Элер Алиса : другие произведения.

Глава 6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение непосредственно о Мио. Скоро будет глава об Эрелайне, и разберусь, наконец, с чертовой композицией :) Тогда же обновлю общий файл PS. Отписывайтесь, черт возьми))))) Буду рада и общим впечатлениям, и просто отметке, что прочитали. Совсем дивно будет сказать, например, об образах героев. Нэльве и Камея в этой главе весьма... разноплановы) и чуть глубже, чем обычно.


Глава 6

   Лес - древний, степенный, мудро-снисходительный - дышал глубоко и размеренно, с тихим шелестом вздымая густые кроны. Ночь, его неизменная спутница вот уже тысячи лет, ласково взирала из небесной дали, посверкивая лукавыми искорками звезд. Наступающее лето вдыхало жизнь, пьянило и заставляло поверить в вернувшуюся молодость даже их, извечных: встрепенуться, сбросить давящий груз пережитого также легко, как красавица, разгоряченная в сумятице бала, сбрасывает кружево шали. И ночь, юная и прекрасная, стыдливо прикрывалась сонмом туч, точно веером, пряча кокетливую улыбку-месяц, а лес смеялся над ней тихим поскрипыванием ветвей и шелестом листы...
   Я споткнулся и выругался сквозь зубы. Лирическое настроение улетучилось в один миг.
   ...Мы шли звериными тропами, вереницей, ступая след в след. В густой траве, в трухлявых, изрядно подгнивших пнях, в трепетно дрожащей листве кустарников сновали золотистые искорки светлячков. Их тихий стрекот плыл над землей и вплетался в тихую дрему весенней ночи с нотками прелой прошлогодней листы, предутренней свежести и пряности древесной коры. Мох и мягкая, податливая земля пружинили под ногами. Гулко ухали совы. Где-то вдали вяло переругивались волчьи стаи - слишком сытые, чтобы сцепиться в драке, но слишком гордые, чтобы, столкнувшись в одном лесу, разойтись с миром. Порой в шумящих кронах мерещился тихий смех дриад, но неизменно оказывалось, что это юркий порыв ветра запутался в листьях.
   А иногда низкие ветви кустарников вздрагивали, и среди их переплетений замершему сердцу мерещился едва слышимый топоток мягких лапок. Но раз за разом тени с золотыми глазами шли мимо, не торопясь выходить знакомиться. Слишком хорошо они знали, что острые когти и зубы и такая же острая ненависть не помогут против певучей стали бессмертных.
   Хранительницы леса, хоть и не показывались, молчаливо помогали нам: направляли тропы в обход оврагов и буреломов, отводили ветви от лица и нашептывали хищникам о давнем согласии.
   ...Кто знает: вторгнись в лесную чащу человек, что бы с ним сталось?
   - Мы идем в правильном направлении? - едва размыкая губы, спросил Нэльвё. Я не сразу понял его, сочтя еле слышимый шепот одним из привычных ночных шорохов.
   - Да, - шепнула Камея на выдохе.
   Мы не боялись привлечь внимание, нет. Только разрушить тихую и старую, как мир, гармонию, игристой легкостью пробегающей по венам и оседающей на губах сладким поцелуем феи.
   - Уже близко.
   Мы неосознанно выстроились в строгом порядке: магесса в центре, Нэльвё с мечом наперевес - впереди. Я (совершенно бесполезный, но, хотелось бы верить, вполне себе ценный) замыкал процессию. Роль направляющей, не сговариваясь, отдали Камее. Раскинув поисковую сеть, она легко нашла злосчастную деревеньку, а вот вывести нас на дорогу так и не смогла. И теперь мы плутали, надеясь, что трусливые поселяне сначала разберутся, что это такое пришло из леса, и только потом начнут отстреливать. Так, на всякий случай.
   ...Частокол показался примерно часа через пол - такой дряхлый, с красноречиво зияющими прорехами, что было непонятно, кого и от чего он должен защищать. Видимо, застенчивым лисицам и волкам надлежало усовеститься, оценить бедственное положение деревеньки и убираться обратно в лес; а при хорошем раскладе еще и пожертвовать чего. Но, судя по там и тут рассыпанным мелким куриным перышкам, коварные кумушки избытком человеколюбия не страдали и вовсю пользовались свалившейся на них благодатью.
   Я в очередной раз вынужден был признать, что человеческая логика выше моего понимания. Работы всего-то на несколько часов - а им невмоготу. "Общественная собственность", ишь ты! "Да чтоб я работал, а сосед за просто так получил? Шиш! Пусть себе всех кур перетаскают (если у соседа - то вообще отлично!) и волки под боком выть будут, а палец о палец не ударю!"
   Мы немного помялись у... хм, редкокола, как юный ухажер под балконом возлюбленной, все не решающийся взять первый аккорд. Уподобляться лисам и куницам было неловко, начинать серенаду - страшно. Но раз уж гитара героически переброшена через забор и дотащена до балкона (а мы после двухчасового блуждания по лесу все-таки выплутали к людям), то отступать поздно и не с руки. Решив, что хуже не будет, а идти в обход к воротам (к тому же, скорее всего, запертым на ночь) категорически лень, мы по очереди протиснулись сквозь особенно большую прореху. Заботливо отставленный брус навевал мысли о том, что это и не прореха уже вовсе, а новый, широко осваиваемый ход в лес.
   Волчий час незримой, давящей тенью навис над затерянной в краю густых крон и поющих ручьев деревушкой. Звезды, капельками янтаря рассыпавшиеся по опрокинутому небосводу, провожали нас злыми колючими взглядами. Ветер, будто играясь, приносил то запахи гари, то эхо далекой волчьей песни, от которой по телу пробегала дрожь.
   - Что теперь? - спросил Нэльвё, как бы безразлично и скучающе, но пальцы, стиснутые на рукояти меча, выдавали его напряжение.
   - Будем проститься на ночлег, - пожал плечами я, стараясь за показной уверенностью и очевидными фактами спрятать тревогу.
   Не люблю этот час. Я чувствую на себе пристальный взгляд, идущий отовсюду и ниоткуда, словно бы сам мир, всегда открытый и дружественный, родной, почти часть меня - вдруг смотрит чуждо и жестоко, как на незнакомца, нежеланного гостя. Я не слышу его размеренного, созвучного моему дыхания, и звенящего смеха звезд, и ласкового шепота ветра. И словно бы сама ночь, сам Волчий час спрашивает меня: кто ты? И почему здесь? Что ты сделал, и почему не делаешь?.. Спрашивает - и смотрит отовсюду: из погасших окон хижинок, из дробящихся сотней осколков-отражений луж, из враждебно щетинящегося леса и горящих янтарем звезд...
   - Так вперед!
   Окрик Нэльвё хлестанул по нервам оголенной плетью. Я вздрогнул и взглянул на него, не узнавая. В фиалковых всполохах глаз я увидел отражение своего взгляда - и своей тревоги.
   Он увидел ее, несомненно. Но промолчал.
   Чужой, осмысленный взгляд выдернул меня из водоворота сумрачных мыслей. Спорить и препираться, перекидывать инициативу на других я не стал. Хотя бы потому, что отчаянно - пожалуй, даже отчаяннее, чем бегущий от призраков прошлого в никуда Нэльвё или вздрагивающая от недобрых предчувствий Камея - нуждался, наконец, в твердых стенах плотно сомкнутых ставней.
   ...и потому, что уступать эту сомнительную "честь" Нэльвё я бы не решился ни за какие коврижки: с манерами thas-elv'inor нас скорее вздернут на ближайшем суку, чем впустят на постой.
   Я наугад выбрал дом и, легко взбежав на крыльцо, постучал в дверь.
   Никто не ответил. Я терпеливо выждал минуту и повторил.
   Дверь рывком распахнулась. Я едва успел отскочить, вжавшись в стену, и вовремя - бешено сверкая глазами, негостеприимный хозяин выплеснул за крыльцо содержимое ночного горшка.
   И, истово возопив:
   - Прочь, кровопийцы! - исчез. А дверь захлопнулась с той же волнующей неожиданностью, с которой и отворилась.
   Со стрехи посыпалась колкая, забивающаяся под одежду солома.
   Я не шевелился. Злость - бездонная, всесжигающа и всепожирающая - клокотала во мне, поднималась штормовым валом. Единственная причина, по которой я не разразился бранью, заключалась в том, что ни одно известное мне слово не могло передать и сотой доли того, что я думаю по этому поводу.
   Конечно, парочка выраженьиц крутилась на языке. Но выкрикивать проклятья в неверный, изменчивый Час волка я бы не рискнул ни за что в жизни. И потому молчал.
   Камея брезгливо переступила на месте и одернула шлейф: брызги самую малость не долетели до ее сапожек.
   - Возмутительно! - звонко припечатал она, сморщив благородный носик. Ночь всколыхнулась, распахнулась окном - и содержимое второго горшка украсило утоптанную землю рядом.
   Я зло сплюнул, оставив проклятия и ругань при себе, и поспешно ретировался, не решившись испытывать судьбу в третий раз.
   Глаза Нэльвё так и лучился ехидством, а голос был спокоен и рассудителен:
   - Может быть, еще раз попытаешься? Думаю, третьего горшка у него нет.
   Я молча показал ему недвусмысленный жест, не размениваясь на препирательства. Бессмертный только осклабился в ответ.
   Камея развернулась на носках и целеустремленно зашагала к соседнему дому. С мрачной решимостью (кто посмеет отказать в ночлеге - казню! Точно-точно!), постучалась в дверь.
   ...Впрочем, увешаться защитными чарами, памятуя о прошлом заходе, девушка не преминула.
   Выбранный ей дом оказался почти точным близнецом предыдущего. Только резьба на ставенках и двери была поновее и постарательнее; конек, красиво отполированный, заканчивался залихватским изгибом-завитушкой, а за окошком стоял маленький цветочный горшочек.
   Хозяин не заставил себя долго ждать, зычным баском гаркнув на весь дом:
   - Кого еще хол-лера среди ночи принесла?!
   Бросать девушку в столь печальной ситуации было бы полнейшим свинством, и мы с Нэльвё, мрачно переглянувшись, нагнали Камею и встали рядом.
   Скрипнула дверь, и на пороге нарисовался здоровенный детина - больше нас троих вместе взятых - с черной жесткой бородой и колючим взглядом. Он занял собой весь проем и крутил в могучих ручищах кочергу, казавшуюся в его лапах тростинкой.
   - Ну-у?! Кем будете?
   Камея, изрядно струхнувшая и забывшая о том, что она, вообще-то, одна из первых леди Северы, робко залепетала, растеряв весь высокий слог:
   - Мы, милсдарь, на ночлег проситься...
   Лицо детины хмурилось все больше.
   - ...и денег заплатим за постой, - жалобно закончила она, с перепугу выгребая вместо горы мелочи... злат.
   Мне ужасно захотелось хлопнуть себя по лбу... а лучше - Камею. И не только по лбу. И не только рукой.
   Лицо мужика, более всего напоминавшего бога-кузнеца с Феррианских островов, закаменело. Он с силой толкнул ее маленькую ручку (так, что злат прочертил красивую дугу и затерялся в грядках с морковкой) и замахнулся кочергой.
   - У-у, ворье! Что, думаешь, девка, напялила барскую одежду и дружков своих обрядила, так нищенкой быть перестала?! Проваливайте, пока псов не спустил! Ишь, по ночам шастают, за закрытые ворот пробираются, деньгами фальшивыми в нос тычут! Пшла, девка продажная! Пшла! Пока не осчастливил!
   Мы с Нэльвё попятились, решив, что связываться с душевнобольными себе дороже.
   А Камея будто приросла к крыльцу.
   - Девка продажная? - прошипела она, и от ее голоса у меня дрожь пробежала по коже. - Девка, значит?
   Повинуясь ее злой воле, невидимая удавка захлестнулась вокруг шеи детины - и рывком вздернула его в воздух.
   - Девка! Да ты знаешь, с кем говоришь?! Я леди Эльгйер, Камелия Лиара из Высочайшего дома Эльгйер!
   Слова срывались с ее губ печатями приговора, стонами плети. Крестьянин отчаянно болтал ногами в воздухе, пытался высвободиться из пут ее горящего взгляда, разомкнуть железную хватку, обвившую шею - но тщетно. Жалкие хрипы вырывались из его горла, а в темных глазах застыл страх.
   - Стоит мне лишь пожелать, и ты, ничтожество, задохнешься в собственном крике!
   - Камея! - рявкнул я на обезумевшую девушку.
   Она вздрогнула, словно очнувшись. Путы взгляда, сжимавшие несчастного, разомкнулись, и он кубарем рухнул на заскрипевший пол.
   Камелия смертельно побледнела и попятилась, задохнувшись от ужаса, но почти сразу взяла себя в руки.
   Никогда и ни за что она не могла показать свои видом, что вырвавшиеся слова и злое колдовство - всего лишь вспышка захлестнувших с головой эмоции.
   Мужчина, едва пришедший в себя, бухнулся перед ней на колени.
   - Госпожа... госпожа, смилостивитесь!
   Она резким, исполненным властности и изящества жестом оборвала его мольбу.
   - Встаньте, - тихо, но жестко скомандовала она.
   Детина разрывался между страхом нанести леди новое оскорбление и ослушаться приказа. Неспособный выбрать из двух зол меньшее, он так и остался сидеть. Лишь поднял на нее глаза побитой собаки.
   - Вы оскорбили меня и отказали в просьбе. Теперь я вынуждена требовать, а не просить. Уже безо всякого вознаграждения.
   - Смилуйтесь, госпожа! У меня жена при смерти, в бреду мечется! Мы с детьми на печи ютимся. Смилуйтесь, не гневайтесь, некуда нам вас устроить!
   Я буквально кожей чувствовал напряжение, разлитое по комнате. Рискованно, очень рискованно. Отказ благородной особе ни к чему хорошему не ведет. Но мужчина был то ли слишком глуп, чтобы понять, по какой острой грани ходит, облекая отказ в такую формулировку, то ли беспощадно смел... Впрочем, и в этом случае - глуп.
   Камея молчала, смотря на него сверху вниз. Холодно, жестко, неподкупно - как воплощение справедливости, сталь карающего меча. Он отвечал ей смелым, слишком смелым... все-таки смелым взглядом. Несломленным и готовым бороться до конца за то, что ему дорого.
   Редкое для людей качество.
   Бесценное.
   - Хорошо, - девушка закрыла глаза, принимая решение. - В таком случае я прошу Вас найти того, кто сможет принять нас.
   За вежливостью просьбы крылся неприкрытый приказ.
   Мужчина медленно поднялся, кивнул и по-деревенски поклонился в пол. Плечи его ссутулились, словно дух бесшабашной смелости в один миг покинул его, уступив место осознанию того, что он сотворил.
   - Здравия вам, госпожа. Я не заслужил вашего снисхождения.
   - Прекратите! - оборвала его она. - Ведите нас. Как вас зовут?
   - Грэг, госпожа, - он вновь поклонился. - Идемте.
   Я спустился с крыльца и с непроницаемым лицом подал леди руку, безукоризненно следуя этикету. Камея приняла ее со спокойным достоинством. Мы пошли под руку.
   Грэг обогнал нас и зашагал привычной, торопливой и размашистой походкой, постоянно забывая, что идет не один, и то и дело останавливался.
   Я повернул голову, с прищуром следя за так и не сдвинувшимся с места Нэльвё. Он улыбнулся и, глянув на весело топорщащуюся с грядок ботву, поманил пальцем. Злат верным псом вспорхнул в открытую ладонь. Нэльвё подмигнул мне, подбросил полыхнувшую солнечным зайчиком монетку и медленно, не особенно-то желая нас нагнать, зашагал по улочке, что-то легкомысленно насвистывая.
   Нужный нам дом оказался совсем рядом: через два направо и на противоположной стороне. Гораздо более просторный, разросшийся за счет пристроек - видимо семья ширилась и не хотела разъезжаться, - но такой же опрятный.
   Грэг, не таясь, поднялся на крыльцо и забарабанил в дверь. Послышались сонные, перепуганные женские голоса, два вскрика (видимо, любопытные кумушки столкнулись лбами), детский писк, приглушенный топоток. Дом оживал, как потревоженный улей. Потихоньку загорались свечи, алыми дрожащими кляксами расплываясь в черных провалах окон. Затрещали девушки-синички, загудели голоса почтенных матрон...
   Мы с Камеей так и остались в нескольких шагах у крыльца. Нэльвё как раз нагнал нас, когда, наконец, раздались шаркающие шаги и дверь отворилась. Из-за нее, держась с достоинством не меньшим, чем у нашей леди, вышел сухонький старичок. Выцветшие тускло-серые глаза смотрели подслеповато, но твердо и ясно.
   - Что случилось, Грэг? - спросил он спокойным, звучным голосом, не разглядев нас в полумраке. - Неужели твоя... - он скорбно замолчал.
   Великан побледнел и замахал руками:
   - Типун тебе на язык, старый бес! Это наш староста, - объявил он, обернувшись к нам. И представил: - Высочайшая леди и ее свита.
   - Из какого вы дома?- тихо спросил староста, переводя пронзительный взгляд на нас.
   - Высочайший дом Эльгйер, - холодно сказала Камея, скрещивая с ним взгляд. И, ко всеобщему удивлению, чуть склонила голову. - Мы просим права гостя: защиты и ночлега.
   - А если мы откажем вам, леди?
   - Тогда я буду вынуждена требовать.
   - Узнаю Высочайших лордов, - улыбнулся старик и приглашающе распахнул дверь, произнося ритуальную фразу: - Будьте как дома, путники.
   - Госпожа, - тихо подал голос Грэг, - я...
   - Благодарю вас. Нэльвё, - внезапно окликнула она, обернувшись к бессмертному. Тот вопросительно вздернул бровь. - Подай господину Грэгу злат.
   Ни один мускул на его лице не дрогнул, но взгляд заледенел и как бы спрашивал: "Ты уверена, что хочешь этого?".
   Камея молчала, продолжая смотреть на него. Нэльвё криво улыбнулся и перебросил мужчине злосчастную монетку. Тот поймал, еще не до конца поняв происходящего. А когда понял, с ужасом уставился на девушку.
   - Доброй ночи.
   - Но, госпожа...
   - Забирай, - холодно сказала Камея. Великан побледнел, не понимая, что хочет от него странная леди, но ослушаться прямого приказа не посмел. И, развернувшись, торопливым шагом покинул нас.
   Камея, игнорируя наши недоумевающие и, мягко говоря, неодобрительные взгляды, вошла в дом. Одна.
   - Мы подготовим вам светлицу, леди. А вашей свите - уж не обессудьте - придется на чердаке ночевать, - прокряхтел старик, закрывая дверь. Камея поджала губы: леди положено было возмутиться тем, что охранники не смогут быть у дверей ее комнаты.
   Из крохотных сеней, в которых едва могли разминуться трое, мы прошли в горницу. Печь и грубо сколоченные, но добротные лавка и стол ей, занимали почти всю комнату.
   - Присаживайтесь, леди! - захлопотала крепенькая и румяная женщина лет сорока - передник, волосы перехвачены косынкой, лишь самый ворот щекочут кудряшки. - Чем богаты, тем и рады! У нас щи остались, желаете?
   Камея воспользовалась любезным приглашением и рассеянно кивнула, стягивая перчатки и разглядывая дом. За показным пренебрежением светской леди она старательно прятала детский восторг и любопытство.
   Мы с Нэльвё присели по обеим сторонам от девушки.
   Хозяйка стала тихонько колдовать у стола. Нарезала сегодняшнего, но уже начавшего черстветь хлеба, расставила деревянные миски и ложки. Хлопая дверями в горницы и сени бегала голопятая ребятня: мальчишка и девчонка, погодки, с растрепанными русыми кудряшками. Следом за ними бегала девчушка лет тринадцати, грозно шикая и призывая мелочь к порядку перед высокой гостьей, но изловить никак не могла. И ребятня продолжала резвиться - оббегать вокруг стола, хватать за ноги гостей и строить старшей сестрице страшные рожицы.
   - Марька! - прикрикнула уже на нее хозяйка, не выдержав, после того, как чуть не выронила ухват, столкнувшись. Та пристыжено притулилась на самом краешке лавки и теперь вовсю, с подсмотренным у Камеи высокомерием, игнорируя малявок. Мальчишка, недолго думая, подкрался и дернул ее за косу. Марька обернулась, но ухватить поганца за рубаху не успела.
   Постепенно к столу стали подтягиваться остальные обитатели дома. Два молодца, старушка - в отличие от сухонького супруга дама весьма... монументальная - две горланящие кошки и поджарый мужчина, судя по фигуре и выправке - бывший военный.
   - Здравия вам, гости дорогие, - поприветствовал он, усаживаясь во главе стола, напротив старосты. - Куда путь держите?
   - В Лэйдрин, к отцу, - сухо сказала Камея. - Простите, что потревожили в столь поздний час. Увы, по воле провидения мы угодили в засаду разбойников.
   - Батюшки! - ахнула хозяйка. Марька испуганно вскрикнула, прикрыв рот руками. Малявки, услышав волшебное слово "разбойники", навострили ушки и затихли под лавкой.
   - Ишь, обнаглели! - бросила матрона. - Уже на тракте лютуют!
   - А... как же вы? - тихонько спросила девчушка.
   - В порядке. Лошади вот только взбрыкнули и удрали. И одежда пострадала, - ответил я.
   - А как же вы без лошадок-то к нам? - удивилась хозяйка.
   - Лесом, - мрачно ответил за всех Нэльвё - на редкость искренне.
   - Ох! И зверье не тронуло? Хотя, вы же... - спохватилась хозяйка и замялась. Я кивнул. - Устали, наверное, - жалостливо продолжила она, уйдя от рисковой темы. - С десяток верст прошли тропами-то, наверное!
   Я многозначительно промолчал и затронул гораздо более волнующую меня тему.
   - Хозяин, подскажите: можно у вас в деревне лошадей купить?
   - Можно, - нехотя кивнул он, - Только обычные они, рабочие, не для господ.
   - Лишь бы везти могли, и довольно, - заверил я.
   - Да вы кушайте, кушайте, милсдарь! - сгладила воцарившуюся после моих слов паузу хозяйка, заметив, что я не ем, и принявшись меня активно потчевать. - Простите, глупых! Совсем вас заболтали!
   "Вас" кроме меня давно уплетали поздний ужин за обе щеки. Я, по правде сказать, не очень-то любил щи и всеми силами оттягивал неприятную трапезу. За этот удивительно длинный день голод навещали меня столь часто, что я уже свыкся с ним и отгонял, почти не замечая. Он напоминал о себе лишь противной слабостью, ядом растекшись по телу, и я бы, пожалуй, малодушно отбрыкался, если бы не предстоящий завтра поход. Падение с коня на первой же версте не входило в мои планы, поэтому пришлось-таки, скрепя сердце, взяться за ложку.
   Есть, когда столько пар глаз неустанно следят за каждым твоим движением, было страшно неудобно. Хуже всего приходилось Камее. Она неловко управлялась с непривычной деревянной ложкой и то и дело бросала грустный взгляд на сервированный с деревенской простотой стол. В нем так и читалось острая нехватка салфеток, которыми можно промокнуть губы и обтереть руки. Но леди держалась достойно. Нэльвё приходилось немногим лучше. Более ли менее привычно чувствовал себя только я, не раз и не два присоединявшийся к торговым караванам и просившийся на ночлег в деревнях.
   - Марька, - окликнула хозяйка, когда ложки заскребли по дну. - Проводи леди в светлицу.
   Девчушка вскочила с лавки, но Нэльвё жестом остановил ее.
   - Не сейчас. Мы бы хотели переговорить... наедине.
   Старшие покинули комнату молча и степенно, ребятня - с галдежом, когда их за уши потянули за порог. Дочки-ровесницы Камеи любопытно сверкали темными глазенками и прожигали матрону, выталкивающую их за дверь, злыми взглядами.
   Когда дверь все-таки захлопнулась (не переставая, впрочем, многозначительно подрагивать, как будто там усиленно делили места для подслушивания), я, кашлянув, полюбопытствовал:
   - Ты всерьез думаешь, что мы остались наедине?
   Нэльвё молча вскинул руку - и заклинание сорвалось с его пальцев золотой взвесью; прокатилось по комнатке дуновением теплого ветра, нежно огладив кожу.
   - Теперь - остались, - в его голосе звенел металл.
   Я напрягся. Благодушие и сонливость как рукой сняло.
   Злость, тщательно сдерживаемая злость сквозила в интонациях Нэльвё. Я решительно не понимал, чем она вызвана... и что он собирается делать.
   Долго удерживать интригу Нэльвё не смог и разразился гневной тирадой:
   - С какой такой радости ты - дракона тебе в печенки! - разбрасываешься чужими деньгами, да еще и в таком количестве?! Посчитай-ка, л-леди, сколько нам еще трат предстоит! Лошади, упряжь, телепорты, ночлеги, завтраки, ужины и обеды... этого, по-твоему, мало?! Захотела поиграть в благородную - так швыряй медяки в толпу, мне не жалко! Медяки, а не златы!
   Камея бледнела, краснела; сжатые в кулачки руки дрожали. Взгляд пылал какой-то отчаянной помесью злости, ненависти... и стыда.
   - Это... мои деньги, - едва слышно прошептала она.
   - Да неужели? Что же, в таком случае, они были в моем кошельке?
   Камея резко, болезненно выпрямилась, словно под плетью. В голосе, еще мгновение назад слабом и дрожащем, прорезались угрожающе-спокойные нотки.
   - Я взяла деньги с собой. Если Вы изволите пройти со мной в светлицу, я с удовольствием верну Вам злат.
   - Глупая девчонка! - рявкнул Нэльвё. К чести леди, она не дрогнула. - Злат! Злат, разорви тебя дракон! На него можно припеваючи жить две седмицы! Даже я, будучи одним из лучших торлисских лекарей, горбатился за него десять дней кряду! Десять! А ты разбрасываешься, даже не зная им цену!
   В чем-то Нэльвё был прав. Мелкому служащему за злат нужно работать месяц-полтора, крестьянину и того больше. Избалованной богатой аристократке, платья которой порою стоят и по полсотни золотых, конечно, не понять этого. Но осуждать ее просто смешно.
   - Да и с чего бы тебе знать? Сколько тебе на развлечения выдают, леди? Пять златов в месяц? Десять? Двадцать? - едко продолжил бессмертный.
   - Один.
   - Что? - переспросил Нэльвё, точно ослышался.
   - Один злат, - отчеканила Камея.
   - Тогда почему?.. - воскликнул я.
   - Потому что, - негромко, но решительно сказала она, поворачиваясь ко мне, - каждый должен платить за свои ошибки. И это - моя плата.
   Камелия развернулась, гордо расправив плечи. Ее шаги срывались в тишину раннего утра, в зыбкий рассветный час.
   Дверь закрылась неслышно, беззвучно, неощутимо, но недвижимость, оцепенение и безвременье развеялись в тот же миг.
   - Ну и что это было?
   - Что? - ощетинился Нэльвё, и я ожегся о его пылающий пурпуром взгляд.
   Пока я подбирал слова, в приоткрывшуюся дверь сунула любопытный нос хозяйка.
   - Благородные господа, вы закончили? Можно прибирать стол?
   Мы переглянулись. На секунду мне показалось, что он и сам уже не рад своей вспышке, но вслух этого ни за что не признает... Но лишь показалось.
   Продолжать разговор в любом случае было бессмысленно. Я отвернулся.
   Нэльвё приглашающе взмахнул рукой, и заклинание, дикой лозой обвивающей комнату, истаяло. Хозяйка несмело сделала несколько шагов - и замерла, когда Нэльвё склонился и сказал:
   - Спасибо за угощение, хозяюшка.
   В устах thas-elv'inor это простая и искренняя фраза отчетливо отдавала иронией, но женщина все равно зарделась, а вошедший следом хозяин помрачнел и сухо бросил:
   - Вход на чердак в сенях. Тюфяки найдете в углу. Больше предложить нечего.
   Сделав мысленную зарубку особенно не рассчитывать на хозяина, я толкнул дверь в сени и покрутил головой. Нэльвё первым заприметил прислоненную к стене лесенку и, перехватив ее, бросил:
   - Ты первый.
   Я прищурился:
   - Не доверяешь?
   В повисшей между нами паузе отчетливо слышались бряцание убираемой посуды, тихие переругивания и детский писк.
   - Нет, - пожал он плечами. - Просто не люблю, когда у меня стоят за спиной. Привычка.
   Я мог бы всласть попрепираться еще пару минут, но после долгожданного ужина меня разморило, и единственное, чего мне хотелось сейчас: спать. Махнув на причуды Отрекшихся, я сноровисто поднялся по любезно придержанной Нэльвё лестнице.
   ...Прогретый за день чердак еще хранил ласку солнца, но от стен уже веяло рассветной прохладой. Я зябко повел плечами - и тут же сдавленно выругался, стукнувшись о низкий потолок.
   "Очень низкий, - мрачно заключил я, задрав голову и почти упершись в него. - Не пройти, даже пригнувшись".
   - Что ты там копаешься? - сварливо пробурчал Нэльвё внизу. Я встрепенулся и, заприметив груду тюфяков в углу, пополз в их направлении на четвереньках.
   Лестница почти сразу деловито запружинила. Шур-шур-шурх... Стук! Неразборчивое (и отчетливо нецензурное) шипение сменились шуршанием и мрачным сопением. Я имел глупость обернуться и напоролся на исполненный ненависти взгляд Нэльвё. Если бы им можно было убить, я бы... а, впрочем, ничего бы не изменилось.
   Тюфяки поделили быстро; подушек и одеял гостям не полагалось. Я, привычный и не к такому, тихо радовался отсутствию клопов и возможности наконец-то поспать. Избалованный не меньше Камеи бессмертный кривился, морщился, но молчал - только мрачнел и мрачнел.
   Маленькое чердачное окошко благоразумно заслонили последним, третьим, ничейным тюфяком.
   Я улегся, поджав ноги к груди, и почти сразу уснул, убаюканный нежным шепотом ночи.
  
   Мне снилась какая-то вязкая, липкая муть. Я ворочался, стискивал зубы, сжимал в бессильной злобе кулаки. Секунды тянулись часами, минуты - вечностями, и время на зыбкой грани сна и яви обернулось жесточайшей пыткой.
   А потом все закончилось. Я неожиданно понял, что меня мучит. Осознал это просто и ясно, в один миг - и проснулся.
   За мной следили.
   Я резко сел и прислушался к себе. Кто-то и впрямь настойчиво пытался найти меня. Защита, выстроенная в бытность еще магом, держалась стойко и достойно, но, не возобновляемая почти сотню лет, была уже на пределе. Ей осталось в лучшем случае минут десять - и тонкая грань, отделяющая меня от ищущего лопнет, как мыльный пузырь. А поставить новую я не успею.
   Что же делать? Разбудить Нэльвё? Thas-elv'inor - мастера ментальной магии... Но успеет ли он выстроить защиту? И выдержит ли она напор любопытствующего? Обычно для такого рода поисков и нанимают Отрекшихся, а справиться с защитой коллеги труда не составит. Камею? Нет, чушь. Девочка слишком неопытна, чтобы доверить ей мою... нашу безопасность.
   Я осекся на полуслове.
   Творить заклинание мы ей, конечно, не дадим... а вот попросить подпитать энергией уже существующую структуру вполне можно. Не слепая же она, справится... Впрочем, даже на этот счет у меня были некоторые сомнения.
   Я задумчиво поглядел на Нэльвё и почти сразу отверг эту мысль. Нет, он слишком умен, чтобы легко согласиться на помощь. Начнутся вопросы, препирательства, взаимные недоговорки и уступки, а драгоценное время будет уходить сквозь пальцы.
   ...Да и контроль над его сознанием, в случае опасности, не взять. И за Грань увести не получится. А просить обновить заклинание того, кто не видит его структуры, почти безнадежно.
   Слишком умен, слишком рассудителен. Слишком.
   Окончательно утвердив Камею на роль невольной помощницы, я скользнул за Грань. И сразу же почувствовал, как протянувшаяся между нами нить рвется со струнным вздохом.
   Неразличимый в реальности я, не таясь, спустился по лестнице. И, уйдя глубже, за дальние Грани, прошел сквозь истаявшую дверь светлицы.
   Камея спала. Сквозь плотно закрытые резные ставни не пробивалось ни лучика восходящего солнца. Смешная, с трогательно натянутой до самого подбородка простыней, с руками, раскинутыми, точно крылья, и смягчившимися во сне чертами лица, она сейчас казалось ребенком.
   - Камея, - тихо позвал я, шагнув в реальность у изголовья кровати. - Камея!
   - Отец... - едва слышно прошептала она. В голосе дрожали слезы. - Отец!
   - Камея! - позвал я громче, менее всего желая прикасаться к чужим тайнам.
   От моего окрика она вздрогнула - и распахнула глаза. В темноте, опутавшей комнату, они казались двумя сгустками мрака.
   - Мне нужна твоя помощь, - сухо бросил я, не давая ей утонуть в догадках и высыпать на меня нелепые обвинения, которые почему-то всегда приходят женщинам в голову в первую очередь.
   - Я Вас слушаю, - подчеркнуто вежливо сказала она, гордо вздернув подбородок. Мягкие после сна черты еще не успели ожесточиться, и она по-прежнему выглядела ребенком.
   Только ли выглядела?
   И я сказал совсем не то, что планировал.
   - Я вновь покажу вам тот мир, - без ложной мягкости и вкрадчивости сказал я. - Мир настоящего волшебства. А вы, - я присел на корточки у изголовья так, чтобы наши глаза находились на одном уровне. - Напоите силой заклинание, которое покажу.
   Совершенно безумное, глупое предложение. Предложение, на которое может согласиться только ребенок. Взрослым недостаточно просто смотреть - у них нет на этого времени. Им непременно нужно обладать. И неважно, что, получив в свою власть нечто, они почти наверняка забросят его, как сломанную игрушку.
   Она согласилась.
   - Что случилось? - также коротко спросила она, садясь на кровати и придерживая простынь. Подобная "стыдливость" показалась мне кокетством и манерностью: на том конце кровати простынь сползла, оголила узенькую щиколотку девушки, тонущую в ворохе кружев и рюшек ночной рубашки.
   - За мной следят, - лаконично ответил я. - Быстрее, леди, у нас так мало времени.
   Она поколебалась секунду и, чуть подвинувшись, чтобы мне было, куда присесть, протянула руку.
   - В этот раз будет проще, - пообещал я. По дрогнувшим векам и волне мурашек, пробежавшей по ее рукам, я понял, что она не поверила.
   И правильно сделала.
   - Расслабьтесь, леди. Закройте глаза, - терпеливо повторил я то, что она уже знала.
   Камея подчинилась беспрекословно.
   В прошлый раз я вел ее за руку по дороге, одергивая при любой попытке сойти с нее и остановиться даже на секунду. А в этот - шел рядом, благородно поделившись тем, что видел сам. Это создавало некоторый риск, но выбора не было: попробуй я взять полный контроль над ее телом, меня сразу бы обнаружили. Мне ничего не оставалось кроме как надеяться, что девушка не подведет.
   Ее восторг вновь захлестнул меня, расцветил алыми отсветами молочную дымку. Но сейчас любоваться красотами Грани, ее нежностью и отзывчивостью, было решительно некогда, и я продолжил бесстрастно и отрывисто:
   - То заклинание - словно сиреневая паутинка. Видишь? Да, правильно. Протяни к ней руку. Нет, не получается? Жаль. Я не могу помочь тебе: стоит нарушить структуру и оно перестанет действовать.
   "А если я напитаю все?" - тихо шепнула дымка голосом Камеи: она отчего-то боялась говорить вслух. За Гранью слова вспыхивали зарницами, гремели громом, рябью пробегали по туманному озеру. Но ее это пугало меньше звуков реального мира.
   Я не колебался. Да, долго, да, расточительно, но кропотливый поиск нужной структуры грозил затянуться, а времени у нас нет.
   - Давай!
   По сцепленным пальцам пробежала волна тепла. Свет, нежный и ласковый свет солнца озарил меня от кончиков пальцев до пят.
   Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как девушка стала заваливаться набок и успеть ее подхватить.
   - Глупая! - зашипел я, отчитывая. - Что ты сделала? Нельзя пропускать сквозь себя столько энергии сразу!
   - Я... я не знала, - светлая улыбка затухала, лицо бледнело; исчезал внутренний свет, заставляющий ее глаза сиять. Или, быть может, он лишь казался мне?..
   Камея потупила взгляд.
   - Вас этому не учили? - неприятно удивился я. Она качнула головой. - Не учили обращению с чистой энергией? Хотя, впрочем, этого следовало ожидать от времени формул и сухого просчета. Времени магии, а не волшебства.
   Спохватившись, что сказал это вслух, я попытался улыбнуться как можно теплее. Но вышла, кажется, лишь кривая усмешка.
   - Спи. Мы не торопимся, часов пять у тебя еще есть. Спасибо, что помогла.
   Она хотела было что-то возразить, но почти сразу, точно околдованная, закрыла глаза и уснула.
   Я поправил сбившуюся простынь и тихо ушел, больше не тревожа ее сон.
  
   Меня разбудили шорох, приглушенный стук и злое, но тихое шипение. Я приподнялся, замотал головой, едва соображая, где я и что происходит - и не мог разлепить глаз. Сквозь сцепленные ресницы получалось разглядеть лишь тонущий в радужных бликах силуэт.
   Я вздрогнул, мотнул головой, часто-часто заморгал, протер глаза - и с облегчением выдохнул, опознав в госте Нэльвё.
   Уже умывшийся, с еще влажными волосами - с темных набухших кончиков скатывалась вода, - он сидел, закинув ногу на ногу, подложив руки под голову, и вдохновенно грыз пшеничный колосок.
   - О! Проснулся! - не замедлил отреагировать на мое пробуждение он. Как ни странно, сейчас голос Нэльвё был исключительно радостным. Я сел на тюфяке, взирая на него хмуро - как и положено смотреть только что проснувшемуся на отвратительно бодрого друга.
   Нэльвё заговорщицки подмигнул и что-то кинул мне. В пробивающихся сквозь крышу лучах что-то ярко блеснуло.
   Я, плохо соображая, что делаю, перехватил его налету. И, разжав ладонь, с удивлением узнал в "подарке" Нэльвё злосчастную золотую монетку.
   - Вчерашний, - пояснил Нэльвё, лукаво улыбаясь. - Тот, что наша благородная кузнецу пожаловала.
   - Отобрал? - мрачнея на глазах, спросил я. Он расхохотался:
   - Обижаешь! Проку ему с того злата, да еще после того, как он узнал, кого отчихвостил! - и, поняв, что я не собираюсь разделять его веселье, уже серьезно повторил: - Толку ему с того злата, когда жена уже месяц с болезнью слегла, а лечить ее некому. Выходил я его благоверную, так он мне со слезами этот злат втюхал! На, говорит, добрый человек, забирай! - со смехом процитировал Нэльвё. - Ну, я и забрал. И ведь не просил ничего, он сам предложил.
   Я недоверчиво вздернул брови. Нэльвё проявлял удивительную доброту... Я бы сказал, подозрительную.
   "Заразное это, что ли? Неужто отповедь Камеи его так встряхнула?" - рассеянно подумал я, безуспешно пытаясь натянуть рубашку: все никак не мог попасть в нужный рукав.
   - Хозяйка пирожки печет, - меж тем сообщил эльф, продолжая мучить бедный колосок. - Нас зовет. И соню эту... благородную.
   Я надивиться не мог настроению Нэльвё, гадая, в чем же причина редкого благодушия и добродетели. Слепо нащупав ботинки, я натянул их и зашнуровал, отчаянно зевая и норовя пропустить нужный крючок. В голове крутилась какая-то мысль, но я никак не мог ухватить ее за хвост.
   А!
   - Ты не говорил с деревенскими о лошадях? - спросил я скорее для отмашки (и слабо надеясь пролить свет на оставшиеся за утренние кадром блуждания Нэльвё). Мне в принципе не верилось, что наш thas-elv'inor способен на общественную деятельность.
   Но зародившийся день полнился чудесами и удивительными событиями.
   Отрекшийся кивнул:
   - Да, с нашими гостеприимными хозяевами. Поймал главу семейства по утреннему холодку, пока он дрова рубил, и вежливо полюбопытствовал, как да чего. Он не очень-то хотел мне помогать, но, - Нэльвё развел руками, - я был очень убедителен. Любезный хозяин обещался разузнать, нет ли у кого лошадок на продажу, и после обеда сообщить.
   Я, так и замерший за завязыванием шнурков, встрепенулся и только покачал головой, вернувшись к прерванному занятию.
   - А чего ты вскочил-то так рано? - не выдержал я и задал давно терзающий меня вопрос.
   Нэльвё лишь загадочно улыбнулся. Я не стал настаивать на ответе, и, перебросив ему чуть не забытую монетку, первый отправился в увлекательное путешествие ползком по чердаку, а после - по пружинящей лестнице.
   Пирожки, хоть и заурядные - с мясом и капустой, луком и яйцом - оказались на диво вкусными. Мы уплетали простое угощение за обе щеки, готовые за такой откуп даже мириться с глупой болтовней тещи, отчего-то решившей, что гостей надо непременно развлечь "светским разговором". Естественно, получалось у нее это из рук вон плохо, но сытное благодушие и вежливость заставляли нас стоически терпеть ее общество.
   Завтрак закончился приходом хозяина. Он, хмуро зыркая на Нэльвё, пробубнил, что нашел лошадей. Мы торопливо подхватились с мест, от души раскланявшись с щедрой хозяюшкой, несколько сдержанно - с ее навязчивой матерью, и поспешили за нетерпеливо топчущемся у порога супругом.
   Скрипнула дверь в залитый полуденным золотом двор. Солнце, уже по-летнему жаркое, но сохранившее весеннюю нежность прикосновений, озорными зайчиками скакало по светло-зеленым листочкам, бороздило золотой вязью причудливую роспись теней и слепило глаза.
   Сквозь мечущийся в глазах калейдоскоп пятен я не сразу разглядел лошадей. Самые обычные - невысокие, с массивными и грубоватыми чертами тягловых крестьянских сивок и темными влажными глазами. Единственное, что в них поражало - поразительный флегматизм, с которым лошадки дожевывали цветущие под окном приютившего нас дома настурции.
   - Вы хотите сказать, что они нам подойдут? - возмущению Нэльвё не было предела. Под его полыхающим огнем взором хозяину, посмевшему предложить столь неказистый товар, вероятно, следовало уже затягивать петлю на шее, а лошадкам - похорошеть до альриньярских скакунов, пегих и тонкостанных. - Да они хоть раз под седлом ездили или только тягло таскали?!
   - Что есть, милсдарь. Кто ж свою лошадь отдаст, которую под себя растил с малолетства?
   В голосе хозяина не было ни тени уважения или боязни. И это вызывало у меня опасения, а у Отрекшегося еще большее раздражение.
   "Хватит! - громко подумал я. Очень громко и очень прицельно. - Какая разница, как выглядят эти несчастные лошади? Было бы куда ехать! Переживут в Ильмре как-нибудь наше недостойное появление".
   - Прошу прощения, но маловероятно, что мы найдем здесь подходящих столь высоким требованиям лошадей, - вслух добавил я, холодно и официально. - Странно было бы ожидать породистых скакунов у крестьян, не правда ли?
   - Добрый день! - прозвенел переливчатым колокольчиком высокий голосок Камеи. - Ой... лошадки!
   Восхищение столь явственно проступило в голосе Высочайшей леди, что Нэльвё, скрипя зубами, был вынужден прикусить язык и готовую сорваться с него пакость.
   - Такие смешные! - улыбнулась Камея, гладя лошадок по лохматым гривам. Они фыркали и тыкались в протянутую ладонь: от рук девушки вкусно пахло пирожками, натопленной кухней и домом - запахами хозяйки. Но угощение все не находилось, и скоро лошадки потеряли к Камее всяческий интерес, вернувшись к неторопливому, но планомерному уничтожению клумбы с настурциями. Камея надулась, но повторно вызвать ажиотаж у флегматичных животных не удалось.
   - У вас сбруя на продажу есть? - обреченно спросил Нэльвё.
   - Есть, - спокойно сказал мужчина и, ничего не говоря, развернулся и ушел, насвистывая какой-то прилипчивый мотивчик.
   Я приготовился выслушать очередную пламенную тираду Нэльвё, но вместо ругани он полез в карман, чтобы провернуть уже знакомый мне маневр с монеткой. Она только блеснула золотым ребром - и нырнула в доверчиво протянутые руки Камеи.
   - Что это? - глупо спросила она, неверяще разглядывая злат.
   Ее вопрос ударил Нэльвё в спину. Он, уже открывший дверь, обернулся и улыбнулся. Немного снисходительно, почти покровительственно... и тепло.
   - Возвращаю то, что тебе причитается.
   - Это... это злат, который я вчера отдала кузнецу?.. - спросила она неуверенно, слабо. И почти сразу вспыхнула злостью, заплясавшей в темно-бордовых глазах: - Ты отобрал у него деньги?! Верни немедленно!
   - Нет, глупая. Я вылечил его супругу - можно даже сказать, вернул с того света. Он предложил мне все, что угодно за помощь. И я попросил злат.
   - Но... это же нечестно!
   - Что именно? Получать вознаграждение за свой труд? - иронично вскинул бровь Нэльвё.
   - Нет! Другое! - воскликнула она и замолчала, не подобрав слов.
   - Что же нечестно, Камея? Честно получать то, что тебе причитается; то, чего заслуживаешь, ждешь и в чем больше всего нуждаешься. Он, этот кузнец, больше всего нуждался в помощи, а не в деньгах.
   - Это мое наказание! - вспыхнула девушка.
   - То есть в своем эгоизме ты готова не считать ни с кем? - улыбнулся Нэльвё. - Камея, ты представляешь себе, как это выглядело со стороны? Я скажу. Отвратительно выглядело. Словно госпожа походя отвесила пинок бездомному псу и милостиво приказала слугам бросить косточку к его ногам. Это унизительно и недостойно.
   Камелия осеклась на полуслове и замерла, жалкая и растерянная одновременно.
   - Вина искуплена, Камея, - продолжил он терпеливо. - Твоей добротой. Иногда, видишь ли, достаточно только проявить готовность к самопожертвованию - искреннюю, подлинную, ничем не замутненную. Поэтому прекращай хлопать глазами, закрой рот и убери эту несчастную монету в карман, подальше от моих глаз. Вот честно - воротит уже от нее!
   Нэльвё толкнул дверь и скользнул по-кошачьему плавно и мягко в сумрачную прохладу дома. Скрипнула проворачиваемая на петлях дверь - и захлопнулась с глухим стуком, выбив точку в конце строки.
   Камея, по-прежнему ничего не понимающая, повернулась ко мне, надеясь... на что? На правду? На объяснение?
   Но простых ответов не бывает.
   - Он прав. Вина искуплена.
   И добавил, поколебавшись, не очень-то рассчитывая, что она поймет:
   - Вина перед собой.
   И был прав.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"