Аннотация: Все, что имеется на сей день)))) банально и плоско - нечто вроде наших там, да). Нет нового, слега вычитание старое.
Дваждыживущая.
Пролог
Алина
Застланные мокрым серо-черным осенним асфальтом улицы были запружены народом. Толпа, слившись в единый живой организм, несла ее вперед. Еле успевая перебирать ногами, девушка спешила к метро, сотню за сотней поглощающему спешащих на работу людей. Вход на станцию располагался на другой стороне весьма оживленной улицы. Елки зеленые! Алина раздраженно стукнула кулаком по бедру и затормозила у самого края тротуара. Сзади активно напирали... Не успела на зеленый, но лезть на красный она не самоубийца. Мимо с ревом проносились машины.
Город! Люди! Девушка закатила глаза. Безумный ритм жизни порой здорово утомлял, но бросить дела и переселиться в деревню ей даже и в голову не приходило. Жизнь есть движение. А дом есть дом.
Наконец на другой стороне загорелся оранжевый огонек, и железные кони начали неохотно замедлять скорость. Толпа, не дожидаясь полной остановки, ломанулась вперед. Ну и Алина с ней вместе. А куда деваться-то? Затопчут и не заметят. Рассеянно глядя вперед, на мокрую, скользкую дорогу, у обочин которой скапливался неизбежный городской мусор, едва заметила обогнавшего ее мальчишку. Лет десяти, в распахнутой яркой куртке, задорно размахивающего большим мешком. Увернувшись от пролетевшего перед лицом, по широкой дуге, пакета, чуть улыбнулась. Он спешил жить, как и все в этом безумном городе.
Топот сотен ног складывался в ритмичную мелодию забавной песенки...
Визг шин справа, надрывный рев мотора, и на разделительную полосу из-за морд урчащих, напружинившихся монстров на "зебру" вылетел огромный, украшенный мигалками джип. И не замедляя скорости рванул вперед. Прямо на стремительно раздавшуюся толпу, на замершего в ужасе ребенка.
Время в восприятии Алины вдруг растянулось, замедлилось. Как во сне поняла, как вместе с прочими будто бы трусливо отшатывается назад.
Хромированная решетка радиатора медленно, очень медленно приблизилась, неспешно пожирая такое маленькое расстояние. Шесть, пять, четыре шага... Девушка, не отводя глаз от спины застывшего кроликом ребенка, выпустила тяжелую, оттягивающую плечо сумку. Та мягко шлепнулась на дорогу...
И Алина резко, с правой ноги рванулась вперед, с трудом преодолевая сопротивление ставшего вдруг очень густым воздуха. В полете успела заметить каплю пота, замершую на виске мальчишки, обезумевшие глаза водителя несущейся машины, летящий по ветру желтый лист...
За миг до того, как время сорвалось с цепи, девушка в длинном прыжке, коснулась кончиками пальцев спины ребенка. И в последний момент резким толчком вышвырнула мальчика с траектории движения джипа. Но сама...
"Не успею!" -мелькнула короткая паническая мысль. Скользящий удар подбросил легкое тело в воздух. Краткое ощущение полета, резкая боль, стремительно разлившаяся по груди, холод, от которого немеют ноги, панические крики... Последнее, что она запомнила, было бездонно-синее, быстро темнеющее осеннее небо.
Аэла Хсиг луа-лура Рати
Она бездумно неслась по лесу, не слушая все более отдаляющихся криков родичей. Не хотела, не желала она выполнять этот глупый приказ. И пусть теперь ищут! Аэла поднырнула под нависающую ветку, легко, наслаждаясь движением, перелетела через овражек, полный прошлогодней листвы.
Подумаешь, родовой долг! Никто не сможет ее заставить! Глупости, все это глупости! И она не вернется, пока родичи не передумают! И что ни смогут сделать наследнице? Лура замерла на миг, горделиво выпрямилась.
Ах-ха!
Насторожившись, Аэла уловила шум поисковой группы. Нервно дернула ушами. Побежала дальше, проламываясь через кусты, выскочила на побережье, заросшее низкой травкой. Начав задыхаться, приостановилась, раздувая ноздри, но, заслышав требовательное отцовское:
- Аэла-а, вернись! - снова рванулась вперед.
Ни за что! Лура почти полетела вдоль неровного усыпанного обломками скал и нанесенными штормами водорослями края, резко обрывающегося в море. Она прекрасно знала эти места, помнила каждую травинку, каждый куст или камень. Но забыла, что совсем недавно кончился сезон бурь. Нога, промяв тонкую моховую подстилку, неожиданно провалилась в расщелину почти по колено. Кость хрустнула, когда продолжившее движение по инерции тело начало неуклюже падать. Взмахнув руками, лура попыталась удержать равновесие, но только лишь ускорила полет вниз.
Сквозь неожиданно растянувшееся в бесконечность время прорвался чей-то испуганный возглас.
Неспешно, словно через несколько слоев мягкой паутины, она падала с обрыва. Спиной вниз, вглядываясь в лица выскочивших из леса стражи-гварри. Один тяжело выдохнул, в воздухе образовалось белесое облачко пара. Мимолетное удовлетворение - все-таки она их загнала. Вот в тускло-алых глазах отца разгорается раздражение, сменяющееся испугом. Он отмахивается от ветки, усыпанной темно-сине-черной листвой, и бежит, бежит вперед, в надежде успеть...
Нет... не успевает. Руки разминулись всего лишь на мгновение.
Кроткий полет, удар спиной о галечную отмель... Чьи-то крики. Сознание медленно гаснет.
Последнее, что Аэла запомнила, было прозрачное бледно-лиловое, быстро наливающееся темнотой небо.
Вне. Где-то...
Когда две души одновременно оказываются на весах мироздания, нечто учитывает все совершенные ими поступки, каждый прожитый день. Как и почему? Никто не знает. И если этот неизвестный сочтет достойной одну из пришедших на судилище сущностей, то той будет предоставлен второй шанс.
Шанс продолжить существование. Где-то в другом месте и времени. Вторая же исчезнет, растворившись
Древний, давно забытый механизм перерождений со скрипом повернулся еще на один оборот.
-1-
Незнание
Темнота.
Тихое, еле уловимое шуршание. Шелест.
Надо открыть глаза...
Глаза... у меня есть глаза? Что это такое? Смутное, непонятное сочетание знаков...
Кто я?
Тишина. Нет ответа.
Я не дышу?
Дышу...
Вдох, выдох. Шелест. Воздух струится по... горлу в легкие? Проникает, наполняет до краев и выплескивается наружу...
Шелест?
...это... что-то еле заметно колышется, отчего раздается этот странный звук?
Звук?
Посмотреть. Открыть глаза?
Кто я?
Смогу ли?
Да.
Странно.
Темнота. Все еще.
Что есть темнота?
Незнание
Кто же я?
Гулкая пустота там, где должен быть ответ.
Что это?
Свет? Маленькая искорка, снующая нетерпеливо на самом краю обозримой, густой и душной, темноты.
Я вижу? И чувствую...
Гладкое и твердое нечто под спиной. Спина... Что это? Тело? Тело - это я? Есть ли я?
Есть? О, да...
Грудь мерно вздымается в ровном дыхании. Воздух плещется внутри, и медленный густой поток, омывающий и холодящий все внутри, достигающий даже кончиков пальцев.
Но оно было ограничено. Легким, колышущимся маревом. Темно-синим... Ткань? На ней пляшет тускловатый синий огонек. Фонарь? Костер? Свеча? Странно... не понимаю, что обозначают эти слова. Не понимаю... Как-то это неправильно... Почему?
Не знаю, не помню...
Не понимаю.
Кто я?
Тело. Есть, да. Странно чужое, легкое. Оно подчиняется? А что такое - подчиняется? Рука... Напрягаюсь, поднимаю ее и подношу к лицу. Мысли скручиваются в пароксизме ужаса.
Что, что не так? Почему в душе - а что это такое, душа? - поселились иррациональный страх и глубокое отвращение?
Рука. Внимательно осматриваю... это. Кожа - синяя, с легким фиолетовым оттенком. На ладонях - бледно-голубая. Почему это - неправильно?! Кто я? Должно быть по-другому!!
Как? Не помню!!
Четыре длинных, гибких пальца, три напротив одного. Мало. Разве было больше? Когда? Где? У кого? На кончиках пальцев - короткие коготки, они прячутся в мягких подушечках при небольшом мысленном усилии.
Что есть мысль?
Сейчас - жуткое ощущение неправильности, неестественности происходящего, до тошноты, до желания впиться в запястье, разодрать его и выпустить всю кровь.
Из неведомых глубин сознания поднималась уверенность в том, что это не я!!
Не я!
Не я!!! Не хочу!
Закрываю глаза. Здравствуй, темнота. Теперь ты кажешься такой родной, обычной!
Шевелиться не хочется. Страшно.
Кто я? Какая я?
Какая... странно. Я - женщина?
Страшно...
Что есть - женщина?
Мысль?
Тихий шорох прервал бесконечное кружение обрывков слов. Слов? Всем... телом ощутила странный, теплый и одновременно пугающий поток, ворвавшийся в замкнутое пространство моей уютной темноты. Он пробежал по коже, сверху до низу, заставляя... мелко задрожать. Что вскрыло уютный кокон? Зачем? Для чего.
Не хочу открывать глаза, боюсь...
Но что есть страх? Хм, эта вот дрожь и нежелание? Ладно, пусть это будет страх.
Голос, полузнакомый, полузабытый. Чей? Вопрос:
- Ниэс Аэла, вы очнулись?
Не знаю этих слов. Звучание так же чуждо мне, как и темно-синяя кожа. Но я понимаю!! И требовательный приказ, разобранный мной за этой короткой фразой, заставляет распахнуть глаза.
И пожалеть об этом.
С полувсхлипом-полустоном пытаюсь отшатнуться назад. Безуспешно. Куда7 подо мною что-то твердое. А... это... это существо наклоняется и спрашивает:
- Как вы себя ощущаете?
Синяя кожа, раскосые глаза на пол лица, залитые тревожной желтизной... Откуда я знаю, что тревожной? Зрачок вертикальный, то расширяющийся, то сужающийся в ритме сердцебиения. Чего? Заостренные уши торчат из-под шапки густых кучерявых волос, чуть подрагивая кончиками. Тонкие губы не скрывают выдающихся вперед клыков.
"Чужой, чужой, чужой!!!!" - завопило что-то внутри. В панике хватаюсь за лицо, пытаясь понять... Неужели и я тоже? Такая... Тихонько взвыла... Не хочу, не хочу... Противно! Гадко, мерзко...
А...
Нагнувшись, эта... тварь подцепила меня когтем за подбородок, потянула вверх, заставляя подняться и сесть. Замерла, хищно раздувая ноздри... принюхиваясь? Я тоже непроизвольно втянула внутрь густую жижу. Резкий аромат, немного горький, ударил в самую сердцевину моей пустоты, давая...
Понимание? Узнавание... Эта тварь - он, самец, мужчина в полном расцвете... сил? Слуга? Почему мне вдруг стало смешно? Стиснув пальцы, позволила себе взглянуть в глаза своему ужасу.
Он растянул губы, открыв треугольные хищные зубы. Угловатое, сужающееся книзу лицо исказилось в непонятной гримасе. Отпустив меня, судорожно сжавшуюся в центре личного ничто, развернулся на месте, странно изогнувшись, и исчез за колыхнувшейся занавесью.
Разве я - такая? Такая же?
Надо встать.
Я смогу?
Переворачиваюсь на живот, поднимаюсь, опираясь на руки. Странная легкость, плавные движения. Приятно, но... раньше было не так?
А было ли оно - раньше?
Коснувшись пелены, откидываю ее. На ощупь - гладкая, легкая, как...
На грани сознания мелькает слово... shelk? Бессмыслица...
Там - светло-голубой полог, туго натянутый над головой и пронзительно-синяя, обжигающе яркая искра, свет которой первым попал в мое убежище. Ниже... Лес? Гладкие, темно-серые стволы, загораживающие горизонт, темная, сине-зеленая листва, с мелодичным шуршанием подрагивающая под порывами ветра, несущего запахи...
Снова незнакомо-родное в мыслях... anis?
Трава мелкая, синеватая, с белесым налетом, даже на вид жесткая, как... как щетка. И совсем рядом они. Странные существа, твари... но кажущиеся единым целым с миром, окрашенным синее и фиолетовое. Тихий говор прервался, когда под моими пальцами заскрипела деревянная рама. Повозки? В которую я вцепилась, позволив судороге растечься по телу.
Слова, слова, слова... Смутно знакомые, стремительно выстраивающиеся в цепочки. Но как страшно... не знать, не помнить себя!
Отчаяние. Такое сильное, что не хватает слов... как мне плохо!
Дико оглядевшись, в надежде найти хоть что-то, не вызывающее глубокого, судорожного отторжения и отвращения, изогнулась, вздернула голову, к бесконечной голубизне, и взвыла. Чужой хрипловатый голос взвился вверх, рыча, ненавидя и негодуя, тревожа затаившуюся чащу.
Когти впились в низкий бортик, вой перешел в стон, затем во всхлипывания.
Кто, кто, кто я?
Жить, жить, жить... как?
Рванулась вперед, пытаясь встать. Резкая боль полыхнула темнотой перед глазами, и я выпала из повозки прямо на руки подоспевших... слуг?
Мягкое покачивание, шуршание, тихий скрип. Меня куда-то везут. Теперь уже на чем-то мягком, легко колыхающемся в такт движениям. Утопая в гладком на ощупь, клубящимся и пузырящемся облаке, тяжело заворочалась. Скосила глаза в сторону, поморщившись от отдавшейся в висках тупой боли. Сквозь узкую щель в занавесях ничего не видно.
Размеренное движение убаюкивало. Истеричный ужас, вырвавшись на волю диким воем, утих. Пустота угнетала. А может, это спокойствие? Хм... спокойствие. Распробовала на вкус это слово. Не то, что нравилось раньше... кому? Мне? А сейчас... хорошо.
Или это любопытство?
Что есть любопытство? Если желание понять, узнать, разобраться, то... оно самое и есть!
Изучить себя? Рука взметнулась вверх, скользя по гладкой теплой поверхности...
Кожа покрыта мелким нежным пушком, на голове переходящим в плотную шапку, каждый волос в которой живет сам по себе, скрученный в меленькую длинную пружинку. Уши заостренные, без мочек, подвижные. Ощупала лицо, уделив время выдающимся вперед челюстям. Две пары длинных клыков удобно строились между мелких острых треугольных зубов. Хищник?
При мысли о свежем мясе рот наполнила вязкая слюна.
Хищник...
Глаза большие, широко расставленные...
Провела рукой по плоской груди, пересчитывая... ребра? Ри, реш, раеш, рон, рион, эш... Все? Почему мне кажется, что их должно быть больше? А вот три пары сосков... вокруг верхних - небольшая припухлость.
Пустота разума отозвалась недоумением, легким сожалением. И тошнотой. Я раньше была другой. Да. Теперь уже уверена в этом. Но кем я была... и кем стала? Последнее можно узнать. А вот прошлое... Проще забыть?
И так не помню...
С трудом села, опираясь локтем на мягкое покрывало. Сумрачного света синей звезды, просачивающегося через колышущиеся занавеси, было достаточно для того чтоб рассмотреть остальное. Плоский живот, густой сине-черный пушок в паху, ноги длинные, две штуки... лодыжка обернута какой-то серой плотной тканью. Не чувствуется боли, никаких ощущений, будто ноги от колена и нет вовсе. Ступни узкие, длинные гибкие пальцы увенчаны когтями. Шевелятся...
Противно смотреть, так и подташнивает...
Но... куда деваться. Отодвинув занавесь, рискнула выглянуть наружу.
Лежанку, в которой я находилась, тащили по широкой тропе какие-то звери. Мне были видны только спины, покрытые густой переливающейся серой шерстью и перепоясанные ремнями, на которых и висела покачивающееся облако. Холки, загривки, острые, подвижные уши с кисточками. Длинные хвосты, весело щелкающие по лоснящимся бокам. Мягкий стелющийся шаг.
Koshki...
Нет.
В памяти, до сего момента чистой, как хорошо выскобленная доска, всплыло странное слово. Лур-ани. Младшие...
Я сглотнула... не хочу вспоминать.
Процессию возглавляли всадники в свободных темных одеждах. На таких же странных животных, только шкуры у этих отливали густой синевой. Верховые лур-ани сверкали зеленоватыми глазами из-под широких покатых лбов, лениво шевелили длинными густыми вибриссами и настороженно поводили ушами, реагируя на каждый звук или движение среди густого подлеска, тянущегося вдоль дороги. Одна зевнула, клацнув клыками, по форме... но не по размеру... весьма походившими на мои.
Как-то это... противоестественно.
Я посмотрела на руки. Клыки почти с палец...
Заметив меня, один из синекожих всадников, шлепнув свое животное по шее, приблизился и спросил:
- Как ты себя чувствуешь?
Опять эта странная смесь рычания и шипения, сменяющаяся мелодичными переливами. И в ответ, отводя глаза и сглатывая подкатывающую к горлу тошноту, недоумевая, откуда берутся слова, взрыкнула:
- Не знаю. Куда вы меня везете?
От вопроса "Кто я?" меня удержал иррациональный страх.
- Домой, - дернув ушами, почти скрытыми густой иссиня-черной кучерявой гривой, ответил синекожий, и умчался вперед.
Домой?
И где же он находится?
Где я? И кто я?
-2-
Записи на истрепанных свитках
На закате, когда небо расцветили все оттенки синего, голубого, фиолетового и розового, мое любопытство было частично удовлетворено.
Мой дом, новый и единственный, потому что старого я не помню, оказался трехэтажным, приземистым строением из темного камня. Он возвышался посреди рон-реш одноэтажных, жмущихся к земле, одинаковых строений, огороженный стеной, по верху которой тянулся ряд коротких деревянных зубцов. Вокруг царил лес, и темные, без единого огненного проблеска, узкие окна мрачно смотрели на царящее вокруг черно-синее великолепие.
И мое здесь нежеланное появление категорически не ободряли.
Как и все во множестве столпившиеся у ворот синекожие луры.
Мое имя, которое почти с ненавистью, внезапно застлавшей сознание приторным ароматом, выдохнул мужчина с длинной, до пояса, пепельной гривой, упало в разум, ни царапнув, ни тронув ни единой нити воспоминаний. Может, оно не мое?
- Ран иер рнай, Аэла Хсиг, луа-лура Рати, ниэ Реал...
Я недоуменно вскинулась, с помощью безымянного помощника выбираясь из носилок. Слишком много в этом шипении искренней злости... В чем я виновата? Забывшись, шагнула вперед, выдирая руки из захвата, наступила на перевязанную ногу. И осела на землю, судорожно втягивая носом аромат гнева.
- Я - Аэла? Хсиг...
Я не понимаю!
Прикусив нижнюю губу сточенным клыком, седой присел передо мной на колени, заглянул в глаза. Проваливаясь в черную недоумевающую муть, услышала:
- Ты меня не узнаешь?
Отрицательно мотнула головой.
- Я - Реал луа-лура Рати, глава старшего рода Синей Луры, твой отец...
- Ран иер рнай, - машинально сорвалось с губ приветствие.
- Вставай, - четырехпалая рука подхватила меня под локоть, - я покажу тебе твой дом.
Кто я?
Я - Аэла Хсиг, непослушная дочь, сбежавшая в день заключения брачного союза. А глава старшего рода луа-лура Эрани, старший сын которого и должен был стать партнером, удалился прочь жесточайшим образом оскорбленный. С этого момента род Рати живет в долг. Потому что Эрани в своем праве на месть...
Так сказали мне, и я поверила, хотя не могу, не могу понять, почему не выполнила долг перед родом. Перед теми, над кем мы - старшие? А это полторы сотни луа только вокруг замка... Из прихоти? Но как-то странно, ведь долг...
Долг... Не пустое слово, почем-то отдающее горечью и мерзким запахом, будто от сжигаемой гнилой листвы. Его надо исполнять. Долг и ответственность за живущих рядом младших. Наказание за нарушение - смерть.
Вот почему меня встретили так неласково. Я обрекла род на гибель, а всех, оказавших доверие луа-лура Рати, на смену господина. И не сказать, что новый Старший будет лучше.
А то, что я теперь ничего не помню, не избавит род от ответственности. И уничтожения. Но когда, когда? Время утекает, как вода сквозь пальцы.
Синяя кожа, клыки, гибкие движения. Я понемногу начала привыкать к своему облику, к легкости движений и странным повадкам и инстинктам, всплывающим в самый неподходящий момент. Будет жаль, если придется со всем этим расстаться. Ведь жизнь, какой бы странной и чуждой она не казалась, великая ценность. И я начала ее с чистого листа. Вот только лежат на мне долги из прошлой...
Было страшно, настолько, что иногда хотелось забиться в самый темный уголок и превратиться в бездушное нечто, ничего не желающее и не чувствующее.
Вот так я и вела полурастительное существование, наблюдая из окна за проплывающими мимо живыми картинками мира. Осколками, обрезками, отрывками, не создающими полного рисунка и не побуждающими действовать. Рассматривала странные закорючки, разглаживая тонкие, скрученные в свитки, листы. Понимание их, да еще слов, произнесенных вслух, единственно сохранилось где-то очень, очень глубоко. В памяти тела. Как необходимость дышать. Только когтистая рука утратила сноровку, не желая выписывать изящные рунни. Длинная палочка выскальзывала из пальцев, разбрызгивая краску, оставляя широкие размазанные пятна.
Я лениво пыталась вспомнить и понять странные обычаи, а лекарь изучал меня. Пытался пробудить память, заставляя пить горькие отвары. Давил и мял спину, колол иглами... И качал разочарованно увитой косами головой.
Так уж мне нужны эти воспоминания? И понимание...
Та, что была раньше мной, казалась дерзкой и своевольной гордячкой, слишком родовитой, чтобы ее можно было укротить простым наказанием. Слишком дерзкой, слишком избалованной, кажущейся абсолютно ненормальной среди очень аккуратных, вежливых, спокойных и рассудительных синекожих родичей. Смиренное любопытство и отстраненное спокойствие нынешней меня дало бы им надежду на то, что род продолжит достойная луа-лура, если бы все уже не было решено. Кроме срока исполнения приговора...
Кто и когда успел решить?
Не так уж интересно... Сам факт, озвученный тем, кто называл себя моим отцом, пугал и вгонял в ужас. Тот рождался где-то в глубине груди и пробирался наружу мелкой дрожью в холодеющих пальцах.
Род Рати был знатен, но не особенно богат. Владения его простирались на реш дней рыси лур-ани, длинной полосой вдоль побережья Вечнобурного моря. С другой стороны территорию запирали болота и Запретные холмы. А совсем рядом располагались территории луа-лура Эрани, желавших заполучить побережье путем брачного союза. Рождение общего наследника от единственных детей двух родов позволило бы подать прошение об объединении земель.
Аэла Хсиг, единственная наследница угасающего рода... И более най-иш луа-лур, долгом перед которыми я решила пренебречь? Почему? Разве ее... меня нельзя было укоротить, и сохранить весь род? Или я была слишком уж дика?
На самом деле и Туманномрачные болота и холмы, за ними прячущиеся, в родовых реестрах были вписаны как принадлежность Рати. Но кто туда пойдет, доказывать обитателям право старшего? Таких дураков нет, ибо где-то там, как говорят невнятные легенды, скрывается наследие прошлого. Тех легендарных времен, когда еще жили на земле истинно Старшие.
Не столь уж это интересно, сгинуть бесследно, как и многие сотни луа, решивших было раскрыть тайну последнего обиталища древних.
Куда интереснее и полезнее для рода, право, разводить в синелистных рощах многоногих лиррниш, мелких и ловких, которые плетут коконы из нити. Из нее, тонкой полупрозрачной, стеклянисто-слюдяной, ткут полотно, плетут веревки. Это доходное и почетное дело, хотя нить эта куда дешевле выходит, чем волос луа-лури или шкура лур-ани.
Волос луа-лур... Его длина обозначает статус. Чем длиннее, тем... старше. У Высокого короля коса куда ниже пояса. У меня - до плеч. У низших... Едва только черно-синие, собранные в узел, кудри отрастают до приемлемой длинны, как их сбривают, а ворох или продают или пускают в дело. Из жестковатого мелкого пуха плели прочнейшую веревку, где только не используемую. Даже в легких доспехах волосяные рубахи с нашитыми на них кожаными или металлическими, из темной болотной руды, пластинками и кольцами.
В роду Рати это достояние не продавали. Никогда. Не так уж много вороха можно было получить с такого малого количества младших.
И я все еще не могу сказать без внутреннего содрогания - мой род.
Все до единого существа, окружающие меня, чужие. Меня порой тошнит при виде любого из них, желудок судорожно сжимается, желая избавиться от только что проглоченного полусырого мяса, и потому я большую часть времени провожу, сидя на окне и глядя на небо. Ну и на луа, снующих по двору, да... Надо ли привыкать, ведь скоро придет расплата за глупость. Так плохо, что иногда хочется выть. А горло для этого отлично приспособлено.
Больше и делать-то нечего, сломанная нога не дает никуда ходить. Кость срастается медленно, как говорит целитель, но мне кажется... Не знаю. Раньше было все по-другому. Ненавижу!
Остается созерцать, читать и скучать... и выть...
Но если кто-то из младших таскает на голове целое состояние, значит, он может себе это позволить... Нет, его старший может позволить бесполезно попустительствовать растрате ценного ресурса.
Так вот, лес многоногих и самая лучшая, короткая и безопасная дорога от столицы к порту, проложенная еще Предками, и есть главное достояние малого рода. Собственно, на единственную широкую каменную тропу, за проход по которой Рати взимали плату, весьма уверенную, и позарились Эрани.
И они ее получат, так или иначе.
Вдобавок к некоторому количеству новых младших.
Луа-лура Рати подчиняются сейчас два, Небесный и Закатный. Властные над жизнью и смертью любого подданного, Рати правили ими, руководствуясь сводом традиций, хранящихся в залах библиотеки. Они вырезаны на деревянных дощечках, и рунни их почти затерты многочисленными касаниями каждого из глав рода. Синие луры распоряжались, не давая диким порывам младших особой воли, контролируя их поведение, следя за подчинением кодексам. И карали ослушников беспощадно. Почему не покарали меня?
Карали... Карали Рати ослушников беспощадно, а сейчас сами готовятся принять наказание, все. Согласно той же традиции лишенные права старшинства.
Мы все умрем.
Луа-лури предпочитают в таких случаях умирать с оружием в руках. Ибо свободы выбора их не лишают. Глава рода и гварри, най-реш умелых воинов, обритых наголо из-за траура, и отлично владеющих единственным дозволенным для старших цветных родов оружием, короткими парными иззубренными клинками, именно так и планировали сделать.
Иное железное оружие, кстати, кроме легендарного, дозволяется только высоким родам, Черной, Золотой, Серебряной и Белой луре. Резиденции их стоят в столице, в эш дней рыси лур-ани. И еще - лишенным рода, тем, кого примет Гильдия най-лурит.
Надо ли мне все это? Но я послушно внимаю плавной, с порыкиванием, речи того, кто называет себя моим отцом и выцарапываю тонкой чернильной палочкой рунни на листе много раз затертого пергамента.
***
Из старших представителей Высоких родов выбирают раз в най-раеш сезонов Верховного Короля. Совет последний раз собирался эш сезонов назад и выбрал лучшего, сильнейшего и умнейшего из рода луа-лура Арш. Этот упорен, внимателен и изворотлив. Блюдя кодексы предков и интересы родов, он ловко ведет собственную линию, лавируя между жадностью, глупостью и алчностью... А то бывали случаи, когда неугодного им Короля Высокие рода просто смещали.
Я никогда его не увижу.
Потому что время утекает, как песок сквозь пальцы, и жизнь вместе с ним. Куда спешить, зачем что-то делать, если от предначертанного странными, но справедливыми на свой лад, традициями не уйти?
Я многого уже никогда не узнаю. Не вспомню...
А болота? Красивая легенда или реальность? В пяти скачках к северу от замка начинались топи, затянутые серебристой дымкой, все более густеющей по мере приближения к центру. А там, в самой сердцевине маслянистых, затянутых ряской омутов, грязи и вонючей жижи, стояли холмы. Древние, овеянные легендами сокровищницы Великих Предков. Иногда они мне снились. С высоты птичьего полета, я, кружась, медленно опускалась сквозь белесую пелену к заросшим низким кустарником склонам, проступающим сквозь дерн светлым камням. Затем короткое падение, удар... И я просыпалась, жадно хватая ароматный, терпкий воздух губами.
Рискнувшие углубиться туда в поисках оставшихся от древних диковинок, по большей части бесследно исчезали, а те, кто возвращались, казались не в своем уме. А безумец не способен контролировать инстинкты, и такие луа-луры заканчивали жизнь куда как прозаическим способом, нанизанные на кончики пик столичных гварри.
Болота вокруг холмов Кар-тра образовались много сезонов назад, когда произошла последняя известная битва с участием легендарного оружия. Битвы между желавшими отмены кодексов и желавших сохранить их. Что-то ужасное произошло, погибло множество луа-лур, когда с небес обрушился огонь, а из-под земли забили горячие ключи. Собственно, выжили только отставшие... потребовалось более и-най-реш сезонов, чтобы оправиться от потерь.
Мыслю я, не такие уж Предки и добрые, раз создали... Нечто, способное обратить в безжизненное болото мирный лес.
Эта битва разделила рода лур на две ветви. Те, что противились поддерживать традиции, заложенные прародителями, ушли. Те, кто из них выжил. Никто не знает, сколько их было.
Ах, традиции!
Я нашла старый истрепанный кодекс в одном из сундуков, стоящих в моей комнате. На одной из страниц сумела разобрать кое-что. Потом долго рычала, шипела и подвывала от странной смеси злости и раздражения.
"Ежели кто-то из рода совершит нечто, не соответствующее воле, желанию или традиции Великого, вычищению подлежит весь род".
Наша вира - смерть рода.
И это указание, вынесенное на первый лист, выполняется неукоснительно. Вот почему мы обречены! Это я во всем виновата!
Глупость какая-то!
Наши младшие не пострадают, если останутся в стороне и потом примут другую руку. Кроме гварри, связанных клятвой служения с главой рода. Они примут заранее проигранный бой.
Приговор выполнят гварри Белого Рода. Потому что, согласно древней клятве, мы опосредованно подчиняемся именно ему вот уже почти реш и-най-иш сезонов, и за все это время не было виры тяжелее, чем смерть одного виновного. И вот теперь...
Сознание дробилось на осколки...
В памяти всплывали странные, незнакомые слова, обозначая то одно, то другое выполняемое действие, иногда кровавая пелена бешенства при мысли о скорой смерти застилала глаза, а тошнота при виде собственных синеватых рук накатывала так мощно и стремительно, что я не успевала даже осознать этого.
Но очередной, подсунутый длинноволосым целителем кусочек знаний успешно отвлекал от странной реальности, заставляя разбираться в хитросплетениях прочно забытых отношений.
Не все луа-лури принадлежали цветным родам. Конечно же, ведь количество цветов в природе ограничено. И радуги на всех не хватило. Безродные рода - странное сочетание слов. Как ни появлялись? Ну, например, если вымирала семья, последний ее представитель лишался права на Цвет. Такие собирались в большие кланы, селились в больших городах, если их ходатайство о праве проживания удовлетворял король или глава какого-либо старшего рода. Этих луа называли по месту, где они жили. Столица и порт, горные селения и окрестности родовых замков. Даже у Рати, кроме младших, живет три или четыре семьи, не имеющих цвета, но носящих имена многоногих. Они принесли малую присягу, приняв права и обязанности младшего рода, не имеющего герба. И добровольно следуют той части кодексов, что регламентирует поведение слуг.
Или выжившие после проведения чисток изгои. Они, лишившиеся покровительства, не имеющие никаких прав, кроме как на смерть, идут к най-лурит. Не все, только самые... смелые? Безумные? Это даже не семья, не род, скорее Гильдия. Некое образование, находящееся под личным патронажем Короля. Их не так много, но это страшные существа. Им, прошедшим особое обучение, разрешено носить любое оружие, они способны принимать решения свободно, не руководствуясь традициями и уложениями. Они подотчетны только Королю и совету мастеров.
Гильдия най-лурит, свободных...
Как печально, не иметь выбора.
Ни у кого нет выбора...
Хотя после нашей смерти, Синяя Лура не исчезнет из росписи на стене главного зала Белого Рода. Спустя два сезона, на собрании Высших будет возвышен и приведен к присяге один из младших родов. Или кто-то из Эрани. Но это будем уже не мы.
-3-
Конец, начало, оборот
Я сидела на широком подоконнике, поджав ноги. Кость срослась, только ныла вечерами, когда пронзительно-синее солнце теряло яркость, скатываясь за горизонт. Уже можно было выходить из комнаты, похожей на глубокую, сумрачную пещеру. Но меня не привлекали ни темные, извилистые коридоры-норы, перегороженные занавесями из черной жесткой нити, ни возможность встретить там кого-то похожего на меня внешностью и запахом. Погладив шершавую стену, огляделась, внезапно поражаясь, насколько удобна и соразмерна скупо обставленная комната. Низкое мягкое ложе, застеленное темной тканью, столик, заваленный грудами свитков, ворохи одежд приятного глазу темно-алого цвета, завалившие сундуки, на стенах развешаны странные украшения. Обручи, широкие и узкие, похожие на ошейники, тонкие цепи из белого металла, полированные и матово поблескивающие в нежном сумраке кольца с каменьями. Все это я носила раньше, кое-что сделала сама.
Не помню. В очередной раз, уставившись в потолок, прикусываю губы, чтобы не завыть.
Не верю.
Комкаю попавшуюся под руки ткань, раздирая ее в клочья.
Ненавижу. Всех, все... Себя!
Еще один глупый, непонятный обычай, который хочется вырвать из кодекса с корнями. Каждая луа-лура Старшего рода до совершеннолетия должна освоить какое-либо полезное ремесло. Судя по всему, верчение нитей и веревок из собственных волос, раньше меня не привлекало. А вот чувствовать под пальцами гладкие камни и тягучий, гибкий металл...
Сглотнула, судорожно выдохнула. Запах, вся комната пропитана тяжелым мускусным ароматом. Моим. Гадость. Зажмурившись, подцепила с принесенного слугой подноса кусочек слегка обжаренного мяса. Корочка треснула под клыками, и сок пролился на язык живительной влагой. Сок... облизнув губы, усмехнулась. Кровь это... темно-фиолетовая, вяжущая язык. Приятно... Внезапно горло свело судорогой.
Гадость!
Отвернувшись, вновь посмотрела во двор. Раннее утро заливало утоптанную площадку сумрачным сиреневым светом, внизу резво, но тихо сновали слуги. В дальнем углу двое полуобнаженных молодых гварри тренировались с тяжелыми шестами. Под сине-фиолетовой кожей перекатывались мышцы, воздух, взрезаемый деревянным оружием, тяжко и мрачно гудел, от тел разило обреченным азартом и яростью.
Порыв ветра, перебравшегося через наружную стену, обдал затянутую в легкую ткань грудь холодом. Приближался сезон дождей, и дни становились все короче, а ночи... Ночи приносили незнакомые, горчащие на языке ароматы и тоскливый, будоражащий душу вой из окрестных лесов. Я с трудом подавляла желание сорваться с места и унестись туда, куда он меня звал. И спала плохо. Смутные кошмары не оставляли после себя воспоминаний, но были истерзанные ладони, горький пот, выступающий на лбу испариной и тьма в глазах с суженными до минимума зрачками.
Уже скоро будет легче, не сегодня-завтра в окна поставят тяжелые рамы, затянутые мутной пленкой и звуки, доносящиеся из диких зарослей, утихнут.
Сглотнув, вернулась в реальность. Как раз тогда, когда в едва приоткрытые ворота проскользнула незнакомая фигура. А я всех, кто имел право на посещение замка, уже выучила по движениям, запахам, голосам. Так, чтобы разговаривать, не вглядываясь, не стараясь понять переливов чужого настроения по глазам, то темнеющим от гнева, то светлеющим от радости. Я не испытывала по отношению к ним ничего, абсолютно! Кроме раздражения.
Этот был чужой. Закутанная в длинный плотный плащ без родового герба фигура, за плечами боевой шест. Он резким движением скинул глубокий капюшон, огляделся, хмуро ощерившись. Я подалась вперед, широко раздувая ноздри. Едва не вывалилась наружу и вцепилась когтями в косяки. Хочу жить, или нет, но сломать шею, выпав со второго этажа, просто глупо. Я не koshka? Опять странное слово всплыло из глубин памяти. Иногда возникает желание забрать кого-нибудь с собой.
Тоскливо нахмурившись, вгляделась в незнакомца.
Най-лурит? В темных глазах - сдержанный холод, густо-синяя кожа обтягивает тонкое, худое лицо с резкими скулами, создавая ощущение, что он не ел досыта последние несколько сезонов. Руки скрыты перчатками, на ногах - мягкие сапоги, удобные для пешего лесного перехода. Волосы... волосы забраны в короткую, чуть ниже лопаток косу. В нее была вплетена лента цветов высших родов. Белый, золотой, серебряный, черный. Най-лурит...