Покойник дирижировал оркестром. Сперва руки, сложенные на груди, начали подергиваться, затем они осмелели и принялись браво размахивать в такт музыке. Наверное, надо было нести покойника на кладбище в закрытом гробу, как и предлагали некоторые опытные провожающие, но стояла такая чудесная летняя погода, что вдова решила закрыть гроб крышкой только перед самой могилой. Оркестранты, увидев непонятное шевеление в гробу, стали сбиваться с нот, покойник же, не согласный с такой постановкой вопроса, уселся в гробу и начал дирижировать сидя. Оркестранты разбежались, некоторые при этом продолжали играть, проявив настоящий профессионализм. Разбежались и немногочисленные родственники, друзья и коллеги покойного, шедшие за гробом.
Лишь шестеро близких родственников и друзей, несших гроб, да безутешная вдова, идущая рядом и опустившая взор в дорожную пыль, ничего не замечали и продолжали печальное шествие к кладбищу.
У ворот их остановил сторож.
- Что ж вы живого-то закапывать собрались? - поинтересовался он.
Покойник, услышав такую претензию, быстренько улегся, сложил руки на груди и закрыл глаза. Вдова, как раз закончившая подсчеты, как она будет возвращать занятые на похороны и поминки деньги, подняла взгляд на гроб, убедилась, что все в порядке и сказала:
- Вы, любезный, проспитесь сначала, прежде чем глупости говорить в такой печальный день.
- Я видел: он сидел и руками размахивал, - не сдавался сторож, - чтоб живых хоронить у меня распоряжения нету, идите в администрацию договариваться!
Гроб опустили на землю и проинспектировали содержимое. Покойник - Николай Степанович - лежал смирнехонько.
- Ну? - спросила вдова. - Убедились?
Сторож настаивал, чтобы к лицу покойного поднесли зеркальце, но зеркальца ни у кого не нашлось.
- А крышка где? - снова спросил сторож. - Как хоронить без крышки?
Вдова обернулась в поисках автобуса, в котором оставались крышка гроба, сумочка с документами и телефоном и часть родственников, не желавших идти пешком. Автобуса не было - он удрал вслед за оркестром.
- Не волнуйся, Наташа, - ее брат, Петр Николаевич, приобнял вдову за плечи, - мы все уладим.
Он отправился в администрацию - покупать крышку. Остальные друзья отнесли гроб к выкопанной могиле, поставили на землю и стали ждать.
Петр Николаевич задерживался. Рабочие, которых ожидал другой заказ, начали ворчать. Вдова отправилась на поиски Петра Николаевича. За ней по одному-двое ушли друзья покойного. Рабочие, пару раз перекурив, тоже ушли - закапывать другого покойника. Николай Степанович остался один.
Полежав немного, он заскучал, встал из гроба и отправился к выходу с кладбища. Проходя мимо сторожа, он кивнул ему, как старому знакомому. Сторож подмигнул в ответ.
Куда идти, Николай Степанович не знал. Домой было как-то неловко после тех фокусов, что он устроил на кладбище. На работу тоже не хотелось, он был немного обижен на коллег из оркестра, сбежавших в столь непростой для него час. Работал Николай Степанович в городской филармонии дирижером. Когда-то в молодости он еще пробовал сочинять музыку, однако, сочинения свои никому не показывал - стеснялся.
Незадолго до конца, когда был уже ясен окончательный и неутешительный диагноз, Николай Степанович взялся приводить в порядок бумаги, обнаружил старые папки со своими нотами и поразился: он не помнил совершенно ничего из того, что когда-то сочинял. Он взялся наигрывать мелодии и поразился повторно: насколько талантлив он был когда-то.
Одна из симфоний с пафосным названием "Рождение нового дня" до сих пор звучала в голове Николая Степановича, наполняя сердце радостью и спокойствием. Николай Степанович тряхнул головой и отправился гулять. Солнце в этот июльский день жарило немилосердно, Николай Степанович хотел снять пиджак, но оказалось, что рубашки под ним нет, пиджак намертво сшит с манишкой, а к рукавам - пришиты белые полоски, символизирующие манжеты. Пришлось остаться в пиджаке.
Еще сильно досаждали белые туфли, плохо приспособленные для ходьбы, к тому же маловатые. Но их Николай Степанович тоже снять не решился. В принципе, нравы их городка вполне допускали ходить по улицам босиком, но не в строгом же черном костюме!
- Ты, скотина немытая, мне сколько сдачи дала?! - услышал он яростный крик недалеко от себя. - Нет, вы поглядите: с гор спустилась, ее в приличный город пустили, пожалели, а она нас еще и обворовывает, а?!
Николай Степанович оглядел место происшествия. Толстая, потная тетка, увешанная сумками и авоськами, судя по всему покупала черешню у немолодой уже женщины восточного вида. В ответ на обвинения та сначала удивленно уставилась на покупательницу, затем зашипела что-то неразборчивое, злое на своем языке и замахала руками.
Тетка отпрянула:
- Да я сейчас полицию вызову! Караул! Ограбили! Убивают!
Николай Степанович поморщился от этой склоки: агрессивные ноты очень плохо гармонировали со звучащей в голове симфонией. Он принялся тихонько подпевать, чтобы заглушить звуки ссоры, но женщины уже перешли на ультразвук и явно примеривались сцепиться в рукопашной.
Николай Степанович почувствовал, как музыка изнутри него пытается вырваться наружу. Он позволил ей это сделать. Спорщицы оглянулись на странный звук, тетка встретилась взглядом с Николаем Степановичем...
... Тоненькая - ручки-спички и ножки-веточки - девочка в купальнике в цветочек загорает на траве на берегу озера. До озера, конечно, дальше, чем до пруда, и бабушка не разрешает бегать сюда купаться, но, во-первых, в пруду вода грязная, а во-вторых, как же она пойдет на пруд, если все ее друзья: Мишка, Сашка и Танька, отправились именно на озеро?
Как раз с этими друзьями девочка решает важный вопрос: лезть в очередной раз в холодную воду или еще позагорать, когда на берег прибегает соседский пацан - Петька.
- Галка! - орет он. - Беги домой скорее, там твои родители приехали!
Девочка мигом натягивает через голову платьице, хватает в руки сандалии и мчится домой. За лето она так наловчилась бегать босиком, что не страшны ей ни камешки на дороге, ни жесткие стебли и колючки на лугу, и она бежит - сначала по дороге, затем напрямик - через луг, а родители обязательно привезли подарки и что-нибудь вкусненькое, и бабушка наверняка напечет сегодня своих фирменных пирожков, и солнце светит ярко-ярко, и бежать легко-легко, как будто подуй сейчас ветерок посильнее, и девочка взлетит и помчится еще быстрее, и если это не счастье, то что же тогда счастье?..
Толстая неопрятная тетка несколько раз моргает, затем поворачивается к торговке:
- День сегодня какой-то, - говорит она неожиданно приятным глубоким голосом. - Срываюсь на всех. Вы меня извините, пожалуйста, я, наверное, сама неправильно посчитала. Я не хотела вас обидеть.
Торговка по имени Гуля, однако, завелась. Никаких гор она в глаза не видела, и ниоткуда она сюда не приехала: она родилась и выросла в этом городе, и вообще: ее народ жил здесь в те времена, когда о таких тетках здесь и не слыхали даже. Если уж по правде, то и по-русски она говорила грамотнее и правильное тетки.
Гуля набрала в грудь побольше воздуха, чтобы прочесть достойную отповедь толстухе, но встретилась взглядом с Николаем Степановичем...
... Гуля лежит в палате, ей больно, болит все тело, ей нелегко пришлось последние несколько часов, да и последние девять месяцев выдались ой какими непростыми, а еще она волнуется: как все прошло, не было ли осложнений, доктор сказал, что все хорошо, но они всегда так говорят, но почему же не несут-то, и тут в палату входит медсестра со свертком в руках, она кладет этот сверток в прозрачную кювету рядом с Гулей, и Гуля видит красное сморщенное личико. "Салям, кызымка", - шепчет она, и ребенок открывает ничего не понимающие и не видящие пока глазки, открывает беззубый ротик и издает хриплый и пока еще негромкий писк, и на Гулю обрушивается такая волна нежности, что ей становится трудно дышать, и она может только улыбаться сквозь слезы и любоваться на новорожденную дочку, самую прекрасную девочку на свете...
Гуля моргнула и тряхнула головой.
- Прости, сестра, я тоже погорячилась, - сказала она тётке. - Сколько, говоришь, ты мне денег дала? Давай снова посчитаем.
Николай Степанович улыбнулся и пошел гулять дальше: его симфонии опять ничего не мешало.
Следующий конфликт настиг его у перехода: столкнулись два автомобиля. Вместо того, чтобы спокойно дожидаться полиции, водители орали друг на друга. Один, помоложе, уже хватал за грудки своего седоусого оппонента, тот резко сбрасывал его руки, и вот-вот они сцепятся по-настоящему.
Николай Степанович подошел поближе.
... зал ревет и требует решительных действий, Сурхай устал и с трудом стоит на ногах, на кону золото республиканских соревнований по борьбе, а он проигрывает противнику одно очко, противник тоже устал и откровенно тянет время, но вот он делает неловкий шажок в сторону и Сурхай, еще не успев подумать, удачно подсаживается под него, проводит прием, противник взлетает в воздух и с грохотом рушится на ковер, зал взрывается от восторга, чистая победа, и вот уже гордый Сурхай вскидывает кубок над головой...
...Сергей в очередной раз провожает Настю до ее дома, вот сейчас она войдет в подъезд, а он будет долго стоять и ждать, пока в ее комнате загорится свет, а потом поедет на автобусе к себе на другой конец города, он улыбается и собирается сказать привычное "пока", но Настя поднимает взгляд, и ее губы вдруг оказываются очень близко от его губ, они целуются, и мир вокруг исчезает, есть только он и она, и впереди у них вся жизнь...
Вместо того, чтобы в очередной пихнуть оппонента, молодой водитель протягивает руку седоусому, тот пожимает ее, они мирно беседуют и вот уже вместе склонились над бампером одной из машин, чтобы получше разглядеть повреждения.
А Николай Степанович отправился дальше. Он бродил по городу, и его симфония дарила людям воспоминания, возвращала их в те моменты прошлого, когда они были счастливы. Конфликты, ссоры, недоразумения гасли при одном его появлении. Если можно было бы на карте этот летний знойный городок закрасить красным карандашом, то маршрут Николая Степановича следовало отметить широкой зеленой полосой.
Один раз, правда, он чуть не потерпел фиаско.
Николай Степанович остановился в тени у летней веранды кафе. Денег у него, конечно, не было, у него и карманов-то не было, зачем покойнику карманы, но ему просто захотелось немного отдохнуть.
- Объясни, почему ты ушел вчера с работы на десять минут раньше, - услышал он голос с неприязненными интонациями.
В пустом кафе за одним из столиков сидел за чашкой кофе молодой человек и кого-то отчитывал по телефону.
- Какой, на хрен, "ребенка из садика"! А жена у тебя на что? Что, если болеет, не могла десять минут потратить, чтоб ребенка из сада забрать? Она так болеет, что согласна на твое увольнение?
"Менеджер", уважительно подумал Николай Степанович. Он всегда вылавливал в разговоре эти деловые, уверенные нотки и очень завидовал их обладателям.
Менеджер послушал невнятное бормотание в трубке, затем зло и брюзгливо обронил:
- Мне надоели твои отмазки. Через час приеду, чтобы у меня на столе лежала объяснительная. И на этот раз штрафа тебе не избежать.
Надо было спасать несчастного бормотуна из трубки.
Музыка потянулась к молодому человеку, Николай Степанович встретился с ним взглядом и вздрогнул. Ничего хорошего и доброго он не смог разглядеть в этой душе за дымчатыми очками.
Деньги. Одни только деньги и власть. Николай Степанович зажмурился, оркестр в его голове сфальшивил, тромбон дал петуха, скрипки придушенно взвизгнули.
Не мечтал менеджер Артем ни о чем хорошем, разве что хотел он Порше Кайен, но и это была, скорее, не мечта, а суровая жизненная необходимость, очередной шажок в борьбе под денежным солнцем.
Николай Степанович отмотал время немного назад. Нет, и в юности у Артемия не было ничего светлого и доброго, все достижения он отмечал не радостью, а измерял в денежном эквиваленте. Даже первая любовь умудрилась пройти мимо него, и женщин своих он не любил, а завоевывал, добивался, покупал.
И в детстве Артёма тоже не получилось найти ничего светлого. Пьяный и вечно раздраженный отец, забитая и безликая мать, одноклассники - не друзья, а соперники, досадная помеха в борьбе за лидерство.
Николай Степанович очень расстроился, он не знал, что бывают такие люди.
Лишь в первом классе у Артема Николай Степанович увидел какой-то очень недолгий проблеск. Он присмотрелся. Маленькому Артему подарили щенка. Счастью ребенка не было предела, целыми днями он возился со своим новым другом, всюду таскал его с собой. Но через неделю, вернувшись из школы, он не обнаружил дома Гектора - так звали щенка. "Сбежал, сучонок", - процедил отец. Несмотря на свой малый возраст, Артем ни на секунду не поверил ему. Он был твердо уверен, что отец просто избавился от щенка.
Николай Степанович покачал головой. Врагу не пожелаешь такой участи. Оркестр в его голове сфальшивил в очередной раз. Непорядок. Надо бы партию кларнета вот в эту часть добавить, печальную, чистую, светлую. Николай Степанович задумался, внося правки в симфонию. Да! Так, пожалуй, будет лучше.
На веранду вбежал щенок - смешной, лобастый, с толстыми, заплетающимися лапами. Официантка пыталась не пустить его, но щенок увернулся и подбежал прямо к злому менеджеру, ткнулся лобастой головой в его ногу, тяфкнул, отскочил и припал к полу, приглашая поиграть.
- Гектор? - голос молодого человека дрогнул.
- Вы извините, - сунулась официантка, - я сейчас прогоню.
- Я тебе прогоню! - рявкнул Артем. - Я тебе сейчас так прогоню!
Он наклонился и принялся гладить и тормошить лохматое чудо.
- Но у нас нельзя с собаками... - пыталась протестовать официантка.
Артем подхватил щенка, бросил купюры на стол и выбежал из кафе.
Николай Степанович улыбнулся. Ну, хоть так. Вряд ли он смог сильно смягчить каменное сердце молодого менеджера, но хоть что-то, хоть как-то...
Он вздохнул и отправился дальше. Симфония внутри него звучала торжественно и громко. Казалось, ему уже не надо было приглядываться к людям, они улыбались и радовались просто от того, что он проходил рядом с ними.
***
Рано утром, когда солнце уже взошло, но еще не шпарило обжигающими лучами, а грело ласково-ласково, Николай Степанович подошел к своему подъезду, поднялся по лестнице, достал из-под половика ключ и открыл дверь. В квартире было тихо. Вдова, утомленная волнениями прошлого дня, крепко спала.
Николай Степанович не захотел ее будить и решил переждать в гостиной. Там он увидел гроб, стоящий посреди комнаты. "Правильно, не пропадать же добру!" - согласился Николай Степанович. Рядом с гробом, однако же, ему стало неуютно, и он захотел пойти на кухню, но тут из третьей - маленькой - комнаты раздался детский смех.
Там ночевал внучок - пятилетний Сережа, которого дочь Николая Степановича отправила из столицы к бабушке с дедушкой на лето. В этот печальный день она находилась за границей и даже не успела приехать к отцу на похороны.
Николай Степанович вошел в детскую и присел на краешек внуковой кровати. Тот снова засмеялся во сне, весело махнул руками и открыл глаза.
- Привет, Сережка! - поздоровался Николай Степанович.
- Здорово, деда! - ответил внук.
- Тебе что сейчас снилось? - спросил Николай Степанович.
Сережа нахмурил лоб и задумался. Сон не успел еще убежать далеко и спрятать концы в воду, так что Сережа думал недолго и радостно вскинул голову:
- Вспомнил! Мне приснилось, что у всех людей на свете сегодня день рождения!
- Надо же! - удивился Николай Степанович. - Какой сон хороший.
- Ты почему так странно одет? - спросил Сережа.
- Да так, - смутился Николай Степанович. - Оркестром дирижировал. Ты если хочешь, поспи еще: вдруг снова что-то хорошее приснится?
Внук согласно кивнул и закрыл глаза. Николай Степанович укрыл его получше одеялом, поднялся, переобулся в прихожей в нормальные ботинки и вышел из квартиры. Впереди его ждало еще много дел.