Был долгий перерыв между записями, потому что мне было не до этого. Я до сих пор боюсь даже думать о том, что случилось в эту неделю. И даже сейчас - я решилась написать о том, что случилось, только после трех банок пива.
Мой мир рухнул. У меня теперь больше ничего нету из людей, которые бы меня любили. Мне незачем жить. А всё потому, что умерла моя мама. Кроме нее у меня никого нет на этой планете. Она умерла десять дней назад. Но я получила письмо по имейлу об этом только пять дней назад. Потому что те, кто занимались ее похоронами, не знали, как меня найти. Они не сразу отыскали мой электронный адрес в школьном компьютере. Поэтому я даже не смогла приехать на похороны мамы.
Но самое страшное то, что моя мама умерла совсем одна, без меня. Никого не было рядом с ней в ее последние дни. Она была совсем одна, никто не поддержал ее, не утешил. Когда я думаю об этом - у меня сердце разрывается. Вот ведь как получилось: я уехала в Японию специально для того, чтобы заработать деньги на ее лечение, - а вышло только хуже: моя мама осталась совсем одна, и умерла без меня...
Как мне теперь жить? Что мне теперь делать здесь в этой совсем чужой Японии?
Я до сих пор не могу понять, что мама - моя мама, понимаете, - умерла. У меня кружится голова от странности этого ощущения. Я сбита с толку. Я не понимаю, как это происходит: вот был человек, и вот его нет. Куда он исчез, почему? Ведь он не уехал куда-нибудь на край света. Если бы он уехал, это было бы понятно, но ведь он не уехал...
Почему это случилось именно со мной? Почему именно я? Мне всего 21 год. Я еще не готова это принять! У всех других людей их мамы не умирают, когда им 21 год! Что мне теперь делать совсем одной?
Я записываю всё это, потому что мне надо как-то упорядочить то, что произошло. Мне хотелось бы кому-нибудь выговориться. Но мне некому выговориться. Вот поэтому я и пишу.
Странно, что прошло 5 дней, и я до сих пор ни разу не заплакала. Я и сейчас не плачу, когда пишу это. Просто страшная пустота образовалась в душе...
Когда девочки узнали, что случилось, они предложили сказать хозяину, чтобы он дал мне несколько дней выходных. Но я отказалась и вышла на работу, как обычно. Мне очень нужно чем-то себя все время занимать. Если я не буду ничего делать, я буду думать о том, что случилось, а на это у меня нет сил.
26 ЯНВАРЯ
Вчера, наверное, мой последний день в клубе, и вообще, в Японии. После того, что я натворила, в Японии больше суток не держат. Но мне все равно.
Вот что произошло сегодня: я чуть не убила клиента - того самого, гадкого психопата, который известен тем, что сознательно оскорбляет наших девочек. Это произошло оттого, что после той страшной новости с Чудского озера (я специально не буду уточнять, что это за новость, потому что мне слишком тяжело об этом думать), я стала совершенно безразличной к жизни. Мне стало совершенно все равно, дотяну ли я до конца контракта. Из-за этого я стала опасной для окружающих, потому что мне, с моим теперешним настроением, совершенно ничего не стоит совершить какой-нибудь неконтролируемый поступок.
Однако, это стало известно только сегодня, когда я сделала попытку убить своего гостя.
Этот человек пришел сегодня как обычно, после девяти вечера. Как всегда, сел за свой столик и оглядел нашу смену. Обычно я отвожу взгляд, когда он смотрит на нас, выбирая себе кого-то в компанию. Это всегда помогало, и он никогда не проявлял ко мне никакого интереса. Но после той новости, мне стало всё безразличным, и в этот раз я взгляд не отвела. Наоборот, я посмотрела прямо ему в глаза. Мой взгляд, наверное, был вызывающим. И видимо, именно поэтому он меня выбрал. Когда я шла к его столу, я уже понимала, что должно случиться что-то страшное.
Я села рядом с ним. Молча. Он тоже молчал и бесцеремонно разглядывал меня. Я решила сидеть, как истукан, и демонстративно молчать весь вечер.
Он махнул рукой официантке, и она тут же притащила его обычный заказ: бокал вина для него и бокал вина для меня. Он жестом велел мне пить.
Мы стали молча пить вино. При этом мы рассматривали друг друга, как два врага, которые готовятся к смертельной схватке. Мне даже казалось, что в воздухе появляются и исчезают электрические искры - так велико было напряжение этого враждебного молчания.
Он снова махнул официантке - она снова притащила по бокалу вина. Мы стали снова пить, по-прежнему глядя друг другу в глаза.
Я писала уже, что у него ненормальный взгляд. По-моему, он на всё, что угодно, способен. Даже если не знать о его выходках, что-то в нем есть такое, что показывает, что перед вами чисто псих. Однако, и я была ничем не хуже его в плане психованности. Он еще не знал, на кого нарвался. Вы думаете, что я не могу тоже показать характер, если захочу? Еще как могу!
После второго бокала я все-таки решила заговорить. Это было ошибкой. Лучше бы я этого не делала.
Я сказала по-английски:
- Пожалуйста, расскажите мне об эпохе Мэйдзи.
Ума ни приложу, зачем мне в тот момент понадобилось узнавать от него что-то об эпохе Мэйдзи.
Он слегка удивился. Он не ожидал такого вопроса. Ни одной нашей хостесс не придет в голову расспрашивать гостей об эпохе Мэйдзи. Многие девушки даже слова такого не знают.
- Зачем тебе знать что-то об эпохе Мэйдзи? - спросил он по-английски. Он вполне прилично говорил по-английски.
За этот ответ я возненавидела его еще больше. По-моему, он сознательно нарывался на неприятности. Если вас спрашивают об эпохе Мэйдзи - ну так и скажите что-нибудь об эпохе Мэйдзи. Так положено среди приличных людей.
- Потому что я интересуюсь эпохой Мэйдзи. Эта моя самая любимая эпоха из всех японских эпох, - сказала я вполне спокойно.
- Ты, - сказал он, помолчав, - просто малообразованная русская женщина. Ты - low-class. Тебе не надо ничего знать об эпохе Мэйдзи.
Тут я в первый раз усмехнулась. Этот человек мог сказать такое кому угодно из наших бесправных девочек, но только не мне. Если бы у меня были в этом мире какие-то державшие меня связи, то я бы, очень возможно, продолжала кланяться, унижаться, поддакивать и терпеть. Но у меня только что умерла моя мама, и я была теперь совершенно свободным человеком. Я была свободна от всего, от всех обязательств, которые только можно было бы навязать человеку. Меня больше ничего не держало.
"Я тебя сейчас убью" подумала я.
Я сняла очки. Я зажала их в руке и так и держала. Мы сидели друг против друга и молчали. Я внутренне готовилась. Затем я резко размахнулась и ударила его по лицу острыми краями дужек. Прямо острыми концами у скрепления дужек. Очки тоже могут быть грозным оружием, если знать, как ими правильно пользоваться.
Дальше я не очень хорошо помню события. У меня в голове потемнело, и будто вихрь какой-то пронесся через мои мозги. Не могу в точности вспомнить, как я вела себя в момент этого затмения, но, наверное, то, что я вытворяла, было совершенно ужасно.
Когда я немного пришла в себя, я обнаружила, что стою на коленях на полу там же, в зале. вокруг были какие-то люди, много людей. Они переговаривалась между собой, и я была предметом их общего внимания. Мне запомнилось всюду чудовищное количество крови - кровь просто разливалась озерами. Сзади меня очень крепко держали за руки, хотя я не вырывалась. Потом-то мне рассказали, что охране стоило больших трудов меня утихомирить и обездвижить. А кровь, которую я могла тогда видеть, была кровью из моего собственного пореза от расколовшихся очков. Но я этого совершенно не помню. Я только помню, что меня держали сзади за руки, а я стояла на коленях в лужах крови, не вырывалась и вела себя совершенно безучастно. Мои волосы разметались и падали мне на глаза, и закрывали лицо, но мне было всё равно. Я даже не пыталась что-то вокруг себя разглядеть, как следует. Я была как животное на заклании или как преступник, склонивший голову в ожидании казни.
Где-то поблизости я слышала дурацкие причитания кого-то из наших куриц.
Чей-то голос сказал мне по-английски:
- Ты больше не будешь ни на кого бросаться.
Это был полувопрос-полуутверждение.
Я покачала головой в знак согласия. От этого движения волосы, свисавшие мне на лицо, тоже покачались туда-сюда.
- Тебе сейчас освободят руки, ты спокойно встанешь и будешь делать, всё, что тебе скажут, - сказал он медленно по-английски. - Ты больше не будешь использовать ни зубы, ни руки, ни ноги. Ты поняла? Покажи, что ты поняла, и тебя сразу отпустят.
Я кивнула. Свисавшие на глаза пряди взметнулись, повторяя движение кивка.
Девочки рассказали мне потом, что я не искалечила того клиента только по чистой случайности: он занимался каким-то спортом, - единоборствами или чем-то в этом роде. У него была очень быстрая реакция. Он успел уклониться от удара. Я лишь по щеке его зацепила. Отделался царапиной. Кровь на полу оказалась моей собственной кровью - я поранила руку при ударе. И ее было не так уж много - просто мой взорвавшийся мозг исказил тогда то, что случилось на самом деле.
Теперь я могу спокойно укладывать вещи и готовиться к высылке во Владивосток в ближайшие двадцать четыре часа. Но меня это по-прежнему совершенно не волнует. Только слегка жаль, что я так и не убила того клиента. Жаль вовсе не потому, что я испытываю к нему ненависть, а потому что... мало того, что я оказалась бездарной хостесс, мало того, что я не смогла вылечить маму - я даже не смогла толком никого убить.
Что за никчемный я человек - ни одного дела не смогла довести до конца...
Почему это горе случилось именно со мной? За что мне это? Я еще слишком молода, чтобы это пережить. Мне кажется, что мне было бы легче воспринять мамину смерть, если бы мне было лет сорок, пятьдесят... Я, наверное, была бы к этому времени состоявшейся личностью, эдакой благонравной дамой, окруженной детьми и любящей семьей, у меня был бы свой дом, и...
---------------
Далее запись от 26 января обрывалась.
"Нет, - подумала я. - Мама важна в любом возрасте. И в сорок лет, и в пятьдесят невозможно не ужаснуться, что когда-то останешься без мамы".
Мою задумчивость прервал резкий стук в окно. Я так и подпрыгнула от испуга. Кто мог прийти ко мне на дачу Петровых, стоящую среди других пустующих дач? Хорошо, если сторожиха с самыми лучшими намерениями решила заглянуть ко мне перед сном - но что если это не сторожиха?...
Я подошла к окну и спросила как можно суровей:
- Кто там?
- Хозяйка, эй, хозяйка!... - донесся из темноты грубый мужской голос. За окном маячили две тени.
- Я не хозяйка! - храбрясь изо всех сил, крикнула я в ответ, - Хозяева в Петербурге!
- Мы знаем! - ответили за окном, - Нам Олег сказал.
- Какой еще Олег?
- Тетинастин сын. Мы его в магазине встретили. Он вам продукты закупал. Мы из деревни. Мы вам рыбу принесли!
- Какую еще рыбу?
- Рыбу вот вам хотим предложить. Рыбки копченой не приобретете? Сами коптили.
Тени за окном помахали чем-то увесистым, по-видимому, копченой рыбой.
Я, хоть и была по-прежнему напугана, начала интересоваться рыбным вопросом. В самом деле, если мы сойдемся в цене, почему бы мне не привезти копченой рыбы своим друзьям, у которых я всегда останавливаюсь в Петербурге. Эти добрые люди столько сделали для меня, что заслуживают небольшого подношения.
Я решила начать переговоры.
- Я не знаю! - крикнула я. - Я вас боюсь! Я вам открою - а вы меня удушите. Откуда я знаю, вдруг вы воры, бандиты какие-нибудь...
- Нет, нет, мы не бандиты, - заверили за окном, - Мы браконьеры, рыбу вам принесли. Нас все дачники знают. Сами позвоните тете Насте, удостоверьтесь.
- А у вас есть ее номер? Дайте мне номер - я позвоню, пусть подтвердит.
Тени за окном прокричали мне номер сторожихи.
"Не бойтесь их. Это браконьеры из деревни, рыбу вам хотят продать, - спокойно сказала, выслушав меня, сторожиха. - Они тут всем рыбу продают. Их все дачники знают".
После этой рекомендации я пошла открывать двери.
- Видите, какая рыба! Зверюга! - один из вошедших браконьеров поднял перед моим лицом большого лоснящегося леща, - Собственного копчения рыба.
- Деликатес, - подтвердил второй браконьер. - Покупайте. Все дачники покупают. Еще никто не жаловался.
Я решила взять двух золотистых "зверюг". Мы сторговались в цене.
- Ой, а как же я их повезу? - спохватилась я. - Мне не во что их положить.
- Мы вам их упакуем, - успокоил меня браконьер и сказал другому, - Лёха, беги за пакетами. В багажнике посмотри, там должны быть чистые.
Пока Лёха бегал за пакетами, я спросила у мужика, знал ли он мать и дочь, которые тут раньше жили.
- А то как же, - солидно ответил он, - Еще когда мать у Илонки померла, мы с племянником ее почту взламывали.
- Как это? Зачем это?
- А тетя Настя попросила. Надо было Илонку в Японии о смерти известить, а никто не знал адреса. Хотели по е-мейлу ей отправить, а пароля тоже нету. Ну, тетя Настя и говорит: взламывайте е-мейл. Надо же сообщать как-то. Разве можно не сообщить о таком? Директорша уперлась: это противозаконно, я не позволю. Мы потом сами с племянником на его компьютере пароль подобрали. Минуя школьный сервер. Главное, адрес был - а взломать-то где угодно можно.
- Вот как? Вы, получается, не только браконьеры - вы еще и хакеры?
- Ну, в общем, да, - сказал он, почесав в затылке.
Прибежал Леха с пакетами. Браконьеры запаковали рыбу и ушли. Я задвинула за ними засов, вернулась в комнату и стала читать дальше.