Не мною сказано, что любой человек может написать книгу -
книгу своей жизни. Попробую и я, только опишу самое запомнившееся.
Первые мироощущения я испытал где-то в полтора-два года. Это
подтвердила и мама . Хорошо помню до характерного запаха котлеты, ко-
торые ел, еле выбравшись из гамака. Мы жили тогда на госдаче в под -
московном городке Внуково, хорошо известном сегодня многим отлетающим
из Москвы на юг.
Семья наша состояла из пяти человек - матери Александры Анисимовны, отца ( отчима) Ивана Андреевича, старшего брата - Виктора, младшего брата - Андрея и меня. Наш с Виктором родной отец умер в госпитале от белокровия, полученного в результате облучения в ходе неправильного лечения в 1953 году.
Отец меня не видел, как и я его, а назвали меня в честь Юрия Долгорукого, про которого отец в госпитале во время болезни читал историческую повесть. Так что я москвич хоть и в первом поколении, но с историей города связан тесно.
Другое яркое впечатление опять связано, как ни странно, с
едой. Мне не раз напоминали, как в пять лет мне удалось за один
присест уничтожить полбатона черного. Сегодня-то ясно, это напал
жор, как у рыбы, но в те годы это было трудно объяснимо.
Помню стояние со старшим братом Виктором в толпе, радостно наблюдающей за летящей в вечернем небе яркой звездочкой - одним из первых советских спутников.
Нынешние дети не испытали такого чувства- радости от того,
что в космосе летает аппарат, придуманный и сделанный его соотечест-
венниками и вера в то, что и сам смогу сделать что-нибудь потом для
своей Родины, когда вырасту.
Теперь в стиле честных признаний о первых встречах с вред-
ными наслаждениями. Курить мы с приятелями начали довольно рано даже
для сегодняшней молодежи, где-то в пять лет. В годы моей юности не
было сигарет с фильтром. Высшим наслаждением было затянуться окурком
" Ароматных", болгарской "Пчелки" или вообще экзотическими египетски -
ми черными сигаретами, продававшимися в коробках, открывающихся напо-
добие спичечных. Сейчас уже можно откровенно признать, что курить мне
не нравилось никогда. Но в суровой мальчишеской кампании было понятие
" как все ". Проблема заразы не стояла так остро, как сегодня.
Так мы смолили до самого первого класса, когда нашли це-
лую пачку какого-то навоза и обдымились до натуральной потери созна-
ния. Вроде начинали-то где-то в 11 часов дня, а очнулись когда стем-
нело. Выбираясь из воронки, оставшейся в парке Покровское-Стрешнево
от немецкой бомбы с 1941 года, впервые дал невыполнимый зарок вести
себя хорошо и не брать в рот табачной отравы. Страшная головная боль
вселяла уверенность, что так и будет. Бог мой, какая наивность.
Потом я травился " Беломором" в восьмом классе и тоже
бросал курить до армии. А там солдат может не есть, но курить начнет
через один - два месяца, ибо есть закон у любого командира от сержанта и
выше: направлять во время всеобщего перекура несчастных некурящих на
выполнение дополнительных заданий типа " сбегай,отнеси принеси ". Уже
дослужившись до высокого звания майора, я в очередной раз убедился в
правоте поговорки " Нельзя отбиваться от стаи ". Опять руководство и
подчиненные курили на улице у штаба, обогащая свою память новыми бай-
ками, которых каждый , кто носит голубые погоны,знает великое мно-
жество, а мне приходилось карпеть и в эти минуты над бумагами. Заку-
рил опять. Через некоторое время непосредственное руководство усмот-
рело снижение скорости отработки документов и пошло к командиру час-
ти.
Выход был найден военный и неординарный. Командир лич-
но посетил наш необьятный кабинет и разрешил мне одному курить за
столом, не отрываясь от работы. С учетом того, что в штабе вообще не
было воды и даже реактивы для проявки фотопленок обьективного контро-
ля разводили водой из ближайшей канавы, мне была оказана большая
честь.
В тот раз я вновь бросил курить по причине отсутствия
в военторге нормальных сигарет. Северокорейские готовились из морских
водорослей, пропитанных никотином и вскоре вызывали сильный кашель и
другие нехорошие последствия, а других сигарет временно, как и мяса,
в нашем гарнизоне годами не продавалось. Вновь закурил уже по совсем
другим причинам, после перевода в Москву.
Вернемся в наш городок. Он назывался военным. На не-
большой территории, кроме жилых домов, располагались два городка: во-
енных строителей и заключенных. Если служба строителей шла спокойно и
мы контактировали с ними только когда покупали папиросы для аресто-
ванных, то заключенные жили непонятной жизнью. В наших молодежных
рядах упорно циркулировали слухи о доставке шпаной грелок с водкой в
зону и о мифической мелкокалиберной винтовке, при помощи которой зеки
карали тех, кто у забора подбирал переброшенные деньги, а водку не
приносил.
Однажды ночью весь городок проснулся от автоматных
очередей. Вырваться для личного участия в беспорядках не удалось
из-за бдительности родителей. Картина прояснилась позже в рассказах
взрослых и товарищей, чьи окна выходили на лагерь. Бунт вспыхнул по
незначительной причине. Когда основная масса арестантов штурмовала
ворота и гибла, три главаря спокойно перелезли через забор с тыльной
стороны лагеря и растворились в пойме Москвы-реки. Вскоре лагерь пе-
ренесли.
Уже в те юные годы я начал понимать, что те, кто
зовет всех в одном направлении, обязательно сам навернет в противопо-
ложное и там решит все свои проблемы. Жизнь подтвердила правильность
вывода. Однако, как и большинство сограждан, наступаю на одни и те
же грабли до старости.
В прежнее время пацаны повально увлекались оружи-
ем. Не обошло это поветрие и нас. До 10 лет через мои руки прошли:
пара пистолетов, настоящая сабля, винтовка Бердана, несколько килог-
раммов пороха и патронов. Ножи, рогатки луки и самопалы не в счет.
В кустах вблизи домов нами была вырыта яма, где в костре могла
печься картошка, дожидаться взрыва очередной загадочный патрон или
самодельная бомба. Никто не пострадал только из-за переданного стар-
шими товарищами опыта и врожденной осторожности.
О сабле разговор особый. Обостренное любопытство
засунуло мой нос в лежавшую газовую трубу большого диаметра. Там ока-
зался согнутый пополам клинок без ножен. Уважаемый ребятами дворник
Мустафа подивился моей находке и быстро разогнул ее, отбив молотком
неровности. В момент мне удалось поднять свой рейтинг в глазах сопли-
вых товарищей на большую высоту. Боевое оружие успешно рубило снего-
виков, снежные крепости и все остальное. Но старший брат без лишних
слов приватизировал мою находку. С клинком под шинелью он ходил в
свое ремесленное училище, где каждый порядочный представитель молодо-
го рабочего класса обязательно имел финку или кинжал. Сабли не было
ни у кого.
Все, что хорошо начинается, обычно плохо занчает-
ся. Так было и в то время. Прочитав в какой-то газете о славных пио-
нерах, дружно оттарабанивших в родную милицию найденный где-то писто-
лет, мы тоже решили попасть на страницы большой печати. Однако на пу-
ти в околоток и к всенародной славе нам повстречалась группа хулига-
нов из двух человек. В результате мы лишились клинка а взамен получи-
ли пару хороших подзатыльников. Обмен был вынужденно произведен явно
неравноценно.
Году в 1959-1960 годах все боеприпасы постепенно
стали пропадать и мы перешли на ловушки и капканы для отлова живнос-
ти. Потом пришла пора любви и молодецкие забавы отoшли на второй
план.
Кроме табака, оружия и молодежных увлечений меня
с детства тянуло к природе, особенно к лесу и воде. За парком, из-под
железнодорожной насыпи вытекал чистый ручеек, бравший начало из род-
ника в Химках. Сами с ребятами ходили проверять как-то. По берегам
рос камыш, кусты, высокая осока. В глубине медленно извивались длин-
ные водоросли. Конечно, как говорится, в годы нашей молодости и
солнце было теплее и люди добрее. Однако, сравнивая тот веселый руче-
ек , чистый и прозрачный до последней гальки на дне, со всеми нынеш-
ними загородными водоемами, украшенными по берегам дачами и всяким
хламом, думаю, что так оно и было.
С трех-четырех лет начались запрещаемые родите-
лями наши водные круизы. В кустах, хорошо замаскированное, у нас ле-
жало почти не ржавое корыто с высокой задней стенкой и метров пять
хорошей веревки. Один из моряков садился в корыто, второй осторожно
отпускал веревку до крайнего узла, а затем подтягивал обратно к мос-
тику из пары досок. Говоря языком сегодняших "россиян", кайф был нес-
равненный. Вода журчит, кусты проплывают мимо, корыто почти сухое ну
и вообще ...
Но всему приятному приходит конец. Корабль дал
течь, а ремонт мы еще не освоили. Иногда в минуты полного отпада от
современной жизни приходит в голову простая мысль- вот бы сесть сей-
час в корыто и уплыть к чертовой бабушке...
Следующим этапом были походы на Москву-реку.
Особенно прекрасно было то, что путь проходил мимо какого-то меди-
цинского института с дырявым забором. На территории был здоровенный
сарай. А в сарае хранились бесчисленные стопки бракованных стеклянных
трубок, через которые было можно далеко выстреливать воздухом любые
круглые предметы. Мы-то брали новые, а совсем пацанята подбирали на
свалке уже использованные. И хотя потом выяснилось, что институт ра-
ботал над какими-то вакцинами от эпидемий, никто не то, что бы умер,
а даже и не заболел.
Наш левый берег реки позволял с высокого обрыва
прыгать на песчаный склон с большой, по нашим неразумным понятиям,
высоты. Примерно через год полет завершился переломом левой руки. Пе-
чаль вызвал не сколько перелом , а сколько необходимость барахтаться
у самого берега, пока все плавали на глубине.
Сколько не вспоминаю наши кампании, все время
проходило в состязаниях. Кто дальше зайдет в воду, чья бомба громче
рванет, кто выше залезет на дерево. Не удивительно, что численность
мужского населения убывает сильнее, чем женского.
Тонуть мне пока довелось вроде два раза. Первый-
когда по весне с Сашкой Горшковым, по-нашему просто Горшком, мы в са-
мый ледоход палками с гвоздями вытаскивали снулую рыбу. Уже набралась
здоровая куча. Вдруг подмытый весенним быстрым течением лед у берега
обломился. Под нами был омут, метров пять глубиной, вокруг множество
зевак. Перед глазами быстро менялись картины зеленой воды, пузырьков
воздуха, каких-то палок. Мысли о смерти не было. Ледяная вода не ощу-
щалась. Также не было и сколь-нибудь страшно. Просто созерцал послед-
ние видения жизни. Выволок нас милиционер, без раздумий прыгнувший в
воду. Пока герой спасал безнадзорных ребятишек, до нельзя шустрые жи-
тели Тушинских шанхаев украли у него бумажник с жалкими копейками и
удостоверение личности.
Нас доставили на спасательную станцию, одели в старые толстые
водолазные свитера и позвонили родителям. Да, еще дали по стакану
горячего и очень сладкого, даже теперь чувствую сладость, чая с
сахаром. Потом мы оказались дома, потом нас жалели, потом пороли, а
уже утром мы были в школе без всяких признаков утопления и заболева-
ний от ледяной ванны. Доказать товарищам реальность наших приключений
удалось лишь демонстрацией синяков от бивших в бока льдин. А мы даже
боли в воде не почувствовали.
Наш спаситель пару раз приходил к нам домой,
справлялся о документах, мол не видели ли мы чего-нибудь подозритель-
ного. Но и через почти сорок лет с того дня скажу честно - это был
один из немногих случаев в моей жизни, когда я не вертел головой по
сторонам.
Командиры милиционера с честью вышли из создав-
шейся ситуации. За спасение положена медаль, а за утерю документов-
строгое взыскание. Баш на баш. Ни медали, ни взыскания.
С тех пор отношусь к милиции с признатель-
ностью и уважением.
Второй раз вода хотела утащить меня летом , на
следующий год, среди белого дня и опять на глазах массы трудового на-
рода. Возможно, судьба моей худой шкурой хотела пробудить лучшие че-
ловеческие чувства у кого-то. Но не получилось. Я наступил в воде на
разбитую бутылку, сильно порезал ступню, начал терять нестойкое соз-
нание и, соответственно, тонуть вблизи берега. Отец меня все же заме-
тил и вытащил на берег. А славная народная традищия бросать в воду
битые бутылки , по моему глубоко ошибочному мнению, только крепнет
год от года. Вскоре разоблачили водолазов-душегубов, топивших купаю-
щихся и потом находивших их за деньги убитых горем родственников, но
нарвавшихся, на свою беду, на моряка, притопившего одного убийцу. За-
тем милиция выловила из воды спущенный туда ворами Москвич, и мы с
громадным интересом наблюдали, как венец нашего легкового автомоби-
лестроения ныряет с берега в воду и обратно за пыхтящим речным букси-
ром. Такие грандиозные события затмили незначительный факт возможной
смерти автора. Но на реку тянуло, там все время что-нибудь происходи-
ло.
C годами желание находиться в часы отдыха у
речки или озера только усиливалось. Тонуть больше пока не приходи-
лось.
Рожденный в предпоследний год жизни Сталина, я
совсем не ощутил на себе его культа. Правление Хрущева, Брежнева, Анд-
ропова, Черненко, Горбачева и ныне действующего Ельцина наложило не-
изгладимый отпечаток на все мое поколение. Мы были обязаны жить по
существовавшим нормам. У писателя М.Зощенко есть мысль о двух мирах, существующих в обществе : официальном и бытовом. С годами, по мере
взросления, они все теснее переплетались и первый довольно сильно
влиял на второй.
Нельзя сказать, что я и мои одногодки ощущали
страх перед властью. Мы просто с молоком матери усвоили правила пове-
дения и свободно вели свои дела в неподконтрольной обществу сфере. От
молодежи требовалось в основном одно - внешнее послушание. Остальные
требования плавно вытекали из первого.
Что осталось в памяти от времени правления Хру-
щева, кроме клички "Хрущ"? Успехи страны в технике. Уже упомянутый
первый спутник, атомоход "Ленин" автомашина "Волга- ГАЗ-21", телеви-
зоры " КВН" и "Темп". Еще мы хорошо знали с первого класса о наших
мощных атомных бомбах и сильнейшей в мире армии, которую по нашему
убеждению боятся все враги и не мешают нам жить. Очень хорошо помню
чувство страха в дни Карибского кризиса. Все говорили только об атом-
ной войне с американцами, а у нас проверяли бомбоубежища, понастроен-
ные в каждом большом московском дворе.
Отлично помню недовольство народа по поводу под-
нятия на рубль цен на мясо и масло, провал очередной продовольствен-
ной программы, связанной с непродуманным внедрением Хрущевым и прих-
лебателями на местах "царицы полей" - кукурузы. Просто в один день не
стало хлеба в магазинах. Привозили раз в два дня кукурузный, желтого
цвета и слабосьедобный. Да и за ним очереди выстраивались с вечера,
как сегодня , в 1996, в Душанбе.
А как жила деревня того времени , можно судить
по такому примеру. Году в 1957 мы с отцом поехали на Украину к его
матери. Тогда все говорила "на Украину", а не "в Украину" как принято
ныне. Деревня была сравнительно благополучная. В подарок матери отец
привез граммов триста сливочного масла и фонарик с запасным комплек-
том батареек. Электричества в селе не было. Бабушка вела свое хозяйс-
тво. Во дворе бегало с десяток кур. Участок у хаты был засеян пшени-
цей, которой и кормилась эта пернатая живность. Пенсия была в деньгах
1961 года12 рублей 20 копеек. На них покупался керосин, соль и
спички. По праздникам-подсолнечное масло. Мяса вообще не
продавалось. И вообще, картина в сельпо существенно отличалась от
показанной в прогремевшем ныне фильме " Старые песни о главном".
Туда и обратно ехали на паровозной тяге, ответным подарком были
сухие груши. Даже дома из чемодана, в котором вези подарок,еще
долго вкусно пахло соломенным дымом и деревней.
Из памяти не стерлось всеобщее недовольство громад-
ной помощью социалистической Кубе. И одновременно соседствовали все-
народная любви к Фиделю и злость на руководителей-" интернационалис-
тов" за наш счет. Общее положение с островом свободы и нашей помощью
характеризует одна частушка, неизменно вызывавшая живой отклик в