Элер Алиса : другие произведения.

Пролог+глава1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Переписала некоторые моменты, где-то иначе расставила акценты. Список изменений по мелочам:
      - Мио и Нэльвё знакомятся непосредственно из-за кошки;
      - Действие начинается непосредственно с момента прихода в город;
      - Приведены к адекватному (т.е. соответствующему дальнейшему тексту) виду характеры героев;
      - Как следствие пред. пункта: выпилено нытье, декадентские настроения (все плохо, я умру, безысходность, депрессия... ну вы поняли :)
      PS. ну и новые "страшные названия" и термины идут постепенно. Первые жертвы сказали, что воспринимается адекватно и мозг не выносит)

Пролог

  
   Звонкое, дробное "цок-цок-цок!" насмешничало, подначивало - и, закручиваясь спиралью лестницы, звало за собой.
   Данька летел по ней, перепрыгивая через две ступеньки и едва вписываясь в повороты. Азарт погони будоражил кровь, заставлял сердце отчаянно биться, а его самого бежать, бежать - бежать без устали, не замечая ничего.
   Ашка терпеливо дожидалась его на последней ступеньке. Подпустила поближе, жеманно сверкнула изумрудами глаз - и мягко спрыгнула в коридор, дымчато-серой тенью растворившись в неровном, мерцающем свете чахнущих ламп. Лишь звонкий цокот коготков напоминал, что перед ним обычная кошка, а не одно из привидений старинного замка, и цокот коготков путеводной нитью, волшебным манком звал за собой, уводил все дальше во тьму.
   Данька "охотился" за любимицей госпожи уже битый час, но безуспешно. Избалованная кошка, как оказалось, отлично знала замок. Уже изрядно запыхавшийся мальчишка успел побывать и в голубятне, и на чердаке заброшенной башни, и на единственном уцелевшем в войне участке крепостной стены. Там он, кстати, почти загнал Ашку в угол, но в последний момент она извернулась и просочилась в узкую бойницу. Теперь же зеленоглазая бестия увела его в подземелья.
   Прямой, как стрела, коридор тянулся вперед, в бесконечность. Ни одной развилки, ни одного поворота, где она могла обыграть его ловкостью и верткостью. Только вперед, только прямо! Данька стремительно ее настигал.
   Вот сейчас, еще немножечко! Кровь стучала в ушах, отбивая тяжелый барабанный марш, сердце колотилось, как сумасшедшее. Данька все мчался и мчался вперед... пока не споткнулся.
   Земля ушла из-под ног, мир крутанулся, перевернулся - и обрушился на него.
   Голова зазвенела, словно храмовый колокол. Из глаз брызнули слезы.
   Мальчик тихонько застонал и попробовал подняться. Получалось плохо: руки и ноги дрожали, точно напружиненные, и жутко ныли. Данька закусил губу, надеясь, что короткая вспышка боли отвлечет его и придаст сил.
   Проклятой Ашки и след простыл. Он шепотом, повторяя услышанные от взрослых слова, выругался. Подождал немного, надеясь, что кошка захочет играть и обязательно вернется. Но тщетно.
   Данька тоскливо оглянулся. Возвращаться было долго, скучно... и страшно. Попадись он на глаза герцогине с невыполненным поручением, ничего хорошего его не ждет. Может, пересидеть гнев госпожи в каком-нибудь укромном уголке? Нет, бессмысленно: чем дольше он будет тянуть с признанием, тем больше она разозлиться. Тогда, может быть, попробовать дождаться Ашку?
   Но что, если она не вернется? Или уйдет другим путем? Не ночевать же в этом каменном склепе! Нет, надо идти. Данька тихонько вздохнул, развернулся... и замер, не сделав ни шагу.
   Потому что услышал голоса.
   - ...ой... дрг!...вую... вас!
   - ...ё... чте...при...!
   Гулкое эхо уродовало слова, искажая их до неузнаваемости. Но в том, что говорящих было двое, сомневаться не приходилось. Данька завертел головой, пытаясь понять, откуда идет звук.
   А разговор, между тем, продолжался.
   - ...ак... ша... очь?
   - ...сибо! Чатель!..
   "А может быть, это чудовища? - вдруг подумалось Даньке. И сердце замерло, но не от страха, а от восторга. - Те самые, которых волшебники сотворили! Как Танья рассказывала..."
   Лучше шерсти старуха-прядильщица сплетала только кружево слов. Тихий, давно уже севший голос приобретал невиданную глубину, стоило ей завести сказку. Таинственный и властный, он затрагивал самые тонкие струны души. С сухих и потрескавшихся губ старухи срывались басни и былины, сказы и сказки о рыцарях и чародейках, об ужасе Тысячелетней ночи и Первом грехе... Но больше всего Данька любил истории о прежних хозяевах замка: королях Северы и великих волшебниках. И сейчас его мечты, сказки, которыми он жил и дышал, оживали.
   - ...ми...твами! ...вы?
   Вот бы хоть глазком посмотреть! Но герцогиня... нужно спешить...
   Данька заколебался. Да, нужно спешить, возвращаться... Но как же он может уйти, когда его мечта - вот она, прямо здесь, только руку протяни! Сколько раз он заглядывал сюда, в эти пустынные коридоры, и никогда ничегошеньки интересного не происходило! А вдруг второго шанса никогда больше не представится?
   Ну, нет уж! Так просто он не отступится! Данька развернулся и крадучись двинулся на голоса, ступая так тихо и осторожно, как только мог.
   - ...гда, ша... ость!
   - Не... лить... ам.... на?
   Он шел мимо затянутых паутиной стен и окованных железом дверей. Все они были заперты и, судя по девственному слою пыли, покрывавших пол, последний раз открывались давным-давно.
   Голоса по мере приближения становились все четче, и следующую реплику Данька почти различил:
   - ...удвольствм, мой...ринц.
   Данька прибавил шаг, понимая, что почти дошел до нужной двери - и все равно вздрогнул, когда голос прозвучал совсем близко.
   - Вы решили проблему, о которой я говорил?
   Голос - бархатистый и низкий, чуждо растягивающий гласные, с раскатистым "р". Нечеловеческий. Так мог бы, наверное, говорить кот, если бы захотел.
   Ему отвечал другой: резкий и властный, каждое слово - точно удар хлыста. Тихий и спокойный, исполненный достоинства и гордыни. Ему не нужно было говорить громко, чтобы приказы исполнялись беспрекословно, сиюминутно. "Так говорит знать", - с внезапным испугом осознал Данька, не раз прислуживавший на хозяйских приемах.
   Неужели и впрямь волшебник с чудовищем разговаривает?
   Данька замер и слушал, затаив дыхание.
   - Как лестно ваше внимание! Да, решил. Изволите взглянуть?
   - Честь имею, мой принц.
   Принц?! Настоящий?! Но ведь вся королевская семья убита!
   Мальчишка сделал еще несколько шагов, пытаясь понять, за какой из дверей скрываются говорящие. Вдруг щелка какая будет?
   - Что это?
   Данька замер, жадно прислушиваясь.
   - Зеркало Элиреи.
   - Но зачем оно вам? Мой принц, я же говорил: найдите бессмертного, которому сможете безоговорочно доверять - и сделайте его королем, - в голосе чудовища зазвенели раздраженные нотки.
   - Вы, конечно же, намекаете на себя?
   - Быть безвольной марионеткой? Спасибо, но нет. Первый помощник кукловода, на мой вкус, выглядит гораздо интереснее, - Даньке показалось, что в его словах мелькнула тень улыбки.
   - Я не собираюсь никому отдавать власть! - отрезал принц.
   - Сумеречные никогда не пойдут за человеком!
   - Разве не вы, мой дорогой Кэррой, говорили, что в Час драконов сумеречные пойдут на все, лишь бы выжить и убраться с Жемчужного побережья? Даже на союз с людьми?
   - На союз с людьми - да. Но подчиняться человеку они не будут, - спокойно объяснил тот, кого назвали Кэрроем.
   - Если они не захотят пригнуть передо мной колени, я заставлю их это сделать!
   Видя, что принца не убедить, он заметил уже раздраженно:
   - Послушайте! Оттого, что дети зари победили, сумеречные не стали сколько-нибудь слабее. Они по-прежнему могущественны - и по-прежнему ненавидят вас! Не питайте ложных надежд. Они считают, что делают одолжение, величайший дар человечеству, прощая первородный грех, - но никак не наоборот! О каком подчинении человеку может идти речь? Повторяю: одумайтесь, пока не поздно! Найдите aelvis, которого сможете контролировать, в чьих жилах нет ни капли крови смертных. Того, кто воспитан человеком и среди людей. Дайте ему мнимую власть и дергайте за нити. К чему вам признание, всеобщее поклонение? Власть - вот ваша цель! И какая, к дракону, разница, кто сидит на престоле и чью голову венчает корона?!
   - Я не собираюсь полагаться на случай! - рявкнул принц, и заслушавшийся Данька пришел в себя. Он не понимал ничегошеньки из того, что говорили, но чувствовал терпкий и сладкий аромат тайны. Опасной, загадочной тайны, о которой не знает никто, кроме волшебника, чудовища - и его, Даньки. И от осознания этого дух захватывало! - Я сам стану альвом, сам взойду на престо!
   - Немыслимо! - воскликнуло чудовище, уже не скрывая раздражения и пренебрежения. - Нет такой силы, светлейший, чтобы наградить вас тем, что не досталось при рождении. Вам не стать бессмертным. Никогда.
   Данька, наконец, заприметил приоткрытую дверь, и бросился к ней, забыв обо всех предосторожностях
   - Ошибаетесь. Есть. Слезы ветра.
   - Простите, но я не силен в человеческих преданиях.
   - Универсальный преобразователь материи, - чеканя каждое слово, холодно ответил принц. Но за этим холодом Даньке слышалось неприкрытое торжество.
   - Это же фикция, светлейший! Мистификация! Легенда!
   - Зеркало Элиреи уже показало мне того, - медленно, с наслаждением начал принц, словно следя за реакцией собеседника, - кто может его создать!
   Воцарилось молчание.
   Воспользовавшись паузой, Данька подобрался поближе к узенькой щели.
   - Вот как? - тихо спросило чудовище. - Что ж... пусть будет так. Но я все же взываю к вашему благоразумию. "Может" не значит "уже создавал". И тем более не значит "создаст". Зеркало, конечно, знает все и отвечает на вопросы правдиво... но многозначно. Оно играет с вами. Чудеса древности, дошедшие к нам через тысячелетия, обладают собственной волей, и им нельзя доверять. В каждом их слове есть потайное дно, междустрочье. Поэтому, пожалуйста, не полагайтесь лишь на то, что обещает вам зеркало. Обезопасьте себя, светлейший. Найдите бессмертного.
   - Спасибо, мой друг, но я полагаю ваш совет излишним, - пренебрежительно отмахнулся принц. - Мои люди ищут его. Не пройдет и нескольких дней, как этот загадочный чародей окажется в моих руках. И довольно об этом. Лучше скажите, как ваши дела с Хранителем Сумеречного перевала?
   - С мальчишкой? Можете вычеркивать его. Он не помешает нашим планам.
   Данька набрался смелости и осторожно заглянул в щелочку между дверью и стеной. И чуть не застонал от разочарования: в полумраке, окутавшем комнату, ничего нельзя было разобрать.
   - Вот как? Вы в этом уверены?
   Потихоньку его глаза привыкали к темноте, и из мглы стали проступать контуры помещения. И не комнаты вовсе: так, коморки пяти шагов в ширину и десяти в длину.
   - Абсолютно, - сказало чудовище - высокий мужчина с острыми чертами лица, бледной кожей, волосами цвета полуночи... и страшными вороньи глазами: темно-темно серыми, почти черными, зоркими и цепкими. - Я сделал все возможное. Он или умрет (если повезет - вместе со всем цветом Зеленых холмов), или будет выведен из игры. За это я ручаюсь.
   - Я слышал, - медленно начал принц. Его Данька не видел: мужчина стоял спиной, разглядывая черное, словно выточенное из агата, зеркало в старинной оправе - единственный предмет обстановки в каморке, - будто бы нынешний Владыка Теней живет долгом. И очень опасный противник. Говорят даже, что он безупречен.
   - Люди много чего говорят, - усмехнулся вороноглазый. - И далеко не всегда это правда. Он мальчишка, всего лишь мальчишка. Находящийся, к тому же, в шаге от смерти.
   - За что вы так ненавидите его? - улыбнулся принц. - Вы никогда не рассказывали.
   - Как-нибудь в другой раз, светлейший, - на тонких, бескровных губах мужчины играла легкая усмешка. Но это была ложь. Данька видел его глаза, и в их черных провалах со стальными отблесками плескалась чистая, ничем не замутненная ненависть.
   Данька задрожал. Хотелось бежать без оглядки, куда угодно, только подальше от этого странного не-человека, но он не мог и шелохнуться от сковавшего его страха.
   - Это... долгая история. Достаточно того, что по его милости я почти семь десятилетий коротал на Жемчужных берегах и стал изгнанником в родном крае.
   - Расскажи мне о нем, - внезапно потребовал принц, вглядываясь в черные глубины зеркала и не замечая настроения ворона.
   Тот помедлил. Улыбка, гуляющая на его тонких губах, стала змеиной.
   - "Страшный противник", говорите? Для тех, кто имел глупость скрещивать с ним сталь - быть может. Он Первый клинок Зеленых долин, это бесспорно. Что же рассказать вам, светлейший? Эрелайн - мальчишка. Его называют Безупречным лишь оттого, что слабости, свойственные обычным aelvis, к нему не имеют никакого отношения. Он действительно живет одним лишь долгом, и нет тех струн, на которых мы привыкли играть: ревности, любви, дружбы, надежды. Он не подвержен страстям. Эрелайн не мстит, лишь карает. Для него нет "срока давности". Он шел по моему следу двадцать лет, светлейший. Двадцать лет. Я почти не оставил зацепок, уничтожил все, что связывало меня с заговором... все и всех. Но он нашел меня, несмотря ни на что. Судите сами. Но разве это безупречность, мой принц? Честь и долг - тоже струны. На них мы и сыграем его прощальный этюд. Эрелайн потерпит крах, как терпели крах все, подобные ему.
   - Звучит внушительно, - медленно проговорил его собеседник. - Я, признаться, уже начинаю сомневаться в успехе нашей... затеи.
   - Не стоит, светлейший. Я ручаюсь, что мальчишка выведен из игры.
   - Заговор, сумеречные... вы ведь зарерожденный, не правда ли, Кэррой? Как так получилось, что вы ушли к ним? И почему они приняли вас?
   - Вам действительно интересно? - ворон улыбнулся.
   - Иначе я бы не спрашивал.
   Он помедлил, продолжая улыбаться чему-то, понятному только ему. Ненависти в его глазах больше не было - лишь безграничная тоска и сожаление.
   - Мы видим самую суть... - тихо начал Кэррой. - Мы, все бессмертные. Порой и заря чернеет. Порой и нас одолевают страсти, сжигая в черном пламени сердце.
   Данька слушал, затаив дыхание, и оттого не сразу почувствовал, как что-то сжало его руки, обвило талию... а когда почувствовал и увидел - заорал, что есть сил, обезумев от страха.
   Его обнимала чернильная клякса тени. Сомкнулась плотным коконом, подхватила - и швырнула в комнату, на каменный пол. Данька по инерции проехал по нему, сдирая коленки. Но он не чувствовал боли: страх и отчаяние завладели им целиком. Данька вскочил на ноги - быстро, неловко, как смог - и так и замер, не в силах отвести взгляда от серо-черных вороньих глаз.
   Кэррой наклонился к мальчику, чуть присев - так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Он улыбался - светло, открыто, обаятельно; так, что ему нельзя было не улыбнуться в ответ.
   Вот только глаза его не улыбались. В них плескался холод... и пустота. Абсолютная, совершенная. Бесстрастная и безразличная ко всему.
   - Кто это у нас тут? - мурлыкнуло чудовище, и от его приятного, почти доброжелательного голоса Даньку затрясло. - О, какие эмоции! Какой дивный аромат страха!
   Его улыбка стала настоящей.
   - Убей его, если нравится, - бросил, не оборачиваясь, принц. Данька замер, широко распахнув глаза, не дыша. - Когда сумеречные придут, получите всех, кого захотите.
   - "Получим"? - нахмурился Кэррой. - Зачем нам смертные?
   - Вы ведь получаете наслаждения, видя их мучения.
   - Мой принц... позвольте спросить, с чего вы это решили? Сумеречные воздают смертным за совершенный ими грех, несут кару. Они поклялись уничтожить человечество, но не более. Это, если хотите, долг. Плата.
   - Вот и возьми ее. Нам не нужны свидетели.
   - Зачем? Любая смерть - это лишнее внимание. Особенно смерть необъяснимая, - пожал плечами вороноглазый, и перевел взгляд на Даньку, вновь приветливо улыбаясь. - Кто ты, мальчик? И что здесь делаешь?
   - Я... - задыхаясь, начал Данька. - Я не... я... я случайно сюда забрел!
   - Не лги.
   - Я случайно, клянусь вам! Я искал кошку герцогини! Она приказала, и я искал! - в отчаянии крикнул он, понимая, что сейчас от этого странного не-человека зависит его жизнь. - Пожалуйста, пощадите! Пожалуйста!
   - Тихо, - попросил ворон, и от его голоса у Даньки перехватило горло, оборвав на полуслове. - Ты служишь в этом замке? Просто кивни.
   Данька отчаянно закивал.
   - Сколько тебе лет, мальчик?
   - Д-десять, - прошептал он.
   Его ответ, кажется, устроил Кэрроя. Он выпрямился и спросил с улыбкой:
   - Не правда ли, интересный сон тебе приснился?
   Данька раскрыл было рот, ничего не поняв, но вопрос застрял в горле.
   Тень чудовища росла. Неторопливо и плавно, с кошачьей грацией и ленцой поднималась с каменного пола, расправляла жуткие плечи, руки-крылья...
   И скользнула к нему.
   Мальчишка закричал и бросился прочь. Кэррой не останавливал его. Лишь по-прежнему улыбался, странно и страшно. И эта улыбка стояла перед глазами Даньки, и гнала, гнала его вперед, по тонущему в полумраке коридору.
   Вперед, вперед! К лестнице, к выходу! Только бы успеть!
   А тень - страшная, жуткая, разлапистая - струилась по полу чернильными щупальцами. Данька задыхался, спотыкался, но все равно бежал, бежал, бежал...
   Последнее, что он помнил: сверкнувшие изумруды глаз выскочившей откуда-то Ашки, стремительно приближающийся пол - и тень, накрывшую его страшным и алчным пологом.

Глава 1

  
   Солнце ослепительной волной пробежало по утреннему городу, и черепичные крыши загорелись червнью и охрой, золоченые шпили окутались сияющей дымкой, а лужи, брызгами ртути растекшиеся по улице после недавнего дождя, вспыхнули серебром.
   Я заслонил глаза, щурясь от света, и остановился, не решаясь идти дальше. Меня переполняли противоречивые чувства, и сердце жалобно замирало, ища и боясь найти в переплетении улиц, в грубой мозаике мостовых, в угловатых и нестройных фигурах домов отголоски воспоминаний. Боясь узнать в гомоне бесконечно чужих голосов - голоса прежние, увидеть в толпе вьющуюся по ветру знакомую ленту в золоте волос, черный край плаща. Увидеть в этой весне - ту весну...
   Боясь - и надеясь найти.
   Город из моих снов, город воспоминаний... я не был здесь столько лет и почти не помню его. Город-волнение, город-печаль, город-реквием... город прошлого. Моего прошлого. Я боюсь столкнуться с ним - и с прежним собой. И замираю, не решаясь сделать и шага.
   Тогда, прощаясь, я обещал, что больше никогда не вернусь сюда. Не вернусь, пока у меня будет хоть какая-то возможность не-возвращения, хоть один шанс избежать встречи. И вот я здесь. Здесь, чтобы поставить, наконец, последнюю точку в этой грустной и такой долгой истории.
   И избавиться от иллюзий... и кошмаров.
   Меня бесцеремонно толкнули - кажется, уже не в первый раз, но обратил внимание я только сейчас. И, смутившись, посторонился, пропустив дородную торговку с полупустой корзинкой. Я остановился прямо посреди дороги, всего в нескольких шагах от городских ворот, изрядно затруднив движение. Стражники уже бросали на меня многозначительные взгляды. Немного нервно улыбнувшись, я поспешно убрался, пока их слабый интерес не перерос в назойливое внимание.
   Людской поток захлестнул меня, закружил и выплюнул на тротуар по левую сторону широкой дороги. Здесь было еще теснее, но, во всяком случае, сбивать или топтать меня никто не собирался. Я замотал головой, пытаясь хоть немного сориентироваться в таком родном и таком чужом городе.
   Война опалила Торлисс даже больше, чем я думал. В ее огненном дыхании сгинули запутанные улочки окраин, серым пеплом развеялись по ветру библиотеки и школы, музыкальные классы и консерватории, маленькие, но с любовью вытканные, а не высеченные из гранита театры.
   Сгинули, как и мои воспоминания. Сейчас, спустя столько лет, я мало что помню. Черты поблекли, утратили четкость и ясность, как чернильные строки под поцелуем воды. Остались лишь образы, смутные, противоречивые, где ложь и вымысел переплелись и слились в одно.
   Забавно, но единственное, что я помню об улочках, которыми ходил каждый день - запах корицы и свежей выпечки. В пекарню на углу улицы Лип и Старых Монеток я забегал за сладостями-извинениями в среднем пару раз на неделе - так уж вышло, что удавались они мне гораздо лучше словесных. Пекарни, конечно же, уже не было, и запах, щекочущий нос, давно не пробегал по улицам. А мое глупое сердце не могло поверить, что это город моей юности.
   Я шел и гадал, в подвале какого дома в Тучковом переулке расположился маленький трактирчик, где проходили наши студенческие посиделки и пирушки. Запах кислого, многажды пролитого вина, въевшегося в стены и рассохшиеся столы, ругань и споры, смех и драки, обшарпанная дверь на входе так и стояли перед глазами, но фасад дома я не вспомнил бы ни за что на свете.
   А здесь, на Скрипичной (или Струнной? Память, память...) улице каждый день в три часа по полудни мелодии, прозрачные и хрустальные, вырывались из-под тяжелой крышки фортепиано. То робкие и нежные, то сильные и страстные, они одинаково волновали сердце. Порою в них вплетался серебряным перезвоном голос - высокий и тонкий, ясный и чистый. И мы не раз останавливались под окнами, увитыми дикой розой, чтобы его послушать.
   ...или не розами?
   ...Я не узнавал улиц, которыми шел, и если бы меня заставили сказать, как и куда идти, то непременно запутался бы. Но, по счастью, ноги были гораздо умнее меня, и, не размениваясь на мелочи и заблуждения, вели к цели.
  

***

  
   - Молодой человек, я повторяю: книги с грифом "магия" не-магам не выдаются! - огрызнулась вот уже в десятый раз библиотекарь, яростно сверкнув глазами из-под скособочившихся круглых очков.
   - Это замечательно, потому что я как раз маг, - попробовал отшутиться я, но безуспешно.
   - "Магом считается человек или альв, чей магический потенциал превышает 25%", - процитировала она по памяти, поправив очки. - А у вас едва ли не абсолютный ноль!
   И, предвосхищая мое негодование, отрезала:
   - Прибор не ошибается! - и грохнула об стол кипу бумаг.
   - Значит, ошибается, - все еще пытаясь свести все к шутке и разрешить миром, улыбнулся я.
   - Исключено!
   - ...миледи, - после паузы рискнул обратиться к ней я, лихорадочно вспоминая, как же пристало называть девушку ее сословия. Библиотекарю, на чьем лице отчетливо проступало крестьянское происхождение, я бессовестно польстил. - Я принадлежу к роду aelvis. И в принципе не могу быть не-магом.
   - У вас это на лбу не написано, - язвительно сказала она, заслужив мое невольное восхищение: нести откровенную чушь с такой уверенностью нужно было уметь.
   Я кашлянул, понимая, что несколько переоценил умственный потенциал собеседницы. И не знал, смеяться или плакать. Ситуация сама по себе меня забавляла, но вносила в мои планы непредвиденные коррективы... да что там: губила их на корню!
   ...нет, все-таки из какой глуши нужно выбраться, чтобы не научиться с первого взгляда отличать бессмертных?!
   Спокойнее.
   Я глубоко вздохнул, беря себя в руки, и вновь улыбнулся, на этот раз вымучено:
   - Почему нельзя работать в теории магии?
   Она смирила меня убийственным взглядом и поразила повторно:
   - Магия - прикладная наука. Что вы можете наизучать там, если ничего в ней не смыслите и не понимаете?
   "Прикладная", говорит! "Наука"!
   Изумительно! Я едва удержался от аплодисментов. Хамить перехотелось, зато язык так и чесался подыграть ей. Но, увы, я по-прежнему нуждался в помощи, и приходилось сдерживаться.
   Теперь я не вымучивал улыбку, а боролся с ней. Кое-как натянув маску безразличия, я предпринял последнюю попытку вразумить библиотечную фурию:
   - Я утратил дар, а не никогда его не имел.
   - Магический дар не утрачивают! - с непоколебимой уверенностью брякнула она.
   Она, смертная, в глаза волшебство не видевшая!
   - Утрачивают! - оскорбился я уже вопиющей безграмотностью, даже позабыв, зачем затеял разговор. - Имя Тертоллиана Вольного вам ничего не говорит? Или, например...
   - Мне неинтересны байки!
   - Это факты и ваша история! - возмутился я и не выдержал, обрывая бесполезные пререкания. - К чему этот спор? Спросите меня о чем-нибудь, что, в вашем понимании, должен знать "маг" - и убедитесь сами, что не лгу.
   - Я не маг!
   - Ну, так позовите мага!
   - Хватит! - окончательно взбесилась библиотекарь. - Радуйтесь, чернь, что вас вообще пускают в Королевскую библиотеку! В других вы и этого не получите! Ничего не желаю слышать, убирайтесь, немедленно! - взвизгнула она. - Или я вызову охрану!
   Я заскрипел зубами, но вынужден был уйти. Драконов ей в печенки!
   Пылая праведным гневом, я зашагал в направлении центрального фонда Королевской библиотеки. Новый Торлисс все больше злил своими идиотскими, истинно бюрократическими правилами. "Только магам"... тьфу! Причем самое печальное, что этот "фонд литературы по магии, чародейству, колдовству и прочим эфирным манипуляциям" общий на весь город.
   - О, господин Мио! - весело поприветствовала меня светловолосая девчушка на приставной лестнице, заведовавшая главным залом. Она же и отправила меня к строптивой коллеге. - Вы уже все?
   - Да если бы! - возмутился и поведал о своих злоключениях.
   - Ну-у... Марли права: формально решение о том, кого пропускать в отдел, а кого нет, действительно принимают только исходя из показаний магометра... да вы не переживайте так! - участливо всплеснула руками она. Лестница едва заметно покачнулась, но устояла, а девушка, усвоив урок, накрепко вцепилась в прибитый к стене стеллаж.
   - Вы сможете ее переубедить? - усомнился я, вспоминая горящий взгляд "Марли" и особенно ни на что не надеясь.
   Библиотекарь, имя которой узнать я так и не удосужился, смутилась, но помогать не передумала.
   - Придержите, пожалуйста, лестницу! Неудобно же говорить, право слово! На всю библиотеку кричать приходится.
   Несколько секунд поколебавшись (стоит тратить на это время или нет?), я решил, что ничего не теряю и поспешил на подмогу.
   По лестнице она спустилась чуть ли не кубарем: видимо, это было для нее привычным делом. Поманив пальчиком и оглядевшись (никто не подслушивает?), зашептала интригующе-кокетливым тоном:
   - Я, вообще-то, не должна вам об этом говорить, но не все книги хранятся в отдельной секции. Сами посудите: со всех библиотек города свезли-то их ого-го сколько! - а места почти не выделили. Многие тома очень старые, и не рассыпаются в пыль только благодаря постоянному уходу и наложенным на них заклинаниям, поэтому их следует держать в спецхране...
   - Ближе к теме!
   - Часть книг из фонда маглитры находится в моей секции, - быстро закончила она.
   - И какие книги хранятся в общем зале? - рискнул спросить я, не веря своему счастью.
   - Те, которые не пользуются популярностью у магов, - пожала она плечами, словно говоря нечто очевидное. - Как правило, пяти нелестных отзывов достаточно, чтобы книгу отправили "на задворки". А между тем, часто именно эти "непонятые" аудиторией книги имеют наибольшую ценность. Вот я как-то директору Академии искала один томик именно в...
   - И что именно чаще всего "не ценят"? - перебил ее я.
   - Большинству нужны уже готовые решения, - пренебрежительно, точно копируя чью-то интонацию, фыркнула девчонка. - Мало кого интересуют сугубо теоретические выкладки и выведения формул.
   Я возвел глаза к небу и истово поблагодарил всех богов, выдуманных и существующих, за то, что нынешнее поколение торлиссских чародеев отличалось непроходимой глупостью и ленью.
   - Вам подходит? - уже не понижая голос, спросила она.
   Я яростно закивал.
   - Тогда пойдемте: покажу все, что есть.
   Чуть ли не пять минут я плелся за плутающей среди стеллажей девицей... чтобы оказаться в кулинарном отделе.
   - Гм... а мы точно пришли, куда надо? - подозревая какую-то ошибку (или еще что похуже), засомневался я.
   - Конспирация же!
   Выражение моего лица выказывало крайний скепсис, но библиотекаря это не смутило. Кстати... Я не выдержал и все-таки полюбопытствовал:
   - Позвольте задать вам несколько странный вопрос, но... почему вы мне помогаете? Ведь сами призналась в незаконности ваших действий.
   - Я вам верю, - пожала она плечами и улыбнулась, как будто это было в порядке вещей. - Тем более, запрет действительно глупый - зачем человеку, незнакомому с магией, книги по ней? А ущерба в читальном зале книгам не причинить, - и добавила, хитро сверкнув глазами: - А еще вы кажетесь очень добрым и милым!
   -Э-э-э...
   "Милый и добрый"! Смешно и нелепо!
   Но приставать с дальнейшими расспросами было неприлично, и я вынужден был удовольствоваться ее ответом.
   - В каких стеллажах, вы говорите, нужные мне книги?
   - Начиная во-он с того...
  

***

   - Господин Мио! - гаркнули мне прямо в ухо. Я подскочил, хватаясь за сердце, и чуть не сшиб стоящую передо мной стопку толстенных талмудов.
   Талмудов?
   Я осоловело замотал головой, ничего не соображая.
   Так. Книги. Много книг...
   Ах, да! Торлисс, библиотека...
   - Господин Мио! - повторил голос уже с оттенком укоризны. - Вы уснули, что ли?
   Гудящая голова и затекшие суставы говорили именно об этом, но я смущенно промолчал. - Мы закрываемся. Я должна расставить книги.
   - Да, конечно, - по инерции ответил я, вставая из-за стола.
   - Нашли, что искали? - полюбопытствовала моя спасительница.
   - Нет, - сожалением ответил я. - Увы.
   - Зайдете завтра?
   - Боюсь, я просмотрел все, что могло меня заинтересовать.
   - Жаль, - искренне огорчилась библиотекарь.
   - В любом случае, спасибо за помощь, - вымученно улыбнулся я, отбрасывая косу за спину. - Отрицательный результат - тоже результат. Всего доброго.
   - Вам показать выход? - запоздало окликнула она, когда нас разделяло уже шагов двадцать.
   - Нет, я прекрасно все помню.
   Тяжелая дверная створка с трудом поддалась, а вот захлопнулась с превеликим удовольствием, чуть не наподдав напоследок. Я погрозил ей кулаком и быстро зашагал... хм. А, собственно, куда?
   На город тихо опускались сумерки. Тени сгущались в укромных уголках, куда уже не могло дотянуться солнце. В южных городах темнеет рано и стремительно: не успеешь оглянуться, а кругом уже черным-черно. До непроглядной тьмы, конечно, оставалось больше часа (середина весны на дворе), но рыскать в поисках временного пристанища глубокой ночью мне не хотелось.
   Я ускорил шаг, стремясь как можно скорее добраться до городских окраин: снять сколько-нибудь приличную комнатушку не позволяло плачевное состояние кошелька. Я утешался мыслью, что уж на каморку с кроватью денег хватит, а это всяко лучше чем ютиться в общей комнате на кишащем клопами тюфяке.
   Выплутать из кварталов знати удалость за каких-то пятнадцать минут, а вот с купеческими вышла заминка. В голову закралось подозрение, что я хожу по кругу. Причем, что самое обидное, до окраин оставалось всего ничего: едва ли полмили... но вот только в какую сторону?
   Да что такое! Этот дурацкий столб с полусодранными афишами я точно вижу уже раз в третий... минимум! Еще пусто кругом, как назло: не спросить никого.
   Словно откликаясь на мой отчаянный призыв, с противоположного конца улицы послышались тихие голоса и смех, заслышав который, я, не раздумывая, бросился в ближайший переулок.
   За свою долгую, крайне печальную и очень насыщенную жизнь я научился неплохо разбираться в окружающих. И, даже не видя человека, мог почти безошибочно определить его статус и род занятий по тембру голоса и интонациям.
   Крестьяне смеются грубо, раскатисто, с отчётливой хрипотцой. Купцы и важные мещане - спокойно, степенно, с легкой снисходительностью. Разбойники и худшие из наемников, балующиеся выпивкой и ведущие разгульную жизнь - злобно и словно каркая. Или, когда выгорает очередное дельце, - глумливо и торжествующе. Знать или сдержанна и холодна, или излучает презрение, насмешку.
   ...тихо и неторопливо, как сейчас, при мне смеялись всего один раз. Всего один, но я до сих пор помню каждый перелив этого чудовищного смеха, каждый вплетенный в него тревожный обертон.
   Так смеялся наемный убийца.
   Тот, для кого ты не то, что не личность, - даже не мыслящее существо. Всего лишь вещь, короткий чернильный росчерк в контракте, оттиск печати, или помеха-случайный свидетель, не вызывающий жалости.
   Голоса приближались, и мне захотелось ругаться. Драконье пламя, они разговаривают! И умолкать не собираются!
   ...то есть, если вдруг наткнутся на меня, - прирежут без задней мысли.
   - ...удачно сложилось... так просто поймать... награда за это отродье... сегодня... доказательство, - доносились бессвязные обрывки фраз, подтверждая худшие подозрения.
   Из всего услышанного меня смутило только "отродье". Обычно убийцы равнодушны к своим жертвам, а в их словах звенела явная, почти кожей ощутимая неприязнь.
   Шаги раздавались все ближе.
   - Долго же ты от нас бегала, хвостатая дрянь, - с жутким спокойствием, почти дружелюбно, пожурил кого-то один из убийц.
   - Где бы с ней разделаться? - неторопливо и скучающе, не столько спрашивая, сколько рассуждая вслух, проговорил второй.
   Шаги стихли, а голос зазвучал совсем рядом.
   - Я вижу замечательную подворотню. На нее как раз не выходят окна.
   ...Да, окна в мой переулок действительно не выходили. Что, вероятно, и подбило жителей устроить здесь самую настоящую помойку.
   Что-то подсказывало мне, что к волшебству лучше не прибегать. Времени на размышление почти не было, и я в панике юркнул за гору мусора чуть ли не в пол моего роста, шлепнулся на колени и затаился, стараясь не вдыхать лишний раз... Да и вообще не дышать.
   Еще не совсем стемнело, и можно было разглядеть четыре силуэта: троих высоких мужчин крепкого телосложения, типичного для людей, и... кошку в пол их роста, которую волоком тащили следом.
   "Nieris"! - ахнул я.
   О кошках с полуострова Семи Бурь я только слышал, но, увидев, сразу же узнал.
   Грациозные и свободолюбивые, гордые и на редкость смышленые - эдакий венец хвостатой эволюции - они не могли оставлять равнодушными. Сложно представить себе того, кто возненавидел бы их. Сложно, но можно.
   Например, карающих.
   Я не мог поверить глазам. Гончие псы Ордена в Торлиссе, городе магии и магов! Немыслимо!
   И я отчаянно порадовался тому, что от самоубийственного чародейства у них под носом меня спасли сначала рефлексы, а позже - катастрофическая нехватка времени.
   Ненависть Ордена Пылающей Истины к волшебству, aelvis и всему с ними связанному была безграничной. Впервые в Севере карающие объявились, кажется, столетия три назад, и с тех пор Орден только креп, ветвился и разрастался. Безумцев искали с небывалой тщательностью - еще бы! Высшая аристократия Северы сплошь маги - но безуспешно: стоило разворошить одно змеиное гнездо, как тут же появлялось новое. Знати оставалось только костерить фанатиков, на чем свет стоит, и тратиться на охрану вдвойне. Для самих альвов Орден угрозы не представлял - чаще всего столкновение заканчивалось не в пользу карающих, - но нет-нет, а пару жизней в год уносил. Еще пяток-десяток лет, и терпение владык бессмертных окончательно иссякнет, и тогда я не поставлю на безумцев и ломаного гроша.
   Больше всего от Ордена страдали fae - духи воды и лесов, гор и полей, цветущих лугов и домашнего очага ... и nieris.
   Давным-давно, когда первые из них ступили на большую землю, Северу всколыхнула волна слухов. "Слишком умны! Почти как люди! Они все понимают!" - гудели растревоженным роем города, и одна за другой расцветали мистификации. Особым успехом пользовалось предположение, что nieris и не кошки вовсе, а души бессмертных, не нашедшие покоя. Оно, как ни странно, завоевало симпатии нескольких чародеев, вызвав шквал обсуждений в торлисском магическом сообществе. Сколько диссертаций и кандидатских было защищено сторонниками и противниками теории - не перечесть. В свое время даже я не преминул черкануть статейку, в которой обосновал "ум" nieris, вслед за предшественниками, исключительными способностями к эмпатии. Но столь прозаическое объяснение не пришлось по нраву широкой общественности. И nieris, вопреки здравому смыслу, прочно утвердились в сознании людей как посмертное воплощение душ бессмертных. За что и расплачивались теперь.
   ...Кошка, даже будучи связанной, вертелась и глухо рычала. Карающие почему-то медлили: видимо, хотели разделаться с "отродьем" одним ударом, нанести который пока не представлялось возможным. Но было бы глупо надеяться, что эта заминка продлится долго.
   План, созревший у меня, был прост, как медька: отвлечь карающих, разорвать путы и бежать сломя голову вместе с nieris. Все это нужно было каким-то чудом провернуть за пять-десять секунд, пока не прошел эффект неожиданности.
   Вот только как их выиграть? И чем перерезать веревку?
   "Если бы я был прежним..." - тоскливо подумалось мне. Но я почти сразу отмахнулся от этой невеселой мысли: придаваться унынию было решительно некогда.
   Так-так-так...
   Волшебство я отмел сразу: на плетение чар мне нынешнему нужно непозволительно много времени, которого сейчас нет. Чуть промедли - и спасать будет некого. И некому. Нюх на колдовство у карающих - обзавидуешься! Вмиг засекут... и пресекут.
   Хотя... но тогда шансы убежать значительно уменьшаются...
   А так их нет совсем.
   Промявшись с полминуты, я все-таки смирился с неизбежным. Пан или пропал. Главное все верно рассчитать.
   Осторожно, чтобы не привлечь к себе шумом, приподнялся. Нужная структура уже стояла перед глазами.
   Я нащупал в кармане тоненький стебелек, перевязанный ленточкой - амулет с небольшим количеством энергии, припасенный на черный день - и переломил ее пополам. Сухой треск, почти неслышимый, но отозвавшийся в моей голове раскатом грома, стал сигналом к действию. Я зажмурился и вскинул руки. Ослепительно-яркий луч вырвался из раскрытых ладоней, обоюдоострым клинком вспоров сгустившиеся сумерки - и крошечный переулок потонул в свете.
   Нескольких выигранных секунд мне хватило, чтобы подскочить к несостоявшейся жертве, магией вспороть путы - и броситься прочь, ухватив упирающуюся кошку за цепочку-ошейник. Впрочем, недолго упирающуюся: почти сразу она сообразила, что вот оно, спасение, и припустила со всех лап. Да так, что стало непонятно, кто кого тащит.
   Запоздалая ругань настигла нас секунд через десять, подхлестнув получше иной хворостины, а я и думать забыл о накатывающей слабости.
   Как же все-таки паршиво создавать заклинания за счет собственных жизненных сил!
   Каким-то совершенно невероятным образом мы вырулили на окраину. Но радовались недолго: следующий же поворот уперся в тупик. Я тупо уставился на кривоватый, но крепкий двухметровый забор, с приколоченной полуоблезшей надписью "здние а ремнте", отказываясь верить в то, что это конец.
   Я затравленно огляделся. Бежать некуда, отступать - целых пятьдесят шагов и уйма драгоценного времени. И ни одного ответвления, чтоб вам!
   Кошка, не будь дурой, останавливаться и не подумала, сходу взяв высоту.
   Несколько мгновений я просто стоял и смотрел вслед удирающей предательнице, продолжая зачем-то сжимать лопнувшую цепочку. Потом опомнился, дернулся было, чтобы шагнуть за Грань, но не успел: меня рывком притянули к себе, выбив из легких весь воздух, и отработанным движением прикрыли рот.
   И зачем? Можно подумать, жители этих трущоб не привыкли к ночным крикам и среди них есть хоть кто-нибудь, готовый прийти на помощь ближнему...
   "Дожили! Я циничнее убийц..."
   - Где кошка? - спокойным, ничего не выражающим голосом спросил тот, кто меня схватил. - Хуже будет, если не скажешь.
   Я, естественно, промолчал.
   - Как он тебе ответит? - развил мою мысль второй убийца, намекая на "кляп".- К тому же, все и так очевидно. Отродье сбежало, бросив своего спасителя на произвол судьбы.
   Я грустно вздохнул, подтверждая его слова.
   - Точно, отродье, - фыркнул третий. Карающих - а это, несомненно, были именно они, я по-прежнему не видел, стоя спиной. - Достойная благодарность за геройство.
   - Отблагодарим сейчас мы, - все также безэмоционально пообещал держащий меня.
   - Но мы не можем убивать люде...
   - А это и не человек, - с улыбкой проговорил третий из услышанных мной голосов. - Так что считайте, что нам очень повезло. Пожертвовать кошкой, чтобы сорвать такой куш, стоило!
   - Что-то не похож он на мага, - недоверчиво заметил первый, рывком разворачивая меня и стальной хваткой впиваясь в предплечья.
   - Почему же? Похож. Чистая альвийская кровь... Не правда ли? - нож из черненой стали промелькнул в опасной близости от моего лица. Крутанулся - и плашмя прижался к щеке.
   Я буквально взвыл от боли: клинок жег, точно раскалённый добела.
   Убийца, словно не до конца удовлетворенный моей реакцией, прижал нож сильнее, продлевая пытку. Я закусил губу до крови, но отвлечься от боли не мог.
   - Что и требовалось доказать, - довольно заявил он и милостиво убрал нож.
   Я безвольно обвис на держащих меня руках. Было уже почти все равно.
   - Магия - грех, уподобление Создателям. От нее все несчастья. Вы, проклятый род, посмели восстать против Творцов и низвергнуть Их. Вы чудовища, и стремитесь заполонить такими же чудовищами весь мир. Нечисть, нежить - все это ваших рук дело, - с ненавистью вещал первый, все усиливая хватку.
   Свергли? Творцов?.. Видит Воля, давно я не слышал такой откровенной чуши! И такой жалкой попытки оправдать первый грех!
   - Даже эта кошка, - продолжил он. - Она не была такой всегда. Вы извратили ее природу. Теперь она чудовище, противная воле Всевышних. Ей суждено страдать, пока смерть не подарит освобождение.
   - Если это освобождение, - не выдержал я, поднимая голову, чтобы заглянуть ему в глаза. В темноте похожие на два черных провала, они фанатично горели, - то отчего же она не желала его принять?
   - Вы затуманили ее сознание! - с готовностью ответил он и продолжил. Голос становился все более эмоциональным и экзальтированным: - Вы оскверняете своим присутствием землю! Мы взяли на себя честь прерывать ваше богопротивное существование. Рано или поздно, но мы уничтожим скверну, очистим землю от зла!
   - Так уничтожайте уже! - нетерпеливо бросил я, отчаянно рванув из сцепленных рук. Затянувшееся представление, конец которого был очевиден для всех действующих лиц, начинало меня нервировать. Смерть меня не страшила, но ожидание ее было невыносимым.
   Боль - короткая, ослепительная, от которой все меркнет перед глазами и перехватывает дыхание. Пылающий кинжал вонзился в бок, легко пройдя между ребер.
   Я не падал только потому, что фанатик по-прежнему сжимал меня в стальном захвате, продолжая вдохновенно вещать. Я слышал отдельные звуки, но собрать их в слова не мог. Омуты глаз затягивали, сознание мутилось, и мрачное, уже по-своему уютное для меня небытие готово было распахнуть свои объятья.
   Но что-то было не так, неправильно; и я никак не мог понять, что. И вопрос, на который я отчаянно искал и не находил ответ, удерживал меня в сознании.
   Думать было тяжело. То и дело, отвлекая, всплывали какие-то обрывки воспоминаний, взгляд выхватывал из темноты одиозные образы: качающегося и лукаво подмигивающего фонаря, карающего, осклабившегося в хищной нечеловеческой улыбке, скачущих вприпрыжку теней...
   Нож! Ну, конечно же! Он зачарован! Поэтому-то всего один удар! Сейчас, когда я сосредоточился на своих ощущениях, мне это казалось совершенно очевидным.
   Ни единого шанса выжить.
   И это привело меня в такой неописуемый восторг, что хотелось пуститься в пляс с тенями и кокетливым фонарем, расцеловать моих убийц-спасителей, простив им глупость, и смеяться, смеяться, смеяться...
   У меня появилась надежда, самая настоящая надежда. Впервые за целый век! Больше никаких поисков, никакого опостылевшего, бессмысленного, проклятого существования! Только свобода! Настоящая и недостижимая прежде свобода!
   Я был счастлив, как никогда.
   - Спасибо... - совершенно дурным голосом и по-идиотски улыбаясь, выдохнул я.
   - Что?! - меня жестко встряхнули, не дождавшись ответа.
   - Спасибо! - воскликнул я и зашелся в захлебывающемся кашле. Руки моего мучителя разжались, и я свалился на землю, неудачно подмяв под себя руку.
   "Будет растяжение", - как-то промежду прочим, словно обдумывая планы на завтра, подумалось мне.
   Но это все ерунда.
   - Я умру... наконец-то... насовсем... - прошептал я и чуть не заплакал от счастья и неописуемого облегчения.
   Мир, кружащийся в вальсе, утомлял. У меня больше не было сил удерживать потяжелевшие веки. Глаза закрылись... и все исчезло.
  

***

   Скрестив ноги, заложив руки за голову, я бездумно смотрел в потолок. Взгляд, изредка отрываемый от него, свободно скользил по комнате, ни на чем не задерживаясь.
   ...по совершенно незнакомой мне комнате.
   Я очнулся несколько минут назад, не помня, кто я и где нахожусь. И если первый вопрос разрешился достаточно быстро, то второй все еще меня тяготил.
   Ладная деревянная кровать, на столике рядом - свежий букет фиалок, напротив - обыкновенный скупой комод с тремя выдвижными ящичками и зеркало в витой бронзовой оправе. Окно - огромное, в полстены - распахнуто настежь. Занавески из плотной ткани словно бы укоризненно покачиваются на широких петлях в такт ветру, а лунный свет сбегает по спинке старого кресла и падает на ковер косыми лучами.
   Я мог поклясться, что не был здесь прежде. И совершенно не представлял, как оказался теперь. Это не давало мне покоя, и пытливый ум тщетно старался осмыслить происходящее. Мысль прокручивалась в голове с сухим шестереночным шелестом и каждый раз останавливалась, упираясь в тупик.
   Комната, небольшая. Обставленная скупо, но со вкусом и непозволительной для гостиниц расточительностью. Милых сердцу владельца комнаты вещиц - красивых, но бесполезных - нет совсем; поверхность комода пуста. На съемную непохожа, на жилую - тоже. Я бы сказал, что это гостевая комнатка в доме купца или богатого ремесленника...
   Между проворачивающимися шестеренками вновь попал сор - железная стружка. Зло лязгнув, они остановились. Мысль уперлась в тупик.
   Купец, ремесленник... замечательно. Но это ни коим образом не приближает к ответу.
   Память сопровождала меня аккурат до момента отъезда в южную столицу республики, а после - позорно капитулировала. Ни одного воспоминания о последних часах и днях, ни одной зацепки, ни единого ключика к пониманию происходящего. Только уже успевшая набить оскомину комната, окно, выходящее на освещенную фонарями улицу, темнота провалов окон напротив... и дверь.
   Обычная, в сущности, дверь; цвет древесины не разобрать. Но она раз за разом притягивала блуждающий по комнате взгляд, и в какой-то момент я уже просто не смог думать ни о чем другом.
   Я поерзал. Повернулся. Перекатился на другой бок. Вытянулся на спине. Весь обратился в беспокойство, мятежность. "Дурная голова ногам покоя не дает", - вспомнилась старая присказка. Сейчас она была как никогда кстати. Я упрямо скрестил руки на груди, как бы показывая всем своим видом, что не собираюсь вестись на поводу у глупых желаний.
   - Это глупо, - сказал я вслух, когда уже готов был плюнуть на все и броситься к двери.
   Получалось плохо.
   - Глупо! - терпеливо проговорил я, стараясь отвлечь себя рассуждениями. - Что толку выходить из комнаты ночью? Стены и картины - плохие собеседники. Просто посмотреть дом? Смысл?.. Только если соберусь уйти... но откуда, зачем? И кто тогда объяснит мне...
   Тут я замолчал, смущенный внезапно пришедшей мыслью.
   А хочу ли я знать ответ?
   Я заерзал уже нервно. Комната, вытканная в полумраке лунными бликами, вдруг стала неуютной, кровать - жесткой и неудобной, а дверь - зловещей.
   ...И когда она с надсадным скрипом открылась вовне, обнажив темный зев коридора, я буквально прирос к кровати.
   Впрочем, оцепенение спало почти сразу: я увидел того, кто решил нанести мне столь поздний визит.
   Снежно-белые волосы рассыпались по плечам, алебастровая кожа слепила белизной в холодном лунном свете, а аметистовые глаза насмешливо поблескивали. Скудное освещение резко, почти с геометрической четкостью линий обозначило и без того острые скулы, угольно-черные брови и хищный разрез ноздрей.
   - Значит, мне не показалось. Я действительно слышал ваш голос.
   Скрипнули половицы под мягкими вкрадчивыми шагами, тихонько вздохнуло кресло.
   Я молчал, стараясь не выдать напряжение ни позой, ни жестом, ни взглядом. Только пальцы сцепил в замок.
   - Что ж, я вас слушаю.
   Голос - холодный и незнакомый. И глаза - непроницаемые фиалковые зеркала, будто прорези маски, насмешливой и снисходительной.
   - Простите?..
   Вопрос, недоумение, непонимание. На этот раз - искреннее.
   - Почему вы еще живы?
  

***

  
   Иришь невидяще смотрела в темную гладь старинного зеркала. Трепетный, дрожащий свет стоящих по обеим сторонам тонконогих свечей искажал отражение. Оно колыхалось, волновалось - черное, бездонное, точно озеро в безлунную ночь... Или ей все это кажется?...
   Говорят, если долго вглядываться в зеркальную глубь, можно увидеть будущее. Девушка грустно улыбнулась самыми уголками губ. Уж она-то точно знала, что ее ждет, и радоваться было нечему.
   Тени причудливо легли на тонкоскулое лицо: заострили чуть длинноватый нос, хищно подвели его крылья, короткими штрихами обозначили круги под глазами. Благородный мрамор кожи в неверном испуганном свете обратился болезненной, почти предсмертной бледностью. Темные, цвета вороньего крыла локоны обрамили лицо сладким дыханием ночи.
   Любую другую девушку сотканное из тени отражение бы испугало, но чувственные губы леди Ириенн вьер Лиин лишь расплылись в чарующей улыбке.
   - Не дергайся, Иришь! - шикнула на приосанившуюся красавицу матушка и мстительно дернула щеткой, накрепко увязшей в волосах.
   Леди зашипела от резкой, пусть и не очень сильной боли.
   - Матушка! - воскликнула она, нахмурив тонкие брови и гневно сощурив льдисто-голубые глаза.
   Мышиный писк единственной и нежно любимый дочери произвел на Айори слабое впечатление. И она, лукаво улыбнувшись, дернула за волосы еще раз.
   - Ох, прости, родная! Какая я неуклюжая!
   Иришь надулась. Волшебство рассеялось предутренней дымкой, и из зеркала на нее смотрела уже не ужасающе-прекрасная дева, а маленький нахохлившийся вороненок. От хорошего настроения не осталось и следа. Иришь вновь замкнулась в коконе отчуждения и мрачного ожидания.
   - Ты чего такая хмурая, деточка? - уже действительно участливо спросила матушка, откладывая щетку в сторону и поднимаясь с колен. Нежно коснулась, расправляя складки тяжелого парчового платья цвета спелой вишни. Мелкие рубины и капельки золота, которыми был расшит подол и лиф платья, поблескивали при каждом движении альвийки. - Я закончила.
   Иришь проигнорировала вопрос. Молча встала с вороха подушек, небрежно сброшенных на пол, пропустила матушку к зеркалу и присела позади нее. Сноровисто вытащила шпильки из замысловатой прически - и волосы леди Айори расплескались по плечам волной расплавленного золота и ослепительно заблистали в теплом оранжевом свете свечей. Тоненькие и легкие, невесомые и пушащиеся, они колыхались солнечным облаком, золотой взвесью.
   Иришь завистливо поджала губы: даже своевольные тени не смели противиться неземной, истинно альвийской красоте матушки. Они ложились на ее лицо не уродливыми штрихами пера, а мазками кисти художника, придавая тысячу оттенков фарфоровой коже, обращая в бездонный искрящийся колодец янтарный взгляд. В неверной игре света она представала не девой из людских кошмаров, а феей, небесным созданием, возвышенным и одухотворенным.
   Но даже волшебству пламени, искусно-наложенному макияжу и альвийскому очарованию не дано было скрыть жесткости ее взгляда. Особенно рядом с Иришь, невинной и юной, как ночная фрезия.
   Не могут быть светлыми очи бессмертных, оскверненные предательствами, смертями, войнами. И болью - своей и корежащегося в агонии мира, когда очередной безумец пытается кроить его под себя.
   И роскошь пламерожденной красавицы, и бархат ее вечно юной кожи, свежесть лица казались иллюзией.
   Слишком стара, слишком. Хоть и разменяла всего третье столетие.
   Так и не дождавшись ответа, Айори тихонько вздохнула и негромко позвала служанку:
   - Атрея, чаю, пожалуйста.
   Тоненькая девушка, прислуживающая леди-повелительнице, поклонилась и исчезла за дверью.
   - Я не хочу чаю, матушка, - холодно сказала Иришь, перебирая и пропуская сквозь пальцы мягкий шелк волос, и любуясь золотыми отблесками. Она пошла в отца, и отчаянно завидовала пламенной, словно выплавленной в небесном горне из лучей солнца красоте матушки.
   Айори загадочно улыбнулась, но промолчала, спросив совершенно иное:
   - Как тебе моя новая горничная?
   - Миледи Атрея? - уточнила Иришь, проводя щеткой по волосам. И пренебрежительно бросила: - Глупа, нелепа, ничтожна.
   - Ну, ну, леди! Будьте чуточку терпимее к собственным подданным, - без особой укоризны в голосе заметила матушка. - Хотя в одном ты, бесспорно, права. Она непроходима глупа. Но разве это плохо?
   Иришь вздрогнула, выпустив из рук прядь. И раздосадованно огрызнулась, пытаясь вычленить нерасчесанную прядь из уже приведенных в порядок:
   - Что же в этом хорошего, матушка?
   - Твои слуги должны быть глупы. Умные или плетут интриги...
   - ...или не прислуживают, - закончила за нее Иришь. - Не надо говорить то, что я знаю, матушка.
   В глазах Айори заплясали смешинки, но возражать она не стала.
   - О чем ты хотела поговорить, что отослала ее?
   - Ты ошиблась, - пожала плечами леди, с наслаждением поведя затекшей шеей. - Мне просто захотелось чаю на ночь с тем обворожительным печеньем, что сегодня испек Тишш. Имбирное! И совершенно изумительное! Неужели не хочешь? Я так и не смогла попробовать на приеме... - с сожалением поджала губы Айори. - Кстати, как он тебе?
   - Отвратительно, - пожала плечами aelvis.
   - Иришь! - воскликнула матушка, гневно полыхнув янтарем взгляда. Леди, хоть видела всего лишь отражение, поежилась. - Это же наш прием! И его, между прочим, провел твой брат! Впервые! И впервые принимал гостей, как хозяин, лорд Излома Полуночи!
   - К чему это все? Отец пробудет Повелителем еще не одно столетие.
   - Но Роальд все равно должен быть готов к этому, - настойчиво продолжила огненноволосая леди.
   - Я этого не отрицаю. Но ты же знаешь, что я терпеть не могу светскую суету.
   - ... равно как и ты, - продолжила матушка. И жестко закончила: - В конце концов, всего несколько недель осталось до того, как ты станешь повелительницей.
   Щетка, зло брошенная об пол, отлетела в дальний угол и, всхлипнув, переломилась пополам.
   - Мама! - вспылила Иришь, вскочив. - Не смей напоминать мне об этом! Я не выйду за него замуж - и точка! Никогда!
   - Что? - тихим, невыразительным голосом спросила Айори, поворачиваясь к ней. - Повтори, пожалуйста.
   По рукам девушки пробежала дрожь. Маска юной, в меру прелестной и глупой красавицы исчезла с матушкиного лица. Мягкость черт, трепетная улыбка сменились пламенным взглядом из-под нахмуренных бровей, поджатыми губами и заостренными скулами.
   Но отступить она просто не могла. На глаза навернулись злые, колючие слезы. Слезы бессилия и упрямства.
   - Я не выйду замуж за Эрелайна. Никогда. Точка, - отчеканила Иришь, пугаясь собственного безжизненного голоса и той бесшабашной смелости, которая овладела ею.
   Впрочем, почти сразу нежданная храбрость оставила ее. Ноги подкашивались от страха, отказываясь держать безумицу.
   Иришь ссутулилась, ожидая хлесткой пощечины, силового удара, криков... Но Айори лишь медленно поднялась и встала напротив нее.
   - Не выйдешь, значит? - нарочито спокойно спросила она. - Неожиданно, леди. И что же вдруг подвигло Вас на столь необдуманный шаг? Вы помолвлены уже полвека, а эту песню я слышу впервые, - и ласковым, сочащимся сладостью голоском, прошептала, сузив глаза: - Кто же научил тебя ей... пташка моя?
   - Не впервые, - каким-то чудом сумела ответить Иришь, едва владея собой. Голос, хоть и не очень твердый, не дрожал. - Я не раз говорила тебе, что ненавижу его! Ненавижу с того самого момента, когда впервые увидела!
   - И в чем же причина столь явной неприязни? - Айори скрестила руки на груди, склонила голову набок и сейчас была похожа на диковинную птицу, нечеловечески-пустым и отрешенным взглядом наблюдая за ней.
   И тут Иришь разозлилась. На себя, бледнеющую перед матушкой, которая совершенно не желает с нею считаться и не воспринимает всерьез - возится, как с маленькой девочкой, заплетая косы на ночь и рассказывая сказки. На отца, еще до рождения дочери решившего ее судьбу. И на треклятого Эрелайна, разрушившего детские мечты о прекрасном и доблестном рыцаре.
   - В чем же причина? - тихо переспросила она, распаляясь. - В нем самом! Я ненавижу в нем абсолютно все! Ненавижу пробирающий до костей взгляд и грустную, снисходительную улыбку, с которыми он смотрит на всех. Насмешки над всеми и колкие, как лед, злые шутки. Ненавижу его отрешенность, слабость, безыдейность и безынициативность. Ненавижу шлейф глупых безмозглый куриц, увивающихся вокруг него... Да почему ты смеешься?! - возмутилась Иришь.
   А матушка действительно смеялась. Светло, звонко, искренне. Лед, застывший в ее глазах, растаял, и теперь в них плескалось огненное веселье.
   - О, Иришь! Ты такая... такая забавная! - воскликнула Айори, смахивая слезы узорным батистовым платочком. - По-твоему этого достаточно для ненависти? Да ты видимо, никогда не ненавидела, девочка!
   - Он мне омерзителен! - вспылила девушка, отчаянно краснея и отворачиваясь к окну. - Ну хватит, матушка! Прошу!
   - А я прошу прекратить нести ерунду, - улыбнулась она. В голосе по-прежнему звенели отголоски смеха. - "Пронизывающий взгляд", "увивающиеся легкомысленные девушки"... О, это причины для ненависти! Да не влюбилась ли, деточка? И не ревнуешь ли?
   - Да ни за что в жизни! - яростно вскрикнула Иришь, оборачиваясь. - Я... он все время надо мной насмехается!
   - Ты сказала, что он насмехается над всеми, - любезно напомнила Айори, едва сдерживая улыбку.
   - Да. Над всеми! Но эти курицы не понимают, когда смеются над ними, они слишком для этого глупы! - воскликнула Иришь, напряженно расхаживая по комнате. - А как только он шутит надо мной, они подхватывают! О, мама ты же знаешь, как я это ненавижу!
   - Конечно, знаю. Я всегда говорила, что у тебя очень нежное самолюбие, - все-таки улыбнулась матушка. Бросив косой взгляд в зеркало, досадливо нахмурилась и ладонью пригладила растрепавшиеся волосы. - Я готова поспорить на все наши северные владения, что шутки Эрелайна вполне невинны. А то, что эти, как ты говоришь, "курицы", смеются над тобой... драконье пламя! Ты сама называешь их курицами! Какого отношения ты хочешь, дорогая?
   - Матушка, прекрати.
   Тихий стук в дверь прервал спорщиц.
   - Войдите! - повелительно бросила Айори, поворачиваясь. Пышное платье качнулось вслед за ней.
   Атрея вошла, балансируя подносами с фарфоровым чайничком, блюдцами, серебряными ложечками и сахарницей в одном, и с всевозможными сластями на другом.
   - Ах, глупый Тишш! - всплеснула руками повелительница. - Зачем же нам столько, Атрея? Я же просила только имбирное!
   - Но брауни настаивал, леди... - испуганно возразила девушка, едва не выронив поднос. Иришь презрительно поджала губы.
   Матушка вздохнула и, пройдя к окну, присела в кресло винного цвета. Иришь молча устроилась рядом. Атрея суетливо уставила притулившийся между ними столик, разгружая подносы. Низко поклонилась - и так и застыла, ожидая дальнейшего приказа.
   - До завтра ты свободна, - милостиво взмахнула рукой Айори. - Нам с дочерью нужно поговорить, наедине. Так-то лучше. Иришь, хватит отводить взгляд.
   Юная Alle-vierry упрямо молчала.
   - Иришь! - позвала ее матушка. - Прекрати! Ты же понимаешь, что это несерьезно!
   - Несерьезно? - гневно зашептала Иришь, чтобы уходящая служанка ее не услышала. - Несерьезно! Да ты хоть раз сама его видела?
   - Лично? - запнулась Айори, несколько смутившись, и задумалась. Потом с сожалением покачала головой: - Нет... кажется, нет.
   - Так как ты можешь судить о нем?!
   - А ты сама с ним хоть раз говорила? Хоть раз! Нормально, а не переругиваясь через слово!
   Иришь пренебрежительно фыркнула.
   - То есть ты ненавидишь не его, а тот образ, который себе придумала, - заключила Айори.
   - И взгляд я тоже придумала? - саркастично спросила леди. - Вместе со всем высшим светом Зеленого дола?
   - Высшим светом? - нахмурилась повелительница.
   - Ну да. "Этот волнующий взгляд придает ему особый, демонический шарм", - продолжила Иришь, закатив глаза. - А еще есть его "загадочное молчанье, грустная улыбка, печатью боли и перенесенных страданий отразившаяся на лице..."
   - Что это? Как по писанному говоришь.
   - Так и есть. Цитирую одну писаку, Шенну Тьерри, - поморщилась Иришь.
   - Тьерри? Ах, Шенну... припоминаю. Elv'inor, прибывшая в Долины... Если не ошибаюсь, клан Снов взял их с матерью под покровительство, но имени не дал.
   - И теперь эта легкомысленная особа, чей гонор с лихвой окупает недостаток родовитости, всеми силами пытается приобщиться к высшим кругам. И стать жертвой ее внимания повезло Эрелайну. Она пять лет таскалась за ним всюду, где он появлялся. Осознав же, в конце концов, бесперспективность этих притязаний, Шенна, мучимая неразделимой любовью, накропала целую серию любовных романчиков о прекрасном Эрела.... - ох, прости! - Эретоне - повелителе Теней и Верховном правители Зеленых Холмов. Женить его на себе она постеснялась, на других Alle-vierry - пожадничала. И Эретон, бедолага, отправился на Жемчужные Берега, где благополучно женился на "принцессе" сумеречных. Конечно, ему пришлось снять жестокое проклятье, и две альвийские ветви, прослезившись, объединились после пятитысячелетней вражды. Конец.
   - К чему ты пересказываешь мне эту беллетристику?
   - К тому, что этот взгляд мне отнюдь не мерещится. Но если другим он нравится, то мне - нет.
   - Что за взгляд, Иришь? - нетерпеливо оборвала ее Айори. - Ты так и не объяснила.
   - Это... сложно описать, - леди отвернулась к окну. Небо чернело, и море трав колыхалось под хлесткими ударами ветра. Приближалась гроза. - Он смотрит на тебя, и... ты не можешь отвести взгляд. И говорить тоже не можешь. Что-то завораживающе ужасное таится в его глазах. Кому-то это нравится. Трепет, приятное волнение, томление - вот что они чувствуют.
   - А ты? - спросила Айори без тени прежней насмешки.
   - А у меня, матушка... мурашки бегут по спине. И... мне страшно, - тихо сказала Иришь. - Как будто стою на краю бездны, и смотрю, смотрю, смотрю в нее, не в силах отвести взгляд... И вот-вот упаду. Или бездна выплеснется через край - и поглотит меня.
   - Взгляд, как будто заглядываешь в бездну? - медленно переспросила Айори, хмурясь.
   - Что-то знакомое, да? Я никак не могу вспомнить.
   - Взгляд, как бездна... - еще раз повторила матушка, закрывая глаза. - Мифы, сказки, предания... не могу вспомнить, где я это слышала. А какого они цвета?
   - Кто? - встрепенулась девушка, с усилием отрывая взгляд от закручивающейся за тонкой пленкой стекла бурей. Она притягивала ее взгляд, точно околдовав.
   - Его глаза.
   - А... - Иришь вновь отвернулась, вглядываясь в наливающиеся ночной мглой тучи. - Свинцовые... Цвета грозового сумрака, матушка.
   - В любом случае, Иришь... Это - твой долг.
   - Но я не хочу...
   Слезы, глупые слезы выступили на глаза.
   - Что ты себе напридумывала? - Айори поднялась с кресла и присела у ног дочери, беря ее за руку и ловя взгляд. - Отчего ты так отчаянно сопротивляешься? Это всего лишь политический союз!
   - Вот именно! "Политический"! - слезы, дрожащие на ресницах, сорвались вниз. - Я не хочу за него замуж, не хочу! - выкрикивала она с новой силой, глотая слезы. - Не хочу быть заложницией в стане врага! Не хочу ценой своей жизни искупать войну, длящуюся тысячелетиями! Не хочу!
   - Ах, вот с чего ты так взбеленилась! - воскликнула Айори и сжала ее ладони. - Прежде чем скандалить, тебе надо было поговорить со мной или отцом! Год, два после свадьбы - и вы сможете расторгнуть брак. И запомни: войны - той, прежней, кровавой и жестокой - давно уже нет между нашими кланами.
   - Тогда к чему эта свадьба?!
   - А как ты прикажешь нам разорвать помолвку? - вскинулась матушка. - По какой причине? "Вы недостаточно хороши для нашей привереды"? Глупо! Перемирие давно истекло. Хочешь дать повод к его нарушению? Мы скрепим мирный договор браком и окончательно поставим точку в этом никому не нужном уже противостоянии. Ты же наследница, Иришь! Судьба клана, дома, всех нас - в твоих руках! Неужели год жизни от твоей маленькой вечности такая большая цена за то, чтобы в Зеленых Долинах воцарился мир?
   Иришь, уже успокаиваясь, тихо покачала головой.
   - Вот и хорошо, вот и умница, - ласково прошептала Айори, проведя ладонью по черному шелку волос. И добавила, уже совсем иным голосом - расчетливым и холодным: - А вас я все-таки познакомлю. Решено! Через несколько дней будет бал Bellethaine. И я прослежу за тем, чтобы вы хотя бы побеседовали. Ясно?
   Иришь тоскливо вздохнула, но возражать не стала: особой разницы, в том, когда знакомиться с нелюбимым женихом, она не видела.
   - А теперь спать, красавица! - Айори чмокнула выразительно скривившуюся девушку в лоб и рассмеялась.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"