В те дни лета опаляющее солнце держало неимоверную духоту над городом, что придавало особенную остроту момента Дню народного голосования, дню, когда первые могут стать последними, а последние - первыми, но не всё было так просто в этот роковой день: толпа гудела на площади, министры во фраках за круглым выборным столом с одышкой утирали пот со лбов, с трибуны вещал кастильянец, вытащивший страну из забвения в сорок первом, и именно ему предстояло голосовать сегодня, его выбрали массы для росчерка решающего бюллетеня, ставки на который были настолько высоки, что лидеры сопредельных государств были готовы разорвать пакт о ненападении и плюнуть в лицо всякому при его упоминании, и только прокурор ритмично отбивал пальцами по столу кабинета, краем глаза наблюдая трансляцию церемонии: Ортега, гегемон Сиберии, скромной, но уверенной галочкой присоединил его страну к Новому царству.
Ещё не отцвела сирень, когда палата министров была распущена на вольные хлеба неким Лустерцием, говорившим о себе с прищуром секретарём и свысока смотревшим сквозь пальцы на все дела его высочества, но не преминувшим вскользь когда-то упомянуть при нём о всех тех заслугах своей многочисленной дальней родни, служившей в недалёком прошлом на видных должностях в дружественных странах-соседях великой Сиберии, что, впрочем, совсем не умаляло его достоинства при дворе в глазах знати, а ведь виной всему были те самые отчисления в казну, щедро предпринимаемые втайне, но всегда бывшие прозрачными для государя и многочисленной свиты, благовоспитанных и седовласых граждан, старевших скорее не по зову природы, а при соблюдении важнейших государственных обязанностей, ни разу не поправших чести мундира казнокрадством или взяточничеством, однако сам государь свиту свою всё же держал в узде и не допускал слишком близкого отношения к себе, хотя секретаря уважал, так как приходился ему дядей и немилость к родственнику сказалась бы на всей политике явно не положительно, но не потому уважал, а больше из отеческой заботы, сердечно источавшейся в направлении всего младшего поколения династии, из преклонения перед почившей ныне матушкой и сыновней благодарности батюшке, отжившему своё.
В граничившем с предпольем Нового царства славном городке Сливинске воины отечества нередко занимали высокие посты, хотя и было богачам сроду с ними скучно: неоплатными долгами служилые прихвастнуть не могли, да и нечем было подсобить, хотя случались, бывало, между простым людом и зажиточными пересуды, однако всё заканчивалось миром, дабы никто не шёл вопреки мудрому наставлению правителя, причём вся городская сволочь была выселена через два плёса, за деревню, в предместье, где люди, чьи имена даже в таком курьёзном случае не канули в лету, были пристроены и трудились с миром, особо уделяя внимание пришельцам на целине и польщаясь их первыми шагами на новой земле, куда неспешно стекались массы пришлого населения, застигнутые на прежних местах обитания манящим посулом быть приближёнными царской руки в более подобающей их самоценности обстановке, не обременявшей переселенцев в то же время чужой культурой и порой так добавлявшей им жирку и весу.
О некоторой предиковинной поре сего славного государства шла речь даже в близком ему зарубежном Тамбуре, когда детишки, чей озорной нрав всё же позволял чинить златопеды прямо на центральной площади, одолевали несколько престарелых лекарей в далеко не заходивших научных диспутах о пользе калия и других для общей пользы земель употреблявшихся качественных удобрений нынешней весной, что на всеобщем обозрении выглядело достаточно мило и не вызывало опасений у местной публики, занятой газетными слухами о предстоявшем урожае, работавшей свой день и помышлявшей более о благом, что и было национальным достоянием мирных соседей Ортеги, коим он предпочитал благодетельствовать во всех делах страждущих, ибо велика была сила гегемона, но не прельстился он и не стал оказывать никакого злодеяния сей земле, земле, в краях которой черпала новые силы громада его воинства, неколебимо, твёрдо зная, что не предаст их в руки врага столь дружественный народ.