Аннотация: Перевод с затрепанной рукописи на арабском языке по методу доктора Шпурцмана, опробованного им на Медвежьем острове, как поведал о том Осип Сенковский, он же Барон Бамбреус. О приключениях отважного морехода в стиле арабских сказок.
.
Алмаев Виктор Григорьевич
Синд-аль Бади.
Перевод с затрепанной рукописи на арабском языке
по методу доктора Шпурцмана, опробованного им на Медвежьем острове, как поведал о том Осип Сенковский, он же Барон Бамбреус. О приключениях отважного морехода в стиле арабских сказок.
Дивная южная ночь спустилась на Багдад. Во дворце султана раздавались звуки зурны, по стенам сладострастно изгибались тени танцовщиц, умопомрачительный запах плова разносился по окрестностям, заставляя подтягиваться голодные животы стражников.
Но ничто не радовало Повелителя Вселенной, Опору Веры, Халифа четырех пределов Земли, наместника Бога на земле, Харуна-аль-Рашида.
Мрачнее тучи сидел он на Павлиньем троне, с тоской смотрел на полуобнаженных красавиц, извивающихся перед ним в танце. Всё неуверенней и неуверенней звучала музыка, наконец красавицы остановились в полном недоумении.
Халиф хлопнул в ладоши: - Позвать ко мне Масрура!
Масрур, Меч Халифа, Палач Его Гнева возник, казалось раньше, чем звук хлопка рассеялся в роскошной палате трона.
- Слушаюсь и повинуюсь, Величайший.
Танцовщицы упали на колени, простёрли к Повелителю руки:
- - Пощады, о Солнце Вселенной!
Но халиф сказал своему визирю Джаффару аль Бармаки:
- - Стеснилась грудь моя и нет мне утешения!
А евнух Масрур упал ниц и обратился к повелителю правоверных:
- О повелитель, дошло до меня, что вернулся из дальнего похода Синд-аль Бади и привез много чудес и диковинок. Только сегодня вернулся он, и наверняка в его доме пируют, отмечая благополучное возвращение хозяина по воле Аллаха.
И возрадовался Харун аль Рашид и грудь его распрямилась и велел он подать одежды простые и облачился в них.
- Слушай, Масрур, Меч гнева Халифа, пусть сегодня из дворца никто не выходит, под страхом отделения головы от тела, а мы пойдем к Синд-аль Бади и послушаем его удивительные приключения и рассказы.
Повелитель правоверных оделся как простой водонос, Масрур, евнух Повелителя оделся также и пошли они через улицы Багдада и подошли к дому Синд-аль Бади и увидели, что в саду накрыт дастархан и сидят за ним знатные господа и вокруг стоят прекрасные невольницы и каждая в руках держит музыкальные инструменты, согласно своему умению.
И заливаются песнями персидские соловьи, а на плече Синд-аль Бади сидит редкостная птица, размером немного меньше павлина, вся расцвеченная алыми, зелёными и лазоревыми перьями. Кривым своим клювом раскалывала она орехи и лапой с мощными когтями, почтительно подавала Синд-аль Бади ядро. Даже у Повелителя Вселенной такой птицы не было.
И удивился повелитель такой умной птице и захотелось ему присоединиться к пирующим.
Тут к ним подошёл луноликий отрок, одетый в одежды драгоценные и поклонился:
- Господин мой, Синд-аль Бади выскользнул из лап многих смертей и вернулся в блистательный Багдад и празднует возвращение и приглашает всех за свой дастархан. Не побрезгуйте, господа убогим гостеприимством моего хозяина.
И повёл их отрок и посадил рядом с хозяином. Весь сад был украшен так, что халиф почувствовал укол зависти. Каждое дерево было украшено золотыми нитями, сверкавшими в свете факелов как звёзды и висели всюду клетки с драгоценными птицами, под деревьями, с золотыми цепями на шеях лежали пятнистые гепарды, могучий тигр простирал свои лапы, а в углу сада молчаливой глыбой стоял элефант с длинными драгоценными бивнями. И пела всякая птица и, по взмаху руки хозяина издавал свой рык тигр, или трубил элефант.
Выступила вперёд невольница, из тех, что служит украшением для глаз и которая похищает разум и запела она славословие вновь прибывшим гостям и развеселился повелитель Вселенной и попросил он хозяина рассказать о своих удивительных приключениях в дальних странах известно ведь, что эти истории достойны того, чтобы записать их иголками в уголках глаз для поучения верующим.
И сказал Синд-аль Бади :
Было пять лет тому назад, и заболела моя мать и сказала мне, что если положить ей под голову лист с Дерева Утешения, то станет она здорова, по воле Аллаха милостивого, милосердного, а, если я не положу ей под голову этот лист, то умрет она и будет кровь её на мне!
- Знайте, о присутствующие, что собрал я все вещи, всё свое имение и достояние и обратил все в товары, легкие по весу и дорогие по цене и зашил всё в кушак и пошел на север. Ибо говорили на базаре, что в страшной пустыне Такла-Макан (а Аллах лучше знает) растёт Древо Утешения, и даёт оно мудрость, и наделяет богатством и продлевает жизнь страждущему.
Тяжело путешествовать в одиночку и присоединился я к каравану, который шёл в страны Рума с драгоценными шелками и фарфором. Седой караван-баши приветливо встретил меня, спросил, могу ли я держать саблю в руках, ибо тяжек путь и много разбойников могут позариться на сокровища каравана.
И ответил я, что по милости Аллаха, отец мой научил меня всему, что надо купцу и знаю я письмо и счёт и вес и могу держать саблю, владею пикой, никакой конь не сбросит меня, но нить жизни каждого в руке Аллаха. милостивого и справедливого.
Понравились мои учтивые речи караван-баши и на привале посадил меня рядом и внимал я мёду поучений из уст его и много дней мы странствовали по земле.
Шли мы по степи с высокими травами, рады были кони, стали они гладкими и сытыми, но однажды, по воле Аллаха, налетел на нас орел и крылья его затмевали Солнце. Громким клекотом кричал он и слыша гром его голоса, упали на колени погонщики, а орел схватил коня с вьюком парчи и понес его к горам. Помутилось у меня в глазах и взволновалось сердце. Схватил я свой лук и выстрелил и по воле Аллаха милостивого попал орлу в крыло. Выронил он коня. Потерял наш караван коня, но парча осталась и хозяин её отдал мне половину.
Пришли мы и увидели город, блистающий как Солнце, со многими башнями, кованными воротами и подобен был город садам Ирена многоструйного, ибо текли через него многие ручьи и реки, дивны были его сады и многомудрые дервиши поучали страждущих на площадях перед мечетями, даруя им мёд утешения. Голубой, как небо, блистал купол мечети, золото блестело на куполе ханского дворца, мудрые изречения Корана обвивали его купол, блистая золотом на голубом фоне изразцов. И упал я на колени и восславил Аллаха великого и милосердного, ибо нет силы и мощи, кроме как у Него! Пошли мы и помолились в мечети и возрадовалась душа наша, смыв прегрешения пути.
В караван сарае взял я лавку и торговал парчою и дал мне Аллах прибыль и расспрашивал я о Древе утешения, но, как только я стал спрашивать, разбежались люди с криками ужаса от моей лавки и пришел ко мне кади и прочел повеление султана тех мест, чтобы я удалился с наступлением нового утра и, если полдень застанет меня в городе, голова моя будет отделена от тела.
И заплакал я великим плачем и горевал и сетовал на судьбу, ибо мне понравился этот город и дом у меня в нем уже был и лавка и всё это я должен был продать с великим убытком.
Подошел ко мне старец почтенный, с длинной седой бородою и сказал мне слова утешения и повёл меня к себе и стал расспрашивать о моих обстоятельствах. Открылся я ему, обнял его колени, попросил совета.
И старец сказал мне:
- Поистине нет мощи и силы, кроме как у Аллаха великого и милосердного! По его воле я шел по улице и услышал тебя. Куплю я всё твоё достояние, дам тебе справедливую цену, ибо нельзя правоверному обижать правоверного. А я и есть тайный правоверный, в этом нечестивом городе, потому, что забыли они заветы Аллаха и молятся только из страха. А ты, когда твои дела наладятся и когда сможешь вернуться, выкупишь у меня все что ты сегодня продашь мне за ту же цену.
И снова я обнял его колени и спросил:
- О отец мой, почему меня гонят из города? Я не брал лиха, торговал достойно, а как только я спросил про Древо Утешения, как мне вышел приказ немедленно убираться из города. Разъясни мне отец мой эту зловещую тайну.
- Ты прав, сын мой, тайна эта зловещая и ни один человек не должен слышать её. Но, поскольку ты уезжаешь из города, открою я эту тайну. У нашего султана, да хранит Аллах его потомство, была дочь, красота которой затмевала Солнце и была она подобна Луне в день её полнолуния. Глаза её блистали краше изумрудов и сама она превосходила красотою молодую верблюдицу. Ни в чём не мог султан отказать ей и пожелала она отправиться к Древу Утешения, ибо увидела она это Дерево о сне и был её сон вещий. Снарядил отец её караван с товарами драгоценными, послал с нею сто всадников в бронях дамасских, с саблями острыми. И сердца у них были тверже адаманта и ножи их резали кость прежде мяса.
Но прошло время, а о дочери нет известий. И Аллаху было так угодно, что послал за ними султан ещё один караван и много воинов в броне чешуйчатой, но и от тех не было никакого известия. И разгневался султан и произнес слова немилостивые:
- Если о этом дереве заговорит житель города, то смерть ему, а, если это чужеземец, изгнание будет его удел. И слово султана законом стало. А ты, сын мой вернись в Багдад блистательный, и забудь о Древе Утешения.
Но загорелось сердце моё, сказал я себе, что в смерти и жизни только Аллах волен и, что если будет Его воля, найду я это Древо, ведь кто-то бывал около него и принёс о нём весть. И снова я зашил своё достояние в пояс, только три самых лучших камня взял в рот, присоединился к каравану, который направлялся в Герат, обильный товарами.
Мы шли по степям и пустыням и, по воле Аллаха всезнающего, на нас напали нечестивые кочевники в высоких курпеях, охрана пыталась спасти нас, но кто может изменить предначертания судьбы?
Снова избитый, обобранный, я остался в пустыне. Нечестивые кочевники бросили мне только мой же пояс, предварительно выпотрошенный, что бы я мог прикрыть наготу.
И шел я в пламенной пустыне, весь покрытый язвами от стрел Солнца и упал я на колени и взмолился Аллаху о своем спасении, ибо надлежит нам думать только об Аллахе, всеведущем, всеблагим.
Была, по воле Аллаха послана могучая птица и перенесла меня в город незнакомый и бросила на площади. Встал я, весь в лохмотьях, и подступили жители этого города и начали издавать звуки непонятные, а когда я пытался ответить, то разбежались жители города, бросили меня в тюрьму и знаками показали мне, что на рассвете отделят мне голову, сосредоточие разума от тела, сосредоточия греха.
Рыдая бросился я не пол и снова воззвал к Аллаху, он же благ и милостив.
Открылась дверь темницы и вошел некто, с длинной седой бородой, весь исполненный благочестия и обратился ко мне на языке ференги, а я знал этот язык.
- О несчастный! Какой злой рок привел тебя сюда, где казнят любого, кто не может доказать свою состоятельность и который, скорее всего является лазутчиком. Завтра отделят тебе голову от тела и это будет только справедливо!
Я припал к ногам старца и, вынув изо рта драгоценные камни показал их аксакалу.
- О прибежище справедливости, не лазутчик я и не праздношатающийся. Я купец Синд-аль Бади и в Багдаде я известен многим и никто не мог опорочить меня и уличить в несостоятельности и имею я дом, возле звонкострунного арыка и многие купцы приходят ко мне и никому я еще не отказал в утешении и кредите!
Старец прислушался к моим словам,а потом продолжил на чистом арабском наречии:
- Несчастный, как попал ты в эту страну нечестивых ференги? Я тайный мусульманин и выведу тебя из узилища, ибо сказано, что правоверный должен помогать правоверному. Всю свою горестную повесть я рассказал старцу и просил его принять от меня один из камней, но он отказался, говоря, что милосердие не должно покупаться.
И пошли мы к его дому и совершил я омовение и произнес ракат, обратившись к Мекке, а старец следил за мною.
После омовения и молитвы пригласили меня за дастархан и было бы долго описывать то, что на нем находилось. Отвели меня в комнату и играл я там с прекрасной невольницей во многие игры до времени утренней молитвы.
После трапезы старец вывел меня за ворота и дал мне поводья коня, нагруженного многоценными товарами и не взял с меня плату, говоря:
- Давным-давно я тоже стремился к Дереву утешения, дошел до этого города ференги и остался в нем по причине долгой болезни (а Аллах лучше знает), так пусть же мой названный сын найдет это Дерево. Только об одном я молю я тебя - в пути ты должен будешь подняться на ступень из Черного опала. Многими красками играет он и завораживает путника. Падает несчастный путник на черный камень и нет ему пути назад. Вечно будет он пытаться отколоть кусочек несокрушимого камня, и нет у него силы против изделия нечестивых джиннов! Бойся Чёрного опала, но нет пути к Дереву, кроме его ступени.
Низко-низко я поклонился своему благодетелю и дал ему слово, что, если по воле Аллаха я дойду до Дерева и вернусь назад, то принесу ему ветвь от Дерева и поклялся в этом именем Каабы. И было это причиной больших бедствий и несчастий.
Снова широкая дорога легла под ноги моего коня и нагнал я караван и пошел с ними, питаясь возле их костра и сражаясь с разбойниками пустыни и возлюбил меня караван-баши за неустрашимость в схватке и многие мудрые речи.
Много чудес довелось мне увидеть по милости Аллаха, мудрого, подателя спокойствия. В городе ференгов Пиарага в воротах стоял исполин, ужасая своим видом. Визжали лошади, не желая проходить в ворота мимо исполина. Много трудов мы положили на укрощение лошадей, а когда проходили мимо великана, увидел я, что ноги у него из глины. Аллах сотворил людей из глины, а чернокнижник Бен Бецалель, как ни старался, не смог изготовить из глины исполина целиком. За эту дерзость наказал его Всевышний - задавило нечестивое изделие своего творца и погиб он самой жалкой смертью, а колосс развалился от следующего дождя.
Шли мы по глухим лесам, где отверженные от Аллаха существа глядели из под каждой коряги, шли по родным для меня степям, когда даже конь играл по до мною, как малолетний жеребенок.
Однажды утром увидели на горизонте снеговые облака, но, по воле Аллаха не двигались они, пригвожденные к небу.
Караван-баши сказал мне, указывая камчей на эти облака:
- Это грань нашего Мира, никто ещё не возвращался из-за этих гор, полюбил я тебя, может быть ты откажешься от безумных мечтаний и направишься с нами в город Руми, где заживем мы в покое и довольствии. Много прибыли принесла нам эта поездка, не будем гневить Неведомых Богов, пытаясь достичь ещё большего.
Но путь мой предопределен Аллахом, я слеза на его ресничке, без его воли ничего нет и не будет
Повернул я коня и помчался к дальним горам, глотая слезы от расставания, но если на то будет воля Аллаха, пути человеческие ещё пересекутся.
Много дней я странствовал по степи, встречал народы не знаемые, дикие, но свято чтущие обычай гостеприимства. Не раз они защищали меня от налетающих грабителей, если дело было в пределах их степей, но за этими пределами они сами старались меня поймать и ограбить. Поистине только Аллах знает (а милосердие Его безгранично) судьбу каждой твари на свете.
Однажды ночью я пришел в горное селение. Поистине удивительные дела творятся на свете и непредсказуема мудрость Аллаха! Дома, или как они их называют, сакли, горцев состоят из трех стен, сложенных из необработанного камня, которые прикрывают пещеру, вырубленную в желтой скале. Даже у князя этих мест нет ни окон, ни мебели и все сидят на войлоках. Зато оружие которое развешано по стенам самое наилучшее, и кони у них ухожены даже лучше, чем жены.
Седобородый аксакал, поглаживая длинную бороду стал расспрашивать меня, куда я направляюсь и посоветовал взять проводников.
Рано утром мы выехали. Было свежо, как всегда в горах. Путь наш лежал в узкой долине, склоны были покрыты легким желтым пухом цветущего кизила. Кони шли ходко, не тяготясь весом всадников, мудрые лошади сами знали куда поставить копыто и я снова подивился мудрости Аллаха, который дал соображение бессловесной твари.
Постепенно тропинка стала теряться в скалах, которые сжали нас с обоих сторон, узкая речка заревела как рассерженный барс, прыгая с камня на камень.
Тут проводники остановились и расседлали лошадей.
- Мы привели тебя к Ущелью Дэвов, Нам дороги дальше нет, только безумцы продолжают путь, усеянный костями.
Сколько я не предлагал денег, они только качали головами.
- Да оглянись ты, безумец, наконец крикнул один из них, вся долина вымощена костями таких же как ты безумцев!
Я огляделся и вздрогнул - выше по ущелью вся долина была засыпана костями.
Рано утром я проснулся совсем один - проводники ушли, но, веря, что взять что нибудь у дивона, сумасшедшего - верный путь к тому, чтобы взять на себя и его безумство не взяли у меня ничего.
- Ни один волос не упадет с головы человека без повеления Аллаха,так твердил я себе, карабкаясь по отвесной скале, оставив внизу лошадь и, только привязав длинную веревку к своим пожиткам. Скала была покрыта зеленой слизью, грохот реки оглушал, внезапно меня стали атаковать мелкие птицы, подлетая к самым глазам и трепеща крыльями в воздухе. Мне было уже поздно возвращаться и я полз вверх и вверх.
Рядом со мною скалил зубы скелет несчастного, который зацепился за сук, но я всё лез и лез.
Солнце ударило меня как палицей, и понял я, что выбрался наверх. Упав на колени я возблагодарил аллаха милосердного, милостивого и огляделся вокруг. Увы мне! Передо мною расстилалась желтая пустыня, сопровождавшая нас речка куда-то делась и я стал поднимать веревкой свои вещи.
Когда я закончил сборы уже проглянули первые звёзды и у пустыне стало стремительно холодать. Незнакомые мохнатые звёзды смотрели на меня с высоты, какие-то жующие звуки раздавались в ночи, но я укрепился в мысли, что без воли Аллаха даже волос головы человека не упадет и окружив себя кольцом из веревки стал укладываться на ночь. Привлеченная мною небольшая змея, в которой я узнал смертоносную эфу, попыталась перелезть через веревку, но она была сделана мастерами своего дела , жесткие волоски, торчавшие из веревки кололи змее тело между чешуйками и она, недовольно шипя, удалилась. Чёрная ночь и сон своим покрывалом укутали меня и я заснул, уповая на Его милосердие.
Когда же утреннее Солнце озарило беспощадную пустыню, сказал я себе:
- До начала времен Он создал калам и начертал им всё что было и что будет и нет пути у рабов Аллаха избежать предначертанного!
Взвалил я на себя припасы, и позавидовал я тем, кто не чувствует тягот пути и двинулся в путь. Много дней вставало впереди меня Солнце, ослепляя своими лучами и палил меня жестокий зной, и мёрз я в этой пустыне, но шел вперед. Однажды упал я на песок и не было сил подняться, но по велению Аллаха милосердного - а велик он и славен! Пролетел впереди меня огненный шар и рассыпался и оказался передо мною марид, Джинн из джиннов серых, с лысинкою и упал я на лицо свое, ожидая неминуемой смерти, но джинн поднял меня, сказал, что он из джиннов правоверных и по воле Аллаха пришел за мною, чтобы отвезти меня туда, куда я пожелаю.
И возблагодарил я Аллаха владыку владык, первопричину причин, и накормил меня джинн, и напоил родниковой водой и стало легко мне, а джинн закричал громким кличем и появились перед ним сорок тысяч джиннов серых, с лысинкой и приказал марид отнести меня туда, куда я пожелаю.
Но когда я сказал, что иду к Дереву Утешения, все сорок тысяч джиннов повалились на лицо своё и поклялись страшной клятвою, что нет им хода в царство пери, где растет Дерево Утешения и нет у них власти пересечь Порог Чёрного Опала и только Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, мог это делать, властью кольца, данного ему Аллахом. Приказал я тогда джиннам доставить меня к этому порогу, но и это сделать они были не в силах. Доставили они меня за день пути от Порога, а дальше лететь сил у них не было. А пролетели мы столько, что даже конь, вспоенный водами Зем-Зема мчался бы три года, прежде чем достиг бы этого Порога.
И двинулся я дальше и подошел к Порогу и смутилась душа моя, потому,что он был грозен, как крепость Кульзум, построенная сыном Синего царя джиннов, повелителя шестисот тысяч джиннов летающих и ныряющих, и так же неприступен как та крепость!
Отвесная стена, много выше человеческого роста, отполированная, как Меч пророка, вся из Чёрного Опала сияла передо мною и если сложить все богатства Синда и Инда, все благовония Аравии счастливой, все богатства Египта и далекой Чипангу, то их не хватит оплатить даже ратль этого опала, потому, что цвет его был подобен цвету ночи без звёзд и Луны, а по черной поверхности бродили удивительно яркие красные, зеленые, синие пятна, словом Опал этот был царем всех опалов и верх совершенства и человеческий язык не в силах его описать. И стал я громоздить камень на камень, чтобы достичь вершины этого порога, но когда лез я на построенную мной пирамиду из камней, и шел мимо красного пятна, то казалось, что моя кожа уже чернеет от жара. И когда шло мимо синее пятно, замерзал я лютым холодом.
И заплакал я слезами горя, ибо не было сил у меня преодолеть преграду и весь путь я проделал зря.
И тут подошла ко мне старуха, страшная как гуль и упал я на лицо своё и воззвал к Аллаху, развязывающему все узлы, и стал ждать смерти неминучей, но старуха села рядом со мною и спросила:
- О сын из сынов Адама, как ты зашел в это место Смерти, как прошел пустыню, тут уже тысячу лет не было сыновей Адама, кроме дочери шаха, да и о ней мне больше нет известий.
- О почтенная женщина! Я, ничтожный из ничтожных сыновей Адама, а Аллах лучше знает, пришел в это место в поисках Дерева Утешения, ибо я купец, торгую тем, что весом мало, но ценою велико, и прошел я путями нехожеными по воле Аллаха, великого и милосердного. Надлежит мне привести лист с Дерева и положить его под изголовье моей матери иначе умрет она и будет кровь её на мне! И поклялся я камнем Каабы, что привезу ветвь старцу, приютившему меня в городе нечестивых ференги и клятва эта нерушима!
И тут старуха сделала знак уважения и сказала мне:
- Твоё счастье, что назвал меня почтенной женщиной, а если бы назвал меня старухою, я разорвала бы тебя на куски! Но если ты женишься на моей дочери, то я перенесу тебя через Порог. И согласился я, а старуха повела меня в пещеру, которая была рядом с Порогом, и привела меня и угостила питьем сладким и когда я выпил (а в питье был бандж критский, такой сильный, что, если бы даже слон его понюхал, то спал бы целую неделю), то улетело моё сознание и опустилась на меня тьма и упал я, а когда очнулся, вижу что лежу на острых камнях, связанный, и сил у меня не больше, чем у цыпленка, которому завернули голову под крыло. Огляделся я и увидел во множестве кости и вещи людей, которых заманила и убила старуха. А проклятая старуха разводит костер и готовит вертел, длинною в двадцать пядей и злобно ухмыляется.
- О почтенная старушка, что это за шутки, и почему я связан?
- Наконец я наемся мяса сына Адама, давно сыновья Адама не заглядывали к нам, и пойду я в диван гулей и расскажу, какую уловку применила против тебя и восславят меня и отведут мне место рядом с владычицей гулей.
- О старушка! Мясо сынов Адама запретно для всех и Аллах, а велик он и славен, покарает тебя! Мне джинны, которые принесли меня сюда подарили множество сокровищ и зарыл я их под великим камнем, в дне пути отсюда. Пойдем к ним, ты отпусти меня и прими награду за моё спасение эти сокровища, ибо велики они и многоценны!
Но злобная старуха подошла ко мне и стала пинать меня каннибадамскими сапогами под ребра, а подошвы этих сапог сделаны из твёрдой кожи, да поразит их Аллах. И терпел я и когда не стало мочи терпеть, сказал я старухе, где зарыты сокровища, а сказал я, чтобы удалить её и промыслить о путях к спасению.
Старуха подняла камень в сто батманов весом и удивился я силе её рук и закрыла она выход из пещеры и ушла.
И подкатился я к костру и стал держать руки в огне и горели они и горела веревка, и по милости Аллаха, развязывателя узлов, лопнула веревка раньше, чем сгорели мои руки. Бросился я к камню, но и пошевелить его не было сил, тогда я бросился к вещам тех путников, которых убила старуха и попался мне нож из ножей, которые режут кость прежде мяса и спрятал я его и , услышав, как заворочался камень, лег как прежде и притворился не имеющим силы.
И вошла старуха и закрыла за собою камень и бросилась ко мне и стала бить меня, приказывая назвать место, где спрятал я сокровища. Вскочил я и ударил гуля кинжалом и вышел он, сверкая из спины и отправил я её дух в огонь, а скверное это обиталище!
Осмотрел я пещеру и нашел много того, что весом мало а ценою велико. Увязал я все в узел и стал думать, как мне выйти к свету людей.
По дну пещеры бежал ручеек и пошел я вверх по течению и встала стена дыбом и карабкался я, часто висел на пальцах своих и была моя жизнь ничтожней слезы на конце ресницы и привел меня Аллах, податель надежды, к выходу, но щель была узкая и не смог я протиснуться в неё.
- Закричал я тогда великим криком и воззвал к Аллаху милосердному и прибежали жители той страны и железными кирками расширили щель и вызволили меня.
И посмотрел я и увидел, что облик их непривычен для сынов Адама и испугался, а жители связали меня и бросили в узилище, приговаривая, что мне завтра отделят голову от туловища по приказу падишаха пери, который властелин этой страны. Издал он приказ, чтобы всех шпионов укорачивать на голову, и, если тот может, то пусть так и гуляет по стране.
Бросили меня в узилище и заплакал я горючими слезами и сказал себе, что видно такой конец меня ожидает.
Утром меня помыли, расчесали бороду, умастили маслом и повели на суд Падишаха пери, прибежище справедливости и мудрости.
Шли мы между двух рядов войска и подкосились мои ноги, увидев грозное войско, ибо число их может сосчитать только тот, кто их создал и видом воины были ужасающим и непривычным для сынов Адама. Некоторые были как звери, львы, тигры, некоторые были как громадные серые обезьяны, а дальше стояли ряды ифритов и джиннов и пламень вырывался из из ртов, ушей и ноздрей, когда они дышали. И упал я на лицо свое, но подняли меня и повели дальше.
Вступили мы в сады Ирема многоструйного и всюду текли ручьи по серебряному песку и росли различные деревья, пели разноцветные птицы и росли плоды, прекраснее которых я не видел и не было в Багдаде подобных им. Были там гранаты, истекающие соком, абрикосы с кулак величиной, изнеженные до того, что видна была косточка и персики свешивались с ветвей, яблоки одно перед другим хвалились своим вкусом и величиною, а груши...
И шли мы мимо травы, и говорила каждая травинка о своих свойствах и не было пределу чудес, созданных пол воле Аллаха в садах Ирема Шаддатом, сыном Ада.
Пошли мы дальше по песку, на вид золотому, и сказали стражи, что это и впрямь золото, и удивился я богатству Падишаха пери.
Подвели меня к беседке, которая красотой своею затмевала Луну в четырнадцатый день и похищала разум у смотрящего на нее. На четырех золотых столбах, каждое из которых было толще ноги слона и украшена причудливой резьбой стояла она и красоте её не было предела.
И были вырезаны на них виноградные лозы, склоняющиеся под тяжестью кистей и каждая ягодка была из смарагда,или рубина или топаза.
На возвышении в беседке стоял трон падишаха пери и нет в человеческом языке слов, чтобы выразить его великолепие и сверкал он и был тяжек от обилия золота, драгоценных камней и слоновой кости. И каждая его ножка была как лев рыкающий, и раззевали они грозно пасти и было выше человеческих сил вынести их грозный вид. А к трону вели ступени, широкие и высокие, и была первая ступень из гишера наилучшего и был он как ночь беззвездная, из тех, что топит корабли. И верхняя ступень была из кахолонга бело-сияющего и нет на Земле ему подобного. А между ними были ступени и первая была из балэ-рубина, цвета крови голубки, разлученной с супругом. И дальше была ступень из топаза и совершенен был его цвет. И как глубокое синее небо стояла следующая ступень и хвала Аллаху, который создал это совершенство!
На каждой ступени стоял воин, как из меди литой, грозный на вид и держал в руках оружие поражающее. А одна сторона беседки была занавешена тканью, такой, что если вынести её на базар в Багдаде, то не хватило бы всех товаров Багдада, чтобы оплатить хоть локоть этой ткани.
На троне сидел падишах пери и грозно хмурил он брови . И сказал он :
- Подойди сын Адама и стань на черную ступень гнева моего и скажи - разве я не грозный властелин, разве мало у меня войск, золота, невольников, что ты пробираешься в мое царство как тать? И наказание за это смерть, лютая и неминучая! Скажи, какие твои обстоятельства, да помни, что с первым словом лжи уйдут твои ноги в эту ступень и не будет у тебя хитрости избегнуть смерти!
- О царь времен, я скажу и скажу правду. Зовут меня Синд-аль Бади и я не последний купец в Багдаде шумном, где царствует халиф Гарун- аль Рашид и имя мое ему известно, ибо привозил я ему редкости со всех климатов. И бывал я в Ираке, и в Синде и в Инде, ходил в Египет и всюду имя моё славилось как имя купца, честного в расплате и дающего цену справедливую и не обращался я к ростовщикам, да поразит их Аллах за их жадность и всегда расплачивался за свои долги и не обижал я вдов и сирот, и не совершал запретного. Но когда я пересек пустыню из пустынь, где видел чудеса несказанные, и вернулся в Багдад, то нашел свою мать на ложе болезни. И сказала мне дарительница моей жизни:
- Принеси мне лист с Дерева Утешения, и я дождусь тебя, а если ты не принесешь мне этот лист, то кровь моя будет на тебе и все, что я тебе дала,будет для тебя запретно. И обратил я все своё имущество в ценное и малое весом и направился я в путь. И долго я рассказывал падишаху пери про свои приключения и дивился он моей стойкости и радовался со мною моим избавлениям от опасностей.
И закричал он:
- Подойди сюда, сын Адама, и сядь на белую ступеньку, ибо очистился ты от подозрений и кто любит меня, тот наградит тебя наградой достойной. И принесли мне халаты златотканые и оружие и коней и невольников и невольниц, и много драгоценных камней и золота. А невольницы из тех, которые похищают разум и которые сведущи в Писании и могут покрывать серебро золотом и золото серебром и играть на музыкальных инструментах и петь и плясать и вести мудрые разговоры.
А невольники были ученые в делах торговых и владели они счетом и письмом и каждый на коне, в сражении стоил тысячи всадников.
И вдруг за занавеской послышался тяжкий вздох и что то упало .
Тогда провели меня в караван-сарай и не было в мире лучшего караван-сарая. И были там бани, и с серой и с желтой водой и вымыли меня невольницы, лаская губкой из морей Аравии счастливой. А после я отправился к дастархану и поел и грудь моя расправился и возлег я на ковры многоцветные и заснул сном праведника, а Аллах более сведущ в неведомом и премудр и преславен, и более всех щедр, и преблагоcклонен, и милостив
Но никто не сможет уберечься от предначертанного! Что записал калам Аллаха, а могуч он и силен, и нет у человека хитрости, чтобы избавиться от повелений судьбы!
Ночью меня схватили два ифрита, самого ужасного и отвратительного вида -ноздри их были шире уха верблюда, веки глаз выворочены изо рта торчали ужасные клыки.
И схватили они меня и потащили в зиндан, а скверное это место и бросили на самое дно ямы и закрыли решеткой кованой и облили меня чем-то скверно пахнущим и удалились, а я остался во тьме, жалуясь на превратности судьбы!
Утром поднялась решетка и строгий кадий вошел в помещение и палач крови стал раскладывать свои принадлежности и развели огонь в горне и стало тесно моей груди и комок подступил к горлу и заплакал я от ожидания пытки.
Кадий погладил бороду и задал первый вопрос :
- Для чего и каким образом ты заколдовал дочь Повелителя пери, что ты хотел этим достигнуть и где лежат твои колдовские амулеты?
Как я не клялся, что нет у меня никаких амулетов, что не колдун я и не злодей и не ведаю, что у падишаха пери есть дочь, кадий кивнул головою и сказал, что он так и думал, что я буду запираться, а дочь падишаха тем временем лежит без памяти и разбудить её не могут табибы и уже послано за Главным табибом, искусство которого выше всех человеческих понятий он, несомненно разоблачит мои колдовские козни, а пока он приказал палачу отвесить мне достаточное количество плетей, чтобы я ожидал завтра пытки ещё более изощренной, и это будет продолжаться до тех пор, пока я не сознаюсь и не расколдую девушку.
И свет померк в глазах моих и упал я на пол зиндана и лежал так, пока не наступил новый день.
Рано утром перед дворцом падишаха раздался хриплый рёв, а это верхом на слоне прибыл Главный табиб, врач всех врачей и господин всех исцеляющих, и только тех не может он вылечить, на которых лежит гнев Аллаха, ибо нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!
И привели его в комнату, где за занавеской лежала дочь падишаха и подали табибу руку принцессы. Табиб долго вглядывался в руку, искал пульс и по воле Аллаха обнаружил, что пульс ровный и наполненный пульс такой, что обладатель его проживет много лет, если будет на то воля Аллаха милосердного.
И вглядывался табиб в ногти принцессы и качал головою и цокал языком, а когда встал, то пошел к падишаху всех пери и объявил ему, что болезнь принцессы та, которая настигает всех девушек, когда придет их срок и имя той болезни Любовь!
И разгневался падишах, и затрясся дворец от его гнева и ударили молнии из рук его и вскричал он громким голосом :
- Кого же полюбила принцесса, без моего дозволения!
И стали спрашивать всех служанок, и спрашивали строго, но ни одна не сказала, что видела принцессу с мужчиной. И стали пытать стражей дворца, но невиновны они в этих обстоятельствах!
И послали табиба, чтобы разбудил он принцессу и тот дал ей понюхать амбру с берегов Нила и сила её такова, что даже слон проснулся бы, даже если он спал бы после двух лет непрерывного бега.
И, по воле Аллаха чихнула дочь падишаха и встала и началась во дворце большая радость и забили барабаны и раздался рокот карнаев и падишах призвал к себе дочь свою и усадил её рядом и приказал, чтобы лютнистки играли самые радостные мелодии.
А принцесса встала перед владыкою и спросила, зардевшись как пламя зари в пустыне, и поклонилась она и попросила привести сюда вчерашнего гостя, ибо забавные приключения его поразили деву в сердце.
И разгневался падишах и сказал, что отрубит голову этому купцу и снова упала его дочь, а Главный табиб, попробовав её пульс, сказал, что жизнь её в опасности и только встреча с купцом отклонит от дочери падишаха косу Смерти.
И смягчился падишах и привели меня в диван и поставили перед падишахом и спросил меня падишах- согласен ли я жениться на его дочери, ибо такова её воля.
И позвали кадия и сделал он запись в Книге и стали готовиться к свадьбе.
И сели все эмиры, предводители войск и везири царства и стали выводить Ситт-ханум, дочь падишаха пери и вышла она в первый раз в красном и закрыто было лицо её кисеёй прозрачной и упали все на лицо своё и воззвали к Аллаху милосердному от её красоты и вывели Ситт-ханум, дочь падишаха пери второй раз, всю в зеленом и едва сохранили разум визири и повелители войск и снова увели принцессу.
И вышла она в третий раз, вся в голубом и Луна в четырнадцатый день застыдилась и скрылась при виде её красоты.
И повели меня в помещение, где предназначена мне было жить, взяв меня а руку, провела невольница через сводчатую дверь в баню, нарядную и красивую.
Потом повели меня в покои, где дожидалась меня невеста. На возвышении сидела она, окруженная невольницами и красота невольниц потрясала сердца, но дочь падишаха пери затмевала всех красотой. И встала Ситт-ханум и показала мне её невольница а на ней было надето платье из красного бархата. И прислужницы открыли ее в первом платье, и я уловил ее облик, и она принялась покачиваться и ошеломила она меня своей красотой, и упал я ниц на лицо своё и закричал криком великим :
- Попал я в страну Зем-Зем и достиг желаемого!
И это платье переменили и одели ее в голубую одежду, и она появилась и были у неё глаза томные и кудри как смоль с островов птицы Рухх и щеки её были нежнее ветерка Зефира, когда на небе встает луна в свой четырнадцатый день. Улыбались уста её и грудь была выше горы Кайлас и соски её были как горные пики. И пронзала она ими сердце мое и снова закричал я криком великим. Нежные члены её стояли на ногах подобных подушкам, набитым пухом страуса и томные глаза её похищали мой разум
И ее открыли в другом платье, и была она такова что еле сохранил я рассудок. И снова и снова переменяли ей платья и наконец увидел я, что она достигли возраста пятнадцати лет. И была она из красивейших девушек, покрытых покрывалом: с прекрасным лицом, овальными
щеками, худощавым станом, тяжелыми бедрами, и грудями, подобными гранатам, с лицом, как месяц, с блестящим лбом и черным оком высокая ростом, с устами слаще вина и слюною, как Сельсебиль, и веки ее покоились в истоме, а лицо ее блистало светом, и словно бы солнце всходило от ее лба, и мрак ночи нисходил от ее кудрей, и мускусом веяло от ее дыханья. И была она со станом тонким и тяжелым задом и хвала тому, кто создал это совершенство! И цветы сверкали в ее красоте, и луну являло ее чело, и ветвью стан ее изгибался, и была она подобна полной луне, что засияла во мраке ночи. И глаза ее ласкали любовью, а брови изгибались, как лук, и уста ее были выточены из коралла, и она ошеломляла красотой смотрящего и очаровывала взором видящего, - возвышен тот, кто ее сотворил,
придал ей совершенство и ее соразмерил.
И прожили мы в неге и довольстве сорок дней и вспомнил я мать и заплакал. И поднялась тогда Ситт-ханум и спросила меня и заплакал я ещё горше, ибо мать моя лежала на одре болезни и ждала спасения, и листа с Дерева Утешения. И пришел я к падишаху и упал пере ним и сказал я свою печаль и повели меня в сад прекраснейший, такой, о каком и помыслить я не мог. И показали мне Дерево, и могуч тот кто сотворил его!
И каждый лист его был сверху как золото и снизу как серебро и висел он на черешке из отборного изумруда и слов нет, чтобы описать красоту цветов его!
И разрешил мне падишах снять один лист с дерева, дозволил взять ветвь его и приказал он приготовить всё для путешествия его дочери с зятем и нагрузили сорок верблюдов поклажей многоценной и дали мне слона, который за день пробегает расстояние в семь лет быстрого бега коня. И ехали мы и заходили во все города, где давали мне приют и успокоил я старцев и подарил им все, и отдал все долги и ветвь с Дерева, всё чем владел я в каждом из городов и наконец вдали показался Багдад и полетели мы как птица и постучался я в свой дом и нашел ещё мать живой. Положил я ей под голову лист С Дерева Утешения и, по воле Аллаха исцеляющего выздоровела она и устроил я этот пир в честь её исцеления и будем мы жить в покое и блаженстве, пока не придет Разлучительница собраний и Разрушительница наслаждений.