-Темно-серой, - уточнил Атос, - Еще бы ты не помнила! Странника ты и выбирала для наших конных прогулок. Впрочем, он подходил к твоей шляпе и амазонке. Что же касается Тора, сама судьба, видимо, предназначила его для Портоса.
-Как так? - спросила графиня.
-Особая история.
-Гнедой конь?
-Да.
-Твой любимец. Он, кстати, подходил к твоим ботфортам. Я теперь его вижу как живого. Тор и Странник - ваши лучшие лошади. Я хочу сказать - наши лучшие лошади.
-Разумеется.
-А то, что ты купил коня именно такой масти, нового, это случайность или...
-Или, - задумчиво улыбнулся Атос.
-Как, однако, сентиментальны бывают господа мушкетеры, выбирая лошадей! А Портос тут при чем? И почему Мари отдает предпочтение гнедому Тору?
-Потому что Тор - сын Матильды.
-Матильда? Кто это?
-Лошадь, конечно, кто же еще!
-Странная кличка. Смешная.
-Объясню подробнее. Весной сорок девятого мы с Портосом на прощанье обменялись лошадьми. Портос взял мою Бланку, а мне отдал Матильду. Разумеется, обмен был равноценный.
-Зачем?
-Просто так, - улыбнулся Атос, - Сентиментальности господ мушкетеров. На счастье, что ли...
-Ясно. Масть Бланки можно сразу угадать. Белая лошадь?
-Светло-серая, - уточнил Атос, - Чисто белых лошадей не существует. Это тебе не кошки и собаки, болоночки всякие.
-А почему Бланка, а не Бланш?
-Иностранное имя. И лошадь испанской породы. Сеньоре не нравится кличка?
-Бланка-то? Нравится. Белой, вернее, прошу прощения, светло-серой лошади очень подходит. А Бланш - все-таки французское женское имя. Мою болонку, кстати, звали Бланш. Но то тогда я не знала, что так же зовут любвеобильную повариху. Но Матильда, гнедая Матильда... Ты ее не переименовал?
-Матильда так и осталась Матильдой. Из-за Портоса.
-А все-таки потешная кличка.
-Но это, дорогая моя, очень по-портосовски. Это - прости мне тавтологию - ЕГО КОНЕК. Давать хитроумные клички своим лошадям. Нас они смешили - и умиляли.
-Это когда вы Мазарини спрятали у Портоса?
-Да-да. В конюшне нашего славного Портоса была собрана почти вся Столетняя Война и все дамы Былых Времен.
-Если не ошибаюсь, прекрасных скакунов Пороса звали Дюнуа, Лагир, Ожье... Шарлемань, Роланд,... Но это, на мой взгляд, немного профанация...
-Портосу это объяснять бесполезно. Он ребенок. Мы и не объясняли. А дамы Былых Времен - Иоланта, Ребекка... и вышеупомянутая гнедая Матильда. Как сказал поэт - "увы, где прошлогодний снег"...
-А если лошадь заболеет и умрет, тогда как?
-Тогда Портос покупал нового коня и называл той же кличкой. Лагиры у него не переводились. Изольда была, помнится.
-Ужас! А Тристана не было?
-Вроде был. Но я не помню всех лошадей Портоса. И речь идет об одной из них - о гнедой Матильде.
Атос умолчал о Финетте, Гризетте, Лизетте и Мюзете - лошадках, предназначенных для портосовской кареты четверней - не меньше, чтобы везти славного барона - (быть может, герцога), ибо эта четверка получила клички по именам ларошельских веселых девиц. Но любой бы на его месте скрыл от жены имена милашек, с которыми развлекались господа мушкетеры в далекие дни осады Ла-Рошели. Такие вещи женам не говорят.
-О гнедой Матильде, - повторила Шевретта, - Что с ней сталось? Я не помню эту лошадь.
-Она умерла. Жеребенок был очень крупный. Бедняжка (я опять!) мучилась часов десять. И ветеринар помочь не смог. Жеребенок все-таки родился, но лошадь была обречена. Она все равно бы не выжила.
-Ты догадался ее пристрелить?
-Пришлось это сделать, чтобы прекратить мучения несчастного животного.
-А жеребенка удалось спасти?
-Жеребенка выкормила Мари, тогда совсем еще девочка. Помнится, мы его сначала сырыми яйцами кормили. Это и есть Тор, гнедой Тор, такой же масти, как его мать. Поэтому Мари так любила Тора. Я. Впрочем, тоже. И еще... меня не покидало чувство невольной вины перед Портосом - что не удалось сберечь его лошадь. Когда малыш встал на ножки, и мы поняли, что сын Матильды выживет, я пошел на ее могилу и напился. Правда, садясь на коня, Портос не спросил о судьбе Матильды. Я не говорил ему, что Матильды больше нет - не хотел расстраивать. Он на гибель лошадей реагирует как-то очень...по-детски. Д'Артаньян говорил, что после истории с Бофором он больше переживал не то, что им не удалось захватить герцога, а из-за гибели своих лошадей: Баярда, Феба и Вулкана, если не ошибаюсь, их так звали....
-Прости, что я перебиваю, но разве только дети приходят в отчаяние, когда умирает лошадь?
-Нет. Не только дети. Но мы сдерживаем наши чувства.
-А наш гнедой, почему он еще без клички? Гнедой и гнедой?
-Что-нибудь придумаем, - сказал Атос, - Поручим это Оливену. У меня уже голова не работает.
-Портос быстро придумал бы "Ксентрайля" или.... Кто там еще у нас в эпосе и истории... "Турпин".
-Но это же Портос! Ты не осуждай его за ребячество и пойми, что он по наивности, по простоте душевной дает своим лошадям такие клички. И не смейся над ним, хорошо? Когда мы встретимся вновь....
-Боже меня упаси! Не буду я его вышучивать, успокойся! Я иногда бываю язвой, как ты справедливо заметил, даже, вернее сказать, или грубее сказать - стервой, но ни за что не позволю себе плюнуть в невинную душу Портоса. Но только... когда мы встретимся вновь,... Пожалуйста, не заводите разговор о лошадях. А то я за себя не ручаюсь. Я не выдержу и рассмеюсь, если Портос начнет расхваливать достоинства Шарлеманя или галоп Изольды...
-Вето! - пообещал Атос, - Постараюсь не касаться лошадиной темы, хотя бы из-за его несчастной Матильды. Но, должен признаться, это не так-то просто. Лошади - одна из его любимейших тем.
И вдруг спросил тревожно:
-Дорогая, а ты веришь, что мы еще увидимся с Портосм?
-Будем надеяться, что увидимся, - отвечала боевая подруга, - Почему бы и нет?
В начале лета 1662 года они еще надеялись, что встретятся с Портосом. Будущее знать они не могли.