Мир - это не пошаговая стратегия. Всё происходит одновременно.
Ты представляешь, сколько в этот момент людей принялось трапезничать? Тысячи ртов жуют, хрумкают и расправляются со снедью. А сколько в этот момент льётся разговоров? А сколько поцелуев? Если их все свести в один, получится такой громкий "чмок"! Как взрыв!
Где-то шумно вбивают сваи для будущих домов, театров, школ. Голые стены, пустые комнаты ещё не обжитых зданий, в которых сотни людей будут повторять бесконечный, но упоительно интересный цикл жизни - школа, первая любовь, дети, слёзы и радость. Всё заполнится движением, как вода заполняет пустой кувшин: шелест книг, разговоры, горячий батон, нарезанный жарким августовским утром и употребляемый вместе с арбузом, который хрустит и, кажется, готов треснуть от спелости.
А где-то в тишине, в уединении, в компании разве что музы, великие люди творят музыку, живопись, книги. Мы проходим мимо этих безмолвных окон и не знаем что за ними закладывается фундамент для будущего.
Самые важные вещи всегда создаются в тишине и уединении, о них не трубят. Да в этом и нет нужды: настанет время и они протрубят о себе сами, так, как зазвучала музыка Баха, через 200 лет после его смерти. Дети его, живя в нужде, использовали партитуры для заворачивания рыбы, но великую музыку невозможно было утаить.
Я иду по Арбату и делаю вид, что попал сюда случайно, из прошлого или из будущего и что мне в диковинку не только улица, но и самый этот воздух 2007-ого года, эти люди, о которых через двадцать лет скажут, что в начале века были особенные характерные лица, как они были особенны и в 1960-ые. Каждое время наносит свой отпечаток на наши черты и его не смыть.
Смотрю наверх, рассматриваю верхние этажи и крыши.
Эта привычка появилась у меня давно, ещё в школе, когда в десятитысячный раз проезжая на автобусе по главной улице города, я понял, что каждый день мои глаза, как запрограммированные, смотрят на одно и тоже. И тогда я стал искать что-то новое и, подняв глаза повыше, обнаружил, что кроме витрин магазинов дома имеют фасады, балконы, крыши, что где-то там, на уровне третьего или четвёртого этажа, где как раз предпочитают заканчиваться городские деревья, можно в окне обнаружить девочку с фотоаппаратом, которая опасно перевесившись через подоконник, с увлечением делает снимки.
Так, неспешно гуляя и излечиваясь от тревог, прихожу на работу. Там, на Арбате, я увидел старого голубя. Он сидит под окнами второго этажа рюмочной "Гоголь", думаю, и до сих пор. Это просто читалось по тому, как он лениво посматривал вокруг, что лететь сегодня ему никуда не хочется. Но смотрел остро и внимательно. Очень мне напомнил ту девочку с фотоаппаратом.
Кстати, я слышал, что голуби - фотокорреспонденты. Записывают всё, что видят вокруг, а потом перемещаются во времени и знающие люди могут проникнуть в их тайну. Я в это не верю, конечно... хотя, пожалуй, не удивлюсь, если через много-много лет в какой-то столичной библиотеке вдруг увижу фотографию себя, идущего по Арбату, и заснятую как бы из-под окон рюмочной.
Одиннадцать утра. Когда стрелка приблизится к двенадцати, утро начнёт постепенно переходить в день, а хочется чтобы этот мой небольшой рассказ сохранил и впитал в себя именно утро. А потому позвольте на этом и закончить.