Усевшись на приготовленное для него место, Бертье отодвинул предложенный ему стаканчик бренди. Ему было ясно, что все остальные господа, находящиеся в этом зале, выпили куда больше еще до его прихода. Бертье и самому хотелось бы выпить куда больше. Прогулка по лагерю разбитых армий, прусской и австрийской, произвела на него тяжелое впечатление. Такого количества раненых, такого упадка духа он не наблюдал с самого поражения от Сульта и Даву в 1805 году. Неделю назад эти солдаты выгнали Великую Армию из Пруссии в Бельгию. Но революционеры прекратили отступление и как следует потрепали наступавших.

 

Тот факт, что представитель самого знаменитого церковника Монаршего Союза был французом, казался странным, но после десяти лет службы никто не сомневался в его преданности. Этот неказистый на вид человек невысокого роста казался почти незаметным среди сиятельных дворян и высших офицеров, окруживших его массивный стул. Его простые, темные одежды казались почти монашескими на фоне сверкающих мундиров.

 

Слегка польщенный привлеченным к себе вниманием, Бертье улыбнулся с той скромностью, которая, как он надеялся, приличествовала личному секретарю величайшего человека своего времени. Человека, которого Европа называла Последним Крестоносцем. Двое из присутствующих господ были возможными наследниками российского трона, еще один -- менее вероятным претендентом на трон Англии и Ганновера. Также присутствовало с полдюжины менее значительных королей. Не обошлось и без представителся Османской империи в блестящем халате -- он сидел в углу, тихо любуясь суетой вокруг помощника великого человека. В одном из углов гостиницы расположилась группа русских офицеров. Они успели выдвинуть к месту сражения лишь только один корпус, в основном кавалерию, так что их поддержка была скорее моральной. Но ни одна из стран не хотела упустить возможность хоть как-то поучаствовать в окончательной, как ожидалось, кампании против революционеров. Среди русских был и князь Багратион, на которого можно было положиться без сомнения. Остальные офицеры прекратили свое бормотание над картами, охваченные любопытством -- очень уж хотелось услышать побольше о том человеке, который сделал больше всех в Европе для защиты христианства и Божественной Власти. Это было интересно даже православным русским, хотя обьект их интереса был не только папистом, но, возможно, и следующим папой. Бертье тихо заговорил. Он нервничал, но старался этого не показывать. Его кардинал был амбициозен и нуждался в поддержке всех присутствующих. Бертье решил начать с истории, известной всем. Со знаменитого "запаха серы" в Тулоне.

 

Уже несколько месяцев безбожная Директория осаждала город Тулон. Поддерживаемый британским флотом, собственно осады город почти не ощущал. Горожане пригласили британцев в гавань, и заработанные на поставках флоту деньги вернули процветание в этот торговый центр, который понес немалый урон в войне Франции с ее соседями. Тот факт, что никто не взыскивал никаких налогов, весьма радовал людей, измученных многолетней нищетой, вызванной поборами в пользу войн Директории. До недавнего времени, благодаря тысячам расположенных в городе британских солдат и матросов, Париж был бессилен что-либо изменить. Однако прошло три года, и вот Даву, добившись патовой ситуации в боях с австрийцами в Пьемонте, рванулся через Альпы, как Ганнибал наоборот, чтобы осадить город двумя лучшими в армии корпусами.

 

-- Когда Святой Отец узнал о том, что значительная часть Революционной армии отступила, -- Бертье дошел наконец до собственно истории, -- он не сомневался в том, что целью этого маневра был именно Тулон. Но сделать он не мог практически ничего. Армия папских владений была совершенно не способна к наступлению, а у британцев, завязших в кровопролитной войне с испанскими партизанами после вторжения в Испанию из Португалии, не было ни одного лишнего солдата. Все, на что он был способен -- это послать священников вместо тех, которых вырезали революционеры. А во главу этой делегации папа поставил монсеньера Буонапарте, назначив его епископом Тулона. Возможно, для того, чтобы удалить его от ватиканских интриг. -- И чтобы заглушить его протесты, мысленно договорил Бертье. Терять папе было нечего. Если город удержится, то будет считаться, что церковь сему поспособствовала. А если падет, то маловероятно, что несносному молодому корсиканцу удастся вернуться к своим бесконечным махинациям, сотрясавшим иерархию Ватикана. Так главой делегации стал Наполеон Буонапарте, хотя тогда он еще называл себя "Бонапарте" -- на корсиканский манер.

 

Эмигрант замолчал и посмотрел на своих слушателей. Со стороны русских раздавался шум разговоров, с других сторон -- звон наполняемых стаканов. Внимание присутствующих ускользало. А ведь поднятие их настроения после вчерашнего разгрома было делом жизненно важным -- это ему подробно обьяснил Буонапарте. Неверные решения, принятые сегодня вечером, могли привести к поражению христианских сил в войне. Многие из собравшихся были почти пьяными, и все без исключения -- слишком нервными, чтобы дослушать длинную историю до конца.

 

-- Позвольте мне перейти к тому моменту, который привел к победе в битве. -- Теперь его снова слушали внимательно. -- Епископ Буонапарте был рядом с пристанью, когда французы начали атаку. Артиллерийский обстрел был ужасным, снаряды разрушали дома и убивали людей целыми семьями. Началась паника, и улицы заполнились толпами людей, заботящихся только о собственной безопасности. Что оставалось делать британцам? Хотя их полки и отбрасывали назад колонны Даву, адмиралы заторопились на свои корабли. Отдельные ядра, летящие по направлению к кораблям, попадали в тех, кто пытался взойти на борт. Приближаясь к пристани, каждый из адмиралов был вынужден пробиваться через толпу паникующих горожан, требующих для себя мест на кораблях. За каждым из адмиралов тянулись слуги и телеги с добром. Было ясно, что они собирались покидать город.

 

-- Буонапарте попытался их остановить, но они указали ему на толпу. Они обьяснили, что паникующую топлу защитить невозможно, и что через час они отзовут свои полки. Каждый раз, когда епископ пытался возражать, они бросали жест в сторону толпы, которая к тому времени уже начала грабить портовые склады. Должен признаться, что в этой толпе был и я. Будучи в услужении у городского начальства, я боялся за свою жизнь в случае падения города. Гильотина, может, и милосердна, но не очень-то привлекательна.

 

-- И вот в этот решающий момент на пристани появилась батарея Королевской Конной Артиллерии, которую отвели туда для зарядки пушек. Благодаря Божественному провидению, командовал батареей не англичанин, а набожный католик из Ирландии. Низкорослый епископ подбежал к этому офицеру и завел с ним разговор, который продолжался несколько минут. Судя по жестам, было ясно, что сначала артиллерийский офицер отказывал Буонапарте в его требованиях. Однако потом он, как и многие другие, отступил перед настойчивостью молодого корсиканца. В конце концов он отдал приказ, и его люди расчехлили свои пушки рядом с пристанью. Жаль, что этот смелый человек погиб в тот же день, выгоняя французов с холмов, возвышающихся над гаванью.

 

-- К пушкам направился полковник в красном мундире. Его выражение лица явно указывало на несогласие с действиями артиллеристов. Молодой епископ помчался по пристани, буквально пробиваясь через всех на своем пути. Он перехватил полковника, и через какое-то время тот удалился, так и не сказав артиллеристам ни слова.

 

-- Залп всех шести пушек был ошеломляющим, даже на фоне французских ядер, падающих на флот. Последовала очень короткая вспышка еще большей паники, но она тут же сменилась удивленным молчанием, ибо толпа поняла, что никто не получил даже царапины.

 

Бертье поднял руки, как это сделал тогда на его глазах стоящий на пристани Наполеон Буонапарте. Как и тогда, данный жест был призывом к молчанию. Как и тогда, все собравшиеся на удивление легко подчинились. Секретарь продолжил уже более тихим голосом:

 

-- И вот среди этого молчания раздался голос одного-единственного человека, епископа Буонапарте. Мне нет нужды повторять здесь его речь, хорошо известную каждому, кто умеет читать. Он говорил о раздающемся в аду запахе серы, куда более сильном, чем тот запах, который был вызван залпом шести пушек. Он говорил об адском пламени, уготовленном для тех, кто предал своего короля и свою веру. Он обратился к паникерам из топлы как к героям, в которых они и впрямь превратились очень скоро. Я записал эту речь в своей записной книжке, которую носил с собой всегда, даже в тот момент. Его голос покорил всех, и даже матросы на британских кораблях -- по крайней мере те из них, которым перевели его слова -- кричали "ура!" до упада, когда его проповедь завершилась.

 

-- Остальное, как вы знаете, стало достоянием истории. Воодушевленная толпа бросилась на защиту города. Когда войска Даву уже прорывались через британские укрепления, как раз появились горожане и отбросили революционеров назад. А епископ Буонапарте обошел весь город, начиная каждую из своих зажигательных проповедей знаменитым с тех пор "запахом серы" -- и так, пока в бой не ринулся весь город, кроме разве что самых жалких трусов. Моя запись этой проповеди была напечатана, и именно эти листовки разожгли Вандею, а я стал служить кардиналу.

 

-- Британские адмиралы увидели, что ситуация изменилась, и приказали своим полкам держаться -- и, наконец, перейти в атаку. Так Тулон остался верен Людовику и Святой Церкви. А епископ Буонапарте стал кардиналом Буонапарте, назначенным папой Капелланом Европейских Армий и защитником веры.

 

* * *

 

Неразборчивый, но одобрительный шум пришелся Бертье по сердцу. Он был послан сюда для того, чтобы поддержать боевой дух собравшихся и приготовить их к появлению кардинала. Похоже было, что ему это удавалось. Даже двое британских посланников одобрительно улыбались, позабыв о том, что и их собственные адмиралы также паниковали вместе с толпой.

 

До рассвета оставалось менее часа. Приходило время решать, что делать дальше -- повернуть армии назад, к безопасности под сенью Берлина и Вены, или же объединиться со своими союзниками и отомстить за вчерашнее поражение. Как и всегда, прибытие кардинала Буонапарте ожидалось в самый нужный момент. Еще было достаточно времени для одной-единственной проповеди. Повысив голос, Бертье улыбнулся Багратиону и получил в ответ понимающий кивок. Князь был одним из немногих господ в зале, оставшихся трезвыми. В углу сидел раненый Блюхер, прислонившись к стене. Трудно было понять, спит он или нет. Ни у кого из прусских офицеров не было сил на то, чтобы это проверить. Всем им было нелегко после разгрома под Линьи.

 

Повысив голос, чтобы привлечь всеобщее внимание, Бертье заговорил:

 

-- Это было после того, как Моро и Даву соединились и взяли Вену. -- Тут секретарь немного замешкался. Ему нужна была помощь австрийцев, и входить в подробности было совсем не обязательно. Незачем снова напоминать австрийцам о том, как они провалили три битвы с быстро передвигающимися революционными армиями.

 

-- Принц Карл попытался спасти город, контратакуя через остров Лобау, но его контратака захлебнулась. Однако все было еще впереди.

 

-- С Праценских высот было заметно, что французы оголили свой фланг. По крайней мере, так казалось. Многие приписывают их план -- если это и в самом деле было гениальной уловкой -- Даву, а не старому Моро. Тем самым командирам, против которых вы бились вчера под Линьи. Как вы помните, апогей наступил именно тогда, когда кардинал Буонапарте заканчивал обедню для русской гвардии на Праценских высотах. Возможно, именно он, находясь на своем возвышении, был первым, кто увидел колонны солдат в синей форме, карабкающихся на холм. Как раз тогда он впервые назвал войну с безбожной Директорией крестовым походом.

 

-- Мало кто из тех, кто при этом присутствовал, забудет вид кардинала Наполеона во главе гвардейцев, спускающихся по склону холма. Он мчался на коне, одолженном у гусара, и его кардинальская митра сияла на солнце, которое как раз встало и ярко засияло. Несущийся на врага кардинал, сопровождаемый двумя русскими полковниками -- слева пехотным, справа кавалерийским -- был не раз, как вы наверняка заметили, запечатлен на сотнях картин и гравюр.

 

Про себя же Бертье вспомнил не только то, сколько таких картин Наполеон Буонапарте заказал сам, но и то, как возбужден был кардинал после той единственной битвы, в которой он по-настоящему участвовал. Даже будучи ранен, он покинул поле битвы лишь тогда, когда молодой адъютант Кутузова увел лошадь кардинала подальше от высот, несмотря на его протесты. Некоторое время корсиканец даже подумывал о том, чтобы оставить церковь и принять командную должность в австрийской армии. Но в конце концов Бертье и другим удалось убедить его не менять уже найденное успешное призвание на полную неизвестностей военную карьеру.

 

-- Спускаясь по склону холма, гвардейцы дрались как сумасшедшие, как и подобает благородным сынам благородного народа. Колонны смешались в беспорядке, и хотя гвардейцам пришлось несладко, но революционерам понадобились два часа, чтобы прийти в себя.

 

До прихода кардинала Буонапарте оставалось уже немного. Пора было заканчивать на такой ноте, которая подготовила бы собравшихся к его прибытию. Вставая и поднимая стакан, Бертье произнес:

 

-- За Буонапарте и Солнце Аустерлица, -- после чего, повернувшись к русским, секретарь добавил, -- и за князя Багратиона, который увидел опасность и отразил следующую французскую атаку на высоты, перейдя в атаку сам!

 

-- За Солнце Аустерлица, -- все встали и произнесли традиционный тост.

 

И тут в зал вошел кардинал, словно бы ожидавший именно этой возможности -- и Бертье подозревал, что он ее действительно ожидал. Последовали новые приветственные крики. Его речь -- хотя он сам и называл такие речи "проповедями в седле" -- воодушевила собравшихся генералов еще больше. Потом наконец воцарилась тишина, и Буонапарте, будучи ниже ростом, чем все остальные, на какой-то момент чуть не потерялся из виду. Он направился к человеку, которому предстоял выбор -- поддержать Веллингтона или же предпочесть безопасность своей страны, испытавшей уже два вторжения.

 

Судя по всему, Блюхер все же не спал -- или же его разбудил недавний шум. Он поднял взгляд, совершенно не замутненный вином, выпитым ради того, чтобы заглушить боль от ран в спине и на ноге.

 

-- Ну что, генерал? -- тихим голосом спросил Буонапарте. -- Победа или Безопасность?

 

Никто не смог бы упрекнуть старого командира, выбери он защиту своей столицы. Здесь находилась вся прусская армия, которая преследовала революционеров от самой Саксонии. Если бы эта армия дрогнула -- а вчера она почти дрогнула -- никто не смог бы его в этом обвинить. С тыла на нее давил бодрый маршал Ней, и даше сейчас, благодаря наступившей тишине, можно было услышать гром орудий. Каждый понимал, что если Веллингтон будет разбит еще до прихода пруссаков, и две французские группировки зажмут прусскую армию в клещи, то находящиеся на подходе русские снова отступят, как и раньше, и опять вся Пруссия будет оккупирована революционными армиями.

 

В зале было по-прежнему тихо. Блюхер посмотрел в глаза своим генералам. Многие из них уже посоветовали ему отступить и подождать русских. Если Веллингтон не смог даже оккупировать Испанию, то как можно было ожидать, что он удержится против двух величайших генералов своего времени?

 

Кардинал Наполеон Буонапарте, специальный Посланник Его Римского Святейшества и Капеллан Европейских Армий, видел, как с лица старика сходит решимость. Он устал, он был ранен, он воевал уже больше десяти лет. Наклонившись вперед, кардинал заговорил таким тихим голосом, что только Блюхер мог его слышать.

 

Старый генерал покачал головой, после чего улыбнулся. Он протянул руку, и невысокий церковник помог ему встать. Было заметно, какой боли стоил пруссаку этот подьем.

 

Поднявшись на ноги, Блюхер улыбнулся сквозь боль.

 

-- Vorwarts! -- обьявил он громким голосом. Вперёд, в атаку. Это была его любимая команда. -- Vorwarts nach... -- Генерал замешкался и захромал к картам, разложенным на единственном в зале большом столе. Тыкая перепачканным пальцем в то место на карте, где полагалось быть Веллингтону, он обьявил снова: -- Vorwarts nach Quatre Bras.

 

И под оглушительные крики восторга командиры корпусов собрались у карт, чтобы обсудить дальнейшие действия. Кардинал Буонапарте тихо покинул гостиницу, как бы зная о том, что своей цели он уже добился. Время капелланов прошло. Настало время солдат. Но он знал, что история его не забудет. Не забудет она и о том, что его звездным часом было именно Ватерлоо.

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"