Аннотация: Эпизод за номером 12. Снова женские лица, соединение ранее разрозненных имени и фамилии некоей загорелой госпожи и немного прикладного легкого доминирования в софт-условиях.
- Вы действительно прекрасны настолько, насколько об этом говорят, - на пути полицейского и его юной попутчицы вырос силуэт огромного роста, который озарил их светло-серым отсветом.
- Вы - сокровище, - сказал он, - Передайте Франко, что я испытываю белую зависть. Пусть он бережет вас.
Обходительно опустившись перед ней, серебристый господин почтительно поцеловал ее в пальцы. Девушка встретилась с его глазами, немного насмешливыми, немного грустными, похожими на океан, теплый у поверхности, и, не произнеся ничего в ответ, стала отступать.
Светлый силуэт провожал ее взглядом, а она не выпускала его из вида до тех пор, пока не наткнулась на своего провожатого. Тот пригласил ее пройти дальше, аккуратно подтолкнув под талию и, не отдавая себе отчет, спустившись чуть ниже, чем допускают приличия. Серебряного господина к этому моменту в коридоре уже не было.
Полицейский повел красивую посетительницу дальше, на ходу придумывая, каким еще рассказом он может ее развлечь. Бодрость духа стоила ему все большего напряжения, так как с каждым шагом, который он выдавал за уверенный и молодцеватый, раненая нога давала о себе знать сильнее. Однако показать, что ему действительно очень больно, и тем самым проявить слабость, он боялся.
Пару раз он останавливался и давал себе отдых, но, делая вид, что ничего не происходит, наполнял паузу повышенным красноречием. Один раз во время монолога понял, что девушка обращена к нему, и, надеясь, что не покраснел, убрал взгляд от ее груди. После чего, накрепко зарекшись так позориться, поклялся держать себя в руках.
- За вами должны лежать горы мертвых мужчин, - попытался шуткой разрядить ситуацию он, - когда вы проходили мимо, они обернулись и свернули шеи.
Девушка не заметила комплимента, но, ощутив, что с ней разговаривают, слабенько улыбнулась в ответ.
- Господин Мийер-Майер прав - вы очень красивы, - признался полицейский, - Зная личность, к которой вы идете, я бы должен прикусить язык. Но... это первое, что замечаешь.
-...Миермаер - это тот высокий с серыми волосами? - спросила она, выходя из рассеянности.
- Да. Он коллега вашего... - полицейский понял, что не может придумать подходящее слово, - того, к кому вы идете. Мировой мужик! Я ему жизнью обязан! Недавно заваруха случилась, под землей дело было, мутантов мы разгоняли, и он мою шкуру спас. Ха, дважды! - как подтверждение, он хлопнул себя по раненой ноге, но тут же был вынужден сдерживать стон, - Это если кратко. Короче говоря, не было б меня здесь, если б не он.
В поисках агента он остановил карабинера из числа наряда по управлению. До девушки донеслись лишь обрывки фраз.
"Где сейчас этот..." "Тебе на кой хер он сдался?" "Ищут его, она". "Ого!" "Пасть закрой. Где этот? В архиве?" "Не. Здесь где-то. Погляди на четвертом".
Перед лестницей полицейский встал, решая как ему подниматься.
- Вам же больно, - с беспокойством сказала его спутница, глядя на ступеньки, по которым тому предстояло пойти, - Вам помочь?
На остатках бравады он, не задумавшись, отказался от протянутой руки, но тут же возненавидел себя за это.
То, что Франко уже близко, она почувствовала по поведению своего провожатого. Тот напрягся, сделался молчаливым. Ей показалось, что увидеть и тем более заговорить с Доине ему будет тяжело и крайне некомфортно. И что он изо всех сил борется с этим ради нее.
Агента они нашли в писарской, около которой никто предпочитал не задерживаться. Он сдвинул к себе несколько столов, разложив на них карту города, испещренную точками нескольких цветов, между которыми были проведены линии. Карта была большей, чем та, которой он пользовался ранее, и намного более подробной. Проверяя что-то по документам, он ставил на ней новые отметины. Под рукой у него лежал белый листок с тремя кружками, нарисованными красными чернилами, в одном из которых находился странного вида крест с ломаными лучами, в другом - череп, а в последнем - ничего.
- Господин агент, - обратился полицейский незнакомым, одеревеневшим голосом.
- Франко... - вступила она, выходя из-за него вперед и принимая внимание.
Доине медленно отвлекся от карты, посмотрел на нее, потом на сверток.
- Ты просил, - пристально вглядываясь в его реакцию, сказала она и, пока не явилась опасность, быстро попросила сама, - Франко, можно отпустить господина Феррана? Он все сделал хорошо.
Полицейский оторопело сглотнул. Каким-то образом та, которую он сопровождал, почувствовала его подавляемое желание и почти дословно произнесла то, чего он сейчас хотел услышать больше всего. Начиная испытывать страх, карабинер воспользовался предлогом и ретировался.
В свертке лежал плащ, зашитый, обработанный маслом и пахнущий немужским трудом. В него был обернут "Мессершмитт" - агент утром его не взял, так как прятать его было не подо что. Пистолет был уложен так, чтобы до него можно было не дотрагиваться, когда заворачиваешь, и, как в еще одну степень защиты, дополнительно замотан в портупею.
- Нужен как можно скорее, - торопливо повторила она его собственные слова.
Равно, как и хорошего - она и без него должна знать, что принесла пользу. Но сделанного не воротишь, поэтому он просто выкинул свою реплику из головы.
А так же однозначно решил, что не собирается доверять ее обратный путь хромому, а значит не до конца боеспособному полицейскому, выбранному тем более не им.
Когда агент молча заявился в караулку в поисках капрала, то заставил неслабо понервничать готовящийся там карабинерский патруль. Не найдя будущего унтер-офицера, Доине ушел, сопровождением чему был глубокий выдох их командира, того самого, что управлял разгоном памятной толпы. Узнав пострадавшую девушку, он испугался, что на этот раз бежевый посланец из Столицы точно явился вытрясти из него дерьмо, за чем неминуемо последуют санкции руководства, которое в последнюю пару недель особенно лютовало за должностные нарушения. Получив опровержение, он облегченно сел и так откровенно расслабился, что заслужил косые взгляды подчиненных.
В секретарской перед кабинетом начальника полиции агент застал... Боннэ. Тот, невнятно цедя что-то сквозь зубы, нагнулся над столом своего адъютанта и самостоятельно писал что-то в бумагах, поминутно щурясь и поднося листы ближе к лицу.
- Если у вас дело, - бросил он, - то, пожалуйста, очень быстро.
Отодвинув стул подчиненного, хотя для удобства мог бы сесть на него, он быстро перелистал документы и вписал в них что-то еще. Несколько скомкал и отправил под ноги. Краем глаза заметил, что вошедшим оказался Доине.
- Зачем я это сказал... - пробурчал он себе под нос.
Не добившись успеха, агент почти покинул этаж, как его путь пересекло взлохмаченное нечто. Оно, не видя ничего вокруг себя, на полном скаку врезалось в бежевый плащ, само развернулось от удара, и, спотыкаясь о бесчисленные локти и колени, из которых, казалось, состояло целиком, пулей влетело в секретарскую.
- Жан-Пьер, в чем дело? - хмурясь, очень серьезно спросил начальник полиции, - Где ты пропадаешь?
Красный, задыхающийся и насмерть опоздавший адъютант обессилено упал на свое место, не заметив сразу, что оно отодвинуто от стола. На голове у него снова отсутствовал кивер, мундир был застегнут кое-как, ремень болтался и не попадал в петли.
- М-да, красавец, нечего сказать, - начальник полиции с крайним неодобрением покачал головой, - Даю время отдышаться, после чего с тебя объяснения. Причина должна быть серьезной.
Прерывисто глотая воздух, рукавом вытирая блестящий лоб и измождено обвисая на спинке стула, Жан-Пьер несколько раз кивнул, полностью признав тем самым смертную вину. Будь он рядовым полицейским, то мог прощаться с двухнедельной премией. К сожалению, должность его была заметно выше, а патрон знал о его малой потребности в деньгах, из-за чего надеяться, что личной казнью от Грегуара Боннэ будет банальный штраф, не приходилось.
- И крохотная житейская мудрость. Если уж опоздал - не торопись, - начальник полиции выделил, что конкретно в поведении Жан-Пьера разочаровало больше всего, - Ровным счетом ничего это не изменит.
Удостоверившись в том, что адъютант понял все - и где он неправ, и что ему за это будет, - Боннэ и сам опустился в одно из кресел для ожидающих, с удовлетворением вздохнул и обратил себя к бежевому плащу на пороге кабинета.
- Прошу прощения, господин Доине, - сказал он, пряча в усы усталую отеческую улыбку, - воспитание нерадивых подчиненных - утомительно, но необходимо. Вы что-то хотели?
- Вернулся за чем пришел, - бросил ему агент. Заметно жестче, чем надо, так как пройдя только что по одному этажу туда и обратно дважды, вынужден был себя сдерживать. После этого он повернулся к едва переводящему дух адъютанту, - Жан-Пьер, нужно, чтобы вы порекомендовали полицейского, который проводит ее, - Доине за локоть ввел спутницу в кабинет, - до гостевого дома. В пути не должен доставлять проблем.
При появлении женщины Боннэ, как воспитанный человек, незамедлительно встал. В борьбе с близорукостью напряг зрение и в ту же секунду решил, что отныне и до гроба слабость на глаза будет его ежесекундно тяготить. Одновременно он понял, что ему явлен самый эффективный и простой способ в кратчайшие сроки устроить паралич всего полицейского управления - молодые женщины подобного сложения в одежде подобного покроя. Жан-Пьер, похоже, проникся внешностью прелестной особы еще глубже, потому что оторвал зад от стула с пятисекундным запозданием.
- Мой помощник готов этим заняться, - тут же сказал начальник полиции, попутно спросив себя, когда этот дурачок, его адъютант, закроет рот, - Он с удовольствием сам лично выберет исполнителя. И даже будет провожать их до ворот управления и смотреть вслед. Можете временно арендовать его, вся его работа на сегодняшнее утро и так уже сделана.
Прежде чем вернуться к себе, Боннэ не отказал себе в маленькой радости и галантно поцеловал ручку милой девушки.
- Да, и еще. Господин Доине, в ближайшую неделю я рекомендую вам обращаться только к моему помощнику, - Боннэ прервался, снимая с потолка объяснения, - У остальных... мнээ... занятость. А он обязан будет вам помочь.
Отослав Жан-Пьеру последний луч недовольства, начальник полиции зашел в свой кабинет. Вслед за ним быстро удалился Доине, предварительно подведя к адъютанту свою спутницу и односложно их друг другу представив.
В тишине они остались вдвоем. Девушка в клетчатом платье растеряно смотрела на него, он - на нее и помимо воли на ее фигурку. Молчание затягивалось, и чтобы избежать неловкости, Жан-Пьер стал по-быстрому приводить рабочее место в порядок, уперев непослушный взгляд в него. Нашел свой кивер, что говорило о том, что забыл он его еще вчера.
- До того как отправишься спасать мир, все же ответь на один вопрос, - из кабинета донесся голос Боннэ, - Где ты все-таки был?
* * *
Изменить дом Жан-Пьера по своему вкусу получилось у Лайзы легко и непринужденно. Ее немногочисленная, но разнообразная одежда потеснила его мундир, в комнате появилась вместительная тумба и разлапистая вешалка, на стене напротив постели - зеркало, а под письменным столом перестали перманентно собираться сухие хлебные крошки. Малозаметным, но постоянным давлением она заставила полицейского навести порядок, причем решение об этом он, по его же собственной святой уверенности, принял сам, без посторонних намеков. Всего парой легких усилий она смогла сфокусировать на себя его внимание, закрутить вокруг своей воли все его действия и забрать в собственность последнее его немногое свободное время. А в последний раз, когда он вернулся со службы, даже мебель оказалась переставлена согласно ее мнению, а простоявшее несколько лет без дела пианино внезапно стало настроенным. Как и когда это произошло, не знал и домовладелец. На вопрос, чего Жан-Пьер должен ему за работу, он сделал большие глаза, а, узнав, что у адъютанта несколько суток живет кто-то еще, не поверил. Когда же полицейский с теми же словами обратился к самой Лайзе, она выдохнула ему в лицо дымом и, прежде чем он откашлялся, заткнула рот поцелуем, после чего стало не до вопросов.
Так наступил сегодняшний день. Полуспящий Жан-Пьер валялся поперек постели в вихре разбросанного спального и нижнего белья, его прекрасная Лайза тихо напевала на незнакомом ему языке и возилась с большой сумкой, иногда прикасаясь к клавишам пианино, чтобы поддержать нравящуюся ноту. То, что делала она это без одежды, добавляло процессу пикантности.
Когда Жан-Пьер выплыл из мира сновидений, Лайза стала первой, кого он увидел. Неизвестно как поняв, что он смотрит, она запела чувственнее, эффектно откинула волосы со смуглой поджарой спины и повернулась так, чтобы была видна столь возбуждающая его большая татуировка в виде готической цифры "три". Сладко улыбнувшись, Жан-Пьер прикрыл глаза, наслаждаясь контурами ее тела, отпечатавшимися под веками на фоне светло-коричневого квадрата окошка. За этот квадрат он и любил свою комнатку. Утром сквозь него заглядывало солнце, на десять минут и очень косо. Потом еще почти час светило в него отраженным светом, да и оставшееся время до середины дня здесь было настолько светлее, что можно было зажигать только половину ламп. Другие же окна упирались в стену и замусоленные стекла аналогичного дома, стоявшего напротив на расстоянии вытянутой руки.
Вспоминая, насколько его милая Лайза сегодня была с ним горяча, полицейский погрузился в дрему. Он и без того чувствовал себя отдохнувшим и выспавшимся, но удовольствие хотелось продолжать и продолжать. Все обстоятельства сложились воедино с большой-большой задержкой.
Адъютант начальника полиции вскочил, будто его ошпарило котлом кипящего масла.
- Время?! - захлебнувшись вдохом, вскрикнул он и закашлялся.
- Чуть меньше часа до полудня, - легкомысленно ответила Лайза, заканчивая расчесываться гребешком из черепашьего панциря.
На постели произошел взрыв. Разметывая вокруг себя вихри ткани, путаясь в ней, как в сети, полицейский захотел принять стоячее положение из полулежащего, миновав все промежуточные. Оказавшись вне кровати, он бросился на четвереньки и стал торопливо циркулировать по полу кормой вверх, отделяя свою пододежку от вещей, раскиданных вчера Лайзой в порыве игривости. Комната в его глазах неожиданно предстала бесконечной равниной, до небес заваленной горами пугающих диковин, о которых он ранее слыхом не слыхивал и которые никак не могли принадлежать ему. Поиск среди них чего угодно, будь то маленький полицейский мундир или чехол от паровоза, мог стать вечным наказанием грешника-стяжателя.
- Боннэ мне голову снимет! - в ужасе простонал Жан-Пьер.
Эту песню она уже слышала. Начальник полиции с виду был благодушным и, посмеиваясь, прощал сотрудникам очень многое, не преминув при этом записать что-то в маленькую разлинованную тетрадочку в памяти. Однако он не терпел, когда нарушались те немногие, но железные правила, что он установил раз и навсегда. В число самых тяжких проступков входило невыполнение должностных обязанностей качественно и в срок, а так же халтура на стороне, мешающая работе. Отсутствие на службе в положенное время было их объединением и одновременно самым смертным грехом. Исполнению правил способствовало колдовское умение начальника полиции отыскивать самые болезненные места провинившихся, что делало его кары воистину страшными. Поэтому Жан-Пьеру объективно было о чем беспокоиться.
Но, черт возьми, как же уморительно он смотрелся со стороны! Вздохнув, как вздыхают над несмышленым ребенком, Лайза накинула белую сорочку с художественно простроченными складками и изящным движением красивых рельефных плеч вскользнула в рукава.
- Кальсоны! Куда делись кальсоны! - в отчаянии Жан-Пьер влез под стол, оттуда под кровать, где в спешке треснулся лбом о стену. Лайза подумала, что вероятнее всего именно они за штанину повисли на вешалке, но туда он, по закону своей удачливости, заглянет в самою последнюю очередь.
Туго стянув на бедрах шнуровку брюк темно-шоколадного цвета, она, не сгибая коленей, глубоко и грациозно нагнулась. Застегнув сапожки, медленно распрямила спину, прогнув ее в красивой, как на гимнастическом представлении, позе. Живописного зрелища Жан-Пьер не видел, так как подобно пауку скакал по комнате на четырех точках.
- Жилет! У меня же был жилет!
Лайза развернула длинную скатку, из которой блеснуло металлом. Взяла саблю в ножнах с ремнем сложной конфигурации, но после раздумья положила обратно, ограничившись длинным кинжалом, который, будучи прицепленным, почти слился с одеждой.
- Почему ты меня не разбудила??? - откуда-то из-под подоконника до нее долетела отчаянная претензия.
А что она, как раз влезающая в коротенькую курточку с подбоем из яркой леопардовой шкуры, могла ему ответить? Что он так сладко спал, что так мило пускал на подушку струйку слюны из уголка рта? Да и какая разница из-за чего он получит по киверу, когда он по нему все равно получит? Если по обыкновению не забыл его где-нибудь еще.
- Как я мог потерять ремень!? Это невозможно!
Из сумки извлекся ларец с дорогой обкладкой и золотым тиснением "Дорнье" на обтянутой мраморной кожей крышке. Внутри лежал комплект маленьких трехствольных пистолетов, среди которых одного не хватало. Из оставшихся пяти она выбрала еще один.
- Где ботинки?! Дьявольщина, куда я мог деть ботинки?!
- Поищи за пианино, - в шутку посоветовала Лайза, нанизывая кобуру на длинную перевязь и убирая ту под куртку, - Там наверняка есть что-нибудь похожее.
Когда послышался скрип отодвигаемого от стены музыкального инструмента, Лайза не поверила ушам. Хмыкнув, она повязала под воротник черную шелковую ленту-галстук и быстро-быстро навела легкий макияж, придающий ее лицу острые очертания. Финальным движением она собрала волосы в шикарный хвост и, с удовольствием оглядев себя в зеркало, послала жаркий поцелуй отражению.
Закончив, она двинулась на выход, но под ноги ей попался Жан-Пьер. Снизу вверх с карачек он посмотрел на нее... и что-то заскрипело у него в голове. Мозг, которым она отучила его пользоваться при встречах с ней, в муках сложил куски мозаики, которую обладатель этой части тела не принимал в расчет долго и победно. Они вставали на места по одному. Первым было необычайно сильное для женщины тело, хоть и стройное и не выходящее слишком далеко за границы нормального сложения, но состоящее из одних мышц - раньше оно воспринималось им просто как красивое и тугое. За ним - бесшумность и ядовитая грация, которые приводили его в трепет. Следом - ухоженные крепкие ногти, спрятанные под безупречным маникюром, достаточно короткие, чтобы не ломаться и не мешать, но вполне длинные не только для того, чтобы царапать плечи любовнику, но и для того, чтобы выкалывать глаза. Умелые, упругие ладони с ловкими пальцами, которые иногда сжимались в кулачки, по размеру и крепости сравнимые с маленьким аккуратным кирпичиком. Способность без приглашения проникать в чужой дом. Количество острого железа, оставленного ею на столе.
Взгляд черных, непроницаемых южных глаз, смотрящих на все и всех с превосходством и насмешливостью, граничащей с высокомерным пренебрежением.
И перед такой прекрасной, страстной, яростной и ужасной валькирией он предстал в кальсонах, но уже в одном ботинке, держа мундир и брюки в руках, а портупею - в зубах.
- Лайза, что это такое? - выплюнув ремень, воскликнул он, - Откуда? Зачем?!
- Часть моей работы, - ответила она, собираясь выходить из комнаты.
Выражением его лица она откровенна наслаждалась.
- Я забыла тебе сказать? - с невинным видом удивилась она - Ах, как же я могла! За столько времени! Лайза Колонелли, Картель Торговцев, специальный представитель.