Глава 11. История о том, как де Гиш, де Сен-Реми и де Бражелон стали пленниками короля Людовика XIV и прошли ужасные пытки. (Рассказ Оливена. Продолжение).
И я намочил салфетку, принялся смывать краску с лица моего хозяина, но, когда добрался до глаз, по щекам моего господина потекли слезы.
-Теперь я,- заявил де Гиш, - Видишь, я тоже плачу черными слезами.
-Я, пожалуй, пойду, умоюсь, - сказал господин Рауль, а я занялся господином де Гишем, попросив графа не моргать и держать голову повыше, но господин де Гиш все равно моргал, и к тому же господин де Сен-Реми все время торопил меня, потому, что он начал тереть глаза, и эта ядовитая краска вызвала у него такие же черные слезы. Словом, оба друга моего господина представляли собой трагикомическое зрелище. И я не раз втихомолку улыбался, пока де Сен-Реми не заорал: "Этот мошенник смеется над нами! Слушай, Оливен, Бражелон тебя избаловал, но если ты, каналья, еще раз хихикнешь, получишь от меня зуботычину!" Я преспокойно продолжал
свое занятие, зная, что угрозы графа так и останутся угрозами - он просто не посмеет.
Все это представлялось для меня загадкой. Я прекрасно знал графа де Гиша и Шарля де Сен-Реми, знал их около десяти лет. Вся эта компания, именуемая среди фрондерской знати "Ангелочки Принца Конде", были отчаянными, дерзкими - с позволения сказать - мальчишками, и держали в страхе всех врагов Принца. Над пастушескими романами г-на Скюдери они дружно смеялись, над расфуфыренными щеголями Двора - тоже. Эти юнцы интересовались только шпагами, лошадьми, пистолетами и политикой. Впрочем, я не совсем справедлив к Ангелочкам - ибо за их очаровательную внешность и совсем юный возраст их так прозвали. И плащи расшитые, и ботфорты с кружевами, и огромные воротники, и широкополые шляпы с перьями - все это они носили с неподражаемым изяществом. И в поклонах, поцелуях руки, танцах
так же преуспели, как и в стрельбе, фехтовании и верховой езде. Но, кланяясь, распевая серенады, декламируя стихи, они были, прежде всего Ангелочками Конде. И не позволяли никому забыть об этом! А любовь, спросите вы, мадемуазель Роза? Любовь была, но о ней они помалкивали.
Господин де Сен-Реми, заметив, что я смотрю на них, так ничего и, не поняв, объяснил, в чем дело. А дело было вот в чем: королю пришла в голову блажь - он захотел поставить в Фонтенбло спектакль с танцами и пением на модную тему о галантных пастухах и прелестных пастушках. Нашелся придворный поэт, который состряпал сценарий по произведениям г-на Скюдери. Нашелся придворный художник, который намалевал эскизы костюмов и декорации. Придворный композитор, желая порадовать его величество, в два счета сочинил музыку.
Наши молодые господа знали о готовящейся постановке "Страны Нежных Чувств" и посмеивались, вспоминая свои пародийные версии романов Скюдери. А то и говорили: "Да минует меня чаша сия", когда речь шла о том, кому придется играть и петь в пастушеском спектакле.
Правда, я тогда не удержался и сказал графу де Сен-Реми, что не следовало бы слова Иисуса в Гефсиманском саду употреблять в шутливом смысле, это смахивает на кощунство. Но Сен-Реми отмахнулся от меня: "Молчи, святоша..." Но, как видите, мадемуазель Роза, эти слова ему даром не прошли.
...Главную роль писали, конечно, для самого короля. Роль героини - для королевы. Придворные чуть не передрались из-за того, чтобы получить хоть крохотную, хоть немую рольку в спектакле. И только страх перед королевским эдиктом удерживал их от поединков. Деньги на постановку король как всегда, вытребовал у своего суперинтенданта, господина Фуке. В конце концов, роли пастушков получили самые нахальные и пробивные - люди Филиппа, герцога Орлеанского, брата короля. Герцог Орлеанский одно время вроде бы примирился с тем, что он остался вторым лицом при Дворе. Первая роль навсегда остается за старшим братом - королем. Но после женитьбы принца на очаровательной Генриетте Английской роль герцога Филиппа Орлеанского возросла. Принцесса была прелестна. И ее штат составляли такие же прелестные юные фрейлины. Королева Франции, Мария-Терезия, на которой Людовик женился
из-за политики, подавив свою юношескую любовь к красотке Марии Манчини, мягко говоря, особой красотой не отличалась. Правда, фрейлины французской королевы тоже были красивы и изящны, но волей случая барышни Генриетты считались при Дворе самыми очаровательными.
Не в упрек будь сказано фрейлинам королевы, на мнение Двора, безусловно, повлияла личность самой принцессы. Итак, Генриетта и ее фрейлины оттеснили королеву за второй план.
Людовик решил взять реванш за счет своего окружения. И тогда король вспомнил об Ангелочках Принца Конде. Один из Ангелочков, граф де Гиш, влюбленный в герцогиню Орлеанскую, уже давно находился при Дворе принца Филиппа. Но король забрал у Конде моего виконта, а вскоре после него и Шарля де Сен-Реми. Правда, первое время Ангелочки, от которых ждали чего-то необыкновенного, вели себя тихо и скромно при Дворе Людовика и не ввязывались ни в какие истории. Если что и было, то, право, сущие пустяки. Они присматривались к королю, король к ним.
Вышло так, что их главные враги со времен Фронды, де Вард и де Лоррен, захватившие одни из первых ролей в спектакле, перед самой премьерой внезапно заболели! Спектакль, на постановку которого потрачена уйма денег, оказался под угрозой срыва. Почему вдруг заболели де Вард и де Лоррен - в это король не вникал. Ходили
кое-какие слухи о ночных похождениях молодого принца. Король, хоть и раздосадованный внезапной болезнью этих господ, решил доказать младшему брату, что если фрейлины его жены превосходят королевских, то его, Людовика, дворяне заткнут за пояс принцевых.
И он решил проверить, на что в мирное время способны Ангелочки Принца Конде.
Ничего не подозревавшие Бражелон и Сен-Реми... Ах! Мадемуазель Роза, я так увлекся, что рассказываю вам, опуская титул и слово "господин", если вам это не режет ухо, буду уж так и дальше говорить.... Так вот, они опешили, когда Людовик вызвал их к себе и спросил, знакомы ли они с нотной грамотой.
-Да, сир, - ответил Бражелон и поклонился.
-Увы, нет, сир, "до" от "ля" не отличу, - ответил Сен-Реми и тоже поклонился.
-Жаль. Впрочем, это неважно. Вам много петь не придется.
И бывшим Ангелочкам Принца Конде вместо военных карт и политических писем король сунул в руки нотные листы и стихи. А потом попросил знакомого с нотной грамотой Бражелона спеть
какую-то музыкальную фразу.
-Спеть, сир? - переспросил Бражелон, от неожиданности забыв об этикете - короля, как вы знаете, спрашивать не принято.
Людовик улыбнулся:
-Да, спеть, будьте так любезны. Ведь вы же когда-то научили меня и Филиппа петь "Фрондерский ветер".
-Как желает ваше величество.
Король остался доволен и спросил виконта, играет ли он на каком-нибудь музыкальном инструменте.
-Играет, играет, - влез Сен-Реми, - И на лютне, и на гитаре. Я сам слышал, и превосходно, клянусь вам, сир!
-О, сир, слегка, балуюсь на досуге...
Людовик протянул виконту лютню и ноты с этюдом, над которым он сам долго мучился, как стало известно впоследствии.
-Можете сыграть это?
-Если так угодно вашему величеству. Но я больше импровизирую. По нотам играю плохо. Вашему величеству не понравится.
-Играйте, Бражелон! НАМ ТАК УГОДНО!
Виконт сыграл указанную королем мелодию, и Людовик опять заулыбался:
-Прелестно, виконт, мы спасены! Я отдаю вам и вашему товарищу роли этих бездельников де Варда и де Лоррена, которых угораздило заболеть перед самой премьерой.
-А я должен сопровождать ваше величество, - заикнулся виконт, - Ваше величество собирается в Париж.
-Я вас освобождаю, виконт. Найду кого-нибудь другого для эскорта. До завтра вы мои пленники, господа! Учите роли! - приказал король и добавил свое знаменитое: - НАМ ТАК УГОДНО.
-Сир! Но я совсем не знаю, как вести себя на сцене, - пискнул Шарль де Сен-Реми.
-Делайте все как я, господин де Сен-Реми. Повторяйте мои движения как можно изящнее. А вы, виконт, по сценарию - мой друг, и у вас довольно большая роль, но уверен, что вы меня не подведете. А пока сохраним тайну, господа! Надеюсь, сюрприз, который мы с вами преподнесем Двору моего брата, будет приятным. А ваш дебют - удачным. Я даже вас не спрашиваю о согласии - я приказываю, потому что АБСОЛЮТНО уверен в успехе!
И Людовик оставил своих озадаченных пленников с лютней, стихами и нотами, а королевским портным прибавилось работы - срочно изготовить костюмы для новых пастушков, так как пастушеские костюмы де Варда и де Лоррена, по словам принца, пришли в полную негодность. Портные не спали всю ночь, и к утру костюмы были готовы. Бражелон и Сен-Реми тоже не спали всю ночь и выучили свои роли. Причем Сен-Реми, не знакомый с нотной грамотой, учил свою роль на слух, а Рауль, вдобавок к своей роли играл бестолковому
Сен-Реми аккомпанемент. И, если сам сравнительно быстро запомнил музыку и текст, то с Шарло провозился довольно долго.
Правда, они не репетировали. Но, раз король решил до начала спектакля не раскрывать свою тайну и ограничился тем, что примерно показал, что и как делать, пленникам короля осталось только положиться на судьбу. Сен-Реми проклинал тот день, когда его друга начали учить музыке. Но потом оба решили, вспомнив пословицу - все, что ни делается, к лучшему. Сыграют они этих пастушков, если королю так угодно. Сыграют хотя бы назло де Варду и де Лоррену и как можно лучше, чтобы понравиться королю и Двору, тем более, что оба были влюблены. Правда, невеста Бражелона была фрейлиной герцогини Орлеанской, а возлюбленная Шарло - приближенной королевы Марии-Терезии. И, может быть, все только на пользу: покрасоваться перед возлюбленными за компанию с королем! Конечно, они предпочли бы рыцарский турнир, но со злосчастного удара копьем Габриэля де Монтгомери во Франции рыцарские турниры не проводились, о чем не раз сожалели воинственные Ангелочки Принца Конде... Аппетит, как известно, приходит во время еды, и утром наши герои вовсю распелись и осмелели.
Но роковой час приближался, а пленники Людовика так и не покинули своей комнаты. Правда, по приказу короля, новым пастушкам подали завтрак, воистину королевский. Правда, их на какое-то время оставили в покое, и это дало возможность пастушкам немного вздремнуть. Но, когда бывшие Ангелочки попали в лапы костюмеров, гримеров и парикмахеров, бедняги взвыли. И Сен-Реми, мрачно скрестив руки на груди, исподлобья наблюдал, как его товарищ по несчастью закатил глаза к потолку, а придворный гример подводит ему карандашом нижнее веко, умоляя не моргать. "Ух, так бы укусил этого бездельника!.. И мне, несчастному, предстоит эта пытка!" - думал Шарло, а Рауль, встретившись с Шарло глазами, делал трагикомическое лицо - его вся эта история немного смешила, и он время от времени слабо улыбался. И особенно смешил перепуганный Шарло. Но, взглянув на себя в зеркало, волей Людовика Четырнадцатого из брюнета превратившийся в белокурого пастушка, нарумяненного, с огромными глазами, набеленным лицом,
ярко-алыми губами, Рауль зажмурился от ужаса, а когда личный парикмахер его величества почтительно спросил:
-Может, для характерности уберем усики, господин виконт?
Рауль в ужасе схватился за свои усики, вскочил, срывая с себя салфетки и закричал:
-Довольно, сударь, я слишком долго терпел!
Рука Сен-Реми машинально потянулась к бедру, где обычно висела шпага, но тут же опустилась, так как пастушки шпаги не носили. Когда наши пастушки были, наконец, загримированы и одеты, Шарло облегченно вздохнул, видя, что помогавшие им слуги с поклонами удаляются.
Друзья подошли к огромному венецианскому зеркалу и с ужасом уставились на свои отражения.
-На мои усы покушался, каналья! Цирюльник хренов, - выругался Рауль, - Да я без них Д'Артаньяну на глаза не покажусь - изведет насмешками.
-Ох! Пожар в Лувре! - простонал Шарло, - Рауль, у меня, кажется, кривые ноги. Раньше я как-то не замечал, а теперь, в этих дурацких штанах в обтяжку, я ясно вижу - кривые! Я пропал! Я погиб! Я опозорен! Шарлотта меня разлюбит - как можно любить такого кривоногого?
-Ничего подобного, - пробормотал Рауль, - Ты хорошо выглядишь. Шарло, не думай об этом. Нормальные у тебя ноги. Но я... просто чудище... Бледный, как выходец с того света, губы красные, как у вампира, насосавшегося на могильнике свежей кровушки, щеки как у куклы...
-Да нет, ты прелестен даже в этом дурацком костюме и парике! И знаешь еще что? В белокуром парике твое сходство с Прекрасной Заговорщицей (так Шарло прозвал герцогиню де Шеврез) становится просто поразительным. Ох! Дышать не могу! Тебе-то что, ты не мучаешься в этом дурацком каркасе! Тысяча чертей! И как это дамы терпят каждый день такие муки?
-Я выпрыгнул бы из окна!
-Я просто... дышать не могу. Будь другом, ослабь эти проклятущие шнурки.
-Да сними ты совсем к чертям!
-Ты что - король!
-Ну, если король... тогда терпи.
И Рауль выполнил просьбу друга. Часы пробили половину шестого. До премьеры оставалось полчаса, и пастушков охватила паника. Они совершенно забыли свои роли, их трясло как в лихорадке. Может быть, будь они в своих обычных костюмах, они бы так не волновались. Но их накрасили, нарядили в эти нелепые костюмы, и они, обычно такие уверенные в себе, чувствовали себя не в своей тарелке. Рауль решил, что у него совсем пропал голос, а Шарлю вдруг стали очень жать башмаки.