Каменев Алексей : другие произведения.

Все по правилам

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Никогда не знаешь, к чему может привести такая невинная вещь, как прогулка на роликовых коньках. Приключения не надо искать, они найдут тебя сами...

   Алексей Каменев
  
   Все по правилам
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава первая
  
  
  
   К концу второго часа ожидания Антон окончательно понял, что она не придет.
   Собственно, это было ясно уже давно, но Антон все никак не мог заставить себя махнуть рукой, и забыть про несостоявшееся свидание. Первые полчаса он сидел на скамейке, у фонтана на Поклонке, где они договорились встретиться, и все смотрел в сторону Кутузовского, откуда она должна была появиться. Потом надел ролики, и начал кататься по площади, стараясь описывать круги таким образом, чтобы не терять из виду скамейку, боясь, что она все же вдруг появится, и, не увидя его, уйдет. Но обычное удовольствие от катания все никак не приходило. За это время его настроение упало с высшей точки, на которой оно держалось со вчерашнего вечера, до арктической температуры, и продолжало падать, стремясь, похоже, к абсолютному нулю.
   Дело в том, что вчера Лена, наконец-то, согласилась встретиться с ним, чтобы вместе покататься на роликах на Поклонной горе. Он уже несколько раз приглашал ее пойти с ним куда-нибудь, но она всякий раз отказывала под каким-то предлогом. И вот вчера вечером, когда они болтали по телефону, она вдруг сказала:
   Послушай-ка, Антон, ты ведь хорошо катаешься на роликах? Давай завтра днем встретимся где-нибудь, поучишь меня. Мне тут ролики подарили какие-то навороченные, а я на них в жизни не стояла. Хочу попробовать. Сможешь завтра?
   В ее голосе не было особого сомнения, в том, что Антон сможет. У него же вмиг смешались в голове все мысли, он глупо и радостно улыбнулся в трубку и, стараясь не выдать своего восторга, сказал:
   Конечно, давай! Погода в самый раз для роликов. Давай на Поклонке - ты во сколько сможешь?
   Договорились встретиться в два. Антон выбрал место встречи - он хорошо знал Поклонную гору, катался там летом на роликах, один или в компании, по два-три раза в неделю - если, конечно, позволяла погода. Заставил Лену дважды повторить указания, как найти выбранную им скамейку, пока она не сказала, тоном чрезмерно ласковым, и оттого насмешливым:
   Антуанчик, ты меня совсем за идиотку считаешь? Найду я твою скамейку, ну что ты в самом деле?
   И Антон понял, что ему лучше заткнуться, пока Лена не передумала.
   Они познакомились прошлой зимой, у кого-то на вечеринке. То есть, он ее и раньше видел, еще в школе, она училась в параллельном классе, но у них были разные компании, и пути их не пересекались. Надо сказать, не заметить ее было трудно. Натуральная пепельная блондинка, с длинными волосами, с живыми выразительными глазами на удивительно красивом лице, и с фигурой, какую нечасто встретишь по эту сторону от Голливуда, - она давно, лет с четырнадцати, привыкла к тому, что на нее оборачиваются на улице прохожие. Антон, разумеется, тоже бросил свою долю взглядов на выдающиеся детали ее фигуры, но никаких попыток познакомиться не делал, по причине явной безнадежности мероприятия. Она была вечно окружена толпами самых красивых, спортивных, богатых и хулиганистых соучеников. Часто в одном лице. Никому, впрочем, не отдавая явного предпочтения. Она всегда очень хорошо и со вкусом одевалась, даже на фоне окружающих, большинство из которых были из вполне обеспеченных семей. Школа была частная, с английским уклоном, и обучение в ней стоило даже по московским меркам недешево. При этом было известно, что ее родители небогаты - жили они где-то в новостройках, и никто не видел, чтобы ее привозили в школу хоть на каком-нибудь автомобиле. Такое положение порождало кривотолки и разные нелестные предположения, которые Антон, впрочем, объяснял завистью менее красивых подруг и досадой парней, для которых виноград был безнадежно зелен. Непохожа она была ни поведением, ни общим обликом, на девицу, зарабатывающую себе на тряпки древним и малопочетным трудом.
   Потом они закончили школу, и она исчезла из его поля зрения. И вот, почти два года спустя, он пришел на вечеринку, куда его притащил кто-то из знакомых, и сразу увидел ее. Она мало изменилась со школьных времен, точнее, совсем не изменилась. И то ли ей в тот вечер наскучил очередной поклонник, с которым она пришла - Антон вообще-то никого с ней тогда не заметил, но ведь не ходят же такие девушки веселиться без сопровождающих? - то ли еще по какой причине, но она сама подошла к Антону с бокалом в руке и сказала:
   Мы с тобой вместе в школе учились. Я тебя очень хорошо помню. Я даже помню, что тебя зовут Антон, хотя мы с тобой никогда не разговаривали.
   Это для Антона было полной неожиданностью. "Все-таки девчонки знают про нас гораздо больше, чем мы думаем, - промелькнула мысль. - Знают, и интересуются. Зачем бы ей помнить мое имя"? А вслух сказал:
   Я тоже знаю, что вас... что тебя зовут Лена, - все-таки она была невероятно красива, поэтому Антон немного смущался, - Лена Гасилова. Да что я говорю, тебя вся школа знала. Все были уверены, что ты будешь или актрисой, или моделью.
   Лена засмеялась. Ее смех был веселым и искренним, но почему-то Антон почувствовал, что от этого смеха у него слегка закружилась голова. "Это от вина, - сказал он себе, - надо сбавить темп. Не хватало напиться в такой момент...". А Лена в это время говорила:
   В актрисы меня вообще-то, правда, звали. Без экзаменов в Щукинское, и еще в Петербург, в Театральный. Да и другого всякого бесплатного сыра предлагали, в том числе карьеру супермодели. Но я в себе ни актерского таланта, ни желания лицедействовать, никогда не находила, поэтому не видела смысла жертвовать своей относительной добродетелью непонятно чего ради. А для модельного бизнеса я тоже не гожусь - а это действительно бизнес, там на одной внешности далеко не уедешь, там, чтобы на самый верх попасть, надо ни себя, никого вокруг, не жалеть ни секунды. В общем, учусь я в Художественном, на художника по тканям. Ну, и живописью занимаюсь, рисунком. За два года не надоело, скорее, наоборот...
   Лена, видимо, уже выпила бокала два-три вина, поэтому говорила много и охотно. А Антон чувствовал, что всякое сопротивление решительно бесполезно, что он стремительно влюбляется в эту девушку, которую видел в последний раз два года назад, и ни разу за это время не вспомнил даже мимолетно. "Любовь с триста первого взгляда, - подумал он. - Катастрофа. Древний ужас, летящий на крыльях ночи. Сейчас предложу ей руку и сердце".
   Они проболтали весь остаток вялой вечеринки. К великому сожалению Антона, Лена отказалась с ним танцевать, когда кто-то включил музыку. Правда, не стала она танцевать и ни с кем из других многочисленных желающих, а осталась сидеть рядом с ним на диване. Было еще совсем не поздно, когда вечеринка сама собой распалась, и гости парами и группами начали расходиться - кто продолжать в более веселых местах, кто по домам. Как бы само собой разумелось, что Антон пойдет провожать Лену, и они вышли вместе.
   Антон жил буквально в двух шагах, и ему очень хотелось предложить Лене зайти к нему. Было жаль расставаться, и он видел, что Лена с удовольствием с ним общается. Но при этом, а такие вещи он чувствовал очень хорошо, в этой их дружеской близости не было ничего интимного, никаких он не замечал этих маленьких, но отчетливых жестов, движений и прикосновений, которыми девушки, сами того порой не сознавая, посылают сигналы о возможности сближения.
   Он все же сделал попытку спасти вечер, и предложил ей пойти куда-нибудь, выпить кофе и поболтать. Она отказалась, легко, и как-то мимоходом, без всяких "извини, сейчас не могу, как-нибудь в другой раз". От этого у Антона сжалось сердце, но он не подал вида и предложил проводить ее домой. На это она согласилась с такой же точно легкостью, и они пошли к проспекту ловить такси. Тротуары и тропинки между домами обледенели, и Лена взяла его под руку, но опять ни на секунду дольше, чем необходимо - как только они вышли на чистый тротуар, она сняла руку с его локтя. Антон не успел еще начать голосовать, как к ним с готовностью подлетел какой-то частник: прилично одетые молодые парень с девушкой - это лучшие пассажиры; платят, не торгуясь, и хлопот от них никаких. Оказалась, что Лена уже не живет в том дальнем районе, откуда она ездила в школу, - адрес, названный водителю, был в переулках Красной Пресни, и дом, к которому они подъехали, был явно свежеотремонтированный, с тщательно вычищенным тротуаром перед подъездом. Лена пресекла его попытку выйти вслед за ней из машины, и сразу исчезла за дверью с кодовым замком. Антон попросил водителя подвезти его на Пушкинскую - сам он жил неподалеку от Садового кольца и Тверской, но домой идти не хотелось, и он решил посидеть немного в "Последней капле" - уютном кафе в подвале, в котором по приемлемым ценам наливали сносное красное вино и, конечно, пиво - самый московский напиток, выбор нового поколения. Крепких напитков Антон не любил. Уже сев за столик, он заметил, что все еще сжимает в руке клочок бумаги с телефоном Лены, который она дала ему в машине.
  
  

* * *

  
  
   С того вечера в жизни Антона появился постоянный и неотвязный горько-сладкий привкус. Вернее, не с того вечера, а чуть позже, когда он со всей обреченностью осознал, что на его долю выпал классический случай безответной любви. Он позвонил Лене на второй день, они мило потрепались о том, о сем, после чего Лена сказала, что ей пора бежать, и попрощалась. Потом он позвонил снова, на этот раз у нее совсем не было времени, и она пообещала перезвонить ему сама, записав телефон. Он выдержал неделю, потом позвонил сам. Она как будто обрадовалась звонку, сказала, что потеряла его телефон, и они проговорили больше двух часов, закончив разговор за полночь. Однако, когда в конце разговора он предложил ей встретиться как-нибудь на днях, она ответила, что очень занята в училище, много занятий, да еще этюды, выставки, и вообще работы выше головы. И так продолжалось все последние полгода. Иногда она звонила сама, всегда радовалась, когда звонил он, и они подолгу говорили обо всем, о ерунде и о серьезном, об общих знакомых, о планах на лето и на жизнь. Антон с удивлением обнаружил, что Лена очень много знает, и не только об искусстве, что как бы само собой разумелось для студентки художественного вуза, но и о литературе, музыке, разбиралась даже в экономике и политике. Она никогда не выставляла напоказ свои знания, и не принимала снисходительного тона, когда Антон не знал чего-то, что знала она (что, к стыду его, случалось довольно часто).
   Еще она имела привычку намеренно коверкать его имя. Вернее, называть его разными именами, настоящими и придуманными, которые начинались на "Ант". Он уже побывал у нее Антиноем, Антипом, Антеем, некоторое время был Антуаном. Вообще-то он этого не терпел, но ей позволял безропотно. И даже сам смеялся вместе с ней, когда она изобретала что-нибудь неожиданное. Например, Антрекот. Однажды она даже назвала его почему-то Антверпеном, покрутила так и сяк, но в итоге имя не прижилось.
   Но все эти разговоры не сдвигали дела с мертвой точки: она не собиралась с ним встречаться. За полгода они виделись всего два раза. Однажды столкнулись случайно в клубе, где она веселилась в обществе молодых людей безошибочно богемного вида, а он отмечал в компании день рожденья приятеля. Они только помахали друг другу издалека.
   Вторая встреча была не случайной.
  
  

* * *

  
  
   Лучший друг Алик, одноклассник, отчаянный врун, весельчак и циник, говорил ему:
   Антон, у тебя нет ни одного шанса. Посмотри на нее, и посмотри на себя. Зачем ей тратить на тебя время? Что ты можешь ей предложить? Свое блестящее будущее? Которое тебя, несомненно, ждет, если ты, наконец, решишь, чем ты хочешь заниматься в этой жизни. Зачем ей ждать, когда она может иметь все сразу и прямо сейчас? Больше того, именно сейчас, а не позже, потому что товар у нее ходовой, но очень скоропортящийся. После двадцати лет цена падает с каждым днем. А с покупателем тут тоже ошибиться непозволительно.
   Алик смотрел на друга сочувственно.
   Ты, Антон, конечно, парень симпатичный, но не роковой красавец, чтобы она забыла все и бросилась в твои объятия, ради одной незабываемой ночи. Да и потом, она хорошо понимает, что ты на одну ночь не согласен, от тебя же потом не отвяжешься. У тебя же любовь. На фиг она ей нужна, твоя любовь? Говорю тебе, у нее другие планы.
   И вообще, она тебе не пара, - пускал Алик в ход другие аргументы. - Во-первых, она выше тебя ростом. И потом, у нее, конечно, кто-то уже есть. Ты сам говоришь, с деньгами у нее все в порядке. Живет отдельно от родителей, в хорошем доме. На стипендию, что ли? Короче, забудь и успокойся. Ты бы с ней все равно намучился. Посмотри, у нее верхняя губа тонкая. Это значит, злая она, недобрая. - Алик был на четверть азербайджанцем, и на этом основании считал себя большим знатоком женщин. - И тебя она держит при себе просто так, от скуки. Попомни мое слово, года не пройдет, как она выйдет замуж за миллионера, и уедет в какую-нибудь Америку. И поминай, как звали.
   Антон защищался, как мог:
   Дурак ты, Алик, дурак и болтун. Ты даже сам не знаешь, что ты говоришь. С чего, кстати, ты взял, что она выше меня? Ты нас рядом видел когда-нибудь? Ну, на каблуках, может, и выше немного, но что с того? И губа у нее нормальная. А про то, что она мужа богатого ищет, вообще даже слышать от тебя не хочу. Ты ее совсем не знаешь, у нее в голове мозгов побольше, чем у нас с тобой вместе взятых. И быть замужем за каким-нибудь богатым козлом ради его денег - это последнее, чего она хочет. Вот ты бы, например, женился на богатой тетке, которую ты не любишь, только ради ее денег? Чтобы она тебя таскала по своим таким же богатым подругам и хвасталась, какой у нее красивый мальчик в мужьях? Ну, то есть, конечно, если бы ты не был так похож на жирную обезьяну.
   В ответ на такой персональный выпад Алик задыхался от гнева, смертельно обижался, - сам он считал себя совершенно неотразимым мужчиной, - но быстро отходил, и начинал эти разговоры сначала. Похоже, он не хуже Антона понимал безнадежность его попыток завоевать Ленино сердце, и отчаянно сочувствовал другу, пытаясь уберечь его от дальнейших разочарований.
   А Антон после этих разговоров подходил к зеркалу и разглядывал себя. Ну, насчет рокового красавца, Алик, наверное, прав. Но не так уж все запущено. Роста, пожалуй, не мешало бы прибавить, но это важно только в таких исключительных случаях, как присутствие рядом Лены на каблуках. Пока это настолько далеко от реальности, что беспокоиться не стоит. Смотрим дальше. Темные, почти черные волосы, волнистые, он носит их довольно длинными, но не настолько, чтобы мешали и лезли в глаза. Хорошая фигура, ни грамма лишнего жира. Крепкие мышцы - не как у качка, но выглядят вполне убедительно. Очки на носу - это сознательный выбор. То есть, зрение у него и в самом деле было неважным, и он пробовал носить контактные линзы, а в девятом классе даже записался было на лазерную коррекцию зрения, но тут вдруг с удивлением обнаружил, что всем знакомым девочкам он больше нравится именно в очках. После этого он перестал комплексовать, и начал носить очки постоянно. Оказалось, что очки могут служить украшением, и даже, в какой-то степени, рекомендацией владельца. Дорогие очки в хорошей оправе также отличаются от дешевых, как одежда или обувь. Поэтому он никогда не жалел денег на очки, и носил их с удовольствием. За легкими стеклами темные глаза, с длинными черными ресницами. Ресницы были предметом постоянной зависти подружек, и он помнил, как еще в детстве много раз слышал от мамы:
  -- Ну зачем мальчику такие ресницы? Отдал бы их мне.
   Однажды в классе, на спор, ему положили на ресницы тридцать спичек, и он удерживал их, не моргая, в течение целой минуты по часам. Кто с кем спорил, и на что, забыл, а воспоминание осталось.
   В общем, внешность вполне адекватная, и его опыт отношений с девушками это подтверждал. В свои неполные двадцать лет Антон пережил свою долю влюбленностей разной степени тяжести, с взаимностью и без, но всегда без особых душевных волнений, - потому, наверное, что никогда не ждал слишком многого от этих отношений, но при этом всегда относился к девушкам, в том числе к мимолетным подружкам, с нежностью и уважением. Даже когда они этого не вполне заслуживали.
   Что касается случайного, ни к чему не обязывающего секса, то его на долю Антона выпадало, пожалуй, даже больше, чем большинству сверстников. По одной простой причине: он уже третий год жил один в отличной большой квартире, в центре Москвы, поэтому подавляющее большинство веселых вечеринок по случаю дней рождений, поступлений в институты и окончаний сессий, проводилось у него. А зачем куда-то ехать на ночь глядя беззаботной девчонке, после всего этого выпитого и выкуренного, когда можно замечательно заночевать у симпатичного, гостеприимного и одинокого хозяина, у которого всегда найдется лишняя чистая рубашка, полотенце и зубная щетка, а утром хороший кофе и, если намекнуть, деньги на такси до дому? Некоторые из таких случайных подружек были бы не прочь задержаться подольше, но Антон давно уже научился несложному искусству дипломатии полов, вследствие чего стороны неизбежно расходились, без обид, сохраняя хорошие отношения, и при полном отсутствии взаимных обязательств.
   Квартира была действительна неплохая, на восьмом этаже бывшего цековского дома на 2-й Тверской-Ямской. Трехкомнатная, с большим холлом и двумя отдельными санузлами, с окнами в тихий двор. Он жил там с родителями с самого детства, за исключением тех нескольких лет, которые их семья провела в Германии, тогда еще ГДР. Подъезд, где они жили, был знаменит тем, что в одной из его квартир жил какое-то время злосчастный чилийский коммунист Луис Корвалан, когда спасался от хунты в дружественном Советском Союзе, после военного переворота в Чили. Антон тогда был совсем маленьким, но он помнил мрачных охранников, круглосуточно дежуривших рядом с корвалановой квартирой, и подозрительно оглядывавших всех, кто по той или иной надобности попадал на этот этаж. Самого Корвалана Антон видел только раз, тот садился в сопровождении охранников в черный правительственный автомобиль. Антон запомнил маленькую фигуру в черном пальто, с желтым сухим лицом, и огромным, торчащим из глубин поднятого воротника, носом.
   Отец Антона был дипломатом, с молодости уверенно делал карьеру, и, несмотря на то, что попал последовательно под смену ряда правителей и пережил крушение целой государственной системы, сумел удержаться на плаву во все времена. Когда Антон заканчивал школу, отец получил назначение, к которому стремился все последние двадцать лет. Его отправили в миссию ООН, в Женеву, на длительный срок. Антон был уверен, что этот срок окажется пожизненным, независимо от того, сколько времени отец будет занимать свой пост. К тому времени у него было уже все подготовлено к покупке скромного, но достойного дома на Женевском озере, где в соседях были все больше добропорядочные буржуа российского и советского происхождения, чуть более раннего "призыва".
   Это обстоятельство до предела усугубило семейный кризис, возникший, когда выяснилось, что шестнадцатилетний Антон ни под каким видом не собирается покидать Москву ради Женевы, или, если на то пошло, ради любых других городов и стран мира. Это было кошмарное время, в течение которого на Антона оказывалось непрестанное давление со всех мыслимых сторон. Слезы, угрозы оставить без жилья и средств к существованию, отцовские проклятия, упоминания разбитого материнского сердца - все шло в ход. Антон проявлял понимание, говорил по душам с отцом, плакал с матерью, но твердо отстаивал свое право на самоопределение. Никакие описания страшных перспектив вероятного фашистского переворота или реставрации победившего развитого социализма не могли поколебать его простой уверенности в том, что он не хочет покидать свою страну. И в конце концов родители сдались. Вскоре после того, как он сдал выпускные экзамены, они уехали в Швейцарию, забрав с собой младшего братишку Даньку, и оставив Антона жить в прекрасной цековской квартире, определив ему не роскошное, но вполне достаточное ежемесячное содержание, которое он получал, по мере надобности, со своего счета по пластиковой карточке. В качестве бонуса ему досталась очень приличная папина "Тойота-Кэмри", ключи от которой были ему торжественно вручены давним семейным другом в день восемнадцатилетия.
  
  

* * *

  
  
   Телефонный звонок раздался за полночь, когда Антон уже собирался ложиться спать. Кто бы это ни звонил, он твердо решил не поддаваться на возможные уговоры пойти куда-либо, и ни под каким видом не принимать сегодня гостей у себя. А зачем еще мог кто-то звонить ему поздно вечером в пятницу?
  -- Антончик, как хорошо, что ты дома, - услышал он голос Лены. - Я никого не хочу больше просить, а ты меня спасешь, я знаю. Меня надо спасти. Я, видишь ли, Антончик, пьяная в жопу, без копейки денег на улице. Я домой хочу!
   Антон даже оторопел, услышав такой текст. Лена никогда, во всяком случае в разговоре с ним, не употребляла даже самых невинных ругательств. И, судя по тому, как старательно она выговаривала слова, она была действительно пьяна.
  -- Что с тобой случилось? Где ты? Я сейчас приеду!
  -- Да, да, приезжай скорей, а то что-нибудь правда случится. Я на... забыла, как эта улица называется. От Арбатской площади идет... туда... ну, к этому... Кремлю, и вообще. Короче, подъезжай к Роз-зи О'Гр... Грэди. Если меня сразу не увидишь, позвони на мобильный.
   Пока они разговаривали, Антон уже прыгал на одной ноге, натягивая джинсы. Так, ключи от "Тойоты", документы, что еще? Все, кажется. Пара бутылок пива выпита совсем недавно, но, авось, не остановят.
   Лену он увидел, не доезжая метров ста до перекрестка где стоит всем в Москве известный ирландский бар.
   Не выходя из машины, он открыл для нее дверь, и она села на переднее сиденье рядом с ним. "Боже, как она все-таки красива, - подумал он. - Я так давно ее не видел".
   На Лене было очень облегающее открытое платье, из какой-то легкой серебристой ткани, и черные туфли на невысоком каблуке. Никаких украшений, кроме цепочки и кулона из белого металла на шее. Больше ничего, не было даже сумочки в руках.
  -- Здравствуй, Антон, как хорошо, что ты приехал. Ко мне тут уже пытались пристать. Ох, как мне плохо... И холодно.
   Она действительно дрожала от холода. Погода стояла необычайно теплая для конца апреля, но ночью температура падала чуть не до нуля. Какие бы планы у нее ни были на сегодняшний вечер, Лена явно не рассчитывала на ожидание на улице. И она была бесспорно пьяна.
  -- Сейчас будет тепло, - он включил печку на полную мощность. - А дома обязательно залезь в горячую ванну, слышишь?
   Она огляделась вокруг. Потом вдруг икнула, и сказала:
  -- У тебя хорошая машина, Антоний... - она хихикнула. - Святой... Антоний... Счас я тебя искушу. Ой, как-то я не так ск... азала. Подвергну искушению, в общем.
   После этого заявления она закрыла глаза, и через секунду уже крепко спала, склонив голову на плечо.
   Антон ехал по ночному городу, глядя сбоку на спящую Лену, думая о том, что готов так ехать вечно. Все-таки не мог он быть ей совсем уж безразличен, если она обращается к нему за помощью. Во сне прядь светлых волос упала ей на лицо, и попадала при дыхании в полуоткрытый рот. Антон осторожно отвел ее с Лениного лица, сам удивившись тому приливу нежности к ней, который при этом испытал.
   Поездка закончилась слишком быстро - ехать-то было всего ничего. Антон предвидел, что разбудить Лену будет делом чрезвычайно сложным - он на собственном опыте знал, как трудно прийти в себя, если заснуть в таком состоянии. Однако, против ожидания, стоило ему тронуть Лену за плечо, как она тут же открыла глаза. Посмотрела на Антона, огляделась вокруг, почему-то посмотрела назад, и сказала утвердительно:
  -- Мы уже приехали. - Голос ее был немного хриплым со сна. - Антон, ты не представляешь, как я тебе благодарна...
  -- Какие счеты между друзьями? - улыбнулся он. - Когда-нибудь ты отплатишь мне тем же.
   Он вышел из машины и открыл дверь с Лениной стороны. Она оперлась на поданную им руку и встала рядом. Без каблуков она была ростом с него, пожалуй, даже чуть ниже.
  -- Я так глупо себя чувствую, Антон. Со мной такое обычно не случается, правда. Я бы хотела позвонить тебе завтра, и рассказать про свои приключения, можно? - Ее голос был уже совсем трезвым, только очень усталым.
  -- Конечно, если ты хочешь. Но это не обязательно, рассказывать. Только если ты правда, хочешь. Тебе помочь подняться наверх?
  -- Спасибо, Антон, но я уже в порядке. Спокойной ночи.
   Она вдруг обняла его за шею и поцеловала куда-то в уголок рта. Сигнал об этом потрясающем событии еще был где-то на полпути к его мозгу, когда дверь за Леной уже захлопнулась, и она исчезла, оставив за собой ощущение теплоты ее губ и легкий запах духов.
  
  

* * *

  
  
   После той ночи все вернулось к прежнему порядку. Лена действительно позвонила на другой день, еще раз извинилась, и сказала, что была в тот вечер в ресторане "Прага", где разругалась вдребезги с человеком, который ее пригласил. Она сказала, что пила тогда, в общем, немного, не больше обычного, но как-то очень быстро опьянела. И ее знакомый, по ее словам, начал позволять себе лишнее. Лене это не понравилась, поэтому она высказала чрезмерно активному поклоннику все, что о нем думает, и ушла из ресторана. Когда она сообразила, что ее сумочка осталась в машине несостоявшегося кавалера, возвращаться было поздно и глупо.
   Но, если Антон втайне надеялся, что после того маленького приключения лед между ними будет сломан, и они начнут встречаться, хотя бы для начала просто так, по-дружески, то его ждало разочарование. Не изменилось ровным счетом ничего. Они также разговаривали по телефону раз-два в неделю, порой обменивались смс-ками и сообщениями по электронной почте, но этим все и ограничивалось.
  

* * *

  
   Пришло лето, друзья и подруги погрузились в учебники, наверстывая упущенное, и расплачиваясь за проведенные в развлечениях дни и ночи с окончания прошлой сессии. Антон в который раз подумал о том, как хорошо, что родителей нет рядом, и некому капать ему ежедневно на мозг по поводу того, что он так никуда и не поступил. Эта тема как-то отошла на второй план в дни, когда решался вопрос с их отъездом в Швейцарию, но снова встала со всей остротой после того, как все более или менее уладилось. Дело в том, что Антон все еще не определился с тем, чем он хочет заниматься в жизни. Больше того, он пребывал в глубокой уверенности, что человек в семнадцать, да и в двадцать лет, просто не может сделать осознанный выбор профессии раз, и на всю жизнь. Бывают, видимо, исключения, особенно когда речь идет о гениальных музыкантах, художниках, изобретателях, наконец. Но это все к нему не относилось. Очевидный выбор - МГИМО, где у отца были связи на всех без исключения уровнях, Антон отверг сразу. К отцу он относился с уважением, но идти по его стопам и делать дипломатическую карьеру его не привлекало ни в малейшей степени. Поступление в какие-то другие московские или зарубежные учебные заведения не исключалось, но не раньше, чем он определится с выбором профессии - иначе это пустая трата денег и времени на приобретение бесполезных знаний. Грозный для большинства сверстников призрак армии также его не пугал - связи отца были достаточно обширны для того, чтобы имя Антона раз и навсегда исчезло из всех военкоматовских списков.
   Не пошел он и ни на какую постоянную работу. Вполне хватало выделяемых родителями денег, а кроме того, у него был свой собственный дополнительный источник доходов. Знакомые отца часто направляли к нему многочисленных приезжающих западных бизнесменов, дипломатов, и просто состоятельных туристов, которым нужен был гид и переводчик. Чем их не устраивали профессиональные гиды из "Интуриста"? Те экскурсии, которые их интересовали, не были представлены в прейскуранте уважаемой организации. Этих гостей - чаще всего это были мужчины средних лет - интересовала ночная жизнь Москвы. Они хотели приключений, доступного секса вдали от их добропорядочных семей, ночных развлечений, которыми так прославилась Москва после падения коммунистического режима. Но для этого им нужен был сопровождающий, которому они могли бы доверять, который помогал бы им найти нужные места, вступить в контакт, помочь объясниться и при случае уберечь от подстерегающих опасностей. Антон был идеальным гидом. Он отлично говорил по-английски - все-таки школа дала очень хорошую подготовку, не зря деньги платили, - а частое общение с многочисленными англоязычными друзьями отца и их детьми помогло закрепить полученные знания. С немецким вообще не было проблем - он его выучил за те четыре года, что в детстве провел с родителями в ГДР, а московская школа, где немецкий был вторым иностранным языком, не позволила его забыть.
   Антон не видел ничего зазорного в том, чтобы зарабатывать деньги трудом чичероне. Условия обычно были просты - клиент принимал на себя все расходы, и дополнительно оплачивал услуги в размере от пятидесяти до ста долларов в день. Это Антона вполне устраивало. Он неплохо знал ночную Москву, знал практически все клубы, рестораны и казино; места, куда идти безопасно, и от каких мест следует держаться подальше. Обычно они встречались с клиентом в гостинице, вместе ужинали, выбирая ресторан по рекомендации Антона, и согласно вкусам гостя, и за ужином составляли программу развлечений. После этого отправлялись в поход по клубам и барам. Антон никогда не злоупотреблял "открытым счетом" на еду и напитки, но и не особенно стеснялся - работа есть работа. Когда подходило время, помогал клиентам договориться с девушками, предлагающими иностранным гостям услуги соответствующего характера.
   Не все клиенты искали профессионального секса. Некоторые предпочитали просто проводить время в московских барах и ресторанах, пить, знакомиться, - короче, делать все то, за чем большинство людей ходят в такие места. Тут Антон тоже был незаменим - он сразу понял, что иностранные гости не в состоянии сами отличить обычных девушек от проституток, и это чревато двусмысленными ситуациями. Поэтому он старался сразу прояснить с гостем этот вопрос, и строил программу соответственно. Так порой завязывались интересные знакомства, которые у Антона часто продолжались и после отъезда гостя. А у одного из таких искателей приключений возник серьезный роман, который закончился браком и отъездом счастливой молодой жены в Германию.
   Иной раз случались казусы. Один бизнесмен, лет под шестьдесят, долго мялся, обсуждая программу, а потом, наконец, признался, что его интересуют исключительно гей-клубы и бары, но что вообще-то Антон ему тоже очень нравится, и не согласится ли он расширить круг своих услуг, с соответствующей, более чем щедрой, компенсацией. Антон от чести отказался, но взамен тут же позвонил своему приятелю соответствующей ориентации, которому и сплавил пожилого плейбоя.
   И еще нередко случалось, что деловые американцы и европейцы, на которых производил глубокое впечатление воспитанный молодой русский, свободно говоривший на двух самых востребованных языках, с хорошей реакцией и задатками для умелого ведения переговоров, предлагали ему стать разного рода "представителем", "контактным лицом" или даже "директором московского представительства". Антон благодарил за доверие, но от принятия предложений пока отказывался, не будучи уверенным, что это то самое, чем он хотел бы заниматься. Пока он мог себе позволить не спешить.
  
  

* * *

   Антон сделал крутой вираж, затормозил, сорвал с головы наушники плейера. "Хватит здесь раскатываться, она все равно не придет. Над тобой просто прикололись, Антон. Прав Алик, она просто надо мной издевается. Нет, конечно вряд ли она все это нарочно подстроила... Может, подвернулось что-нибудь поинтереснее, чем катание на роликах по Поклонной горе. А Антон? - Ну что ж Антуанчик, не вышло. Поменялись планы. Как-нибудь в другой раз".
   На душе было пусто и хотелось плакать. "Позвонить? Сказать ей все, что я о ней думаю? Не буду. Вообще ей больше звонить не буду никогда".
   Он присел на скамейку и начал снимать ролики. Снял, надел кроссовки, положил ролики в рюкзак. В который уже раз проверил мобильный телефон - никаких сообщений, никаких пропущенных звонков. "Позвонить Алику, напиться вместе сегодня вечером? Нет, у него завтра экзамен".
   Он дошел до машины, бросил рюкзак в багажник.
   "Господи, почему мне так плохо"?

* * *

  
   Тени на стене, они беззвучно дергаются, меняются, исчезают и появляются снова. Сизый сигаретный дым, какой-то тоскливый блюз, от которого хочется выть, тусклый свет, гул голосов, обрывки разговоров.
  -- ... на фиг тебе это надо, ты че?
  -- Да я и сам знаю, но что делать? Вот ты бы что сделал на моем месте?
  -- Девушка, а вы одна? А что это вы такая строгая? Хотите, я сейчас угадаю ваше имя? Ну, зачем же так...
  -- А он, кретин, сидит в наушниках, и выстрелов не слышит!
  -- ... and then it got to me like this! Boom! Are you kidding me, or what? You're in the middle of fucking Russia, you better watch your fucking ass here!...
  -- ...Толик, Толик! Погоди, не слышу, але, Толян! Ты подъезжай... ну, так бери ее с собой... Прям счас, а хули...
   Это не тени, это экран телевизора. Кто-то весь в блестках, с микрофоном, лицо крупным планом с капельками пота на лбу... Кто-то усталый принимает кубок, целует его... Поливает из огромной бутылки шампанского... Снова блестящий беззвучно поет что-то, некрасиво кривя рот...
   Мне хорошо здесь, меня как будто нет. Это то, что мне сейчас надо, я устал, я хочу сидеть в углу за своим столиком, и не хочу ни с кем разговаривать. Вот если бы только не проклятый блюз, который все норовит натолкать этой дряни в душу... Я не хочу слышать, как женский голос врет, что у нее все хорошо в жизни, что у нее есть хорошая работа, и муж, и дом, что наступает Рождество, и что будущим летом она обязательно приедет навестить своих родных... Никуда она не приедет, я знаю, и муж ее сидит в тюрьме, и нет у нее никакого дома, и не будет никогда, а сама она просто дешевая проститутка в Детройте...
  -- ...какая она все-таки подлая, эта Марина. Ну скажи, ну как она может так делать?
  -- Бармен, коньячку кружечку! Ха-ха-ха-ха! Гы-гы-гы!
  -- Саш, возьми мне еще "Гиннеса", ладно. И, может, этих крылышек еще возьмем?
  -- Ты там только скажи, что ты от Тимура, питерского. Меня там все знают, в натуре... Так прямо и скажи...
  -- ...на вашем месте я бы не стал делать столь опрометчивых заявлений. И потом, что бы вы ни говорили, авторитет такого выдающегося религиозного деятеля...
  -- No fucking way! When shit hits the fan, and it's gonna happen very soon...
  -- Да мудак он, ваш Починок. Я с ним в одной делегации был как-то, в Хьюстоне, так он там...
  -- Чье-то лицо, совсем близко. "Молодой человек, у вас тут свободно? Можно мы с подружкой сядем"? Очень хочется сказать "нет", но я молча киваю. Может быть, мне все же удастся сделать вид, что меня здесь нет, и они просто будут сидеть тут, и перестанут меня замечать, и мне не надо будет никуда уходить...
   Они что-то спрашивают. Да, я бываю здесь довольно часто. Нет, я не учусь нигде. Я не грустный, я просто немного устал. Да, москвич. Да нет, я никого не жду.
   Для девчонок тут явно дорого, перед ними стоит по маленькой кружке пива, и они пьют его не спеша, растягивая время. Им уже ясно, что я не ищу знакомства, и они оглядываются по сторонам. Но все остальные столики заняты, и положение у них не слишком выгодное - пока я здесь сижу, к ним, скорее всего, никто не подойдет знакомиться. Черт, неужели придется уходить. И блюз этот надрывный как раз кончился, теперь уже звучит какая-то веселая музыка, которую можно не замечать...
   Придется уйти.
   Глава вторая
  
  
  
   Дома его ждало сообщение на автоответчике. Вернее, на дисплее мерцала цифра 9 - девять сообщений, но Антон по опыту знал, что настоящих сообщений будет не более половины, остальные будут представлять собой междометия типа "Э-э..." и тексты вроде "Это кто?...", и затем отбой. Несмотря на обилие мобильных телефонов, на которых можно оставлять сообщения, прогресс в виде "отвечальных машин" медленно пробивал себе дорогу в древней столице, и многие никак не могли заставить себя связно говорить в отсутствие живого собеседника.
  -- Антон, это я... Прости, Антон, я не смогу прийти. У меня беда стряслась. Я уже к тебе ехала, и тут мне позвонили... - было слышно, как Лена всхлипнула на том конце трубки, - У меня нет с собой номера твоего мобильного. Я тебе вечером позвоню...
   Отбой.
  -- Привет, это Вика! У тебя мобильный отключен - забыл заплатить, или скрываешься? У меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться. - Смешок в трубке. - Интимного характера. Короче, перезвони, пока не поздно.
   Отбой.
   Пьяноватый голос, куда-то в сторону от трубки: "Серег, там какая-то машина, что ль отвечает? Номер-то правильный"?
   Отбой.
   Щелчок соединения.
   Отбой.
  -- Антон, это Лена. Сейчас десять часов, тебя все нет. Пожалуйста, как только получишь это сообщение, позвони мне на мобильный - сто шестнадцать, одиннадцать, десять. Домой не звони, меня там не будет. А твой мобильный у меня дома записан, на память не помню... Пожалуйста, позвони, когда бы ты ни пришел домой, хоть в пять утра...
   Антон выключил автоответчик и начал набирать номер Лены. Был второй час ночи, голова была тяжелой от выпитого и от прокуренной атмосферы тех пяти или шести кабаков, между которыми он перемещался с раннего вечера, в тщетной попытке заглушить алкоголем глухую тоску, поселившуюся в душе.
   Она взяла трубку после пятого звонка, когда он уже отчаялся дождаться ответа. Голос ее был слышен в трубке ясно, но говорила она как будто с трудом, словно преодолевая опутавшую ее плотную завесу:
  -- Антон, это ты? Прости, я никак не проснусь... Я приняла снотворное...
  -- Лена, ты где? Что с тобой случилось? Я вот только что пришел домой, меня не было весь вечер...
  -- Антон, ты можешь сейчас приехать ко мне? Я ночую в "Мариотте" на Тверской. Номер... сейчас... шестьсот восемнадцать. Ты приезжай, если можешь, я позвоню вниз, чтобы тебя пропустили. Ты мне так нужен, Антон... У меня такое слу-у-у-чии-и-и-лось... - было слышно как она заплакала взахлеб, как маленький ребенок.
  -- Ленка, не плачь, Лена, я еду. Все, я кладу трубку и еду. Жди.
   Всю дорогу до "Мариотта" в голове стучало: "Что-случилось-что-случилось-что-случилось. Я, гордый идиот, не мог позвонить ей сам, когда понял, что она не придет... И вместо того, чтобы пойти домой, сидел и размазывал сопли в кабаках... Почему в гостинице? Что случилось"?
   Антон расплатился с водителем и вбежал мимо швейцара в холл гостиницы. В этот поздний час вестибюль был пуст, только за стойкой администратора сидели, скучая, два человека. Никто не попытался остановить Антона, когда он подошел к лифтам и нажал кнопку вызова.
   "Шестой этаж... Хоть бы ничего страшного... Господи, пусть все обойдется, и все станет хорошо". Антону уже было ясно, что дело серьезное, не стала бы Лена звонить по пустякам. Телефонные разговоры - не самый плохой способ узнать человека поближе, и Антон чувствовал, что ни одна из тех очевидных женских проблем, которые первыми приходят на ум в таких случаях - бросил любимый человек, нежелательная беременность, даже какая-нибудь ужасная болезнь, - не заставили бы ее звонить Антону среди ночи. "Изнасиловали? - бросило его в холодный пот. - Задушу гада... или гадов... Скорее бы шестой этаж... Да нет, она же мне еще днем звонила, а это уже тогда случилось..."
   Двери лифта открылись. "Шестьсот восемнадцатый - налево"!
   Через секунду Антон уже стучал в дверь номера.
  -- Кто там? - услышал он Ленин голос, как ему показалось, немного настороженный.
  -- Это я, Лена, открой, пожалуйста.
   Послышался звук снимаемой цепочки, потом дверь открылась. На пороге стояла Лена, в махровом халате, с распущенными по плечам волосами.
  -- Здравствуй, Антон. Не смотри на меня, я ужасно выгляжу... - она потрогала волосы. - Проходи, скорее. Я чуть со стула не свалилась, пока тебя ждала - сидела, боялась лечь и заснуть, ты бы тогда меня не добудился. Я себя совсем оглушила снотворным.
   На взгляд Антона, она выглядела привлекательнее, чем когда либо в жизни. И то, что на ней совсем не было косметики, и даже припухшие от слез глаза, делали ее лицо в глазах Антона уже не просто красивым, а каким-то неземным. Сердце Антона сжалось от нежности.
  -- Что случилось, Лена, - спросил он мягко. Он так и стоял посреди комнаты, решительно не зная, что делать и как себя вести. - Тебя обидел кто-нибудь?
  -- Антон, я, наверное, ужасная эгоистка, и думаю только о себе, а о тебе совсем не думаю, но... Антон, я тебе все расскажу. Мне уже стало так хорошо, когда ты пришел, я уже знаю, что... у меня есть силы жить. Ты меня пока ни о чем не спрашивай, просто побудь со мной, а я расскажу, как только смогу, - она опустила голову и глухо проговорила куда-то в пол. - У меня, Антон, сегодня очень близкий человек... погиб. - Она снова подняла на него взгляд и сказала очень серьезно: - Его убили. И я теперь боюсь, что и меня тоже... ищут. Поэтому со мной опасно... То есть сейчас здесь не опасно, - заторопилась она, - никто не знает, что я здесь, я даже домой не заезжала, даже за вещами, а завтра мы все решим. Просто я не могу сегодня быть одна, и не хочу никого больше видеть, у меня никого нет теперь, кроме тебя...
   Она сделала шаг вперед и уткнулась лицом ему в грудь. Он бережно прижал ее к себе, погладил по волосам и забормотал растерянно:
  -- Ленка, Ленка... Не бойся, я с тобой. Все будет хорошо...
   Она покивала, не отнимая головы от его груди, еще раз всхлипнула и сказала:
  -- Где-то тут должен быть платок, - она огляделась. - Вот он.
   Она вытерла слезы, высморкалась и села на край кровати.
  -- Знаешь, Антон, у меня сейчас голова ничего не соображает. Ты можешь сегодня со мной остаться? - она жалобно посмотрела на него снизу вверх. - Я завтра утром приду в себя и решу, что делать дальше. Если ты сейчас уйдешь, я с ума сойду, или умру от страха.
  -- Никуда я не уйду, ты что, Ленка? Даже если гнать будешь, не уйду. Я тут вот в кресле буду сидеть, а ты спи.
  -- Нет, Антон, ты ложись со мной и обними меня, пожалуйста. Обними и тоже спи. Я сейчас свет выключу, я в халате лягу, а ты разденься, а то так тебе неудобно, в джинсах.
   Она легла в расправленную широкую кровать, накрылась одеялом и протянула руку к выключателю рядом с тумбочкой.
  -- Ты с краю ложись, ладно?
   Антон быстро разделся в темноте, оставшись в трусах и футболке. На ощупь положил очки на тумбочку и лег рядом с Леной. Она лежала к нему спиной. Он бережно обнял ее, задохнувшись от нежного запаха ее волос и сказал:
  -- Спокойной ночи, Ленка. Спи.
   Лена ответила, уже совсем сонным голосом:
  -- Ты только не думай, это не мафия какая-нибудь, не бандюки... Я ни в чем не виновата, честное слово.
   Лена спала, а Антон лежал рядом, без сна. Он все еще боялся в это поверить, но в душе уже знал, что после сегодняшней ночи их с Леной отношения уже не будут прежними. Он видел, что она действительно находится в отчаянном положении, и этот "близкий" погибший сегодня человек был, скорее всего, ее - любовником? бойфрендом? - но то, что она, не раздумывая, обратилась именно к нему в такую минуту, было, без сомнения, актом доверия, который яснее всяких слов говорил ему, что он, Антон, Лене небезразличен. И это каким-то странным образом, несмотря на всю невероятность ситуации, ставило все на свои места, исправляя то тянущееся уже чуть не полгода странное положение, заставлявшее ее избегать встреч с ним. "Может быть, это ничего пока не значит, - подумал он, - но это уже совсем другие отношения. Не будем торопить события. Если я по своей глупости что-нибудь испорчу, я себе в жизни не прощу... А неприятности? Разберемся как-нибудь с неприятностями. В конце концов милиция есть... - тут его одолели некоторые сомнения. - Ну, в крайнем случае, к отцу придется обратиться. Что-то мне подсказывает, что у него есть связи понадежнее, чем милиция".
   У него совсем затекла рука, поэтому он осторожно пошевелился, стараясь не потревожить Ленин сон. В ответ на это движение она, не просыпаясь, повернулась на правый бок, и ее лицо оказалось совсем близко он лица Антона. За окном уже светало, и номер был освещен слабым утренним светом. Антон лежал, не сводя с нее глаз, и чувствуя на своем лице ее ровное дыхание. "Какой же он все-таки дурак, этот Алик", - вдруг ни с того ни с сего подумал он, уже проваливаясь в сон.
  
  

* * *

  
  
   Он полулежал в лодке, откинувшись назад, и подставив лицо горячим солнечным лучам. Сквозь ресницы полузакрытых глаз он видел Алика, который ритмично греб веслами и пел в такт движениям какую-то веселую песню. Лодку приятно качало, в синей воде отражалось разбитое на тысячи брызг солнце, и было лень пошевелить рукой. По внушительному Аликову животу стекали струйки пота, и уже основательно вымочили резинку его ярких плавок. "Пора его сменить на веслах, - в ленивой полудреме подумал Антон. - Только пусть сначала допоет песню".
   Вдруг он почувствовал, что что-то изменилось, стало не так, неправильно. Глаза Алика под шапкой черных кудрявых волос смотрели на него холодно и внимательно, и никак не вязался этот тяжелый взгляд с его веселым голосом и беззаботными словами песни. "Куда мы плывем?" - хотел, но не мог спросить Антон, чувствуя, что за спиной Алика встает что-то жуткое, чему нет названия, и с каждым взмахом весел эта жуть стремительно приближается, и лодку уже не остановить, и можно только зажмурить глаза, потому что стоит только понять, разрешить себе понять, что там такое впереди, возврата уже не будет...
   Он открыл глаза и увидел прямо перед собой обеспокоенное лицо Лены, которая осторожно трясла его за плечо.
  -- Нет, приснится же такое... - облегченно и жалобно сказал Антон. - Лен, к чему снятся омерзительно потные толстые друзья в лодке на веслах?
  -- К дальней дороге, - ответила Лена. - Хотела еще тебе дать поспать, но ты так стонал, что я решила тебя разбудить. Что с тобой такое делали во сне толстые потные друзья?
  -- Ох, не спрашивай, - Антона передернуло. - Доброе утро.
   Лена была все в том же махровом халате, только теперь на голове ее было повязанное тюрбаном полотенце, а лицо светилось розовым после только что принятого душа.
  -- Доброе утро, Антон. Ванная свободна.
   Лена тактично отвернулась, давая Антону возможность встать с постели. Он подхватил свои джинсы и прошел в ванную.
  -- Извини, нет ни щетки, ни пасты. Позже что-нибудь придумаем.
   Антон с удовольствием принял душ, смывая с себя остатки сна. Голова была на удивление ясная. "Лучшее средство от похмелья - это сильное потрясение перед сном", - подумал он.
   Надевать на чистое тело пропахшие табачным дымом после вчерашнего вечера джинсы не хотелось, не говоря уже о белье и футболке, в которых он к тому же проспал ночь, но выхода не было.
   Когда он вышел из ванны, Лена уже была одета. На ней была надета цветная майка из плотной эластичной ткани, с высоким вырезом под горло, легкая спортивная куртка и обтягивающие фигуру джинсы. Довершали спортивный наряд кроссовки. Волосы убраны сзади в хвост.
   По лицу Лены было видно, что она готова к разговору. Оно опять было собранным и напряженным - на него вернулись озабоченность и печаль, но вчерашней растерянности Антон не увидел.
  -- Антон, спасибо тебе еще раз, - она остановила жестом готового перебить ее Антона. - Я знаю, что ты скажешь, но я тебе действительно благодарна, и хочу, чтобы ты об этом знал.
   Она села на край кровати и жестом показала Антону на место рядом с ней. Он молча сел, ожидая продолжения.
  -- Антон, мне нужно немного времени. Мне надо в себе пережить то, что случилось. У меня нет времени на то, чтобы сделать это по-настоящему, ты скоро узнаешь почему. Но мне нужен день или два для... как бы это сказать... для траура. Это ведь не зря придуман обычай, людям нужно время, чтобы научиться снова жить в мире, где теперь нет кого-то, кто был частью жизни. У меня нет времени учиться, но хотя бы день мне нужен... - Лена остановилась. Антон боялся, что она снова заплачет, как вчера, но она только сглотнула и продолжала. - Я еще хотела сказать, что это не совсем то, что ты, наверное, подумал.
  -- Я могу что-нибудь для тебя сделать? - спросил он.
  -- Будь рядом со мной. Потом, когда ты все узнаешь, ты решишь. Я не буду больше плакать, ты только потерпи чуть-чуть, если я буду резка, или буду молчать, или говорить невпопад. Мне с тобой спокойно.
   Она повернулась к нему лицом и серьезно посмотрела в его глаза.
  -- Только давай уедем в Питер. В Москве мне сейчас нельзя оставаться.
   Антон кивнул головой. Ему было все равно, хоть в Ташкент, лишь бы с ней. Он вдруг подумал о том, что она сказала ему вчера, что ее жизнь в опасности, и сказал:
  -- Давай уедем дальше. У тебя паспорт заграничный есть? Давай уедем, пока все не уляжется. Хочешь, у меня есть к кому обратиться, здесь с кем угодно разберутся. Ты только скажешь, в чем дело, и все будет в порядке. - Ему вдруг стало радостно, что все так легко решается. - Давай на море поедем, куда там визы не надо, Кипр какой-нибудь!
   Лена с сожалением покачала головой.
  -- Нет, Антон, без меня тут ничего не решить... А уехать... да нет, это скрываться потом всю жизнь. Ты пойми, я ничего такого не натворила, просто все вышло из-под контроля, и... короче, нельзя уехать. И в Питер я хочу поехать, только чтобы взять тайм-аут и прийти в себя... Должен быть выход, только надо его найти.
   Она решительно встала.
  -- Никто не знает, что я здесь. Сейчас мы выйдем из гостиницы, и поедем прямо на Ленинградский вокзал, моя машина тут, в гараже, запаркована. Оставим ее на вокзальной стоянке. Дневной поезд идет, - она посмотрела на часы, - через полтора часа. В шестом часу будем в Питере.
  -- О, черт, - простонал Антон. - Я же свою машину бросил вчера на Кузнецком. Я вчера... - он бросил смущенный взгляд на Лену, - В общем, у меня был рейд по всяким злачным местам, и после второго я решил, что так спокойнее, - он на секунду задумался. - Знаю, что делать. Только по пути на вокзал надо проехать мимо моей машины, окей?
  -- Хорошо, Антон. Только вот еще что, - она снова села рядом с ним. - В Петербург мы едем не просто отдыхать. Считай, что это подготовка, перегруппировка сил. Даже если ты решишь выйти из игры... - она сделала нетерпеливый жест, не давая ему возразить, - решать будешь после того, как все узнаешь, там будет о чем подумать. Так вот, или даже если игра вообще не состоится, сейчас мы с тобой в одной лодке. И подготовка требует расходов. Поскольку проблема касается меня, то и расходы оплачиваю я, - она взяла его за руку, опять останавливая готовые у него вырваться возражения. - Антон, честное слово, если бы мне понадобились деньги, я знаю, что ты бы мне отдал все, что у тебя есть. И я бы взяла. И то же сделала бы для тебя, и ты будешь свиньей, если скажешь, что это несправедливо. Но сегодня у меня есть деньги. Считай, что мы находимся в командировке, с полностью оплаченными расходами, - она усмехнулась. - По высшему разряду.
   Антон подумал, покрутил головой.
  -- Аргумент сильный. Принимается.
  -- Тогда освободи меня от лишнего груза. А то я девушка слабая, еще отнимет кто-нибудь.
   Она открыла сумочку, которая лежала тут же, на кровати, и достала из нее две внушительные зеленые пачки. У Антона округлились глаза.
  -- Ну, ты даешь, мать...
   Лена засмеялась.
  -- Выраженьица. Никогда не знаешь, на что понадобятся деньги. Лучше перестраховаться. А может, еще и не хватит. Но ты не волнуйся, там, - она махнула рукой куда-то в сторону, - кое-что осталось. И еще скажу, хотя, может, это и не обязательно, но чтобы у тебя сомнений не было: деньги это мои, я их никому не должна, и ничего постыдного, или преступного, с ними не связано.
  -- Так чего же мы тогда здесь рассиживаемся? - проворчал Антон, вставая, и засовывая пачки в карманы джинсов. - На поезд опоздаем.
  
  

* * *

  
  
   На этот раз внизу, в холле, было довольно много народу: в основном были заполнены столики кафе; было много делового вида мужчин и женщин с чашками кофе перед ними, часто с серьезного вида бумагами, и за обсуждением каких-то, очевидно очень важных, вопросов.
   Лена подошла к стойке администратора и сказала, что освобождает номер. Девушка за стойкой набрала что-то на компьютере и сказала:
  -- Телефонных звонков из номера не было, вы больше ничего не должны. Пожалуйста, вот ваш счет. Можете отдать ключи вон тому молодому человеку, и вам выведут вашу машину через минуту. Спасибо, что вы остановились в "Мариотте", - сказала она с улыбкой.
   Антон с Леной вышли из гостиницы и остановились в ожидании. Ждать пришлось действительно недолго. Почти сразу к ним подъехала огромная, сверкающая чистотой черная "тойота-лэндкрузер" с тонированными стеклами, из которой вышел молодой человек в униформе "Мариотта". Пока Антон пытался осознать происходящее, Лена уже сунула парню какие-то деньги, и садилась за руль. Антон вышел из оцепенения достаточно, чтобы открыть другую дверь и сесть на пассажирское сиденье. Когда Лена выворачивала монстра на Тверскую, Антон оглядел салон и с горечью произнес:
  -- Кожа. А я, как дурак, гордился, когда ты похвалила мою машину. Когда я тебя, пьяную, вез домой от "Рози". Кстати, за тот случай ты мне тоже должна объяснение. Не думай, что я купился на твою историю.
   Лена взглянула на него искоса.
  -- Все узнаешь, Антон. А твоя машина мне действительно намного больше нравится. Я вот эту громадину не люблю. Это самозащита, или маскировка, называй, как хочешь. Самая наглая и безликая машина на улицах Москвы. Люди автоматом считают, что за рулем браток какой-нибудь крутой, за темными стеклами меня не очень-то увидишь. А если увидят, так тоже вывод очевидный - или жена какого-то крутого бандита, или бизнесмена, что, в общем, разницы не составляет, или любовница, ну, может, дочь. В любом случае, со мной лучше не связываться. А я, еще раз говорю, ни то, ни другое, ни третье. И машину эту купила исключительно из соображений безопасности.
  -- Купила... - эхом повторил за ней Антон.
   Лена жалобно посмотрела на него.
  -- Антон, я знаю, что у тебя сейчас в голове миллион вариантов, откуда у меня деньги. И ни одного правильного. Ты скоро все узнаешь, я обещаю, все очень просто объясняется. Ну, или почти просто... Ой, куда же я еду-то? - вдруг воскликнула она.
   Антон мгновенно вышел из ступора:
  -- Черт, я тоже торможу! Нам нужно на Кузнецкий мост, в тот конец, что ближе к Лубянке. - Он достал мобильный телефон, включил его и начал набирать номер.
  -- Алло, Алик! Привет... Алик, я пока не знаю, как к этому относиться, но я засыпаю и просыпаюсь с твоим именем на устах. Но я не за этим звоню, мне помощь нужна... - Он замолк, не сумев договорить до конца. Лене было слышно, как из трубки доносится невнятная, но горячая речь.
   Некоторое время Антон слушал, потом, наконец, ему удалось вставить слово:
  -- Погоди, Алик, у меня совсем времени нет. Отключен он у меня вчера был, а сообщения дома я до конца не дослушал, очень срочное дело возникло. Потом расскажу. А пока выручи меня: моя машина стоит на Кузнецком мосту, напротив кабака этого, мы там как-то были с тобой, черт его, "Папа" какой-то, что ли... Ну, да, точно. Так вот, я должен уехать срочно, а машину оставлять там не хочу. Она и так ночь там простояла. Ты подъехать все равно не успеешь, так я ключи оставлю, где обычно. Только ты сразу подъезжай, а то не один я такой умный... В салоне, под сиденье положу... В Питер, на пару дней, - он вопросительно посмотрел на Лену, та в ответ кивнула. - Да катайся, конечно, о чем речь. Нет, даже пятнадцать ждать не могу, честное слово... Ничего не случилось, нет. Экзамен сдал уже?... Ну, поздравляю. Все, пока.
   "Тойота" стояла на прежнем месте. Лена припарковалась рядом. Антон попросил ее выйти вместе с ним и подойти к его машине. Открыл водительскую дверь, повозился там под сиденьем. Потом закрыл дверь и включил сигнализацию, нажав на кнопку на ключах.
   Обойдя машину сзади, он остановил Лену и сказал:
  -- Постой так, я тебе шнурок завязывать буду. - Лена послушно остановилась. - Антон встал на одно колено и, делая вид, что возится со шнурками на ее кроссовках, незаметным для окружающих движением положил ключи на заднее колесо, где их можно было увидеть, разве только специально присев. Потом распрямился и сказал Лене:
  -- Это ненадолго, он сейчас подъедет. Техпаспорт под сиденьем. Ну, дело сделано. Поехали на вокзал.
  -- А я всегда техпаспорт в машине держу, - сказала Лена. - В очень потайном месте. Потому что я его вечно забываю, а знаешь, сколько стоит на этом чудовище от ментов откупаться? - она осмотрелась вокруг, читая вывески соседних магазинов. - Хорошо бы одежды купить какой-никакой. Я чувствую себя грязной, как хрюшка. - Лена оглядела Антона, и наморщила нос. - У тебя тоже вид не очень свежий. Ну, да ладно, этим займемся в Питере, обстоятельно. Вперед, мой генерал! Только давай сначала денег поменяем.
  
  

* * *

  
  
   Они ехали вдвоем, в пустом купе. Дневной экспресс из Москвы в Петербург идет всего-то около пяти часов, поэтому состоит он, в основном, из сидячих вагонов. За исключением двух или трех вагонов купе, или даже СВ. Билетов СВ в кассе не было - или вообще вагона такого не было в этом составе, Антон не разобрал, во всяком случае он купил четыре билета в одно купе, и теперь они ехали без попутчиков.
   Лена сидела в углу, прислонив голову к стенке, и молчала. За окном мелькали то лес, то деревянные дома, то поля. Антон не донимал Лену расспросами, решив для себя, что не будет спрашивать ни о чем, пока та не будет готова рассказать все сама.
   Какие бы открытия, потрясения и опасности ни ждали его впереди, сейчас он был счастлив ситуацией. Лена была с ним, она нуждалась в нем, и это ставило все на свои места. Кончилось мучительное время, когда он жил ожиданием следующего телефонного разговора, всякий раз надеясь, что вот сегодня, наконец, ему удастся преодолеть ту невидимую преграду, которая не позволяет ему встретиться с девушкой, которую - он уже давно это понял - он любит больше всех на свете.
   Единственное, что в эти часы омрачало его счастье, - это та мука, которая иногда прорывалась откуда-то изнутри, и искажала Ленино лицо, тут же отзываясь болью и в его сердце.
   Обещание ее не было пустым - она больше не плакала. Было очевидно, что траур, о котором она говорила, Лена переживала с пугавшей Антона интенсивностью, но глаза ее при этом оставались сухи.
   После часа или полутора езды Лена сказала:
  -- Нам надо гостиницу заказать. Ты позвонишь?
  -- Конечно, - ответил Антон, - только надо номер как-то узнать... в справочном, наверное?
  -- Возьми мой телефон, там номер "Астории" записан, - она порылась в сумочке, протянула ему телефон. - Если мест нет, белые ночи все-таки, спроси "Европы" и "Паласа" номера, они скажут.
   Им повезло, оказались свободными несколько номеров в "Англетере". Антон забронировал двухкомнатный "люкс", с двумя кроватями, сказав, что они пробудут минимум два дня.
   Такси взяли прямо у вокзала, хотя знали, что с них запросят в пять, а то и в десять раз больше того, что можно было бы заплатить, перейдя на противоположную сторону Невского проспекта, и остановив любую машину. Антон лишь сказал жуликоватого вида водителю:
  -- Только прямо к "Астории", кругами не вози, я город лучше тебя знаю. Получишь свои деньги.
   Водила закивал головой и начал выворачивать со стоянки.
   В Питере стояла жара. Был шестой час вечера, но можно было легко подумать, что сейчас полдень. Солнце стояло чуть ли не в зените, по Невскому шли толпы легко одетых людей. Машин было много, но все же не так, как в Москве - они двигались довольно быстро, и уже минут через пятнадцать подъезжали к Исаакиевской площади.
  -- Ко входу в "Англетер", - сказал водителю Антон.
   Они вышли из такси и нырнули в прохладу гостиничного вестибюля.
   Номер был на третьем этаже, окнами на Исаакиевский собор и площадь. Белая, стилизованная под классику, мебель, ковры, гравюры с видами старинного Петербурга на стенах.
  -- Наши планы? - спросил Антон. - Вообще-то хочется есть, - Антон вдруг подумал, что они ничего не ели целый день, даже чашки кофе утром не выпили.
  -- Еще очень хочется в душ, - был ответ Лены, - но потом надевать опять на себя все это? Ни за что. Но с едой тоже придется подождать, если ты не возражаешь, я не могу в таком виде никуда идти. - Антон помотал головой, мол, не возражаю. - Значит, шоппинг. Поехали в Гостиный двор.
  -- Только что мимо проезжали. Надо уж было заодно остановиться.
  -- Знаешь, как-то спокойнее знать, что номер оплачен, и никуда не денется. Мы ведь не с пустыми руками вернемся.
  
  

* * *

  
   У входа в Гостиный двор Лена остановилась и сказала Антону:
  -- Тут на втором этаже есть прекрасный отдел, он как один большой бутик, замечательные вещи можно встретить. Пойдем туда.
   Антон запротестовал:
  -- Лена, ты - пожалуйста, а мне только и нужно-то, что пара рубашек, или футболок, да белье.
   Лена серьезно посмотрела на Антона.
  -- Антон, я тебе вот что скажу. Ты можешь смеяться, но для меня это сейчас важно. Когда мне плохо, я поднимаю себе настроение тем, что иду в хороший магазин, и покупаю что-нибудь красивое. Может быть, это глупо, и примитивно, или пошло, но я так устроена. - Она продолжала: - Так плохо, как сегодня, мне никогда в жизни не было. Это не значит, что я намерена устроить самый большой в моей жизни шоппинг, у нас столько времени нет, но если ты думаешь, что отделаешься меньше, чем четвертью наших наличных запасов, ты ошибаешься.
   "Там же сорок тысяч долларов, без малого" - ужаснулся Антон про себя, не меняя выражения лица.
   А Лена продолжала:
  -- В результате я буду одета, как леди, а ты останешься в джинсах и в майке. Тебя будут принимать за моего шофера или что-нибудь в этом роде. Я так не могу. - Она жалобно посмотрела на Антона и взмолилась, - Ты же не хочешь, чтобы я купила себе футболку с Микки-Маусом, и была глубоко несчастна?
   Антон понял, что в этой игре ему не выиграть. Он тряхнул головой, прищурился, посмотрел на Лену, потом, отступив на шаг, смерил взглядом фасад "Гостинки". Выставил локоть, предлагая Лене руку, и сказал своим лучшим голливудским голосом:
  -- Let's go get them...
   Лена продела руку сквозь его локоть, и они торжественно вошли внутрь.
  

* * *

  
  
   Несмотря на спортивный наряд Лены, ей было обеспечено немедленное внимание продавцов в женской секции. Когда же она, кинув быстрый оценивающий взгляд вокруг, решительно направилась к отдельному островку с выставленными там моделями платьев, блузок, юбок и чего-то там еще матового, блестящего и воздушного, они, отбросив всякие сомнения, радостно устремились за ней. Антона полностью игнорировали до того момента, как он сказал Лене:
  -- Лен, ты выбирай пока, а я пойду гляну, что там в мужском отделе есть. Я все равно быстрее закончу, потом приду, расплачусь.
   Лица продавцов просветлели.
  
  

* * *

  
  
   Когда Антон, с двумя объемистыми пакетами в руках, вернулся в женскую секцию полтора часа спустя, Лена была в примерочной. Островок с одеждой, который привлек Ленино внимание с самого начала, очевидно, был атакован кавалерией, и разбит наголову. Редкие экземпляры чего-то женского - очевидно, отвергнутые с ходу - висели там и тут, остальное же переместилось в район примерочной. Оттуда слышались голоса - Лена обсуждала что-то с девушками-продавщицами. Лица консультантов-мужчин, не допущенных в святая святых, были одухотворены и сосредоточенны.
   Лена вышла из кабинки через минуту. На ней было недлинное, до колен, платье, сильно открывающее грудь и шею. Нижняя его часть была сшита из чего-то серо-золотистого, пестрого и блестящего, облегающего ноги при ходьбе, и образующего позади небольшой шлейф, а верхняя - из матового тепло-серого шелка. Этой верхней части было совсем немного - она охватывала только покатость Лениных плеч, отставляя ключицы полностью открытыми, и закрывая грудь лишь чуть больше, чем наполовину. Было очевидно, что Ленина грудь под платьем не была стеснена решительно ничем. Из-за спины с одного боку виднелся лоскут той же матовой ткани - там сзади была какая-то еще деталь, для которой Антон не находил названия в своем лексиконе. Общий эффект был потрясающим.
  -- Нравится? - спросила Лена.
  -- Очень, - ответил Антон. - Только от меня ни на шаг, украдут немедленно.
   Он повернулся к стоящему рядом продавцу и спросил в шутку:
  -- Где у вас тут можно купить пистолет, или, лучше, автомат?
  -- У Сенного рынка можно, - без улыбки ответил продавец.
  
  

* * *

  
  
   В номере Лена первым делом заставила Антона примерить то, что он купил в бутике. Она была достаточно тактична, чтобы не просить его сделать это еще в магазине, хотя, похоже, ей очень хотелось проверить его выбор. Обе комнаты были завалены пакетами из магазина, часть одежды была уже вытащена и разбросана по кроватям. Кроме главного, включая обувь для обоих, сумочку для Лены и прочие, необходимые для завершения костюма, вещи, им пришлось купить еще повседневной одежды на следующие дни, белье, туалетные принадлежности. Потом Антон вспомнил, что он не видел в ванной "Англетера" халатов, и пришлось купить и их тоже. Напрасно, кстати, потому что халаты висели-таки на крючках.
   Перед примеркой Антон выторговал себе душ, и, свежевымытый и переодетый, постучав, открыл дверь в Ленину комнату.
   На нем был белый летний однобортный костюм, под ним белая, чуть светлее оттенком, застегнутая под горло, рубашка без галстука. На ногах - тоже белые, кожаные туфли, в мелкую "плетенку".
   Лена посмотрела на него критическим взглядом, прикусив нижнюю губу и, прищурившись, сказала утвердительно:
  -- Гуччи.
   Опустила взгляд на ботинки.
  -- Приподними штанину.
   Антон повиновался. Носков под ботинками не было.
   Губы Лены чуть тронула улыбка, она хотела что-то сказать, но передумала, кивнула и вернулась к костюму.
  -- Отойди.
  -- Повернись.
  -- Подними руки.
  -- Покажи ремень.
  -- Что ж, неплохо, - наконец, промолвила она. - Будем считать, что в белые ночи вечернему костюму допускается быть белым... - Потом не выдержала, широко улыбнулась: - На самом деле, высший балл! - Снова сделала озабоченное лицо и сказала:
  -- Немедленно стричься!
  
  

* * *

  
  
   Лена и Антон стояли посреди своей небольшой гостиной и, улыбаясь, смотрели друг на друга. Постриженный и уложенный опытными руками мастера в парикмахерском салоне "Астории" Антон, свежевыбритый и одетый в свой новый костюм, изменился до неузнаваемости. Он словно бы стал на несколько лет взрослее. Улыбка, правда, оставалась совсем мальчишеской, но такой она у него будет и в пятьдесят, подумала Лена. От Лены же вообще невозможно было оторвать глаз. Да Антон и не пытался.
  -- Должна тебе сказать, Антон, что нам в таком виде не любое заведение подойдет для ужина, - произнесла Лена задумчиво. - Обстановка должна нам соответствовать.
  -- Я Лена, в Питере, когда бываю, посещаю в основном места демократические. Если говорить о ресторанах, то это в лучшем случае "Пит-стоп", или "Идиотъ", - был ответ. - Но это, понятно, не годится... В "Европу" можно пойти.
  -- "Европа" - не худший вариант, да что-то не хочется из гостиницы в гостиницу идти. Но я, знаешь ли, в этом вопросе в Питере тоже не сильна. Что ж, спросим внизу, у портье.
   Получив у портье подробные разъяснения, и придачу брошюрку "Ночной Петербург", они остановили выбор на одном французском ресторане на Васильевском острове. Ресторан открылся недавно, характеризовался в брошюре как "фешенебельный", и уже успел завоевать себе репутацию отличной кухней.
  -- Надо бы столик заказать, - сказал Антон, - вдруг мест нет.
   Лена вместо ответа подвела его к зеркалу на стене, начинавшемуся от самого пола. То, что он там увидел, ему чрезвычайно понравилось. Лена была одета в то самое платье из золотисто-серого шелка, с пестрым подолом, которое он видел на ней в магазине. На ногах - тоже тускло-золотистые, в тон платью, босоножки, и такая же сумочка в руках. Никаких украшений на шее и на тонких изящных руках. Он предпочел бы, чтобы она распустила волосы по плечам - ему больше всего нравилось, когда она носила их так - но вместо этого она собрала их сзади, перевязав черной шелковой лентой. Эта лента не вполне гармонировала с остальным ансамблем, но Антон понял, что Лена сделала так намеренно. Это был знак ее краткого траура по погибшему другу.
   Себя он осматривал более критично, но был вынужден признать, что он "соответствует". Несмотря на то, что он был чуть ниже Лены, стоявшей на высоких каблуках, это не нарушало гармоничности картины. Она выглядела необычайно хрупкой и женственной рядом с ним. Костюм сидел на нем идеально. Волосы, подстриженные значительно короче, чем он обычно носил, чуть подняты гелем спереди; легкие очки придавали лицу выражение утонченной значительности.
   Он поймал в зеркале взгляд Лены. Он не смог бы точно дать определение тому чувству, с которым она на него смотрела, но, безусловно, это не было равнодушием. "Только не делай поспешных выводов" - сказал он себе, отчасти из суеверия.
  -- Ну что, - спросила Лена, когда они окончили осмотр, - могут нам отказать в столике в ресторане, даже если их нет?
  -- Таким симпатичным ребятам? - удивился Антон. - Ты, наверное, смеешься...
   Швейцар широко распахнул перед ними двери, вышел следом, и, не дожидаясь просьбы, открыл заднюю дверцу первого из стоявших перед входом фирменных гостиничных такси.
  -- На Васильевский, пожалуйста, - сказал Антон, садясь вслед за Леной в машину.
  
  

* * *

  
  
   Ресторан не обманул их ожиданий. Неброская вывеска снаружи, интерьер в сдержанном классическом стиле; в отделке преобладало темное дерево. На столиках - белоснежные скатерти. Метрдотель в белом смокинге, с галстуком-бабочкой, провел их через довольно большой зал к дальнему столику, откуда был хорошо виден весь ресторан. Антон шел на шаг позади Лены. На них обращали внимание. Большая часть взглядов, безусловно, доставалась на долю Лены, но Антон чувствовал, что смотрят и на него тоже - и не только с целью узнать, что это за тип идет с такой красивой девушкой.
   Метр отодвинул стул для Лены: она села лицом к залу. Антон занял место напротив.
   Несмотря на поздний час - когда они подъехали к ресторану, было уже начало одиннадцатого - зал был полон, ни одного свободного столика. В период белых ночей Петербург традиционно не спит, а его обитатели, и без того по-европейски склонные к позднему образу жизни, окончательно теряют ощущение времени.
   По большей части за столиками сидело по три-четыре человека, было и несколько пар. Только в противоположном конце зала веселилась за длинным столом компания человек в двенадцать.
   Среди посетителей преобладали хорошо одетые мужчины средних лет, хотя было и несколько молодых парней, может быть, чуть старше Антона. Солидных мужчин сопровождали нездешней красоты юные создания с капризными лицами - картина, ставшая привычной для дорогих ресторанов двух столиц за последний десяток лет. У двух женщин постарше, замеченных Антоном, вид был такой, что они способны оплатить свои счета самостоятельно. "Куда, интересно, эти мужики жен девают, когда достигают своего положения? - подумал Антон. - Впрочем, может, это и есть их жены"? Что произошло в этом случае со старыми женами, Антон додумывать не стал. Открытые перед ними меню требовали внимания.
   К ним подошел официант с корзинкой, предложив на выбор хлеб пяти или шести сортов. Он не успел еще отойти, а Лена уже отщипывала кусочки от одного, отправляя их в рот. Антон тоже намазал корочку маслом.
  -- Антон, я не доживу, умру от голода, - пожаловалась Лена, не отрывая глаз меню. - Я не знаю, что выбрать. Тут так все вкусно.
  -- Давай скорее закажем. Тогда хоть закуски быстро принесут.
   К ним уже подходил другой официант, готовый принять заказ.
   Они внимательно выслушали описание дополнительных блюд, не входящих в общее меню, отказались от предложения подумать над выбором еще немного, и сделали заказ.
   Лена захотела улиток эскарго для начала, и крабовое суфле в качестве основного блюда.
  -- Лена, ты же целый день ничего не ела, - обеспокоился Антон. - Это все, что ты заказала?
  -- Ничего, Антон, я потом десертами доберу, - хитро улыбнулась Лена. - Иначе я не смогу себе позволить сладкое, у меня и так ежедневная битва с килограммами.
   Антон взглянул на нее с сомнением, но спорить не стал.
   Сам он заказал полдюжины свежих устриц на льду, и филе-миньон с ежевичным соусом.
  -- Лен, ты хочешь какой-нибудь аперитив?
   Лена покачала отрицательно головой.
  -- Тогда, - обратился Антон к официанту, - к закускам, принесите нам по бокалу шабли.
   Официант исчез, а Антон потянулся к винной карте.
  -- Антон, - сказала Лена, - только давай так и будем пить холодное белое вино. В такую погоду.
   Антон посмотрел на нее с сожалением:
  -- Лена, твое суфле с моим филе-миньоном может примирить разве что "Балтика N6". Между прочим, вызов в виде пива был бы лучшим вариантом, чем поиск компромиссного вина. Я имею в виду, если мы все еще хотим играть в эту игру - он сделал головой круговое движение, охватывающее их новые наряды, чопорную публику и всю обстановку ресторана, включая белые смокинги официантов.
  -- Что значит "если"? Конечно хотим! - возмутилась Лена. - Я только начинаю получать удовольствие!
  -- Значит, мы пьем разное вино, - он открыл карту вин.
   Не успел он начать изучать список, как к ним приблизился очередной официант.
  -- Добрый вечер, дамы и господа, - приветствие прозвучало немного неуклюже. - Я - ваш сомелье, я помогу вам с выбором вина к вашему заказу, - в голосе его явственно угадывался оттенок снисходительности. - С вашим филе-миньоном...
  -- С моим филе-миньоном я буду продолжать пить шабли, только теперь принесите нам бутылку "Шато Грениль" девяносто девятого года, - перебил его Антон. - Это пока все.
   Вид у сомелье стал слегка обиженным, похоже, он приготовился возражать. Потом на лице его появилось выражение "какая мне разница?" и, склонив голову в легком поклоне, он произнес:
  -- Прекрасный выбор. Одну минуту, - и удалился, забыв забрать с собой карту вин.
  -- Ты передумал! - обвиняющим тоном сказала Лена.
  -- Я решил, что мне приятнее и безопаснее соглашаться с тобой, чем с официантом, - почти серьезно ответил Антон.
  -- Правильное решение, - кивнула головой Лена.
   Сомелье вернулся, когда с закусками уже было покончено. Он нес бутылку вина в серебристом ведерке.
   Сомелье дал Антону возможность посмотреть на этикетку, потом ловким движением открыл бутылку и налил немного вина на донышко стоящего перед Антоном чистого бокала. Антон взял бокал, сделал им несколько круговых движений, посмотрел на свет. Затем понюхал вино, слегка нахмурился, понюхал еще раз. Пробовать не стал. Вместо этого взял со стола пробку, понюхал ее. Наконец, отрицательно покачал головой.
  -- Замените, пожалуйста - и, заметив вопросительное выражение на лице сомелье, сделал поощряющий жест в сторону бокала.
   Тот торопливо поднял бокал, понюхал его. Понюхал еще раз, и как-то даже обрадовано закивал головой. На Антона он теперь смотрел с явным уважением.
  -- Одну минуту, сейчас заменим. Что ж, вы же знаете, с вином это бывает...
   Антон жестом отпустил его.
   Лена смотрела на Антона восхищенно.
  -- Антон, у меня нет слов.
   Сомелье вернулся через минуту, с новой бутылкой.
   Со второго захода с шабли все прошло гладко. Был повторен весь необходимый ритуал, после которого Антон кивнул, одобряя вино.
   Когда наступила очередь десерта, у Антона на лице появилось слегка шкодное выражение, которого Лена не заметила, будучи погружена в изучение списка сладких кулинарных шедевров.
   Лена сделала заказ, Антон от сладкого отказался, и официанта снова сменил сомелье.
  -- Что вы будете пить за десертом? - обратился он к обоим. - Могу предложить вам коньяк, портвейн, "бейлис", шерри...
  -- Будьте добры, - остановил его Антон, не заглядывая в винную карту, - принесите нам бутылочку "Шато Икем" шестьдесят седьмого года.
   Мгновение сомелье не реагировал. Потом, когда его мозг обработал информацию, он как-то смешался, глаза его округлились, и он забормотал:
  -- Замечательный выбор. Лучший сотерн, который у нас есть. Да что я говорю, не только у нас... Но в нашей коллекции есть еще много других прекрасных вин, - одновременно он почему-то пытался украдкой подвинуть к Антону винную карту.
   Антон, сохраняя безмятежное выражение лица, вопросительно поднял одну бровь - мол, отчего вдруг проблемы?
   Сомелье умолк, и ретировался, на ходу вытирая пот со лба белоснежным полотенцем.
  -- Что это с ним? - спросила Лена.
   Антон только пожал плечами.
   Ждать вина пришлось удивительно долго. Лена в нетерпении уже нанесла значительный урон порции заказанного ею шоколадного мусса, а сомелье все не появлялся.
  -- Однако, что за проблемы с нашим вином? - поинтересовалась она, наконец.
   Антон усмехнулся.
  -- Есть несколько версий. Может быть, ищут ключ от того места, где оно находится. Или доводят до нужной температуры. Не думаю, чтобы этот вино здесь часто заказывали. Я, честно говоря, удивился, увидев его в списке. Но скорее всего, - весело сказал Антон, - они не уверены, что мы достаточно платежеспособны, чтобы за него расплатиться, и не знают, как выйти из ситуации.
   Глаза Лены заблестели.
  -- Оно что, такое дорогое?
  -- Почти две тысячи долларов. Но это еще ничего, для ресторана. Оно даже у французских оптовиков стоит чуть не полторы.
   Лена тихонько ойкнула.
  -- Как здорово! Я его немедленно хочу! - сказала она, и тут же добавила нарочито-возмущенным голосом, обводя взглядом зал: - Сколько же можно ждать?
   Переваливаясь с боку на бок, к ним спешил низенький усатый толстяк в черном костюме, с венчиком черных, как смоль, волос вокруг лысой макушки.
   На очень плохом английском он представился Лене и Антону, и сообщил, что он является владельцем этого ресторана, рассказал, что почти все продукты привозятся ежедневно самолетом из Парижа, и что он страшно любит Петербург и его обитателей. Равно как и москвичей, добавил он, узнав, что Лена и Антон оба приехали из столицы. В заключение он порекомендовал попробовать свежайшую ежевику, и удалился, рассыпавшись в благодарностях.
  -- А теперь, смотри, принесут наш "Икем". Фейс-контроль пройден, - прокомментировал Антон.
   И точно, к ним уже спешил сомелье с бутылкой.
   Открывая "Шато-Икем", сомелье заметно нервничал, и смотрел на Антона умоляюще. Видимо, помня ситуацию с шабли, он опасался, что Антон запросто может придраться и к этой бутылке.
   Но, к великому его облегчению, лишь только Антон поднес к носу бокал, лицо его приняло блаженное выражение. Он пригубил вино, подержал его во рту, проглотил, и сказал Лене:
  -- Подставляй посуду.
   Когда сомелье удалился, Лена сунула нос в свой бокал, понюхала вино, и сказала:
  -- Ой, как вкусно пахнет, - и добавила задумчиво: - Так странно... Это вино чуть не вдвое старше нас обоих...
  -- Правда. Вообще, это необычное вино. У моего отца есть поговорка: "Когда ты пьешь Шато-Икем, ты должен знать, когда и с кем".
   Он поднял свой бокал на уровень глаз.
  -- За тебя, Лена.
  
  
  
  

* * *

  
  
   Из ресторана они вышли за полночь. На улице было не темнее, чем в пасмурный осенний день. Было все еще очень тепло, хотя дневная жара заметно спала, и с Невы тянуло прохладным ветерком.
  -- Антон, я объелась, - сказала Лена довольным голосом. - Наверно, стоило ограничиться сыром на десерт. Мусс прямым ходом, без пересадки, устремится к моим бедрам. И там поселится.
  -- Перестань, - ответил Антон. - Девушкам надо есть шоколад. Они от этого добреют.
   Лена засмеялась.
  -- Ну, ты устроил спектакль. Это мне за магазин, да? Прости меня, Антончик... - смиренно сказала она. Потом не выдержала, заспрашивала: - Ты только скажи, Антон, откуда ты так хорошо в винах разбираешься?
  -- У меня же отец дипломат, - ответил Антон. - Он меня с детства пытался к этой карьере готовить, этикету и хорошим манерам учить. У нас и дома всегда хороший выбор вин был. Да я вообще вино люблю, и оно мне интересно. Читал, уроки дегустации брал немного, - он улыбнулся, - а самое главное - попижонить можно, впечатление на девушку произвести.
   Некоторое время они шли молча. Потом Антон сказал:
  -- Хочется погулять. Только у тебя обувь не для долгих прогулок.
  -- Погулять надо непременно, - ответила Лена. - В кои-то веки оказаться в Питере в белые ночи, и их проспать? Давай заедем в гостиницу, я сменю обувь, и будем гулять. Посмотрим, как мосты разводятся.
  -- Тогда давай так сделаем, - сказал Антон. - В гостинице отдохнем часок, и выйдем к самому разводу. Посмотрим, на Дворцовый, а потом погуляем. Когда мосты разведены, машин гораздо меньше, по опыту знаю.
   Лена кивнула головой, соглашаясь.
   Антон подошел к краю тротуара и поднял руку.
  
  

* * *

  
  
   Они шли, не спеша, вдоль набережной Невы. Ленина рука была в руке Антона. На набережной толпился народ: прогуливающиеся и обнимающиеся парочки, туристы, группки подростков, родители с детьми. Они только что посмотрели, как разводится Дворцовый мост - величественное зрелище, которое никогда не надоедает ни туристам, ни местным жителям. За вероятным исключением таксистов, которым, в силу их профессии, приходится время от времени гнать наперегонки с расписанием, чтобы успеть доставить опаздывающих пассажиров на другую сторону Невы. Причин для задержки сколько угодно - просто загулял, забыл о времени, или самолет поздно прилетел, но если не успеешь вовремя оказаться на другом берегу - деваться некуда, придется ждать до утра. Единственный вроде бы мост, который сводится на пятнадцать минут около трех часов пополуночи - это Дворцовый, поэтому перед ним всегда, еще загодя, выстраивается шеренга автомобилей.
   Они прошли уже примерно треть пути от Дворцового моста к Троицкому. По реке их обгоняли разномастные катера и моторные лодки - петербургские гондольеры, чьим бизнесом было показывать туристам разведение не одного, а хоть бы и всех, друг за другом, мостов. Они, как стайка мелких рыбешек вокруг морских черепах, окружали плотным кольцом длинные самоходные баржи с надписью "Волго-Балт" на борту, ради которых, собственно, и разводятся знаменитые петербургские мосты. Большая часть катеров уже собралась, в ожидании, перед Троицким.
   Спустя мгновение, линия огней, соединяющая их берег Невы с Петропавловской крепостью, нарушилась, заставив умолкнуть негромкий гул голосов стоявших в ожидании зрителей. На этот раз зрелище было асимметричным - начал подниматься только один, левобережный, пролет моста. Гул голосов возобновился с новой силой, раздались поощряющие возгласы, как на футбольном матче.
  -- Красиво, - сказал Антон. - И странно. Поэтому красиво. Смотришь - вот только что тут проезжал, все такое... незыблемое, асфальт, ограда, и столбы с фонарями, и трамвайные рельсы, - все вдруг черт-те как, вертикально и набок. У тебя такие же ощущения?
  -- Ага, - отвечала Лена.
   Они постояли еще немного, посмотрели на вставшую перед ними стеной мостовую, и повернули направо, к Марсову полю.
  -- Сиренью пахнет, - сказала Лена. Еще принюхалась, добавила, - и немного жасмином.
   На Марсовом поле тоже царило оживление. Было много гуляющих, откуда-то доносилось пение, звуки гитары. Подойдя поближе, они обнаружили источник.
   Группа молодежи, подростков лет четырнадцати-шестнадцати, устроила вокруг Вечного огня импровизированный концерт. Подтащили стоявшие в соседних аллеях чугунные скамейки, расселись на них и на земле возле, с бутылками пива, под пение косматого парня, старательно исполнявшего песни Виктора Цоя. Девушки сидели на коленях у парней, многие самозабвенно целовались. В воздухе угадывался слабый запах марихуаны. Подростки болтали, беззаботно матерились, и бросали, как в костер, окурки в Вечный огонь.
   Антон и Лена приостановились, но задерживаться не стали, прошли мимо.
  -- Как-то меня это коробит, - произнес Антон, помолчав. - Неважно, для кого этот Вечный огонь зажжен, - для революционеров каких-то, что ли, - но... это как на кладбище веселиться. Лучше уж газ перекрыть, и на этом месте еще один куст сирени посадить.
   Лена только крепче сжала руку Антона.
  
  

* * *

  
  
   На следующий день они встали поздно. Лена проснулась раньше Антона - когда он открыл глаза, она была уже в ванной. Он еще повалялся в кровати, с удовольствием вспоминая вчерашний вечер. Будущее было неопределенным, но настоящее ему пока нравилось. "Все образуется", - подумал он, и начал вставать с постели. Он услышал, как Лена вышла из ванной.
   Когда он вышел в халате из душа, Лена сидела, сложив ноги по-турецки, на кровати, сжимая в руке дистанционный пульт телевизора. Выражение ее лица было отсутствующим, вместо экрана она смотрела куда-то вдаль, в ярко освещенный прямоугольник окна. Она обернулась на звук открывшейся двери, и улыбнулась Антону.
  -- Доброе утро.
   Но выражение озабоченности, и даже тревоги, не покинуло ее лица.
  -- Доброе утро, Лена, - ответил Антон. - Что-нибудь случилось?
  -- Случилось-то случилось, - ответила Лена, - хотя ничего неожиданного... Давай сначала позавтракаем, ладно?
   Они позавтракали внизу, в ресторане. Допив кофе, Лена отставила чашку, и сказала Антону:
  -- Знаешь, у меня такое ощущение, что мне надо прыгнуть с парашютом. В самолете так хорошо, безопасно, гул моторов убаюкивает. А там, снаружи, высота, ветер, да еще неизвестно, раскроется ли парашют... Поэтому я оттягиваю до последнего... Проблема в том, что этот самолет никогда не приземлится, он может только разбиться. Так что прыгать придется, - она посмотрела на Антона умоляюще. - Прости, что я тебя так долго мучаю. Я уже готова все тебе рассказать, только я хочу зайти еще в одно место... Я бы хотела, чтобы ты со мной пошел, но ты можешь меня здесь подождать, я недолго... Я... я в церковь хочу пойти.
  -- Лена, конечно, я с тобой пойду. О чем ты говоришь?
   Они вышли из гостиницы. Солнце стояло в зените, похоже, вознамерившись спалить все вокруг.
  -- Я хочу в Спасо-Преображенскую церковь, это чуть в стороне от Литейного, где улица Пестеля, - сказала Лена. - Поедем или пойдем?
  -- Не так уж это далеко, для паломничества, - ответил Антон. - Пойдем пешком.
  

* * *

  
  
   В соборе царил полумрак, пахло ладаном. Очевидно, Лена запланировала поход в церковь еще с самого утра, потому что на ней была надета юбка, а в сумочке нашелся платок, который она повязала на голову перед входом в церковь. Войдя внутрь, они купили свечи; Антон немного задержался, а Лена прошла вперед. Он видел, как она замерла перед иконой, склонила голову. Губы ее шевелились. Антон не был особенно религиозен, хотя родители крестили его в православной церкви. Но сегодня ему очень хотелось попросить помощи у кого-то, кто мог бы разрешить все проблемы, настоящие и будущие. Поэтому мысли его складывались во что-то вроде молитвы: "Господи, пусть все будет хорошо... Убереги Лену от несчастья... Сделай так, чтобы мы были вместе, дай мне сил защитить ее... Не оставь нас, Господи"... Он зажег свою свечу от соседней, поставил ее перед ликом Христа, перекрестился... "Прошу Тебя, Господи"...
  
  

* * *

  
  
   Ты готов слушать? - спросила Лена Антона. - Потому что я готова говорить.
   Они сидели в кафе на Невском, куда пришли, опять-таки пешком, после посещения церкви. Лена была молчалива и сосредоточенна на всем пути, и Антон решил не донимать ее разговорами. Но теперь, понял Антон, наступил момент истины. Он молча кивнул.
  -- Рассказ будет долгим, Антон, - слабо улыбнулась Лена. - Я, про себя, его уже несколько раз пыталась отрепетировать, но не особенно получается. Ты спрашивай, если непонятно будет, ладно?
  -- Хорошо, - ответил Антон.
  -- Дело в том, Антон, ты только не смейся...
   Глава третья
  
  
  
  -- Дело в том, Антон, что я - гений преферанса...
   Она остановилась, увидев, как изменилось его лицо. Антон ошарашенно молчал. Потом, наконец, выдавил:
  -- Ты хочешь сказать, что ты все это в карты выиграла? И из-за этого тебя ищут? Ты кого-нибудь обыграла, и теперь...
  -- Антон! - Лена даже расстроилась. - Неужели ты, правда, думаешь, что я способна пуститься в бега с карточным выигрышем, и начать его спускать на шмотки, зная, что меня ищут. Да еще тебя в это втянуть?
  -- Прости, Лена, - пробормотал покрасневший Антон. - Я ляпнул, не подумав.
  -- Тогда слушай, и не перебивай. То есть вопросы задавай, но догадки не строй, я сама все расскажу. Ты в преферанс когда-нибудь играл?
  -- Ну, играл немного, с ребятами. Но, вообще-то, игрок из меня никакой.
  -- Ну вот, а я с трех лет на прикупе сидела. У меня мама и папа преферансисты заядлые, просто больные на этом деле. Ну, мама еще может себя контролировать, а у отца страсть к игре просто неодолимая. На юг когда ездили отдыхать, с их друзьями, так просто смех. Жены с детьми на пляже, а мужики в комнате в карты режутся. Так, белые, незагорелые, и назад уезжали. А если и вытащат их на пляж, чтобы хоть море увидели, так они и там садились пульку расписывать.
  -- Вообще, - продолжала Лена, - преферансисты - это какая-то особая порода. Не зря про них анекдоты рассказывают. Я помню, сидели вот так же, на пляже, друзья наши играли. И игра-то была не Бог весть какая, и игроки так себе. Подошла пара - очень интеллигентного вида, лет около пятидесяти. Постояли, понаблюдали минут пятнадцать, сделали какое-то замечание, и дальше пошли. Потом, дня через два, снова они нас видят - в этот момент и не играл никто. Так они подошли, и мужчина помялся сначала, потом говорит, вежливо так: "Мы с женой ту вашу игру долго обсуждали. Вот если бы вот этот молодой человек в даму червей тогда не зашел, совсем по-другому игра могла бы сложиться"... И начал излагать варианты...
  -- А у меня способности к этой игре оказались просто редкие. Годам к двенадцати играла со взрослыми, не просто на равных, а была сильнее многих. Я уже лучше отца играла, но он всегда моим, как бы тренером, что ли, был. Всегда заставлял росписи игр с собой приносить, и разбирал их, как шахматные партии. Указывал на мои ошибки, говорил, как следовало сыграть.
   Лена помолчала, отпила кофе. Антон ждал продолжения.
  -- Но если у отца это было хобби, то для некоторых игра была профессией. Традиция эта тянется еще с советских времен: были люди, которые зарабатывали себе игрой на жизнь. Причем неплохую. Тогда это незаконно было, игра на деньги, поэтому люди прятались, шифровались по-всякому, но все равно играли.
  -- Вот как ты думаешь, Антон, как им удавалось зарабатывать? - обратилась Лена к Антону. - Я не имею в виду жуликов, которые в поездах да в такси на юге лохов обыгрывали, и без штанов домой пускали. Я про обычных игроков, честных. Ну, играют четверо, все сильные игроки. Не может же один все время выигрывать, не жульничая? А если все выигрывают в среднем поровну, тогда откуда заработок?
   Антон задумался.
  -- Ну, есть у меня одно предположение, - ответил он наконец. - Я, правда, знаю, как это работает в другой игре - в покере, но, может, и в преферансе также. У меня приятель один есть, сын отцовского друга, америкос. Он музыкант по профессии, на кларнете играет, музыку пишет. Денег этим не заработаешь, классические музыканты - люди небогатые. Живет в Калифорнии. Так он, когда деньги кончаются, идет в покерный клуб, сидит там ночь, и возвращается с выигрышем - долларов пятьсот-семьсот за ночь, в среднем. Если очень не везет, может при своих остаться, но никогда не проигрывает. Так он мне говорил, что из шести человек за столом пять обычно выигрывают, - кто больше, кто меньше, - а один проигрывает. Потому что пятеро - игроки сильные, а шестой - только думает, что он сильный. Он-то и проигрывает. И списывает проигрыш на невезение.
  -- Правильно! - обрадовалась Лена. - Также и в преферансе. С той разницей, что этот один может знать, что он слабее, и на проигрыш идти сознательно. Он учится играть. Какой сильный игрок будет учить новичка бесплатно, время свое тратить? Я сколько хочешь случаев знаю, когда двое новичков садились играть с двумя сильными игроками, чтобы научиться. Это и стимул для обучения неплохой, зевать не будешь - деньги твои. Но в целом ты прав - люди проигрывают, потому что играют хуже, но никогда себе в этом не признаются. И приходят снова.
  -- Но мой отец так никогда деньги не зарабатывал, хотя мог бы, - продолжала Лена. - Наверное, странно звучит, но для этого он слишком серьезно относился к игре - не хотел, чтобы деньги становились отвлекающим фактором. Поэтому, когда его друзья организовали такой вот "подпольный клуб", он наотрез отказался туда войти.
  -- Друзей этих было четверо вначале. Кто постарше, кто помоложе, но игроки все классные. Играли серьезно. У них уже тогда были "клиенты", а когда они поставили это на регулярную основу, игра пошла вовсю. Ребята, что ли, такие симпатичные были, что с ними играть было приятно, или по какой другой причине, не знаю. Тогда они и стали новых членов клуба искать, поскольку желающих играть было много, а партнерами всех обеспечить не удавалось. А кого попало брать - тоже нельзя. Во-первых, конспирация - тогда можно было и сесть за такие игры. Во-вторых, качество игры. Поэтому вначале брали общих знакомых, потом - кого-то, кого знали один-двое из клуба. Принимать или не принимать, решали все вместе.
  -- И однажды кто-то из них предложил: мужики, мол, у нас правила уже и так чисто клубные: случайных людей нет, рекомендации, голосования... Давайте уж сделаем настоящий клуб, с уставом, взносами, чтобы не скидываться на съемную квартиру каждый месяц из кармана. Идея прошла на ура. Написали устав. Только вместо взносов придумали лучше: стали отчислять в клубную кассу десять процентов с каждого выигрыша. Кто бы ни выигрывал, одна десятая суммы шла в кассу.
  -- Вначале деньги в картонной коробке держали, и брали из нее по мере надобности - на квартиру, на новые колоды, иной раз в долг, если денег у кого не хватало. Но постепенно сумма росла, и пришлось заняться организацией. Надо сказать, росла она довольно быстро, потому что как раз время подошло, когда социализм кончился, появились быстро разбогатевшие люди, деньги не считали, играли по крупному. Ставки росли, члены клуба богатели, и касса тоже росла. Они уже и помещение постоянное сняли, зарегистрировали под какой-то клуб по интересам, обставили...
   Лена сделала паузу. Кофе был допит, и теперь сидели перед пустыми чашками.
  -- Хочешь, Антон, пойдем куда-нибудь, прогуляемся? Я по дороге буду дальше рассказывать.
   Антон не возражал.
  -- Пошли к Неве. Там прохладнее, можно на скамейку сесть.
   Они вышли из кафе на Невский проспект, и направились в сторону Адмиралтейства.
  -- У отца был друг близкий, Виктор. Он был одним из основателей клуба. Я его помню с младенчества, он часто у нас бывал. Вместе с отцом в карты меня учил играть. Он очень интересный был человек. Ко мне всегда хорошо относился, играл со мной, кукол, игрушки приносил. А я, понятно, влюблена в него была без памяти, лет с одиннадцати, - Лена грустно усмехнулась.
  -- Когда мне было четырнадцать лет, он мне предложил стать членом клуба. Я была своя, играла не хуже, даже лучше большинства членов. Никаких официальных ограничений по возрасту и полу в уставе не было. Виктор сказал, что сумеет заручиться поддержкой остальных.
  -- Я согласилась, не думая. Во-первых, чтобы чаще с ним быть. Во-вторых, я была совсем не прочь заработать денег - я уже тогда поняла, что моя семья из нищеты не выбьется, живя на инженерскую зарплату родителей. Думаю, Виктор отчасти и это имел ввиду, зная, что отец в клуб все равно не пойдет. Так и сделали. Некоторые в клубе поворчали, но после испытательного срока, когда поняли, что я один из лучших в клубе игроков, успокоились. Так я стала членом клуба.
  -- Жизнь у меня сразу поменялась. Хоть я играла не так часто, как остальные в клубе, поскольку приходилось от родителей шифроваться - меня отец убил бы - но деньги у меня появились немалые. Я и понятия не имела, что там такие ставки. На самое начало, на испытательный срок, Виктор за меня поручился - это правило такое, либо надо залог вносить, либо поручительство члена клуба обеспечить. Потому что к тому времени порядок уже был такой: все игроки со стороны, или "гости", должны были перед началом игры внести залог, на случай проигрыша, чтобы не было недоразумений. Тогда еще вносили наличными. А члены клуба могли хоть вообще с пустыми руками приходить, поскольку их проигрыш, если такой случался, покрывался из кассы клуба немедленно, а тот уже должен быть долг отдать в течение определенного срока.
  -- Как-то это так совпало, что вскоре после моего прихода в клуб, подошла пора очередной реорганизации. Иначе все грозило выйти из-под контроля. Помнишь те времена, девяностые? Огромные состояния делались из воздуха, люди богатые становились сказочно богаты, или разорялись в один миг. Игра пошла уже не просто крупная, страшновато становилось.
  -- И тогда "старики", - основатели клуба, - предвидя возможные проблемы, предложили организоваться по серьезному. Во-первых, защитить кассу клуба. О наличных деньгах уже речь идти не могла, поэтому было решено открыть счет в оффшорном банке. Во-вторых, подготовили новый устав. Юристов наняли, долго проект готовили. Суть заключалась в следующем: отчисления делались по-прежнему, но внесли пункт, согласно которому использование кассы ограничили исключительно нуждами клуба. Не его членов, а самого клуба. Расходы могли быть любыми - хоть казино в Лас-Вегасе покупай, хоть замок в Шотландии, если члены сочтут нужным, но только для использования всеми членами. Исключили любые лазейки - например, купить виллу в Италии можно, но нельзя передать ее в субаренду, или в пользование, одному члену клуба, или таймшер какой-нибудь устроить. Чтобы не было соблазна кассу поделить. Например, океанскую яхту купили, но ни один, или там двое, из членов клуба, не могут ее взять и отправиться на отдых. Там какая-то цифра есть, не помню точно - должно быть минимум то ли семьдесят, то ли восемьдесят процентов состава клуба, чтобы использование клубной собственности было законным. Инвестиции тоже допускаются любые, они и делаются, но все доходы опять-таки идут в кассу. Займы членам клуба - только краткосрочные, исключительно на покрытие проигрыша.
  -- Это все решили сделать потому, что касса стала расти на глазах, и были опасения, что кто-то может сделать попытку ею завладеть. К тому времени члены нашего клуба, из давних, обзаводились связями, сами становились кто бизнесменами, кто политиками, кто метил на высокие посты в государстве... Потому что, когда наступило время возможностей, у них уже был кое-какой капитал заработан. Но из клуба никто почти не уходил.
  -- С членством тоже определились. Принимали все также, по рекомендации, с испытательным сроком. Но ввели обязательную ежегодную регистрацию. Если в течение двух месяцев в году, отведенных на регистрацию, человек не подтверждает свое членство, он выбывает из клуба навсегда. Восстановить членство нельзя. Зарегистрироваться очень легко - по электронной почте, на клубном интернетовском сайте, по телефону, по почте. Можно и лично. Но для этого надо явиться в офис обслуживающей нас юридической конторы в Брюсселе. Регистрация простая - надо просто сообщить свой пароль и сказать, что ты "в игре". Я всегда по Интернету регистрируюсь. Там весь список членов есть - не настоящие имена, а кто под каким проходит - у нас далеко не все друг друга знают, кто есть кто в реальной жизни. И сразу видно, кто зарегистрировался, кто еще нет. Нет, - спохватилась Лена, - есть еще одно условие: человек должен лично прийти хотя бы на одну игру в течение года. Иначе регистрация не будет действительной. Могут быть редкие исключения - болезнь, тюрьма, полет в космос - но каждый отдельный случай рассматривается и утверждается клубом.
  -- Выйти из клуба еще проще - процедура такая же, но сделать это можно в любой момент. Как только вышел из игры - членство прекращается полностью. Пароль аннулируется, на сайт больше не зайдешь, в помещение клуба без приглашения тоже, и это навсегда. У нас только два человека за всю историю клуба вышли добровольно. Но исключить человека из клуба тоже нельзя, даже общим голосованием. Кстати, все решения принимаются общим тайным голосованием, и только единогласно. Никакого подавляющего большинства. Если хоть один из действующих членов против, или воздержался, решение не проходит. Поэтому и исключить нельзя - его голос тоже считается. Только на один случай есть сложная процедура, позволяющая аннулировать членство - если человек в срок не вернет сумму, которую он должен в кассу клуба, для покрытия проигрыша. Никогда такого не случалось. А проигрыши покрываются из кассы почти всегда. Потому что ставки стали такими высокими, что у большинства даже денег таких наличных нет - все же куда-нибудь вкладывают, в недвижимость, в акции, чтобы деньги не лежали зря.
  -- Вот, Антон, такая картина сложилась в клубе вскоре после моего прихода. У меня денег было много, только тратить я их не могла. Я ведь по тем же ставкам играла, и почти никогда не проигрывала. - Лена улыбнулась. - Смешно, в семье машины не было, я в школу должна была на метро ездить, а сама могла уже любую иномарку себе купить. Я тогда с одним таксистом договорилась - шла как будто на метро утром, он меня оттуда забирал, довозил почти до школы, я незаметно выскальзывала, и шла пешком дальше. И одежду начала все же хорошую себе покупать. Что-то врала безбожно маме, говорила, что продается по случаю за полцены. Брала у нее немного денег, может, одну десятую стоимости, добавляла из своих, и все были довольны. Мама, может быть, о чем-то и догадывалась, а отец нет.
  -- Вот, значит, как все объясняется, - вставил Антон. - А то в школе разные версии ходили. Я даже подрался там, с одним, хотя с тобой даже знаком не был.
  -- Правда? - изумилась Лена. - Из-за меня подрался?
  -- Ну, да, - смущенно сказал Антон. - Да он, вообще, заслуживал, и за другие дела... Но ты рассказывай дальше, - попросил он.
  -- А дальше подошел август девяносто восьмого года... Я тебе уже говорила, что среди наших уже были очень высокопоставленные люди. Один, во всяком случае, сам занимал пост, и еще кое-кто имел связи на самом верху. Так вот, незадолго до событий, собрали экстренное заседание клуба. Всем объявили, с условием хранить тайну, о готовящемся дефолте. Рассказали, какие будут последствия. Назвали даты. Это все для того, чтобы члены клуба могли принять меры - мало ли у кого какая ситуация. А в заключение внесли предложение: срочно высвободить значительную сумму из средств клуба, и вложить их в одну очень спекулятивную операцию. Которая, в свете грядущих событий, неизбежно должна была принести чудовищную прибыль. Сначала к идее отнеслись настороженно, искали подвох. Но все знали, что касса в безопасности, что поделить ее нельзя, а деньгами никто в отдельности не рискует. Потом, речь шла не о всей сумме, а примерно о половине. "Старики-основатели" всегда носились с идеей усиления клуба, им нравилось, что однажды созданная ими структура становится столь мощной организацией. Короче, прошло предложение. Срочно продали самые ликвидные активы, под другие займы кое-какие взяли, и вложились. Результаты превзошли все ожидания. Сумма, которую в результате получил клуб, просто завораживала.
  -- Осенью девяносто восьмого года клуб переехал. Мы купили особняк на Цветном бульваре - его освободил какой-то разорившийся банк, один из многих в то время. Вложили гигантские деньги, и сделали не клуб, а просто храм игры какой-то. Четыре игровых зала, множество подсобных помещений, ресторан, боулинг, бильярдные, сауны, даже спальни. Не столько для себя или гостей, - мы туда играть ходили, - сколько для охранников и водителей наших шишек. Игра иной раз на всю ночь затягивалась, и парням себя девать некуда было. Внутрь же, где игра идет, вход разрешен только игрокам.
   Лена повернулась к Антону лицом. Они к тому времени уже сидели на скамейке на набережной.
  -- Я тебя не утомила?
  -- Нет, что ты, Лена. Безумно интересно. А как у вас игра проходит?
  -- Ну, это целая процедура с этикетом. Во-первых, зависит от гостя. Если это человек проверенный, он только должен подтвердить наличие у него средств, и свою способность их немедленно перевести в случае проигрыша. Новые люди, когда определяются ставки, должны либо внести оговоренную сумму прямо на специальный клубный счет, либо открыть аккредитив, гарантирующий оплату. Большинство просто вносят деньги, у клуба репутация безупречная.
  -- Сама игра проходит в одном из четырех залов. Они все одинаковые - посередине круглый стол с креслами, в одном конце барная стойка, несколько столиков, кресла для желающих отдохнуть. Всем обеспечена возможность сохранить инкогнито. Для некоторых это очень важно, поскольку они положение занимают высокое, да и вообще, когда о таких деньгах речь идет, никто не хочет себя особенно афишировать. Поэтому в клуб можно войти незаметно - въехать в подземный гараж, и подняться на лифте наверх. Все делается для того, чтобы никто друг с другом не столкнулся.
  -- А во время игры? - спросил Антон.
  -- Во время игры в зале темно. Прямо над столом висит лампа, которая освещает только поверхность стола, на лица свет не падает. Только руки с картами на столе. Ты будешь смеяться, но некоторые приезжают и играют в масках. И говорят, когда это необходимо, почти шепотом. Очевидно, это те, которых слишком часто показывают по телевизору.
  -- На столе - машинка для тасования и раздачи карт, как в казино. Карты, понятное дело, клубные, меняются после каждой игры. Официанты приносят напитки желающим, за счет клуба. Если кто в перерывах захочет отдохнуть, сесть за столик, это тоже все в полумраке, только дорожки светящиеся на полу.
  -- Когда игра кончается, проводят немедленный расчет. Проигравший или выигравший гость идет в соседнее помещение, где есть все необходимое оборудование, спутниковая связь, компьютеры, персонал. Перевод средств делается немедленно. Проигравшие члены клуба рассчитываются с кассой в течение трех дней.
  -- Ух ты, - резюмировал Антон.
   Лена на минуту задумалась, соображая, что рассказывать дальше.
  -- А в семнадцать лет у меня начался роман с Виктором, - она быстро взглянула на Антона, - по моей инициативе. Он никогда никаких таких попыток не делал. Хотя я с некоторых пор понимала, что ему очень нравлюсь. Поэтому мне пришлось все взять в свои руки.
  -- Короче, я его соблазнила. Он стал моим первым мужчиной. Он был очень растерян, - все-таки близкий друг отца, - но я ему сказала, что наши отношения должны остаться между нами, что я не хочу, чтобы кто-то еще об этом знал.
   Лена опять помолчала.
  -- Теперь у меня уже было две тайны от родителей - клуб и отношения с Виктором. Хотя, к тому времени я уже начала выходить из-под их контроля.
   Глаза Лены стали печальными. Она продолжала:
  -- А с Виктором мне было удивительно хорошо, хотя у меня уже не было к нему такой уж безумной любви. Он меня очень многому научил. Посоветовал, куда деньги вложить, помог счета открыть. И вообще, по жизни, я от него многому научилась. Я и так, по развитию, всегда была взрослее своих лет, потому что все время крутилась вокруг взрослых. А в клубе, где у меня было такое же право голоса, как у всех, я повзрослела очень быстро - ответственность-то серьезная. Поэтому у меня к сверстникам большого интереса не было. Тем более, что около меня почему-то всегда крутились удивительные жлобы.
  -- Виктор же очень любил меня. Он сразу предложил мне выйти за него замуж. Я же и слышать об этом не хотела. К чести его, он меня этим не донимал. Сказал только, что если я когда-нибудь передумаю, предложение остается открытым. И был очень терпелив со мной, ни разу ни в чем не упрекнул. У меня было несколько коротких увлечений, он догадывался, да я их не особенно скрывала... Он был очень умным... Поэтому я никак не могла предвидеть, что мы будем так тяжело расставаться.
   Лена выпрямилась.
  -- Я уже вся затекла сидеть. Пошли дальше. И вообще, нам скоро надо будет о еде подумать.
   Они встали, и сразу остановились, соображая, куда идти. Антон сказал:
  -- Давай сольемся с народом. Я имею в виду, пообедаем, где попроще. То есть я теперь понимаю, что наш вчерашний ужин для тебя как яичницу на завтрак съесть, - ты могла бы весь этот ресторан купить, вместе с тем усатым шефом, но мне как-то комфортнее в "Пит-стопе".
  -- Дурак ты, Антон, - беззлобно сказала Лена. - Я сама в таких местах бывала два с половиной раза. И ты, кстати, там вел себя гораздо увереннее, чем я. Не у всех же родители дипломаты, - уколола она его. - А если будешь так говорить, я тебе больше ничего не расскажу.
  -- Да ладно, Лен, - улыбнулся Антон. - Ты же знаешь, что я шучу.
  -- Ну, хорошо. Только пойдем лучше в "Идиота". А то опять по Невскому идти, гарь эту нюхать.
   Они пошли вдоль Невы к Медному всаднику, потом повернули налево, к Исаакиевской площади.
   Лена, между тем, продолжала свой рассказ.
  -- Виктор был просто вне себя, когда я предложила ему перевести наши отношения в разряд дружеских. Я действительно хотела, чтобы мы были друзьями, я вовсе не хотела его терять насовсем. Но он как с ума сошел. Вдруг стал меня ревновать, допытываться, кто у меня появился. У меня никого не было, я ему об этом сказала, но он не верил. Я просто в ужасе была, настолько это было не в его стиле. Он даже стал угрожать, что расскажет все моим родителям, чтобы они заставили меня выйти за него замуж. На это я только смеялась. К этому времени родители уже никак не могли на меня повлиять. Я рассказала им про клуб, про свои деньги. Так вышло, что у мамы совсем плохо со здоровьем стало года полтора назад, ей в городе жить теперь просто нельзя. Поэтому я все им выложила, поставила перед фактом. Купила хороший дом в области, они бросили свою бестолковую работу, и поселились там. Положила для них денег в банк, достаточно для безбедной жизни, они теперь ни от кого не зависят, что бы со мной ни случилось. Мама пошла работать в школу учительницей, в соседней деревне. Не для денег, понятно, - Лена улыбнулась. - Повезло детям, у них никогда такой образованной училки не было, сто пудов. А отец рисует, и что-то там разводит - цветы, деревья. И играет в преферанс с соседями, по вечерам.
  -- А себе я купила ту квартиру на Красной Пресне. Да, а Виктор в результате этих скандалов вымотал меня вконец, и я ему пообещала, что встречаться ни с кем не буду, хотя бы полгода. Ну, типа мы взяли тайм-аут, чтобы разобраться в своих отношениях, - Лена взглянула на Антона. - А спустя две недели меня Мишка позвал к себе на день рожденья. Где мы с тобой и встретились.
  -- И ты из-за этого со мной не встречалась, - тупо выговорил Антон.
  -- Из-за этого, - ответила Лена. - Я выдержала ровно полгода, день в день, - Лена помрачнела. - И тут все началось.
  -- Вернее, началось все, видимо, раньше. Но никто этого не понял. Этой весной умер один из членов клуба. Утонул, купаясь в своем бассейне.
  -- А надо сказать, что смерть члена создает в нашем клубе ситуацию необычную. Дело в том, что, как ни странно это звучит, смерть человека не влечет за собой немедленного прекращения его статуса как активного члена. Поэтому все важнейшие решения, требующие голосования, откладываются до окончания очередного срока регистрации. Регистрация, понятно, покойным не возобновляется, тогда и ставится вопрос о приеме новых членов. Это не нарушает повседневной деятельности: все расходы и бюджет все равно утверждаются на год вперед, так что большой проблемы в этом нет. Вот, а потом еще один произошел странный случай. Один из членов неожиданно вышел из клуба, прекратил членство. Понятно, ему сразу был отрезан любой доступ к клубным делам, но тех, кого он знал лично, он уверял, что ничего подобного не делал, что кто-то воспользовался его паролем. Ситуация экстраординарная, но сделать ничего нельзя. Всем остальным посоветовали немедленно сменить пароль, и охранять его понадежнее.
   В "Идиоте" они сели за столик у окна, и стали изучать меню. По местной традиции, как только они сделали заказ, им принесли вместе с хлебом по пятидесятиграммовому стаканчику водки.
  -- Ты как хочешь, Лена, - произнес Антон, - а мне после того, что я услышал, это просто необходимо.
  -- Я уже почти все рассказала, - ответила Лена. - А водки с тобой выпью.
   Они выпили. Лена продолжила рассказ.
  -- Виктор много раз говорил, что это только вопрос времени, пока кто-нибудь сделает попытку завладеть кассой клуба. Хотя, "кассой" ее продолжали называть только по привычке. После той удачной операции в девяносто восьмом клуб нанял одну крупную западную контору, которая и начала заниматься нашими инвестициями. По уставу, значительная сумма продолжала лежать специальном счету, для обеспечения игры. Но хоть там и много денег, это только ничтожная часть капиталов клуба. Инвестиции приносят колоссальный доход, который вновь реинвестируется - у клуба нет слишком уж больших расходов, поэтому касса растет не по дням, а по часам. Понятно, мы получаем ежегодный отчет по состоянию наших дел, и сумма там, конечно, указывается. Это один из пунктов общего собрания после окончания ежегодной регистрации...
  -- И... сколько там? - спросил Антон, поколебавшись. - Если это, конечно, не секрет.
   Лена слегка пожала плечами, как бы говоря, какие, мол, теперь секреты. Немного наклонилась через стол к Антону и тихим голосом назвала сумму.
   Антон оцепенел. Он замер, будто в трансе, рот его приоткрылся, и лицо приобрело выражение величайшего изумления. Потом поморгал растерянно, попытался что-то сказать, но у него получился только какой-то нечленораздельный звук.
  -- Антон, ты в порядке? - обеспокоилась Лена.
   Антон начал приходить в себя.
  -- Прости, переклинило чуток...
   Лена рассмеялась:
  -- Магия цифр.
   Антон все еще не мог справиться с изумлением.
  -- Это же больше, чем... Постой, так сколько же у тебя самой тогда денег, если вы в кассу по десять процентов отчисляете?
  -- Ну, у меня далеко не столько, - отвечала Лена. - Во-первых, там от всех выигрышей собиралось, потом, иногда же и проигрывать приходится. А главное, сумма в кассе выросла благодаря инвестициям, иначе бы и десятой а то и сотой, части не было. Но для меня разница между тем, что есть у меня, и капиталами клуба, в общем, теоретическая. Я не могу себе представить, на что я могла бы истратить все свои деньги.
   Лена вдруг забеспокоилась.
  -- Антон, а может быть, я тебе напрасно об этом сказала? Ты ко мне не станешь теперь по-другому относиться? Для меня это, честное слово, не имеет никакого значения. Я не хочу, чтобы деньги хоть каким-то образом определяли мою жизнь...
   Антон засмеялся:
  -- Ладно, я постараюсь забыть об этой мелочи. Буду по-прежнему считать тебя Золушкой из новостроек. Но ты дальше рассказывай.
  -- Ну да, - Лена помолчала, вспоминая, на чем она остановилась. - После того случая нас, членов клуба, осталось десять человек...
  -- Не знаю, чем это объяснить, но мне стало как-то беспокойно. Расследование показало, что, в смерти того, утонувшего, не было ничего подозрительного. Он выпил лишнего, и ныряя, ударился о дно бассейна. Но я не могла успокоиться, вспоминая слова Виктора о возможных попытках завладеть кассой. Я стала нервничать, начинала подозревать подвох в самых невинных вещах. С Виктором я виделась время от времени, и не только в клубе. Иногда мы ходили поужинать куда-нибудь вместе, но не вдвоем, обычно в компании одного-двух старых друзей из клуба, которых я еще с детства знала. Я высказывала свои опасения, но меня успокаивали. Говорили, что устав клуба составлен таким образом, что изменить существующий порядок использования средств просто невозможно. Это уже даже голосованием невозможно изменить, если предположить, что все вдруг решили это сделать единогласно. Остается, правда, еще изменение самого устава, но это вообще вещь невероятная. Сделать это, конечно, теоретически можно, но надо, чтобы такое решение приняли единогласно все двенадцать членов клуба. То есть, например, когда пройдет следующая регистрация, и собрания снова станут действительными, окажется, что нас десять человек активных членов. С таким составом можно решать любые вопросы, кроме изменения устава клуба. Сначала надо будет принять новых членов, потом должен закончиться испытательный срок, и только потом станет возможной сама постановка такого вопроса. Так что причин для беспокойства вроде бы не было... И я успокоилась.
   Антон слегка напрягся, чувствуя, что Лена переходит к последним событиям, в результате которых они и оказались здесь, в Петербурге.
   Лицо Лены опять стало задумчивым.
  -- Три дня назад кончились те полгода, которые я обещала Виктору, и я позвонила тебе, - она посмотрела на Антона с грустной улыбкой. - Ты был очень терпелив все это время, а я себя вела по-свински. Мерзкий у меня характер, правда?
   Антон улыбнулся и сделал плечами жест, как бы говоря, мол, характер, конечно, не сахар, но ничего, справимся. Он ждал продолжения.
  -- Когда я к тебе ехала, мне позвонили на трубку. Секретарша Виктора, вся в слезах, сказала, что он тем утром разбился на автомобиле, по пути в офис из своего загородного дома. Лобовое столкновение с тяжелым грузовиком, на большой скорости. Машина всмятку, да еще загорелась. Когда подъехали люди, там уже спасать было нечего... - Лена прикусила губу, сдерживая слезы. - Грузовик потом нашли брошенным в нескольких километрах, был в угоне. По версии автоинспекции, пьяный хулиган-угонщик...
  -- Я тогда вся как оцепенела. Остановилась посреди улицы, и с места двинуться не могу. Все вокруг сигналят, а я сижу за рулем, в голове ни одной мысли. Наконец, собралась хоть как-то, отъехала к тротуару, воды из бутылки выпила, - все равно не отпускает. Это как тихая истерика, - по лицу Лены было видно, что она заново переживает те страшные минуты.
  -- Сколько так сидела, не знаю. Минут пятнадцать, наверное. Потом постепенно начала приходить в себя. Куда же это, я думаю, ехала? Не поверишь, минут пять вспоминала. Потом вспомнила, стала твой телефон искать. Домашний у меня в трубке записан, а мобильный - только дома, и в таком состоянии вспоминать его бесполезно. А о том, чтобы ехать на встречу - даже речи нет. Ну оставила сообщение, думаю, простишь меня, когда прочитаешь.
  -- Сама вышла из машины, и пошла по улицам пешком. Не хотела никого видеть, просто бродила по городу, собиралась с мыслями. Виктора вспоминала, наши дни вместе. Часа два ходила, потом чудом вспомнила, где машину оставила. Ни усталости не чувствовала, ни голода... Потом полегче стало, думаю, надо хоть съесть чего-нибудь, а то упаду. Зашла в первое попавшееся кафе, купила кофе, села за столик. У них там пусто было, и телевизор работал. Новости как раз передавали. И тут я слышу... - Лена остановилась и обратилась к Антону:
  -- Ты в тот вечер новости слышал?
   Антон смутился.
  -- Нет. Я тогда по всяким барам ходил, там только спорт показывали, да музыку... А что?
  -- Ну вот, я слышу, передают: в результате несчастного случая, находясь на отдыхе в Крыму, погиб...
   Лена назвала фамилию высокопоставленного правительственного чиновника, руководителя одного из ключевых министерств.
  -- Ну, и дальше, как обычно. Проводится расследование. Тяжелая утрата.
   Она посмотрела Антону в глаза.
  -- Он был один из наших. И тут я окончательно поняла, что происходит. У меня как включилось что-то в голове - все, о чем я подсознательно думала все это время, чего боялась, вдруг приобрело смысл.
  -- Теоретически допускалась вероятность, что кто-то настолько захочет завладеть средствами клуба, что пойдет на уничтожение всех остальных членов. Но это не имело бы никакого смысла, поскольку один человек не может изменить устав, - это могут сделать только все двенадцать членов, а без этого деньги останутся в распоряжении клуба.
  -- И тут я подумала: если в клубе останется только один человек, то ему и не надо ничего менять. Клуб - это он! Его голос - это сто процентов голосов. Он может распоряжаться клубной собственностью как угодно, потому что его присутствие - это стопроцентное присутствие членов клуба. Все условия соблюдены. Все, остается только ежегодная регистрация.
  -- И я поняла, что надо действовать. Хотя подозревала, что уже поздно.
  -- Я знала лично еще трех человек из наших, знала, как с ними связаться. Я тут же стала им звонить. Надо было решить, что делать. Уже было ясно, что все началось, что на нас идет охота. Потому что вся эта безумная затея имела смысл только в одном случае - в клубе должен остаться один человек. Иначе все без толку. Это как мизер - помнишь такую игру в преферансе?
   Антон наморщил лоб.
  -- Это где взяток не брать?
  -- Ну да, - ответила Лена. - Если в обычной игре заказывается определенное количество взяток, и задача играющего их набрать, то в мизере он не должен взять ни одной. Если взять хоть одну из десяти - игра проиграна. Очень сложная игра, нужно все очень тщательно просчитывать, ошибки не допускаются. Так и тут - кто бы это все ни затеял, в живых должен остаться только он один...
  -- Я не смогла дозвониться ни до одного из них. У одних не отвечали телефоны, другие, вроде как, где-то задерживались, и я догадывалась, что это означает...
   Лена остановилась. Антон потрясенно молчал.
  -- Я до сих пор не могу понять, почему я сама жива до сих пор. Я-то совсем легкая мишень, - продолжала Лена. - Я больше не стала звонить никому. Мне вдруг пришло в голову, что я не могу никому из них доверять.
  -- Домой тоже не поехала. Пыталась не паниковать, заехала в банк, взяла наличных денег побольше. Решила переночевать в гостинице. Забилась в номер, меня всю трясло. Мне было очень страшно одной. Голова не работала. Знала, что мне надо успокоиться, прийти в себя. Я чувствовала, да и сейчас чувствую, что есть какое-то решение, надо только все как следует обдумать...
  -- К ночи мне стало совсем плохо. Все думала о Викторе, и что его больше нет. Я стала звонить тебе, я просто не могла быть одна, думала, умру. Решила, что если меня до сих пор не выследили, то никто не знает, где я. И я тебя не подставлю, если ты придешь. Но тебя все не было. Наконец, оставила еще одно сообщение, проглотила несколько таблеток снотворного, и легла. Дальше ты знаешь.
   Антон взял Лену за руку.
  -- И что мы будем делать? Похоже, наши шансы невелики... Может быть, все же уехать?
   Лена покачала головой.
  -- Я об этом уже думала. Не думаю, что удастся скрыться. Операция, видимо, подготовлена тщательно, и средства затрачены немалые. Да и скрываться всю жизнь - я не могу себе представить. Единственный шанс - это вычислить этого... кто бы он ни был, и попытаться нанести ответный удар. Для этого мне надо вернуться в Москву. Ты, Антон, мне очень помог. Я совсем успокоилась, собралась, и теперь готова действовать.
   Она сжала руку Антона.
  -- Теперь ты сам видишь, насколько это опасно. Мне очень хорошо с тобой, Антон, но нам нужно расстаться на время. Ты не сможешь мне помочь, а рядом со мной сейчас находиться, - Лена невесело усмехнулась, - как рядом с бомбой, которая вот-вот взорвется.
   Антон посмотрел на Лену очень серьезно.
  -- Лена, что бы ты мне ни говорила, это не изменит ситуации. Я с тобой не расстанусь. Я решил. Поэтому не трать времени на споры, это ни к чему не приведет. Я с тобой останусь до конца, чем бы это все ни кончилось.
   Лена не могла сдаться сразу.
  -- Антон, ты отдаешь себе отчет, с какой силой мы имеем дело? Вспомни "несчастный случай" на отдыхе. Представляешь, какая там охрана была?
  -- Лена, я тебя не брошу, - повторил Антон упрямо. - Оставим этот разговор.
  
  

* * *

  
  
   Они решили провести остаток дня в Петербурге, и вернуться в Москву завтра, дневным поездом. Договорились больше не затрагивать сегодня эту тему, и постараться получить удовольствие от города. Они гуляли, болтали, провели пару часов в Эрмитаже. Прокатились на пароходике по Неве. Погода была все такая же теплая.
   Несмотря на всю опасность ситуации, Антон был странным образом счастлив. Он получил ответы на все свои вопросы, разобрался в причинах Лениного поведения, и понял, что его отношения с Леной не безнадежны. Он чувствовал, что Лене небезразличен, и надеялся, что со временем это перейдет во что-то более серьезное. А опасность? Антон надеялся, что им удастся что-то предпринять. Он уже прикидывал, с кем можно будет связаться в Москве, чтобы обсудить положение.
   Устав за день от прогулок по городу, они решили лечь пораньше. Еще не было десяти, когда, приняв по очереди душ, и пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по своим кроватям.
   Несмотря на усталость, Антон долго лежал с открытыми глазами. Было светло, как днем, и сон не шел. Он лежал, обдумывая свои впечатления от Лениного рассказа. Антон очень хотел ее защитить, он сделал бы что угодно, лишь бы оградить ее от опасностей.
   Наконец, мысли его стали путаться, он начал медленно проваливаться в сонное оцепенение. И тут вдруг сон слетел с него, и он сел на кровати. Посмотрел на часы, на дверь в Ленину комнату. На лице его отразилось колебание, потом он решительно встал, набросил на себя халат, и осторожно постучал в дверь. Ответа не было. Тогда он чуть приоткрыл дверь, и позвал негромко:
  -- Лена! Лена, ты спишь?
   Лена открыла глаза и приподнялась на кровати.
  -- Антон? Что случилось? - спросила она сонным голосом. Посмотрела в окно - было светло, как днем. - Пора вставать?
   Антон подошел к кровати, присел на край.
  -- Лена, я не могу спать, я до утра не дотерплю. Я лежал, думал обо всем, и придумал, - лицо его сияло. - Лена, выйди из клуба! Пусть этот мерзавец подавится! Все равно, ваш клуб уже не спасти. А тебя оставят в покое!
   Лена задумалась, потом с сожалением покачала головой.
  -- Я, Антон, об этом уже думала. Это, конечно, шанс, но очень небольшой. На какое-то время, наверное, можно спастись, но этот человек, в итоге, никого не оставит в живых. Мы теперь все свидетели, а значит, опасны. Если уж он начал убивать, ему теперь все равно, одним больше, одним меньше...
   Антон приуныл.
  -- Ну, все же, хоть какой-нибудь шанс. Ты все же девушка, может, не станет он и тебя тоже... Если ты уйдешь с дороги.
  -- Да, Антон, я так и сделаю. Только не прямо сейчас, а через день-два. Иначе мне не будет доступа ни к какой клубной информации, а где-то там, мне кажется, лежит ответ.
  -- Ну, ладно, - сказал Антон. - Зря я, выходит, тебя разбудил.
   Он начал подниматься с кровати.
   Лена вытянула свою руку из под простыни, взяла Антона за руку, останавливая его. Он сел снова, глядя на Лену.
   Простыня упала с одного ее плеча. В глазах Лены уже не было сна. Она молча смотрела на Антона, чуть улыбаясь. Волосы распущены по плечам.
   Антон сделал глотательное движение, мысли его смешались. Не отпуская ее руки, он повернулся к ней телом, склонился над ее лицом. Лена не двигалась, продолжая улыбаться.
   Ее губы ответили на его поцелуй. Он почувствовал их нежность, аромат ее дыхания, со слабым привкусом зубной пасты. Лена обняла его за шею, притянула к себе. Он лег рядом с ней, продолжая покрывать нежными поцелуями ее лицо. Простыня упала с ее груди, и он почувствовал, что на Лене нет никакой одежды. Он целовал ее шею, плечи, грудь, не веря происходящему. Лена потянула халат с его плеч; он приподнялся, сбросил его на пол, и, замирая, почувствовал всем телом гладкость Лениной кожи, тяжесть ее груди, округлость живота... Задохнувшись от нежности, он зарылся лицом в ее волосы, и проговорил:
  -- Я так тебя люблю, Лена... Еще со школы, хотя тогда этого еще не знал. Но теперь знаю точно. Я так тебя люблю...
   Лена прижала его голову к своей груди:
  -- Правда, Антон? Я так хочу в это поверить...
  
  

* * *

  
  
   Умиротворенные, они лежали молча, глядя в потолок.
  -- О чем ты думаешь? - спросила Лена.
   Антон помолчал некоторое время, затем ответил, все так же не отрывая неподвижного взгляда от потолка:
  -- Ну, раз ты спросила... Я думал о том, рос бы у Пиноккио нос, если бы он в нужный момент скрещивал пальцы?
   На этот раз замолчала Лена, обдумывая услышанное. Потом приподнялась на локте, внимательно посмотрела на Антона и вздохнула:
  -- Поняла. Ты бредишь. Потрясение было слишком сильным, и твой бедный мозг не выдержал, - она приняла прежнюю позу - взгляд в потолок. - Мужчины!
  -- Нет, правда, Лен. Не знаю, отчего в голову пришло, - Антон улыбался. - Помнишь, у Пиноккио все время рос нос, когда он врал? Ну, в мультике, помнишь?
  -- Ну, помню, - ответила Лена, тоже начиная улыбаться.
  -- Ну так вот, а у нас даже дети знают, что если в этот момент скрестить пальцы на руке, то вранье не считается.
   Лена опять задумалась. Вопрос был серьезный.
  -- Во-первых, неизвестно, мог ли он вообще скрещивать пальцы, - ответила она, наконец, - он же был деревянный? Неизвестно, как там его Папа Карло вырубил. Нет, это у Буратино был Папа Карло. Ну, неважно, вырубил там один. А во-вторых, неизвестно, подействовал бы наш русский метод на итальянского Пиноккио?
   Антон оживился.
  -- Ну вот, ты же и нашла ответ. Наш Буратино, он, строго говоря, не итальянец. И у него-то как раз нос не рос. Он, видно, знал, когда там что надо скрещивать... - он опять задумался. - Видишь, как получается - цивилизованные герои живут по правилам, а наши всегда норовят что-нибудь такое замкнуть в системе, чтоб не росло, или наливало бесплатно, или крутилось в обратную сторону...
  -- Ну ладно, ладно, не очень то наезжай на наших, - засмеялась Лена. Хотя, ты прав, вообще-то. А что делать, если нас всех так воспитывают? Все с детства и начинается. Тот же вот А-Эн Толстой позаимствует героя у другого автора, и забудет на него сослаться. А потом поколение за поколением детей воспитываются на сказке, не подозревая, что единственная ссылка на настоящего автора, детям все равно непонятная - это имя Папа Карло. Карло Коллоди - так ведь звали автора "Пиноккио"?
   Теперь Антон опирался на локоть, глядя на Лену в шутливом ужасе.
  -- Лен, ты меня пугаешь. Ты все-таки знаешь слишком много для девушки столь нежного возраста. Очень скоро ты поймешь, что мой бедный маленький мозг просто не в силах сравниться с твоим... с твоим уникальным мыслительным аппаратом, и бросишь меня.
  -- Не думай, что от меня так просто избавиться, - последовал ответ. - И никакие это не знания, просто от природы хорошая память. Причем исключительно на бесполезные вещи. Лучше бы телефонные номера запоминала - это же просто беда. А по-настоящему я знаю всего несколько вещей, но уж зато твердо. И одна из них, - она тоже приподнялась, и ее лицо оказалось совсем близко от лица Антона, а голос понизился до шепота, - одна из них - это то, что я очень люблю тебя, Антон...
   И Антон понял, что это сказано серьезно. Непонятно отчего, к горлу подкатил комок, и он подумал, что вот об этом ощущении, наверное, и говорят: "переполняет счастье". Все же он не смог удержаться, и, прежде чем раствориться в ласковом море вновь охватившего его желания, потрогал ее за нос и спросил, тоже шепотом:
  -- А ты не скрестила при этом пальцы?
   Ответом ему был тихий счастливый смех.
  
  
   Глава четвертая
  
  
  
   В Москве тоже было тепло, хотя не так палило, как в Питере. Их вагон оказался в хвосте поезда, поэтому пришлось довольно долго идти по перрону. По понятной причине, им не удалось выспаться в предыдущую ночь, поэтому весь обратный путь они продремали в купе. Теперь они шли, взявшись за руки, не говоря ни слова. Может быть, причиной тому был неосвежающий дневной сон под стук колес, но, скорее всего, их обоих одолевали тревожные мысли. Каникулы, взятые у времени взаймы, безвозвратно кончились, и теперь предстояло взглянуть в глаза реальности. Которая, оба это понимали, не обещала им ничего хорошего.
   Антон катил за собой чемодан на колесиках, приобретенный в спешке сегодня утром, когда они поняли, что купленные вещи некуда класть.
  -- Ну что, Лен, - вымолвил, наконец, Антон. - У тебя есть какое-нибудь подобие плана? Потому что мне ничего в голову не лезет.
  -- Плана нет. Для начала нам надо найти убежище, - я думаю, в гостиницу опять, куда еще? Только не в "Мариотт". Как-то мне тревожно туда возвращаться. И еще мне нужен компьютер с Интернетом. Поэтому гостиница нужна все же приличная, с бизнес-центром.
  -- Знаешь, Лена, я подумал, нам, наверное, лучше пойти ко мне домой. Никто не знает, что ты со мной - нас никто никогда вместе не видел. Дом у нас хорошо охраняется, там даже безопаснее, чем в гостинице. Внизу консьержка, которая обязательно мне позвонит, если кто-то незнакомый попытается подняться в квартиру. Да и дверь там двойная, стальная. А в гостинице проходной двор. В "Мариотте" в два часа ночи хоть бы кто-нибудь спросил, куда я иду. Там от каждого стука будем шарахаться. И Интернет у меня есть.
   Лена задумалась.
  -- Пожалуй, ты прав... Мне просто... страшно, что я тебя все больше втягиваю в свои проблемы. Господи, ну почему все так не вовремя случилось, - жалобно проговорила она, заглядывая Антону в глаза. - Так все хорошо могло сложиться.
  -- Все будет хорошо, Лена, - он попытался придать своему голосу как можно больше уверенности. - А отдельных от меня проблем у тебя больше нет. Или мы решаем их вместе, или... они решают нас. Тьфу-тьфу-тьфу.
   Они уже подходили к зданию вокзала. Антон непроизвольно скользил глазами по лицам встречающих, пытаясь поймать направленные на них взгляды. Он заметил, что Лена делает то же самое. "Да что ж я делаю? Я все равно никого из них не знаю в лицо. Да и не пришел бы никто из них сам, даже если бы мог каким-то образом знать, что мы в этом поезде. Нашли бы кого послать".
   Они направлялись к выходу на платную стоянку, справа от вокзала. Лена на ходу рылась в сумочке в поисках ключей.
   Вдруг Антон остановился и сказал:
  -- Лена, давай зайдем внутрь на минуту.
   Лена, ни говоря ни слова, направилась к входу в вокзал, увлекая за собой Антона.
   Они вошли внутрь, прошли чуть вперед, и, направляемые Антоном, подошли к стене и остановились.
   Лена чуть удивилась.
  -- Что ты задумал? Я решила, что тебе надо в туалет зайти.
  -- Нет, Лена. Я хочу, чтобы ты здесь меня подождала две минуты. Может, я, конечно, параноик, или фильмов насмотрелся, но... Короче, подожди здесь с чемоданом, я вернусь и объясню, в чем дело. Тогда и будешь смеяться.
   Лена кивнула и сказала:
  -- Только недолго, прошу тебя. Мне одной очень неуютно.
  -- Я мигом, - сказал Антон, направляясь обратно, к выходу на платформы.
   Действительно, прошло чуть больше минуты, как Антон вернулся. Но за это время с ним, без сомнения, что-то произошло. Лицо его было очень бледным, зубы стиснуты, в глазах - уже не тревога, а вполне различимый страх.
   Этот страх мгновенно передался Лене. Она шагнула Антону навстречу, воскликнув:
  -- Что случилось, Антон?
   Услышав панические нотки в словах Лены, Антон вдруг сразу успокоился. Он взял ее за руку, обнял за плечи, и отвел назад, к стене. Потом сказал негромко:
  -- Машина отменяется. Едем на такси.
   Увидев непонимание в глазах Лены, он добавил:
  -- Если, конечно, ты не имеешь привычки возить на днище, под водительским сиденьем, плоские металлические ящики с проводами.
  
  

* * *

  
  
   К Антону в квартиру они попали через два часа. Этому, однако, предшествовал целый ряд мероприятий, направленных на то, чтобы место их пребывания осталось никому не известным.
   Первое, что могла вымолвить Лена, когда она осознала смысл сказанных Антоном слов, было:
  -- Нельзя на такси. Выходит, они знали, что мы в Питере. Значит, они сейчас где-то здесь, - Она оглянулась. - Нельзя выходить из вокзала.
   Антон на секунду задумался.
  -- Ты права. Нам надо оставаться на людях. Сначала давай все обдумаем, - он помолчал, соображая. - Пойдем куда-нибудь сядем, чтобы можно было поговорить.
   Стараясь не оказываться вдали от скоплений народа, они отправились на поиски ресторана. Один, который был тут же, оказался закрытым, и они, получив указания у какого-то носильщика с бляхой, направились в другой. Кое-как найдя дорогу среди каких-то заборов и переходов, обозначающих перманентный ремонт в промежутке между Ярославским и Ленинградским вокзалами, они отыскали, наконец, работающий, полупустой в этот час, ресторан.
  -- Я вот что думаю, Лена, - сказал Антон, когда они сели и заказали кофе и минеральную воду. - Вполне вероятно, что те люди, что... - он еще понизил голос, - заминировали твою машину, не знают, когда мы возвращаемся, а значит, на вокзале их нет. Я почему так думаю: если бы они за нами еще тогда следили, когда мы уезжали, нас было бы гораздо проще в пути достать, или в Питере - мы там совершенно не скрывались, ночами гуляли, и вообще... Зачем бы им такой шум поднимать?...
  -- Тогда как они узнали, где машина? - спросила Лена.
  -- Нашли. Думаю, тебя начали искать, после того, как ты в тот вечер дома не появилась. Машину твою, конечно, знали, и стали искать ее в очевидных местах - на вокзалах, в аэропортах. Нашли, и решили подготовиться к твоему возвращению.
   Лена нахмурила лоб, обдумывая услышанное.
  -- Может быть, ты прав, - было видно, что она немного успокаивается. - Но все же, что, если они кого-то оставили дежурить на вокзале?
  -- Круглосуточно, третий день? Мы даже сами не знали, когда вернемся. Но ты права, на всякий случай надо выйти из вокзала незаметно.
  -- Каким, интересно, образом, Антон? Если за нами уже следят, нам от них не оторваться. А если нет, тогда можно просто взять такси, и ехать.
  -- Нет, Лена. Береженого Бог бережет. Сейчас попробую что-нибудь сделать. Посиди за столиком. Если увидишь хоть что-нибудь подозрительное, кричи.
   Антон встал и направился к двери, ведущей, как он предполагал, на кухню. Встав на пороге, он спросил у ближайшего человека в поварском колпаке, который резал огромным ножом у стола какие-то вялые листья:
  -- Кто тут у вас главный? Позовите, пожалуйста.
   Человек, ни слова ни говоря, бросил нож, и ушел куда-то вглубь. Через минуту к Антону подошел какой-то мрачный тип с тусклыми глазами, тоже в колпаке, и в чудовищно грязном халате.
  -- Чего? - спросил он.
  -- У меня есть одна проблема... - начал Антон.
  -- А на хер мне твои проблемы? - спросил человек. - Мне своих хватает, - он начал поворачиваться, с явным намерением уйти. Надо было срочно принимать меры.
  -- Постой-ка, православный, - негромко сказал Антон, доставая из кармана стодолларовую бумажку.
   Глаза человека прояснились, он замер, не отводя взгляда от купюры.
  -- Это ты получишь, если выслушаешь мои проблемы. Если поможешь мне их решить, получишь больше.
   Теперь человек всем своим видом изображал готовность услужить. Он зачем-то вытер руки о халат, и показал гостеприимным жестом в дальний конец кухни, в сторону открытой двери крошечного кабинета. Антон молча направился туда.
   Пройдя несколько шагов, он бросил взгляд по сторонам, и вдруг остановился. Немного поколебавшись, он сказал своему провожатому:
  -- Мужик, стой здесь. Я сейчас вернусь... - и быстрым шагом пошел к выходу из кухни.
  -- Эй, куда? - обеспокоенно сказал человек в халате, не в силах оторвать глаз от Антоновой руки, сжимающей заветную зеленую бумажку.
   Антон махнул рукой, мол, сказано, стой здесь, и вышел в зал. Лена смотрела на него с ожиданием в глазах:
  -- Ну, что?
  -- Сейчас, решим вопрос. Я только на минутку вышел, чтобы сказать тебе: Лена, меня не будет минут десять. Умоляю, ни под каким видом не ешь ничего здесь, пока я договариваюсь. Я думаю, мы кофе-то напрасно пили... Он быстро поцеловал ее в губы и снова прошел на кухню.
   Человек в халате стоял на том же месте, не сводя глаз с двери. Увидев Антона, он перевел дух, и заторопил:
  -- Ну, пошли, пошли.
   Войдя в кабинет, Антон не стал садиться на предложенный стул, оперся руками на стол, и сказал мужику:
  -- Тут такое дело, отец. Я у одного тут девку увел. Ну, скатались мы с ней в Питер, я думал, он и знать не будет. А сейчас подъезжаем, мне друган на трубу звонит, говорит, вычислил он тебя. Дружков поставил вокруг вокзала, как на улицу выйдешь, встретят. А он хачик, пацан горячий, могут и завалить совсем. Мне своих пацанов звать тоже не с руки, проблемы чисто мои, так что если можно обойтись, выйти незаметно, я лучше с ним потом побазарю, когда остынет. Понял? - Антон положил на стол стодолларовую бумажку, подвинул к мужику. - Бери сотку.
   Человек ловким движением сгреб купюру, посмотрел на нее с обеих сторон, помял, и сунул куда-то глубоко, под халат. Посмотрел на Антона угрюмо, спросил:
  -- А я что могу?
  -- У вас тут есть дверь, через которую продукты грузят? С улицы?
  -- Ну, есть.
  -- Если есть крытый фургон под рукой, подгони его вплотную, как для загрузки, мы внутрь зайдем, он отвезет нас за угол и высадит. Если нет, пойди и найди. Сделаешь - получишь еще пятьсот.
   Глаза у мужика загорелись. Похоже, он уже готов был бежать за фургоном. Однако, жадность пересилила.
  -- Пятьсот маловато... Это надо сейчас фургон выводить, он у нас уже на ночь поставленный... С охранниками договариваться.
   Антон выпрямился, пожал плечами.
  -- Ладно, ты свою сотку получил. Найду еще кого-нибудь, - Антон направился к двери, у выхода приостановился, бросил через плечо: - А к тебе как-нибудь на днях зайду с пацанами, пообедать.
   Последнюю фразу Антон добавил так, просто чтобы не выходить из образа. Он был уверен, что мужик угрозы не испугается - не работают пугливые люди в привокзальных ресторанах. Но он был не в меньшей степени уверен, что жадность не позволит тому упустить такую выгодную сделку. Он оказался прав.
  -- Ну, ты че, парень, че? - заторопился мужик, - я ж правда, мне ж водителю надо дать, да охране... Ну ладно, ладно, сделаем, ты парень, видно, хороший, чего же не помочь. Я ж понимаю...
   Спустя двадцать минут Антон уже помогал Лене спуститься из задней двери высокого фургона, остановившегося в переулке неподалеку от вокзала. На Ленином лице было написано глубочайшее отвращение.
  -- Боже, что они возят в этом фургоне? - спросила она, пытаясь обнюхать себя, оттягивая для этого на груди футболку, - я чуть в обморок не рухнула.
  -- А ты видела их кухню? - спросил Антон.
   Лена застонала, и стала рыться в сумочке в поисках духов.
  -- Ну, дело сделано, - сказал Антон, беря чемодан за ручку. - Давай ловить тачку.
  
  

* * *

  
  
   Дома Антон первым делом включил компьютер для Лены, а сам стал проверять сообщения на автоответчике. Ничего важного. Он прошел на кухню, открыл холодильник. "М-да, - подумал он - этот холодильник помнит лучшие времена". В последний раз лучшие времена наблюдались в день отъезда родителей, когда мама набила холодильник до отказа продуктами, в тщетной попытке хоть ненадолго оттянуть грозный призрак голода, ждущий, она была убеждена, ее непутевого сына. Она не стала бы так стараться, если бы знала, что продукты будут с удовольствием употреблены друзьями и подругами Антона в тот же вечер, во время вечеринки, устроенной им по случаю отъезда родителей. Антон вздохнул, и закрыл дверцу. Он иногда скучал по родителям. В последний раз он навещал их на Новый год и Рождество.
   Он вернулся в кабинет, где Лена сидела за компьютером. Она уже закончила работать, и сидела в кресле с озабоченным лицом.
  -- Расклад такой, - начала она, отвечая на безмолвный вопрос Антона. - Двое вышли из клуба. Значит, действующих, живых, членов осталось пятеро, не считая меня. Я знаю лично троих, ни до одного мне не удалось дозвониться. Я не могу поверить, что кто-то из них мог все это затеять. Хотя, - тут она задумалась, - то, что я еще жива, можно объяснить тем, что они решили сохранить мне жизнь, все-таки столько... - Лена осеклась, вспомнив свой автомобиль на вокзале. - Нет, не стыкуется. Короче, если предположить, что мои друзья тут ни при чем, и они либо скрываются, либо... в общем, остаются два неизвестных.
  -- И еще я получила сообщение из офиса Виктора. Похороны завтра в два. Я хочу пойти, - сказала она ровным голосом.
  -- Лена, ты с ума сошла, - вскинулся Антон, - нам пока удалось от них ускользнуть, но уж там-то они точно будут тебя искать, - голос Антона смягчился, он положил руки ей на плечи, заглядывая в глаза. - Если он тебя любил, то это последнее, что ему надо - чтобы ты теперь подвергала себя опасности.
   Лена потерлась головой о щеку Антона.
  -- Знаю, Антон. Я не буду подходить близко. Я хочу как-нибудь незаметно понаблюдать со стороны, кто там будет. Может быть, я сумею что-то понять. Мы с тобой вместе попробуем разработать план, как это сделать.
   Антон нехотя кивнул, решив, что при разработке плана сумеет убедить Лену в неосуществимости затеи.
  -- А пока нам в любом случае нужна машина, - сказала Лена.
  -- Это верно, - отозвался Антон. - Сейчас позвоню Алику.
  -- И еще, - добавила Лена неуверенно. - Нам, наверное, надо позвонить в милицию, сказать что на вокзальной стоянке машина заминированная стоит. А то еще кто толкнет ее ненароком, люди пострадают.
  -- Не думаю, - ответил Антон. - Я там провода видел, они внутрь, под капот идут. Думаю, это посылка с точным адресом, взорвется только от поворота ключа зажигания. Так что пусть лучше думают, что ты еще не возвращалась, а если вернулась, ничего не знаешь о ловушке. Хорошо, что ты к машине не подошла, - добавил Антон. - А меня никто видеть не мог, я очень аккуратно все проделал. Да и не знает меня никто из них.
   Потом ему в голову пришла еще одна мысль.
  -- И потом, Лена, тебе сейчас только не хватало пристального внимания милиции. Они же тебя замучат допросами - кто, да зачем, под тебя бомбу заложил?
  -- Ну, этого можно было бы избежать, - ответила Лена. - Позвонить анонимно, а машина не на меня зарегистрирована - зачем мне к себе лишнее внимание привлекать? Есть одна контора, левая какая-то, там меня в жизни никогда не видели, у меня от них доверенность, и концов никаких. Но, если ты считаешь, что бомба не опасна, тогда действительно, пусть пока побудет. После позвоним.
  -- Ладно, звоню Алику.
  -- А я пока ванну приму, можно?
  -- Конечно. Сейчас дам полотенце.
  
  

* * *

  
  
   Алик оказался дома.
  -- Алик, это я, привет... Вернулся... Алик, можешь мне машину сейчас привезти?... Ну да, домой... Да нет, пиво-то как раз есть. С едой туго. Может, поесть чего-нибудь привезешь?... У тебя деньги есть? Я тебе отдам сразу, как приедешь... Да хоть бы и пиццу... Не, не надо никого... Нет, не один... Приедешь, узнаешь... Говорю тебе, приедешь - узнаешь... На стоянку поставь, я уже сегодня никуда не поеду... Ну, до скорого.
   Антон положил трубку.
   Он прислушался. Из ванной доносился тихий плеск воды. Он подошел к двери, легонько постучал и спросил:
  -- Лена, ты там справляешься? Тебе помощь не нужна?
   В помощи Лена не нуждалась, но от компании не отказывалась. Последовало приглашение войти.
   В результате, спустя несколько минут, Антон оказался сначала в мокрой одежде, а еще чуть позже, совсем без одежды. У Антона вдруг нашлось более приятное занятие, чем следить за временем, поэтому, когда раздался звонок в дверь, ему пришлось срочно искать в шкафу хоть какую-нибудь сухую одежду, и торопливо натягивать ее на себя.
   На пороге стоял, конечно же, Алик. Консьержки знали его чуть ли не столько же времени, сколько Антона, поэтому давно пускали к Антону без звонка.
   В руках у Алик была плоская коробка, от которой исходил запах горячей пиццы. Он посмотрел на Антона подозрительно.
  -- Ты чем тут занимался?
   Он вошел, огляделся по сторонам. Потом снова оглядел Антона, и сказал:
  -- Все понятно.
   Лицо его оживилось.
   Они прошли на кухню. Алик положил пиццу на стол, оглянулся на дверь, и зашептал:
  -- Тоха, что за баба-то у тебя? Новая, что ли? Я ее знаю?
   Антон поднес сжатый кулак к его носу, и сказал внушительно:
  -- Это не баба, это девушка моей мечты. Прошу относиться, и выражаться, соответственно.
   Алик заржал. Смехом это назвать было нельзя. Потом спросил ехидно:
  -- Еще одна? А что случилось с твоей драгоценной Леночкой?
   Антон не ответил. Он молча смотрел куда-то за спину Алика. Тот замолчал и обернулся. В проеме двери стояла Лена.
   На ней были простые голубые джинсы, и белая рубашка с закатанными рукавами, которую Антон выдал ей по ее просьбе. Она почему-то захотела надеть его рубашку. Чуть влажные волосы Лена убрала назад. Ничего особенного, но, по мнению Антона, выглядела она потрясающе. Судя по выражению лица, Алик это мнение разделял.
  -- Лена, познакомься, это Алик. Мы с ним в одном классе учились. Мой лучший друг, хотя иной раз ведет себя как свинья.
   Лена улыбнулась и протянула Алику, которую тот церемонно пожал.
  -- Очень приятно, - сказала Лена.
   Было очевидно, что Алик смущен. Несмотря на выраженную кавказскую внешность - видимо, азербайджанские гены продолжали доминировать даже после двух поколений ассимиляции - Алик легко смущался. А смущаясь, начинал хамить.
  -- А я вас помню, - ответил он. - Вы в нашей школе учились. Ходили вся из себя такая, - он повел плечами и сделал вихляющее движение толстыми бедрами.
  -- Алик! - возмутился Антон.
   Но Лена не нуждалась в защите. Она прекрасно знала, как справляться с мужчинами типа Алика.
  -- Я вас тоже отлично помню, - ответила она, глядя на Алика с улыбкой. - Я всегда считала вас очень симпатичным молодым человеком.
   Алик немедленно расплылся в улыбке. Он взглянул на Антона с превосходством и сказал:
  -- А я всегда блондинкам нравлюсь. Потому что я во, - он потянул себя за курчавую прядь волос, лежавших на его голове плотной шапкой, - видите, брюнет.
   Алик обожал строить из себя грубоватого, малообразованного малого. На самом деле он был очень неглуп, много читал, и учился на "отлично" в Финансовой академии.
   Алик уже доставал из холодильника пиво. Лена, наконец, обратила внимание на коробку, лежащую на столе. Она потянула носом воздух, и воскликнула:
  -- Пицца! - в голосе ее было отчаяние. - Антон, я и так с тобой за эти дни полтора килограмма набрала... - она открыла коробку, вдохнула, и зажмурилась. - Да еще с пивом!
  -- Да ты что, Лена, - успокаивал ее Антон. - Какие килограммы? В тебе веса никакого, - он обнял ее за плечи и поцеловал в щеку. - Тебя только на караты можно мерить.
  -- А я считаю, - авторитетно заявил Алик, оглядывая Лену, - что женщина должна быть полной.
  -- Ох, Алик, заткнись, пожалуйста, - только и мог сказать Антон. - Все уже поняли, что ты собой представляешь.
  -- Какой ты все-таки нечуткий, Тоха, - сказал обиженно Алик.
   С пиццей было покончено в считанные минуты. Лена махнула рукой на подсчет калорий, и решила не отказывать себе в удовольствии. Еще неизвестно, что будет завтра, думала она про себя. Пусть лишний вес будет самой большой моей проблемой. Тогда почему бы и пива не выпить?
   Когда она вышла зачем-то ненадолго, Алик закатил глаза, и выпятил толстые губы, что должно было выражать его полное восхищение. Он тут же стал тормошить Антона, возбужденно говоря громким шепотом:
  -- Антон, давай, рассказывай, как у вас все получилось? Ты что, с ней в Питер ездил? Вот это девушка! Ну, как там все, ну, вы с ней это?... уже? - он подтолкнул Антона плечом.
  -- Ох, Алик, успокойся. Как ты меня достал, - утомленно сказал Антон. - Хватит дурака валять.
  -- Я же говорю, Тоха, бездушный ты все-таки, - опять обидевшись, уже громко сказал Алик. - Я тебе всегда все рассказываю...
   Вскоре Алик засобирался. Несмотря на нарочито нахальное поведение, он вовсе не был навязчив, и знал, когда надо тактично удалиться. Несмотря на протесты, Антон всучил ему деньги за пиццу.
  -- Держи ключи, - сказал перед уходом Алик. - Эх, тачка у тебя классная... - он обратился к Лене. - Он вас уже катал на своем автомобиле? Правда, классная тачка?
  -- Отличная машина, Алик, я в восторге, - с улыбкой ответила Лена.
  -- Ладно, Алик, спасибо тебе за помощь, - попрощался с ним Антон. - Я позвоню на днях.
  
  
  
  
   Глава пятая
  
  
  
  
  
   Антон нервничал. С утра ему не удалось отговорить Лену от ее затеи, и теперь они стояли вдвоем у чьей-то могилы на Дубровском кладбище, стараясь издалека разглядеть лица в небольшой похоронной процессии, входящей в ворота. Вернее, старалась Лена, а Антон пытался уловить подозрительные взгляды, направленные на них.
   План, который они выработали совместно - правда, при усиленном сопротивлении Антона, который был против всей это затеи - заключался, коротко, в следующем: занять удобную позицию, и, не приближаясь к процессии, попробовать разглядеть присутствующих.
   Для этого они пришли за час до назначенного для похорон времени, и провели разведку. В сообщении, полученном вчера Леной, был указан номер отведенного участка, поэтому они первым делом изучили план кладбища. Выяснив, где находится приготовленная, пустая пока, могила, они прошли на территорию кладбища, и выбрали место для наблюдения с таким расчетом, чтобы, не привлекая внимания, пропустить мимо себя всю процессию.
   Они выбрали для своей цели могилу примерно за три ряда от главной аллеи, с не слишком высоким надгробием, которое позволяло смотреть поверх него, и в тоже время заслоняло их фигуры от проходящих по аллее. В случае чего можно было присесть на корточки, как бы поправляя что-нибудь на могиле, и, таким образом, вообще скрыться из виду.
   Лена была одета в черное платье до колен, черные же колготки и черные туфли на низком каблуке. На ней был по-монашески повязанный платок - вокруг головы, под подбородок, и вокруг шеи - который полностью скрывал ее волосы. Большие черные очки закрывали чуть не пол-лица. Когда она надела это все на себя, Антон должен был признать, что в лицо Лену узнать было невозможно. Однако он сказал тут же:
  -- Я бы тебя все равно узнал за километр по фигуре и походке.
   На это Лена ответила:
  -- Если я там увижу кого-нибудь, кого я надеюсь увидеть, я и сама к ним подойду. Даже если предположить, что кто-то из них стоит за всем этим, во что я по-прежнему не верю, на людях они ничего сделать не посмеют. А я в течение разговора почувствую, если что-то будет не так. Если же я пойму, что им можно доверять, попробуем что-нибудь выработать вместе - в этом случае, мы с ними в одной лодке. Так что маскировка эта - от других людей, которые могли видеть меня раньше только мельком, или вообще посланных, с фотографией и описанием.
   В ожидании процессии заняться было решительно нечем, поэтому они присели на низкую скамеечку у могилы, поглядывая в сторону кладбищенских ворот. В руках Лена держала большой букет цветов, которым она прикрывала лицо в темных очках.
   Антон уже в который раз читал надпись на надгробии:
   Вербицкая Оксана Анатольевна. 1981-2000. На полированной гранитной поверхности, выше надписи, вытравлен фотографический портрет девушки с темными вьющимися волосами. Он вглядывался в портрет, читал надпись, и у него начинало щипать глаза. Было жалко неизвестную девушку, чьи даты рождения и смерти были так печально близки друг к другу, и в голову лезли ненужные мысли о собственных датах...
   Сам Антон не считал нужным особенно изменять внешность, но все же надел бейсбольную кепку с длинным козырьком, и сменил обычные очки на темные. Черная футболка и черные джинсы составляли его траурный наряд. Теперь он все же снял кепку, потому что не мог оставить ее на голове, сидя у могильной оградки.
   Лена встрепенулась, посмотрела на часы.
  -- Похоже, это наши идут.
   Антон тоже начал вглядываться, как будто мог отличить "их" процессию от любой другой.
  -- Надо встать, - сказал Лена, - так я ничего не увижу.
  -- Подожди, Лена, - сказал Антон. - Давай вот как сделаем.
   Он встал, повернулся лицом к Лене, и сказал:
  -- Теперь вставай.
   Лена встала, он обнял ее за плечи и прижал к себе. Ее лицо оказалось подбородком на его плече. Когда она обхватила его руками, оказалось, что букетом можно по-прежнему прикрывать лицо. Сторонний наблюдатель мог бы сделать только один вывод: убитую горем женщину утешает близкий человек.
  -- Так можно было и поближе расположиться, - сказала Лена.
  -- Давай, смотри отсюда.
   Лена молча наблюдала некоторое время, потом тихо ахнула:
  -- Господи, мои родители. Они все же приехали.
  -- Они тебя могут узнать?
  -- Так, конечно, нет... Ой, мама заоглядывалась! Не буду ее гипнотизировать.
  -- А они не рассчитывали тебя здесь увидеть?
  -- Нет. Я им позвонила в тот вечер из "Мариотта", они уже знали про Виктора. Наврала чего-то, сказала, что не могу отменить важную поездку, поэтому не смогу пойти на похороны. Но ведь они тоже решили не ходить, мама себя плохо чувствовала. Все-таки собрались...
  -- Кого-нибудь узнаешь еще?
  -- С работы его люди, кое-кого знаю... Нет, все. Ни Фадеева, ни Николая... Давай еще постоим так немного, я посмотрю вокруг. Кто-то мог опоздать, или решил также, как мы, издалека...
   Так они простояли еще минут десять. За это время процессия прошла к месту захоронения, и там началась церемония.
   Лена и Антон отпустили друг друга, встали рядом. Лена смахнула слезу. Потом склонилась, положила букет на гранитную плиту, поправила цветы, и сказала:
  -- Спасибо, сестра, за помощь. Прости, что потревожили.
   Они стали выбираться к выходу, стараясь идти между надгробий повыше. В таких не было недостатка - некоторые походили на среднего размера гранитные крепости, с колоннами, башенками, и шарами. Большинство украшали надписи типа "Спи, братан...", или "Вовчику от пацанов". Наследие бурных девяностых.
   Выйдя из ворот, Антон опять огляделся, и замедлил шаг. Слева от них было мрачное бетонное здание с надписью "Дубровский некрополь" на стене.
  -- Лена, - сказал он. - Давай ты зайдешь внутрь и подождешь меня здесь. Я подгоню машину, а ты, как меня увидишь через дверь, быстро выходи и садись. Я прямо ко входу подъеду. Как-то мне неспокойно.
   Машину они предусмотрительно оставили не на кладбищенской стоянке, а прямо у обочины проходящей мимо дороги, метров за сто до въезда, и прошли остальной путь пешком, сделав вид, что идут с остановки автобуса.
   Лена подчинилась. С некоторых пор она решила доверять Антоновой интуиции.
  
  

* * *

  
  
   Человек сидел на заднем сиденье белой "девятки" с затемненными стеклами уже второй час. Машина нагрелась от солнца, и внутри было жарко, но он не обращал внимания на жару. Только открыл противоположное от дороги, невидимое с проезжей части, окно. К жаре он давно привык, ему приходилось долгими часами сидеть в засаде, на позиции, в гораздо более жарком климате - в горах, под палящим солнцем. Лучше жара, чем холод. На морозе не гнутся пальцы, и кожа пристает к ледяному металлу, а это гораздо хуже, чем мокрая от пота спина.
   Водитель, щуплый вертлявый мужичок, изнывает от жары и скуки. У него нет закалки, нет терпения. Вначале он пытался лезть с разговорами, жаловаться на жару, работу и хозяев, навязываться в приятели. Пришлось сказать ему несколько слов. С тех пор он не произнес ни слова, только все время ерзает на своем сиденье, вертит головой, и крутит ручки приемника. Можно ему сказать, чтобы он сидел тихо, и выключил радио. Тогда он будет сидеть смирно, и бояться даже взглянуть в зеркало на своего пассажира. Но пока он не слишком раздражает, так что пусть ерзает.
   Работа сегодня будет простая. Дорога здесь делает довольно крутой поворот, за которым путь не просматривается, и выезжающие из-за него со стороны кладбища машины едут медленно. Пройдя поворот, они снова разгоняются, и проезжают дальше, к светофору на перекрестке метрах в ста впереди. Та машина, которую он ждет, до перекрестка не доедет. С этой дистанции, и с таким оружием, даже прицельный огонь не обязателен. Любой бы справился. Расстрелять цель, удостовериться, что никто не выжил. Потом доехать до места, где стоит наготове другая машина, бросить эту вместе с оружием, и дело сделано. Владельца "девятки" ждет неприятный сюрприз, когда он узнает, с какой целью была угнана его машина. Ничего, пусть радуется, что назад ее получит. Со временем.
  
  

* * *

  
  
   "Тойота" Антона стояла на месте. Он не смог сдержаться, и, прежде чем сесть за руль, заглянул под машину, осматривая днище. "Интересно, как скоро я смогу избавиться от этой привычки?" - подумал он. Пока, впрочем, избавляться было рановато.
   Он въехал на заполненную стоянку, развернулся в три приема, и подъехал к двери, за которой его ждала Лена. Она быстро вышла, и села в распахнутую Антоном изнутри дверь. Не теряя ни секунды, Антон нажал на газ, и, выехав с площадки перед некрополем, повернул направо, по направлению к центру города. Он ехал быстро, почти не отрывая взгляда от зеркала заднего вида.
  -- Вроде, никого, - наконец, сказал он. - Никто за нами не увязался.
   Антона заметно повеселел. Он всерьез опасался этой затеи, поскольку был уверен, что даже если за Леной и следили на вокзале, им тогда удалось ускользнуть, а с тех пор у преследователей не было шансов обнаружить их в гигантском мегаполисе. А тут они сами волку в пасть полезли. Но, слава Богу, все обошлось.
  
  

* * *

  
  
   Неприметной внешности мужчина сел в машину, запаркованную напротив здания некрополя, нажал кнопку на мобильном телефоне. Ему ответили сразу. Он сказал коротко:
  -- Темно-красная "тойота-кэмри". Водитель и пассажир. Обоих.
   И нажал на кнопку отбоя.
  
  

* * *

  
  
   Услышав негромкий сигнал вызова, человек на заднем сиденье взял рукой в тонкой нитяной перчатке мобильный телефон. Водитель встрепенулся, замер. Человек нажал кнопку, и молча прижал телефон к уху. Послушав несколько секунд, отключил телефон, и потянул к себе лежащий рядом на полу автомат.
  -- Че, заводить? - спросил водитель, оборачиваясь.
  -- Заводи, - ответил он, опуская боковое стекло.
   Простая работа.
  
  

* * *

  
  
   Впереди дорога делала изгиб, и Антон сбросил газ. Потом заколебался, совсем замедлил ход. Перед поворотом была небольшая площадка; он съехал на нее с дороги и остановился.
  -- Лена, давай сначала решим, куда мы едем. У тебя появились какие-нибудь соображения?
  -- Похоже, зря съездили. Ничего нового я не выяснила, лишь подтвердила то, что и так знала. - Она вздохнула. - Если за сегодняшний день ничего не придумаю, остается одно: выйти из клуба, а там будь что будет. А после, может быть, действительно, уехать куда-нибудь на время...
  -- Да, похоже, это единственный выход. А сейчас что делаем? У меня дома еды нет - купим чего-нибудь, или пообедаем в городе?
  -- Поехали в город. Я знаю одно замечательное место, на Петровском бульваре, там все очень вкусно и нежирно готовят.
  -- Отлично. Только не хочется через центр ехать - в пробках два часа постоим. Тут где-то близко МКАД, но ехать, кажется, надо было в обратную сторону.
   Он развернулся на небольшой площадке и выехал на дорогу в обратном направлении, следя, чтобы из-за глухого поворота не выскочил неожиданно автомобиль.
  
  

* * *

  
  
   Спустя пять минут неприметный человек снова набрал номер.
  -- Почему не звонишь?... Как не появлялся?... Подъезжай сюда. Если увидишь их по дороге - вдруг сломались, или колесо прокололи - действуй по обстановке. Если нет, проезжай дальше, может, догонишь. Позвонишь в любом случае.
   Он нажал на отбой. На лице его была глубокая озабоченность. Как же он мог их упустить? Неужели они что-то заметили, и развернулись в обратную сторону? А он не только не проследил, но и сразу снял второй пост, с другого направления. От этих лохов никогда не знаешь, чего ждать! Он был искренне возмущен. Хозяин не простит ошибки. Он в последние дни как с цепи сорвался - то ли сам затеял какой-то крупный передел, то ли на него наехали. Сам где-то скрывается, даже ему, начальнику охраны, не сообщил, где находится. Связь только по мобильному телефону. Никогда столько работы не было. Непонятно. И работа какая-то странная, особенно сегодня. Чем ему эта девка помешала, совсем на вид молоденькая? Но вопросы задавать - дело не мое. Надо как-то выкручиваться, иначе - он тоскливо посмотрел на кладбищенские ворота - даже этого не будет. Закопают где-нибудь на свалке... А взамен найдут другого начальника охраны, по совместительству исполнителя грязной работы... Ладно, не время ныть. Надо их искать. Хорошо, что он номер машины успел рассмотреть. Свои люди в автоинспекции обнаружат "тойоту" и сообщат, где она. Только теперь придется ждать, пока девка, одна или с парнем, выйдет из машины; для своих людей - одно дело дать по дружбе местонахождение автомобиля хорошему, а главное, щедрому человеку, а совсем другое - спустя полчаса обнаружить этот же автомобиль нашпигованным автоматными пулями. Что ж она "лэндкрузер" свой от вокзала не забирает? Это бы враз решило проблему.
   Он снова набрал номер.
  -- Ну что, нет? Тогда поезжай в город, встань где-нибудь, и жди звонка. Я скажу, где они. Только теперь - не в машине. Главное - девка, парень мне без разницы. Но не в машине, понял?
  
  

* * *

  
  
   Антон и Лена ехали по Петровскому бульвару. Машин было на удивление немного - обычно к этому времени здесь стояли нескончаемые пробки.
  -- Ты знаешь, Антон, - сказала Лена, - ресторан сейчас будет впереди, через дорогу. Так что, если увидишь место, паркуйся, мы лучше пешком перейдем бульвар, чем будем разворачиваться. Смотри, какая пробка на той стороне.
   Место нашлось почти сразу, и Антон поставил машину у тротуара.
   Они пересекли бульвар и прошли еще немного вперед, до небольшого ресторанчика в полуподвале.
   Обстановка внутри была очень простая - чистый зал, столики с льняными скатертями, деревянный некрашеный пол. Видимо, Лену тут хорошо знали. К ним сразу подошел метрдотель, приветливо поздоровался и отвел к удобному столику в противоположном от входа углу.
  -- Я тут часто бываю, - сказала Лена. - Мне нравится, как они готовят.
  -- Ну что ж, попробуем, - ответил Антон, и углубился в меню. - Есть очень хочется.
   Через минуту к ним подошел официант - молодой симпатичный парень с серьгой в левом ухе. Очевидно, они с Леной были знакомы не первый день, он называл ее по имени, но обращался исключительно на "вы". И при этом ужасно смущался. Антон смотрел на него сочувственно.
  -- Еще одна жертва твоей красоты и обаяния? - пошутил Антон, когда официант удалился за напитками, давая им возможность изучить меню.
  -- Не смей над ним смеяться, - вступилась за парня Лена, грозно нахмурив брови. - Он ужасно вежливый и хороший. Мы с ним друзья.
  -- Да я не смеюсь вовсе, - ответил Антон, улыбаясь, - какой там смех, когда я сам полгода также точно помирал от безответной любви. Со мной, однако, ты так бережно не обращалась, - добавил он мстительно.
  -- С тобой все было по-другому, - Лена тоже улыбнулась в ответ. - С тобой я не могла себе позволить быть хорошей, знала, что стоит немного расслабиться - и не устою, брошусь на шею.
  -- Вот никогда бы не подумал! - искренне удивился Антон. - Да все ты выдумываешь, наверное... Вот только зачем бы?
  -- Действительно, зачем? Ладно, давай заказывать, после поговорим.
   От спиртного оба отказались. Антон был за рулем, Лене пить алкоголь сегодня не хотелось. В ожидании заказа они оба замолчали, глядя друг на друга. У обоих на душе опять стало невесело, и очень неспокойно, вновь вернулись прежние мрачные мысли. Не осталось никаких зацепок, которые могли бы помочь распутать этот клубок, и теперь оставалось только сдаться. При этом оба хорошо понимали, что выход Лены из клуба, по всей вероятности, не даст никаких результатов. В лучшем случае, проблема будет отложена на какое-то время. Хоть Лена и перестанет быть препятствием на пути к заветной клубной кассе, она всегда будет представлять собой опасность. Пусть даже с такими средствами тот человек, кто бы он ни был, сможет обеспечить себе абсолютную неуязвимость со стороны закона и врагов, он не захочет оставлять в живых свидетеля, который знает всю историю его возвышения. Человек с такой жаждой денег, которая заставила его, не моргнув глазом, уничтожить десяток человек, скорее всего, обладает такой же, а то и большей, жаждой власти. Поэтому, рано или поздно, он выйдет на большую сцену, приобретет известность. А история знает немало случаев, когда погибали люди, обладающие гораздо меньшими знаниями о темном прошлом политиков. Что же теперь - жить под дамокловым мечом? Скрыться где-нибудь за границей, под чужим именем, порвать все связи с родными и друзьями? Немыслимо.
  -- Лена, - сказал Антон, - если ты думаешь о том же, о чем и я, обед будет невеселым. Как бы аппетит не пропал.
  -- Не дождетесь, - ответила Лена. - Я, наоборот, ем все подряд, когда мне плохо.
  -- И покупаешь, - добавил Антон. - Это я уже знаю.
  -- И покупаю, - взгляд Лены стал задумчивым.
   Антон посмотрел на нее с опаской:
  -- Лена, этот блеск в глазах мне уже знаком. Он не предвещает ничего хорошего. Давай лучше в кино сходим, это тоже, своего рода, развлечение.
   Лена улыбнулась.
  -- Ладно, сначала пообедаем, а там видно будет.
  
  

* * *

  
  
   Человек на заднем сиденье белой "девятки" сидел в прежней позе. На его лице не было заметно ни недовольства, ни усталости. Все было, как два часа назад, только машина теперь была запаркована в другом месте - у тротуара на Садовом кольце. На угнанной машине лучше как можно меньше ездить, желательно не нарушая правил. Пусть даже все документы на машину в порядке - украдены одновременно с автомобилем, и у водителя имеется вполне правдоподобная доверенность - в наши дни нет гарантии, что машину не решит проверить не в меру ретивый инспектор. Это будет означать изменение в плане операции, а этого человек не любил. Все неприятности от случайностей, значит, случайности надо исключить. А исключить их можно только тщательным планированием. Сегодня уже случилась одна перемена в планах, и это вызывало у человека отвращение. Он решил для себя, что никогда больше не будет работать с этим заказчиком. Работать с людьми, которые не в состоянии составить план операции для дороги с двумя направлениями, глупо и опасно.
   Этот заказ вообще был не в его стиле. Давно прошли времена, когда он соглашался быть простым исполнителем операции, в разработке которой сам не принимал участия. В данном случае он сделал исключение из-за суммы. Сумма была слишком большой, чтобы отказаться от работы. От такой простой работы. Теперь, правда, работа становится уже не такой простой, но вторая половина оговоренной суммы стоит и больших хлопот. Пока вся работа заключалась в ожидании, а к этому он привык.
   Водитель спит, положив голову на руль. Пусть спит. Так он, по крайней мере, не ерзает на месте, и не крутит бестолково ручки радиоприемника.
   Человек посмотрел в окно. Дело идет к вечеру, но стемнеет еще не скоро. Плохо, что в городе уже стоят пробки, и дальше будет только хуже. План отхода теперь совсем другой, и из-за этого только усиливается непонятное глухое беспокойство. Человек вдруг подумал, что, может быть, стоило сразу отказаться от завершения работы, как только изменился план. Плюнуть на вторую половину оплаты, и исчезнуть...
   Он решил подождать еще ровно час.
  
  

* * *

  
  
   Все оказалось действительно очень вкусным - от свежевыпеченного хлеба до молодой вареной картошки, которую Антону принесли на гарнир к заказанной им рыбе. Они ели с аппетитом, настроение у обоих несколько повысилось. Антон совершенно отвлекся от мрачных мыслей, потому что вспомнил одну вещь, и теперь никак не мог решить, стоит ли задавать вопрос, поэтому он молча ел, изредка поглядывая на Лену.
   Лена отложила приборы, и посмотрела на него испытующе.
  -- Антон, ты хочешь что-то спросить. Я же вижу. Давай, спрашивай. По-моему, ты и так про меня все знаешь, так что если я что и упустила, это вряд ли что-нибудь существенное.
   Антон замялся.
  -- Ленка, ты сочтешь меня жутким занудой. Поэтому я и не хочу спрашивать. Но мне очень любопытно, так что просто забыть про это я тоже не могу. Давай, я спрошу, но ты можешь просто послать меня со своим вопросом, и я не обижусь, ладно?
  -- Давай уже, спрашивай.
  -- Лен, что там у тебя произошло, когда я тебя забирал ночью от "Рози О'Грэди" этой весной?
   Лена, то ли в шутку, то ли всерьез, недовольно наморщила нос, но потом сразу же улыбнулась Антону:
  -- Вспомнил-таки. Я надеялась, забудешь, - она пожала плечами. - На самом деле, я сама так толком и не поняла, в чем было дело.
   Лена задумалась, вспоминая.
  -- А было вот как. Месяца два назад мне показалось, что Виктор возобновил свои попытки вернуть меня. К тому времени наши бурные объяснения уже забылись, по крайней мере, так это было для меня. Я начала относиться к Виктору просто как к другу, и надеялась, что у него ко мне такие же чувства. Возможно, он неправильно истолковал мой дружеский тон, и воспринял его как знак возвращения наших отношений. Во всяком случае, он снова начал звонить, предлагать встретиться, и все такое. Я отказалась раз, потом другой, третий, и он, наконец, очень обиделся, даже разозлился, хотя я так старалась избежать нового выяснения отношений...
  -- А тут случилось одно событие - юбилей старого друга, и одного из основателей клуба. Фадеев - его почему-то все звали только по фамилии - он еще Виктора учил играть когда-то. Ему исполнялось шестьдесят. Семьи у него не было, и он решил отменить событие в узком кругу: пригласил в "Прагу" Виктора, меня и Николая. Четвертый "отец-основатель" к тому времени как-то отошел от прежней компании. Он, конечно, оставался в клубе, но уже не общался так тесно с прежними друзьями, весь с головой ушел в какой-то свой бизнес. Так что я его как бы заменяла. В общем, мы встретились, все было как обычно, мы раньше часто так делали. Пошутили над нашим патриархом, пожалели, что у нас нет поста председателя, а то бы, мол, непременно его выбрали. Болтали, смеялись. Потом кто-то спросил меня, как мои родители поживают. Я ответила, что все хорошо, что часто с ними разговариваю, они всегда приветы передают. И сказала им, что в выходные собираюсь поехать, их навестить. Тут мне Николай и говорит, мол как же ты уедешь, Лена, если мы с тобой за одним столом в субботу вечером играем в клубе. Я ему отвечаю, Бог с тобой, у меня никаких игр не назначено ни на субботу, ни на воскресенье. А он просто сам не свой, уверяет, что мое имя стоит в расписании. Тут я забеспокоилась, может, правда, что напутала, решила проверить. А у нас составляется расписание игр на клубном сайте, через Интернет: если видишь свободное место, забиваешь туда свое имя, и каждый видит, кто, когда, и с кем играет.
  -- Фадеев в администрации "Праги" многих знал, включая самого директора. Я его попросила, чтоб он договорился, чтобы мне дали на пять минут их компьютером и Интернетом попользоваться, хотела сразу же выяснить, что там такое с субботой. Я уже настроилась ехать, родителям пообещала, так что пришлось бы замену искать.
  -- Ну, он договорился, нет проблем, и отвели меня в какой-то офис. Одна пошла, потому что у нас вообще всегда заход на сайт считался делом очень интимным, поскольку там вся персональная клубная информация доступна с твоим паролем, а после того недавнего случая, когда человека лишили членства в клубе без его ведома, все стали на всякий случай друг от друга втройне шифроваться.
   Лена сделала паузу, отпила из стакана. Антон слушал, не пропуская ни слова. Лена засмеялась:
  -- Я у тебя просто Шахерезада какая-то. У меня рот не закрывается, все развлекаю тебя рассказами. Хоть бы ты мне что-нибудь рассказал.
  -- Лена, моя жизнь по сравнению с твоей скучна, как у отличника в математической школе. Я тебе все про себя рассказал еще в телефонную эру нашего общения. Рассказывай, не томи.
  -- Ну ладно, а теперь собственно, как все произошло, из-за чего я оказалась одна на улице.
  -- Включила я компьютер, запустила Интернет, но как начала на сайт входить, компьютер взял, и завис. И прочно так завис, пришлось его кнопкой отключать, и снова включать. А мне в туалет в этот момент захотелось. Думаю, пока этот компьютер снова грузится-включается, успею сходить. Вышла из кабинета, и вернулась в зал, за сумочкой. Вхожу, мне говорят, мол, быстро ты, ну, и как, играешь ты в субботу? А я сумочку беру, и говорю, не проверила еще, сейчас вернусь.
  -- Зашла в туалет, потом вернулась к компьютеру, на этот раз без проблем на сайт зашла. Выяснила, что я права, и играю с Николаем не в эту субботу, а в следующую, это он напутал, и вернулась к своим.
  -- Я обычно пью мало, особенно в таких местах - там, в "Праге" все довольно чопорно, люди солидные. Так что выпила где-то бокал вина с начала вечера. Сидим, продолжаем. Еще тосты пошли, ребята развеселились, все хорошо. Я выпила еще бокал, от силы полтора. И вдруг чувствую, совсем пьяная. То есть, никогда такой пьяной не была. Голова не соображает ничего, сижу, понять не могу, с чего ж я так напилась-то? Уже остальные за столиком заметили, напилась, говорят наша девочка, подшучивают. Виктор спрашивает, может домой тебя отвезти? Я снова в туалет вышла, освежиться, к стене прислонилась, стою, пытаюсь протрезветь. Какое там! Но в голове тревога - что-то здесь не так, точно знала, что ничего, кроме двух бокалов вина, не пила. Потом смотрю, сумочку опять забыла. И тут мысль в мою пьяную голову зашла: когда я в прошлый раз за сумочкой вернулась, кто-то за столом решил, что у меня в ней пароль записан - я же им не объявляла, что в туалет иду. И одолела меня паранойя. Кто-то, думаю, мне чего-то в бокал подлил или подсыпал, чтобы пароль мой украсть. Сама себе не верю, ведь самые близкие друзья за столом, но успокоиться не могу. Или это, думаю, или Виктор решил меня подпоить, чтобы был повод домой отвезти, и попробовать таким образом лед сломать между нами. Нет, решила я, фиг вам. Можете рыться в моей сумочке, если хотите, все равно там ничего секретнее "Тампакса" нет, а я пошла домой. И так, не возвращаясь к столику, на улицу и вышла. Там только сообразила, что у меня ни денег, ни телефона. Прошлась пешком, думаю, протрезвею немного на воздухе. Протрезветь не очень получилась, зато замерзла. Думаю, домой надо добираться как-то. Машину ловить в таком состоянии не хотела. И тут как-то сразу о тебе подумала. У "Рози" подошла к какой-то приличной с виду компании, попросила телефон, звонок сделать. Дали мне позвонить. Какая-то на меня истерика от всего этого напала, вела себя как идиотка, вспоминать стыдно.
  -- А когда домой добралась, позвонила им, они беспокоились уже. Сказала, стыдно мне стало, что я так напилась, и уехала домой. Извинилась. Тем дело и кончилось. Сумочку мне на другой день завезли.
  -- Так до сих пор и не знаю, что тогда случилось. Я уже потом, на трезвую голову, подумала - ну кто бы стал с собой какую-нибудь отраву носить, наркотик там, или что, на тот случай, если у меня окажется в сумочке пароль. Глупость какая-то. Вариант с Виктором больше похож на правду, хотя, вообще-то, на него не очень похоже.
  -- Ну, и последняя вероятность, которую тоже исключить не могу - это то, что я просто вульгарно набралась с двух бокалов сухого вина...
  
  

* * *

  
  
   Негромкий сигнал раздался, когда до истечения отведенного на ожидание часа оставалось восемь минут. Человек взял трубку, молча приложил к уху. Он слушал не больше десяти секунд, потом, опять ни слова ни говоря, отключил телефон, наклонился вперед, и потряс водителя за плечо. Тот вскинулся, пытаясь сообразить спросонья, где он находится. Во сне он, видимо, пустил слюну изо рта: его мокрый подбородок блестел. Человек брезгливо поморщился, и сказал:
  -- На Петровский бульвар.
   Водитель вытер рукавом подбородок, и стал заводить автомобиль.
  
  

* * *

  
  
   Антон и Лена шли по бульварной аллее. Был теплый ранний вечер, и они решили немного погулять после обеда.
  -- Я на тебя в то время посмотреть-то толком не решался, не то что подойти. Хотя ты мне очень нравилась.
  -- А я все думала - неужели так и не захочет со мной познакомиться этот симпатичный мальчик? Думала даже, что ты задаешься из-за папы-дипломата. Хотя, на тебя было не похоже, ты как раз дружил с нормальными ребятами, от нашей золотой молодежи держался подальше.
  -- Ага, зато за тобой они всегда табуном ходили.
  -- Ох, какие они все были дебилы, - Лена вздохнула. - Все, как один. Никакого воспитания. Когда они убеждались, что я почему-то не бросаюсь к ним в объятия, все решали, что я трудный случай, и ко мне нужен особый подход. "Особый подход" в их понимании заключался всегда в одном и том же. Рано или поздно, очередной претендент приглашал меня в ресторан. К этому времени он уже вполне заслуживал наказания, поэтому я соглашалась.
  -- Хорошенькое наказание, - засмеялся Антон.
  -- Да они сами себя наказывали, - ответила Лена. - Все происходило по одному и тому же сценарию.
  -- Кавалер вез меня в какой-нибудь крутой ресторан - благо, денег у родителей хватало. Я ему сразу говорила - это очень дорогое место, давай лучше посидим, поболтаем, где попроще. Какое там - мне всегда говорили, что они, мол, в другие места не ходят, и что деньги, ваще, не проблема. Ладно, говорила я, пойдем, раз не проблема.
  -- В ресторане пацан пальцы растопырит, официанту хамит, весь из себя деловой. Я начинаю заказывать, не стесняясь. Чего стесняться, если деньги не проблема? Тут мой поклонник скучнеет лицом, и его начинает жаба душить. И, рано или поздно, кто прямо, кто намеками, доводит до моего сведения, что за такие дорогие развлечения придется расплачиваться. Постелью, понятно, чем еще может девочка из Митино расплатиться?
  -- Как только такие разговоры начинались, хоть посреди ужина, хоть в начале, я, ни слова ни говоря, подзывала официанта, и просила принести счет. Не глядя на итог, расплачивалась платиновой кредиткой, оставляла более чем щедрые чаевые, и извинялась перед официантом за хамство своего спутника. А тому говорила, что так с собой разговаривать никому не позволяю, так что вечер окончен, провожать меня не надо.
  -- Самое смешное, что почти всем моим щедрым кавалерам было жалко бросать уже оплаченное вино, и они оставались его допивать, несмотря на то, что официанты над ними уже чуть не в голос смеялись. А я просила вызвать для меня такси и ехала домой.
   Лена снова засмеялась.
  -- И ведь ни один о своем позоре приятелям не рассказал. Сами-то ко мне после этого даже близко не подходили, а на их место тут же заступал очередной искатель легкой добычи. С тем же успехом.
  -- Надо же, - сказал Антон, - я о тебе совсем по-другому тогда думал.
  -- Стереотипное мышление, - ответила Лена с усмешкой. - Хорошо, что этой зимой мы столкнулись случайно на той вечеринке, а то так бы и осталась я для тебя этакой куклой Барби из параллельного класса.
  -- Нет, - запротестовал Антон, - на самом деле, я никогда ничего плохого про тебя не думал. Просто ты казалась такой... недоступной.
   Лена снова засмеялась.
  -- Да я и на самом деле доступной не была. Во всяком случае, для этих баранов, - она обняла Антона за шею. - Вот с тобой бы мы подружились.
  -- Лучше поздно, чем никогда, - ответил Антон и поцеловал ее в губы.
   Они уже почти подходили по аллее к тому месту, где оставили машину. Вдруг Антон сказал:
  -- Лена, я фотоаппарат захватил, давай я тебя сфотографирую - тебе так идет это черное платье! А домой придем, может напечатаем чего-нибудь, мы ведь еще и питерские снимки толком не смотрели?
   Лена не стала протестовать. Ей и самой хотелось посмотреть питерские фотографии.
  -- Тогда посиди здесь на скамейке, я сейчас в машину сбегаю, фотоаппарат принесу.
   Через минуту Антон вернулся с фотоаппаратом, купленным в Петербурге, в последний день перед возвращением.
  -- Вставай вот сюда, Лена, - сказал Антон. - Здесь тебя сфотографирую.
   Он поставил Лену на дорожке, спиной к проезжей части, на фоне решетки и симпатичного свежеотремонтированного особняка. Сам отступил шага на четыре, и нацелился видоискателем.
   Кадр был неплохим, но его тут же попыталась испортить как нарочно вставшая за Лениной спиной машина. Антон опустил фотоаппарат, нетерпеливо глядя на нее, в ожидании, пока та уедет.
   Он скорее почувствовал, чем заметил что-то неладное. Антон вдруг сообразил, что перед машиной нет ни других автомобилей, ни светофора, и что она остановилась здесь намеренно. И тут же увидел, как плавно начало опускаться заднее темное стекло...
   Он еще не успел осознать происходящего, а ноги уже сами кинули его в отчаянном прыжке к Лене. "Не успеть", - мелькнула тоскливая мысль. Он бросился вперед, как футбольный вратарь, вкладывая в этот прыжок не только все силы, а всю свою волю и любовь, в безнадежной, смешной попытке защитить ее от того, что пряталось в растущей прямоугольной черной щели. Все происходило настолько быстро, что у Лены еще не успела сойти с лица улыбка, когда Антон сбил ее с ног, и начал падать вместе с ней, не в силах оторвать взгляда от опускающегося стекла.
   Они все еще падали - мучительно медленно, как показалось Антону - когда первая короткая очередь прошила воздух прямо над ними - в том месте, где только что были Ленина голова и плечи. Он упал на Лену всем телом, вжимая ее в свежую траву газона, закрывая руками ее голову, и в то же время думая безнадежно: "Не спасти. Сейчас он опустит ствол...".
   Ствол начал опускаться, но удобная позиция была утеряна. Теперь Лену и Антона закрывала чугунная решетка - пусть не сплошная, но кто в здравом уме будет стрелять из автомата в упор в прочную металлическую ограду, рискуя получить собственную пулю, отскочившую рикошетом?
   Стрелявший не успел осуществить свое намерение, и выйти из машины, чтобы довершить начатое. Он вообще ничего больше не успел сделать...
   Стоящий за ним метрах в двух большой "джип" вдруг рванулся с места, и всей массой врезался в "девятку", в которой находился стрелявший. Раздался звук удара, и легкая машина отлетела вперед на несколько метров. Она не успела еще остановиться, как из задних дверей "джипа" одновременно вышли два человека в пятнистых камуфляжных комбинезонах, и в сплошных черных масках на головах. Фигуры синхронно сделали по три шага вперед, и начали поливать "девятку" из короткоствольных автоматов, как клумбу из садовых шлангов. Когда они закончили стрелять, в машине не было ни одного целого стекла, и кузов был сплошь изрешечен небольшими аккуратными отверстиями. Затем один из нападавших шагнул вперед; второй остался на месте, по-прежнему с автоматом наизготовку. Первый заглянул внутрь того, что только что было автомобилем, затем выпрямился и пошел обратно к "джипу". Второй опустил автомат и последовал его примеру. Они также одновременно открыли задние двери, и залезли внутрь. "Джип" объехал "девятку", и, без спешки, поехал по бульвару, чтобы скрыться за ближайшим поворотом.
   Лежащие на тротуаре прохожие, которые бросились ничком на асфальт при первых звуках выстрелов, начали подниматься на ноги. Раздались первые запоздалые крики испуга, возгласы, ругань, нервный смех. Антоном и Леной никто не интересовался.
   Антон тоже встал, и помог подняться Лене. У нее подкашивались ноги, поэтому Антон, хотя его собственные ноги тоже тряслись, взял ее за талию, и повел по аллее.
  -- Лена, надо уходить, - сказал он, - быстрее. Я не понимаю, что происходит, но этим все не кончится.
   Они быстро шагали по аллее. К Лене начали возвращаться силы, на лице была написана озабоченность. Антон продолжал:
  -- Не знаю, откуда взялись эти ангелы в камуфляже, но у меня как-то нет уверенности, что теперь все пойдет замечательно. Лен, нам эта игра не по силам. Мы сейчас идем ко мне, включаем компьютер, и ты выходишь из клуба. Потом нанимаем охрану, самую лучшую, за любые деньги, и, под охраной, улетаем из страны. Тогда есть шанс выжить. Иначе - ни одного.
  -- Хорошо, Антон. Выход из клуба все равно неизбежен. Что касается всего остального... Мне кажется, я поняла, что происходит.
   Лена все еще дрожала, но в ее голос возвращалась уверенность. Они дошли до перекрестка, и остановились.
  -- Где мой телефон? - спросила Лена, порывшись в сумочке. - Ну да, он у тебя в машине, заряжается. Хотя все равно, звонить бесполезно. Антон, мы сейчас вот что сделаем, - она взяла Антона за руку. - Антон, я сегодня же выйду из клуба. Только сейчас мне надо в него попасть, в здание, я имею в виду. Без членства моя карточка там ни одну дверь не откроет. Поэтому я сейчас пойду в клуб, это здесь, на Цветном бульваре...
  -- Я с тобой, - быстро сказал Антон.
  -- Нет, Антон, ты туда все равно не пройдешь. По одной карточке нам не пройти, да это и не надо. Я там буду в безопасности, обещаю тебе. Жди меня дома, я скоро вернусь.
  -- Все равно я пойду с тобой, - повторил упрямо Антон, и Лене стало ясно, что его не переубедить. - По пути ты мне все расскажешь - что ты поняла, и что на самом деле происходит. А там я тебя подожду на улице.
   Он огляделся, соображая, в какую сторону идти к Цветному бульвару.
  -- Какой там номер?... - начал он.
   В этот момент прямо перед ними остановилась большая черная машина - как показалось Антону, огромная, как грузовик. Антон понял, что предчувствие его не обмануло - ничего не кончилось. В ту же секунду ему в ребра уперлось что-то твердое, отчего тут же вспомнился вороненый ствол, торчащий из прямоугольника приоткрытого окна автомобиля.
  -- Быстро в машину, - произнес за спиной не терпящий возражений голос.
   Антон все же сделал попытку обернуться, за что получил болезненный удар стволом в ребра. То, что он успел увидеть, оптимизма не прибавило: позади них стояли два коротко стриженых парня, каждому из которых он едва доставал головой до плеча. Лена уже садилась в машину. Антону ничего не оставалось делать, как последовать ее примеру.
  -- Ну, если вы настаиваете, - только сказал он, и нырнул вслед за Леной.
   Просторный салон был отделен от водителя толстым стеклом. Два ряда сидений расположены лицом друг к другу. Антон сел рядом с Леной и взял ее за руку.
   Как ни удивительно, на лице Лены не было особенного испуга. Похоже, она совершенно успокоилась. Она посмотрела на парней в упор, и спросила:
  -- Ну, что дальше?
   Вместо ответа оба парня одновременно достали что-то похожее на носовые платки, и прижали их к лицам. Один из них, придерживая платок левой рукой, правой поднял небольшой баллончик, и нажал на распылительную головку. Последнее, что почувствовал Антон, проваливаясь в черную пустоту, была густая, невыносимо сладкая, дурманящая газовая струя, ударившая в лицо.
   Глава шестая
  
  
  
  
   Тусклый электрический свет. Тусклый, но в то же время раздражающий, потому что светит прямо в глаза. Господи, что со мной? Почему так болит голова? Где и с кем я пил, и где я теперь?
   Антон со стоном поднял руку, прикрывая глаза от желтоватого света одинокой лампочки, висевшей под потолком на электрическом шнуре.
   Все тело затекло, и было холодно, будто он спал на голой земле. Антон повернул голову набок, и понял, что он недалек от истины. Он лежал на голом полу, покрытом серым линолеумом. Он приподнял голову, превозмогая боль, осмотрелся. Небольшая комната, выцветшие облупившиеся обои неопределенного цвета, в каких-то пятнах.
   Он подтянул к себе вторую руку. Рука согнулась в локте, но дальше дело не пошло: что-то мешало, натянувшись с металлическим лязгом. Он повернул голову и увидел, что кисть его правой руки прикована металлическими наручниками к батарее.
   Антон снова застонал, на этот раз потому, что память разом вернулась к нему. Он физически ощутил тошнотворный запах аэрозольной струи, ударившей ему в нос в том черном автомобиле.
   "О, Господи, куда меня привезли? И где Лена? Что случилось с Леной? - Антону стало страшно. - Что они с ней сделали"?
   Антон постепенно приходил в себя. Головная боль стала терпимой. "Только без паники, - сказал он себе. - Если я до сих пор жив, значит, какой-то шанс есть. Иначе бы я просто не проснулся".
   Он сел, опираясь руками о пол, прислонившись спиной к стене. Справа от него, прямо над батареей, он видел окно с грязным стеклом. За окном были сумерки. Очков на нем не было, и от этого было ужасно некомфортно.
   "Сколько ж я пролежал без памяти? - попытался сообразить Антон. - Из ресторана мы вышли в седьмом часу где-то. Сейчас, наверное, ближе к десяти. Три часа, выходит".
   Он прислушался. Из-за закрытой, выкрашенной тусклой серой краской двери на противоположной стене доносились неразборчивые голоса.
   "Что теперь делать? Закричать? Позвать на помощь?" - идея показалась ему настолько безнадежной, что он тут же оставил ее.
   Антон осмотрел батарею, к которой были пристегнуты наручники. Подергал цепь, потрогал браслеты. Все выглядело вполне надежно.
   "И потом, даже если я каким-то чудом сниму эти наручники - дальше что? За дверью явно кто-то есть, так что толку с этого будет немного".
   "С другой стороны, лежать здесь беспомощным - тоже не выход. Кто бы там ни был за дверью, от них можно получить хоть какую-то информацию. По крайней мере, хорошо бы узнать, что со мной собираются сделать".
   Антон прислушался. Два голоса, оба мужские, говорят о чем-то, но слов не разобрать.
   "Может быть, это те два стриженых парня из машины, что усыпили нас? Но где тогда Лена? Где-то рядом? - ясность сознания полностью вернулась к Антону, и он начал обдумывать варианты случившегося. - Кто мог захватить нас, и зачем? Скорее всего, это те люди, которые спасли нас от нападения на Петровском, потому что другая сторона не очень-то интересовалась нами живыми. Но оставлять нас на свободе эти тоже, очевидно, не хотят... Что же происходит?"
   Антон принял решение.
  -- Эй, - крикнул он. Его голос был хриплым, поэтому пришлось прокашляться и крикнуть снова: - Эй, есть тут кто?
   Голоса за дверью замолкли, послышались шаги, и через несколько секунд дверь распахнулась.
   В комнату вошли двое.
   "О, Господи, - ужаснулся Антон. - Где ж они таких берут-то?"
   На пороге стояли два наголо остриженных парня лет двадцати-двадцати пяти. Оба среднего роста, один чуть ниже другого. Это были не те парни, которые втолкнули их в машину. Несмотря на очевидную серьезность ситуации, Антону стало почти смешно. Парни были оба как с карикатуры на "братков" - бритые крутые черепа, низкие лбы, все в каких-то шрамах, у обоих малоподвижные, угрюмые лица. У парня поменьше во рту тускло блестел золотой зуб.
   Тот, что повыше, очевидно, главный, шагнул вперед, и сказал:
  -- Проснулся?
   Потом почесался, зевнул, и подошел ближе.
   Парень засунул руку в карман джинсов, достал оттуда связку ключей, склонился над Антоновой правой рукой. Через секунду он распрямился, и засунул наручники в карман джинсов. Антон молча сидел, растирая кисть руки.
  -- Ну-ка, встань, - приказал парень.
   Антон встал, опираясь на батарею. Парень был примерно с него ростом, даже, возможно, чуть пониже. Зато в плечах он был шире Антона минимум в два раза. Короткие рукава грязноватой футболки с надписью "Клинское Золотое" на груди туго обтягивали огромные бицепсы. От парня пахло потом и пивом. "У меня нога тоньше его руки", - мелькнуло в голове у Антона.
   После этого Антон на некоторое время потерял способность рассуждать. Парень коротко, почти без размаха, ударил его огромным кулачищем правой руки в лицо. В ухе как будто что-то взорвалось, и Антона отбросило в угол; он сполз по стене на пол, на то же место, где только что сидел. Боли он в этот момент не почувствовал, потому что левая щека сразу онемела, в глазах образовалась какая-то черно-красная пелена, и брызнули слезы.
   Антон пытался собрать воедино разлетевшиеся куда-то мысли, а в это время до него, как через подушку, доносились слова:
  -- Мы против тебя, конкретно, ничего не имеем. Нам сказано тебя здесь держать - мы держим. Мы люди не злые, видишь, я с тебя наручники снял - чего зря мучить. А по роже тебе дал чисто для того, чтобы ты знал, кто тут главный. Сиди здесь, отдыхай пока. Но когда я тебе скажу лечь, ты ляжешь. Скажу идти - пойдешь. Скажу ползти - поползешь. Скажу раком встать - встанешь. Понял?
   Антон постепенно приходил в себя. Он бы затруднился описать одолевавшие его в этот момент чувства. Обида, ненависть, презрение, страх, и еще безнадежность, потому что он уже понимал, что всецело находится в руках этих монстров.
  -- Понял? - повторил бритоголовый, с угрозой в голосе.
  -- Понял, - ответил Антон, с трудом разлепив губы. Левая щека начинала ощутимо болеть.
   Парень достал из кармана Антоновы очки, и бросил ему на колени.
  -- Держи стекла, очкарик, - сказал он, уже почти добродушно. Воспитательная работа была закончена.
   Оба повернулись и направились к двери.
   Антон облегчено вздохнул. Он хотел поскорей остаться один. Антон надел очки, и вместе с резкостью изображения к нему вернулась ясность сознания. "Им именно этого и надо - чтобы я сидел здесь тихо, и покорно ждал того, что со мной будет дальше. Я же для того их сюда и звал, чтобы хоть что-то узнать..."
   Он спросил хриплым голосом:
  -- Почему я здесь? Что со мной будет?
   Оба остановились, повернулись лицами к Антону.
  -- А я откуда знаю? - ответил старший. - Мне сказали тебя здесь держать, я держу. Да ты не ссы, посидишь немного в отстойнике, пока внесут за тебя, да и отпустим. Или еще как с тобой решат. Я ж не знаю, зачем тебя прислали, - он пожал мощными плечами. - А скажут порвать - порвем. Скажут яйца отрезать - отрежем. Скажут запетушить - запетушим, - он ухмыльнулся.
   Шутка показалась второму очень смешной, поэтому тот заржал во всю глотку, сверкая золотым зубом.
   "Да-а, - подумал Антон, - лучше бы не спрашивал. Без этих сведений я бы обошелся".
   Парни вышли, захлопнув за собой дверь. Антон услышал снаружи металлический лязг щеколды.
   Антон поднялся на ноги, потрогал лицо. Левая щека заметно распухла, но кровь ниоткуда не шла. Спасибо и на этом.
   Антон выглянул в окно. Давно не мытые мутные стекла, между рамами - мощная сварная железная решетка. За окном - пустынный двор, в быстро гаснущем сумеречном свете. Чахлые деревья и кусты, и ни одной живой души. Вдали, за деревьями, виднеется пятиэтажный дом, в нем светятся тусклым светом несколько окон.
   "Да, отсюда спасения ждать нечего", - сказал себе Антон. Он осмотрел комнату. Небольшое прямоугольное помещение, примерно три на четыре метра. Голая лампочка под потолком, и никаких признаков мебели.
   "Отстойник, так он это назвал? - мрачно подумал про себя Антон. - Сколько же здесь до меня перебывало человек, в ожидании своей судьбы"? Он подошел к стене, рассматривая какие-то бурые пятна на давно потерявших цвет бумажных обоях. О происхождении пятен думать не хотелось.
   "Что же делать? - вертелась в голове мысль. - Неужели ничего нельзя придумать?"
   Он подошел к двери, осторожно потянул ручку. Дверь была плотно заперта. Сама по себе она, конечно, не представляла собой серьезной преграды - обычная хлипкая дверь, чуть ли не из картона, но ломать ее нет никакого смысла. При первых же попытках вырваться появятся эти мордовороты, и уложат на пол. Изобьют, и наденут наручники... Надо что-то придумать.
   Антон приложил ухо к двери. Голоса стали яснее. Говорил, очевидно, старший, а младший только изредка вставлял междометия.
  -- ...ну, я ее прислонил к - там такая плита из земли торчала, - да как вдул ей по самые помидоры, она тока "мама" сказала...
  -- Гы-ы-ы... - восхищенно гоготал второй.
  -- А потом ей говорю - ну-ка вставай...
   Антона передернуло, и он отошел от двери. Меньше всего ему сейчас хотелось слушать про амурные похождения своих мучителей.
   Он сел на прежнее место, возле батареи.
   "Итак, что мне известно? - Антон решил привести в порядок свои мысли. - Я в Москве - за это время меня не могли увезти далеко, да и незачем. Мои охранники не знают ничего обо всей этой истории - им просто поручили меня стеречь до дальнейших распоряжений. Поэтому бесполезно спрашивать их о Лене - скорее всего, они даже не знают о ее существовании. Также бесполезно предлагать им деньги за мое освобождение - кто бы ни были их работодатели, такой вариант они наверняка предусмотрели. Да, немного, - вздохнул Антон. - Похоже, можно надеяться только на себя. А это, в такой ситуации, надежда совсем слабая..."
   Антон осмотрелся еще раз.
   Невысокий потолок, лампочка на коротком, в полметра, шнуре. Выключатель на стене у двери. Окно с решеткой. Батарея с облупившейся масляной краской, в ржавых пятнах. Линолеум на полу. Грязный плинтус вдоль стен, много раз крашеный, с никуда не ведущим старым телефонным проводом. Грязные стены. Больше ничего.
   Хоть бы какое-нибудь оружие.
   Безнадежно.
   Антон вдруг подумал о своих родителях.
   "Мама с ума сойдет, если со мной что-нибудь случится. А уже случилось, - у Антона было предчувствие, что добром это все не кончится. - Они будут винить во всем, конечно, себя. Мол, уехали в благополучную Швейцарию, и бросили сына в страшной России. А он, конечно же, влип в какую-то темную историю. Как будто я бы при них не влип, - невесело усмехнулся Антон. - Еще как бы влип".
   Антон вспомнил, как приезжал на Рождество к родителям в гости. Они все вместе встретили его в Женевском аэропорту, и отвезли к себе в дом. Антон был страшно рад всех снова увидеть: они не виделись с прошлого лета. Данька за это время удивительно вырос, вытянулся, повзрослел. На Новый год они поехали покататься на лыжах в Альпы - это было лучшее катание, которое Антон мог припомнить в своей жизни. Данька уже катался заметно лучше, чем он, только еще немного трусил на самых сложных склонах. Заснеженные шале вокруг, запах дыма, снег, ослепительно сверкающий на солнце, и голубой в тени темно-зеленых сосен и елей. Веселые люди в ярких лыжных костюмах, и ни с чем не сравнимое ощущение, когда входишь в поворот на крутом склоне, и этот шуршащий звук из-под лыжных кантов...
   "Эх, эх, - вздохнул Антон, - неужели ничего этого больше не будет?"
   Он даже не заметил, как задремал. Не так, чтобы заснуть по-настоящему, просто глаза его закрылись, и куда-то отступили тревожные мысли. Ему представилось, что все неприятности остались позади, и они с Леной поехали куда-то отдыхать: длинный пляж с белым песком вдоль океана, синие волны с белыми барашками, деревья в розово-белых огромных цветах... Рука Лены в его руке, и никаких тревог и забот...
   Его вывели из этого состояния звуки голосов прямо за дверью, шум, журчание воды. Антон открыл глаза, сел прямо. Ему захотелось в туалет.
   "А ведь это мысль. Может быть, удастся хоть что-нибудь найти, хоть какой-нибудь кусок железа..." В воображении ему ясно представился валяющийся в шкафу над унитазом ржавый треугольный напильник без ручки. Или молоток. Его можно засунуть в джинсы, и вынести незаметно...
   Антон подошел к двери, постучал. Спустя секунду он услышал, как снаружи повернулась щеколда, и дверь распахнулась. Дверь открыл главный из двух бандитов, другой стоял чуть позади. В руке у главного был зловещего вида длинный нож, сверкнувший в тусклом свете лампочки.
  -- Чего? - спросил он.
  -- В туалет можно выйти? - спросил Антон. Он уже понял, что бандиты не теряют бдительности, и его планы стоят немногого.
  -- Иди, - кивнул бандит куда-то в сторону. - Только без дураков, - он согнул руку с ножом в локте, покачивая лезвием. - А то один тут, до тебя, совсем озверел, выскочил, набросился с кулаками, - он хохотнул. - Пришлось успокоить.
   Идея с каким-нибудь оружием из подручных средств уже не казалась Антону столь блестящей. К тому же дверь в туалет ему закрыть не позволили, и пришлось делать все необходимое под взглядами громил. Очень некомфортное ощущение. В туалете мерзко воняло, и вовсе не было никакого шкафа над невероятно грязным унитазом без сиденья.
   В довершение всего, когда Антон вышел из туалета, старший из бандюг решил еще усилить произведенное впечатление. Похоже, за последние час-два он добавил алкоголя, и теперь ему хотелось более внимательной аудитории, чем его туповатый напарник.
   Он достал из правого кармана блестящий короткоствольный пистолет, и направил его на Антона.
  -- А еще можно дырку в тебе проделать. Знаешь, какая дыра на выходе получается? Видел когда-нибудь? Могу показать.
   Второй бандит радостно заржал. Видимо, его было легко рассмешить.
   Антон бросил взгляд поверх плеча бандита с пистолетом. Там виднелась открытая дверь, ведущая на кухню, а в кухне стол со стоящими на нем пивными бутылками, да белый бок холодильника. Больше ничего видно не было.
   Антон, не вступая в разговор, молча прошел назад, в комнату. Дверь за ним закрылась, и все вернулось к прежнему положению.
   Было слышно, как за дверью бандиты протопали на кухню, и оттуда послышалось хлопанье дверцы холодильника и звяканье бутылок. Затем Антон снова услышал голоса.
   На этот раз было лучше слышно, о чем они говорят: видимо, дверь на кухню осталась открытой. Старший приказным тоном говорил второму бандиту:
  -- Все, Ряха, ты пиво больше не пьешь. Теперь тебе за руль садиться.
  -- Да Серый, до утра еще сколько, все выветрится, - заныл второй.
  -- Ты че, какое утро, щас, может, позвонят, и скажут, что этого лоха надо вывозить куда, или кончать. Нам только с ментами не хватало разборок. Остановят для проверки, и че тогда?
  -- Откупимся, - недовольно басил второй, - впервой, что ли?
  -- А не откупимся? А решат багажник проверить? Короче, я сказал, ты больше не пьешь.
   Антону стало худо. "Вот как все просто, нож в сердце, потом сунут в багажник, и выкинут где-нибудь на пустыре. На этом все и кончится..." У Антона уже не оставалось никаких надежд на чудесное спасение. "Правда, непонятно, зачем меня здесь держат. Если я им зачем-то нужен, то почему никто ни о чем не спрашивает, ничего не требует и не предлагает. Может, правда, выкуп за меня хотят получить?" - но Антон тут же вспомнил, какие суммы фигурируют во всей этой истории, и отбросил вариант, как неподходящий. "А если меня хотят убить, то почему не убили сразу?"
   Антон заходил по комнате из угла в угол. Надо было что-то срочно придумывать. Он подошел к стояку батареи, потряс его обеими руками. Труба держалась прочно. "А неплохо бы такой вот отрезок трубы, с метр длиной... Против пистолета, конечно, ничего не сделаешь, но не все же время он его наготове держит. Можно было бы успеть, хоть какой-то был бы шанс..." Антон с наслаждением представил, как труба с глухим треском опускается на бритую голову бандита, с каким удивлением смотрят на него маленькие поросячьи глазки, перед тем, как закатиться под веки с белесыми ресницами. "А потом второго, сбоку..."
   Антон оборвал себя. Помечтать, конечно, можно, но сейчас не время. Сейчас он должен что-то придумать, чтобы остаться в живых.
   Он подошел к окну. На улице было уже совсем темно, только виднелись вдалеке редкие фонари, да по-прежнему светились сквозь листву окна в доме напротив. Голая лампочка под потолком отражалась в грязном оконном стекле. Антон приложил ладонь к стеклу. Это только в голливудских триллерах оконное стекло становится оружием. Герой, или злодей, зажимает в голой руке длинный и острый, как кинжал, осколок стекла, из ладони сочится кровь, свет играет в острых гранях... И осколок выглядит по-настоящему опасным оружием. В действительности, попробуй он разбить это стекло, оно, скорее всего, разлетится на несколько кусков неопределенной формы, да на мелкие осколки. А если даже повезет, и выйдет что-то похожее на лезвие кинжала, то, пока он выбирает подходящий кусок, эти бандюганы услышат звон, и прибегут из кухни с ножами да пистолетами наготове. Тоже не вариант...
   Антон в который раз оглядел убогое помещение. Ничего в нем за это время не прибавилось. Ну что же, без дела сидеть нельзя. Остается попытаться использовать то, что есть. Антон прислушался: голоса по-прежнему бубнили что-то на кухне.
   Он принялся за работу.
  
  

* * *

  
   По пустынным ночным бульварам ехал большой серебристый автомобиль. За рулем сидел человек в деловом черном костюме, в белой рубашке, при галстуке. У человека было немного усталое, сосредоточенное лицо. Похоже, у него сегодня был трудный день, и даже в такой поздний час он ехал еще не домой - очевидно, не все дела были закончены, и не было никакой возможности отложить их до утра. Временами лицо его расслаблялось, и на губах появлялась тень довольной улыбки: по всей видимости, как ни труден был день, все проблемы решались в соответствии с планом, сбоев не случилось, люди не подвели, и от этого человек чувствовал вполне законное удовлетворение.
   Автомобиль замедлил ход, подъезжая к воротам в чугунной ажурной ограде, отделяющей от бульвара зеленую лужайку перед небольшим опрятным трехэтажным особняком, стоящим в глубине, поодаль от тротуара. Ворота беззвучно распахнулись внутрь, и автомобиль плавно повернул в проезд. Одновременно начали подниматься вверх глухие ворота подземного гаража справа от особняка, и машина, не замедляя хода, нырнула в образовавшийся проем. Через несколько секунд и те, и другие ворота были снова закрыты, и бульвар вновь принял свой обычный ночной вид.
   Человек вышел из автомобиля и поднялся на лифте, ведущем прямо из гаража, на третий этаж. Через минуту он уже сидел в полумраке офиса: дела не терпели отлагательства.
   Он отдал короткое распоряжение по селектору, потом набрал номер на телефонном аппарате, стоявшем перед ним на столе. Очевидно, человек привык к тому, что его распоряжения выполняются четко, без возражений, поэтому говорил в основном он, только изредка останавливаясь, чтобы выслушать короткие реплики собеседника.
  -- Посадите ее за стол во втором зале. Мне нужно, чтобы через десять минут она проснулась, в полном сознании, с ясной головой. Оставьте ее там, после этого вы свободны. Охрана выпустит вас и ваших людей, я уже распорядился.
   Несколько секунд он слушал.
  -- Он у вас?... Ну, пусть, неважно, это ваши дела...
   Он помолчал секунду, потом сказал:
  -- Пусть это будет несчастный случай. Хулиганы, ограбление, подробности меня не интересуют.
   Еще секундная пауза.
  -- Хорошо, годится... Нет, на этом ваша работа кончается. Мы с вами полностью в расчете, больше никаких контактов. Доклад не нужен.
  
  

* * *

  
  
   Антон не знал, сколько времени он просидел в ожидании у двери. Часов у него не было, за окном было все так же темно. По его расчетам, было уже далеко за полночь. Огни в доме напротив давно погасли, и это тоже было подтверждением тому, что час уже очень поздний. Или очень ранний, смотря как считать. Спать не хотелось - Антона била нервная дрожь. Он уже сделал все, что мог, и теперь был лишь вопрос времени, когда - Антон не сомневался в этом - придется вступить в схватку. "С превосходящими силами противника", - мрачно пошутил он про себя.
   Он услышал приглушенный дверью звонок мобильного телефона. Антон насторожился, приложил уход к щели между дверью и косяком, обратился в слух.
   О чем был разговор, он не разобрал, потому что бандит - Антон определил по голосу, что это был старший из них - отвечал односложно. Зато он отлично слышал, что тот сказал своему напарнику, закончив разговор.
  -- Короче, Ряха, иди за машиной. Подгони ее задом как можно ближе к подъезду, и жди меня. Я через десять минут с этим спущусь, ты будь готов, поможешь мне. Понял?
  -- Так мы че с ним делаем? - услышал он голос второго. Ответа он не услышал - то ли они понизили голоса, то ли второй ответил жестом. Антона передернуло, когда он представил, что это мог быть за жест. Судя по продолжению разговора, он был недалек от истины. Говорил опять второй бандит:
  -- Так, может здесь его кончим? - в его голосе не было особых эмоций. Как будто обсуждался вопрос, какое пиво брать - "Клинское" или, скажем, "Балтику".
  -- А вниз по лестнице его опять на себе потащишь? А увидит кто, да кровянкой весь обляпаешься. Сам пусть идет до машины.
   Антона бросило в жар. Речь явно шла о его "кровянке".
  -- Короче, давай за тачкой, я внизу через десять минут. Приедешь, поставишь машину, зайдешь в подъезд, и жди меня. Если через пять минут не спущусь, подымайся наверх - хер его знает, может, будет как в запрошлый раз, с тем, татарином. Тогда придется тащить. Хотя, навряд ли. Этот сам пойдет, я таких знаю. Все, вперед, живо!
   "Вот же твари, - только и сумел подумать Антон. - Будто свинью резать собираются. Спокойно так, основательно". Неизвестно почему, эти охранники вызывали у него какие-то крестьянские ассоциации.
   Антон услышал, как зазвенели ключи, открылась и хлопнула входная дверь. Оставшийся бандит ходил по кухне, хлопая дверцей холодильника, и звеня бутылками. Кровь пульсировала в висках. Антон понял, что надо действовать, и действовать быстро. У него все было подготовлено, оставалось сделать совсем немного. "Господи, хоть немного повезло, второй ушел", - сказал себе Антон. Хотя, он предпочел бы, чтобы ушел старший бандит - как-то второй казался ему совсем тупым, и не таким опасным...
   Спустя минуту дело было сделано. Комната погрузилась в темноту. Антон сидел на корточках у стены, приготовившись к прыжку, не сводя глаз с двери. Пробивающийся из коридора свет четко очерчивал ее прямоугольный силуэт. Он услышал, как бандит запнулся обо что-то на кухне, заматерился. Что-то упало, затихло, и за дверью послышались тяжелые шаги. Антон весь подобрался, напрягся... Сейчас.
   Глава седьмая
  
  
  
  
   Лена открыла глаза и увидела перед собой ярко освещенный круглый зеленый стол, окруженный плотным сумраком. Некоторое время она сидела неподвижно, опустив глаза, восстанавливая в памяти происшедшие события. Потом медленно подняла голову.
   Напротив, на другой стороне стола, она видела неясный силуэт. Человек сидел неподвижно, не произнося ни слова. Не было видно и его рук, очертания тела только угадывались в темноте.
  -- Здравствуй, Виктор, - ровным голосом произнесла она.
   Силуэт чуть пошевелился. Она услышала, как сидящий напротив человек чуть усмехнулся и ответил:
  -- Когда ты догадалась?
  -- Теперь я думаю, что где-то в подсознании, как вариант, это присутствовало с самого начала. Я же не видела тебя мертвым, поэтому исключить такую возможность на сто процентов не могла. Но допустить это сознательно - нет, конечно, нет. А когда догадалась? Когда нас попытались расстрелять на Петровском бульваре, и другие люди уничтожили нападающих. Не думаю, что кто-то еще, решив пойти на такое дело, стал бы меня спасать. Это мог быть только ты.
   Фигура напротив наклонилась вперед, вдвинулась в свет, положила на стол руки в черных рукавах, с ослепительно белыми в отвесно падающем свете манжетами. Это был человек из серебристого автомобиля. На освещенном теперь лице образовались резкие тени, придававшие ему чуть суровое выражение. Этот эффект сглаживали улыбающиеся глаза с теплыми искорками юмора. На вид ему было лет около сорока; довольно худое, чисто выбритое лицо, темные волосы с заметными залысинами.
   Виктор обезоруживающе улыбнулся.
  -- Я с самого начала знал, что тебя мне обмануть не удастся. Но мне надо было совсем немного времени, чтобы выполнить задуманное, а на это время я вполне мог рассчитывать. Остальные ничего не заподозрили до самого конца игры. Один, правда, занервничал, и начал, в свою очередь, убирать всех, до кого мог добраться. Помогая мне, таким образом, ускорить завершение работы. Правда, и тебя заодно чуть не убили. Мои люди едва успели среагировать.
  -- Так ты за мной все время следил?
  -- Для твоей же безопасности. И потом, не все время. За тобой присматривали в Питере, встречали в Москве. Кстати, вы очень ловко исчезли на вокзале: мои люди были очень растеряны. Правда, они не думали, что вы подозреваете слежку. Но у меня были предположения, где тебя искать, так что это не стало проблемой. А на кладбище выяснилось, что за тобой следят еще и другие люди, так что не зря я подстраховался. Кстати, спасибо, что пришла на мои похороны, - Виктор шутливо поклонился.
  -- У меня в голове не укладывается, как ты мог все это затеять, - помолчав, сказала Лена. - Для тебя люди значат не больше, чем карты, Виктор, - добавила она с горечью. - Как ты можешь жить после этого? Ведь там же были твои друзья, Фадеев твоим учителем был!
   Виктор пожал плечами.
  -- Наверное, я так устроен. Когда ставки настолько велики, игра становится важнее людей. Я был точно также и сам готов к гибели - в случае проигрыша. Ты же знаешь, я не шулер, я по правилам играю. Мало иметь сильные карты, надо уметь ими распорядиться. Я выиграл.
   Лена поняла, что доказывать ему что-либо бесполезно. Очевидно, он действительно был "так устроен", и это его устройство исключало самую возможность взаимопонимания.
   Лена больше не могла откладывать самый важный для нее вопрос, задать который она боялась больше всего на свете, уже заранее угадывая ответ.
  -- Что ты сделал с Антоном?
   Лицо Виктора оживилось.
  -- Так нашего Ромео звали Антон? Не стану врать, его постигла участь остальных. Не переживай, он умер без мучений. Не стоит его жалеть, ему можно только позавидовать - он пережил лучшие моменты своей жизни, и погиб, не успев разочароваться, - Виктор смотрел на нее прищурившись, будто следя за реакцией, хотя не мог видеть ее лица. - Я прав? Не думаю, чтобы вы сохранили целомудрие, проведя вместе столько ночей.
   Лена сидела неподвижно, высоко подняв голову. Из глаз ее, не переставая, катились слезы, невидимые собеседнику. Когда она вновь заговорила, голос ее звучал все также ровно:
  -- Он был очень милым мальчиком. Напрасно ты это сделал. Напрасно, - повторила она. Потом не выдержала, прибавила. - Он мне жизнь спас...
  -- Это я тебе жизнь спас! - воскликнул Виктор. - Поняла? Я!
  -- Лучше бы не спасал... - горько сказала Лена. - Ты людей послал, с автоматами, а он меня от пуль закрыл.
  -- Да? - по голосу чувствовалось, что Виктор был немного смущен. - Мне об этом не сказали. Но это дела не меняет - если бы не мои люди с автоматами, ты бы там, на бульваре, и осталась. А что до парня - что ж, ему не повезло. Если хочешь, можешь винить себя - у меня к нему не было ничего личного. Или почти ничего. Мне лишние свидетели не нужны. У меня своя игра.
  -- Скажи, Виктор... - Лена помедлила. - Я ведь тоже карта в этой игре. Я всегда для тебя была только картой?
   Виктор еще подался вперед, силясь разглядеть ее глаза в полумраке. Потом выпрямился, откинулся в кресле назад, и его лицо тоже скрылось из круга света. Он на секунду задумался, потом рассмеялся:
  -- Помнишь, я всегда говорил, что ты карта из другой колоды? Ты - джокер, ты не из этой игры. Ты играешь вопреки логике, и из-за этого можешь, даже часто, выиграть с плохими картами у более сильной руки. Но на этом далеко не уедешь, и в итоге всегда выигрывает тот, кто лучше считает.
   Он снова наклонился вперед, лицо его стало серьезным, даже суровым. Юмор исчез из его глаз, у губ появились жесткие складки.
  -- Если ты хочешь знать правду, то вот она. Нет, ты никогда не была для меня картой. То, что ты стала ею сейчас, это твой выбор. Я надеялся, что ты станешь игроком, и будешь играть - не против меня, но со мной. Ты помнишь, мы с тобой неплохо играли в паре. Да что неплохо, мы были непобедимы! Мы все еще можем быть вместе, Лена, предложение по-прежнему открыто. Еще не поздно! Остались только мы вдвоем, клуба больше нет, все принадлежит нам! Хочешь, мы теперь такую игру затеем - у нас короли и президенты картами будут!
   Плечи Лены опустились, она сцепила руки перед собой на столе.
  -- Да нет, Виктор, - сказала она равнодушно. - Свой мизер ты выиграл. Играй уж дальше один.
   Виктор посмотрел на нее, усмехнулся.
  -- Я же сказал, что лучше нас с тобой партнеров нет.
  -- Хватит об этом. Что ты собираешься делать со мной?
  -- Ты совершаешь ошибку, Лена, но я тебе уже давно не учитель. Впрочем, свой выбор ты сделала раньше.
   Он помолчал, потом продолжил:
  -- А что касается твоей дальнейшей судьбы, тут многое зависит от тебя. Черт, трудно говорить, не видя лица! - он опять подался вперед, помолчал несколько секунд, снова выпрямился.
  -- Ты знаешь, что я не могу убить тебя, и вообще причинить тебе вреда. Но, коль ты отказалась играть со мной в паре, ты остаешься препятствием, - вдруг его голос снова повеселел. - К счастью, вполне преодолимым.
   Он поднялся с места и отошел от стола куда-то в сторону. Через мгновение помещение залил приглушенный свет, позволяющий видеть интерьер. Помещение было довольно большим, прямоугольной формы: кроме стоявшего примерно посередине освещенного круглого стола, в нем было два или три невысоких круглых столика с низкими удобными креслами вокруг. В одном конце помещения была видна барная стойка с поблескивающими бутылками, в другом - большой письменный стол с компьютером и телефоном, рядом стояло вращающееся офисное кресло. Обшитые темным деревом стены, с такой же темной дверью, ковры на полу. Окна задернуты плотными гардинами.
  -- Итак, раскрою карты, - он засмеялся, - никуда не деться от этой карточной терминологии, - затем продолжил. - У тебя есть два варианта. Один простой, его я и советую тебе принять. Вон там, - он сделал жест рукой, - на столе стоит компьютер, мы сейчас подключаемся к Интернету, ты выходишь из игры, а потом уходишь вот через эту дверь. Идешь, куда хочешь. Ты в безопасности, охоты на тебя больше нет, об этом я позаботился. Вряд ли мы когда-нибудь увидимся. Нравится вариант?
   Лена помолчала, как будто в задумчивости.
   Потом спросила:
  -- Какой второй?
   Виктор засмеялся:
  -- Я был бы сильно удивлен, если бы ты не поинтересовалась. Ничего страшного, немного больше хлопот для меня, некоторые временные неудобства для тебя. Итог тот же самый. План такой, - Виктор подошел к Лене, присел на подлокотник соседнего кресла. - В случае отказа тебе придется побыть под домашним арестом до того, как пройдет срок следующей регистрации. Около семи месяцев, так? Я даже предложу тебе выбор. Можешь пожить у меня на вилле в Италии - тебе когда-то там нравилось бывать. Хочешь, - воодушевился он, - выбери место сама. Мы с тобой так и не съездили на Таити. Хочешь на Боро-Боро? Сниму тебе виллу там, отдохнешь, загоришь... Кстати, будет шанс передумать, а я могу тебя иногда навещать. Для меня, по сути, это ничего не меняет, мне все равно ждать этой даты, пока отсутствие членов клуба, выбывших de facto, примет статус de jure. Ты, конечно, понимаешь, что в течение этого времени твои перемещения будут ограничены выбранной территорией. И охрана, поверь мне, будет серьезной.
   Он снова встал, прошелся по комнате.
  -- Сказать честно, я бы предпочел второй вариант. Потому что, если ты выйдешь через эту дверь сейчас, возврата уже не будет.
   Лена нахмурила брови.
  -- Погоди-ка, мне даже интересно. Как ты себе это представляешь - домашний арест? Типа, я беру паспорт, получаю итальянскую визу, приезжаю в твой дом в Бриндизи и говорю, эй, где тут охрана, возьмите меня под домашний арест? Или бандеролью отправишь?
   Виктор улыбнулся.
  -- Я же тебе говорил, что второй вариант связан с некоторыми неудобствами для тебя. И хлопотами для меня. Если ты отказываешься от первого варианта, мне придется сделать один звонок. Через полчаса в это помещение войдут люди, и один из них сделает тебе маленький безболезненный укол. Ты спокойно уснешь без сновидений, и следующее, что ты увидишь - будет голубое Адриатическое море. Или Тихий океан, если ты предпочтешь Таити.
  -- А как же... - она осеклась.
  -- Видишь, ты все сама понимаешь. Это все обойдется чуть дороже, чем перелет первым классом, но расходы меня мало смущают.
  -- Значит, ты меня отдашь спящую этим быкам? - Лену передернуло. - Они что, ждут за дверью с носилками?
   Виктор только улыбнулся.
  -- Во-первых, быки эти с тебя бы пылинки сдували, причем истово, не из под палки. И от их нескромных взглядов ты была бы в большей безопасности, чем леди Годива, - тут лицо его стало жестким, глаза сощурились. - Погоди, тебя кто-нибудь из них обидел, или был груб с тобой?
  -- Не знаю. У нас не было возможности для светской беседы, - отпарировала Лена. - Боюсь, это я была невежлива - меня как-то быстро сморил сон.
  -- Ну ладно, - Виктор расслабился, встал за спинкой своего кресла, оперся на нее руками. - В любом случае, с этой фирмой произведен окончательный расчет, их функции завершены. Тебя будут сопровождать совсем другие люди, с иной специализацией. Охранять по прибытии на место - третьи. Разделение труда. И полный контроль. Все уже наготове, только позвонить. Согласна?
   Лена отрицательно покачала головой.
  -- Ты только что сэкономил кучу денег. Купи себе что-нибудь красивое. Я выхожу из игры.
   Виктор сжал руками спинку кресла. Было видно, как побелели костяшки его пальцев.
  -- Ты окончательно решила? - было непонятно, какие чувства в нем преобладают - облегчение, или разочарование.
  -- Я давно окончательно решила.
   Виктор пожал плечами и сделал рукой приглашающий жест.
  -- В таком случае, осталась маленькая формальность. Вот компьютер, садись за стол и действуй. Ты не возражаешь, если я посмотрю?
  -- Смотри, ты все равно проверишь, - Лена усмехнулась. - Только одна маленькая заминка - я не помню пароля.
   Он внимательно посмотрел на нее.
  -- Лена, ты затеяла какую-то игру? Чего ты хочешь этим добиться?
  -- Виктор, я не помню пароля. Его невозможно запомнить - мне, во всяком случае, не под силу.
  -- Где он записан? Дома? В компьютере? Где? - было видно, что Виктор занервничал. Ему явно было не по душе отклонение от плана.
   Лена открыла рот, собираясь сказать что-то, потом снова закрыла, и, наконец, спросила:
  -- Сейчас день или ночь?
  -- Какая разница? - изумился Виктор. Лена ждала.
   Виктор посмотрел на часы и ответил:
  -- Два ночи. Два ноль шесть, если это важно.
   Лена глубоко вздохнула, закрыла глаза, и тихо сказала:
  -- Это номер VIN моей машины.
   Виктор от изумления приоткрыл рот.
  -- VIN твоего "крузера"? Там же два десятка цифр...
  -- И еще буквы... Я же говорю, его нельзя запомнить.
   Виктор рассмеялся, выражение изумления все еще не сходило с его лица.
  -- В жизни такого не слышал. Хотя, это же гениально! Записывать не надо, всегда под рукой, - он покрутил головой, прикидывая. - В двух местах записан - в техпаспорте, и на самом автомобиле...
  -- В трех. Еще в ПТСе. А из файлов автоинспекции он не исчезнет никогда, всегда можно восстановить, даже если машины вдруг не станет, и документов.
  -- Ты гений. Давай сюда техпаспорт.
   Лена молча смотрела на него.
  -- Ах, да, твоя сумочка где-то здесь.
   Он отошел к одному из стоящих поодаль кресел, взял Ленину сумочку, подошел к ней. На секунду задержал сумочку в руках, потом, очевидно поборов искушение, протянул Лене.
   Лена взяла сумочку, но не сделала попытки открыть ее.
  -- Ну, что же ты?... - начал Виктор, пытаясь сообразить, что же ускользает от его понимания. Потом воскликнул:
  -- Ты что, по-прежнему держишь его в машине? Ты неисправима! Где машина, на стоянке?
  -- Да, но не у дома. Когда я... мы... уезжали в Питер, я оставила машину на стоянке у вокзала.
   Виктор на минуту задумался.
  -- Это двадцать минут в оба конца, в такое-то время... Тебе придется побыть здесь, на всякий случай. Двери дубовые, стекла пуленепробиваемые. Я тебя закрою на ключ. Прости, но... сама понимаешь. Давай ключи.
   Лена открыла сумочку, протянула ему ключи.
  -- Ты знаешь, где он лежит. Тогда окажи одну услугу. Пригони сюда машину, мне потом домой надо как-то добираться. И расплатись там, если я чего должна за стоянку.
   Виктор уже торопился уходить.
  -- Это тачку сейчас ловить. Я тебя потом подвезу, хоть домой, хоть к вокзалу... - он осекся, наткнувшись на ее жесткий взгляд. - Ты ж понимаешь, я это все - насчет двери, без возврата - не всерьез, в общем-то, говорил. - Хотя, - он подобрался, взгляд снова стал холодным. - Как знаешь. Приведу тебе машину.
   Он направился к двери, потом остановился. Бросил взгляд в сторону письменного стола. Затем решительно подошел к нему, взял телефонный аппарат, рванул из стены провод. Сунул телефон под мышку, и вышел. Лена услышала, как снаружи повернулся в скважине ключ.
  
  

* * *

  
  
   Щелкнула щеколда. Дверь распахнулась, и в комнату упал прямоугольник света.
  -- Ты че тут, спишь, что ли? - услышал он голос бандита. Тот явно был настороже: стоя на пороге, и всматриваясь в темноту, он сунул руку в карман, и достал пистолет. Бандит шагнул вперед, зашарил рукой по стене в поисках выключателя. Почувствовав что-то под ногами, наклонил голову, всматриваясь.
  -- А это че тут набросано? И мокро? Нассал, что ли, мудила?... - удивленный тон бандита не предвещал ничего хорошего. В этот же момент он нащупал рукой выключатель.
   Антон увидел, как рука бандита озарилась на секунду неярким голубоватым свечением, что-то тихо хлопнуло, и голос оборвался. В этот момент, собрав все силы, Антон бросился вперед. В голове мелькнула мысль: "Я ведь недавно уже так прыгал..." Только на этот раз он вкладывал в прыжок совсем иные чувства. "В голову его, в голову..."
   Он налетел на бандита всем телом, в прыжке хватая его за бритую башку, стараясь оглушить ударом о бетонную стену. Раздался глухой стук, и он почувствовал, что тяжелое тело врага оседает под ним на пол. Антон оказался сидящим верхом на бандите, и тут же стал на ощупь наносить удары кулаками по его голове. Раз, другой, третий... Справа, слева, справа... Антон остановился. Он вдруг понял, что не встречает никакого сопротивления. Он вскочил на ноги, огляделся. Пистолет лежал рядом, на полу, освещенный падающим из коридора светом. Антон схватил его, направил на лежащего бандита, пытаясь наощупь определить, как из него стреляют. Бандит не шевелился. Антон потрогал его ногой, по прежнему держа под прицелом. Ни звука, ни движения. Ни дыхания. Антон встал на одно колено, нащупал руку, попробовал найти пульс. Не нашел. Потрогал сбоку шею, где проходит сонная артерия. Ничего. Нет пульса.
   "Эффект превзошел все ожидания", - промелькнула мысль. Антон обшарил карманы бандита. Наручников нигде не было. Нож висел сбоку, на ремне. Антон вытащил его из ножен, отбросил в другой конец комнаты. Еще раз пощупал пульс. Поразительно, но похоже, он мертв...
   Антон вышел в коридор, подошел к входной двери. Заглянул в глазок. Темно. Дверь была не заперта, он потянул ее на себя. Темная лестничная площадка, лампочка не горит, только пробивается слабый свет откуда-то снизу. Видимо, есть свет на каком-то из этажей ниже. На площадке еще две квартиры, ни звука не доносится из-за обшарпанных дверей. У одной стены железная лестница, над ней люк, ведущий, очевидно, на крышу. Люк заперт на внушительный висячий замок. "Последний этаж, - подумал Антон. - Можно только вниз". Антон заглянул через перила вниз. Грязные стены, закопченные, заплеванные, сплошь покрытые непристойными надписями. Лифта нет. "Хрущевская пятиэтажка, - определил Антон. - Что делать? Постучаться в квартиры? Не пустят. А если и пустят, что толку? И там достанут, да и людей подставлю..."
   Откуда-то с самого низа донесся звук открывающейся двери: кто-то вошел в подъезд. Антон отпрянул от перил, хотя увидеть его снизу не было никакой возможности. "Видимо второй привел машину. Значит, через пять минут поднимется..."
   Он вернулся в квартиру, огляделся. Посмотрел на пистолет, который по-прежнему держал в руке. Матовая светлая поверхность, короткий ствол, надписи Ruger и .38 Special на боку, барабан, удобная рукоятка. "Револьвер, - подумал Антон, - это хорошо. Не будет путаницы с предохранителем". Покрутил барабан: пять гнезд, все заполнены, все патроны на месте. У него уже не было сомнений, что стрелять придется. Оглядел прихожую. Кожаная куртка висит на вешалке - очевидно, старшего бандита. Антона начала колотить нервная дрожь. Прошел на кухню. Грязная маленькая конура, на полу пустые пивные бутылки. Антон снова вышел в прихожую. Тело бандита лежало в комнате на боку, а ноги, обутые в новые кроссовки, торчали до колен в коридор. Антон, превозмогая отвращение, взял труп за ноги, втащил его в комнату, плотно закрыл снаружи дверь.
   Потом прошел на кухню, выключил свет, оставив освещенным только коридор, и присел на пол, прикрываясь столом, так, чтобы была полностью видна входная дверь. Опершись локтями на табуретку, взвел курок, навел пистолет в проем двери, и приготовился ждать...
  
  

* * *

  
  
   Лена сидела за компьютером. Прошло уже больше часа с тех пор, как ушел Виктор. В зале снова было темно, только сияла зеленым круглая поверхность игрового стола, да светился монитор компьютера. Ленины пальцы стучали по клавишам; иногда она двигала мышкой. Закончив работать, выключила компьютер и прикрыла глаза. Потом встала, медленно подошла к освещенному столу. Взяла с него сумочку, щелкнула замком. Что-то поискала внутри. Пальцы ее на мгновение замерли, затем потянули из сумочки шелковую черную ленту. Лена положила ее на ладонь, погладила, пропустила теплый шелк между пальцами. Посмотрела в темноту, в сторону двери, за которой скрылся Виктор. Потом аккуратно сложила ленту вчетверо, и бросила на середину стола. Сказала негромко:
  -- Я тебя уже оплакала.
  
  
   Глава восьмая
  
  
  
  
   Лена шла по утреннему городу домой. Шла, не замечая ничего вокруг себя. В душе было пусто. Ноги сами несли ее в общем направлении Красной Пресни, хотя сама она толком не сознавала, куда идет, и зачем.
   Редкие в этот ранний час прохожие оглядывались на удивительной красоты высокую, светловолосую девушку в черном, с остановившимся, невидящим взглядом. "Обдолбалась где-то, не соображает ни фига", - к такому заключению приходило большинство встречных.
   Начав свой путь на Цветном, она повернула направо, в переулки, не доходя до Петровского бульвара, бессознательно избегая необходимости проходить мимо того страшного места, где вчера они с Антоном чудом спаслись от смерти, и где спустя минуты расстались навсегда.
   Лена шла, машинально останавливаясь на перекрестках, дожидаясь зеленого света. У нее не было никакого определенного плана - что делать дальше, как быть, куда отправиться. Охватившее ее чувство безнадежности не давало думать ни о чем, кроме ее огромной, немыслимой, невообразимой потери. "Влюбилась впервые в жизни по-настоящему, - оформилась в ее голове мысль, - и сразу осталась одна. Виктор был прав, винить могу только себя. Расклеилась, попросила помощи, и вот, сама спаслась, а его погубила. Он мне дважды жизнь спас, дважды". Из глаз опять покатились слезы, но Лена их не замечала.
   Остались позади Каретный ряд и Дмитровка. Лена вышла к Тверской. Слева от себя она увидела "Мариотт", и сердце ее вновь сжалось от тоски. "Всего четыре дня прошло, а кажется вечность. Здесь я сидела, чуть не падая со стула, наглотавшись снотворного, и ждала Антона. Ждала, чтобы он пришел и спас меня. И он пришел, и спас... - мысль о снотворном показалась Лене притягательной. - Приду домой, напьюсь таблеток, будь что будет, - думала она. - Я просто не могу больше оставаться с этими мыслями, надо забыться, на время, или... совсем". Она подумала о смерти равнодушно, без страха, в этой мысли было даже какое-то спокойствие, обещание освобождения от всех проблем.
   Еще переулки, дворы. Светлый прямоугольник Патриаршего пруда, утреннее небо отражается в водной глади. Лена вышла на Садовую, спустилась в подземный переход. Он уже заполнялся людьми, спешащими на работу. С утра светило солнце, обещая еще один теплый день, и большинство людей было одето легко, по-летнему нарядно. На ступеньках рассаживались ранние нищие.
   Так она дошла до своего дома, подошла к подъезду. Автоматически начала набирать номер на кодовом замке, и тут услышала, как позади нее хлопнула автомобильная дверь, и, не в силах поверить в происходящее, повернулась всем телом в ответ на окликнувший ее голос:
  -- Лена!? - в голосе была сумасшедшая радость, смешанная с недоверием. - Лена, подожди!
   Сквозь застилающие глаза слезы Лена увидела темно-красную машину на другой стороне улицы, и бегущего к ней Антона, все в тех же черных джинсах и футболке, с измученным лицом, распухшей щекой, и безумной радостью в глазах.
   В глазах у Лены потемнело, ноги подкосились, и подбежавший Антон не успел ее подхватить, только сумел поддержать при падении, так, чтобы она не ударилась о гранитное крыльцо. Он сел рядом с ней, обнимая, целуя ее лицо, и руки, и волосы, плача и выкрикивая что-то бессвязное. У обоих из глаз катились слезы, они смеялись, сплетали руки, не в силах оторваться друг от друга, на мгновение отстраняясь, счастливо глядя друг другу в глаза, и вновь тесно прижимаясь друг к другу.
  -- Господи, что с тобой случилось, Антон? - говорила Лена, гладя его по щеке. - Глаз заплыл, всего перекосило... Тебя били? Мой бедный мальчик. Я думала, я с ума сойду.
  -- Да что глаз, Ленка? Глаз - ерунда, глаз заживет. Ты жива, и я тебя нашел, вот что главное. Я с тобой теперь не расстанусь, даже на минутку...
   Они, наконец, нашли в себе силы подняться. Лена набрала код, и они вошли в подъезд. Все еще смеясь и вытирая слезы, прошли мимо изумленной заспанной консьержки к лифту.
  
  

* * *

  
   Лена и Антон лежали в постели. Ее рука лежала на его груди, он обнимал ее за плечи. Час назад, поднявшись в квартиру, они, не говоря ни слова, прошли в спальню, и стали лихорадочно раздевать друг друга. Им было мало объятий, им необходимо было полностью слиться, ощутить себя и другого как единое целое, чтобы поверить, что они снова вместе, что кошмар потери остался позади.
   Теперь они лежали, уже успокоившись, и делились событиями прошедшей ночи.
   Когда Лена закончила свой рассказ, Антон спросил:
  -- Но как тебе удалось выбраться из клуба? Он же запер тебя на ключ!
  -- Как удалось? - рассмеялась Лена. - Уборщица пришла в шесть утра, да открыла дверь. Она всегда в это время приходит, игры к шести обычно уже заканчиваются. Хотя, приходилось и позже засиживаться.
  -- Вот это да! - Антон тоже засмеялся. - А я уже приготовился такое услышать...
  -- Теперь давай ты рассказывай про свои подвиги, - потребовала Лена.
   Антон уселся по-турецки, глядя на Лену. Лена тоже села, опираясь спиной на подушки. Простыня сползла вниз, обнажив ее грудь.
   Антон собрался с мыслями. Начал говорить, потом запнулся.
  -- Знаешь, - замялся он. - Там есть одна подробность... Ты, конечно, будешь смеяться, - сказал он безнадежно. - Я даже не хотел рассказывать, но... все равно расскажу, только ты уж постарайся как-нибудь... не очень...
   Лена посмотрела на него подозрительно.
  -- Ну, теперь ты уж точно должен все рассказать. Только не говори мне, что ты соблазнил охранника своим прекрасным юным телом, и, когда он уснул, утомленный ласками...
   У нее была неплохая реакция, и она сумела увернуться от брошенной в нее подушки.
  -- Сейчас я замолчу, и ты умрешь от любопытства, безумная женщина!
  -- Все, умолкаю, мой повелитель, - она приняла смиренную позу и потупила глаза.
   Антон начал рассказ.
  
  

* * *

  
  
  -- ...в общем, понял я, что живым мне отсюда не выбраться. В который раз комнату оглядел - пусто, хоть шаром покати, нечего в руки взять. И тут, видно от отчаяния, меня озарило. Там по плинтусу старый телефонный провод проходил - то ли телефон был когда-то, то ли радиоточка. Знаешь, такой двужильный плоский провод в пластмассовой изоляции. Оборвал я его весь, сколько было, стал изоляцию сдирать. Спешил, драл руками и зубами, но весь оголил. Метров восемь получилось тонкой медной проволоки. Я изоляцию за батарею закинул, чтобы не увидели, если войдут вдруг, а проволоку примотал к батарее - кое как зачистил место от краски и ржавчины, чтобы контакт был. Кольцами скрутил, и тоже за батарею засунул. Потом выдрал из стены выключатель, вытянул на проводе алюминиевом. Посмотрел, там хорошие такие концы, оголенные. Ну, а когда я понял, что сейчас бандюга этот за мной придет, я проволоку из-за батареи вытащил, размотал, и у двери кольцами бросил, чтобы он на нее наступил, как войдет. А выключатель осторожно обломил, чтобы голые провода торчали. Свет, понятно, сразу погас, а мне это и надо было. У меня какой расчет был: они войдут, первый начнет свет включать, да за провод схватится, его током дернет, хоть какой-то элемент неожиданности. Я на него брошусь, башкой постараюсь об стену ударить, а там как повезет - может, нож сумею выхватить, или пистолет. Плана особого не было, но обидно стало погибать, как барану, даже не попытавшись что-нибудь сделать. И тут мне повезло - старший бандюган отправил второго за машиной, а сам один остался. Я понял, что это мой шанс.
  -- Ну вот... - Антон опять замялся, глядя на Лену обреченно. - Я это все сделал, а потом, пока ждал, что он зайдет, мне шальная мысль в голову пришла. Хуже, думаю не будет, и... короче, пописал я на пол под выключатель, у двери...
   Этого Лена не ждала. И без того широко раскрытые глаза ее стали совсем круглыми, рот тоже приоткрылся. Она смотрела на Антона с недоверием, решив, что она ослышалась.
   Антон прервал рассказ, и молча сидел, со смущенным видом.
  -- Ты... что... сделал? - переспросила Лена, разделяя слова.
  -- Ну, я решил, вода, да еще соленая, для лучшего контакта...
   Антону пришлось сбегать на кухню за водой, потому что он испугался, что у Лены случилась истерика. Очевидно, вместе со смехом она выплескивала из себя весь ужас этой ночи, и напряжение ожидания, и страх, накопившиеся в ней за эти дни - все это нашло выход в безудержном, спасительном смехе. Настолько нелепым был в рассказе Антона контраст неизбежной, казалось бы, в этой ситуации, смерти, и каким-то легкомысленным, шкодным действием, из репертуара хулиганствующих подростков.
   Дождавшись, пока Лена успокоится, Антон продолжил.
  -- Смех смехом, Лена, а только я думаю, что когда я на него из темноты бросился, он уже падал мертвый, или близко к тому. Когда ток вот так по телу проходит - от руки к ногам, через сердце, это почти верная смерть, если контакт хороший. А я ему заземление устроил отличное - медный провод к батарее... с электролитом под ногами.
   Он задумался на несколько секунд.
  -- Я давно знал, что вот это бытовое электричество - вещь серьезная. Когда я в седьмом классе учился, у приятелей моих родителей сын погиб, мой ровесник. Что-то делал он в своей комнате, вешал полку на стену, что ли, или колонки музыкальные. У них дрель дома старая была, древняя совсем, совковая, в металлическом корпусе, такие когда-то делали. Давно ее выбросить надо было. Так он, видно, в проводку случайно попал, его током шибануло, и сразу насмерть. Родители в соседней комнате, телевизор смотрят, а он тут лежит на полу, уже мертвый.
   Антон опять помолчал немного, очевидно, вновь переживая происшедшие события.
  -- Ну, короче, пистолет я у него забрал, надо, думаю выбираться. Выглянул на площадку - последний этаж. Я-то думал, поднимусь на этаж выше, подожду, пока второй дебил в квартиру зайдет, да и сбегу вниз. Не тут-то было. Пришлось в квартиру вернуться, и засесть в засаду... Но я к тому времени уже весь как окаменел, ни страха, ни жалости. Знал, что придется мне его застрелить.
   Антон коротко вздохнул.
  -- Он дурак-то, дурак был, но все же что-то почувствовал неладное. В квартиру когда вошел, у него тоже пушка в руках была. Меня он не увидел, да и не взглянул даже в мою сторону. Только успел зайти, на дверь комнаты посмотрел, да позвал: "Серый, ты где?", я и выстрелил. Пуля в горло ему вошла, он сразу рухнул. Даже свой пистолет поднять не успел...
   Антон опять замолчал. Лена крепко сжимала его руку.
  -- Вот, а дальше я схватил куртку кожаную того, первого, - она на вешалке висела, и дунул вниз по лестнице. Никто, понятно, на выстрел не вышел, да он и негромкий был. Я выскочил, машина прямо тут стоит, задом к подъезду. Мне, думаю, транспорт приготовлен. Я даже останавливаться не стал, сначала побежал, потом пошел пешком, дворами. Где я, понятия не имею, темно, дворы какие-то заброшенные. Руки в карманы сунул, а там мой бумажник лежит, и деньги все на месте. А в нагрудном кармане - этого, бритоголового, бумажник и документы. Но ключей не было моих, ни от машины, ни от квартиры. Может, у второго остались, не хватило у меня духу обыскать и его тоже, я ни секунды не хотел в этой квартире задерживаться. Ладно, думаю, и на этом спасибо.
  -- В общем, блуждал я там, потом вышел на широкую улицу какую-то, пошел по ней. Я не хотел близко от того места такси брать, мало ли, думаю, все же милиция потом искать будет, опрашивать водителей, все-таки два трупа, да стрельба. Хотя вряд ли, милиции бандитские разборки малоинтересны. Улица оказалась Варшавским шоссе. Я километра два прошел, пока не вышел к более или менее обжитым кварталам, ближе к центру. Даже люди начали встречаться, хоть и ночь глубокая.
  -- Поймал тачку, поехал к Алику. У него вторые ключи от моей квартиры есть. Поднял его среди ночи, уж не знаю, что его родители подумали. Забрал ключи, заехал домой на секунду, взял только от машины запасной комплект ключей, и поехал на Петровский. Там машина и стояла, где мы ее оставили. И телефон твой в ней заряжается.
   Антон повернулся к Лене, погладил ее ладонью по щеке.
  -- Я был уверен, что тебя в живых нет. Если, думаю, меня решили на тот свет отправить, то тебя-то уж тем более. У меня пистолет в кармане, я его не выбросил - ну, думаю, найду я гадов, за все ответят. Куртку этого бандюги выкинул, понятно, бумажник спрятал на каком-то пустыре по пути. А пистолет сохранил. А я про тебя ничегошеньки не знаю - ни друзей твоих, ни где родители живут, только дом, да подъезд. Поехал туда. Просто не знал, куда еще ехать. Не знаю, что думал. Может, кто из этих гадов в квартиру твою полезет за чем-нибудь? Как их узнаю, представления не имею. Даже не знаю, на каком ты этаже, где твои окна. Сидел, смотрел на подъезд, к тому времени рассвело уже. Люди начали выходить. Я твою трубку просматривал, что там за телефоны записаны, соображал, с чего начать, кого искать...
   Лицо Антона стало грустным - видимо, он вновь переживал те печальные часы.
  -- Когда ты появилась, я думал, у меня глюки. Глазам не мог поверить.
   Антон обнял Лену, крепко прижал к себе. Она уткнулась в его плечо.
  -- Ну, все хорошо, моя девочка, - говорил он, гладя ее по голове. - Все позади, теперь все будет в порядке.
   Лена провела рукой по его груди вниз, к животу, и дальше.
  -- Ого, - сказала она, - зверь готовится к прыжку.
   Она вдруг хихикнула.
  -- Теперь я буду проявлять больше уважения к этой части твоего тела. Для кого удовольствие, а может быть и смертельным оружием...
   Антон только засмеялся, отбрасывая в сторону одеяло.
  
  

* * *

  
  
   Ленин холодильник оказался в гораздо более ухоженном состоянии, чем у Антона. Они приготовили роскошную яичницу с помидорами и луком, и теперь с удовольствием поедали ее за большим столом в просторной светлой кухне. Антон доел последний кусок, отложил вилку, и сказал:
  -- Лена, ты знаешь, я абсолютно счастлив.
   Лена только кивнула в ответ. Она еще дожевывала свою порцию. Антон задумался на мгновение, и продолжил:
  -- И это при том, что сегодня ночью я убил двух человек... И не чувствую ничего - никаких угрызений совести. А ведь они были люди - подонки, конечно, но ведь люди... Это нормально?
  -- Ну, нормально или нет, но только мы с тобой два сапога - пара, - отвечала Лена. - По крайней мере, твои двое не были твоими первыми мужчинами...
   Антон засмеялся.
  -- Знаешь, могли бы и стать. Тема, во всяком случае, возникала. Если бы этот твой кадр сделал такой спецзаказ. А так он просто приказал меня... "замочить".
   Лена посмотрела на Антона задумчиво.
  -- Интересно, - сказала она, - смогла бы я его убить, зная, что тебе удалось спастись, что ты жив? Я это сделала без колебаний - за тебя, за друзей, потому что я его ненавидела, но тогда я была уверена, что тебя больше нет, и он этому виной.
  -- Знаешь, Лена, - ответил Антон, - он тоже был уверен, что я мертв, потому что он сам отдал такой приказ. Так что разницы не вижу. А то, что я остался жив - это уже не его вина.
   Он наклонился к ней и обнял ее за плечи.
  -- И хватит об этом. Все хорошо, что хорошо кончается.
  
  

* * *

  
  
   Около полудня того же дня они шли по Тверской. После завтрака они снова улеглись в постель, решив немного отдохнуть после бессонной ночи. Заснуть удалось не сразу, но вскоре они все же угомонились, и проснулись часа через три, отдохнувшие и готовые начать новый день. Теперь они направлялись в одно хорошо знакомое Антону туристическое агентство. Дело в том, что Антон вдруг решил, что будет очень неплохой идеей слетать на недельку в Швейцарию, отдохнуть, и заодно познакомить Лену с родителями. Лена не возражала.
   Погода немного испортилась, солнце скрылось за облаками, и Лена накинула сверху легкую куртку.
  -- Эх, фотоаппарат наш, видно, этим звероящерам достался, - вздохнул Антон. - Жалко фоток питерских...
   Вдруг ему в голову пришла совершенно иная мысль.
  -- Постой-ка, - он вдруг остановился посреди тротуара, и развернулся к Лена лицом. - Так получается, что ты теперь единственный оставшийся действительный член клуба?... И все эти деньги...
   Лена посмотрела внимательно ему в глаза. Потом снова взяла его под руку, приглашая возобновить движение, и пошла рядом.
  -- Нет, Антон, - она смотрела себе под ноги, голос ее был глух и серьезен. - Сегодня утром, когда я сидела в клубе и ждала, пока меня освободит уборщица, я подключилась к Интернету и вышла из клуба. Я ведь соврала Виктору, у меня вовсе другой пароль, - она вздохнула, потом смущенно улыбнулась. - У меня действительно ужасная память на эти вещи, поэтому пароль у меня совсем простой.
   Антон смог только ошарашенно помотать головой.
  -- Но почему?... Ведь все кончилось... То есть, я тебя, наверное, понимаю, но...
  -- У меня, Антон, в последние дни вертелись в голове строчки из одной песни. Мой отец всегда очень любил Высоцкого, поэтому я, наверное, все его песни с детства наизусть знаю. У него есть такие слова:
  
   Бросайте за борт все, что пахнет кровью!
   Поверьте, что цена невысока...
  
  -- Понимаешь, Антон, вдруг кто-нибудь... Ну, из оставшихся - то есть, если кто-нибудь остался, конечно - узнает, что у меня есть доступ к этим средствам? Тогда и я, и все, кто рядом со мной будет, никогда не будут в безопасности - слишком уж деньги большие. А мне этих погонь с похищениями вот так хватило...
  -- Ну, и правильно, - решил Антон. - А что теперь будет с этими деньгами? Кому они достанутся?
  -- Никому, - ответила Лена, засовывая руку поглубже в карман куртки. - А точнее, банкам, как и всегда. Деньги тронуть никто не сможет, значит, они останутся в банках навечно, и банки будут ими по-прежнему пользоваться. Вот и вся история.
   И даже самый внимательный наблюдатель, если бы такой случился рядом, ни за что бы не обратил внимания, что все время, пока они шли, Лена держала Антона правой рукой под руку, а левую не вынимала из кармана куртки. Это так удобно, когда захочешь незаметно на минутку скрестить пальцы, если вдруг очень понадобится...
  -- Ничего, - продолжала она, немного помолчав, - целее будем.
   Она улыбнулась, потом остановилась и, повернувшись к Антону лицом, приложила ладони к его щекам, глядя сияющими глазами прямо ему в глаза.
   - А мне хочется прожить достаточно долго, чтобы успеть истратить то, что у меня и без того есть. А для этого, Антон, нам с тобой надо жить о-о-о-чень долго...
   Антон смотрел на нее, растерянно улыбаясь, все еще никак не в силах осознать все те перемены в его жизни, что свалились на него со дня того злополучного катания на роликах по Поклонке.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   81
  
  

- 81 -

  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"