Для феи он был просто игрушкой. Красивой живой игрушкой, с которой она поигралась и бросила. Для дракона он был проблемой. Огромной, страшной проблемой, которую нельзя просто взять и бросить.
.
.
.
.
"Дорогой Гранит! Как многие письма, наверное, содержали те слова и обороты, что пишу сейчас я. От осознания того, что я не смогла придумать даже в столь важный момент ничего нового становится тошно. Но, что поделать. Времени у меня не много. И придется писать так, как писали до нас многие поколения наших предков. Итак, если ты держишь в своих руках это письмо, то я, скорее всего, уже мертва..."
Эти слова - такие нелепые, такие глупые, крутились в голове Гранита, как взбесившийся волчок, отчаянно сверля дырку в его самообладании. Какие красивые речи. Какие пустые и глупые слова. Слова ребенка, умершего так и не достигнув ни мудрости, ни зрелости. Самого страшного ребенка на свете, взявшего с чего-то, что он может сам принимать решения.
Гранит стоял у обрывистого склона заросшей мхом скалы. Из мха на особо крупных кочках росли мелкие, нежно-розовые цветочки с красной сердцевинкой. Их соцветия, размером с ноготь на мизинце, смотрели на дракона укоризненно и колыхались на ветру, будто шепча:
"Зачем ты пришел, глупый дракон? Убирайся прочь. Ты не приходил много лет, а теперь явился? Прочь! Нам и без тебя неплохо жилось все эти годы".
Но уходить Гранит не собирался. Напротив. Он свернул письмо, нехитрый текст которого успел уже выучить наизусть, и сунул во внутренний карман балахона. Из черной расщелины перед ним тянуло холодом и смертью. Но отступать было некуда. Раз он решился прийти, то должен сам, своими глазами, увидеть последствия ее эгоизма. Увидеть, и попытаться решить, что с ними делать.
"...Наверное, ты меня и не помнишь, - продолжалось письмо. - Еще бы, десять лет ты не видел меня. Но, может, если ты покопаешься в своей памяти, то вспомнишь девушку, которая каждый день ходила петь к ручью Фриги. Девушку, которая так сильно любила тебя. Девушку, которая добилась того, чего так страстно желала..."
О нет, Гранит помнил ту девушку. Он долго оплакивал тот факт, что она оказалась не драконицей. Девушка с ручья Фриги была для него идеалом. Ее утонченный образ принцессы, такой желанный и такой притягательный для драконьего ума, до сих пор преследовал его во снах. Преследовал до вчерашнего дня, когда он получил это письмо.
Теперь же прекрасная мечта, греза, показала свое грязное нутро. И Гранит, все это время искавший ее, отвергавший дракониц, ушедший в другие миры, только бы избавится от мыслей о ней, чувствовал себя дураком. Глупым осликом, который все это время бежал за гнилой морковкой на длинной палке, которой приманивал его возница.
Пещера оказалась небольшой, темной, влажной. Посреди нее, на выступающей, чуть покосившейся плите лежало нечто, завернутое в большой кусок пожелтевшей от времени мятой ткани. Из этого неровного кулька на покрытый большими желтыми листьями пол высыпалось немного голубого, блестящего порошка.
"...Ты возненавидишь меня за то, что я скажу, - обещало письмо. - Знай только, что я люблю тебя. Так сильно люблю, что хотела присвоить себе. И ради этого я совершила два ужасных поступка. Я увидела тебя у ручья Фриги и влюбилась так, как не влюблялась никогда в жизни. Мои подружки сказали, чтобы я не связывалась с тобой, ведь ты - дракон. Но я... я хотела связаться. Я хотела познакомиться. Но я знала, что, увидев мои крылья, ты даже не взглянешь на меня. Потому..."
Гранит подошел к ткани и провел по ней рукой. То, что находилось внутри осыпалось под его ладонью, словно там находилась гора песка. Он невольно закрыл глаза. Феи. Они жили максимум лет двадцать, не больше. Быстро взрослели, быстро становились зрелыми, быстро начинали интересоваться противоположным полом. Они любили эльфов, а эльфы любили их. Идеальные, прекрасные, хрупкие, недолговечные. Даже смерть их была красивой - они обращались в камень и рассыпались в пыль. Они смеялись над смертью друг друга, они умирали без капли страданий и сожалений. Их жизнь проносилась как один сумасшедший, влюбленный во вселенную миг.
Руки Гранита сжались в кулаки.
"... я отрезала свои крылья. Сделала все, чтобы скрыть свою внешность. Все, чтобы ты стал моим. Я знала, чем это может кончится. И после той ночи - самой волшебной, самой желанной в моей жизни - я с ужасом поняла, что все к тому и идет. Ведь фее и дракону нельзя быть вместе. И я, изгнанная из улья за свой ужасный поступок, бежала к горе Хирна, где и жила весь остаток жизни. Там я и совершила второй, еще более ужасный поступок. Поступок, за который ты возненавидишь меня".
Из угла послышалось непонятное, возмущенное мычание. Гранит, нахмурившись, повернулся туда и встретился с двумя горящими ненавистью глазами. Сердце дракона обливалось кровью от вида того, что он увидел. Маленький мальчик с забинтованной шеей. Черноволосый, красивый, худой и бледный. Поймав на себе взгляд мужчины, он еще сильнее вжался в угол, но смотрел все так же зло, будто пытался прожечь в Граните дыру. Оставив тряпку, из которой снова посыпалась голубая пыль, дракон подошел к ребенку. Тот засучил ножками, попытался сбежать, но, видно, был так слаб, что даже встать не смог.
Присев перед ним на колени, Гранит задумался.
- И что же мне с тобой теперь делать? - спросил он неуверенно у напуганного ребенка. - Что же нам делать?..
"...Я понимала, что этому ребенку не стоило бы рождаться, - писалось в письме. - Но я не могла ничего поделать с собой. Я не смогла бы убить его. Не смогла бы. Потому что он - от тебя. Потому что я люблю тебя. Может, какая-то часть меня и надеялась на то, что он не выживет. Все же, полудраконы довольно слабые. Но каждый раз, когда я думала о том, чтобы оставить его, не кормить, унести в лес или сбросить со скалы, я вспоминала тебя. Вспоминала и думала - может, с мальчиком все обойдется? Все же плохая жизнь лучше, чем хорошая смерть. Потому мы спрятались. Мы жили с ним вместе, только вдвоем. Он рос один, я никому не показывала его. Я воспитала его как могла, насколько меня хватило. Мы были так счастливы. Но ему всего десять, а мой час пришел. Потому я и пишу тебе. Забери его. Только умоляю, не убивай".
Гранит схватил своего сына за подбородок. Мальчик засопел, вцепился своими тонкими пальчиками в руку дракона, попытался отползти. Куда там. Разве вырвешься из этих больших рук, разве убежишь от такой громадины, как Гранит?
И дракон все думал - да что она вообще понимала? Эти ее речи о любви и милосердии. Эти ее мольбы о том, чтобы он сохранил этому тщедушному существу жизнь. Что может понимать в милосердии фея, которой едва-едва самой исполнилось семнадцать? Что она может понимать в любви? Что может понимать в детях мать, которая, зная, что скоро умрет, родила такого сложного, требующего особого ухода ребенка? Пусть он бледный и тощий, но придет время, и он станет настоящим чудовищем и обязательно кого-нибудь убьет, пусть даже и не специально. Да, на то, чтобы поступить вот так безответственно, нужно самому быть еще ребенком. Она не воспринимала его как существо, которое нужно воспитывать. Она просто играла с ним, как с куклой. Такая замечательная игрушка для слишком рано повзрослевшей девочки.
- Знаешь, кто ты? - спросил у мальчика Гранит, заставив смотреть себе в глаза. - Она говорила тебе, кто ты такой? Рассказывала о том, как ты появился на свет?
Мальчик испуганно зажмурился и замотал головой. Гранит удивленно склонил голову. Почему мальчишка не говорит? Почему только сопит?
- Ты что, немой? - уже более мягко спросил дракон.
Потупившись, мальчик показал пальцем в собственное горло и поморщился. Кашлянул. Не совсем понимая, что происходит, Гранит пальце отодвинул тряпку, которая прикрывала шею парнишки, и хмыкнул. На ней горел волшебный рисунок в виде языка пламени. Не особенно церемонясь, Гранит заставил сына открыть рот. Как он и думал, голосовые связки были обожжены, на них красовались белесые волдыри. Обжег горло, пытаясь выдохнуть огонь? Хорошо хоть пожар не устроил. Нужно было срочно искать целителя.
"Я знаю, что за полного дракона считаться он не может, - продолжало письмо. - Но я, собрав остатки сил, кое-что дала ему. Мой прощальный подарок. Может, это чуть компенсирует его половинчатость? Надеюсь, это поможет ему сойти за своего. Надеюсь, другие драконы примут его".
Гранит устало потер виски. Дурак. Какой же он дурак. Это он, он во всем этом виноват. И хитрое маленькое отродье, которое и феей-то назвать язык не поворачивается. Будь девушка с ручья Фриги хоть кем - хоть орчанкой, хоть эльфийкой, хоть нимфой - все было бы хорошо. Драконы могут иметь потомство только от драконов. Но его принцесса оказалась феей, а феи, как про них говорят в шутку, беременеют даже от поцелуя. И даже от драконов. Его клану светил страшный позор. Девушка его мечты оказалась эгоистичной тварью, не способной ответить за свои поступки. И теперь у него есть сын. Сын, которого стоило бы убить, чтобы не мучился, прямо здесь. Убить и похоронить в назидание всем феям у ручья Фриги. Только вот...
Тяжело вздохнув, Гранит потрепал черные волосы ребенка.
- Да уж, парень, у нас с тобой будет много проблем, - сказал он. - Ну ничего. Справимся как-нибудь. Давай лапу.
Он встал и протянул мальчику руку. Тот метнул быстрый взгляд на старую желтую тряпку, как бы спрашивая - а что с этим делать?
- Мы отправим ее в лучший из миров как полагается, - кивнул ему Гранит. - А потом уйдем в другое место. Я не могу оставить тебя в этой пещере, здесь для тебя слишком опасно. Потому я уведу тебя туда, где будет много таких как ты. Она очень хотела, чтобы я забрал тебя. Так что, пойдешь со мной?
Секунду поразмыслив, мальчонка вцепился в ладонь Гранита и попытался подняться. Не смог. Видимо давно ничего не ел. Или, может, ноги затекли. Укол жалости больно кольнул дракона. Яд, называющийся состраданием, весело принялся отравлять черствое сердце, делая его мягким и податливым. Тяжело вздохнув и четко поняв, что от мальчика он уже не сможет избавиться, дракон повернулся к ребенку спиной и помог вскарабкаться себе на шею.
- Держись крепко, - сказал он. - Сделаем сейчас последнее дело и отведу тебя к твоим бабушке и дедушке. Они давно хотели внуков... пускай нянчатся.
Конечно, Гранит не мог этого видеть, но почувствовал, как удивилось его личное проклятие такому заявлению. Незадачливому отцу, не знавшему десять лет о существовании собственного чада, стало как-то стыдно за то, что не может выдавить из себя что-нибудь наподобие "сынок". В конце-то концов малявка был даже другого вида. Даже родился он ни из яйца а из утробы матери, что в корне отличало его от обычных драконов. И этот мальчик, на вид такой маленький и хрупкий, когда-нибудь превратится впервые в огромное зубастое нечто. Неконтролируемое зубастое нечто, дикое и опасное. Пройдет много времени, прежде чем он научится контролировать свой драконий облик. Если научится вообще, а не застрянет в нем навечно. А благодаря его матери этот выродок еще и огнем плеваться сможет в обезумевшем состоянии. Хороший прощальный подарок, ничего не скажешь.
"Ты меня, наверное, ненавидишь, - писала фея в свой последний час. - Ну и пусть. Я прожила счастливую маленькую жизнь. Делала то, что хотела. Я счастлива, что я встретила тебя и полюбила. Счастлива, что обрезала свои крылья. Счастлива, что у меня был сын. Будь счастлив и ты, Гранит. Будь счастлив. И прощай".
Чуть помедлив, Гранит свернул тряпку с тем, что осталось от феи, и вытащил ее из пещеры. Оказавшись на свету, мальчик на его спине сжался. Гранит же тяжело вздохнул и с силой встряхнул тряпку. Голубую, легкую пыль подхватил ветер, солнце заставило ее блестеть. Пуль улетела вдаль, опадая на зеленые листья огромных деревьев. Мальчишка чихнул.
- Она тебе имя дала? - уточнил у него дракон.
Ребенок помотал головой. Гранит вздохнул.
- Ладно, тогда давай так...
Он ссадил мальчика на землю и осмотрел его. Черненький, щуплый, ребра торчат. Ужас, а не гордый дракон. Глазенки заплаканные, нос сопливый, все ноги, еле прикрытые тряпьем, в синяках.
"Хреновая из феи мать получилась, - подумал Гранит, осматривая мальчика. - Хотя вряд ли из меня получится лучший отец".
В голове появилась странная мысль - взять отпуск в академии лет на пять, воспитать мальчика самостоятельно. Появилась, но тут же была отринута. Будто кто-то даст ему такой большой отпуск. Уволиться совсем? Тоже не вариант. К тому же... к тому же там Вальдор. Вальдор, мать его, Озель ле Морта, который биологию рас Эквариуса знает лучше чем кто-либо другой. Ничего. Гранит возьмет своего ушастого собутыльника за шкирку и будет трясти до тех пор, пока эльф не придумает, как облегчить полудракону жизнь. И будет почаще навещать стариков, которым оставит ребенка на воспитание. Ничего-ничего... он им не сразу скажет, что с мальчиком не все в порядке. По нему же не заметно, что он полудракон. Он сначала даст его понянчить, пусть они тоже отравятся, захотят позаботиться. А потом, дня через два, он все им расскажет. Они покричат, они поворчат, они смиряться, как смирился сам Гранит.
Наверняка мальчика будут ненавидеть в клане. Наверняка он будет там изгоем. Но он вырастет. Он окрепнет. Он обрастет броней, как внешней, так и внутренней. Он справится. Если он выжил на попечении феи, то выживет и там. Потрясающая тяга к жизни. Ничего-ничего...
- Имя Мрамор тебя устраивает? - спросил Гранит. - Драконов всегда называют именами камней. Ты черный, так что Мрамор - подходящее имя.
Мальчик потрясенно кивнул. Кажется, Граниту он не поверил... ну да и ладна.
- Сейчас я превращусь, - пояснил своему личному проклятию дракон. - Превращусь, и мы полетим лечить твое горло. Так что не пугайся. Просто залезь на мою спину, вцепись покрепче и все. Идет?
И опять кивок. Гранит облегченно вздохнул, поправил свой балахон и начал превращение, перетекая плавно из одного облика в другой так, чтобы мальчик не испугался. Но тот все равно испугался. Испугался, но со страхом справился. Оседлал подставленную шею, хотя Граниту пришлось немного помочь ему влезть. Конечно, дракон боялся - как бы это слабое создание не сверзлось вниз и не переломало себе кости. Он хотел бы сказать ему - держись крепче. Но не мог. Драконья пасть вообще не располагает к болтовне. Потому он только взмахнул крыльями и взлетел, унося мальчика подальше от пещеры. А из внутреннего кармашка его балахона, так и оставшегося висеть на драконьей шее, вывалилось и полетело вниз, словно белая бесстыдная бабочка, письмо, подписанное:
