетариев в борьбе с буржуазией. В это искренне верили многие.
   СССР был буквально окружен рвущимися к мировому господству диктатурами Запада и Востока. Мир сошел с ума: мания самозваного мессианства стала распространяться по миру как эпидемия. Сионизм, коммунизм, фашизм, мессианский дух даже столь малой Польши несли идею цивилизации всего мира, только каждые на свой манер. В целом, духом того времени было параноидальное стремление к диктатуре личностей и народов в их борьбе за предотвращение ... диктатур в любой их форме. "Вполне возможно, что в один прекрасный день я окажусь за столом рядом с каким-нибудь русским революционером или даже просто с одним из наших генералов, которые воюют исключительно из страха перед войной или еще для того, чтобы наказать народ, проповедующий идеалы, которые они сами считали единственно верными лет пятнадцать назад." (Пруст). В тех странах (Франция или Британия), где диктатуры не сформировались, отчетливo слышны были призывы к поискам диктаторов, способных навести порядок.
   Русские интеллигенты прекрасно знали кровавые невырываемые страницы мировой книги революций. Но когда в русской истории эти страницы стали открываться, они почувствовали себя беззащитными и потерянными в непонимании происходящего. "Сегодня прочитала кое-что из Герцена. Боже мой, для того, что я задумала, то, что мы все пережили, надо обладать герценовской широтой, глубиной и свободой мысли и надо иметь точку зрения... У меня же её сейчас нет. Надо умудриться, надо разобраться в каше жизни - и до нас, и при нас, и видеть вперед, а у меня туман перед глазами... Одна эта европейская война чего стоит. Крах человеческих усилий: был пример жуткой бойни 14-18 годов, был образец революции 17 года. Ничто не предотвратило бойни еще более страшной, омерзительной и преступной. А мы говорили - пролетариат не допустит, начало мировой войны - начало мировой революции. Ею пока и не пахнет. Западный пролетариат работает на войну и воюет так, что диву даешься. Безумие и безумие творится в мире, и ничто от людей не зависит" (Берггольц, 20 мая 1941).В то время "развращённая голодом, ненавистью и отчаяньем" Европа представляла эпицентр духа мировых войн. (К. Малапарте. Шкура. 1949).
   "Страшное время в Европе, в мире, отчаянное время, подлое время. Кричи - не кричи, никто не ответит, не отзовется, что-то покатилось и катится. Не теперь, но уже тогда было ясно, что эпоха не только грозная, но и безумная, что люди не только осуждены, но и обречены. Страшное, грозное время - двадцатые и тридцатые годы нашего века. ... В одном из перерывов будет война, когда погибнет каждый десятый". (рис. III-6). Такими видела надвигающиеся события находившаяся в то время во Франции Берберова, человек совершенно иной нравственной и политической ориентации, чем Берггольц. Таким был дух того времени.
   За фюрера было готово сложить свои головы большинство немцев. Они проявляли им недовольство лишь во времена военных неудач. [17]. Сталин же находился в среде острой внутренней политической борьбы за власть различных группировок внутри партии [18,19]. Состояние войны, как никакое другое, требует единения всех внутренних сил общества. В хаосе процесса кристаллизации государственных структур СССР и неизбежной внутренней борьбы разных несговорчивых сил требуемое единство отсутствовало. В таких условиях никому нельзя было доверять. Даже столь важное для страны решение обороны Сталинграда держалось в глубочайшей тайне. Эта военная операция, кардинально изменившая ход Второй мировой войны, вошла в мировую историю как образец совершенной стратегии и совершенного исполнения. Посвященными в неё вплоть до её завершения были только три человека: Сталин, Жуков и Василевский [17]. Английские историки [17, 21], прекрасно осведомленные о предательствах в Красной Армии, о роли НКВД, о непрофессиональности командного состава, убеждены, что, не понимая духа русского народ, невозможно понять, как Сталину удалось за один год (с 41 по 42 г.г.) расформировать утратившую боеспособность, морально разложившуюся в политических интригах и политических чистках "спекулятивную армию Троцкого" (так определил её Пришвин), и создать новую, разгромившую Германию. Сделал он ставку на русских людей, защищавших Родину. "Или у вас нет чувств, или вы не знаете, что такое для русского человека Россия",- писал ранее А. Блок. Защита Брестской крепости вошла в список высочайших проявлений героизма мирового опыта. [17, 21]. Берггольц писала из блокадного Ленинграда матери на Каму:
  
   Я берегу себя от плена,
   Позорнейшего на земле.
   Мне кровь твоя, чернея в венах,
   Диктует: "Гибель, но не плен".
  
   "Умереть, но не быть под немцем - это была не фраза, а настрой, практически всеобщий. Я написал все это абсолютно искренне, но наивно было бы думать, что я знал тогда настрой всех блокадников. Конечно, нет. Так получилось, что, написав уже это, я наткнулся на текст блокадного дневника знакомого уже читателю Пунина и понял, что я неправ. Вот запись 25 сентября: -"На что они надеются, почему не сдают город?" В сентябре, замечу, было отнюдь еще не тяжело. 26 ноября 1942 года Пунин записал: "Какое количество должно умереть, чтобы город капитулировал?" - привел эту запись в своих воспоминаниях о тех жутких для города лет С. Лавров в своей книге, посвященной памяти Льва Гумилёва.
   Мировой пожар - все пытались его разжечь, все пытались его не допустить, преследуя свои личные цели. Мировой пожар - это сингулярность потока мирового сознания. Прошло уже более полвека как он угас, а всё ещё безуспешно ищут его поджигателей.
  
  III-4. Светлое будущее
   С давних времён физический труд не был в почёте у людей. Рассел отмечал высокомерно пренебрежительное отношение греков к физическому труду, что, по его мнению, толкало их к занятиям наукой, пиратству, войнам. "Свободный человек отвыкал трудиться на полях, где всю работу обычно выполняли рабы. Единственное, что ему оставалось, это стать искателем приключений или пуститься в выгодное грабительское предприятие. Это и погубило великую греческую культуру".
  
  (Раздел 1). "Сделано в (Китае, Индонезии, Бангладеш, гласят ярлыки на предметах массового потребления от джинсов до плееров. Но ключевая идея этой традиции - негласно приравнивание труда к преступлению, мысль о том, что тяжелый труд изначально является непристойной деятельностью, которую следует скрывать от глаз общества. В голливудских фильмах мы можем увидеть во всех деталях процесс производства только тогда, когда герой проникает в убежище главного преступника и видит там усердный труд (очистку и упаковку наркотиков, сборку ракеты, которая уничтожит Нью-Йорк...). Когда ещё Голливуд может быть ближе к соцреалистическому преподнесению фабричного производства, кроме как в тот момент, когда глава преступников после пленения Джеймса Бонда устраивает для него экскурсию по своей подпольной фабрике. И цель вмешательства Бонда в том, чтобы взорвать эту производственную площадку, дав нам тем самым возможность вернуться к подобию нашей повседневной жизни в мире, где рабочий класс исчезает", - писал С. Жижек. [1].
   СССР в то время был тем, чем является современный Китай для Америки. Советским людям приходилось физически трудиться и на свою страну, на Китай и на многие другие страны. Стиль и образ жизни западного человека - а он является референтной группой для западников всего мира - стал определяться не творческим, а досуговым авангардом, распространяющим в обществе гедонистическую мораль постмодерна. "Особенность наших "новых русских", в основном вышедших из старой партийно-комсомольской и гэбистской номенклатуры и представлявших иделогическую основу перестройки, состоит в том, что гедонистическую метаморфозу они пережили еще в советской утробе в качестве пользователей системы спецраспределителей. Поэтому в социокультурном отношении они сразу явились нам в качестве деградировавших буржуа третьего поколения, так и не приобщившихся в первопоколенческому аскетическо-героическому этосу первооткрывателей рынка". [79]. Так советские люди в своём развитии оказались в идеологическом туннеле, ограниченном с одной стороны досуго-потребителским менталитетом организаторов перестройки, а с другой - рекламируемым примером развлекательного образа жизни на Западе.
   Наглядной иллюстрацией этого явления может служить один из казусов перестройки. Всё началось с требования устранения высоких заборов, отделяющих власть от народа. Однако, не успев снести эти заборы, как вся страна пронизалась как ризомой густой сетью заборов высотой на много превышающей высоту былых, надёжно скрывая дворцы, о богатстве которых старая власть даже помышлять не смела. Это не было злым умыслом участников перестройки. Это было явлением метафизическим, как лавина захлестнувшим практически всех сумевших нажиться на перестройке.
   Находясь уже в США, вновь просмотрел фильм Л. Шепитько "Восхождение" (1974 года). Этот фильм не о войне. Это фильм о любви, преданности и предательстве. Война лишь фон, на котором души людей проступают наиболее контрастно. Что же заставило Шепитько в самое благополучное время за всю историю советского общества взяться за столь насыщенную трагизмом тему?! Вспомнился фильм Шукшина "Калина красная", созданный в том же году. Хорошо помню тягостное впечатление, которое произвела на зрителей Московского Дома Кино эта премьера. По окончании просмотра одна сотрудница Мосфильма с горечью сказала мне: "Шелест зелененьких начинает заглушать шелест березок". Прошло около десяти лет, и эта горькая шутка стала явью.
   Такая перемена менталитета новой советской интеллигенции определила ход событий перестройки, в результате которой Россия из индустриальной "страны мечтателей, страны ученых" стала превращаться, говоря языком Герцена, в страну мещан, а Москва и Санкт-Петербург - в столицы рантье и лавочников, которые стали называть себя"новыми русскими", да в добавок ещё и "крутыми".
   Именно это предчувствовал М. Пришвин: - "Так продолжаться не может. Неизбежна вторая революция. Будущее России - организация кулаков в демократическую партию с интеллигенцией из кадетов-вропейцев и частично бывших правых эсеров с царем. Множество кулаков преобразовалось в кооператоров, в то время как инженеры и всякие техники сидят без дела. Русский кулак, который использует среду хищнически, думая лишь о себе, - это полная противоположность культурному человеку". Даже Нострадамусу не удавались столь точные предсказания.
  
  (Раздел 2). В последнее десятилетие XIX века в России социальные конфликты крайне обострились, и хотя общественные устои всё ещё были весьма прочными, в 1905 году вспыхнула революция. Волнения удалось подавить, а последующие годы, несмотря на ряд реформ, характеризовались жесткой политической реакцией. Многолетние настроения общества сменились пассивностью и чувством отчаяния, особенно у молодёжи. Эти настроения усиливало распространявшееся в Европе эстетическое течение "декадентство", которое в России нашло благодатную почву. В области культуры и идеологии оно выражалось в поклонении "чистому искусству" и различным формам оккультизма; в жизни - в свободе нравов, граничившей с безнравственностью. Период после революции 1905 года отличался большим интересом к вопросам сексуальности, брака, свободной любви, проституции, а также регулированию рождаемости. Эти же темы обсуждались и в других странах Европы, и множество соответствующих книг было переведено на русский язык. При этом российские дебаты не нуждались в импульсах извне - домашняя реальность давала достаточную пищу для размышлений. Теме свободной любви посвящались роман за романом; наиболее известным стал "Санин" Арцыбашева (1907), в котором воспевался гедонизм и полное сексуальное раскрепощение. "Молодежь, - пишет Ричард Стайтс, специалист по женскому движению в России, - высвобождала сдерживавшуюся энергию в сексуальных приключениях и плотских эксцессах, оправдывая безудержное поведение вульгарным санинским лозунгом - "удовольствие ради удовольствия".
   Одновременно с появлением очерка Бентама"Утилитаризм" в Европе, в России в том же 1863 году вышел в свет роман Чернышевского "Что делать?", написанный им в заключении в Петропавловской крепости, и тремя годами ранее, а в 1860-ом - роман Тургенева "Отцы и дети". Эти два романа легли в основу русского радикального утилитаризма. Чернышевский говорил о полной свободе от социальных условностей и, в частности, освобождения женщины от различных форм угнетения - со стороны родителей, мужчин, общественных институтов, а также о её праве на образование, труд и любовь. Брак должен быть равноправным, что означает, что женщина должна иметь право жить не только с мужем, но и с другими мужчинами и иметь собственную спальню. Не знаю, читал ли Чернышевский работы Энгельса или статьи об утилитаризме, но он может быть без сомнения отнесён к одному из родоначальников этого движения, охватившего вскоре весь западный мир. Корни нового советского законодательства о браке и семье уходили к классикам марксизма, и прежде всего к Энгельсу. Брачная и сексуальная свобода рассматривались ими как составляющие общей свободы, которую предполагалось реализовать в новом обществе.
   На протяжении первого десятилетия постреволюционного периода компартия старалась не вмешиваться в личную жизнь граждан. Нарком просвещения Луначарский в 1923 году назвал государственную регламентацию жизни индивидуума "угрозой коммунизму", утверждая, что "мораль коммунистического общества будет заключаться в том, что это будет мораль абсолютно свободного человека". В результате, на вопрос "есть ли любовь?" в 1927 году только 60,9% одесских студенток и 51,8% студентов ответили положительно. [45]. Эти идеи были экстремальными, но трудно оспариваемыми марксистской логикой, как и современной логикой либерального капитализма. Поскольку коммунизм и сексуальная свобода шли рука об руку, равно как старая сексуальная мораль и буржуазное общество, всякая оппозиция "новой морали" воспринималась как предосудительная и реакционная. И лишь позже следующий закон о браке, принятый в 1936 году, означал возврат к традиционному взгляду на брак и семью. Следует обратить внимание на то, что эта социальная политика коммунизма, рассматриваемая современным либеральным Западом как источник всех зол, уже безраздельно господствует там, как одна из основ социальных отношений "подлинно свободных и подлинно счастливых людей".
  
  (Раздел 2). "Злосчастия наступают именно в мирное время!" (Макиавелли). Злосчастия советской власти начали проявляться в наиболее оптимистичные 60-ые. Полагая что дела идут успешно, советское руководство уже в шестидесятые годы сочло, что ему, как и народу, надо дать отдохнуть. Самолюбивый коммунистический задор стал угасать. Так наступила эпоха правления Брежнева, позже названная эпохой застоя. "Предоставлять событиям идти своим чередом настолько свободно, что потом с ними уже не совладаешь, дело опасное". (Макиавелли).
   Многие уже убелённые сединами "шестидесятники" с ностальгией вспоминают романтические времена своей юности. То было время погони "за туманом и за запахом тайги"; то было время мечты о чистой любви и верной дружбе, о больших свершениях в науке и искусстве. Наблюдалось небывалое в мире массовое увлечение поэзией. СССР в то время был без преувеличений "страной мечтателей, страной ученых" ("Марш энтузиастов"). Тонкие знатоки психологии понимали, что такой настрой является проявлением "сентиментальности, как способности наслаждаться, не обременяя себя долгом ответственности за свои действия" (Д. Джойс. "Улисс").
   "Любой вновь образованный государственный строй на первых порах вызывает почтение, правда, ненадолго, пока не умирало создавшее его поколение, ибо сразу же за этим воцаряется разнузданность. Люди обычно печалятся в беде и не радуются в счастье, ибо сразу же, перестав бороться, вынуждаемые необходимостью, они тут же начинают бороться, побуждаемые к тому честолюбием." Именно это предвидение Макиавелли стало наблюдаться во времена хрущёвской "оттепели". "Не познав бед, выпавших на долю своих отцов, молодые люди, у которых оказалось больше досуга, чем у их предшественников, стали позволять себе расходы на изысканные одежды, женщин, пиршества и другие удовольствия такого же рода". Другим "единственным умственным занятием стало состязание в красноречии и остроумии, причем тот, кто в этих словесных состязаниях превосходил других, считался самым умным и наиболее достойным уважения". Светлана Алилуева передала этот дух среди детей привилегированного круга: - "Ведь страшно не это; страшны не все эти безобразные увлечения. Страшно невежество, не знающее ничего, не увлекающееся ничем, ни старым, ни новым, ни своим, ни иностранным". Так, советский строй стал разлагаться сверху вниз. Учителя средних школ начала шестидесятых годов довольно единодушно признавали, что им доставляло больше удовльствия иметь дело с детьми простых профессиональных рабочих и нижних слоев интеллигенции, чем с детьми из привилегированных слоев ввиду более строгой моральной дисциплины первых.
   Разложение советского общества сверху вниз вызвало обратный разлагающий общество поток снизу вверх. Энергичные и честолюбивые дети непривилегированных родителей, для которых двери наверх были тугими, или даже закрытыми (например, в Московский институт Международных Отношений), наблюдая лёгкое, не отягощенное усердием служебное продвижение своих привилегированных сверстников, быстро смекнули, что "гореть на работе" - значит "прожигать жизнь". Плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Поняли, чтобы стать генералом вовсе не надо "нюхать порох". Проще идти в услужение им "денщиками". С такими понятиями наиболее честолюбивые солдаты ринулись в услужение генералам искусства, науки, политики. Не желающие служить "генералам" занимались нелегальными промыслами. Хищения икон в отдалённых деревнях России и продажа их иностранцам за валюту было делом распространённым. Отправлялись "на промысел" обычно группами "геологов".
   Советское общество стало постепенно распадаться на ничем не связанные подструктуры. Наука, производство, искусство стали развиваться сами по себе, не имея обратной регулирующей связи с другими структурами общества. Ценз пересечения границ этих структурных элементов стал размываться. Личные знакомства стали играть бóльшую роль, чем опыт и знания. Дряхлеющая верховная власть была бессильна остановить этот поток, расчленяющий общество. В это время КГБ не столько занималось вопросами политическими, сколько криминальными. Во всех слоях советского общества всё больше и больше стало появляться тех, у кого "в душе нет ни бога, ни дьявола, а лишь одни черви" (Раневская). В одной из своих лекций о СМИ политолог Павловский отметил, что тоталитаризм советской пропаганды брежневской эпохи исходил не столько от КГБ и Политбюро, сколько от самих журналистов, формировавших жесткие в своей закрытости для критики "семьи". Как в периоды упадка Греции, Рима и Византии, так и в период упадка государственности в СССР историческая мысль не поднималась выше смакования трагических событий недавней истории, "придворных" интриг, грязных сплетен из жизни правительственного "двора" и высмеивания идеалов своих предшественников. Как и в былые периоды распада общества, субъективизм, порожденный особенностями личной судьбы историка, отражал его личные обиды и личную приверженность, но не стремление к объективной исторической оценке происходящего [7].
   В шестидесятые годы прошлого столетия во времена "хрущёвской оттепели" в искусство ворвалось новое поколение молодых поэтов и писателей, сформировавших субкультуру советской интеллигенции. Это поколение, родившееся между 1925 и 1940 годами, позже было названо "поколением шестидесятников". Большинство из них были выходцами из интеллигентской или партийной среды, сформировавшейся в 1920-е годы. Вера в коммунистические идеалы была для большинства "шестидесятников" самоочевидной, поскольку борьбе за эти идеалы их родители посвятили свою жизнь. Однако многим из них ещё в детстве пришлось пережить мировоззренческий кризис, поскольку эта среда сильно пострадала от, так называемых, "сталинских чисток". Обычно это не вызывало радикального пересмотра взглядов, однако заставляло больше рефлексировать происходящее, что приводило к скрытой оппозиции режиму.
   Наследуя, как правило, родителям с узконаправленной культурной ориентацией, имевшим весьма ограниченный доступ к мировой культуре, их мировоззрение ограничивались в большей степени рамками пропагандируемого "марксизма-ленинизма". У этого нового поколения "мальчиков и девочек", был юношеский задор, который многих из них превратил в кумиров не только молодёжи. Они с искренней гордостью несли свой лозунг: "поэт в России больше чем поэт".
   Феномен советской культуры "шестидесятников", требует самостоятельного глубокого анализа как культуры, рождённой в разрыве с прошлым и наследующей лишь опыт гражданской войны и последующих репрессий, части которых они были свидетелями. В их жилах текли капли крови как "челюскинцев", так и тех писателей, "которые пишут заранее разрешенные вещи - "Этим писателям я запретил бы вступать в брак и иметь детей. Как могут они иметь детей - ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее досказать - в то время как отцы запроданы рябому черту на три поколения вперёд". Писал эти строки Мандельштам в 1928 -1929 годах. По этой причине воздержимся от нетерпения оценок этого болезненного для нас феномена "шестидесятников" в советской культуре, в той или иной степени нас, непосредственно касающегося и по сей день. Позволю себе лишь обратить снимание на казус, связанный со стихотворением Б. Ахмадулиной "По улице моей который год ...", замеченный литературным критиком и издателем А. Аничкиным. В подлиннике 1959 года читаем:
  
   Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
   вас, беззащитных, среди этой ночи.
   К предательству таинственная страсть,
   друзья мои, туманит ваши очи.
  
  Поразительно, что это стихотворение живёт тремя жизнями: у каждой версии свой смысл, отличный от других. Ниже приведена последняя "аксёновская" версия этого четверостишия из его "посмертной" книги "Таинственная страсть":
  
   Ну, вот и всё, да не разбудит власть
   Вас, беззащитных, среди мрачной ночи;
   К предательству таинственная страсть,
   Друзья мои, туманит ваши очи.
  
  "Политическая заостренность нередко смазывает более широкое звучание темы. Здесь - нет, и в этом особенность поэтического таланта Ахмадулиной. Что это за "таинственная страсть"? Мы боимся власти, нас так воспитывает власть? Или в нас самих есть какое-то первобытное начало, толкающее к предательству? А власть - это так, в оправдание", для маскировки наших низменных инстинктов возвышенными мотивами - задал вопрос Аничкин.
   После непродолжительного всплеска 60-х годов русское искусство стало принимать упадочнический характер возмущенного отрицания жизни. Ницше назвал подобное романтической противоположностью высокого стиля, своего рода тайной местью человечеству за присущие ему самому пороки, наполняющей ядом пессимизма разум своего слушателя. Как известно, люди предпочитают читать о том, что им хочется слышать и знать. Когда читающая публика становится склонной высмеивать чужие слабости тем яростнее, чем больше их у неё самой, наступает благодатная пора для расцвета "антиромантизма"- эпохи "высокопарной болтливости, спекулирующей на привлекательности чужих секретов" (Ницше). Процеживание сути из эпистолярных откровений ставится на широкую ногу. "Исчезла божья искра. Литература стала гаснуть и существовать лишь в узко практическом смысле. Литературное творчество свелось к новой либеральной форме перлюстрации и дешифровке писем, высказываний, слухов, переместилось из "Черных кабинетов" власти в квартиры пишущей братии".(Окуджава).
   Склонность высмеивать чужие слабости является проявлением скуки бессмысленности жизни, порожденной беззаботностью. Однообразие жизни порождает накопление раздражения, переходящего со временем в злобу. Злоба и искусство - исключающие друг друга формы жизни. Состояние искусства - это градусник для измерения здоровья общества. "Наша интеллигенция - это тот слой нашего образованного общества, который с восхищением подхватывает всякую новость, и даже слух, склоняющиеся к дискредитированию правительственной или духовно-православной власти, ко всему же остальному относится равнодушно"- писал Г. Померанц в1991 г.
   А. Белый назвал диссидентов своего времени шарлатанами: "Подлец, спекулирующий на доверии, - безобидный зверь в фауне шарлатанства; слабые, часто чуткие, просто добрые люди - порой рассадники более опасных бацилл; шарлатан в них даже неуловим. Опасности Калиостро ничтожны в сравнении с той, которую представлял Миша (Эртель), этот ученый историк".
   Для понимания их популярности следует иметь в виду, что они представляли собой одну из наиболее активных в весьма распространенной в шестидесятые годы категории "интересных людей", у которых индивидуальность развилась до того, что "они стали непригодны для жизни в обществе". (О. Хаксли). Они считали себя безмерно одаренными и особенными, своего рода "и швец, и жнец, и на дуде игрец". Это был тот активный слой советской интеллигенции, о котором писала А. Ахматова:
  
   И в мире нет людей надменней,
   Бесслёзнее и проще нас.
  
   Они были образцами идентифицируемыми с раковыми клетками живого организма в духе обсуждаемой выше статьи К. Лоренца. [61]. Этот тип людей спровоцировал революцию, они же и загубили её плоды.
   Появление советского диссидентства нельзя понять, не учитывая, что диссидентство явилось поветрием двадцатого века, затронувшим практически все страны западного мира. Это было восстание детей против отцов, вызванное выходом масс на культурную и политическую арену общества. На Западе диссидентство практически вышло из моды к концу девяностых годов. В России оно разгорается и по наши дни. Это можно рассматривать вследствие слишком уж затянувшегося у нас детства. Может быть это объясняется более стойкой иммунной системой культуры Запада, имевшей большой опыт борьбы с разными формами ереси. С другой стороны, затяжной характер этой войны можно объяснить наследием революции, когда с первых дней прихода к власти большевики стали учить детей и подростков в школах и красногвардейских отрядах презрению к отцам, принявшему форму "мести детей своим отцам за свое несчастливое детство". (Пришвин). В этом проявилась родственность корней советского диссидентства и советского большевизма!! C той поры, как примчался сюда медный всадник,как бросил коня на финляндский гранит, Россия стала дробиться его копытами на мелкие частички, превращаясь ментально в пыль, как это определил А. Панарин в книге "Народ без элиты. Между отчаянием и надеждой". (2002 год). Смертоносный рост раковой опухоли наступает, когда здоровые клетки начинают признавать раковые своими. Так, эти "раковые клетки-убийцы" стали вживаться в организм советского общества и душить этическую и эстетическую чувствительность к окружающему. Поэтесса Мария Петровых написала:
  
   Нет несчастнее того,
   Кто при жизни с душою расстался.
   А кругом всё чужое,
   А кругом ему всё незнакомо.
   Он идет как слепой,
   Прежней местности не узнавая.
   Он смешался с толпой.
   Но страшит суета неживая
   И не те голоса,
   Всё чужое, чужое, чужое.
  
   В кинофильме Андрея Тарковского "Зеркало" звучат стихи его отца - Арсения Тарковского:
  
   Душе грешно без тела,
   Как телу без сорочки:
   Ни помысла, ни дела,
   Ни замысла, ни строчки.
   Загадка без разгадки.
  
  Душа без тела - это нечто бесформенное, мягкотелое и слизистое. Тело без души - это жизнь без морали, без традиций, без каких-либо принципов, теорий, запретов.
   Состояние современного общества, лишенного души и тела, передал Лев Гумилёв: -"Всякий рост становился одиозным, трудолюбие , интеллектуальные радости подвергались осмеянию. В искусстве идет снижение стиля, в науке - оригинальные работы вытесняются компиляциями, в общественной жизни узаконивается коррупция. Все продажно, никому нельзя верить, и для того чтобы властвовать правитель должен применять тактику разбойничьего атамана - подозревать, выслеживать и убивать своих соратников". В результате, уже при перестройке в СССР "города установили у себя правления,способствующие не процветанию свободы, а разделению на враждующие партии. Страх Божий стал угасать в сердцах людей. Зловреднейшие люди восхвалялись как умники, а людей порядочных осуждали за глупость. В городах стало объединяться всё, что могло испортиться или испортить других. Отсюда жадность, наблюдавшаяся во всех гражданах", - таким удивительно точным образом "описал" перестройку СССР Макиавелли. "Народы больше терпят от жадности, чем от грабительских налетов врага, ибо в последнем случае есть надежда, что им придёт конец, а в первом надеяться не на что",- продолжил он эту мысль. Аристотель добавил свой штрих к описанию характерных признаков разложения общества: - "Соблазнённые деньгами погубили все государство, по крайней мере насколько это от них зависело". "Своему богу, которым ранее они не интересовались", организаторы перестройки в СССР внезапно, как по команде, по примеру своих древнеегипетских "повстанцев" стали курить фимиам. Дабы освободить себя от ответственности перед своим народом стали обвинять его в пьянстве и приверженности к диктатуре власти. Как видим, прав Карамзин:
  
   Ничто не ново под Луною:
   Что есть, то было, будет ввек.
   И прежде кровь лилась рекою,
   И прежде плакал человек,
   И прежде был он жертвой рока,
   Надежды, слабости, порока.
  
   В. Шубарт в 1938 г. писал: -"Русские взяли на себя судьбу Европы, её предвосхитив, вживив западное учение марксизма в свою культуру" и превратившись в общество без религии, без морали, без дома, без страны. "Теперь мы видим пропасть, в которую ей придется упасть, если она не отречется от своих идей или не оставит их. Россия доказала всему человечеству несостоятельность безбожной культуры и, страдая за всех, очищается сама от того чужеродного, что душило ее веками. Теперь начинается второй акт драмы. Открывается дорога для пробудившихся сил Востока".
   "Невозможно читать некоторые его (Платона) "Диалоги" без тяжелого ощущения неумолимого вырождения человеческого рода - писал Уайтхед.
  
  Послесловие
   Особенности судьбы России многие связывают с тем, что она была слишком далека от Рима. Хотя контакты с Западом у России имеют давнюю историю, сблизилась она с "Римом" лишь при Петре I. Основное препятствие сближению этих культур крылось в особенностях менталитета: на Западе энергия творческих сил имела эстетическую основу, в то время как в России их основа была этической: - "И так раздумываешь о любви и приходишь к мысли, что как прав наш народ, разделяя это слово на два: любовь, в нашем (просвещённом) смысле, романтическая (приносящая удовольствие) принимается у них как зло, и любовь как понимание - добро". (М. Пришвин).
   Структура докрещенской Руси не вписывалась ни в одну из принятых классификаций исторических социальных структур - не была похожа ни на первобытно общинный строй, ни на рабовладельческий, ни на феодальный, а похожа была больше на социалистический. "И в этом состояла вся комичность ситуации, и большое желание не обращать на этот период научного внимания" в наше крайне политизированное время. (Р. Ключник). Позже, с формированием государственности в России эти социалистические элементы проявлялись в структуре русского сознания вплоть до свершения революции, которая, будучи нацеленной на создание социалистического государства, их полностью уничтожила. Россия вошла в историю Запада то-ли слишком рано, то-ли слишком поздно: её ментальное развитие оказывалось в противофазе ритмов потока менталитета Запада - в то время когда после длительного периода молчания, свойственного детству, она начала говорить и мыслить в духе гуманизма в западном понимании этого слова, Запад стал забывать своё искусство гуманной мысли и красноречия. На это обратил внимание филолог-славист, философ и историк литературы Д. Чижевский (1894-1977). В работе "Заметки о неэвклидовой геометрии Гоголя", он убеждал, что у Гоголя "вовсе не разоблачение русской действительности и не защита прав маленького человека одухотворяли его повести, но мысли об угасании, опустошении человечества, как под воздействием низшей страсти, так и под влиянием высокой". [50].
   Задолго до появления нашумевшей книги Шпенглера "Закат Европы" (1918 г.) К. Леонтьев установил диагноз болезни Запада: главная беда современной жизни -обезличенность жизни при всех разговорах о личности, свободе, демократии, прогрессе. Нарастает единообразие, унификация, "бесцветная вода всемирного сознания". "Практику политического и гражданского смешения Европа пережила, - писал Леонтьев в "Византизме и славянстве", - скоро, может быть увидим, как она перенесёт попытки экономического, умственного (воспитательного) и полового, окончательного упростительного смешения! Она стремится посредством этого смешения к идеалу однообразной простоты и, не дойдя до него еще далеко, должна будет пасть и уступить место другим!"
   На появление подобного явления в России по мере её сближения с Западом Леонтьев давно обратил внимание. Наблюдая события в России середины XIX-го столетия, он верил, что русский народ сохранит уникальную своей человечностью византийскую духовность и привьёт её миру. Но позже, в период кризиса разложения русского общества и усиления влияния западной культуры, пришёл к иному мнению - Россия станет первой страной победившего "грубого бесчувственного мещанства" и потянет за собой к гибели Запад. Кто и кого потянет - вопрос риторический. Когда мир неустойчив во всём виноваты все!
   Следуя работам современных западных философов, и, в частности, цитируемого в данном эссе американца К. Wilber, эпоха модерна завершилась эпохой антигуманизма -эпохой "плоской как равнина формой восприятия мира". Запад идёт к своему концу медленно и более умеренным путём, в то время как
  Россия мчится по ухабам своего бескрайнего пространства. Параллелизм течения этих двух однонаправленных исторических потоков, имевших разную духовную почву, обобщила М. Цветаева, у которой, по её признанию, всегда было обо всем врожденное знание: "Книга бытия российского, где судьбы мира скрыты, дочитана и наглухо закрыта".
   Но это не конец истории! Это лишь очередное возобновление нового цикла жизни, характеризуемого сменой мировоззрения. Русский народ прошёл фазу коллективности своего сознания, когда все были МЫ. Сейчас он достиг противоположной фазы индивидуализма, когда все - это Я. Замрёт ли Россия в этой крайней фазе, или маятник её истории качнется в обратном направлении - покажет будущее. В природном восприятии мира русским человеком Андрей Платонов увидел его жизненную силу: "русский - это человек двухстороннего действия: он может жить и так, и обратно. .... он может всё видеть и так, и наоборот, и в обоих случаях остается цел". Русский человек живёт текущим моментом. Он не нуждается в иллюзиях. Он не имеет оснований симулировать не свойственные ему принципы поведения. "У Руси глаза велики" - таково мнение Цветаевой. Это даёт основания для веры, что:
  
   И ты, моя страна, и ты её народ,
   Умрёшь и оживёшь,
   Пройдя сквозь этот год.
   Затем, что мудрость нам единая дана:
   Всему живущему идти путем зерна.
  
  Эти строки написал поэт Ходасевич. Подобную веру испытывал Боратынский, который в своих предвидениях всегда был прав. Это вселяет надежду, что и его предсмертное предсказание так же сбудется: - "Поздравляю вас с будущим, ибо у нас его больше, чем где-либо; с тем, что мы в самом деле моложе 12-ю днями других народов и посему переживем их, может быть, 12-ю столетиями". В стихах М. Волошина, созданных им в 1918-1922 годах, выражена надежда, что "из ненавидящей любви, из преступлений, исступлений - возникнет праведная Русь".
   Н. Карамзин во вступлении к "Истории государства Российского" отметил, что цель его произведения дать возможность своим соотечественникам "знать то, что любишь". Позже в этой же книге он переставил акценты: надо любить, а затем знать - последнее, впрочем, не столь важно. Разъяснение мысли Карамзина дал А. Платонов: "Любовь никогда не выглядит глупостью, а доверие всегда, если оно не соединено с любовью". Это означает, что объяснение любого события, в основе которого нет любви, является глупостью. Глупость - это ложь. Любовь - это Я, слитое воедино с МЫ. Если нет любви, человек как "путник, просыпающийся в степи: ступай куда хочешь, - есть следы, есть кости погибнувших, есть дикие звери и пустота, в которой погибнуть легко, а бороться невозможно". (А. Герцен). Так современные русские люди одиноко блуждают в пустоте в поисках к кому примкнуть.
   Интеллектуалы современного мира осознали, что период перехода к новой структуре глобализуемого общества уже наступил. Одни называют это вторым средневековьем, другие - третьим осевым временем. Какой путь изберёт мир? "Разрушая, мы все те же рабы старого мира, нарушение традиции - та же традиция. Одни будут строить, другие разрушать, ибо всему свое время под солнцем. Но все будут рабами пока не появится третье, равно не похожее на строительство и на разрушение" (А. Блок). "Новое может возникнуть лишь тогда, когда каким-то народам удастся освободиться от традиционной общественной структуры и взамен изобрести новую, до сих пор неизвестную. Это - творчество в подлинном смысле этого слова. Создание нового государства начинается со свободной игры воображения. Фантазия - это освобождающая сила, дарованная человеку" - писал Ортега-и-Гассет.
   Слово любовь в перестроенной России почти вышло из употребления. Ведут "раскопки" русской истории в поисках черепков былых событий. Каждый отбирает только те, которые ищет. Неподходяшие отбрасывают в сторону. Спорят, что было бы если бы... . Вновь стали перекапывать и перемешивать культурные слои русской культуры, превращая их в грязное месиво настолько, что разобраться не могут в том что находят, как и понять не могут что ищут. В порыве этой любительской археологии и воспринимая мир через "самими же разбитые зеркала культуры" эти поиски превратились в "лекарство от скуки".
   Уместно привести слова В. Шаламова из его письма к Надежде Мандельштам: - "Утрачена связь времен, связь культур - преемственность разрублена, и наша задача восстановить, связать концы этой нити. В поисках этой утраченной связи, этой разорванной ариадниной нити, молодежь тянется наугад, цепляясь даже за совсем .... неподходящих фигур."
   К этому уместно добавить мнение Мефистофеля из трагедии Гете "Фауст":
  
   Им не понять, как детям малым,
   Что счастье не влетает в рот.
   Я б философский камень дал им,
   Философа недостаёт!
  
   Но надежда на разгадку старой правды всё же есть."Вполне верно, что люди - это продукты традиций.Традиции не связаны с временными рамками; предполагается, что они живут своей собственной жизнью и могут сохраняться в течение долгого времени, тлея под поверхностью, как это и было, чтобы разгореться вновь, получив новый импульс" - написал это рационалист Б. Рассел. Традиция подсказывает те слова, которые способны остановить саморазрушение и вдохновить людей на строительство. "Прежняя культура постепенно становится кучей мусора, а затем превращается в горстку пепла; но дух парит над пеплом"(Витгенштейн). Говорили это люди высокообразованные. Прежде чем с ними спорить нам следует наверстать громадные в сравнении с ними пробелы образовании. Но и этого мало. Чтобы их голоса не оказались вопиющими в пустыне, нужна страсть к жизни, а не её симуляция!
   Но этот путь тернист и долог. Главное сейчас -это обрести смысл жизни. Меняются условия жизни,меняются люди, но ПРИРОДА людей, как космического, так и микроскопического масштаба система потоков энергий сознания, приводящих материю в движение, не меняется. Смысл жизни всего живого прежний. Марина Цветаева предупреждала:
  
   Берегите гнездо и дом,
   Долг и верность спустите с цепи.
   Берегите от злобы волн
   Садик сына и дедов холмы.
   Под ударам злой судьбы
   Выше - прадедовы дубы.
  
  
  
  
  
  Библиография
  
  1. С. Жижек (S. Zizek). Добро пожаловать в пустыню
   Реального. 2003 . С. Жижек. 13 опытов о Ленине. 1998.
  2. Л. Витгенштейн. Культура и ценность. Астрель. М.
   2010; Л. Витгенштейн. Логико-философский трактат.
   Астрель. 2010.
  3. К. Гильберт, Г. Кун. История эстетики. Прогресс. 2000.
  4. Ю. Лотман. История и типология русской культуры.
   Санкт- Петербург. 2008.
  5. А. Уайтхед. Избранные работы по философии.
   Прогресс. М. 1990.
  6. А. Блок. Собрание сочинений. Т. 6. Изд. "Правда". 1971.
  7. Культура Византии. IV - VII в. Наука. М. 1984.
  8. Г. Бейтсон. Разум и природа. Неизбежное единство.
   М. 2000.
  9. К. Wilber. The Marriage of Sense and Soul. N.Y. 1999.
  10. I. Prigogine. Order out of Chaos. A Bantam Book, 1987.
   I. Prigogine. Is Future Given? World Scientifiс Со. 2003.
  11. J. J. Mearshamer and Walt S. M. The Israel Lobby.
   London, 2008.
  12. Классическое конфуцианство. Том первый.
   Санкт- Петербург. Олма-пресс. 2008.
  13. А. Водолагин. Психопатология и метафизика воли.
   К. Ясперс. Уроки истории и ее цель. М. 1978.
  14. Р. Brendon. The Dark Valley. (A Panorama of the 1939).
   NY. 2000.
  15. P. R. Ehrlich. Human Natures. Genes, Cultures,
   the Human nature. Ptnguins Books. England. 2002.
  16. А. Манфред. Наполеон Бонапарт. Мысль. М. 1998.
  17. А. Beevor. Stalingrad. London. 1998.
  18. R. Servicе. Lenin. Harvard University Press. 2000.
  19. R. Service. Stalin. Harvard University Press. 2003.
  20. A. Mayer. The Furies. Violence and Terror in the Frenсh
   and Russian Revolutions. Princeton University Pr. 2000.
  21. C. Merridale. IVAN"s WAR. Picador. London, 2006.
  22. К. Леонтьев. Восток, Россия и Славянство. Око. 2000.
  23. К. Крист. История времен римских императоров.
   Ростов-на-Дону. 2000.
  24. Все о Китае. Культура, Религия, Традиции. М. 2008.
  25. П. Джонсон. История евреев. Москва. 2000.
  26. J. Campbell. The Power of Myth.1987.
  27. Ф. Юнгер. Восток и Запад..Санкт-Петербург. Наука. 2004.
  28. С. Грэхем. Непознанная Россия. Лондон. 1914.
  29. У. Эко. Эволюция средневековой эстетики. 1986.
  30. А. Бергсон. Творческая эволюция, 1907.
  31. К. Н. Боратынская-Алексеева. Мои воспоминания.
   Казань..2007
  32. Д. Сол. Ублюдки Вольтера. Диктатура разума на Западе.
  33. У. Эко. Имя розы. 1980.
  34. A.Toynbee. Study of History. Unlv. Press.1961.
  35. А. Камю. Миф о Сизифе. (Эссе об абсурде). 1942.
  36. Б. Рассел. Мудрость Запада. 1959.
  37. Е. Добренко. Формовка советского читателя.
   Социальные и эстетические предпосылки рецепции
   советской литературы. М. 2012.
  38. Е. Седов. Информационные критерии упорядоченности и
   сложности организации структуры систем. Выпуск 3.
   Труды ВНИИ системных исследований. 1988.
  39. Г. Померанц. Долгая дорога истории. 1991.
   Г. Померанц. Открытость бездне. 1990.
  40. S. Strohatz. How Order Emerges from Chaos in the Univers,
   Nature and Daily Life. N. Y. 2003.
  41. Д. Андреев. Роза мира. 1958.
  42. Р. Скрынников. Россия накануне смутного времени. 2013.
  43. Ли Генри. История инквизиции. ЭКСМО, 2007.
  44. О. Ильина. Канун Восьмого дня. Казань, 2003.
  45. Б. Янгфельдт. Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и
   его круг. Издательская Группа Аттикус. 2009.
  46. М. Пруст. Обретенное время. 1927.
  47. Э. Шюре. Великие посвященные. СП "Книга-Принтшоп".
   1990.
  48. J. Bonner. The evolution of Culture in Animals.
   Princeton Universit Press.1998.
  49. C. Мельгунов. Красный террор в России. 1918-1923.
   Берлин. 1924.
  50. Д. Чижевский. Заметки о неэвклидовой геометрии Гоголя.
   Вопросы литературы. Љ 4. 2002.
  51. Д. Лехович. Белые против красных. М.1992.
  52. В. Аксенов. Таинственная страсть. 2009.
  53. С. Хокинг. Краткая история времени. 1988.
  54. Г. Андреевский. Повседневная жизнь Москвы
   в сталинскую эпоху. www.gumer.
  55. S. Strogatz. Nonlinear Dynamics and Chaos. With
   applications to Physics, Biology, Chemistry and Engineering.
   2000.
  56. А. Аруцев и др. Концепции современного естествознания.
   Ростов. Феникс. 2008.
  57. А. Хорос. Русская история в сравнительном освещении.
   М. 1996.
  58. A. Toffler. Future Shock. Pan books. 1971.
  59. А. Уайтхед. Приключения идей. М. ИФРАН. 2009.
  60. Ортега- и - Гассет. Восстание масс. 1930.
  61. К. Лоренц. Восемь смертных грехов цивилизованного.
  62. В. Топоров. "О резонантном пространстве литературы",
   1993.
  63. А. Дахин. "Философский смысл теоремы Пуанкаре-
   Перельмана и глобальной пространственной структуры
   вселенной". Н. Новгород. 1999.
  64. "Establishing Democracies", edited by M. E. Fisher, Westview
   Press, Oxford University. 1996.
  65. О. Ильина. Канун Восьмого дня. Казань, 2003.
  66. Р. Тарнас. История Западного мышления.
   М. КРОН_ПРЕСС, 1995.
  67. Ю. Хабермас. Расколотый Запад. Изд. Наука, М. 2008.
  68. Хосе Ортега- и - Гассет. Размышления о Дон Кихоте.
   1914.
  69. Л. Шестов. "Умозрение и апокалипсис. Религиозная
   философия Вл. Соловьева". 1927.
  70. П. Гречко. Концептуальные модели истории.
   Осевое время и единство истории. 1995.
  71. Wisdom, Revelation and Doubt. Perspectives on the First
   Millenium of B.C. Cambridge (Mass), 1998.
  72. Пьер Марше. Спиноза, конец истории и хитрость разума.
   Париж. 1992.
  73. Н. Александров. Циклы антропологической науки
   и троичный иерархический масшта. М., 2011.
  74. R. Bambrough. The Philosophy of Aristotle. NY. 2003.
  75. C. Hedges. Empire of Illusion. N.Y. 2009.
  76. B. Patenaude. Trotsky. NY. 2010.
  77. N. Gabler. The Movie: How Entertainment Conquired
   Reality. N. Y. intage, 1998
  78. В. Кантор. Европа и самосознание русской культуры.
  79. А. Панарин. Народ без элиты: между отчаянием
   и надеждой. "Наш современник", Љ11, 2001.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"