Аннотация: "Когда он вошел в мою жизнь..." Зарисовка об одном фанатичном поклоннике Японии и обычном человеке.
Шел чудак,
Раскаленному солнцу подставив нагретый чердак.
Шел чудак. За спиной его тихо качался рюкзак.
Каждый раз,
Когда сходятся звезды, сойдя со своих звездных трасс,
Все становится ясно без всех этих жестов и фраз.
Сплин - "Чудак".
Он странный человек.
Когда Он вошел в мою жизнь, я стал раньше просыпаться и позже засыпать.
Он был одновременно со многими и неизменно - со мной. Он любил ветер, кофе и говорить правду, постоянно пытаясь хаси есть все блюда, включая куриный бульон. У него были длинные перекрашенные в чёрный волосы, щуплая фигура и карие глаза, схожие с цветом едва-едва приготовленного горячего шоколада. Он не был ни японцем, ни китайцем, ни корейцем, но духом принадлежал именно к этим национальностям, мысленно давным-давно уверовав в это. Он будто пришёл из Киото, внеся в мой дом дух старины.
Он часами смотрел дорамы, забивая на работу, забывая о работе, поэтому Его часто увольняли.
Когда Он вошел в мою жизнь, в моём доме появились кимоно, татами и манга.
Он закалывал свою тёмную шевелюру кандзаси, подставляя беззащитно открытую шею под мои поцелуи. Потом смотрел в зеркало, отмечая следы от засосов на молочно-белой коже, и почему-то смеялся до слёз, хватаясь за первые попавшиеся предметы мебели.
В его плеере играли только Versailles, The Gazette, KAT-TUN и NEWS.
Когда Он вошел в мою жизнь, я стал сносно говорить по-японски и научился произносить на всех языках мира слово "Любовь". Смог немного разобраться в кандзи и понял, что японцы не выговаривают ни "л", ни "ш". Увлёкся аниме и познакомился со всевозможными фанатами Оды Нобунаги. Я понял, что секс между мужчинами считался священным действом, а самоубийство - достойным уходом из жизни. Я догадался, что историю пишут победители, поэтому в ней не всё так просто.
Когда Он пришёл, то принёс с собою много коробок с вещами, настоящую катану и свободу от условностей. Он общался с мафией и якудза как с братьями, Он был их подражателем, последователем и поклонником. Хотя не представляю, откуда тем взяться в нашем скромном обиталище.
Однажды мне пришлось закрыть дверь на ключ, так как, когда рабочие пилили дерево возле нашего подъезда, Он ревел как ребёнок, умоляя меня открыть замок. Чтобы выбежать и зарезать всех причастных, а потом совершить сэппуку.
Он ходил по ночам, а спал исключительно подложив руку под щёку. Не ценил денег, зато имел друзей - именно друзей - во всех уголках мира. Не знаю, на скольких языках Он по-настоящему говорил.
Ненавидел собак и кошек, предпочитая черепах, рыбок и журавлей. Вставал в пять утра и, открывая окно нашего восьмого этажа, становился коленями на подоконник, подаваясь на встречу раннему солнцу. Он не боялся упасть, протягивая к огромной звезде руки. Именно поэтому я начал вставать раньше.
Облизывал губы, волнуясь, и потрясно делал минет, водя тёплым кончиком языка по моей напряженной, налившейся кровью плоти.
Часто смеялся, да и запросто - неприлично ржал, а мне казалось, это звенит множество хрустальных колокольчиков и музыка ветра.
Он был невероятно гибким, а упражняясь по средам и пятницам, проделывал невероятные вещи. Его запросто взяли бы в акробаты, но Он работал грузчиком и продавцом овощей. Всегда хотел стать гейшей или хостесс и прекрасно подошел бы для этого. Он не был травести или вакасю, однако подавляющая часть моих приятелей неизменно принимали его за девушку, расхваливая женственность и утончённость манер прирождённой куртизантки. Насчёт последнего, Он вежливо улыбался, но через некоторое время дотошно уточнял у меня, настолько ли похож на путану. Словам "Нет, конечно" не верил ни капли.
Он сходил с ума по сакуре и заставил меня переклеить обои хотя бы в туалете.
Совершенно не умел играть на сямисэне, поэтому выступления больше походили на кошачьи концерты, но Его голос звучал настолько глубоко, что заставлял наплевать на любой посторонний шум.
Терпеть не мог каблуки и платформы, зато боготворил гэта и белые таби.
Безобразничал, ночью нарисовав мне на лбу слово "бака", а потом долго хохотал, когда я с досадой пытался оттереть водонепроницаемую тушь.
Он не числился в писателях, но сочинял так, что после прочтения я сразу тянул его заниматься сексом - чтобы утихомирить адски ноющий стояк. Он умел зачаровать, умел соблазнять, умел доказать свою правоту не с помощью одного жёсткого блестящего лезвия.
Он пытался написать портрет, но не имел такого таланта, проще говоря - рисовал ужасно. После каждой неудачной попытки истерил так, что трещала посуда, а клочки разорванной бумаги летали по всей квартире. Почерк у Него, кстати, такой же отвратительный.
Ругался на жуткой смеси языков, в которую входили английский, японский, русский и ещё парочка - вроде итальянского или латыни. Нет, Он не являлся полиглотом, но считал своим первейшим долгом знать эту часть лексикона наизусть.
Я хохотал, когда один раз Он пытался палочками для волос поесть якисобу, и практически катался по полу, смотря, как после этого, помыв их, Он снова невозмутимо скрутил ими длиннющие ниспадающие с плеч локоны в несложный узел.
Устраивал теневые представления и постоянно боролся с собственными страхами, включая боязнь темноты, хотя был скорее трусом, нежели храбрецом.
Постоянно играл в сёги, принципиально не признавая шахматы. Обнимался с катаной, любовно целуя её на ночь, а одним вечером кровожадно выпотрошил забытого моей сестрой плюшевого медведя. Следующим же утром купил ей на замену гигантскую тряпичную цаплю, доверительно посоветовав не спускать с животины глаз - ещё убежит.
Устроил у нас в коридоре Сад камней, категорически отказавшись его убирать.
Он кланялся Будде, якобы в порыве страсти во время близости срывая мой крестик. Немного поразмышляв, я додумался купить тонкую железную цепь, но той же ночью, в полусне почувствовав прикосновение холодной стали к ключице, обреченно взматерился и капитулировал. Утром крестик исчез насовсем.
Он мечтал жить в Токио, Сеуле, Пекине и Пхеньяне одновременно, линейкой на карте вычисляя между ними середину. Знал наизусть расположение каждого города Таиланда и Вьетнама и имя каждого императора всех правящих династий. Он подошел бы эпохе Химуры Кеньсина больше, чем нашему времени, в любом случае совершив сэппуку, если бы это перенесло Его туда.
Он считал себя гуманным романтиком, не стесняясь плеваться ядом в любого, неразделяющего Его убеждения. Мои знакомые дали одну характеристику: чудак.
Он был уникумом, пускающим слюни на книги Рю и Харуки Мураками, запоем читающим любые справочники о Китае и вывесившим над нашей кроватью огромный плакат Графа Ди. Он давно помешался на Ван Писе, Торико и Бличе. Именно из-за него мне снились Ален Уолкер, Занзас и Нацу Драгнил, с которыми я играл почему-то в покер. Даже гадать не нужно, кто выиграл, а кто передрался между собой.
Он хранил на планшетке гигабайты картинок с косплеем, но ни разу не пробовал переодеться хотя бы в Скуало. Пересказал весь Сильмариллион, Трёх Мушкетёров и Графа Монте-Кристо на японский манер, причём для меня истории выглядели интереснее оригиналов.
Был свободнее птицы, при этом бескрылым, поэтому предпочитал сидеть на крыше, нетривиальным образом взбираясь туда по соседним балконам. Пару раз наблюдая за Его скалолазаниями, я видел, как прохожие поразевали рты, показывая вверх пальцами.
Когда Он вошёл в мою жизнь, я начал чаще смеяться, смотреть в небо и слушать тишину. Именно поэтому, когда Он ушел, не забрав с собою ни единой вещи, я смог лишь печально улыбнуться, подсев на чёрный шоколад и крепкий горячий кофе без сахара.