Даже если бы сейчас на мне было то самое платье: красное, соблазнительное, с большим вырезом на спине, я бы все равно не смогла его вернуть. А ведь обещала, почти что клялась. А теперь не смогу, наверное, уже никогда. Не смогу, потому что я умерла.
Как давно это случилось? День, два назад? А может быть, неделю? Стрелки на часах остановились. Для меня больше не было времени, с тех пор как... И как же это произошло? Может быть: свет фар и резкий удар, меня отбрасывает назад на спину, позвоночник ломается...
Но нет, не так.
Или... я захлебываюсь, тону? Соленая вода заполняет ноздри, рот, проникает в легкие. Но почему соленая? Была ли я на море? Мысли путаются, нет сил гадать, и я открываю глаза.
Передо мной улица: серая, крючковатая, с выбоинами. Я стою на краешке тротуара, босиком, но не чувствую холода, и на мне платье, не то самое, что я обещала вернуть сестре. Другое - белое, длинное, с короткими рукавами-фонариками. Подол колышется на осеннем ветру, мелкие капли дождя скатываются вниз, не смачивая ткань. Я вроде еще здесь, но меня нет, нет в этом городе, медленно тонущем в свете автомобильных фар. Я больше ни в чем не уверена, ни на чем не могу сосредоточиться, лишь одно волнует меня: я должна, я обязана вернуть платье!
- Привет, - слышу голос позади себя, но не оборачиваюсь. Знаю, ко мне не обратятся, меня не видят. Здесь, в мире, но вне его, я совсем одна.
- А почему ты босиком? - вновь этот детский голос.
Медленно поворачиваю голову, все еще не веря своим ушам, и вижу маленького мальчика в ярко синей куртке, в его руке веревочка, привязанная к игрушечному самосвалу. Большие голубые глаза устремлены на меня, наверное, впервые с тех пор, как я умерла, кто-то смотрит, кто-то видит меня. Может быть, дети отличаются особым чутьем.
- Привет, - тихо роняю я, и уже громче: - Ты, правда, меня видишь?
- Ты фея? - спрашивает малыш и улыбается широко-широко.
- Нет, - отвечаю, и тут же замечаю, как меняется выражение его лица, подбородок дрожит, глаза на мокром месте, он готов расплакаться, но я вовремя добавляю. - Я волшебница!
- Отведешь меня домой?
Не торопясь с ответом, я верчу головой, высматривая по сторонам его родителей, но... никого подходящего на горизонте. Справа от меня, сгорбившись, тащится старушка с тележкой, смотрит лишь себе под ноги. Я бы и рада окликнуть ее, но меня никто не услышит. С другой стороны, на газоне у дома большую собаку выгуливает подросток. Наушники невероятных размеров вряд ли позволили бы докричаться до него и при жизни.
- Где твоя мама?
- Мама дома.
- А адрес ты знаешь?
Мальчишка начинает тараторить заученные слова, и я сразу понимаю, что это не мой город. Я никогда не жила здесь, это город моей сестры. Несправедливо... закончить свой путь так далеко от дома, на другом конце России. И черт меня дернул приехать сюда? Теперь уже поздно горевать и я пытаюсь улыбнуться, все для малыша.
- Покажешь, куда идти? - спрашиваю украдкой.
- Не знаю, - спокойно отвечает малец. - Ты же волшебница!
Точно, разве можно такое забыть. Но, ведь правда иная, я сама потерялась среди мрачного холода и моросящего дождя. Надо мной темнеющее небо, укутанное тяжелыми облаками, под ногами мокрый асфальт - это все, что я знаю. Снова смотрю по сторонам, в надежде, что сейчас, вот-вот, из-за угла ближайшего дома появится испуганная женщина, что-нибудь закричит, подбежит к ребенку, схватит его за руку. Сначала отругает, конечно, а потом обнимет крепко-крепко и... расцелует. А я останусь на прежнем месте и буду думать лишь о том, как вернуть красное платье.
- Как тебя зовут?
- Витя, - скромно произнес мальчик, а затем с гордостью добавил. - Мне четыре года.
Я протянула ему руку, он тут же вложил свою маленькую ладошку в мою, и так мы побрели дальше. Позади нас тихо шуршали по асфальту колеса маленького самосвала. Я все искала название улицы, надеясь, что малыш не ушел далеко.
- Ты потерялся?
- Нет, - очень грустно ответил он. - Я сбежал из дома.
- Почему?
- Мама меня отругала, за машинку.
Обернувшись, я заметила на кузове самосвала глубокую трещину. Догадка поразила меня. Как можно кричать на ребенка из-за такой безделушки? Вот если бы я была матерью, но... теперь мне никогда ей не стать.
- А ты сможешь сделать так, чтобы она не ругалась?
- Поверь, сейчас твоя мама не об этом думает, - мудро отвечаю я, внезапно ощутив себя взрослой.
Его ручонка выскальзывает из моей, ладошкой он теперь обхватывает мой мизинец. Я улыбаюсь, знакомая такая привычка, как у сестры. Она никогда не любила держаться за руки, только так. Ком подступает к горлу от осознания, что я все... все-все потеряла. Свою жизнь, свою семью, свой дом... и конечно же, красное платье, которое моя сестра так любила.
Мы с мальчуганом плетемся дальше по тротуару, мимо изредка проезжают машины. Яркие фары не слепят глаза, словно я уже смотрю не ими. С пожелтевших берез слетает листва, ветер бросает ее под ноги и кружит, кружит.
- Магазин! Магазин!
Мальчик тянет меня вперед, но я делаю лишь два шага и замираю. Не могу сдвинуться с места, потому что внезапно осознаю, что больше не дышу. И в этот самый миг вдруг ощущаю жуткую нехватку воздуха. Это обман, я знаю. Зачем мне кислород, теперь? Но все равно ни шагу не могу ступить. Открываю рот снова и снова, как рыба, выброшенная на берег... ничего. Свободной рукой хватаюсь за левую половину груди, пытаясь ощутить столь привычное биение сердца, но тишина и там. Пугающая тишина.
Это Ад, точно. Иначе, где же Солнце? Устремляю взгляд ввысь к быстро темнеющему небу, которое заволокли тяжелые тучи.
- Там мой дом! - кричит Витя и тянет за мизинец.
Снова голубые глаза мальчугана смотрят на меня, и мне удается зачерпнуть из этого бездонного океана капельку надежды.
- Ну же, пойдем! - настаивает он.
Я делаю шаг, потом еще, стараясь откинуть мысли о красном платье, что было мне так к лицу. И вот мы уже бежим в сторону магазина. Позади громыхает игрушечный самосвал, я подхватываю его и малыша на руки, когда наш путь преграждает лужа. А сама несусь вперед, шлепая по воде босиком. Брызги летят в разные стороны, белый подол развевается, но я не чувствую холода, больше не чувствую. Азарт, такой знакомый по жизни, заполнил все мое существо. Быть может, в этом есть какой-то смысл, возможно, именно для этого я задержалась здесь, в сумрачном мире живых людей. И стоит доставить мальчугана домой, как передо мной раскроются солнечные врата в небеса. Весьма радужная перспектива, вот только, как же платье? Красное платье, что я выпросила у сестры. То самое, о котором столько раз мечтала. Заманчивое, с большим вырезом на спине и свободной юбкой, едва открывающей колени. Я обещала вернуть...
Ставлю мальчугана у входа в магазин, рядом - его игрушку: разноцветный пластмассовый самосвал с запачканными колесами и треснувшим кузовом.
- Где ты живешь?
- Вон там! - малыш указывает в сторону пятиэтажки.
Я выискиваю номер на торце, все верно. Мы на месте, прямо у его дома. А где же мама?
- Иди вперед, я следом, - чуть подталкиваю мальчугана, а сама пытаюсь вспомнить свой собственный дом.
В центре города с большим балконом, выходящим на шоссе, шумное, но такое живое, пульсирующее светом. Мне не увидеть его больше. Нет слез, нет пульса, нет дыхания, с каждой секундой я все больше похожу на призрак.
А впереди - такой живой мальчишка, перебирает маленькими ножками в белых кроссовках. Белых, несмотря на окружающую осень, полную дождя, грязи и опавших листьев. Позади него неуклюже катится самосвал, и вдруг переворачивается на ветке.
Пугающая мысль врывается в сознание. Я догоняю Витю, поднимаю игрушку, выдергиваю из руки малыша веревочку.
- Зачем ты взял его с собой? - серьезно спрашиваю, опасаясь честного ответа.
- Мне нужно его вернуть.
Мои ладони разжимаются, игрушка валится на землю колесами кверху, они еще делают пару оборотов, будто это реальная, попавшая в аварию машина.
- Что ты сказал, - мой голос дрожит. - Что ты сказал?
- Надо вернуть его, обязательно, иначе мама будет ругаться!
Я падаю на колени рядом с мальчуганом, обнимаю его и крепко-крепко прижимаю к себе. Как жаль, что больше нет слез, нет крика, нет сердца, готового от ужаса ускорить бег.
Воспоминания скопом возвращаются ко мне. Врываются в сознание, словно ураган, сметая все на своем пути. И вот...
Я в красном платье... том самом, стою на длинных шпильках. Где-то очень близко шумит океан. Этот волнующий прибой, ни с чем не сравнимый, не забываемый. Я вижу силуэты. Нас много, таких красивых, молодых, готовых горы свернуть. Сладкий вермут льется рекой, отчего осенний холод не так страшит. Я слышу собственный задорный смех, смех окружающих. Счастье и радость переполняют грудь, а еще азарт, такой знакомый, возбуждающий, пьянящий сильнее любого алкоголя. Прямо передо мной две праворульные иномарки соревнуются между собой, играют, дразнятся. Так близко приятное урчание мотора. И вдруг: рядом ахают, отскакивают в сторону, а я...
Все так и было: свет фар, очень яркий, слепящий, и удар, неожиданный. Меня отбрасывает назад, в пустоту, я падаю, лечу, словно Алиса в кроличью нору. А затем... холодная вода и тишина.
- Не будет, - шепчу, немного отстраняясь от малыша, так чтобы наши глаза могли встретиться. - Она не будет ругаться, если бы... если бы ты только вернулся.
Как быть, как объяснить мальчугану, что он... уже не здесь. Меня саму пугает эта мысль, а как же втолковать ребенку, что он призрак, по какой-то несправедливой случайности заблудившийся в мире людей. Что держит нас здесь? Что не дает вспорхнуть к небесам, к свету и Раю, если он есть?
- Ну же, пойдем! - мальчик указывает на свой дом, а затем тянется к машинке.
Витя хочет поднять с земли перевернувшийся игрушечный самосвал, но я успеваю его опередить.
- Послушай, теперь это не важно!
Малыш непонимающе смотрит на меня, его небесного цвета глаза наполняются синевой, медленно темнеют.
Мальчик не слушает меня, даже не пытается. Я тяну к нему руки, но он ускользает, бежит в сторону дома. Желание вернуться к матери слишком велико. И я кричу изо всех сил:
- А как же самосвал? - трясу в руке машинку, последняя надежда удержать малыша.
Он останавливается, смотрит на меня. Я почти уверена, что вот сейчас он повернет обратно, тогда появится еще один шанс поговорить. Но, нет.
- Оставь себе! - кричит малыш и бежит дальше.
Я наблюдаю, как в сумраке мелькают маленькие белые кроссовки, и кажется мне, словно малыш медленно тает, или это лишь влияние темноты. Он растворяется в ней, так и не добравшись до подъезда. Что это было? Мой взгляд опускается на самосвал, оставшийся в руках, и вдруг... обнаруживаю на себе - то самое красное платье, что выпросила у сестры лишь на один вечер и клялась вернуть. Легкий ветерок колышет юбку, но совсем не холодит кожу.
Возможно поздно, но понимаю, теперь оно мне совершенно ни к чему. Все это не важно. И никогда не было важным. Медленно скидываю с плеч бретельки, расстегиваю коротенькую молнию на пояснице. Красное платье с легкостью спадает с меня под ноги, и я топчу его, проклиная себя за глупые мысли, охватившие разум. Как легко столь незначительная мелочь могла затмить все?..
И тут меня окутывает свет. Я чувствую его сквозь веки, открываю глаза, их щиплет с непривычки, вслушиваюсь в звуки... приглушенные, словно уши забиты ватой. Пытаюсь приподнять голову, не обращая внимания на боль. Рядом несколько людей в белых халатах, но я ничего не понимаю, лишь вижу, как один из них разрезает на мне платье, красное платье, то самое, с большим вырезом на спине, такое легкое и соблазнительное...