Аннотация: Очень долго думала над названием, но ничего путного в голову так и не пришло. Пусть будет так.
А возможно, ей хочется наконец рассказать кому-то о себе и быть уверенной, что этот кто-то хочет выслушать её и у него есть на это время?
Януш Леон Вишневский. Одиночество в Сети
1.
Откуда-то сверху льётся потоками музыка. Маленький мальчик, чья головка покрыта копной белокурых локонов, смотрит на меня своими большими голубыми глазами и улыбается. В нём ещё жива чистота.
Мы встречаемся каждое утро в подъезде, он первым здоровается и всегда смотрит на меня так, будто ждёт, чтобы я поверила в его любовь к жизни, чтобы стала таким, как он.
Я закрываю глаза и глубоко дышу. Лёгкие внутри будто очищаются от смога огромного города, выхлопных газов и запахов пережаренной пищи, доносящихся из дешёвых забегаловок. Я дышу. Музыка играет. Мальчик старается.
Я знаю, что его родителям всё равно, что с ним постоянно старая, осоловелая нянька. Я знаю, что играет он потому, что сам этого хочет. Интересно, есть ли ещё в этом доме люди, которые замечают его успехи?
Я каждый день слушаю музыку. Просто потому что в наших распорядках дня, время для моего и его увлечений совпадают. Я не мешаю ему, он мне. И в такие моменты мне кажется, что нас что-то связывает. Будто нити от моего сердца тянутся через бетонные перекрытия вверх, к его.
Я лежу на полу, ощущая лопатками холодный пол, в пятне тени, отбрасываемой плотной шторой. Всё, что есть в этой огромной, холодной, пустой старой квартире с бесконечно высокими потолками: это серость голых стен, сырость, холод, огромное окно, через которое беспрепятственно проникают багрово-золотые лучи заката и тяжёлые, бархатные шторы с кистями. Есть ещё стопки книг на полу, переносная лампа, обшарпанный стол из непонятной породы дерева, стул с переделанными ножками, просиженная тахта, полуразвалившийся комод, в котором больше пожелтевших газет, чем вещей, и я. Но это всё какое-то неправильное. Будто мы пришли к этим голым стенам, запаху сырости, окну, шторе, и закрепились среди них надоедливыми симбионтами. Но каждый раз, размышляя об этом, я прихожу к выводу, что без нас всё было бы совсем не так.
Солнце садится быстрее. В этом году очень ранняя осень, как говорят люди. Я не замечаю смены времён года. Мне кажется, я с рождения живу в октябре. Если бы только помнить "рождение". У меня нет прошлого и будущего. Я могу ощущать себя только в настоящем. Сколько мне лет? Когда я родилась? Где мой отчий дом? Не знаю. Есть здесь и сейчас, а остальное не так уж и важно.
Город, в котором я живу, стар и величественен. И как все старики: угрюм, сер и помпезен. Здесь погода меняется с ливня и ветра, на ветер и ливень. А по вечерам ко мне в квартиру на пару минут заглядывает невесть откуда взявшееся солнце. И именно в тот момент, когда оно готово вот-вот заглянуть на огонёк, я укладываюсь на выцветший и потёртый паркет, закрываю глаза и слушаю музыку. В чём заключается моё хобби? Я странник.
2.
Я делаю глубокий вдох и открываю глаза. Я в парке. И, кажется, даже знаю в каком. Внутри разливается приятное тепло - я люблю этот город. Как здорово, что сегодня получилось снова попасть сюда.
Вот где по-настоящему проходит "золотая осень". Деревья будто раскрашены шутником-волшебником в такие причудливые оттенки, что я невольно начинаю крутиться на месте, оглядываясь по сторонам, будто бы хочу впитать в себя эту яркую картинку, подкреплённую ещё тёплыми лучами осеннего светила. Здесь время на час меньше моего. Я, словно Маленький Принц, могу ещё раз увидеть закат, который так люблю.
Люди медленно гуляют по ровным дорожкам, их приглушённые голоса долетают до моего слуха, и я спешу занять любимое место: лавочка на невысоком пригорке, у подножия размашистого ярко-оранжевого клёна. Подогнув под себя ноги, усаживаюсь поудобнее, словно намереваясь смотреть интереснейший фильм. Это самая удобная точка обзора. Весь парк виден, словно на ладони: справа паутинка узких тропинок, слева зеркальная гладь пруда, а между ними деревья, деревья, деревья. И всё это щедро залито дымчато-золотистым светом. Он пробивается сквозь разноцветную листву и вдруг превращается в причудливые витражи. Здесь я чувствую себя дома. Улыбка не на губах, здесь - я сама состою из миллиардов улыбок. Говорят, дом - это место, где тебя всегда ждут. А может, дом - это место, где твоя душа по-настоящему отдыхает?
Время идёт, я физически ощущаю ход стрелок. У меня есть всего лишь пару часов до возвращения. Моё дыхание вдруг становится таким, будто я хочу вобрать в себя весь этот чистейший воздух, пахнущий прелыми листьями, грибами, солнечным теплом, и унести с собой, хотя и знаю, что это невозможно. Я не могу забрать с собой ничего, кроме ощущений и смутных воспоминаний. Ни фотографий, ни даже листочка на память. Мой дар кому-то показался бы бесполезным. Я сейчас тут, а меня здесь нет. Никто из этих людей, разговаривающих на таком прекрасном, певучем языке, не видит и не слышит меня. Максимум, что они могут почувствовать - лёгкое дуновение ветра, взявшегося из ниоткуда, или тончайший аромат духов. Один большой плюс во всём этом - я могу быть счастливой, когда захочу, пусть потом лишь смутно об этом вспомню.
Солнце почти совсем скрылось за деревьями. Люблю эти короткие мгновения, когда его последние лучи ещё вспыхивают на темнеющем небе, будто посылая прощальные жесты. Я закрываю глаза, вдыхая тишину и грядущий сумрак, когда мой нос вдруг робко начинает щекотать посторонний, незнакомый, но приятный запах. Я поворачиваю голову и с удивлением обнаруживаю рядом с собой фигуру незнакомого мужчины. В его серо-голубых глазах отражаются подсвеченные закатом кроны деревьев. Стеклянные глаза, с сузившимися зрачками пристально смотрят вдаль и будто бы ничего не видят. Я усаживаюсь так, чтобы хорошо видеть его. Поставив локоть на деревянную спинку лавки, подпираю голову ладонью и приступаю к "знакомству". Забавно, что я могу прикасаться, а он совсем ничего не почувствует.
Закусив нижнюю губу, осторожно касаюсь пальцами чёрного шерстяного шарфа, повязанного на шее, провожу по матово-блестящей коже расстёгнутой куртки, под ней, кажется, надеты белая футболка и узорчатая костюмная жилетка, довольно необычное сочетание, но я ловлю себя на мысли, что мне определённо нравится. Склонив голову на другой бок, слегка касаюсь пальцами, выбившегося из-под сдвинутой на затылок чёрной шапки, мягкого чубчика светло-пшеничных волос. Мужчина слегка жмурится, откланяется назад и закидывает руки на спинку лавки. Я едва успеваю пригнуться, по привычке забывая, что он бы всё равно меня не почувствовал. Скрестив длинные, вытянутые ноги в узких серых джинсах, он глубоко вздыхает и закрывает глаза. За внешней напускной расслабленностью скрывается что-то, от чего он, как и я, убегает. И эта гонка обоих нас привела сюда.
Я сворачиваюсь калачиком, придвигаясь ближе. Всегда говорю себе, что внедрятся в чужое пространство совсем некрасиво, и всякий раз не могу удержаться. Я ведь могу потрогать его, рассмотреть, а он даже и не заметит. Как много людей могут похвастаться такой возможностью?
Его лицо расслабленно, тонкие губы слегка приоткрыты, словно он дышит через рот. Я увлечённо разглядываю, задорные морщинки вокруг глаз, и ловлю себя на мысли, что он, пожалуй, очень много и очень здорово улыбается.
-Всё будет хорошо, - зачем-то говорю вслух, и расплываюсь в улыбке, наблюдая, как подрагивают его ресницы. Мне иногда так хочется знать, о чём думают люди в минуты мимолётного спокойствия.
Я чувствую, что время моё на исходе, но уходить так не хочется. И теперь уже не потому, что вернусь в свои четыре серые стены, где нет этого свежего воздуха и яркой листвы. Там, в квартире, не будет моего внезапного соседа. Он будто бы сам того не замечая, говорит со мной, рассказывает что-то о себе. А я слушаю его безмолвные истории и чувствую, как меня захлёстывает волнами безмятежности.
Мужчина вдруг открывает глаза и пристально смотрит в быстро темнеющее небо. Я слегка приподнимаюсь, чтобы разглядеть лишь влажный блеск в его глазах. Мне хочется сказать ему что-то, что снова бы придало ему жизненных сил и уверенности. Хочется, чтобы он ушёл отсюда с тем же абсолютным чувством счастья, что и я.
Откуда-то из пушистого ковра разноцветной листвы, к его ногам выскакивает маленькая белая собачонка с большими пуговицами сверкающих вниманием глаз. Она сосредоточенно обнюхивает его чёрные кожаные кеды с ярко белеющей подошвой на фоне поблёкшего в сумраке покрова опавшей листвы. Мужчина садится на краешек скамейки и улыбается собачонке. Та забавно склоняет голову на бок и довольно жмурится, когда он осторожно чешет её курчавую, шелковистую шерсть на длинных ушах. Я вдруг слышу несколько слов, произнесённых вполголоса низким, слегка рокочущим голосом, и не сразу понимаю, что они принадлежат моему новому знакомому. Непроизвольно усмехнувшись своему удивлению, я вслушиваюсь в переливы незнакомого языка, на котором бы так хотела уметь говорить. Собачонка виляет хвостом, утыкается носом в его большую ладонь, настоятельно требуя ласки.
Внезапно по всем аллеям зажигаются шарообразные плафоны невысоких парковых фонарей. Мужчина на мгновение отвлекается от своего важного занятия, и вместе со мной наблюдает за преображением сумрачных, прогулочных троп в сказочные, загадочные дорожки. Я вдруг вспоминаю о холоде, заметив облако пара, сорвавшееся с губ моего знакомого, и кутаюсь в любимое синее пальто с рядами золотистых, блестящих пуговиц, словно на гусарском мундире, прячу замёрзший нос в намотанный на шею тёплый шарф-хомут, связанный из светло-кремовых, кашемировых ниток. Мне вдруг так хочется, оказаться здесь на правах полноценного обывателя, потому что стрелки часов неумолимо отсчитывают оставшиеся мне пять минут.
Мужчина будто бы снова погружается в сон, снова устремляя взгляд прямо перед собой. Собака, набравшись наглости, вспрыгивает на лавку между нами и настойчиво протискивается к нему на колени. Он ошеломлённо смотрит на неё и растягивается в очаровательной улыбке. Внезапно, собачонка поворачивает голову, и я впервые ощущаю себя настоящей. Она будто бы видит меня, знает, что я здесь. Мой новый знакомый, проследив за взглядом четвероногой подружки, сам того не подозревая натыкается серо-голубыми глазами на невидимые мои. Я хрипло вздыхаю, из последних сил стараясь не моргнуть, но допускаю оплошность и снова вижу перед собой лишь серый, в ночи, потолок, испещрённый мельчайшими трещинками.
И я уже не узнаю, что в момент моего возвращения, мой знакомый улыбался, рассматривая опустевшее место рядом с собой.