Семь -- число, имеющее особое значение для людей, ищущих смысл в жизни.
Эта книга посвящает себя тем, кто нашел в себе мужество остановиться на мгновение и подумать...
Доктор Зак грустил в ожидании интересной истории. Истории, достойной его гениального писательского пера, не было. Все было банально, тривиально, скучно и наводило на мысль о бренности существования тела и души, мечущейся и скулящей в материальности двадцать первого века.
"Ну, приди, приди, интересный больной", -- мечтал доктор, одержимый писательским зудом в области поясницы, распространяющимся на обе ягодицы.
"Тук-тук", -- кто-то постучал тихонько в дверь, и доктор интуитивно почувствовал, что сейчас произойдет нечто. Он был подобен охотнику, замершему неподвижно в кустах в ожидании косули, гонимой львицей.
Пациентом оказался мистер Смит, человек средних лет, скромный, интеллигентный, с большими очками, закрывающими от злых взглядов две трети лица. Очки были темными, подбородок -- небритым и маленьким, а оба уха изогнуты буквой Г. Он прокашлялся, сел в кресло и снял очки, открыв большие черные испуганные глаза.
"Не знаю, что и сказать, доктор, -- тихо и нерешительно выдавил он, приложив ладони к груди, -- странно. Я, наверное, сумасшедший, да? -- Он встревожено покрутил головой в разные стороны. -- Ничего подобного со мной в жизни не случалось", -- добавил он, нервно выдирая кусочки материи из ручки кресла.
"Извините, -- попросил доктор Зак, -- новое кресло".
"Да-да, конечно, -- сконфуженно произнес мистер Смит, вырвав достаточно большой кусок ткани, -- вы меня, доктор, наверное, отправите в госпиталь, -- прошептал он. -- Я сошел с ума, понимаете?"
"Конечно, -- уверенным тоном ответил доктор Зак, -- сумасшествие -- моя профессия. Расскажите все по порядку".
Он посидел молча, чихнул, вытер нос салфеткой, посмотрел внимательно на доктора и спросил:
-- Доктор Зак, вы когда-нибудь чувствовали себя как белка в колесе?
-- Конечно, -- без запинки ответил доктор. -- Всю жизнь.
-- Тогда вы меня поймете, -- немного успокоился мистер Смит, -- вам ничего не надо объяснять. Хочу вас спросить: что будет, если белка смертельно устанет, а колесо будет продолжать вращаться?
Доктор оценил философскую глубину вопроса. Он живо представил себя, почему-то совершенно голого, с галстуком, бегущего в громадном вращающемся колесе. У него в руках был портфель, на губах -- пена, лицо небритое, уставшее и изможденное. Колесо не обращало внимания на доктора Зака и вращалось с бешеной скоростью. Он кричал и просил кого-нибудь колесо остановить. Вокруг не было ни души. И вдруг он понял, что это он, доктор Зак, сам вращает колесо. Доктор с удивлением открыл глаза, обнаружив пациента, с любопытством уставившегося на него двумя маленькими, бегающими туда-сюда мышками-глазками. Доктор Зак сконфузился. Ему показалось, что пациент прочитал его мысли. Это было нехорошо, потому что необходимо сохранять дистанцию между врачом и пациентом для лучшего терапевтического эффекта.
-- Доктор, -- промямлил мистер Смит взволнованным голосом, -- я помню тот день... -- он внезапно перестал говорить, вытянул длинную шею вперед, а голову наклонил чуть-чуть вбок, как бы прислушиваясь к чему-то.
-- А здесь что? -- он ткнул дрожащим пальцем в дверь.
-- Это дверь, через которую вы вошли в кабинет, -- объяснил доктор Зак.
-- Да-да, конечно. -- Он задвигался, пытаясь найти удобную позу, но это было сложно: нервные конечности крутились в своём ритме.
-- А это? -- мистер Смит указал на другую дверь, нарисованную на стене кабинета.
-- Другой кабинет, -- продолжал объяснять спокойным тоном доктор Зак. -- Коллега ведет прием. Вы чего-то боитесь?
-- Нет-нет... я устал бояться.
-- Почему бы вам не рассказать, что случилось, -- предложил доктор Зак, немного раздраженный тем, что постоянно представлял себе колесо, а себя голым, бегущим в нем.
-- Я проснулся однажды, -- начал мистер Смит. -- Да... все было, как обычно, никаких проблем. Помню, поел, оделся, вышел из квартиры, спустился по лестнице, открыл дверь и... -- больной замер, широко раскрыв глаза и смотря в никуда, руки зависли в воздухе, а голова запрокинулась назад.
-- Да, -- доктор Зак нервно постучал пальцем по столу. -- Вы открыли дверь и...
-- ...И обнаружил себя снова на кухне. Жена Ксюша готовила кофе, а сын одевался в школу. Помню, что почувствовал легкое головокружение, страх; на мгновение показалось, что это сон. С другой стороны, как же я мог проснуться полностью одетым, стоя на кухне с портфелем в руке? Странно, чрезвычайно странно, я ничего не понимал.
Доктор Зак с интересом слушал, подыскивая объяснение происшедшему в психиатрическом справочнике, который держал в памяти.
"Ты вернулся? -- спросила меня Ксюша, кружась по кухне. -- Забыл что-нибудь?"
"Нет-нет", -- промямлил я растерянно, пытаясь понять, что к чему.
"Ты немного бледный, -- сказала она, мельком взглянув на меня. -- Плохо себя чувствуешь?"
"Да ничего, -- объяснил я, -- голова разболелась. Где тайленол?"
"Посмотри на полке", -- бросила Ксюша, выпорхнув.
Голова болела страшно. Я вспомнил, что вчера мы ходили в гости, где я много выпил. "Вот и объяснение", -- решил я и немного успокоился. Я принял таблетку, запил водой, вышел из квартиры, спустился по лестнице, открыл дверь и..."
Доктор Зак широко открыл глаза, приготовившись услышать интересное продолжение, но глаза мистера Смита были раскрыты шире.
"...оказался дома, на кухне. Я так испугался, что не смог устоять на дрожащих ногах и упал на стул. Портфель выпал из рук, перед глазами поплыли разноцветные круги, стало тяжело дышать. Ксюша увидела меня, растерянного, дрожащего.
"Я сто раз говорила, чтобы не пил много... Ой! Что я забыла?! -- Она покрутилась на месте, вращая головой в разные стороны. -- Ах, да! -- жена схватила пачку сигарет и пулей вылетела из кухни, опаздывая на работу".
Доктор Зак почувствовал, что увлечен историей. Он предвкушал, что напишет интересный рассказ. Перед богатым воображением доктора прыгал пациент -- голый, но в шляпе, бегающий с кухни на улицу и обратно.
-- Мне показалось, что я схожу с ума, доктор, -- продолжал он. -- Что происходит? Рубашка стала мокрой и намертво прилипла к спине. Я сделал попытку встать, -- это было тяжело, ноги дрожали.
-- Да, -- доктор Зак с пониманием кивнул головой, полной творческих идей.
-- Я ущипнул себя за ногу и чуть не вскрикнул от боли, убедившись, что это не сон, а жуткая реальность. Перед глазами пронесся сумасшедший дом, где я окончу существование.
Мистер Смит глубоко вздохнул и продолжал:
"Я сбежал вниз по лестнице, толкнул парадную дверь, ведущую на улицу, и через мгновение стоял в гостиной квартиры, где увидел жену. Ксюша накладывала крем на лицо, стоя перед зеркалом.
"Что случилось? -- в ее глазах я заметил испуг. -- Я думала, ты ушел. Опять что-нибудь забыл?"
"Нет, нет, -- повторил я растерянно, -- не знаю, что происходит...".
Я закрыл лицо дрожащими руками, пытаясь понять, что к чему. Но разумные мысли исчезли. Остался страх.
"Послушай, -- продолжала она, -- ты, наверное, болен, почему бы не измерить температуру?"
"Температуру?" -- поинтересовался я, глядя безумным взглядом человека, внезапно заблудившегося в многочисленных реальностях бытия.
-- Конечно, -- понимающе кивнул головой доктор Зак. Реальности, параллельные и перпендикулярные, были любимой темой доктора Зака для разговора и размышления.
"Да, температуру, -- подтвердила Ксюша, подойдя ближе и взглянув с тревогой на моё бледное, красновато-зеленоватое лицо. -- У тебя понос? -- поинтересовалась она. -- Сейчас свирепствует грипп с температурой и поносом".
"Понос?" -- переспросил я, чувствуя, что необходимо срочно бежать в туалет, пока не поздно.
"Почему бы тебе не сходить в туалет и не проверить? -- резонно предложила она и, мельком взглянув на часы, завопила: -- Господи! Опаздываю! Босс убьет!"
Ксюша стала прыскать на себя духи, а я что есть духу побежал в туалет, на ходу расстегивая штаны. Распахнув дверь туалета, я остановился как вкопанный, забыв, что я был без штанов и зачем я туда бежал".
-- Интересно, -- заметил доктор Зак, с удовольствием почесав затылок.
Пациент широко раскрыл глаза, вытянулся по направлению к доктору Заку и прошептал:
"Прямо передо мной, на стульчаке, со спущенными штанами, сидел президент компании, где я работаю, и читал газету с очень сосредоточенным и озабоченным видом. Он спокойно на меня посмотрел и произнес совершенно невозмутимым тоном: -- "Вы не могли бы подождать несколько минут? Я сейчас закончу и освобожу место".
"Хорошо", -- тихо ответил я, закрывая дверь и чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.
"Ну? -- крикнула Ксюша издалека. -- Понос? Если да, то прими лекарство. Оно на полке. Иди в кровать и пей побольше жидкости".
Я услышал, как хлопнула дверь. Почему-то, не падая в обморок, я решил еще раз открыть дверь туалета, чувствуя сильный позыв. Кишечник сокращался в страшных судорогах, испуганный происходящим. Открыв дверь, я увидел своего лечащего врача. Он стоял в белом халате, ожидая увидеть меня, как только я открою дверь. Врач сделал шаг вперед, приложил стетоскоп к моей взволнованной груди и произнес озабоченно:
"Почему бы нам не проверить сердце более тщательно? Я вас посажу на велосипед".
"Куда?" -- спросил я рассеянно, чувствуя, как доктор то удаляется, то приближается, то становится микроскопически маленьким, то громадным.
"На велосипед", -- улыбнулся доктор, уже сидя на стульчаке со спущенными штанами. Стетоскоп висел через шею, а в руках он держал рецепты. Протянув их, он добавил: "Три таблетки три раза в день с тремя стаканами воды".
Я застыл в неподвижности, войдя в состояние, подобное шоку.
"А что вы так смотрите? -- удивленно поднял глаза доктор. -- Что-то не то?"
"Нет, всё то, -- прошептал я, -- всё то".
Внезапно туалет и доктор закружились перед глазами, я попытался шагнуть назад, чтобы сохранить равновесие, но это было тяжело сделать со спущенными штанами. Я пошатнулся и почти упал, как вдруг увидел страхового агента. Он стоял и улыбался, возвышаясь, как гора. Я попытался дернуться влево, вправо, но каждый раз он заграждал дорогу своим мощным телом. Тогда я решил проскочить у него между ног, но был уже пригвожден к стене его круглым животом. Почувствовав удушье, я стал кричать и что есть силы бить его руками и ногами между ног. Однако он, не обращая ни малейшего внимания на удары, продолжал заискивающе улыбаться и затем произнес изысканно вежливо, с приятной интеллигентной улыбкой:
"Пожалуйста, подпишите".
"Где?" -- закричал я. Он ткнул жирным пальцем в бумагу, внезапно появившуюся у него в руке.
Поставив подпись неизвестно откуда взявшейся авторучкой, я еще раз ударил его между ног, но агент уже исчез, растворившись в воздухе.
Я спустил штаны, совершенно не имея желания идти в туалет. Сделав три шага влево, я внезапно увидел перед собой мою абсолютно голую секретаршу. Она сидела на полу и печатала на компьютере, грызя яблоко. Бросив на меня уважительный взгляд, она встала и протянула конверт.
"Вам письмо", -- произнесла она очаровательным голосом и, плотно прижавшись, обняла мою шею, нежно поцеловав в ухо. Я автоматически окинул комнату быстрым взглядом, надеясь, что жены нет рядом.
"Я могу сегодня уйти в два часа дня?" -- прошептала она в ухо, облизнув его шершавым языком. В этот момент я потерял сознание. Организм, по всей видимости, не смог справиться со стрессом и решил отдохнуть, отправив меня в темноту и тишину. Придя в себя, я почувствовал дикую головную боль и нащупал на лбу большую шишку, которую получил, очевидно, от удара об пол. Встав на ноги, я, пошатываясь, пошел в спальню, где увидел свою машину, разобранную на части. Под днищем лежал механик, одетый в грязный, замасленный комбинезон. Увидев меня, он помахал гаечным ключом и крикнул: "Надо бы трансмиссию заменить, шеф".
"Господи", -- прошептал я и, рванувшись из спальни назад, побежал к входной двери. Открыл ее, пролетел по лестнице и, моля Бога, толкнул ногой парадную дверь. Через секунду я был на кухне.
"Срочно, нужно срочно вызвать "скорую", -- пронеслось у меня в голове. -- Пусть забирают и отвозят в психиатрическую больницу. Там лечат. Я на все согласен. Любые таблетки и уколы. Только бы избавили от кошмара".
Доктор Зак слушал мистера Смита, часто мигая от возбуждения.
"Я схватил телефон, -- продолжал тот, кусая губы, -- и почувствовал, как кто-то дёрнул за руку. Это был почтальон".
"Сэр, -- уважительно произнес он. -- Вот счета. Это, -- он начал протягивать мне их один за другим, -- за машину. Это -- за дом, школу, мебель, свет, газ, воду. А вот это -- за воздух, которым дышите; землю, по которой ходите; ветер, обдувающий усталое лицо; ноги, которыми двигаете; глаза, обозревающие прекрасный мир; голову, помогающую думать. Пожалуйста, оплатите все сейчас и звоните, куда хотите".
Я со всей силы оттолкнул почтальона и услышал шум. Обернувшись, я увидел в квартире множество людей. Они стояли кружком и что-то говорили, размахивая руками и мотая головами. На расстоянии они выглядели миролюбиво, но внезапно стали приближаться,как бы плотно смыкая кольцо. Теперь они выглядели более злобными и агрессивными, а глаза приобрели красный оттенок. У них удлинились ногти, превращаясь в когти. Лица обросли грязной шерстью, рты превратились в пасти с клыками, готовыми разорвать в клочья.
Я посмотрел вперед и увидел окно, которое жена забыла закрыть, торопясь на работу. Несмотря на то, что мы живем на десятом этаже, я, не раздумывая ни секунды, прыгнул и..."
Мистер Смит шмыгнул носом. Доктор Зак с нетерпением ждал продолжения.
-- И... -- продолжал он, -- приземлился здесь, в офисе, доктор Зак.
Они посидели минуту в молчании и, наконец, доктор произнес: "Интересная история".
Мистер Смит с волнением поднял глаза к потолку и тихо сказал: "Вы знаете, доктор Зак, я очень, очень устал...".
Доктор Зак приготовился написать рецепт, но внимание снова переключилось на самого себя, бездыханного, голого, с портфелем в руке и галстуком на шее, лежащего под бешено вращающимся колесом.
-- Колесо, -- задумчиво протянул доктор Зак, выписывая рецепт, -- можно остановить.
-- Как? -- Мистер Смит с удивлением посмотрел на доктора. Но доктор Зак не слышал вопроса, да если бы и слышал, все равно не ответил бы, потому что сам не знал ответа. Все, что он мог, -- это помочь бегущему в колесе человеку не чувствовать себя усталым и сумасшедшим.
* * *
Я жил под кроватью очень долго. Иногда кажется, что мир еще не был рожден, а я там уже жил. Как я туда попал? Я интересовался у летучих, ходячих и ползучих -- никто не знает. Помню, однажды я испугался и лег под кровать, дрожа от страха, не зная, что делать дальше. Родители меня немного поискали, но потом, влекомые насущными делами, исчезли. Папа с мамой старательно откладывали деньги на очередной отпуск, потому что страшно уставали, кидая друг в друга мебель и посуду. Отец лихорадочно терял в весе от подъема тяжестей, а мать совершенно охрипла от истерических криков. Им нужно было восстановить здоровье на пляже, где была бы возможность зарывать головы друг друга в песок.
Первое время я ползал под кроватью, выдувая отовсюду горы пыли.
Там было неплохо: темно, нешумно, никто не швырялся мною об стенку, я мог ползать, стоять в полный рост и даже подпрыгивать. Правда, с прыжками нужно было быть осторожным, поскольку железные пружины накручивались на волосы. Мне нравилось, что я мог смотреть телевизор сколько угодно, выставив из-под кровати глаз.
Я был смышленым и быстро сообразил, что можно добывать питательные вещества из кроватного дерева и простыней. Кровать была древняя, антикварная, сделанная из качественного, высоковитаминного красного дерева. Простыни были хорошие, прекрасно жевались и имели высокую питательную ценность. Ночью, когда родители спали, я выползал и остренькими зубками отгрызал кусочки от простыни, которые бережно складывал стопочкой на черный день.
Со временем мое тело полностью адаптировалось, уменьшилось в размерах. Я мог спокойно подпрыгивать, не ударяясь головой о железную сетку. Единственное, что держало в напряжении, это пружины: когда предки пытались совокупиться, они сильно прогибались и придавливали меня к полу, но я приспособился к ритму и знал, в какой момент нужно отпрыгнуть, чтобы остаться в живых.
Однажды ночью я выкатился с целью найти побольше хорошего дерева и качественных простыней и страшно испугался, увидев на кухне большое белое ажурное пятно. Но тут же успокоился: это светился экран телевизора, который родители забыли выключить. Присмотревшись к происходящему на экране, я увидел мужчину, который бил женщину столом по голове. Женщина жаловалась на плохую погоду, а мужчина кричал, что у него болит задница. Женщина схватила стул и шлепнула его по голове, после чего он ударил ее люстрой, а она его -- кухонным ножом. На крики прибежал ребенок и начал в них стрелять из пистолета. Я так перепугался, что обкакался прямо на пол. Дерущиеся напомнили мне мою жизнь, и неприятные воспоминания испортили аппетит. Я пополз обратно и, совершенно обессиленный, заснул беспокойным сном, вздрагивая при ритмичном покачивании тяжелых металлических пружин.
Однажды я съел кусочек несвежего дерева и давно не стиранной простыни и почувствовал себя больным. Мне стало одиноко, и я решил найти компанию. Это было сложно, поскольку я не мог встретить такого же, как я: маленького, с продолговатой головой, большими ушами, крупными губами для сдувания пыли и сильным, ловким, извивающимся змеиным телом, позволяющим проникать во все дыры. Я утратил ощущение принадлежности к человеческому роду и давно уже не мог определить, кем же являюсь в животном царстве.
Когда-то давно отец назвал меня умной свиньёй и зеленым змеем. Помню, мама однажды сказала, что я -- перенапряжение для ее нервной системы, а отец, подойдя поближе и надев очки, внес поправку, заметив, что я похож на соседа. Запутавшись во всем этом, я прекратил попытки себя классифицировать и понял, что являюсь уникальным существом, мутантом, приспособившимся к жизни под кроватью.
Я попытался завязать дружбу с мышками, которых встретил в подвале, где наслаждался кусочком вкусного стула. Я подумал, что, может быть, я -- мышка, но обнаружил, что пока не имею хвоста, не интересуюсь сыром и не люблю нюхать воздух, шевеля длинными усиками. Однажды я своим видом так напугал кота, что мышки мне благодарны до гроба.
Короче, я ходил-бродил в поисках общества, однако все безрезультатно. Я решил покинуть кровать и начать искать кого-нибудь где-нибудь. Я выскользнул из дома ночью и решил больше никогда не возвращаться. Проползая по аллее, я услышал голос мамы.
-- Господи, слава Богу, наконец-то ушел! Он уже взрослый.
-- Да, -- раздался голос отца. -- Пусть сам себе на хлеб зарабатывает!
-- На дерево, -- поправила мама.
-- Да, -- согласился отец, -- и шелковые простыни.
-- Но я так боюсь за него, -- мать шмыгнула носом. -- Посмотри, какой он зеленый, ушастый, шерстяной, пузатый, острозубый...
-- Ничего, ничего, -- кашлянул с удовольствием папочка. -- Скоро оперится, научится самостоятельно летать и даст нам, наконец, возможность отдохнуть.
-- Может, нам в старости хорошее дерево с простынями купит, -- вздохнула мамочка, и они исчезли, продолжив сильно и ритмично раскачивать кроватные пружины.
Я приполз назад и съел у кровати две ножки. Страшно хотелось, чтобы они свалились туда, где я провел детство.
Я выкатился из дома и вскоре обнаружил себя сидящим на траве, задумчиво жующим сочный кусочек древесины, захваченный на случай, если проголодаюсь. Я не совсем понимал, что делать дальше, и решил посидеть в кустах до утра, а там уже продолжить приключение.
Настало утро. Я дрожал от страха, опасаясь, что как только выйду из кустов, большие жирные существа, вроде мамы с папой, растерзают меня на части. Я подозревал, что эти создания любят с чавканьем поглощать ядовитый сыр, отвратительное мясо и макароны вместо того, чтобы наслаждаться вкусной древесиной и хлопком. Именно эта гадость делает их такими агрессивными сексуальными маньяками.
Я вышел, едва видимый над высокой травой. Обрюзгшие двуногие бежали в никуда, быстро перебирая корявыми ходулями по асфальту. Их глаза, полные идиотизма, были перепуганными. Мне хотелось крикнуть: "Кретины!", но я решил не навлекать беду, потому как они были сумасшедшими. Я был убежден в том, что именно спанье на кровати с большим куском мяса во рту может сделать их взгляды такими тупыми и ненавидящими.
Внезапно я оказался у кого-то под ногами и понял, что меня будут использовать в качестве футбольного мяча. Мной немного поиграли; придурок с длинным красным носом от переедания жира попытался сбросить меня в речку с моста. Другой, с зелеными ушами от избытка сыра, схватил его за руку и заорал, что нельзя загрязнять окружающую среду, потому что и так уже всемирное потепление. Тогда красноносый бросил меня в мусорный ящик.
-- А ну, уберите это оттуда! -- закричал толстозадый дворник. -- Контейнер предназначен для нормального мусора. Кладут тут всякое! А потом не вычистить!
Он замахал беспомощными руками, пытаясь выразить эмоции. Эти двое и дворник чуть не подрались, но под конец меня швырнули в кусты, и я повис на ветке, зацепившись шерстью за колючки.
Большая машина остановилась рядом. Оттуда вышел полицейский, подошел поближе и, надев резиновую перчатку, осторожно, закрывая нос ладонью, взял меня за когти левой нижней конечности. Теперь я висел умной продолговатой головой вниз, и мои усики почти доставали до земли.
-- Я вам выпишу штраф за кидание вот этого на кусты! -- грозно произнес полицейский. -- Для этого, -- продолжал он, держа меня на вытянутой руке, подальше от погубленного колбасой носа, -- есть особые места.
Я молился. Я научился этому, глядя, как мама с папой три раза в день просили Господа о деньгах. Там, под кроватью, я зачастую умолял Господа, чтобы они прекратили прыгать, так как опасался за свою жизнь, методично ударяющую железом по ушам.
-- Вы понимаете, какой вред это может нанести цивилизованному обществу? -- прохрипел полицейский.
Полицейский, продолжая меня держать за нижнюю лапку, подошёл к контейнеру с нарисованным на нём красным крестом, открыл крышку и швырнул меня внутрь.
Я очутился в полной темноте и испугался. Это место напомнило мне жизнь под кроватью, где временами я чувствовал себя одиноко, и я заплакал...
Внезапно я услышал писк, кто-то включил фонарик, и я увидел множество существ, похожих на меня. Некоторые были страшно зубастые, а другие обладали такими большими розовыми ушами, что, казалось, могут летать, как летучие мыши, с которыми я безуспешно пытался подружиться. У других были огромные, влажные, подвижные носы, которыми они, как муравьеды, шевелили в поисках бумажек и букашек. Они не были похожи на жадных двуногих, слонявшихся по асфальту с тоской в выпученных от избытка жира глазах.
-- Привет! -- сказал я, и тут же кто-то сильно толкнул меня в бок. Я свалился на нечто отвратительно пахнущее -- то ли кусок колбасы, то ли хлеба. Несколько существ вспрыгнули на мою спину и стали царапаться коготками, щелкая червячными носами. Я попытался встать на лапки, но мне в рот воткнули кусок капусты. Подпрыгнув вверх, я ударился головой о крышку контейнера и отключился.
Очнувшись, я увидел себя лежащим на траве. Я был весь оплёван, обкусан и обжёван. Рядом сидел большой пёс и облизывал мою шкурку шершавым языком. Я попытался встать на лапки, но не устоял и, пошатнувшись, начал падать. Пёс схватил меня зубами за шерстку и побежал сквозь кустарник, через дорогу и, наконец, разжав челюсти, осторожно положил меня возле здания, на котором было написано "Госпиталь". Я умел читать, поскольку выучил алфавит под кроватью, пока папа с мамой занимались по вечерам физкультурой, бросая посуду о стенки.
Толстый тип в белом халате небрежно взял меня за треугольное перепончатое ухо и потащил внутрь здания.
-- Эй! Эй! -- закричали ему безобразные белые двуногие. -- Не сюда! Ты что, спятил? Тащи это в изолятор!
Моё тельце бросили в серую каменную коробку с громадным стеклянным окном, через которое на меня глядели озабоченные, безразличные лица. На физиономиях было нарисовано смирение с тяжелой судьбой, забросившей их в пространственно-временное измерение на семьдесят лет в наказание за что-то плохое, что они совершили в прошлом.
На зелёные лица были натянуты белые маски, поверх которых выглядывали отсутствующие глаза. Кисти рук были спрятаны в плотные перчатки, дабы, не дай Бог, не коснуться моей нечистой шкурки, в которой прятались армии вирусов, грозящих уничтожить человечество, почти приползшее к вечному счастью.
Существа скрипели от пессимизма и тыкали в меня пальцами и трубками. Я был страшно голоден, поскольку давно не грыз любимое красное дерево и крахмальную простыню. Запах их противной картофельно-мясной еды вызывал у меня тошноту. Отвратительные простыни были жутко пресными на вкус и застревали в глотке. Я потерял в весе и стал еще меньше.
Однажды один из маразматиков взял меня за нос и потащил по бесконечно длинному коридору, а потом положил на стол, сделанный из высоковитаминного красного дерева. При виде существ, сидевших с серыми лицами вдоль стола, мне стало не по себе и захотелось домой, под кровать. Все пытались рассмотреть в деталях мою персону, ползущую по полированной поверхности в попытке ухватить зубками кусочек дерева.
Один из них, с пупырышками на кончике озабоченного монотонными буднями носа, открыл рот, и оттуда донеслось мычание, постепенно перешедшее в полуосмысленную речь.