События последних недель не оставляют возможности. И требуют необходимости высказаться.
Музыка именно то направление культуры, которое очень остро реагирует на любые виды ограничений и попытки идеологического воздействия. Последнее время стало модно кричать об ограничении свободы слова в России.
Что же такое свобода слова
Говоря о свободе слова и свободе самовыражения, нельзя не упомянуть о таком деятели российского рока как Илья Кормилицин. О том человеке, с именем которого для многих в Екатеринбурге связана свобода слова. Немного расскажу о нем
Илья́ Вале́рьевич Корми́льцев (26 сентября 1959, Свердловск - 4 февраля 2007, Лондон) - русский поэт, переводчик с английского, итальянского и французского языков, музыкальный и литературный критик, главный редактор издательства "Ультра.Культура" (2003-2007). Основной автор текстов песен группы "Наутилус Помпилиус".
В 2003 году Кормильцев возглавил новое издательство "Ультра.Культура", специализировавшееся на публикации радикальных текстов. Одна из первых же выпущенных там книг - роман московского НС-скинхеда Дмитрия Нестерова "Скины: Русь пробуждается" - привела к разрыву с "Иностранкой", однако данное событие не остановило Кормильцева. Он продолжил издавать острые, противоречивые художественные и документальные книги о различных актуальных аспектах жизни современного общества (таких как, например, терроризм, наркокультура и т. п.). Авторы руководимой Кормильцевым "Ультра.Культуры" представляли самый широкий спектр взглядов: от крайне левых (Субкоманданте Маркос) до ультраправых (Эндрю Макдоналд). Издательство постоянно находилось в центре скандалов, связанных с обвинениями в экстремизме, пропаганде наркотиков и распространении порнографии со стороны государственных структур России. При этом сам Кормильцев вовсе не был сторонником "вседозволенности" и поддерживал возможное введение возрастных ограничений. Отрицание вызывала политическая ангажированность выпадов против издательства. "Очевидно, что запрещать будет кто-то, а не общество в целом. Стандартный метод - апеллировать к моральному большинству, хотя проблема за этим стоит совсем другая. Так что, если "Дневник хищницы" Лидии Ланч чем-то и опасен, то не радикальным описанием жизни нью-йоркских подворотен, а буржуазно-моралистическим финалом".
Это издательство в 2000-е стало мерилом, чего то запретного, откровенного, того что можно хранить и читать только втайне. Но о нем говорили, говорили открыто, книги можно было свободно купить во всех городских книжных магазинах. Я помню, толпы восторженной молодежи, которые зачитывались стоя в книжном магазине. Был такой в подвальчике на перекрестке Ленина-Тургеньева. Эти книги заставляли думать и познавать. Из этих книг мы узнавали о субкоманданте Маркосе. И это заставляла нас изучать Мексику и причины сапатисского восстания. Читая Эндрю Макдоналда и смотря Американскую историю Х, понимали ущербность нацисткой идеологии. Ущербность в новых реалиях современного мира . Но в один момент этого издательства не стало Книги и тиражи были изъяты. Часть книг отнесены к запрещенным. Вроде бы свобода слова закрыта, умерла????
Мне всегда нравилось меткое высказывание Стефана Цвейга "Мы могли жить более космополитично, весь мир был открыт нам. Мы могли путешествовать без паспортов и виз, куда нам заблагорассудиться, никто не экзаменовал нас на убеждения, происхождение, расу, религию. Мы на практике - я отнюдь не отрицаю этого - имели несравненно больше индивидуальной свободы и не только ее ценили, но и пользовались ею. Но, как хорошо однажды заметил Фридрих Хеббель: " То у нас нет вина, то бокала". Редко одному поколению дано и то и другое; если мораль предоставляет человеку свободу, то его притесняет государство."
И я понимаю, что мне удалось увидеть тот период времени, когда ни мораль, ни государство не определяли, что такое свобода, и свобода слова в частности. Сейчас за человеческую свободу бьются два мерила мораль и государство. Государство пока побеждает в этой битве. И это в принципе хорошо. Ну, или не знаю. Посмотрим.