Альта Алиса : другие произведения.

A.S.Y.L.U.M., или Приключения начинаются

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда-то давно, лет эдак в пятнадцать, меня посетила тоска по приключенческой литературе, приглашающей к размышлениям. Мне грезилась книга весёлая и добрая, но книга-загадка, "книга в себе", которую можно рассекретить, опираясь только на информацию, скрытую в ней самой. Увы, на пути эта книга мне так и не встретилась, поэтому пришлось вырасти и написать её для себя самостоятельно. Возможно, понравится и вам? Приглашаю отправиться со мной в путешествие!
  Предупреждение! События данной книги ни в коем случае не являются вымышленными и основываются на самой что ни на есть нереальной реальности. Любые совпадения с существующими людьми - оправданы, явки и пароли прилагаются в конце истории.
  
  ЧАСТЬ 1. НАЧАЛО
  
  Глава 1, глупо-идеалистическая, но вводная, поэтому важная.
  
  Есть на Земле такие места - места силы. Каждый камешек, терпеливо лежащий на дне ущелья, каждая травинка, тянущаяся с утра к солнцу, каждая капелька росы, бриллиантом сверкающая под первым весенним лучом, - всё здесь пропитано особой, волшебной энергией. Вдохнув аромат такой земли хоть раз, не сможешь заменить его ничем другим, как никогда не спутаешь пение соловья с криком настенной кукушки.
  Так никогда и не променяла бы Серафима Дублянская свою уютную глушь на Москву, Нью-Йорк или любую другую мечту шестнадцатилетних мотыльков. Даром что Витёк, старший брат, сколько раз ей говаривал: "Кончай копаться в коровьем навозе, переезжай ко мне. И на работу пристрою, и жильё на первое время подгоню, нечего стариковские кости считать", - ан нет, от одной только мысли о жизни в Нерезиновой на лице Серафимы появлялась гримаска, словно от предстоящего похода к стоматологу.
  Москва - город большой, народу - тьма-тьмущая, точно в муравейнике гигантском. Толпы обезличенных людей со стеклянными глазами всё несутся куда-то, ни улыбки тебе ответной, ни "доброго здравица". Поначалу Серафима пробовала останавливаться, чтобы подетальнее разглядеть забавную уличную сценку, или подолгу замирала возле заинтересовавшего её здания, да только сумасшедший людской поток, не церемонясь, подхватывал её да уносил, как соломинку, плыть по своему течению. А то и вовсе осуждающе смотрели на неё, как на чудной тульский самовар.
  - Как в морге себя чуиствую... Вот ты представь, Вить, как тебя раздели и положили голеньким на стол, лампы белые везде зажгли, да стояць, жуюць, тебя обсуждаючи, да бутерброды при этом лопаючи, и некуда от этих иродов научных-то скрыться.
  Брат только пожал плечами, пожурил, как ребёнка, да и восвояси отправил. Вот было бы у них MTV в посёлке - глядишь, и сделали бы человека из сестрёнки, а так только тыкается везде мордой, как слепой котёнок, его своим "оканьем" да старыми ("добротные же, ещё с мамкой делали!") валенками позорит.
  
  Глава 2, в которой разъясняются некоторые условия жизнедеятельности наших главных героев.
  
  Автор льстит себя надеждой, что читателю стало интересно, кто же такая эта Серафима и почему таких вообще в Москву пускают. Если не стало - что же, мы вас не виним, отпускаем на волю и впадаем в глубокую депрессию.
  Серафима Дублянская была самой заурядной девушкой, коих в деревнях и сёлах нашей необъятной Родины - не счесть и не перечесть, а в Москве такие девушки являются чем-то вроде большой берцовой кости тиранозавра, поэтому тотчас же должны быть помещены в археологический музей. Росла она в деревне Лупенцы, что в семи километрах от доброго города Залесска, что в тридцати пяти километрах от славного города Енисейска, что на юге благословенного Красноярского края.
  Надо сказать, что читатель ошибается, если составил мнение о Серафиме как о наивной деревенской дурочке. Отец её, Василий Дублянский, был довольно способным инженером, однако не очень расторопным, в результате чего по распределению попал аж на Залесский ферросплавный завод. Там ему быстро вскружила голову местная учительница русского языка и литературы Алёна Липова - девушка, между прочим, не без амбиций, три раза поступавшая во ВГИК и три раза вызывавшая приступы дикого хохота у комиссии. Да и как с такой экспрессивной Настасьи Филипповны, с балалайкой и в кислотных лосинах, не посмеяться-то?
  В общежитии Алёна Ивановна не прижилась из-за эксцентричного и взбалмошного характера, поэтому молодая семья перебралась в доставшийся по наследству, полуразвалившийся домик в Лупенцах. Стараниями Василия Андреевича хибара превратилась в пригодный для жизни голубой домик с резными ставнями, где и родилась Фима. Семью ждало и другое пополнение в виде коровы Машки, трёх свиней и целого выводка кур.
  Серафима вполне ответственно подходила к ведению хозяйства, посвящая ему большую часть свободного времени. Настоящей любовью девушки был дворовый пёс Полкан, которого та лично подобрала маленьким щенком, медленно подыхающим недалеко от школьной помойки. А также Паша Кравчук, верный друг детства Фимы. С ним они осуществляли все ребяческие шалости, подкалывали друг дружку и попадали в передряги, вызванные собственной любовью к приключениям.
  Паша был личностью не только каштаново-куречявой да черноглазой, но и весьма интересующейся, в чём и состояла главная беда его жизни. Фима даже удивлялась, как он дожил до своих шестнадцати лет. Буйная его натура требовала активных действий, и он медленно прозябал в соседней деревеньке Береснёво, используя любую возможность разукрасить блекло-белёсое существование. То в канализацию проникнет - сокровища искать, то на дерево залезет - звёзды понаблюдать, да так, что все руки-ноги переломает. Имел он роковую тягу ко всему неизвестному, необычному, к событиям неожиданным да явлениям сверхнормальным. Состоял даже Пашка в местном клубе уфологов, имеющем штаб-квартиру на окраине Залесска и занимающимся поиском корабля пришельцев, падение которого Артём Лапочкин лицезрел наутро после 23 февраля в 2010 году.
  
  Глава 3, в которой заваривается странная каша.
  
  Одним ясным предрождественским утром [1] Серафима встала пораньше, чтобы к Пашке в Береснёвку прогуляться. Думала нарвать ярко-алых гроздьев рябины, спрятаться в его комнате да по стене размазать, чтобы тот за кровь принял. Обрадовался бы, поди, что к нему маньяк заглянул, хоть какое приключение. А потом испугался бы за Кастиэля, хомячка своего сирийского, что для опытов по выращиванию зомби держит. Авось бы и верещать жалобно начал - то-то была бы потеха! Такой парень весь из себя ладный, а пищит как девка неразумная! И поделом ему, нечего Серафимке мышей за ворот подкидывать, вон баба Нюра чуть было в прошлый раз не оглохла.
  Дорогу сильно снегом припорошило, однако невесть откуда взявшийся джип оставил такую глубокую и ладную колею, что идти было любо-дорого. Наша героиня прошла около двух третей пути и уже представляла, как запустит снежком в удивлённую рожу Кравчука, как тут дорогу ей перегородило нечто - по-другому эту заморскую птицу и не назовёшь.
  Перед ней стоял человек, которого можно было принять за сумасшедшего литератора, или за фанатика-искусствоведа, или за учёного, одержимого одной-единственной теорией. В сознании Серафимы агнцы, кладущие себя на алтарь абстрактных идей (то есть занимавшиеся бесполезной деятельностью), всегда представлялись одинаково: неряшливый, несколько потрёпанный вид, рассеянный взгляд, странные привычки... Этот Профессор (как прозвала его про себя Фима) полностью оправдал ожидания: пёстрый пиджак и куртка с невпопад разбросанными карманами явно не выдерживали здешние морозы, а на ногах у странного человека коротали последние деньки кроссовки годов семидесятых. Центром композиции служили круглые очки со сломанной дужкой. На вид заморышу было лет шестьдесят пять, и его седые волосы так смешно торчали в разные стороны, словно его ударило током.
  Решила про себя Фимка, что стоит чудака тихонько обойти, не привлекая к себе внимания, абы не вышло чего.
  Взгляд незнакомца странно блуждал, перескакивая с ветки на ветку. Казалось, появление девушки никак не отобразилось в его сознании, чему та несказанно обрадовалась. Уже почти обойдя его, Фима нечаянно поскользнулась на ледяной дорожке. Профессор перестал разглядывать окружающую флору и фауну и вперил свой взор в нашу героиню.
  - Это Вы? В-вы??? Нет, позвольте...
  Он обошёл её вокруг, внимательно разглядывая с головы до ног, так что ни один сантиметр Серафиминой наружности не ускользнул от его взгляда. Затем он остановился напротив неё, снял очки, протёр глаза и приблизился почти впритык к её носу, чем ещё больше смутил неудачливую беглянку.
   - Да, всё-таки Вы. Вероятность стремится к единице. Однако, однако...Какой типаж! Настоящая русская краса! То, что доктор прописал! Да старина Уилмут покажется неразумным бездарем по сравнению со мной! - тут он сделал поклон воображаемой публике.
  Во время этого профилактического осмотра Серафима стояла ни жива ни мертва, прижимая корзинку с рябиной к груди. Обойти странное существо не было никакой возможности: тропинка в этом месте сильно сужалась, кругом всё завалено снегом, да и бегала Фимка ужасно плохо.
  - Дядюшка псих, если вы не буйнопомешанный, так того, отпустите меня, я вам Ленку приведу, она знаете какая?
  "А коли буйный?" - пронеслось у неё в голове, - "как быть-то? Гляди, слово не так скажу, а он палку с земли подымить - бам! - и нету Серафимы". Ей вдруг стало очень себя жалко. Жалко родителей, жалко неосуществлённых планов на лето - скрестить своего Полкашку и Лею: обе дворняжки безродные, да абсолютно разные. Полканчик высоченный, с чёрными пятнами на буром теле, а ушами обвислыми. Непонятно, в кого такой уродился? А Пашкина Лея - смешной такой заморыш, смесь бульдога с пегой дворняжкой. Они уже и имена щенкам придумали, и шуточную родословную написали, да маленькие домики деревянные почти смастерили, эко обидно будет помирать!
  Непонятный человек ничего не ответил, а только неприлично вцепился глазами в Фимины уши.
  - А ежели вам отдохнуть и чаёчку попить, то вы пожалуйте к председателю колхоза, Анатолию Сергеичу, вам по дороге прямо, потом через шесть километров направо свернуть, авось кто и подбросит, - решила выкрутиться девушка, сильно пугаясь. Говоря всё это, она начала осторожно обходить Профессора, оставаясь к нему лицом.
  - Э-нет, душенька моя! - радостно схватил тот Фиму за плечи. - Вы от меня никуда не уйдёте! Я по Вашему следу с самой Москвы иду! Какой экземпляр! Волосы, глаза - настоящая сибирячка! Чудо!
  - С Москвы? - настороженно спросила она.
  - Ах, я совсем забыл представиться и посему медленно превращаю Вас в параноика, дитя моё. Валентин Георгиевич, - галантно заявил он, поцеловав Прекрасной Даме руку. - Вижу, что Ваши сомнения ничуть не рассеялись, однако важно не то, как меня зовут, а то, кем я являюсь на самом деле. Вы не находите?
  Серафима нахмурила лоб.
  - Ежели вы к Иван Петровичу, что за речкой живёт, то он на охоту выбрался, будет денька через три. Хотя.... - тут она немного покраснела, - вы к нему всё равно постучитесь, авось жена с города вернулась.
  Существование жены повергло бы самого достопочтенного Ивана Петровича в лёгкий шок.
  - Вижу, дитя моё, что Вы являетесь последовательницей философии Пиррона, скептически-невозмутимая моя. Видите ли, чуть более месяца назад я имел честь ступить на эскалатор позади Вас на станции метро "Белорусская", если помните...
  Серафима вспомнила этот случай, произошедший в её первую и последнюю поездку в Москву. Она неспешно направлялась к эскалатору, когда буквально перед её носом протиснулась бабулька лет семидесяти с огромным баулом, так что Фима чуть не потеряла равновесие. Вероятно, из чувства вины старая женщина проехала полдороги, громко возмущаясь нравами нынешней молодёжи. "Расплодились тут...Всё прут и прут...А мне, женщине старой, даже присесть некогда, весь день с этой торбой таскаюсь... Скоро нечего кушать будет...Пенсии-то у нас маленькие, даже повышать не думают, сволочи окаянные... Чего уставился, а?". Поняв на середине этой эмоциональной речи, в чём же заключается горе пенсионерки, Серафима улыбнулась и сказала, ласково глядя старушке в глаза: "Так если вам денег не хватает, бабушка, я вам тысячу рублей дам, если хотите, мне братик на первые дни аж две с половиной выделил, да я обойдусь как-нибудь, чай, не боярыня Морозова".
  Вместо ожидаемой радости Серафима увидела, что бабуля как-то сразу осеклась, будто у неё разом кончился весь словарный запас, пристально посмотрела на Фиму, отвернулась и дальше ехала молча. Окружающие смотрели на нашу героиню не спуская глаз, кто с любопытством, кто с недоумением, как на сбежавшую из дурдома полоумную, а кто и с нескрываемым восхищением. В ряды этих последних и затесался Профессор.
  - Тогда я понял, что это Вы, понимаете, Вы?
  - Понимаю, - осторожно ответила Фима, прикидывая, успеет ли она дотянуться до лежащей недалеко палки.
  - Сомнений быть не может! - экзальтированно воскликнул чудак. - Дорогая моя...эээ...
  - Серафима, - буркнула девушка.
  - Чудное имя! Шестикрылая моя, у меня для Вас есть предложение, от которого Вы не в силах будете отказаться. Я осуществлю все Ваши мечты гораздо раньше, чем этот проклятый "Газпром". Где бы мы могли всё обсудить?
  Профессор так крепко впился в рукав Серафиминой шубки, что, сколько бы та ни пыталась деликатно высвободиться, у неё решительно ничего не получалось. План созрел сам собой. Недалеко располагалась сторожка Михаила Ивановича, довольно обжитый и уютный домик, от которого у Фимы был ключ, добытый по старой дружбе. Сторож не показывался дома третий день, но теоретически мог нагрянуть туда в любую минуту. Если бы девушка смогла ненароком запереть этого психа и оградить его от окружающих, было бы и вовсе замечательно.
  - Тут недалече, подёмте, покажу, - смело ответила она и, затаив дыхание, медленно потопала к обители достопочтенного Михаила Ивановича.
  
  Глава 4, в которой белые медведи застревают на Курском вокзале, однако их дальнейшая участь неизвестна.
  
  Вышеупомянутая обитель представляла собой небольшой деревянный домик, состоявший всего из одной жилой комнаты. Всё необходимое хозяин странным образом умудрился распихать по углам. Когда скрипучая дверь сыграла страшный концерт на ржавых петлях, Серафима застыла на пороге, впав в лёгкий ступор, а Валентин Георгиевич быстро втащил её внутрь, так что комнатёнку чуть не затопило от мохнатого снега, прилипшего к валенкам. Странник осмотрел обстановку, приволок кресло из кухни и насильно запихнул в него девушку. Быстро позвонив куда-то и сказав пару фраз на непонятном языке, чудо-человек навис над Фимкой, готовя связки к длительной лекции.
  Бедняжка уже пожалела о своём благородном намерении - оградить ненормального от окружающих - и с тоской подумала о своём стареньком алкательчике, который нагло отказывался работать на таком морозе. На подмогу-то не позовёшь! А сбежать боязно: вдруг разозлится, запрёт её и какие эксперименты начнёт производить? Учёные - они такие, всего можно от них ожидать. Вон, в новостях показывали, как один думал людям кроличьи уши пришить. Восемь человек опытами сгубил! А кроликов - вообще не счесть, да их ещё больше жалко, они-то в чём виноваты? И зря папа орал, чтобы выключила "это проклятое НТВ", телевизор - он хороший, он врать не будет.
  - А теперь, моя дорогая Фимочка, приступим к цели моего визита. Как бы Вам так сказать...Вы, возможно, не поверите, но я недавно побывал в плену у инопланетян.
  "Ну точно кукареку. Причём давно. Коли уж так, подыграю ему, во всём соглашаться буду. Главное, чтобы не занервничал и приступ у него какой не начался. А там, гляди, мой Пашка спохватится и пойдёт меня искать", - подумала Серафима.
  - У инопланетяяян? - попыталась изобразить искреннее изумление Фима. Врать девушка не умела совершенно, поэтому голос её издевательски задрожал. Впрочем, её собеседник мало общался с женщинами на своём веку, так что фальши не заметил.
  - Да, сокровище моё. Вижу, Вы мне сразу поверили. Это значит, что я в Вас не ошибся! Даже не думал, что Вы так замечательно умны! Приятно, когда тебя не считают чудаком или сумасшедшим.
  - И то правда, - неуверенно подыскивала слова Серафима. - У нас Лука Фомич после Нового года тоже видел инопланетян. И он совсем не пьёт, вот ничуточку! Ни капли, даже по праздникам, представляете? Может, вам его привести, чтобы вы на общие темы погутарили?
  - Какие у Вас щёки пунцовые, радость моя! Нет, боюсь наша causerie [2] с месье Фомичом подождёт до лучших времён. У меня есть, что Вам сообщить. Ценнейшая и полезная информация! Даже месье Леблан, а он, между прочим, заведует кафедрой в Сорбонне, не удостоился этой чести, а это один из виднейших умов Европы!
  "Так, сейчас двенадцать. Пашка зайдёт за мной в час, как и обещал, поймёт, что нет меня. Если бы он догадался Полканчика по следу пустить!.. Часа три ещё перетерпеть, дай боженька".
  - Да вы рассказывайте, дяденька учёный. Я девушка хотя и простая, а очень уж интересующаяся. Только вы не торопитесь. Я с детальками люблю.
  - О, вижу, моя протеже имеет слабость к точным и научным знаниям, -растаял чудак, посмотрев на Серафиму с некоторой нежностью. - Похвально. Это делает мне честь.
  От ровной монотонной речи Профессора, в которую периодически вклинивались слова, смысл которых она не понимала, развалившаяся в кресле Серафима начинала медленно впадать в беспокойный сон.
  - Видите ли, я простой уроженец славного города Санкт-Петербурга, звать меня Валентин Георгиевич Серов. Как и Вы, я питаю известную слабость к точным и научным знаниям. С детства меня манили загадки, коими природа щедро одаривает каждого, кто хочет прикоснуться к её тайнам. Однако со временем я стал замечать, что никакая астрометрия, петрография, цитология или гляциология не в силах предоставить уму человеческому такое широкое поле для исследований, какое даёт изучение простой человеческой натуры. Ибо если физические явления мы понимаем благодаря наблюдениям и логическим умозаключениям, то как можем мы постичь бессмертную душу человека? Каким законам она подчиняется? Только гуманитарные науки, столь презираемые в той естественнонаучной среде, в которой я раньше вращался, пытаются дать ответ. Религия подошла ближе всего к пониманию скрытых механизмов, формирующих наше существо, а вследствие этого и само мироздание; однако с институализацией любое учение теряет истинную суть, и до нас долетают лишь слабые отблески её изначально грандиозного сияния. Психология даёт понимание человеческой природы, основанное на наблюдении и эксперименте, и в этом её минус. Следуя только научным методам познания, невозможно слишком глубоко заглянуть в человеческую душу. Наиболее ценные сведения приходят нам интуитивно: мы чувствуем, что это правильно, однако как убедить в этом окружающих? Быть может, твоя мысль опережает время, однако кому охота ждать сто лет, пока она получит научное подтверждение? Коллеги поднимут тебя на смех, сочтут глупцом или безумцем, ведь научный мир не принимает во внимание то, что нельзя выразить в фактах и цифрах. И здесь человеческому роду приходит на помощь искусство. О да! - тут его взгляд несколько затуманился. - В искусстве душа приобретает полную свободу; человек становится Демиургом. Ах, если бы я мог творить!.. Разве в поэме, картине или сонате не спрессованы глубинные эмоции автора? Не значит ли это, что в одной "Одиссее" или "Евгении Онегине" скрыто столько энергии и информации, что с лихвой хватило бы на маленькую бомбу? Осталось только понять код самого автора, проникнуть в его душу, и мы поймём тайну мироздания!
  Тут он подскочил и начал возбуждённо ходить взад-вперёд по комнате, смешно размахивая руками. Серафима очнулась и очень разозлилась на Валентина Георгиевича: она так и не узнала, чем закончится сон о белых медведях, застрявших на Курском вокзале. Профессор с каждой минутой приходил во всё более возбуждённое состояние. Казалось, ему было безразлично, слушают его или нет, и беседовал он по большей части сам с собою.
   - О, я благодарю XIX век - это был самый революционный век в мировой истории: стало возможно появление импрессионистов. Я боготворю Дебюсси и Моне, Хлебникова и Рильке, Малевича и Кокто! Теперь мы можем свободно следовать потоку нашего подсознания, не беря в расчёт окостеневшие формы. Фрейд обратил внимание на ту гигантскую машину, которая зовётся подсознанием человека, однако он едва приподнял покров, он заглянул туда лишь на пару процентов. С тех пор не нашлось ни одного человека, столь ясно способного говорить с человеком на языке подсознания, том универсальном средстве, которое минует слуховой нерв и прицельной стрелой бьёт прямо в сердце. Век двадцатый дал нам хотя бы Пикассо, величайшего смельчака всех времён и народов. Браво ему, браво! Дали, пожалуй, был близок к пониманию сущности вещей. Почитайте "Дневник одного гения", это одна из величайших книг в истории человечества!
  Никакие дневники Серафима читать не собиралась: нехорошо это, в чужую жизнь лезть. Дали этот обидится, что Профессор его дневник скоммуниздил, она бы уж точно обиделась!
  А учёный продолжал дальше:
  - Однако, дитя моё, я вижу, что утомляю Вас своими умственными изысканиями. Боюсь, нашу дискуссию придётся отложить до того момента, когда Ваше сознание окрепнет в сомнениях настолько, что Вы сможете достойно отражать острые рапиры моих скептических ударов не только бронёй Вашей непробиваемой невозмутимости, но и пулемётной очередью едких критических замечаний. Поэтому продолжу рассказ о своей жизни, что, наверняка, будет для вас гораздо интереснее.
  Таким образом, круг моих интересов незаметно сместился от естественных наук к гуманитарным. Испытав прилив сил от открывшихся перспектив, от проникновения в мир высшей реальности, я начал разочаровываться в нём. То ли мне не хватает изящности восприятия, ибо долгое время я жил в мире цифр и фактов, то ли мир искусства поддаётся законам, постигнуть которые простому человеческому существу не представляется возможным, но вскоре я начал испытывать настоящее отчаяние. Я уже говорил Вам, что каждое произведение искусства представляет собой скрытый набор знаков и символов, некий код, расшифровав который можно постичь секреты Вселенной. Однако это мне никак не удавалось! Иногда, казалось, я понимал, что хотел сказать в своём произведении автор, я чувствовал его душу и, радостный, спешил поделиться этим с дневником, вместилищем моих мыслей. Но чаще всего моя трактовка оказывалась совершенно неверной в глазах критиков и искусствоведов! Я всё больше приходил в настоящее отчаяние. К тому же я начал понимать, что наука ещё не достигла таких высот, чтобы поставить произведения искусства себе на пользу. Раскрой я код автора - что бы это дало? Мы только-только оторвались от проблем сельского хозяйства и начали работать с информацией, научная разработка высоких материй - дело столетий! О, платиновый век, как же я жду тебя! Вот тогда люди откроют заново и Канта, и Северянина, и Кафку! Я тешу себя надеждой, что хотя бы мои внуки доживут до этого светлого дня, как я однажды дожил до эры компьютеризации, о которой едва смел мечтать мой прадед!
  Я пробовал защитить кандидатскую диссертацию по Толкиену; это был мой труд, плод бессонных ночей. Я радовался, как ребёнок, я улыбался каждой строчке; однако мой непривычный взгляд на вещи, мой "технарский" ум, не зацикленный на лингвистических мелочах, пришёлся кое-кому не по нраву, и меня не допустили к защите. О, глупцы! - тут Валентин Георгиевич потряс кулаком в воздухе. Видимо, обида была сильна и до сих пор жила в нём. - Как будто может существовать единый взгляд на искусство! Кроме того, они нашли Толкиена недостаточно серьёзной темой для обсуждения. Это Толкиена-то! Вы, дитя моё, не могли не слышать о "Властелине колец". По скрытой мудрости он может перещеголять саму Библию.
  Тут Серафима вздохнула с облегчением. Как раз недавно она ездила в Красноярск, навестить дядю Колю, и на обратном пути в его машине звучала песня группы "Игра слов": "Властелин колец, под кепкой - безумное лицо, сказку подари с развязкой, построй в столице новое кольцо". Так что девушка обрадовалась: хоть будет чем поддержать умную беседу.
  - И то правда! Понастроил всего, накуролесил, а казне разгребай!
  Валентин Георгиевич удивлённо покачал головой.
  - Боюсь, дитя моё, я не совсем понимаю суть Ваших речей. Возможно, Вы являетесь даже большей толкиенисткой, чем я.
  Серафима почувствовала, что Валентин Георгиевич начинает ей нравиться. Он него исходила какая-то особенная умиротворённость, и в его присутствии девушка постепенно становилась всё более спокойной и ласковой.
  - Вы, дядя, если хотите чего - чаю али кофе - вы скажите, я мигом поставлю, - вежливо предложила она.
  - Спасибо, бриллиантик мой, - немолодое лицо Профессора расплылось в детской улыбке. - Приятно чувствовать на себе женскую заботу.
  Серафима вышла во двор, чтобы набрать в ведро снега, и увидела что-то уж совсем из ряда вон выходящее. По дороге ехал снегоход, везя за собой деревянный ящик, едва помещавшийся на отдельных санях. За рулём сидел небольшого роста улыбчивый китаец, второй ехал сразу за прицепом. Они затормозили прямо перед порогом хаты, окатив ошарашенную Серафиму снежной окрошкой с головы до ног.
  Из дома выскочил Профессор.
  - О, Ху Я! Си Сяо! Заходите в дом, гости дорогие!
  "Ну зачем так людей обзывать",- подумала Фима.
  И тут он начал что-то быстро лепетать, так что слов было совсем не разобрать.
  "С виду приличный человек, а ругается, как сапожник! Даже дядя Коля столько не матерится", - осуждающе подумала девушка.
  Тем временем гости взяли деревянный ящик с саней и перенесли его в дом.
  "Настоящие живые китайцы! Будет что в школе рассказать. Надо их спросить, а вправду ли они собак едят и презервативы делают плохие, чтобы в мире больше людей стало".
  Девушка с гордостью вспомнила, как будет по-японски "спасибо", и решила обязательно поблагодарить их при случае. Она любила делать людям приятно.
  
  Глава 5, в которой в действие вступают китайцы и инопланетные технологии.
  
   Между тем два китайца успешно установили ящик посреди комнаты и начали беспомощно оглядываться по сторонам, ожидая новых распоряжений. В Серафиме проснулись гены русской хозяюшки: через двадцать минут стол украшал чайный сервиз, припасённый Михаилом Ивановичем для торжественных случаев. В жертву интернациональной дружбе была принесена и банка земляничного варенья, подаренная давней любовью сторожа, Зоей Аркадьевной. Трогать её разрешалось только в исключительных случаях, но Фима решила не оповещать об этом Профессора, чтобы не раздувать его чувство собственной важности до космических высот.
  - Жаль, Фимочка, что Вы не поставили настоящий русский самовар. Я понимаю, что он стоит здесь на самом видном месте только в качестве украшения, но всё равно...То-то был бы колорит, - заметил Валентин Георгиевич, с удовольствием потягивая чёрный чай со вкусом пина колады и засовывая в рот третий по счёту пряник.
  Не остались без угощения и китайцы. Особенный интерес вызвал у них чай. Ху Я сделал пару глотков, после чего с вежливой улыбкой поставил чашку на стол и куда-то отлучился. Храбрый Си Сяо героически переносил испытание, попутно с измученным лицом отвечая на все Фимины вопросы.
  - Скажите, а правда, что в Китае насекомых едят?
  - Добрый день.
  - И что, и стрекоз едите? И муравьёв? И пчёл? А что вкуснее?
  - Спасибо.
  - Дитя моё, я могу лично Вас заверить, - вмешался Профессор, - что эта предприимчивая нация ест всё, что летает, кроме самолёта, и всё, что имеет четыре ноги, кроме стола и стула. Не мучайте моего подопечного, он очень плохо говорит по-русски.
  - А вам чай нравится? - сразу оживилась Фима.
  - Осень, - ответил Си Сяо, давясь пряником.
  - Так я тебе ещё налью, у меня тут много! - воскликнула гостеприимная девушка.
  Тут китаец вспомнил, что у него есть важное дело на улице, и быстро засеменил по направлению к двери.
  - Итак, ma chère, раз уж мы остались с Вами наедине, спешу поведать вторую часть моей истории. Раздосадованный провалом диссертации, я шёл домой под промозглым ноябрьским небом. Негостеприимный питерский воздух пронимал до костей, дождь хлестал нещадно, однако я не обращал на это никакого внимания, ибо в душе моей бушевала буря не меньшего, если не большего значения. Наступил конец всех моих надежд на переустройство, на внесение новой струи в затхлый академический воздух. Должно быть, это отражалось на моём восприятии мира, ибо в тот вечер от меня шарахались и убегали даже дворовые кошки и собаки. Я уже представил, как возвращаюсь с новой, удесятерённой в силе и одарённости диссертацией, чтобы избить ею академиков после защиты, как внезапно заметил краем глаза над собой узкую полоску яркого света. Я ведь зашёл, заблудившись, в один из питерских двориков-колодцев, так что уж было решил, что это какие-нибудь неполадки с электричеством, но вдруг почувствовал приятное и расслабляющее действие некой силы. Казалось, будто я преодолеваю законы тяготения и меня медленно уносит вверх, однако разумом я понимал, что такое невозможно, и это, вероятно, бредни моего воспалённого рассудка.
  "Признание своего недуга - первый шаг к исцелению", - вспомнила Серафима плакат, который она внимательно разглядывала, сидя в больнице. Эх, если бы Валентина Георгиевича с бабой Любой познакомить! Она хоть и акушеркой всю жизнь работает, но стаж какой-никакой, а медицинский, авось чего и посоветует.
  В дверь несколько раз самоуверенно постучали, и на пороге появился некто Павел Анатольевич Кравчук, который действительно выдвинулся на Фимины поиски.
  - Пашечка, родненький! - кинулась девушка ему на шею. - Тут псих какой-то сидит, но он хороший, давай его к бабе Любе отведём, а? - жарко зашептала она на ухо своему рыцарю.
  Валентин Георгиевич новому посетителю совсем не огорчился.
  - О, дражайший мой, заходите! Вижу по вашему лицу, что вы открытый, честный человек, и вам можно верить.
  - Что, сильно буйный? - прошептал Пашка. - Ты только скажи, я ему сразу в глаз дам.
  - Неа, - прошелестела Фима. - Он Профессор. Про разные материи вещает.
  - А, это интересно. Пущай повещает.
  - Я как раз поведывал Серафимушке, - вмешался учёный, - про то, как меня похитили инопланетяне.
  Явка была провалена.
  - Инопланетяяяяяне? - загорелись глаза у Пашки.
  Если бы вырезки со статьями про инопланетян из Пашкиного архива можно было конвертировать в золотые слитки, полученных средств хватило бы, чтобы ни один ребёнок Зимбабве не голодал в течение пяти лет.
  Парень уже год назад построил площадку возле своего дома на случай приземления корабля инопланетян, с визгом выторговав её у матери, которая хотела засеять её картошкой. Он даже составил и разучил торжественную речь, созданную из обрывков книг разных фантастов. Смысл речи заключался в том, что братья-инопланетяне могут чувствовать себя в Береснёво как дома, он им мешать не станет, даже наоборот, постарается убедить маму, что цена прогресса бывает высока, и ради неё можно пожертвовать огородом, если гостям понадобится. А от школьных товарищей пришельцам наоборот следует держаться подальше, ибо житья им своими расспросами не дадут, а того гляди и дальше - цирк устроят, так что понаедет телекамер с Москвы, и пиши-пропало общение с семиголовыми по вечерам. Пашка мечтал, как они попробуют его гвязду - специальный напиток из бензина, чая и клюквы, полезный, по его расчётам, обитателям планетарных туманностей. А если они захотят мир этот уничтожить и всех землян в рабство взять - так это даже пожалуйста, всё равно жить тут скучно, а на апокалипсис рассчитывать не приходится, потому что до России может не докатиться, всегда ведь не везёт.
  - Угу, - пробормотала Фима. - Настоящие всамделишные инопланетяне. Пошли домой, Пашка, а то "Давай поженимся" пропустим.
  - Молчи, женщина! Точно инопланетяне, вы уверены?
  В отличие от Серафимы, Павел сразу почувствовал в Профессоре авторитет и мгновенно поверил его словам. Впрочем, если бы запойный алкаш Костик Вырви-глаз утверждал бы подобное, он вверил бы своё сердце и ему.
  - Да, именно инопланетяне. Я вижу, мой юный друг, что вас глубоко интересует эта тема, однако не буду останавливаться на их описании, а также на подробностях моего пребывания на инопланетном корабле. На все ваши вопросы я отвечу позже, а пока я не стану изнурять даму своими утомительными речами и расскажу только то, что, надеюсь, будет иметь некоторое отношение к ней. Добавлю только, что это было увлекательнейшее время и полученный мною опыт не сравнится ни с чем, что я когда-либо испытывал на Земле.
  - А откуда они были? - Паша был похож на северокорейца, перед которым вдруг резко предстали Ким Ир Сен, Ким Чен Ир и Ким Чен Ын и вручили ему орден за вклад в развитие страны. - Как выглядят? Как общаются между собой? А как общались с вами? Что они едят? Они в туалет ходят? Какой у них марки корабль? Что они думают о Земле? Считают нас тупыми? Если вы скажете, что это маленькие зелёные человечки на летающей тарелке, которые прилетели с Альфа Центавры...
  - Нет, друг мой, не сверкайте так грозно глазами, я вовсе не обчитался фантастической литературы и не собираюсь рассказывать вам байки. Скажу вкратце, что они живут по законам другого измерения и никакой опасности для людей не несут. Мы для них как смешные домашние зверюшки, забавные хомячки, ежели хотите.
  - А почему они тогда выбрали именно вас? - завистливо буркнул парень. Сравнение с хомяком унизило его космическое достоинство.
  - Не знаю, - скромно улыбнулся Профессор. - Возможно, им импонировали мои объёмные знания и незлобный характер. Плюс был и в том, что я практически одинок на этом свете, так что хватиться меня было некому.
  - А вам там...понравилось? На вас опыты ставили?
  Горящий взгляд начал с любопытством ощупывать тело Валентина Георгиевича.
  - Смотрите, друг мой, не вздумайте раздеть и вскрыть меня в поисках жучков и металлических штырей. Вижу, ваш интерес подугас...И не ищите ли вы доказательств?
  - Да, доказательства, оно, конечно, было б неплохо. Или хотя бы сувенир какой напамять - взмолился Пашка.
  - О, я привёз вам нечто большее, чем сувенир. Об этом и речь, - тут он пристально вгляделся в лицо Серафимы. - Видите ли, я не буду сейчас рассказывать вам, дети мои, о том, чем я занимался на их корабле, а также о том, какие замечательнейшие беседы мы вели и сколько научных тайн при этом мне открылось. Напомню вам, что они живут во втором измерении, то есть на уровень выше нас. Есть измерения более высокие, однако туда могли попадать лишь их главари. Не раз видел я, как они подходили к специальному отверстию в потолке корабля, которое переливалось оттенками жёлтого. О, никогда на нашей планете я не видел такие тона! Этим жёлтым можно писать картины, которые превзойдут по красоте и радугу, и северное сияние. Возвращались они через разные промежутки времени, однако мне казалось, что мои друзья приходили оттуда умудрённые опытом и посвежевшие в знаниях, так переливалась их оболочка.
  - А какого они цвета? - не преминул встрянуть Паша.
  - Это сложно назвать цветом, - улыбнулся Профессор. - Там нет глаз или других органов восприятия. Я лишь приблизительно описываю свои ощущения, чтобы вы смогли меня понять. Представьте себе высоких людей в белых мантиях, светящихся изнутри различными цветами в зависимости от настроения. Так бы я их описал.
  - Хорошо, - сел на стул парень, важно подбоченившись. - Продолжайте, Профессор.
  Тут до чуткого уха Кравчука донёсся слабый скрип двери. Это Серафима, поняв, что её лучший друг окончательно угодил в лапы великонаучного психа, решила позвать односельчан на подмогу. Девушка не понимала, что подспудное желание остаться завладело ею, поэтому, увы, приоткрыла дверь слишком резко.
  - Как, Фимочка, дорогая! Вы нас покидаете?.. Неужели! - изумлённо пробормотал Валентин Георгиевич, слегка угрожающе повышая голос.
  - Куда собралась? - мрачно процедил Паша, метнув в неё полный повелительной злобы взгляд.
  Мужская воля действовала на Серафиму парализующе, поэтому она покорно вернулась на место. Профессор же продолжил щебетать, как ни в чём не бывало:
  - Однако то, что мне больше всего нравилось там... То, что я никогда не забуду...Эх, "на Юге, на Юге, за тысячи миль...". Это, разумеется, путешествие по ноосфере.
  - По чему? - уточнил Пашка.
  - По ноосфере. Отбросьте Вернандского: я буду употреблять это слово ближе к тому смыслу, который вкладывал в него Тейяр де Шарден. Вам не безызвестно, мой юный друг, что человек может влиять на окружающее силой своей мысли. У кого-то это умение развито больше, у кого-то меньше: по этому навыку можно выделить и дохляков, и средней руки атлетов, и мировых чемпионов. Одни ментальные монстры активно преобразовывают внешний мир, другие работают в коллективном бессознательном и формируют мысли, которые вскоре подхватит целое поколение. Первые обласканы почестями, вторые бывают безвестны. Иной политик может мнить себя властелином мира, а является всего лишь марионеткой в руках эгрегора, которым заведует какой-нибудь лесной отшельник.
  - Не отвлекаемся от темы, Профессор, - сдержанно кашлянул Кравчук.
  - Ах, да, - спохватился тот. - Не бывало у вас такого, что вы всеми фибрами души мечтаете о новой машинке, красненькой, с большими колёсиками и блестящими наклейками, и вот она стоит перед вами под новогодней ёлкой, и вы только диву даётесь, как мог Дед Мороз так точно угадать желание, о котором вы никому не рассказывали? Не случалось, что вы точно представляете себе женщину, с которой хотите провести время, и вот вы встречаете её через месяц на улице, с точно такими же изгибами и формами, таким же цветом волос и полным неумением закуривать от спички?
  - Не случалось, - резко ответила Серафима.
  - О, пардон, я, кажется, затронул территориальные права мадемуазель, - с лёгкой улыбкой ответил Валентин Георгиевич. - Это я из личного опыта. Жену так себе загадал.
  - И что, сработало? - заинтересовался Пашка. Серафима не знала, но за шкафом у Кравчука хранился старый постер ненавистной ей Памелы Андерсон, который парень решался рассматривать только в её отсутствие.
  - Сработало. Однако не спешите, мой друг, загадывать себе в жёны Джину Лолобриджиду (не знаю, по кому там сходит с ума нынешняя молодёжь). Для начала вы должны понять, чего вы хотите на самом деле, что сделает счастливым лично вас, а не ваших родителей, друзей или те проекции социальных норм и институтов, которые прочно прижились в вашей голове. Без этого понимания сила вашей мысли не будет обладать достаточной силой: зачем подсознанию выполнять то, чего вы на самом деле не хотите? Разберитесь с этим, мой друг, заранее, ибо большинство людей не могут решить этот вопрос в течение всей жизни.
  - И чё дальше? - лаконично решил продолжить беседу Пашка.
  - Представьте себе мираж в пустыне. Как много путников обманывали себя, принимая за реальность дворцы, фонтаны и пальмы, находившиеся в тысячах километров! Дворец ведь существовал на самом деле; верно и то, что картинка перед странниками была настоящей, но относящейся к другому месту. Вы никогда не слышали, как Иисус насытил пять тысяч человек пятью хлебами? Я думаю, здесь не обошлось без гипноза; но ведь все эти люди действительно перестали чувствовать голод!
  - Чё, правда?
  В этот момент Кравчук решил почитать Библию. Оказывается, в ней есть место для фантастики!
  - Да. Однажды созданный мысленный образ никуда не исчезает. Он продолжает жить в особой реальности, в другом измерении. Это крайне забавный мир: туда стекаются все людские мыслеформы. Микки Маус там мирно сосуществует с Фредди Крюгером. Если вы каждый день представляете себе разноцветного осьминога, из чьих присосок сочится мороженое, будьте уверены, он где-то бродит по ноосфере.
  - А где она находится? - загорелись Пашкины глаза. Парень чувствовал, что Профессор говорит правду; кроме того, даже если бы тот нёс откровенную ересь, он заставил бы себя в неё поверить.
  - Над Землёй, равномерно её опоясывая. Именно ноосферой я бы объяснил тот факт, что двум учёным, живущим по разные стороны Тихого Океана и никогда не видевшим друг друга, может одновременно прийти в голову одно и то же открытие. Или случаи, когда матери видели во сне то, что происходило на данный момент с их детьми. Эти картинки просто транслировались по ноосфере; каждый ведь имеет туда свой собственный выход.
  - А вы видели там Дарта Вейдера? А Декстера? А Карлсона?
  "О, Господи!.. Вроде сидят два взрослых мужчины, а точно дети малые",- подумала Серафима. Одна назойливая мысль внедрилась в её мозг и никак не давала покоя. Фима не смогла вспомнить, выключила лиона плиту, на которой стояли пельмени.
  - Видел бы, если захотел. Но я же говорю вам, мой друг, что ноосфера - это собрание мыслительно закреплённых эмоциональных образов; поэтому туда стекаются не только образы самих героев, придуманных писателями и режиссёрами, но и те представления о них, которые создают поклонники. Ясно, что любое мало-мальски популярное, а особенно культовое произведение обросло за свою жизнь немалой армией почитателей. Каждый из них мысленно привносит в образ что-то своё. Соответственно, если убедить общественность, что Колобок был храбрым пиратом и представить этому такие доказательства, что люди поверили бы и начали думать именно в этом ключе, со временем его проекция в ноосфере сильно исказилась бы. А так как каждая девочка воображает себя возлюбленной Ретта Баттлера и бог знает кого ещё, то можете себе представить, сколько мини-проекций со свадьбой и хэппи-эндом блуждает по ноосфере.
  Тут Серафима слегка покраснела.
  - Что, совсем так? - испугался Пашка. В такую ноосферу ему совсем не хотелось бы попасть.
  - Возможно, я преувеличиваю,- с лёгкой улыбкой поправился Профессор. - Всё ведь зависит от силы мысли. Положим, д´Артаньян, творение небезызвестного вам Александра Дюма, - персонаж популярный и закреплённый в массовом сознании. Следовательно, обладающий в ноосфере большой силой, так как его питает энергия миллионов людей. Соответственно, если бы у вас был шанс попасть в ноосферу и действовать там, вы бы увидели д"Артаньяна именно таким, каким его представляют эти самые миллионы.
  - А Дарт Вейдер?
  - Если вы подразумеваете киногероев, то они имеют в ноосфере внешность актёра, который их сыграл, так что их все видят одинаково. С литературными персонажами сложнее. В ноосфере вы можете увидеть, скажем, Остапа Бендера в массе ипостасей, но наиболее сильной будет та, которая собрала наибольшее количество народной любви. Но если Андрей Миронов в этой роли вам не по душе - никто не заставляет, общайтесь с Арчилом Гомиашвили.Я думаю, перед вами предстанет именно такой Остап Бендер, какого вы себе представляли.
  Что касается вашего первоначального негодования, то могу добавить следующее: если о Джоне Дэппе знают все, то о том, что он женился и зачал троих детей с Машей Просвирюковой знает лишь сама Маша Просвирюкова. Так что их свадьба в ноосфере зачахнет на фоне общеизвестного варианта его судьбы. Главное, чтобы Маша не обладала гигантской силой мысли. Именно поэтому я не очень хотел там путешествовать. Вдруг я бы увидел там, как Гарри Поттер влюбился во Фрэнка Синатру? Так называемые фанфики, знаете ли, бывают весьма популярны. Особенно душа у меня болит за моего любимца Шерлока Холмса. Благодаря двум талантливым сценаристам он медленно превращается из благородного шизоида в беспринципного социопата.
  - Как, вы совсем там не путешествовали?! - рассердился Пашка. В этот момент руки парня жили своей, отдельной жизнью, и испытывали безотчётное желание дать Валентину Георгиевичу по морде. Да он бы полжизни отдал за такую возможность!
  - Нет, не то чтобы совсем не путешествовал. Так, мимо пролетал. Я сказал инопланетянам, что это всё интересно, однако слишком остросюжетно для моих преклонных лет. Поэтому, когда мне нечего было делать, я просто наблюдал за историей.
  - То есть как? - разочаровался парень. - Эту скукотищу? Что вам, учебников мало?
  - Да, друг мой. Есть такая плоскость, в которой запечатлена история человечества. Настоящая история, очищенная от людских домыслов. Обычно я садился (это было специальное ответвление корабля; если описывать его на уровне ассоциаций, представьте себе пологий зелёный склон), заказывал определённую программу, и передо мной открывался вход в это измерение. Там уже я мог перематывать историю, как плёнку в видеомагнитофоне, выбирать определённое время и место. Я был философом, созерцателем; я не вмешивался в происходящее. Перед моим взглядом проносились целые эпохи, народы сменяли друг друга, однако я оставался невовлечённым. Мне просто было интересно посмотреть, как всё было на самом деле.
  - Так а чё ж вы в ноосферу не полезли? - сурово спросил Пашка. Вот если бы ему дали такой шанс! Он бы уж точно сразился с Дартом Вейдером на мечах!
  - В том-то и дело, друг мой, что с ноосферой этот трюк не прошёл бы. История свершилась, а ноосфера живёт и дышит. Всё-таки там сосредоточены вещи, которые волнуют людей; жизнь там сродни хаосу, так всё кипит и крутится в водовороте событий. Попав в ноосферу, нельзя оставаться безучастным; она засосёт тебя, а кто знает, чем это кончится. Кроме того, все эти путешествия - для любителей сказок и приключений. Меня же прежде всего интересуют научные факты. Хотите - сами слетайте туда. Расскажете, что получилось.
  У Пашки на миг перехватило дыхание, а земля как будто затряслась под ногами.
  -Д-да? - только и мог вымолвить он, беспомощно открыв рот.
  - Ах да, что это я всё о себе да о себе, надо было начинать с цели моего визита. Павел...Эээ...
  - Анатольевич.
  От волнения у парня с трудом поворачивался язык.
  - Павел Анатольевич, вам представляется уникальная возможность побывать в другом измерении. Всё очень просто. Кажется, в метрах трёхстах от нашего дома находится чудное маленькое озерцо, слегка припорошенное снегом?
  - Аг-га.
  - Идите туда немедленно. Оденьтесь потеплее и захватите термос с чаем и что-нибудь перекусить. Найдите самую высокую точку и начните обходить озеро по часовой стрелке. Если почувствуете, что устали - остановитесь, отдохните, ничего страшного. Замёрзнете - зайдите в сторожку, я видел ещё один маленький деревянный домик чуть дальше озера, призванный охранять непонятно что. Только ни в коем случае не сидите там больше двадцати минут. Вас будут сопровождать мои китайцы.
  - Хорошо! - восторженно ответил парень, сияя, как новогодняя ёлка.
  - Видите ли, все эти манипуляции нужны для обретения вами нужной силы. Я же говорил вам, дети мои, что в этой богом забытой глуши находится одно из самых мощных мест на Земле? Тут энергия аккумулируется и направляется из нашей планеты прямиком в Космос, ну и, соответственно, космическая энергия оказывает обратное влияние на жизнь местности. У вас тут должен быть рассадник летающих тарелочек.
  На этих словах Пашка, во-первых, уверовал в Профессора окончательно и бесповоротно, потому что нечто подобное он давно пытался втолковать своей родне. Значит, именно его деревне принадлежала такая честь! От этой мысли у парня раздулась грудь. "Надо бы медаль придумать - почётный береснюк", - пришла ему в голову мысль. Кравчук метнул победоносный взгляд в Серафиму, которая в спорах про НЛО и прочую нечисть занимала позицию невозмутимого агностика.
  - Есть такое дело, - сказал молодой человек, подбоченившись, аки Мышиный король.
  - Так вот, центр этой силы находится возле вашего озера. Вода, сами понимаете, - многозначительно добавил учёный. - Вы будете ходить вокруг водной глади и повторять при этом заклинание: "Gott erhate Idioten".
  Пашка поморщился. Все эти заклинания, волшебные палочки и чудесные драконы Кравчук считал антинаучной ересью и сказочками для неокрепших умов, которые со временем, если повезёт, примут правильную веру и обратятся в научную фантастику.
  - Это поможет вам зарядиться энергией Космоса, - строго добавил Профессор, заметив блеснувшее на миг недоверие в глазах подопытного. - Ху Я и Си Сяо будут неотлучно следовать за вами, и, как только ваш уровень крамбабини достигнет точки Джоуль, они сообщат мне. Я мигом примчусь за вами. Подробности вы узнаете на месте, пока они могут засорить ваш разум, который сейчас чище свежеустановленной Windows-95. Краймапуэра, что по-космически значит "до свидания".
  - Конечно, Профессор! Я сейчас!.. Я мигом!..- порывисто вскочил и умчался в светлую даль Пашка, быстро растормошив полусонных китайцев.
  Минут десять Валентин Георгиевич сидел тихо, склонив голову на левое плечо и внимательно изучая доски пола. Затем он резко встал и посмотрел в окно. Кроме Павла Анатольевича, с энтузиазмом прыгающего вокруг озера и подгоняющего несчастных китайцев, на заснеженном поле не было видать ни единого признака жизни.
  - Отлично. Сгинул. Пришлось нести квазинаучную ахинею, а то бы он не отвязался.
  - Зачем вы обманули Пашку?! - закричала Серафима.
  - Деточка, это было совершенно необходимо. Иначе он стал бы нам мешать. Ведь главная цель моего приезда сюда - Вы.
  - Ну всё, маньяк-извращенец, с меня довольно! - вскочила Фима на ноги, прихватив лежащую возле печи кочергу. - Я бегу в деревню за подмогой, так тебя дядя Егор и дядя Степан живо схватят и такого леща дадут, до конца жизни хватит!
  -Вы слишком высокого обо мне мнения, дитя моё, - грустно покачал головой учёный. - Боюсь, Вы меня не так поняли. Я действительно сильно заинтересован Вами с момента нашей встречи в Москве, однако интерес этот совсем иного свойства. И можете опустить кочергу, она мешает Вам воспринимать информацию. Разве я похож на извращенца-педофила? - сказал он с лёгкой улыбкой и беспомощно развёл руками.
  "А ещё бы ты был похож. Вон, я на НТВ видела, Андрей Сосечкин лапулечка-лапулечкой смотрелся, хоть в кино снимай, жену имел и троих детей-ангелочков, а сам в свободное от работы время девочек насиловал", -пронеслось в голове у Серафимы.-"Вот представляю: идёшь ты после школки, а назавтра голова твоя в овраге, руки-ноги под сосной, а туловище в канализационном люке. Спасибо, как-то не комильфо. Чё мне на похоронах, как дуре, в гробу по частям лежать?".
  Взбодрённая этим важным соображением, Фима грозно направилась на выход с кочергой наперевес.
  - Стойте, Фимочка, стойте! - тоскливо застонал Валентин Георгиевич. - Дослушайте меня до конца, пожалуйста! Потом делайте, что вам заблагорассудится! Вы согласны? Вот и ладненько. Придётся поведать ту часть информации, которую я не рискнул бы рассказать Вашему не вполне вменяемому другу. Так вот, начнём, пожалуй, с моей в меру печальной истории. Я пробыл на корабле у инопланетян около семи лет по земным меркам. За этот временной промежуток я узнал много нового, и этот опыт обогатил меня так, как мало кого обогатили бы тысячи жизней на нашей планете. Так или иначе, им нужно было двигаться дальше, в пятое измерение, а туда путь мне был закрыт.
   На этих словах Профессор даже как-то печально обмяк.
  - А почему? - полюбопытствовала Серафима.
  - То, в насколько высоком измерении вы можете находиться, зависит от плотности души. Они за то время, что летали над Землёй, достаточно истончили свои души. Я же, как представитель земной цивилизации, мог бы подняться разве что в третье. И то, я не знаю, насколько суровым испытаниям пришлось бы подвергнуть свою душу.
  - А от чего зависит плотность души?
  - От чистоты ваших помыслов. Я вот не пью, не курю, йогой занимаюсь, за всю свою жизнь только пару раз мог сказать человеку бранное слово, да и то в экстренных случаях. Кроме того, мои мысли вращаются в исключительно высоких сферах, не касаясь грубостей и мерзостей земной жизни. Наверное, поэтому инопланетяне и выбрали меня.
  Тут он снова улыбнулся детской наивной улыбкой, и вокруг глаз учёного заплясали добрые морщинки. В его манере держаться не сквозило ни капли высокомерия. Будь бы здесь Паша, он точно бы пробормотал, что инопланетяне проводят неправильную кадровую политику.
  - К концу шестого года жизни на корабле стало ясно, что мой скорый побег неизбежен. К тому же, все научные разработки, которые проводили они на Земле, я видел; все тайны Вселенной, которые мог вместить мой спичечный мозг, я постарался познать. Деятельность моя, заключавшаяся в успокаивании похищенных перед препарированием душ, отпала за ненадобностью.
  - А им не было больно? - со страхом сказала Серафима.
  - Не пугайтесь! Они просто рассматривали, из каких элементов состоит душа, и давали каждому объяснение. Как видите, мой коэффициент полезной деятельности стремительно приближался к нулю. Я понимал это; понимали всё и мои друзья инопланетяне, всячески пытавшиеся поддержать меня перед расставанием. Наконец, была назначена дата икс. В этот день (дурацкое земное слово) команда должна была перестроить корабль, напоминавший ранее огромный дом с множеством ответвлений, в некоторое подобие подводной лодки и телепортироваться в пятое измерение. "Мы не можем взять тебя с собой",- сказал капитан корабля, а его команда, которую я успел искренне полюбить (хотя могу вас заверить, это ничто, по сравнению с их умением любить), грустно меня окружила. "Если хочешь, мы можем тебя убить, и тогда, преодолев несколько кругов перерождений, и при условии... (тут он начал объяснять мне какие-то абсолютно непостижимые вещи, смысл которых я не мог понять)...ты сможешь присоединиться к нам через тысячу земных лет".
  К стыду своему, эта перспектива меня не обрадовала. Каюсь, я недоразвит и слаб духом, поэтому умирать мне совершенно не хотелось, хотя на этом и настаивали мои добрые друзья. Впрочем, "настаивали" - не совсем верное слово, ибо они всегда давали мне свободу воли, скорее тут будет уместно слово "пламенно убеждали". Хотя и слово "пламенно" не совсем к ним применимо: эмоции у них не такие жаркие и насыщенные, как на Земле. Мои инопланетные друзья скорее напоминают величественные горы со снежными шапками, искрящимися в сиянии небес, такое они вселяют благоговение. Я лучше скажу так: спокойно убеждали, предоставляя всю необходимую информацию. Да, так будет лучше. Мы сошлись на том, что они высадят меня там, где я захочу, вписав, если надо, необходимую программу в мой мозг.
  - Какую программу? - испугалась девушка. - Вы что, дяденька, робот?
  - Не совсем так, - улыбнулся Профессор. - Видите ли, понимание процессов собственной психики у этого народа развито раз в десять лучше, чем у нас. Мы для них как дети несмышлёные. Ещё очень давно они, выражаясь фигурально, разобрали человеческий мозг по кусочкам. Это помогает им для внедрения.
  - Какого ещё внедрения? - испугалась Фима. Любимый НТВ показывал недавно американскую передачу о том, что инопланетяне, похожие внешне на Дэйви Джонса из "Пиратов Карибского моря", незаметно высаживаются на Земле под видом простых людей, так что в один прекрасный день щупальца на их лицах снова вырастут, и они тут же захватят весь мир. Растить ребёнка с осьминожьим лицом - вот уж спасибо, подарочек!
  - Самого обычного. Вы же когда приходите в ботанический сад, чтобы на цветы посмотреть, не только по дорожкам ходите? Вам и подойти хочется поближе, и рассмотреть. Так и они время от времени присылают нам своих наиболее любопытных учёных. Для простоты эксперимента они задают себе человеческую внешность, самую обычную, чтобы не привлекать много внимания, а также специальной программой вносят в мозг человеческие знания. Строго нужный набор. То есть, конечно, с их душой и энергией они могли бы заслать на Землю миллион Эйнштейнов, Моцартов и Бритни Спирсов, только это помешало бы естественному ходу эволюции.
  - Почему так? Что им, сложно? В лом заслать к нам лишний десяток таких, как Бритни? Я вот последний альбом до дыр заслушала, мне Пашка подарил, когда был в городе, давно ещё купил. А новый неизвестно когда выйдет.
  - Дорогая моя, ну что было бы, если бы в один прекрасный день на человечество обрушился бы шквал новых знаний? Я до сих пор не могу в полной мере осмыслить тот факт, что необязательно оставаться на уик-энд дома, ведь "Что? Где? Когда?" можно записать на видеомагнитофон!
  - А ещё в интернете посмотреть можно, - лукаво заметила Фима. - В любой момент.
  - В самом деле?! - задумался Валентин Георгиевич.
  Несколько минут они молчали. Серафима громко чихнула, чтобы не дать собеседнику мысленно улететь в дивный мир хрустальных сов.
  - На прощание, - продолжил Профессор, будто бы его мысль и не прерывалась, - я попросил высадить меня в Китае, добавив к моему скромному багажу знаний превосходное владение китайским и умение приспосабливаться к горному климату. Я, знаете ли, тот ещё дохляк. Мне Матрёна Сергеевна сколько шарфиков ни вязала тёплых, всегда ходил с простуженным горлом, оттого и тихо говорю.
  - А кто это? - задорно блеснули глазки девушки.
  - Матрёна Сергеевна Ариматова - это, уважаемая Фимочка, жена моя, чей образ я непрестанно ношу в сердце своём. Хоть и не видел я дорогую Матрёшечку уже более тринадцати лет, в моей душе она заняла определённые территории, где проживает совершенно автономно от моего сознания.
  "Всё-таки и у такого есть человеческие привязанности. Приятно. Только на что ему Китай сдался? За шмотками дешёвыми, что ли решил сгонять?".
  - Вы недоумеваете относительно моего выбора? Почему? Ведь Китай - страна с потрясающей культурой, удивительной природой. А премудрости государственного устройства! Чего стоит прекрасно известный вам, Серафимочка, старец Конфуций?
  Всю пятитысячелетнюю историю Поднебесной Серафима могла бы обобщить в следующих словах: "Сидят там, небось, шьют свой ширпотрёп, чтобы им весь мир заполонить, а потом управлять". Сторонний наблюдатель счёл бы эту мысль параноидальной, хотя и не лишённой здравого экономического подтекста. В Залесске существовал свой кружок, включавший в себя пятёрку старейшин, любивших порассуждать за рюмочкой о глобальных проблемах мировой политики. Разумеется, все они уж точно знали, что нужно сделать, чтобы жизнь резко пошла в гору; также они были свято уверены, что во всём виноваты жиды. Серафима не входила в это элитное сборище, однако наличие отца, иногда проводившего собрания Пиквикского клуба Залесского разлива прямо у них дома, несколько расширило её знание географии и особенно геополитики.
  - Вижу, Вы всё ещё думаете, почему я не попросил подкинуть меня до Штатов или куда-нибудь в старушку-Европу? Вы, несомненно, оцениваете достойность страны по уровню её благосостояния, по показателям ВВП и ИРЧП. Каюсь, образ жизни высокоразвитых стран пришёлся мне по вкусу, и когда моя работа закончится, я мечтаю поселиться где-нибудь в Дании, спокойной стране без резких перепадов температур и людских характеров, в которой можно тихо радоваться жизни, не боясь нищей старости. Но это позже... Не сейчас... - тут его взгляд весьма затуманился, а весь облик принял вид человека, одержимого целью.
  Он резко подошёл к деревянной коробке, которую китайцы в самом начале повествования поставили в центр комнаты. Валентин Георгиевич совершил над ящиком ряд махинаций, отчего стены его упали сами собой, и перед Серафимой возник странный предмет.
  Высотой он был около метра и столько же занимал в диаметре, напоминал пенёк, идеально ровный по краям и слегка приплюснутый сверху. Верхняя лицевая часть была разделена на девять кругов, а в центре находилась выпуклая, как будто хрустальная полусфера. Кольца были исписаны странными иероглифами и символами, которые вместе образовывали единый рисунок. Впрочем, при повороте любого из кругов общий рисунок изменялся.
  - Знаете ли Вы, дитя моё, что это?
  - Плита какая-то?
  - Да как Вы посмели! - воскликнул учёный, глаза которого метнули в Фиму несколько искр возмущения. - Это A.S.Y.L.U.M., или Automatic System of Creating and Loading Universe Model. Я сократил и несколько видоизменил аббревиатуру для простоты, и всегда произношу её не по принципам английской фонетики, а на русский манер, то есть асулýм, опять же для простоты.
  Серафима приблизилась к странной штуке и потрогала её пальцем. Сначала ей показалось, что прибор сделан из камня какого-то странного, нежно-серого оттенка; однако подойдя поближе, она убедилась, что материал чем-то напоминал пластилин и был удивительно тёплым. Приложив к агрегату ухо, она почувствовала некое подобие вибрации. От аппарата исходил едва слышный гул. Он как-то незримо обволакивал девушку, и отходить от него совсем не хотелось.
  Казалось, асулум погрузил Валентина Георгиевича в лёгкую степень безумия; почтенный Профессор расхаживал позади Серафимы чудовищно большими шагами, и вся его взволнованная фигура напоминала то ли принца датского, то ли тень отца его.
  - Есть на Земле места силы. Мне не очень приятно в них находиться, потому что для жизни там нужно обладать мощным энергетическим полем. Знаете ли, я учёный... Вспышки эмоций производят на меня такое же впечатление, как песня "Тополиный пух" на аллергика. Для инопланетян же такие места - родная стихия; им там даже скучно. Мне приходилось в качестве рыбы-прилипалы таскаться с ними по самым энергетически мощным местам нашей планеты, от Гранд-Каньона до острова Пасхи. Ужас, я вам скажу! Терпеть эти энергетические шторма, перепады настроения местных жителей и постоянно находиться на грани между безграничным счастьем и совершенной, всё сметающей тоской! "Спокойствие, только спокойствие", - лишь мантра старины Карлсона меня и спасала... Плюс от моего пребывания в этом кошмаре состоял в том, что я чётко понял: для работы асулума лучше выбирать именно такие места. Поэтому я попросился в Китай, а точнее в Тибет, эту сокровищницу мировых знаний. Древние верили, что там располагаются врата в Рай. Охотно верю, хотя эти пять с небольшим лет дались мне не без труда. Конечно, я был вознаграждён с лихвой, ибо такое количество мудрых людей на квадратный метр я не встречал ни разу в жизни. Были, конечно, экземпляры с прескверным характером, зато я в любой момент имел доступ к советам местного старосты, старика Ляо Бао. Именно он предложил съездить в Россию и поискать нужную кандидатуру там; ведь на Родине мне было бы проще найти общий язык с нужным человеком и втолковать то, что я хочу. Тем более наша страна не совсем обделена местами силы, - сказал он с несколько плотоядной улыбкой.
  - Это, - продолжил он, театрально указывая пальцем на асулум, - прибор, который можно использовать для входа в ноосферу. Я уже говорил Вам, что ноосфера существует в параллельном измерении, однако человеческий разум не изобрёл пока способа туда пробраться. Я знаю, как это сделать.
  Тут уж Профессор совсем стал похож на Рафики, демонстрирующего Симбу зверятам.
  - Конечно, - принялся семенить Валентин Георгиевич,- я сделал это не совсем честным, не совсем научным, а скорее даже криминальным путём. Перед моей высадкой все инопланетяне собрались в главном зале и запустили окно транспортации. Открывается оно очень медленно, дня три по нашим меркам. Пользуясь моментом, я отправился в самый нижний отсек, некое подобие склада, и начал озираться по сторонам, прикидывая, что можно взять с собой без ущерба для корабля, однако с громадной пользой для человечества. Вдруг мой взгляд упал на жидкий шар из какого-то странного металла, бьющего по глазам. Он парил в углу, как-то трогательно и совершенно одиноко; я подумал, что это никому ненужная вещь, мусор, который скоро выкинут. А сколько в нём могло оказаться полезного инопланетного материала! Я вспомнил, что в этом же отсеке находилась дверь для экстренной телепортации на Землю, которой пользовались лишь в крайних случаях. Технология эта устарела и часто давала сбои; пользоваться ею было очень опасно. Сам не понимаю, что на меня нашло. Теперь мне очень стыдно перед своими друзьями. В пол был вмонтирован прозрачный люк, состоящий из какого-то рыхлого вещества кристаллообразной формы. Я знал, что нужно было делать. Сердце моё колотилось, а уровень адреналина превышал все допустимые лимиты. Я встал на люк и, чтобы ввести координаты местности, начал поворачивать маленькие камешки, обрамлявшие его. Ох, и нелегко это было! Почва под моими ногами ходила ходуном, и свободной рукой мне пришлось что есть мочи вцепиться в шар, который так и норовил выскользнуть из рук. Наконец, камешки загорелись жёлтым, раздался дикий свист, и через каких-то пару мгновений я очутился в Китае, весь растрёпанный, взъерошенный, еле переводивший дух.
  - Да не такие они уж и дураки, - сказала просунувшаяся из-за двери голова Пашки. - Если инопланетяне дали вам сбежать с шаром, значит, и не нужен он им был особо. Можно подумать, они ваших мыслей не читали.
  Пробегав некоторое время вокруг озера, парень в конце концов понял, что его разводят качественно, как кроликов в голодные времена, и с паническим воплем поспешил обратно. Вся радость Валентина Георгиевича мгновенно отразилась на его перекошенном лице.
  - Не рано ли вы к нам нагрянули, Павел Анатольевич?
  - Боюсь, моя энергия крамбабини давно перехлестнула точку Джоуль, - отрезал Кравчук, самовольно заходя в помещение и резко отряхивая снег с куртки.
  - Что ж, если вы так считаете... - смирился Профессор, осознав, что выпроводить нахала сможет только отряд полиции.
  - А почему вы говорите, что асулум был металлическим и жидким?
  - При переходе из реальности в реальность предметы могут слегка видоизменяться. Чтобы сохранить свои функции, асулум преобразовался именно таким образом.
  Пашке, конечно, очень сильно хотелось врезать Профессору за трюк с озером, но он каким-то чудом осознал, что ничего этим не добьётся. Парень понял, что нужно действовать осторожнее и хитрее. Впрочем, эта наука давалась ему с трудом: он аж привскакивал от нетерпения. Парню хотелось побыстрей поменять Береснёво на какой-нибудь Роканнон, где он будет не обычным школьником, а супергероем, вершителем судеб. И лизали дражайшие одноклассники подножие его космического корабля! О родителях и друзьях Пашка не думал. Он их, конечно, любил, но куда до родителей, когда на кону судьбы галактик!
  - Ух ты! А как эта штука работает? - приступил Кравчук к штурму.
  - В этом и вопрос, дорогой мой друг!
  - Вы что, - грозно спросил Пашка, приступая к ментальной корриде, - сами не знаете?
  "Только голову зря дурит. Припёр какую-то штуку - может, она и полезная, а вот поди разберись! А вдруг это бракованный межкосмический драндулет, нам-то что с ним делать?"- с горечью подумал парень.
  - Не волнуйтесь, мой нетерпеливый коллега. Кое-что знаю. Однако это инопланетная технология, и овладеть ею полностью за пять лет, пусть даже проведённых в Тибете, было бы недоступной мне роскошью.
  Вы видите тут девять колёс. Каждое отвечает за свой параметр. Например, вот это, самое большое, меняет время. И при этом меняет очень странным способом. Нулевой градус - это, образно говоря, отметка настоящего. Когда вы начинаете крутить колесо по часовой стрелке, то медленно проникаете вглубь прошлого - максимальная глубина погружения в историю составляет 180 градусов. На этой отметке раздаётся странный щелчок, и время начинает течь от обратного: 181 градус - самое отдалённое будущее, 359 градусов - почти настоящее. При этом мне трудно сказать, какие именно года соответствуют 179 и 181 градусам - вся сложность в том, что на один и тот же градус могут приходиться совершенно разные временные промежутки. Скажем, иногда колесо начинает сразу вращаться против часовой стрелки, по направлению в будущее. Во время одного эксперимента -5 градусов (или 355 градусов, как вам удобнее) у меня соответствовали семнадцати годам, во время другого - трём...
  У Пашки закружилась голова от умопомрачительных перспектив.
  - Так что, это так можно на триста миллионов лет вперёд попасть? - восхитился парень.
  - Сложно сказать, - пожал плечами Профессор. - Я до сих пор не могу понять, как много времени заложено в 360 градусов девятого колеса. Четыре с половиной миллиарда лет существования Земли? Двести тысяч лет существования человека разумного?
  - Может быть, всё время, которое отведено Вселенной? - вторил Пашка.
  - Нет, - махнул рукой Профессор. - Вселенная будет существовать всегда. Но если время бесконечно, то функционирование девятого колеса в принципе невозможно: должна быть начальная и конечная точки отсчёта.
  - А вдруг в этом колесе асулума время спрессовывается, уплотняется с каждой новой секундой?
  - Не говорите ерунды, - раздражённо махнул рукой Профессор. - Это очень маловероятно. Продолжая мои изыскания: главная сложность заключается в том, что я до сих пор не смог рассчитать, сколько времени заключено в одном градусе девятого колеса. И на это имеется несколько соображений. Прежде всего, здесь мы имеем дело с плотностью времени.
  - То есть?
  - Это же инопланетный прибор, не забывайте! Его не интересует та математически правильная, но абсолютно неестественная система летоисчисления, которую мы, люди, придумали. Вообразите: вы сидите в школе и скучаете, не зная, чем себя занять. Хотя урок длится сорок пять минут, у вас ощущение, что прошёл целый день. И представьте себя на празднике у лучшего друга: вам весело, вы только что засунули яйца в микроволновку и покрошили винегрет на голову заснувшей даме. День пролетит моментально. Женщины говорят, что с любимым человеком время вообще останавливается.
  -Это да, - решила поддержать разговор Фимочка. - Но по мне так наоборот. Когда счастлива, время медленно течёт, а когда нет, так галопом скачет.
  - Вот видите, - пожал плечами Валентин Георгиевич. - В этом вся сложность. Ничего нельзя утверждать наверняка.
  - Но ведь тогда и рассчитать ничего нельзя! - огорчился Пашка.
  - А это даже не самая главная сложность, друг мой, - радостно добавил Профессор. - Есть ведь наглецы, которые считают, что времени вообще не существует и всё протекает одномоментно.
  - Вообще дураки какие-то! - авторитетно заявила Серафима.
  - Вам, разумеется, виднее, друг мой, - сдержанно улыбнулся учёный. - Лично я строго убежден, что время - это спрессованный эмоционально-каузальный поток. И вот какое соображение особенно осложняет наши изыскания. Бытует мнение, что в эпоху перемен, когда в жизненном котле человечества бурлят события, будь то революции, войны или неожиданные радости, время сужается и уплотняется. Наоборот же, когда жизнь спокойна и размеренна, время становится редким и жидким.
  - Это вы с какого потолка взяли?- буркнул парень.
  - Мой потолок - Вселенная. Но даже и это не самое сложное. Например, конец XVIII- начало XIX веков для Европы было временем потрясений, вспомнить хотя бы события Французской революции, Наполеоновских войн и научного прогресса. Люди испытывали самые сильные эмоции, как положительные, так и отрицательные. В Китае же или в изолированной от внешнего мира Японии ничего сверхъестественного не происходило. В итоге берём массу эмоций жителей европейского континента, добавляем относительно низкий эмоциональный накал азиатов, приплюсовываем другие страны (я уже не буду вдаваться в исторические подробности, вы их и сами отлично знаете), и в знаменателе получаем нечто среднее. Потом получившуюся массу равномерно размазываем по девятому кругу. Или не размазываем? Может, в наиболее плотные по времени моменты колесо просто труднее двигать, а периоды, когда ничего не происходило, оно летит вхолостую?
  - Охренеть из вас учёный, - пробормотал Пашка.
  - Друг мой, - обиженно насупился Валентин Георгиевич. - Время и пространство таят в себе массу загадок, и кто я такой, чтобы разгадать их все до единой? Да, я до сих пор не могу точно сказать, куда попадёт человек, крутя то или иное колесо. Однако всё это было бы полбеды, если бы не проклятые личные настройки.
  - То есть?
  - Понимаете, существует две опции, две возможности существования в асулуме. Вы можете быть сторонним наблюдателем, а можете эмоционально вовлекаться в реальность. В первом случае вы сохраните свою память и сознание, но не сможете влиять на происходящее. Во втором случае вы постепенно забудете, кто вы и откуда, однако будете жить полной жизнью, взаимодействовать с героями и в какой-то мере менять реальность.
  - Это как? - сразу заинтересовался Пашка.
  - Своими эмоциями. Когда реальность поглотит вас, ваши подсознательные программы сольются с ней, так что пространство неизбежно изменится. Очень сильное преображение реальности может даже немного сдвинуть настройки колёс! Это я выяснил на взаимодействии с восьмым колесом. Сейчас объясню.
  Асулум позволяет жёстко фиксировать настройки: когда мой подопечный находится внутри, я могу сделать так, чтобы все колёса оставались на своих местах, и только одно крутилось, меняя тот или иной параметр реальности. Конечно, проворачивать такие вещи - довольно опасно, лучше отдаться на волю аппарата, чтобы всё протекало естественно. Так вот, экспериментальным путём я выяснил, что восьмое колесо отвечает за эмоции. Если вы закрепляете настройки и изменяете лишь его, у вас просто меняется эмоциональный фон - конечно, более чем на 90 градусов я не смещал отметку: страшно представить, в кого может превратиться человек.
  И при этом восьмое колесо - крайне важно. Если вы изначально не задаёте параметры времени и пространства, то происходит так: человек попадает в асулум, вносит в него свой эмоциональный заряд, при этом полностью вливаясь в реальность, а далее колесо останавливается на определённой, максимальной для этого человека отметке. Скажу по секрету, что на моей памяти эта отметка не превышала 30 градусов. Что происходит дальше? Восьмое колесо цепляет соседние, девятое и седьмое. Теперь вы понимаете, надеюсь, почему я предъявляю такие повышенные требования к эмоциональной компоненте. Рассказываю дальше.
  Седьмое колесо меняет пространство. Именно географическое пространство нашей планеты. То есть в Аргентину или Антарктиду с его помощью попасть можно, а в космос или Средиземье нельзя. Его загадку было разгадать легче всего.
  Эмпирическим путём я вычислил, что аппарат нужно ставить строго по направлению на север. Иначе он просто отказывается работать. Когда человек попадает в асулум и кольца прибора сдвигаются с начальной точки, что вы можете легко отслеживать по наблюдению за движением желоба, то в седьмом колесе происходит одна забавная особенность. Оно быстро крутится, и когда желоб проходит через определённый градус, раздается щелчок, после которого колесо моментально проворачивается до конца, к своей начальной точке. Дальше оно делает ещё один круг, на сей раз останавливаясь уже окончательно.
  - И чё это значит? - с недоумением лосося на нересте спросил Пашка.
  - Всё очень просто, друзья мои, - победоносно выпятил грудь Валентин Георгиевич. - Аппарат должен послать вас в определённую точку земного шара, но как ему понять, куда именно? Первым делом определяется направление. Положение, при котором желоба всех колец асулума смотрят строго на Северный полюс, считается за 0 градусов. Колесо вращается по часовой стрелке; соответственно, чтобы попасть из нашего местоположения в Дели, нужно прокрутить его приблизительно на 180 градусов, в Стокгольм - что-то около 270 градусов.
  После выбора направления асулуму требуется точное расстояние до конечной точки. Тут я вычислил легко, - гордо блеснул глазами учёный, взяв руки свою тетрадь и быстро отыскав нужную страницу. - Мой мыслительный путь начался с того соображения, что аппарат должен охватывать самое максимальное расстояние, которое только может проделать путешественник. Берём длину экватора - она составляет, как я в точности помню, 40 075 696 метров. Разделим её на 360 градусов, и мы получим, что в один градус асулума подразумевает 111 321,37777 метра, или около 111 километров. Конечно, форма Земли представляет не круг, а геоид, так что точные данные о самой большой окружности, которая опоясывает нашу планету, получить затруднительно, но, зная хотя бы примерные сведения, мы легко можем расшифровывать послания асулума.
  - Эх, красота! - с воодушевлением воскликнул Пашка. Голова его всё более кружилась от захватывающих перспектив. - А что с шестым?
  - Шестое колесо я крутить боюсь. Почему-то я питаю к нему подсознательный страх. Оно не двигается у меня в руках. То же могу сказать и про пятое. Помнится, я сдвинул его совсем чуть-чуть, но результат меня шокировал. Больше экспериментов с ним я не проводил.
  Очень забавное четвёртое колесо. Думаю, оно придётся вам по вкусу. Загадываете нужную книгу или фильм - и вперёд, догоняйте экспресс на Хогвартс или спасайте рядового Райана.
  Третье...Не берусь утверждать точно. Я пробовал крутить его, однако результат получился практически идентичный с четвёртым.
  Второе и первое. Как видите, эти колеса самые маленькие и вплотную примыкают к динамическому центру асулума - да, я имею в виду эту полусферу - а значит, обладают сверхценной важностью. Я не рискну их крутить, пока не получу твёрдые сведения обо всех остальных. Чем меньше колесо, чем значительнее могут быть последствия ошибки.
  - И что, прямо вот куда угодно можно залезть и делать, что хочу? - не в силах перебороть недоверие, спросила девушка.
  - Не совсем, - замялся Профессор. - Видите ли, асулум... Как бы так объяснить. Попробую на бытовом примере, Фимочка. Вот у Вас есть тысяча долларов стартового капитала, на которые нужно купить экипировку к выпускному вечеру. Положим, имеется четыре статьи расходов: платье, туфли, аксессуары и сумочка. Можно распределить их примерно одинаково, тогда наряд ничем не будет выделяться. А можно по-другому.
  - Я бы платье купила супер-пупер!
  - Вот, отлично. Допустим, Вы купили бы ослепительное платье за восемьсот долларов, хорошие туфли за сто пятьдесят, тогда почти не осталось бы денег на хорошую бижутерию и сумочку. А могли бы сделать так: купить дешёвенькое платьице за пятьдесят условных и добавить к нему таких умопомрачительных аксессуаров и всего прочего, что явились бы истинной королевой вечера.
  - А, понятно, - прояснилось лицо Серафимы, стаж просмотра программы "Модный приговор" которой приближался к угрожающей отметке.
  - Да. Стартовый капитал - это ваша душа, а статьи расхода - параметры асулума. Конечно, вашей энергии не может хватить на всё сразу, чем-то придётся пожертвовать. Если вы захотите повернуть колесо времени максимально далеко, то придётся остаться на этом же месте, и наоборот. Если вы подниметесь в духовном плане, станете энергетически сильнее, то сможете лучше исследовать асулум. Это как если бы ваш стартовый капитал увеличился с тысячи долларов до двух.
  - Как сложно-то всё! Нельзя ли просто украсть у них приборчик, выдающий световые мечи всем желающим? - спросила Серафима, с нежностью посмотрев на Пашку.
  - И ключи от корабля, где космическая валюта лежат, - прицокнул языком Валентин Георгиевич.
  - Это... Это просто замечательно. - опомнился Пашка, взволнованно вскакивая с места. -Какие возможности открываются! Можно вопрос, Профессор? Вы путешествовали в восьмом колесе, но ничего не менялось? Как это?
  - Я крутил колесо, но оставался сидеть в той же комнате. Какие-то тонкие нити незримо пронизывали пространство, слегка меняя моё эмоциональное состояние. Вот и всё, что я заметил.
  - Понятно, - безапелляционно заметил парень, напоминающий следователя на допросе. - А почему это вам не хочется крутить шестое колесо? И что вас так поразило в пятом?
  - Почему не хочется? Думаю, это причинит мне вред. В пятом?.. Всё происходило очень быстро. Я увидел перед собой брызжущий свет, очень яркую, ослепляющую вспышку. Свет возник из точки и распространялся по комнате очень быстро, образовывая воронку с голубыми краями. Я почувствовал, как меня засасывает туда. Поэтому я быстро прокрутил колесо асулума обратно. Больше я таких экспериментов не проводил.
  "Слабак", - подумал Пашка.
  - Но послушайте, если бы меня засосало туда, возможно, я не стоял бы перед вами! Не надодумать обо мне так плохо.
  - Вы сказали, что четвёртое и третье колёса похожи. Неужели между ними нет никакой разницы?
  - По-моему, нет.
  - Опишите.
  - Понимаете ли, я давно не читал художественной литературы. А проникать в "Происхождение видов" - как-то несуразно. Я решил почувствовать себя ребёнком и почитать Гарри Поттера. Я не боялся быть поглощённым, потому что сказки не имеют над моим воображением той власти, которую имели в детстве. Могу сказать вам, что в четвёртом колесе я увидел паровоз на Хогвартс, который едва успевал догнать; в третьем же я стоял и слушал спор Рона и Гермионы по какому-то поводу, уже не помню, какому именно. Так что, как видите, разница невелика[3].
  - Эх, крутотень! - с восторгом потёр руки парень. - А как процесс погружения в ноосферу происходит? Показывайте быстрей, я хочу уже туда!
  - Это мы обсудим позже, - отводя глаза в сторону, промямлил учёный. - Давайте другие вопросы.
  - Нет, подождите, это же важно. Тело остаётся в комнате, а душа себе блуждает, так?
  - Вы знаете, я поначалу думал так же. Но оказалось, что поглощается и тело. Видимо, в ноосфере оно расщепляется и частично конструирует реальность, а затем, при возвращении домой, собирается обратно.
  Тут Серафима окончательно пожалела о том, что не убралась подобру-поздорову ещё часа два назад. Видя, что сумасшествие Валентина Георгиевича только разжигает безумие Пашки, Фима решила покориться и во избежание неприятных инцидентов изображать живейший интерес.
  - А почему вы решили всё это рассказать именно нам? - спросила она.
  Валентин Георгиевич тяжело вздохнул.
  - Помните, дорогой друг, я рассказывал Вам о двух режимах асулума?
  -Включённости и невключённости. Помню, - заметил Пашка.
  - Так вот. Я исследовал асулум только в режиме наблюдателя. Я пока единственный, кто причастен к секретам этого инструмента. И я не могу рисковать жизнью. Кто знает, вдруг я включусь в реальность слишком сильно? Вдруг я сойду с ума, захочу там остаться, меня убьют, в конце концов? Я не знаю, к чему это приведёт! Кто тогда продолжит моё дело?
  - Поэтому, - блеснул глазами Пашка, - вам нужны подельники. Ясно.
  Восторг его нарастал с каждой минутой.
  - Да, мне нужны коллеги, которых я мог бы послать в пятое, шестое колесо, наблюдая за ними со стороны. С каждым таким полётом в асулум, с каждым новым перемещением я узнавал бы всё больше, пока не научился бы полностью предугадывать вращение колец и, может быть, даже приступил бы к первому и второму.
  - А почему бы, Профессор, вам не слетать туда самому, а мы с Пашкой постоим да посмотрим?
  Единственный раз в жизни Павлу Анатольевичу захотелось вырвать язык изо рта своей благоверной.
  - Дитя моё, я уже слишком стар. Разум мой закостенел, душа стала чёрствой. Нет; мне нужны люди с текучим умом. Люди, обладающие большой энергией, люди, умеющие чувствовать сердцем. Я тяжело расстаюсь со сложившимся мировоззрением. Соответственно, моя психика имеет меньшую лабильность. Я мало что увижу в асулуме. Голова моя забита, знаете ли, объективными знаниями. Я уже не в том возрасте, когда плачут из-за книжки и всеми фибрами души мечтают о прекрасной любви. Поэтому мне нужны дети. Хотя нет, не дети, подростки: детям сложнее втолковать, чего вы от них хотите.
  - Отлично, - потёр руки Пашка.
  - Второе моё архиважное требование - это чистота помыслов. Я не могу позволить человеку с грязными мыслями вторгнуться в асулум. Помню, в Тибете мне пришло в голову взять ребёнка одного из старейшин. Только я не учёл, что мальчиком он был злым и агрессивным. В той реальности его чуть не разорвали на куски волки; месяца два после этого он не мог прийти в себя и, по-моему, был близок к сумасшествию. К тому же, я должен быть полностью уверен, что в любой ситуации подопытный сохранит чистоту помыслов. Мало ли, где у него потаённая агрессия спряталась! Поди вылезет в самый неподходящий момент! Вы ведь не перестаёте зависеть от мыслей других людей. Например, в асулуме вы путешествуете по Африканскому континенту. Допустим, в мире произошла Третья мировая война: ЮАР нападает на Америку. Соответственно, мысли об Африке окрасятся у большинства населения в кровавые тона, и вы начнёте улавливать, что пространство вокруг вас изменилось, стало более агрессивным.
  Пашка присвистнул.
  - Именно поэтому, дорогая Серафимочка, я выбрал именно Вас. Вы будете первым человеком в истории России, которому предстоит честь полёта в асулум под моим наблюдением.
  Даже Айвазовский не мог бы со всей глубиной передать ту атмосферу затишья перед грозой, которая повисла в комнате.
  - То есть как - Фиму? - медленно, отчётливо выговаривая каждую букву, произнёс Паша. Глаза его угрожающие сузились. Серафима растерянно захлопала ресницами.
  - То есть так, - с достоинством ответил Профессор. - Я приехал на Родину, однако найти чистого и искреннего человека оказалось сложнее, чем я думал. Широко известно, что русских людей широчайшей, добрейшей души - очень много, но вот где искать их - непонятно. В родном Санкт-Петербурге я не показывался, потому что попадись я на глаза Матрёне Сергеевне или нашим общим знакомым - несдобровать мне. Вы не представляете, насколько хищные лапки у этой женщины. Если она попадёт в Ад, то непременно отберёт у святого Петра ключ от ворот, чтобы заявиться в райские кущи и требовать с меня соболиную шубку. У неё даже передние резцы чуть выступают; не удивлюсь, если в её роду были вампиры. Поэтому, как вы понимаете, я решил поселиться в Москве. Казалось бы - одиннадцать миллионов жителей, в триста раз больше, чем во всём княжестве Монако! Однако найти доброго, искреннего, честного человека оказалось непосильной задачей. К кому бы я ни обращался на улице просто для того чтобы заговорить, в ответ я слышал лишь звуки, напоминающие рычание львов или молчание медуз, но никак не нормальную человеческую речь. Впрочем, большая часть тех, кто пришлись мне по душе, неслись по своим делам, вовсе не обращая на меня ни малейшего внимания. Быть может, внутри своих домов, для друзей и семьи это совершенно другие люди - любящие, преданные, но не могу же я ходить по квартирам или набиваться каждому встречному-поперечному в гости! Жизни не хватило бы.
  "Ну и слава Богу", - подумал Пашка. - "Какой чудесный город - Москва".
  - Я не раз слышал, - продолжал Валентин Георгиевич, - что жители именно небольших городов и сёл отличаются в лучшую сторону по показателям душевности, что для меня гораздо важнее, чем параметры духовности. Однако я был в некоторой растерянности. Городов и сёл у нас - бесчисленное множество, расположены они на больших расстояниях. Не знаю, сколько населённых пунктов пришлось бы мне объездить, чтобы найти нужного человека. А длительного путешествия по российским дорогам я не пережил бы. Пробыв в Москве полгода, я начинал понемногу отчаиваться. Куда податься дальше? Я решил прождать ещё три дня, потом открыть справочник и наугад тыкнуть пальцем в название города. Наверняка это были бы Гагры. У меня, знаете ли, все пути ведут в Гагры. Однако на второй день моего обратного отсчёта, в 16:45, буквально случайно, я встретил вас, Фимочка! Я сразу понял, что вы человек чистый, добрый, неиспорченный. К тому же девушка, что подразумевает внушаемость, и достаточно молодая, что подразумевает бурление жизненных сил. Как мог я пройти мимо вас! Оставалось нанять сыщика, а с деньгами после инопланетян у меня проблем не было.
  - НО КАК ЖЕ Я, ПРОФЕССОР? - повысил голос Пашка, изо всех сил сдерживаясь, чтобыв припадке яростного отчаяния не разнести дом на мелкие кусочки.
  - А что - вы? Я вас не знаю. Вы человек впечатлительный, восприимчивый, наверняка успели накопить много негативных программ. Уж очень страстное желание в вас кипит, мне это не нравится. Страстное желание - губитель любого начинания.
  - Ах так?! - вскричал Пашка. - Я тоннами поглощаю всё, что связано с миром приключений, я эксперт в области научной фантастики, который знает о Пандоре больше, чем сами Стругацкие! Уже десять лет я представляю в малейших деталях каждый винтик своего межгалактического корабля, я тыщу раз наголову разбивал мощнейшую армию киберлюдей! И вы хотите сказать, что полетит туда Серафима? Посмотрите на неё! Во-первых, она тупая, во-вторых, она вам даже не верит! Да вы отпустите её кормить корову, она с радостью уйдёт и забудет обо всём, как о страшном сне!
  - Вы это, правда, Профессор... - честно развела руками девушка. - Мне не принципиально. Пашка видите, как хочет, а я домой пойду.
  Меньше всего ей хотелось ссориться с другом из-за ерунды. А за "тупую" он потом ответит, это у него с языка сорвалось, не со зла. Да и, в конце концов, жена она ему будущая или нет? А в семейной жизни и не на такие компромиссы идти придётся.
  - Нет, деточка, - нахмурил брови учёный. - Никуда вы не пойдёте. Не срывайте мне эксперимент. Ваша эмоциональная стабильность меня завораживает. Павел Анатольевич - субъект опасный. Я лучше сам полезу в асулум, чем подвергну тонкое пространство вторжению такого прохвоста.
  На этих словах Пашка схватил многострадальную кочергу и решительно встал между аппаратом и седовласым старцем, угрожающе целясь в последнего.
  - Если вы решите отправить в асулум Фимку, я убью вас, - лаконично заверил он. - А если это не поможет - то вас, потом Фиму, а потом себя. Вот. Лучше так, чем никак.
  - Умереть в шаге от осуществления мечты - лучшее, что может пожелать себе каждый смертный, - усмехнувшись, заявил Валентин Георгиевич. - Однако я вас разочарую. Только я знаю, как можно обращаться с асулумом. Видя его в первый раз, да ещё и пребывая в подобном состоянии, вы в такую реальность можете залезть, что никогда оттуда не выберетесь. А там может быть ещё скучнее, чем на нашей бренной Земле, уверяю вас.
  - Так что же делать? - жалобно захныкала Серафима. Ей было глубоко начхать на параллельные реальности, в которые она не особо-то и верила. Она просто хотела, чтобы поскорее наступил мир во всём мире и Пашка с Профессором перестали ругаться.
  - А делать надо вот что, - хмуро заявил Валентин Георгиевич, в голосе которого зазвенели стальные нотки. - Вы слушаетесь меня беспрекословно и делаете всё, что я говорю. Я медленно, постепенно исследую асулум, используя для этого нужного человека. С каждым разом я узнаю всё больше информации и всё больше начинаю понимать принцип действия аппарата. Всё. Точка.
  Пашка открыл было рот, но так и застыл, не найдя, что ответить. Если бы Профессор сказал: "Правила устанавливаю здесь я", - у него нашлась бы матерная рифма в запасе, а интеллигентную речь и крыть нечем.
  - А давайте, - оживилась Фима, на всякий случай закрыв ладонью Пашкин рот, - вы когда всё полностью исследуете и поймёте, то и Пашке позволите, а? Он же безобидный, вы не думайте. Просто разозлился, вот и всё.
  - Деточка, - растерянно почесал нос учёный, - вряд ли этот прибор можно исследовать до конца. Наука вообще вещество перманентно изучаемое. Впрочем, могу обещать, что когда я научусь минимально управлять асулумом и предсказывать его реакции, то позволить себе маленькую поездочку в иную реальность сможет практически каждый.
  - Точно? - подозрительно спросил Пашка.
  - Точно, - заверил Профессор, решив зашпаклевать острые углы.
  - Дайте мне какие-нибудь гарантии. Всё-таки не хочется потерять шанс всей своей жизни.
  - Клянусь, - ответил Валентин Георгиевич после нескольких минут колебания.
  - И чё? - зарядил Пашка.
  - Не "и чё", а "и что", молодой человек! Моему слову можете верить. Других гарантий я вам не даю, да и нет в них надобности.
  За неимением других вариантов Пашка опустил кочергу. В конце концов, убивать Профессора ему совсем не хотелось. Славный он был, да и неуверен был парень, что сумеет с первого раза попасть по нужному месту.
  Валентин Георгиевич внимательно обвёл взглядом всех присутствующих. Убедившись, что кровожадный огонёк в глазах Паши погас, а Фима даже приободрилась, он горделиво выпятил грудь, став похож на самца павиана во время брачного периода. Учёный с азартом потёр руки, предвкушая значительность момента.
  - Итак, мои друзья, мы с вами присутствуем при историческом событии. Кто знает, что мы увидим и как изменится жизнь - не побоюсь этого слова - человечества, после того как мы побываем в асулуме. Поэтому я предлагаю вам душевно настроиться. Сядем и помедитируем.
  - К чёрту медитации! - рявкнул Пашка, приплясывающий на месте. - Давайте уже быстрее лететь куда-нибудь!
  - Павел Анатольевич! Вы нарушаете баланс моей внутренней гармонии. Из-за ваших негативных вибраций Фимочка может сбиться с пути истинного. Как вы, золотце моё?
  - Да нормально я, - пожала плечами девушка, не понимая ясно, что имеет в виду этот чудак. - Привыкла я к Пашке, он меня не нервирует. Ничем.
  - Ладно. Тогда сначала успокоюсь я.
  Пять минут Валентин Георгиевич стоял неподвижно, закрыв глаза и сложив руки по швам.
  - Так, - сказал Профессор, выйдя из летаргического сна. - Идите, прелесть моя, сюда.
  Он взял Серафиму за руки и подвёл к начальной точке асулума. Эта была борозда шириной сантиметров семь и глубиной около четырёх, которая сплошной линией проходила через все кольца. Отсюда начиналось построение рисунка поверхности.
  - Видите, Фимочка, эти колёса? Забудьте о них, мы их вращать не будем. Мы сначала посмотрим на вас изнутри.
  - То есть? - подозрительно спросил Пашка.
  - Обратите внимание на эту полусферу. Да, ту, что похожа на хрустальный шар, наполовину вмурованный в асулум. Она позволяет проникнуть в ноосферу, не меняя настроек. С этого, собственно, должен начинать каждый асулумонавт. Нажимая на неё руками, вы попадаете в идеально приспособленное под вас пространство. Это вы в разрезе, так сказать. Ваша энергия, ваши мысли преобразуются в окружающую действительность. Вы будете чувствовать себя так же, как ощущаете в глубине души. Например, если внешне вы выглядите нормально, но по сути своей являетесь совершенно забитым существом, трусишкой зайкой сереньким, то окажетесь где-нибудь в опасном, малоприглядном месте с чудовищами под мышкой. Если вы спокойны, как слон, то будете покачиваться на волнах океана. Наверное.
  - Ой, ну какая разница! - заметил Пашка. - Какая разница, что у тебя там внутри, уж есть как есть. Гораздо интереснее летать на космических кораблях.
  - А вот и не скажите, молодой человек, - покачал головой Валентин Георгиевич. - Предположим, идеальное место жительства для вас - это Мексика. Да, живя в России, этого можно и не знать. Вы попадёте в первый раз своего полёта в асулуме в место, очень напоминающее Мексику. Отлично. Зная это, я никогда не пошлю вас, скажем, в Англию. На то, чтобы приспособиться к той действительности, у вас уйдёт слишком много энергии. В итоге, чтобы поддерживать жизнь в сложной для вас в стране, вы бы превратились в бульдога. Оно вам надо?
  - А где были вы, Профессор? - с любопытством спросила Серафима. - Ну тогда, в свой первый раз?
  - В первый раз я попал в помещение с несколькими комнатами и коридорами очень странной траектории. Право, планировке этого места позавидовали бы лучшие авангардисты. Оно было идеально белым, без пятнышка, а стены были покрыты мягким ворсом. На стене висело зеркало, и я видел, что в моей внешности ничего не изменилось. Только шевелюра была более тёмная и взъерошенная, да костюм чудной, какой-то чёрный камзол с золотой вышивкой. Хотя сколько воды утекло с тех пор!.. Так много важных событий произошло, я, наверное, сильно изменился, и теперь комната была бы другая.
  - Конечно, по ней бы летала моль, - заметил Пашка.
  - Так вот, Фимочка. Посмотрев на вас изнутри, я смогу убедиться, что у вас с психическим здоровьем всё в порядке. Я запишу ваши данные в специальную тетрадку. Потом мы по чуть-чуть начнём крутить колеса: сначала девятое, потом восьмое, затем седьмое. Это даст мне новую информацию, которую я также запишу в тетрадь и проанализирую. Мы увидим, как вы взаимодействуете с пространством, со временем, да мало ли... Главное не торопиться.
  - А как это вы будете наблюдать за мной?
  -Милая моя, пока в вас есть хоть капля осознанности, я смогу видеть вашу жизнь через этот вот хрустальный шар, обросший кольцами, как столетний пенёк. Могу даже управлять ей, изменяя положения колёс и выбрасывая вас в новые реальности, чего я, конечно же, делать не собираюсь. Беспрекословно слушайтесь меня во всём, а то ещё не выберетесь.
  Серафима с ужасом посмотрела на Профессора.
  - Так я там и застрять могу?
  - Тоже мне беда, - пробормотал Пашка, подпрыгивая от нетерпения.
  - Нет, конечно. В любой момент, когда ваша осознанность наблюдателя будет превышать 50%, вы сможете вернуться по своему желанию. Нужно только сконцентрироваться на этой мысли, очень сильно, - и вы дома. Если ваша осознанность составляет 30-50%, то вернуться вам будет очень сложно. Понадобится встряска, сильное душевное потрясение, чтобы выбить вас из колеи. Ну а если она меньше 30%, то сами выбраться вы не сможете. Силы воли не хватит, чтобы собрать себя в кулак. В таком случае вернуть вас могу только я. Поэтому мне и нужны люди, не слишком зацикленные на приключениях и послушные.
  - Фим, он тебя подопытным кроликом обозвал, - тихо прошептал Пашка.
  Серафима стояла, переваривая информацию. Не получалось. Информационное несварение - расстройство, от которого её спасал только сериал "Универ".
  - Кстати, - заметил Валентин Георгиевич, - пока вы осознанны хотя бы на 10%, я могу напрямую общаться с вами. Вы просто будете видеть голограмму с моим изображением, это что-то вроде прямого эфира. Боюсь, что если ваша осознанность станет меньше 10%, вы практически поглощаетесь асулумом. Голограмма будет такой слабой, что вы меня даже не заметите.
  - Так, ладно, Профессор, давайте быстрее, я всё равно ничего не понимаю. Мне нужно успеть вернуться к ужину. Плиту-то я вроде выключила, но пельменюшки, поди, жутко слиплись, успеть хотя б картошки начистить взамен.
  - Ох, бабы, что с вас взять... - вздохнул Пашка. Ему импонировала черта Серафимы говорить "я не знаю" или "я не понимаю", даже когда лучше было промолчать.
  По указанию Профессора девушка подошла к асулуму и встала на начальную точку. Внутренне робея, она протянула руки к хрустальному шару, но на полпути застыла в нерешительности.
  - Фимка, если ты вдруг умрёшь, я присмотрю за Полкашей и Дымкой, - заверил её Паша.
  - Господи, что за бред, - вдруг очнулась Серафима, покачав для пущей убедительности головой. - Всё равно я никуда не попа...
  Нажав двумя руками на хрустальный шар, девушка исчезла, на пару секунд оставив после себя шлейф серебристого сияния.
  
  Глава 6, в которой Серафима Васильевна предпринимает свой первый полёт.
  
  Пашка и Валентин Георгиевич склонились над шаром, едва дыша, стараясь разглядеть, что там происходит.
  - Профессор, - с придыханием спросил парень, - вы что-нибудь видите?
  - Не уверен, - нахмурился тот.
  В шаре отображалось бесконечное тёмное пространство, по которому иногда пробегала рябь. И больше ничего.
  - Эй, а где Фима? - тихо спросил Пашка.
  - Не беспокойтесь, коллега, вернётся ваша подруга в целости и сохранности. Она же не могла...Ничего из себя не представлять?
  Но пока в хрустальном шаре асулума действительно ничего не отображалось.
  -Учёные умы Средневековья считали, что у женщин нет души. Древние китайские верования говорили нам тоже самое, - пробормотал Профессор. - Может, зря я насмехался над предрассудками? Нет, бред, товарищ Валик, бред. Так ещё окажется, что простата лечится рогом носорога.
  - Смотрите, Валентин Георгиевич, смотрите! - воскликнул Паша. -Кажется, что-то появляется.
  В хрустальном шаре и правда стали видны изменения. В одном месте возникла маленькая световая точка. Она начала расти и приближаться, и вот уже тёмное пространство стало как будто радостнее и оживлённее, на нём появились мерцающие пятнышки, напоминающие звёзды. А точка тем временем достигла огромных размеров, приняв овальную форму и переливаясь оттенками голубого и жёлтого цветов. Она не имела чётких очертаний и чем-то напоминала шаровую молнию.
  - Странно, - растерялся Валентин Георгиевич. - Ничего не понимаю.
  - Похоже на какое-то энергетическое поле, - заметил Паша. - Куда оно летает? Зачем носится постоянно? Я вас не понимаю, Профессор! Где обещанный блэкджек? Где все? Где люди, в конце концов, где какое-то подобие действие? Так неинтересно!
  - Неинтересно ему! - недовольно заворчал учёный - Сегодня утром ты думал, что день твой закончится копанием в навозе! Ох, люди!.. Давайте подождём, коллега. Вы видите, пространство формируется постепенно. Наверняка нам придётся немного потерпеть, и мы увидим нечто прекрасное. У такого светлого человечка, как Фима, должна быть воистину прекрасная душа.
  И они подождали ещё минут пять. Впрочем, мало что изменилось. Световое пятно продолжало летать туда-сюда, то появляясь, то исчезая из виду.
  - А вы аппарат китайцам не давали собирать-разбирать? Что-то её нигде нет. Ни здесь нет, ни там нет. Я уже даже как-то начинаю волноваться. Профессор! А не вернётся ли она обратно этим омлетом?! - вскричал Пашка, начав яростно трясти Валентина Георгиевича за руку.
  - Не знаю, Павел Анатольевич, не знаю! - рассеяно затараторил тот. - Я как-то не видел такого... Обычно в начальном положении асулума отображается мало-мальски одушевлённое существо.
  - Так, давайте возвращать Фиму на место! Тоже мне нашёлся, первопроходец великий, изобретатель хренов! Ломоносов-Кюри!
  - Хорошо, давайте, давайте возвращать, - пробормотал Профессор. - Как там это делать?..
  И тут он застыл на месте, как беременная выхухоль.
  -Ну? - выжидательно спросил Пашка. - Чего стоим, кого ждём?
  - Не "чё", а "что", молодой человек, - автоматически поправил Валентин Георгиевич. - Кажется, я забыл.
  Пашка бросился к Профессору и начал трясти его за плечи. Заботясь о нравственном облике читателя, мы опустим его тираду.
  - А, вспомнил, - сказал Валентин Георгиевич. - Просто на меня ступор напал из-за стресса. Хватит меня трясти! Я понимаю, мой друг, вы несколько экзальтированны, но, вправляя мне мозги таким способом, вы рискуете остаться вовсе без оных. Ваша горячность сейчас также уместна, как паровое отопление на Гавайях.
  Учёный подошёл к асулуму, положил руки на хрустальный шар, что-то про себя пробормотал, вздохнул и нажал на него. Потом быстро отошёл на пару шагов назад.
  С минуту не было заметно никаких изменений. Потом в хрустальном шаре начало происходить что-то странное: "омлет" променял шарообразное состояние на форму осьминога и стал темнеть. Вообще было видно, что внутри шара происходят какие-то колебания и пространство медленно, но верно погружается в хаос. Из шара начала просачиваться энергия, плавно перетекая из "омлета" в комнату. Мало-помалу помещение наполнялось золотым светом, к изумлению юных (и не очень) исследователей. Потом бухнула яркая вспышка, и когда через несколько минут Пашка и Профессор пришли в себя, то обнаружили, что лежат на полу, а перед ними стоит Серафима.
  Глаза девушки ничего не выражали. Она застыла на месте, смотря в одну точку и глупо улыбаясь. Профессор вскочил и подбежал к Фиме, схватил за плечи и внимательно всмотрелся в её лицо.
  - Ну как Вы, Фимочка, как? Что Вы видели?!
  Девушка стояла, совершенно не реагируя на его слова. Потом она перевела глаза на Валентина Георгиевича, поняла, что от неё ждут какой-то реакции, и ответила только:
  - Ага.
  Пашка медленно встал, отряхнулся и вразвалку подошёл к подруге.
  - Ты летала на космическом корабле и видела световой омлет, да?
  - Наверное, - блаженно улыбаясь, повторила Серафима. - Там было так хорошооо...
  - Ну ты же помнишь, что там делала?
  - Не знаю. Вроде ничего такого не делала. Я просто была там и всё.
  Затем она огляделась вокруг и увидела обшарпанные стены дома. Зрелище это заставило её почувствовать почти физическую боль.
  - Зачем вы меня оттуда вытянули? Зачем?! Там было так хорошо!.. Давайте, вертайте обратно меня! Вертайте, кому сказала! - визжала Фима, атакуя учёного, пока тот не схватил её в охапку и не усадил в кресло.
  - Долбанный омлет, - сквозь зубы процедил Пашка. - Ничего не понятно.
  - Юноша, не обзывайте вашу подругу! Частое употребление бранных слов негативно отражается на здоровье женщины. У неё появляются постоянные головные боли. Впрочем, с этим вы столкнётесь несколько позже.
  - То есть? - не понял Паша.
  - Фимочке для счастья не нужны дальние страны, интересные люди или яркие события. Ей просто нужно быть. Сияния её души достаточно, чтобы сделать её счастливой. Поэтому в асулуме её ничто не отвлекало. Только её бестелесная оболочка во всём своём великолепии.
  - Да ну... - разочарованно протянул Пашка. - Ты что, могла возглавить целую планету, а в итоге превратилась в какой-то омлет?
  - Не знаю, - шмыгнула носом девушка, - называй это как хочешь. Мне просто было хорошо.
  - М-да, - пробормотал Профессор. - Видите, всё складывается самым замечательным образом. У вас светлая, устойчивая душа. Значит, неприятных эксцессов во время дальнейших путешествий не будет. Можно начинать понемножку путешествовать в других колёсах. Вы готовы?
  - Ещё бы! - воскликнула Серафима. - Я обратно хочу.
  
  Глава 7, в которой мы не видим кактусы, а они есть.
  
  - Итак, итак, итак, - лихорадочно бормотал Валентин Георгиевич, вытряхивая из чемодана, оставленного предусмотрительными китайцами, кипы исписанных бумаг, - вот мои записи, сделанные во время наблюдения за тем немногочисленным контингентом, которой был удостоен чести перенестись в асулум под моим присмотром.
  - А много туда человек летало? - полюбопытствовал Пашка.
  - Пять, не включая меня. Некоторые отказывались после первого же раза. Записи, как вы видите, очень обрывочны.
  - М-да... - протянул парень, внимательно изучая бумаги. - Ежели вы умрёте, Профессор, то унесёте свои знания в могилу. Разобрать тут ничего невозможно.
  - Ещё бы, - с некоторой гордостью заметил тот. - Моя бабушка была лучшей акушеркой в Таганроге.
  Для записей у Валентина Георгиевича была заведена специальная тетрадь на девяносто шесть листов формата А4, в коричневой обложке, напоминавшей змеиную кожу. Её пожелтевшие листки были испрещены жирными пятнами, затоплены потоками чернил и отпечатками грязных пальцев. Буквы плясали над строчками, как папуасы Новой Гвинеи на празднике. Время не пощадило тетрадь, и половина её листов блуждала в свободном плавании, периодически вываливаясь из недр Альма-матер. Какая-то часть была приклеена скотчем, какая-то - булавками, а остальное приходилось постоянно запихивать обратно.
  - А куда я дальше буду летать? - беспринципно поинтересовалась Серафима.
  - Вы...вы будете летать по очереди в каждый круг. Просто будете вертеть колёсаодно за одним, совсем чуть-чуть, а я буду записывать описание местности, где вы оказались, ваш внешний вид и так далее по списку.
  - Давайте! - радостно воскликнула Фима, подходя к аппарату. - Объясняйте мне, что да как.
  - У вас нет никаких предпочтений касательно места назначения? - уточнил Валентин Георгиевич, принимаясь грызть карандаш.
  - А мне всё равно, - махнула рукой Фима. - Главное, хоть куда-нибудь да улететь. А там мне точно будет хорошо. Я вам доверяю, Профессор, ничего плохого со мной не произойдёт.
  - В первый раз вижу человека, у которого до такой степени отсутствовали бы личные пристрастия и аддикции, - задумчиво произнёс учёный. - Не привело бы это к... Впрочем, давайте, Фимочка, крутите.
  - Что крутите? Как крутите?
  - Ах, точно. Понимаете, я столько времени молился на этот аппарат, что даже не представляю, что кто-то может не знать принцип его действия. Смотрите, для начала вы подходите к начальной точке асулума и легонько нажимаете на хрустальный шар одной рукой. При этом кнопка опускается вниз не до конца, а где-то наполовину. Продолжая удерживать кнопку одной рукой, другой вы вращаете колёса. Когда вы произвели все необходимые настройки, то поставьте вторую руку на хрустальный шар, быстро нажмите до конца и резко отпустите. Всё, вы в асулуме.
  Предлагаю Вам начать с седьмого колеса, колеса пространства, так как оно самое изученное и предсказуемое на настоящий момент. Не забывайте, что именно это колесо делает два оборота: сначала определяется направление, потом расстояние.
  - А как же это я пойму, что и куда? - чуть испугалась девушка.
  - Не бойтесь, милочка; доверяйте своей интуиции. Я верю, что она у вас блестящая! Давайте, Фимочка, приступаем. С Богом! Ни пуха, ни пера!
  - К чёрту, - пробормотал Пашка.
  Девушка подошла к асулуму, с некоторым трепетом нажала левой рукой на кнопку, а указательный пальчик правой положила на желоб седьмого колеса. Она плавно повела его и отпустила где-то в районе двухсотпятидесятого градуса. Раздался громкий щелчок, и колесо быстро прокрутилось до начальной точки, а на втором обороте подошло к отметке в девяносто градусов.
  Девушка осторожно поднесла вторую ладонь к шару и, нерешительно озираясь на Валентина Георгиевича, положила на кнопку, быстро нажала до конца и отпустила руки. Как и в прошлый раз, Серафима мгновенно испарилась, ослепив всех белой вспышкой. Пару секунд Паша беспомощно моргал, нелепо озираясь по сторонам, а Профессор как будто выпал из реальности, начисто забыв, где находится и что делает.
  - Где она, где она?! - вскричал, наконец, господин Кравчук, оживлённо кидаясь к асулуму.
  Профессор отряхнул с одежды невидимую пыль, поправил очки и не спеша заковылял по направлению к аппарату.
  - Забавно, какая маленькая, - с умилением сказал Паша.
  Картина, представшая взору исследователей, была достойна кисти не Малевича, но Левитана. Тихо гасло брызжущее весельем Солнце, и небо постепенно теряло свою райскую лазурь, неуклонно наполняясь цветами Ада. До самого горизонта раскинулось плоское зеркало степи, завораживающее своей подозрительной тишиной. Спиной к наблюдателям стояла девушка, похожая на Серафиму, очень маленького роста и в какой-то странной одежде, напоминавшей ковбойскую. Находилась путешественница на небольшой зелёной лужайке, но стоило сделать лишь пару шагов, и она неминуемо растворилась бы в призрачной степи. Поэтому девушка стояла, смотрела на небо и как будто раздумывала, что ей дальше делать.
  - Где она? Ха, смотрите, даже пистолеты в кобуре есть! Эх, ей бы коня...
  - Коллега, нам нужно сосредоточиться на опознании местности. Навскидку это Техас или Мексика, но хотелось бы, конечно, знать предельно точно. Что это там за растение? Turbina corymbosa, что ли? Жаль, что не могу хорошо разглядеть. У вас случайно нет с собой ботанического справочника?
  - Да какой тут справочник! Чего ты стоишь, как дуб? Ну же, давай...
  Серафима не шелохнулась, а всё так же продолжала разглядывать степь.
  - Профессор, ну подпихните её как-нибудь! Пусть она койота какого застрелит, ящерицу зажарит, не знаю! А вдруг там индейцы? Хватит стоять!
  - Как я её подпихну? - резонно заметил Валентин Георгиевич.
  Пашка зло сплюнул на пол.
  - С ней опять ничего не происходит! Опять! Дуры эти бабы, ой, дуры.
  - Конечно, не происходит, - пожал плечами учёный. - Она же не полностью включена. Сознание осталось при ней. Видимо, она заплатила за такое интересное пространство маленьким ростом, плюс, мы не знаем, что у неё с лицом. Где же она?.. По какому принципу, интересно, в колесе асулума располагается пространство? Первой моей теорией было то, что отсчёт идёт от Гринвичского меридиана, затем я думал, что от той точки земного шара, где находится аппарат. Сейчас меня время от времени посещает мысль о том, что страны, возможно, располагаются по климатическим зонам, от холодной к самой жаркой или по алфавиту. Кто знает!.. Чтобы выяснить это, необходимо запустить в асулум очень много людей со всех концов Земли.
  - Доставайте её обратно, Профессор. Скучно там как-то, - разочарованно протянул Паша.
  Через пять минут Серафима стояла перед ними, как и в прошлый раз, целая и невредимая.
  - Ну как там, Фим, как там? - спросил Пашка.
  - Неплохо, - радостно ответила та. - Забавно так.
  - А чего ты стояла, как истукан? Сложно было походить там, поисследовать всё?
  - Не знаю. Не хотелось как-то. Но всё равно интересно.
  - Хотя бы лучше, чем тот омлет.
  - Нет, кстати, в первый раз я чувствовала себя гораздо счастливее. Ну и там... Такой, знаете, дух приключений я почувствовала. Как будто после 5D, я в Москве ходила. Сердце так бьётся бешено до сих пор.
  - Ладно, давай дальше крутить. Экшена, я требую экшена!
  Серафима отдышалась минут десять, потом охотно подошла к асулуму, уже решительно положила правую руку на хрустальной шар и принялась крутить второе колесо.
  - Девочка моя, всё вы уже знаете, - с гордостью наседки, у которой только что вылупились цыплята, сказал Валентин Георгиевич.
  Неожиданно второе колесо быстро прокрутилось градусов на триста.
  - Ой, что это, Профессор?
  Валентин Георгиевич застыл в немом изумлении.
  - Как это вы так, Фимочка?
  - Я не знаю, не знаю! - с подступающей истерикой начала девушка. - Я крутила его с такой же силой, как и первое. А оно видите, как резко. Куда это я попаду?
  - Нет, знаете, рисковать, пожалуй, не стоит.
  - А как мне это всё отменить?
  - Просто быстро отпустите руку.
  Серафима глубоко вздохнула и резко отскочила от аппарата.
  - Дура, чего ты боишься? - спросил Пашка. - Ничего там с тобой не сделается. Слышала, Профессор сказал, что у тебя душа хорошая. Давай, давай, не чини препятствия исследовательскому процессу!
  - А я всё равно боюсь. Мало ли там какой монстр выскочит.
  - Странно, очень странно, - пробормотал учёный, стаскивая с носа очки и протирая их валявшимся на столе куском обёрточной бумаги от докторской колбасы. - Действительно, рисковать не стоит. Куда бы нам пойти дальше?
  - Никуда не хочу. Боюсь я, - ответила поникнувшая Фима.
  Каждый актёр, планирующий сыграть Отелло, должен увидеть, какой эмоционально насыщенный взгляд метнул Пашка в сторону своей наречённой, и включить его в свой репертуар.
  - Тихо, Фимочка, успокойтесь. Давайте вы сами выберите колёсико, которое хотите покрутить, а? - ласково заметил Профессор, разряжая потрескивающее в воздухе электричество.
  - Давайте, - утирая выступившие слёзы, сказала девушка.
  - Какое вы выберете?
  - Третье хочу, - с радостью ребёнка, получившего конфету от Деда Мороза, сказала Серафима. Девушка лишь слегка тронула колесо, и оно будто само прокрутилось градусов на тридцать. За ним подтянулось и седьмое колесо; сперва оно щёлкнуло в районе ста девяноста пяти градусов, а потом перенеслось градусов на тридцать пять от начальной точки.
  Девушка тихо ойкнула, но под ободряющие возгласы Валентина Георгиевича нажала на шар и мгновенно исчезла в голубой дымке. Пашка с удивлением отметил про себя, что состояние забытья, в котором он пребывал в предыдущие разы, заметно сократилось и стало практически незаметным, каким-то родным и привычным. Умудрённый опытом, Профессор не стал кидаться к асулуму, как собака на кость, а медленно подошёл к аппарату, вглядываясь в содержимое хрустального шара.
  Впрочем, картина, что он увидел, мало чем отличалась от предыдущей. По сияющему ультрамарином небу неторопливо проносились маленькие светло-коричневые птички; изумрудные листья трогательно вздрагивали под тяжестью бриллиантовых капель, поселившихся на них после недавно прошедшего дождя. То тут, то там мелькали угрожающего размера пчёлки, спешившие на работу. Стоял удушливый летний зной, но природа, казалось, не изнемогала под его гнётом. Всё в этом краю любило и радовалось жизни.
  - Птички, жучки, паучки! Опять! А где же люди? Где пришельцы? Где хоть какое-то движение? - вознегодовал Павел Анатольевич, уставший наблюдать это безобразие.
  Взглянув повнимательнее, молодые и не очень люди увидели широченное раскидистое дерево, под которым сидел человек. Было плохо видно, что он из себя представляет: основную часть обозримой панорамы занимала пышная зелёная крона. Незнакомец сидел в позе лотоса и, увы и ах, опять ничего не делал.
  - Да что это за чёрт! Посылать Фиму в асулум всё равно, что черпать воду дуршлагом. Столько возможностей, а они ни черта... Сидит тут!
  -Вопрос только в том, кто это там такой сидит, - задумчиво добавил Профессор.
  - Да какая разница! - возмутился Пашка, испугав несчастный стол, который неожиданно отведал силу его кулака. - Если у человека цель жизни такая - сидеть как пень, то он просто идиот и кусок сала какой-то.
  - Цель жизни, цель жизни... - пробормотал Валентин Георгиевич. - Молодой человек, а вы не можете рассмотреть крылья птицы? Да, вон той, которая села на ветку. А то я плохо вижу.
  - Крылья мутные какие-то, как болотные, медленно переходят в коричневый. Ножки оранжевые, на голове оранжевое пятно, и ещё голубовые пятна встречаются.
  - Ну конечно, конечно! Бьюсь об заклад, что это не кто иная, как краснолобая портниха. А водятся они преимущественно в Индии и Юго-Восточной Азии. Неужели это сам Просветлённый? Чтобы стать им, нужна минимальная душевная наклонность... Ну, Фимочка, поразила так поразила.
  Воодушевившись, Валентин Георгиевич лёгким движением руки вернул несостоявшегося пророка всея Залесска назад.
  - Фимочка! - бросился обнимать девушку Профессор. - Зайка моя, вы помогли мне сформулировать важное открытие. Видимо, это колесо помогает нам перевоплощаться в другого человека. Известные исторические персоны, которые остаются в веках, перестают быть людьми из плоти и крови и в нашем сознании превращаются в таких же литературных героев. Что интересно, впервые я вижу, чтобы колесо пространства само переместилось на нужную точку: в место, которое ассоциируется со знаменитой персоной. Что это могло бы значить? Как вам ощущения, радость моя?
  - Ничего так, - зачем-то отряхиваясь, сказала девушка. - Мне было там очень хорошо. Хуже, правда, чем в первый раз, но лучше, чем во второй.
  - Объясните мне, Профессор, а то я не понимаю, - приуныв, сказал Паша. - У неё, что ли, фетиш такой - везде ничего не делать?
  - Не в этом дело, коллега, - вздохнул учёный. - Видимо, вхождение в материю, воссоздание вещественного мира отнимают часть энергии и души, которые дают нам чистое блаженство. Перенесшие клинические смерти говорят, что были счастливы, как никогда. Маленькие дети радуются жизни больше, чем любой Рокфеллер. Я думаю, что чем более душа погружается в материальный мир, тем большим ей приходится платить за это, вот и всё.
  - Чё? - решила пояснить некоторые моменты Серафима.
  - "Что", Фима, "что", - грустно поправил Пашка.
  Парень даже не смотрел в сторону предполагаемой жены своих детей. В его взгляде сквозило откровенное разочарование. Между тем Профессор быстро записал на листке всё, что произошло.
  - Валентин Георгиевич, а можно мне всё-таки слетать туда, где я была в первый раз? А то после этого уже не хочется никуда. Это как манную кашу есть после торта.
  Учёный растерялся.
  - Знаете, обычно всё происходит наоборот. В том смысле, что в первый раз вы - это вы в чистом виде. А потом уже добавляются различные забавные элементы: интересные места, знаменитые персоналии... И знаете, людям это нравится. Как же так получилось, что из всех более-менее известных личностей вам ближе всех оказался принц Гаутама? Бесподобно. Вы не думаете, что дальше может быть только интереснее?
  - Не надо мне никаких гаутам. Мне и тут хорошо.
  - Это ваше счастье, конечно, Фимочка. Но мне нужно изучать асулум дальше. Как насчёт седьмого колеса?
  - Не хочу седьмое колесо, - капризно топнула ногой девушка. - И шестое не хочу. И четвёртое, и пятое, и восьмое, и девятое. Хочу в самое начало.
  - Но Фимочка... - растерялся Профессор. Искусство обуздания женских капризов было закрыто для него так же, как Эвридике выход из царства Аида. Чем известная Матрёна Сергеевна, светловолосая женщина маленького роста, но цепкой хватки, отчаянно пользовалась, без удержу выторговывая себе всё новые бусы, колечки и шубы даже в самые сложные времена.
  - Да! - храбро ринулась в бой девушка, нащупав слабое место учёного. - Или всё будет так, как я хочу, или вообще не будет. Это моё последнее слово.
  И, довольная собственным упрямством, девушка гордо села на пол в привычной уже ей позе лотоса.
  - Фимочка! - жалобно застонал Валентин Георгиевич. - Ради вас я покинул гостеприимный Тибет и исколесил пол-России! Я жадно всматривался в московские толпы, пытаясь поймать хотя бы лучик той доброты, которой светятся ваши глаза! Полгода, полгода, Фимочка! Наконец-то найти вас, чтобы так легко потерять? О, не будьте так жестоки!
  - Неть, - капризно надула щёчки польщённая Фима.
  - Золотце моё, ну подумайте сами: возможно ли продолжить эксперимент, если вы застрянете в одном месте? Я ведь даже других людей запустить не смогу!
  - Мне всё равно-ть, - мотнула головой девушка.
  - А давайте, - коварно блеснул глазами учёный, - вы исследуете всё до конца, а потом я вас запущу в первичное состояние на любой срок, хотите?
  - Неть! - чуть повысила голос Серафима. - Вам так надо - пущай вон другие летают, как кролики. А я девушка гордая, у меня принципы!
  - Ну что ж поделаешь... - развёл руками Профессор. - Я уважаю свободную волю человека. Если вы так решили, я не буду вас упрашивать, настаивать или как-то иначе внедрять в ваш мозг свою точку зрения. Ваша твёрдая позиция даже мне в чём-то импонирует.
  -Пф! - сильно обидевшись, ответила Фима. Учёный не дожал совсем чуть-чуть: девушка планировала согласиться через три реплики, но теперь её действительно обуял тупой, всепроникающий принцип, отступать от которого она не собиралась. Паша знал, что его благоверная оттает через несколько часов, но сообщать об этом не собирался.
  - Не иметь вам успеха у женщин, Валентин Георгиевич, - вздохнул парень, стараясь скрыть нарастающее волнение.
  - Жаль, как жаль! Серафимушка, вы самая жестокосердная особа, которую я знаю. Переезжайте в Гагры, вам понравится. Добро пожаловать, застарелая проблема! Вы не знаете, где можно найти подходящего человека, друзья мои?
  - Есть у меня один на примете, - торжественно заявил Пашка, сверкая угольками глаз.
  - Ха! Ещё чего! Вас, дорогой мой, я пошлю в асулум только если на Земле останется три человека, один из которых - я, второй вы, а третий - Джордж Буш-младший. И даже не рассчитывайте траекторию, по которой полетит моё тело, если вы оттолкнёте его и кинетесь нажимать на хрустальный шар. Это нужно делать в спокойном расположении духа, а не то вы рискуете сконструировать весьма негативную реальность.
  После этих слов Пашка как-то обмяк. Профессор начал лихорадочно осматриваться по сторонам.
  - Мне нужен человек... Как бы вам это сказать... Хороший, правильный и послушный. Только проверенный, знаете, чтобы за годы своей жизни он ни разу не учудил ничего дурного. Есть у вас такой, за которого вы могли бы поручиться?
  - Нету у нас таких, - как можно более равнодушно сказал Пашка. - Все пьют и дерутся, матерятся и смотрят "Счастливы вместе". Да вам, Профессор, крупно повезло! Вы повстречали элиту деревни!
  - Неправда, Паша! - прервала его Серафима. - Много у нас людей хороших. И спокойных, и добрых, и правильных. Вот та же Маша чего стоит.
  - Маша встречается с Петюнчиком из 7"Б", - поморщился тот. - Это же явный признак психических отклонений. Вы же не хотите, Профессор, чтобы она в асулуме кинулась резать всех бензопилой?
  - Даже не знаю, - промямлил он. - Трудно сказать, насколько это является показателем какой-либо патологии. Алла Борисовна, например, мне всегда нравилась.
  - Я знаю! Я знаю! - воскликнула Фима, в озарении подходя к Валентину Георгиевичу. Пашка попробовал было подставить ей подножку, но этот маневр не сработал. Тогда он начал изображать из себя Конана Варвара, а потом и Зену, королеву воинов. Позже закашлялся и даже попытался изобразить эпилептический припадок, но его подругу было уж не унять.
  - Слава Заболоцкий, вот кто вам подойдёт! - заявила Фима, жалея о своём принципе, но радуясь тому, что может хоть как-то помочь Профессору. - Он такой правильный весь, учится на одни пятёрки, никуда не ходит по вечерам, только читает. И учителя его хвалят. А драться он не любит.
  - Родственная душа, говорите, - задумался учёный. - Возможно, возможно. Всё же лучше, чем ваш буянистый друг.
  - Вы идите, Валентин Георгиевич, познакомьтесь с ним. Он тут совсем недалеко живёт, в Золотовке, в семи километрах отсюдова. А мы пока покараулим, - ласково заверил Паша.
  - Конечно же, - ехидно ответил Профессор. - Оставить вас тут - глупее, чем поручить голодной мыши охранять сыр дорблю. Сами, друзья мои, сходите и приведите его. Предупредите юношу сразу же, что ваша протекция - не гарантия того, что его допустят к путешествиям в асулуме.
  - У вас тут такой жёсткий фейс-контроль, Профессор, что любой московский клуб позавидовал бы, - с отчаянием протянул Паша, составляя в уме один маловероятный, но очень хитрый план.
  
  Глава 8, в которой мы знакомимся со Славиком.
  
  Соседнее село, Золотовка, было и побольше, дворов на тридцать, и поуютнее, да и жить в нём было гораздо легче и веселее. Опрятный кирпичный домик, куда направлялся Пашка, был на Яблочной улице первым. На него возлагалась почётная миссия: быть лицом деревни, служить эдакими Золотыми Воротами Золотовки, с чем дом успешно справлялся. Афанасий Никодимович Заболоцкий, его хозяин, успешно торговал вещами, которые заказывал на китайских сайтах, так что на материальный достаток семья не жаловалась. Этот крупный мужчина, лощёный, с вечной самодовольной улыбкой, еле заметной из-под жиденьких усов, обладал удивительной для своих лет тягой к крупным перстням, поддельным, дешёвым и очень быстро облазившим. Тёмно-каштановые волосы Афанасий Никодимович любил зачёсывать назад, открывая на всеобщее подозрение три крупные проплешины.
  Этот энергичный и очень уверенный в себе человек внушал подспудный страх своему сыну Святославу, существу, в общем-то, тихому и малозаметному. На 6 января 2012 года парню исполнилось семнадцать лет. Древнерусское имя не сделало его похожим на богатыря. Напротив: был он высок, тощ и отдавал некоторым ощущением болезненности, несмотря на миловидные черты лица, прозрачные голубые глаза и светло-пшеничные волосы. Кожа на его теле практически просвечивалась, то там, то сям выпирали кости. Людям интеллектуальным он неизменно внушал уважение; более материалистичные особи мгновенно проникались к нему раздражением, так как не могли ни понять его, ни как-то применить для своих нужд. Славу мало увлекали всеобщие посиделки, после школы он сразу же спешил домой. Из своей комнаты он выходил редко, только по делам отца, чтобы как-то развеяться.
  В своей монастырской келье Святослав Афанасьевич занимался преимущественно чтением. Для него книга была отдушиной, бесплатным билетом на волшебный ковёр-самолёт, с помощью которого можно было улететь в неведомые дали. Действительность не приносила Славику сколь-нибудь существенного облегчения. В отличие от Пашки, он смирился с тем, что волшебник на голубом вертолёте никогда не прилетит, и сколько не бейся головой о бетонные столбы железнодорожного вокзала, путёвка в Хогвартс доступнее не станет.
  Тот день, когда он, наивное семилетнее дитя, затаив дыхание, попросил маму взять его с собой в Енисейск, запомнился Славе надолго. Он ведь, наивная душа, решительно верил в то, что книжки пишутся неспроста, а хотя бы чуток основываются на реальных событиях. И если англичанам можно, то чем русские хуже? Разве не может и в России существовать школа для избранных?
  Улучив момент, когда мать отвернулась, чтобы поругаться с грузчиком, Слава в предвкушении зажмурил глаза, набрал в грудь как можно больше воздуха и со всей дури помчался к ближайшему столбу платформы. Позже, лёжа в травмпункте, он поклялся никогда и ничему не верить на слово.
  Афанасий Никодимович уважал странности сына и относился к нему очень осторожно, бережно, хотя не понимал его совсем и не представлял, сколько боли причиняет ему некоторыми своими высказываниями и поступками. Славу вообще было сложно прочитать: лицо его было спокойно, а эмоции опознавались с трудом, настолько быстро проносились они в его рыбьих глазах. Мать паренька, полячка Паулина Каминьска, была особой одухотворённой и впечатлительной, выпускницей художественного училища, которая сразу после последнего экзамена сбежала из рук властной матери в не менее требовательные объятия мужа. Нельзя сказать, чтобы она была как-то по-особенному талантлива. Поэтому, променяв общество муз на компанию деревенских старейшин, она была вполне счастлива, довольна жизнью, и старалась привить сыну всё самое лучшее, что только и могла, за что тот её безумно ценил и уважал.
  Завидев упомянутый выше дом, Паша внутренне подобрался и высунул язык, что всегда помогало бежать ему быстрее. Калитка была отворена, и он осторожно потопал к дому, кляня на чём свет дырку в ботинке, через которую под правую пятку набилась куча снега. Осторожно открыв входную дверь, он попал в пустой предбанник, весь увешанный шубами. В доме было так тихо, что Паша решил было самовольно прошастать наверх, как взгляд его задержался на гостиной, где Паулина царственно пила клюквенный морс, слегка разбавленный водкой.
  - Здравствуй, Пашенька, - ласково ответила она, закидывая ногу за ногу, как раз так, чтобы сквозь разрез красного шёлкового платья проглядывала элегантная коленка. - Ты к Славику?
  - Да, - ответил тот, с трудом ворочая оледеневшим языком. - А у вас гости?
  - Нет, это я так, для себя оделась, порадоваться, - улыбнувшись, ответила она, поправляя жемчужную нитку на изящной шее. - Проходи, Славик у себя.
  Паша быстро поднялся на второй этаж и бесцеремонно пнул ногой лёгкую дверь из белой ольхи, и без того слегка помятую. Его взору открылась просторная комната с зелёным узорчатым ковром и большим двуспальным диваном, на котором притаился Славик, дочитывающий восьмую главу "Экклезиаста". Возле дивана, положив голову на лапы, лежал добродушный блэкхаунд, изредка - то ли от безделья, то ли недостатка внимания - потявкивавший, опасливо озираясь на Славика. Собака, вызвавшая в сердце Паши радостный отклик, первая попалась храбрецу на глаза; самого Славика парень заметил лишь после того, как перерыл взглядом всю комнату. Заболоцкий обладал удивительным свойством не бросаться в глаза и не оставаться в памяти едва знакомых с ним людей.
  Парень был настолько увлечён проповедью сына Давидова, что заметил вторжение пришельца только тогда, когда Пашка тряхнул его плечо.
  - Пошли, - сказал Пашка, стараясь не глядеть более счастливому конкуренту в глаза. Он пристально рассматривал плакат с панорамой ночного Нью-Йорка, висевший прямо над Славиком. Кравчука бесила до дрожи мода на романтизацию этого города, вкупе с Парижем и Лондоном. Особенно резали глаз башни-близнецы, которые стояли целёхонькие почти на всех плакатах и картинах Нью-Йорка, которые ему приводилось видеть.
  - Что, прости? - переспросил Слава, не совсем поняв суть притязаний незваного гостя. - Куда и зачем?
  Пашка, в небрежно накинутом пуховике, в перекосившейся бобровой шапке, из-под которой торчали растрёпанные волосы, напоминал Славе неандертальца, снежного человека, застигнутого врасплох благами цивилизации.
  - Со мной.
  - Зачем?
  - Надо.
  - Кому надо?
  - Мне надо.
  - Зачем?
  Кравчук не вытерпел и резким движением поднял Славика с кровати, притянув за грудки. Блэкхаунд кинулся спасать хозяина, но тот мощным движением отшвырнул его, да так, что собака взрезалась в стену и пронзительно заскулила.
  - Ты чего это псину обижаешь? - возмутился Пашка.
  - Я бы посмотрел, как бы ты запел, если бы Каштанка тяпнула тебя за лодыжку, - меланхолически произнёс Заболоцкий. - Когда-нибудь эта собака оставит меня без ног.
  - Ясно, - со стойкостью спартанца продолжил береснёвский конкистадор. - Пошли.
  - Зачем?
  - Надо.
  - Кому надо?
  - Мне надо. Мне и Серафиме. И Профессору. Мы там сидим.
  - И что?
  - Что "что"?
  - С чего бы это я стал присоединяться к вашему собранию?
  - Если ты ещё раз...В общем, пошли.
  - Если я не вижу смысла, зачем мне что-либо делать, то я это делать не буду. Так что будь добр объяснить мне, что у вас там за посиделки.
  - Важные посиделки. Важные, - еле-еле выдавил из себя Пашка. - У нас там не заседание думы Российской Федерации. Будет весело. Пошли. Ты нам нужен.
  - Не знаю, - поморщился Слава. - Ты не можешь мне толком ничего объяснить и вводишь меня в эмоциональное смятение. Мне тут хорошо и тепло, я книжку читаю. А ты мне предлагаешь тянуться непонятно куда и непонятно зачем на мороз. До свидания.
  Особенно милый в этот день, Паша взял со стола любимую фарфоровую кошечку Славы, расписанную под гжель, и со всех сил шандарахнул её об пол.
  - Иди ты... [4]! - закрепил он своё эмоциональное послание. - Там такое происходит, а ты...И сиди себе, как баклажан. Мне же лучше.
  И хлопнув дверью, Паша выбежал на улицу, успев потерять по дороге шапку. Смерть бобра оказалась напрасной.
  Слава живо захлопнул книгу, быстро оделся и побежал вслед за Пашей. Собственно, для того чтобы заставить его что-то сделать, надо было просто показать, насколько он в этом деле лишний.
  Собака, которую он пнул, наспех накидывая шубу, душераздирающе заскулила. Она привыкла сносить дурное настроение хозяина, но именно в этот день Слава ударил её особенно больно. Кто знает, специально или нет, но он попал ногой по правой лапе, которую Каштанка не так давно сломала и которая окончательно зажила буквально пару дней назад. Однако не это ранило Каштанку с утроенной силой. Сердцем она почувствовала заряд злобы, которой попотчевал её хозяин, и оттого на душе у неё как-то по-особому защемило.
  
  Глава 9, где "скорая помощь" не так и выехала на вызов.
  
  Неуклюже ковыляя по снегу и стараясь попадать в Пашкины следы, Заболоцкий медленно, но верно направлялся в ту самую сторожку. Он уже не отдавал себе отчёт в том, зачем это делает, его преследовал охотничий азарт и жажда разгадать загадку, которую он смутно чувствовал. Славик никогда не видел Кравчука в такой экзальтации, поэтому предвкушал что-то необычное.
  После того как Пашка встревоженным вороном влетел в сторожку, сметая всё на своём пути, Слава осторожно приоткрыл дверь и через щёлочку начал рассматривать, что же творилось внутри. Увидев, что Гремучая ива там не растёт, а риски захвата в рабство сведены к нулю, он решил, что в помещение можно проникнуть без угроз для своей безопасности. Сначала он поставил на порог ногу, потом приоткрыл дверь чуть шире, осторожно просунул голову, постоял так с полминуты, и только затем медленно переместил в комнату остаток туловища.
  - Здравствуйте, молодой человек, проходите, - ласково обратился к нему Валентин Георгиевич.
  - Здравствуйте, - кротко ответил Слава, сразу почувствовавший симпатию к Профессору.
  Он заметил Серафиму, слегка кивнул ей и немного покраснел.
  - Дорогой мой, тут проходит... - возвышенно начал учёный.
  - Да чё языком молоть, Профессор, - прервал его Паша. - Это Профессор, а это - штука. Нажимаешь руками на шар, отпускаешь. Прилетаешь - рассказываешь. Всё, поехали.
  Валентин Георгиевич прервал его укоризненным взглядом и принял величественную позу.
  - Дорогой мой, вы присутствуете при величайшем событии в истории человечества со времён Великой французской революции. Всё, что я сейчас поведаю, покажется вам чем-то невероятным и удивительным, и в вашу светлую голову закрадётся мысль, не выжили ли все присутствующие здесь из ума. Смею вас заверить, что ближайший жёлтый дом цел и невредим, и внезапной утечки наполеонов там не наблюдалось. Достоверность информации могут подтвердить вам и Серафима, и ваш друг Павел Анатольевич, а они, как сами знаете, люди рассудительные и не склонные отдаваться во власть призрачных иллюзий. Уверяю вас, что возникшее в вашей душе недоверие развеется сразу же, как только вы увидите этот аппарат в действии. Вы видите перед собой асулум - это инопланетный прибор, с помощью которого ваша душа может поблуждать по сокровищам ноосферы. Вы знакомы с трудами де Шардена?
  - Конечно, - ответил Славик. - Но я так понимаю, в данном контексте это слово не совсем уместно. Вы предлагаете нечто вроде астрального полёта?
  Повисла неловкая пауза.
  - Почти, - уточнил Профессор.
  - Понятно.
  - Вы не хотите задать мне какой-нибудь вопрос?
  - Нет, - ответил парень.
  - И не хотите позвонить в 03?
  - Нет, я вам верю. В возможности путешествий такого рода нет ничего сверхъестественного. Когда можно приступить?
  - Поразительно, - пробормотал Валентин Георгиевич. - В первый раз вижу человека, который мгновенно проникся ко мне доверием. Я даже не знаю, что говорить в таких случаях. У меня была заготовлена тирада, которая должна была сокрушить остатки вашего неверия.
  - В этом нет необходимости, Профессор, - улыбнулся новичок, подойдя к аппарату.
  Серафима с Пашей недоверчиво смотрели на будущего асулумонавта. Ни малейшей тени удивления, восхищения или недоверия не отразилось на его лице, лишь глаза сверкали более возбуждённо, чем обычно. Паша почувствовал инстинктивное недоверие к парню. Он вообще недолюбливал людей, чьи мысли не мог прочитать и чьи эмоции оставались для него загадкой.
  - Но готовы ли вы?.. - думал было замедлить время учёный.
  - Да. Просто объясните инструкции, которым я должен следовать. Должны же быть какие-то правила? Мне не хотелось бы подвергать себя угрозам из-за незнания техники безопасности.
  - О чём это я говорю, мой мальчик! - всплеснул руками Валентин Георгиевич. - Юноша с таким уровнем осознанности, с таким пониманием вещей, с таким багажом знаний - идеальный вариант для путешествия в асулум! Как я рад, что нашёл вас! Ради этого стоило пересечь тысячу Россий! Друзья мои, Серафимочка и Павел Анатольевич, вы можете быть свободны, если хотите. Свою миссию вы выполнили - свели меня с этим прекрасным человеком. В дальнейшем ваше присутствие не потребуется.
  Профессор придерживался прагматичного подхода в личных отношениях.
  Серафима с радостью подумала, что до прихода отца осталось минут сорок, и поняла, что если побежит домой прямо сейчас, то успеет заболтать его разговорами о Путине, приготовить новую пачку пельменей и спасти родителя от голодной смерти.
  - Нет уж, - зло ответил Пашка, стиснув руку Фимы, которая уже было двинулась к выходу. - Мы подождём. Не надо из нас тут делать макароны быстрого приготовления.
  Вообще-то он хотел вставить оборот про использованные контрацептивы, но общество Профессора и Славика незримыми флюидами облагораживало его.
  - Ладно, ладно, друзья, - махнул рукой учёный. - Извините, погорячился. Можете постоять и посмотреть, если вам будет угодно.
  Валентин Георгиевич, казалось, совершенно позабыл о существовании посторонних. Он повернулся к Славе и начал объяснять ему правила, который должен знать каждый асулумонавт. Паренёк внимательно слушал, изредка кивая. Лицо его оставалось таким же невозмутимым, только в глазах иногда проскальзывал странный огонёк, который почему-то сильно беспокоил Пашу. Профессор, впрочем, не обращал на это никакого внимания; сейчас они со Славой и так пребывали в собственной маленькой ноосфере.
  Выслушав всю необходимую информацию, Слава стоял некоторое время ошарашенный, но быстро собрался с духом и принял обычный вежливо-спокойный вид.
  - Я всё понял, Профессор. Настраиваться на лучшее, вести себя осторожно, не совершать резких движений, не лезть, куда не следует.
  - И во всём следовать моим рекомендациям, разумеется. Только так ваше путешествие в асулум, Святослав Афанасьевич, запомнится вам и принесёт пользу мне.
  - Могли бы и не напоминать, Валентин Георгиевич.
  - Подпевала, - тихо пробормотал Паша. - Помнишь, Фимка, рыбы такие есть, которые к акуле присасываются и жрут её? Вот он такой же. Лим подхалимский.
  - Тихо, - махнула рукой Серафима. Что бы там не происходило, она старалась думать о людях только хорошее.
  - Вы готовы, друг мой? - голосом капитана из Спанч Боба зарядил Профессор.
  - Всегда готов, - ответил Слава. - Как вы там говорите крутить?..
  И он положил обе руки на хрустальный шар.
  
  Глава 10, где для Славы начинаются весёлые деньки.
  
  Когда Слава исчез, ослеплённая яркой вспышкой Серафима впала в такой глубокий шок, что долго не могла вымолвить ни слова. Девушка выбежала из сторожки и, трясясь, стояла на морозе, жадно вдыхая свежий колючий воздух.
  - Что это, коллега? - растерянно спросил Профессор. - Ничего не могу понять.
  Видимость была очень плохая; такое бывает, когда человек с хорошим зрением смотрит через очки дальнозоркого. Пашка видел светло-зелёную трясину, в центре которой сидел бегемот, а по бокам росли огромные деревья, совсем как те, под которыми сидела в пошлый раз Фима.
  - Болотце какое-то, - усмехнувшись, щелкнул пальцами Паша. - Ещё бы, чего от него ожидать.
  - Разве? - пробормотал Валентин Георгиевич. - По мне так это замок на горе...Ладно, сейчас попробуем выйти на связь.
  Хрустальный шар окаймлял ободок из небольших цветных камней, словно обрамлённых позолоченной оправой. Профессор нажал на несколько из них, и над "бегемотом", как назвал его Пашка, возникло нечто, напоминающее экран из текучей белой плазмы, пронизанной золотыми нитями. Там, в этом объёмном прямоугольнике метр на полтора, торчала голова Валентина Георгиевича.
  - Слава! - неуверенно начал вещать Профессор. - Слава! Ты меня слышишь? Ты где?
  Молчание.
  - Слава! - занервничал учёный. - Ты себя хорошо чувствуешь?
  Ничего не содрогнулось в ответ.
  - Да пущай там торчит, - махнул рукой Пашка. - Дальше, что мы будем делать дальше?
  Валентин Георгиевич побелевшими от страха пальцами вцепился в края аппарата.
  - Пропал, - упавшим голосом прошептал он. - Пропал. Я погубил человека.
  От ужаса забыв о предосторожности, Валентин Георгиевич так резко нажал на шар, что из-под него вырвался яркий сноп тёмно-зелёного света, отбросивший Пашку к дверям. Парень чуть не вышиб дверь своим телом, и когда встревоженная Фима вбежала в комнату, то пару минут приводила любимого в сознание.
  По комнате пронёсся еле слышный запах гари. Святослав стоял на том же месте, где нажал на кнопку, и на коже его были следы от ожогов.
  - Что с вами, мой мальчик? - запричитал Профессор, бросаясь ощупывать пришельца с ног до головы. - Вы целы? Вы живы? Скажите "а-а-а"! Ну же!
  - Всё хорошо, - с трудом выговорил Славик.
  - Ах, у вас ожоги, мой бедный! Вот что бывает, когда насилием возвращаешь человека из асулума. К счастью, это было в моей власти. Что с вами происходило?
  - Я не помню, - глухо ответил юноша.
  - Бегемот в болоте, - презрительно хмыкнул Кравчук. - Вот и всё, на что ты горазд.
  - Святослав Афанасьевич, вам следует тотчас же направиться домой, - заботливо заметил учёный. - Я не могу подвергать вашу психику такой нагрузке.
  - Ну что вы, Профессор, я отлично себя чувствую, - твёрдо ответил Слава, вытягиваясь, словно струна. - Я готов продолжать исследования.
  - Вы уверены? Мне будет это на руку, но не хотелось бы...
  - Всё будет хорошо, - тихо возразил Слава. - Давайте попробуем седьмое колесо.
  
  Глава 11, в которой Слава прокутил целое состояние.
  
  Когда Слава пришёл в сознание, то обнаружил себя в салоне шикарной машины, модель которой он не мог бы назвать, так как совсем не интересовался техникой. Тягучий запах дублёной кожи щекотал ноздри; за окном сменяли друг друга заносчивые красавицы-высотки. Водитель был отгорожен непроницаемым стеклом, а справа сидела аппетитная шатенка в деловом костюме, диктовавшая счастливому путешественнику котировки ценных бумаг.
  Слава не мог видеть себя, поэтому был лишён возможности оценить свою привлекательность, но по взглядам, которые искоса бросала на него девушка, понял, что сегодня ему можно всё.
  - Сегодня три четверти, - непонятно тараторила она. - Завтра Джойс улетит в Шанхай, и контракт у нас в кармане...
  - Смотрите-ка! Что это мы только что проехали? Разве это было тут раньше? - осторожно заметил Славик, пытаясь ненавязчиво выпытать у красавицы подробности своего местопребывания. Он помнил, что, когда седьмое колесо прокрутилось второй раз, Профессор сообщил ему предполагаемое место будущего полёта, но сейчас память никак не хотела восстанавливаться. Голова гудела, словно чугунный колокол, и конечности казались ватными, так что шевелить ими приходилось с трудом.
  Девушка недоумевающе посмотрела на него и быстро пожала плечами.
  - Если у Джойса всё получится, наши акции взлетят вдвое, - весело ответила она. - Конечно, сначала нужно связаться с Испанией, но...
  - Свяжемся, свяжемся, - пробормотал парень. - Власть в нашей стране ни черта не делает, не так ли?
  Собеседница испугалась и начала тараторить ещё быстрее.
  - Конечно, 164% - это немного многовато, но если принимать во внимание коэффициент полезности...
  - Как вы думаете, наши соседи плохо отреагировали на недавние события? Если вы понимаете, о чём я, - многозначительно добавил асулумонавт.
  - Так вот, если от 164 отнять 64, то будет ведь 100, правда? Думаю, нечего цепляться к мелочам, надо зрить в корень. Именно из этих соображений я распланировала ваш день следующим образом...
  "Да ведь я богат", - дошло до Славика. - "И какая тогда разница, где я и кто я? Надо ловить момент".
  - Работа отменяется, - свободолюбиво расправил плечи парень. - Поехали кутить, красавица.
  Девушка оторопело захлопала глазами.
  - Да, сегодня у меня такое настроение. Произнесите ваше имя по буквам, моя дорогая. Мне так нравится, как вы это делаете.
  Если бы Славик знал, что в один прекрасный день сможет так общаться с девушкой, то жизнь казалась бы ему не такой уж неприятной штукой.
  - Аманда, - сглотнула ком в горле чаровница. - Но вы...
  - Сегодня я властелин мира. Заворачивайте в ближайший ресторан, - властно прикрикнул он, постучав по стеклу.
  И они выбирали самые дорогие блюда, пили до тех пор, пока земля не начинала уходить из-под ног, затем перемещались в ресторан подороже, заказывали всё, что было в меню, танцевали с музыкантами, раздавали их инструменты всем присутствующим и устраивали небольшие импровизированные концерты. Слава сам не помнил, как очутился в номере роскошной гостиницы, где всё было отполировано до блеска, одной рукой обнимая Аманду за талию, а второй исследуя всё самое интересное на теле девушки. Та коварно хохотала, раздирая его одежду, интригующе поблескивала глазами, обещая самые бурные наслаждения, пока Слава не оказался полностью раздет.
  - Ну, иди же сюда,- томно зазывала ночная сирена, удобно расположившись на кровати.
  Прежде чем сделать первый шаг, парень посмотрел под ноги, и то, что ему довелось увидеть, шокировало беднягу настолько, что тот застыл соляным столбом. Будучи осознанным, в асулуме он практически не чувствовал тела, поэтому не заметил, что ног ниже колена у него просто нет и что всё это время он перемещался только благодаря протезам.
  - Идите же, шеф, не бойтесь, - прошелестела Аманда сочным голосом, в котором парню почудилась подспудно скрываемая насмешка.
  - Я...я...я... Нет! - закричал Слава, срывая со столика скатерть, чтобы закрыть ею публичные места.
  - Не бойтесь, идите ко мне, - томно шептала подчинённая.
  - Профессор! - истерично завопил парень, сумбурно пятясь назад.
  - А вы что думали, - резонно заметил Валентин Георгиевич, появляясь в голограмме на стене. - Всевышний так просто подарки не рассыпает. Зато вы американизированы и богаты.
  Когда Слава вернулся в сторожку, то пару минут трясся, как трусливый зайка. Пол ходил у него под ногами ходуном, и он невольно ощупывал себя, чтобы убедиться, что всё на месте. Серафима смущённо стояла в сторонке и иногда хихикала, а Паша надменно улыбался.
  - И запёрло тебя, главное, в поганые Штаты. Нет чтобы Японию выбрать или Южную Корею. Там высокие технологии, это я понимаю,- сказал он с таким чувством превосходства, сквозившим в каждом слове, что Славе тотчас же захотелось его убить.
  "Ты бы в Японии лежал камнем в саду Рёандзи, на большее твоей башки дурной не хватило бы. Не дорос ты до Японии. Эх, Аманда моя, Аманда...Вернуть бы всё назад", - подумал парень, но промолчал. Слава хороший человек был, вежливый и культурный.
  - Спасибо, дорогой мой, - с воодушевлением потряс руку Заболоцкого учёный. - Всё будет самым тщательным образом задокументировано для потомков. Вы готовы к дальнейшим перемещениям? Мне не терпится переместить вас во времени.
  - Нет, - решительно махнул рукой юный исследователь. - Детский сад всё это. Так мы тысячу лет будем копаться. Фима вон, домой скоро пойдёт. Пора приступать к полному включению.
  - Но...
  - Никаких но, Профессор! Это опаснее, но значительно быстрее. Так мы поймём за раз гораздо больше.
  - Но подумайте!..
  Святослав Афанасьевич решительно подошёл к аппарату и внимательно окинул взглядом его колёса, как бы взвешивая что-то в уме.
  - Делайте, что хотите, - апатично промямлил Серов. - Под вашу полную ответственность. Только для начала вам придётся предоставить мне нотариально заверенную расписку от ваших родителей, что они снимают с меня любые претензии за возможные негативные последствия.
  - Идёт, - произнес парень, поднося руки к полусфере.
  - Эй, куда же вы? - возмущённо вскричал Валентин Георгиевич. - А расписку?
  - Давай, Болотце, прорвёмся, - отчаянно присвистнул Кравчук, и Слава исчез, оставив после себя клубы тёмно-синего дыма.
  
  [1] если читателя интересует конкретная дата - 6 января 2012 года. (Прим. авт.)
  [2] Беседа (фр.)
  [3] Нет, всё-таки разница была. В четвёртом колесе мы переносимся в пространство книги, её атмосферу. Третье медленно превращает нас в героя произведения: чем сильнее его поворачиваешь, тем больше черт перенимаешь. Конечно, чем больше внутреннего сходства с героем, тем легче крутится колесо и тем меньше энергетические затраты на превращение. В четвёртом колесе Валентин Георгиевич был обычным школьником, боящимся опоздать на поезд. Если бы он не боялся включения, его энергии хватило бы, чтобы доехать до Хогвартса и проучиться там пару дней. Учёный не догадывался, что в седьмом колесе он был Гарри Поттером, и забыл, что принимал участие в разговоре наравне с Гермионой и Роном и что разговор этот касался очень важных моментов в жизни троицы. Поэтому герои разговаривали на простой лужайке. Если в первом случае энергия ушла на проектирование окружающей действительности, то во втором - на создание главных действующих лиц.
  [4] Мы не станем уточнять всем известное направление, кое обычно предлагают посетить всем надоедливым посетителям.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"