Аннотация: Шестой эпизод "Нуара". И конечно же все не так просто, как может показаться. Скандалы_интриги_расследования от угрюмого агента Франко, равноценный обмен от господина начальника полиции и прочие нуарские отенки серого и бурого.
Начиная с этого вечера, главный зал архива был ярко освещен светом мощных газовых трубок. Лишних вопросов о происхождении топлива Доине не задавал, хотя и не пытался скрыть, что определенные вещи для себя выяснил и принял на заметку.
Остаток дня он провел за работой. Архивный стол был отчищен от воска, а у его ножек выросли башни из книг, томов и журналов, которые, как могло показаться со стороны, не имели друг к другу никакого отношения и были выбраны с полок чуть ли не наугад.
Агент еще несколько раз бывал в кабинете Боннэ, требовал доступы к хранилищам улик, закрытым комнатам архива и специальным материалам. Ни в чем не получал отказа. Никогда не делился сделанными выводами. По словам приданного ему в помощь полицейского, чьими услугами он ни разу не воспользовался, все время работал молча и с одним и тем же выражением на лице. Постоянно что-то записывал в блокнот. Полностью обходился без еды.
Вечер с юркостью болотной пиявки перескользнул в ночь, а позже и в глубокую ночь, но агент продолжал сидеть на рабочем месте, даже когда со службы ушел хранитель архива, весь день отпускавший ему косые взгляды. В момент, когда он готовился закрыть за собой дверь, Доине остановил его и с места, не оборачиваясь, строго запретил выключать свет. Архивист покинул подземелье, бормоча под нос невнятные проклятья, однако радость от факта, что завтра его сменят, и у него наконец-то появится возможность как следует напиться, скоро его утешила.
Шуршали перелистываемые страницы, скрипела о бумагу перьевая ручка. Фитилек догоревшей на столе свечки, которую зажгли еще днем, и которую агент не погасил, испустил предсмертный дымок и погас. На глубине архива смена времени суток не ощущалась, часов не было, и отсчитывать время было возможно лишь по медленно, но неуклонно накатывающей усталости.
За время, проведенное агентом в полицейском подвале, на тот навалилась тяжелая масляная духота, сдавливающая дыхание и мешающая мысли в голове. Какое-то время Доине удавалось ее не замечать, хотя подбирающаяся необходимость во сне все настойчивее подтачивала его силы.
Информации в архиве было предостаточно, но структура отдельных ее сегментов оставляла желать очень много лучшего. В частности, все, что касалось темных, было путанным, бездарно неполным и представляло собой набор бессмысленно распиханных по томам докладов, написанных с грамматическими ошибками.
Пытаясь выстроить в голове все узнанное за день, агент откинулся на стуле и прикрыл глаза. Главным, что привлекало в деле темных внимание, было то, что ползущие из канализаций чудовища наносили промышленности города заметный ущерб. Было не совсем ясно, насколько большой, но определенно дающий повод относиться к угрозе серьезно.
Избирательностью мутанты не отличались и в равной степени терроризировали все районы города. Но именно в индустриальных кварталах они зверствовали с какой-то особой яростностью. И, опять-таки, если верить полицейским отчетам, именно там их уничтожали особенно упорно, не гнушаясь средствами, отравляющий газ в числе которых был далеко не самым жестким.
Кроме того, на борьбу с подземными паразитами до недавних пор выделялись очень большие средства так называемым Союзом Промышленников. То была крупная, но не слишком конкурентоспособная по сравнению с Советом Учредителей организация, развалившаяся полгода назад. Часть ее лидеров разорилась или была аккуратно разорена извне, а глава президиума преставился при туманных обстоятельствах, естественно походивших на заказное убийство меньше всего. Остальные участники организации не смогли поделить наследство и завязли во внутренних тяжбах. Наибольшие дивиденды с этого поимел, естественно, Совет, что Доине совсем не удивило.
Доклад о вчерашней операции на складе в архив еще не попал, зато там обнаружились упоминания о других происшествиях, в которых пострадал трест братьев Трийе. Так, например, на предприятие, составляющее основу их компании, около года назад было совершено разбойное нападение с захватом заложников. Однако с бандитами из трущоб полиция не вела переговоров принципиально, о чем дополнительно свидетельствовала подпись Грегуара Боннэ на приказе об уничтожении напавших. В результате во время штурма и последовавшего боя начался пожар, до голых стен уничтоживший богатый завод.
При этом Трийе были одними из последних, кто пытался сохранить хотя бы видимость порядка внутри Союза Промышленников, и гибель их главного предприятия стала официальной гранитной плитой на могиле этой организации, а так же актом фактического узаконивания власти Совета.
Пользуясь золотым правилом, что если отыскать того, кому произошедшее наиболее выгодно, то непременно найдешь виноватого, Доине ненадолго отодвинул дело темных в сторону. Чтобы выяснить имена всех семи членов Совета Учредителей оказалось достаточно бегло просмотреть подшивку газет за последние месяцы, где те фигурировали с частотой, превышающей даже статьи о решениях съезда Верховного Комитета. А найденный далее перечень владельцев городской собственности недвусмысленно показывал, что на семерых им принадлежали две трети Нуара, и даже деньги за жилье, тепло и свет простые жители платили им. Государство же получало лишь те налоги, которые изволяли отдавать со доходов эти семь господ.
Из всех членов Совета постоянное проживание в Нуаре имели лишь трое. Причем председатель Гийом Эриньян лишь относительно недавно переехал в город из Столицы, что случилось почти одновременно с избранием его на должность Главы Совета.
После этого состоятельный, но до тех пор не выходивший из тени предприниматель быстро стал одной из ключевых фигур города. За кратчайший срок ему удалось сделать то, что не удавалось до него никому: после первых же его распоряжений все необъятное море ненависти, равномерно растворенное во всех слоях и сословиях Нуара, немедля сфокусировалось на нем. Даже по нейтральному тону архивных отчетов стало понятно, что управляющим он был жестоким, не терпящим недовольства и предпочитающим в своих действиях метод кнута и кнута. Особо усиливало общественную ненависть то, что его действия возымели неприятный для многих экономически положительный эффект и значительно улучшили городу ситуацию.
Финансовой плетью, каленым железом точечных денежных уколов и гарротой эмбарго он смог загнать дельцов, переставших стесняться любых методов в борьбе друг с другом, в свинцовые рамки, которые местами даже не сильно выходили за границы общечеловеческой морали.
Запретами, ограничениями, а порой и грубой силой он остановил готовый вот-вот разразиться производственный кризис и вернул поток промышленной реки города в нормальное русло.
Более того, ему удалось справиться с рабочим движением, чьи выступления грозили превратить улицы в поле битвы. Он изнутри разрушил профсоюзы, превратив их в стадо тупых продажных свиней, с потрохами покупающихся любым, кто в данный момент платил деньги, и готовых без команды растерзать любую нарождающуюся внутри себя оппозицию. Кроме того, господин председатель усовершенствовал институт штрейхбрейкеров, благодаря чему высказывать свое мнение теперь решались разве что за кружкой сивухи в распивочной, находясь в очень близком, максимально надежном кругу знакомцев.
В качестве итога подавляющее большинство граждан Нуара попали в одинаковые условия. Уж никак не в справедливые, но, по крайней мере, равные, на что архивные записи до этого даже не намекали. В кошельки поступали деньги: толстые лакированные бумажники буржуа пополнялись банкнотами, в худые потертые рабочие карманы тонкой струйкой просыпалась мелочь. Бедняки, находящиеся под пятой Главы Совета, не умирали с голоду и со спокойной душой могли ненавидеть его дальше. Временные соратники, стоящие по правую и левую руку от него, тоже не голодали, считали ограниченные в разумных приделах прибыли и испытывали к нему не менее горячие чувства. Всех все устраивало.
Другой заслугой председателя Эриньяна был равномерно ускоряющийся рост числа питейных заведений, так как именно из его банков кредитовалась организация перегонных производств. Кроме того, благодаря усилиям Главы Совета, были разработаны многоуровневые стандарты качества их продукции, уложиться в самые нижние из которых могла почти любая косорыловка. Одновременно с этим, места ее употребления получили знатные арендные льготы. Главным из многих аспектов буйного развития сей отрасли стала городская казна, уверенно наполняющаяся с довольным бражным побулькиванием.
С Советом же было неразрывно связано название "Фон Морганн". После того, как умер его престарелый владелец, а новый хозяин так и не нашелся, им на долевых правах стали распоряжаться члены Совета. Коллективное управление и отсутствие ответственного владельца у государственно-важной пороховой громадины насторожило агента, и он принялся искать имя его нынешнего исполнительного управляющего. По каким-то причинам Гийом Эриньян им не оказался. Но удивление агента мгновенно переросло в раздражение, так как мелькание имени влиятельного магната почти во всех важных городских преобразованиях и отсутствие его волосатой лапы на столь лакомом куске слишком напоминало некий гамбит. А интриги агент не выносил и всегда копался в них с большим неудовольствием.
Сразу после этого изучение дел неожиданно вернулось к тому, с чего началось. Совет, как самый крупный собственник в городе, пострадал от темных гораздо сильнее, чем Союз, жестко тратившийся на финансирование борьбы с ними, а так же все прочие потерпевшие вместе взятые. Самое чудовищное происшествие тоже было связано с "Фон Морганном". Около трех месяцев назад прямо в подвалах гигантского завода внезапно открылась нора темных, откуда они повалили как обезумившие.
У заводской охраны в распоряжении имелось лишь то огнестрельное оружие, что было разрешено законом, основанном на предписании Гильдии. И закономерно, что гладкоствольные однозарядные карабины не смогли остановить вторжение покрытых черным хитином подземных тварей. Читая между строк, можно было понять, что стража завода не шибко-то и стремилась задержать нашествие, а те из охранников, кто уже произвел свой единственный дозволенный выстрел и еще не был превращен когтями и жвалами в кровавую кашу, предпочли разумно унести ноги. После чего с героической рьяностью ими было выполнено распоряжение главного инженера, приказавшего задраить все входы на нижние уровни. Это превратило несколько сотен рабочих подземных цехов в живую, бегающую и орущую от ужаса закуску на пиру канализационных монстров и спасло весь оставшийся "Фон Морганн" от полного заражения темными.
Сожрав всех, кого можно было сожрать, твари, озверевшие от горячей крови и неудовлетворенного до конца голода, переключились с плоти на железо, неистово уничтожая машины и оборудование подвальных цехов. Двери из нуарской корабельной стали, отрезавшие темных и их жертв от поверхности, выдержали напор; и люди, с обратной стороны подкатившие к ним все, что могло стрелять за исключением разве что гаубиц, почти сутки слушали, как в них молотили когти, клеши и хелицеры.
Нашествие закончилось грандиозным взрывом, очистившим подвалы от темных и последней уцелевшей техники и даже сумевшим слегка прогнуть створки ворот, до этого стойко противостоявших постоянному штурму. Расследование позже показало, что монстрами был разбит распределитель газа, что на фоне все более обостряющегося дефицита окончательно погасило фонари города и вызвало безнадежный кризис освещения.
Далее для борьбы с подземной заразой Совет единогласно принимает Чрезвычайный План действий, первый пункт которого ввел в промышленных районах комендантское положение, запрещающее любые гражданские акции, митинги и забастовки. Прочие массовые и не очень скопления людей тоже не приветствовались, как потенциально привлекающие темных.
Следующим действием был страшноватый приказ о "дезинфекции" городских канализаций. По распоряжению Главы Совета в коллекторы был осуществлен сброс нефти, которая после была подожжена. Огонь бушевал под землей несколько дней, дым валил еще неделю. Копоть не отчистили до сих пор.
Полицией были организованы специальные отряды быстрого реагирования. Вечный военный карантин трущоб был в очередной раз продлен.
И во второй раз указы, под которыми стояла подпись председателя Эриньяна, возымели действие, злившее даже его союзников: количество нападений темных резко схлынуло, а днем они перестали появляться вовсе.
Конечно подземные твари не прекратили выходить на поверхность, но с тех пор они появлялись лишь затем, чтобы набить брюхо любимым блюдом, и разрушать заводы более не могли. Число же съеденных ими человеческих тел перестало выходить за рамки статистики насильственных смертей, свойственной большим городам.
"Фон Морганн" продолжил функционировать. Его подземные уровни были закрыты, а доступ на них прекратился, и завод, обеспечивающий едва ли не всю страну порохом, нитроглицерином и инженерной взрывчаткой, был вынужден свернуть работу в круглосуточном ритме и перейти на гораздо менее выгодный режим в две смены. Не выбиться из графика ему помогали огромные запасы готовой продукции, которые он понемногу начинал тратить.
Дальше газеты стали усиленно молчать о темных, хотя на них все так же предпочитали списывать нераскрытые пропажи людей.
Агент открыл глаза, но, несмотря на предоставленный им краткий отдых, болеть они стали совсем уж невыносимо, да и левая рука из-под резинового рукава снова отозвалась ноющим жжением. Решив, что продолжение работы станет ненужной переоценкой собственных сил, он решил все-таки покинуть подземелье. Напоследок вырвав из блокнота лист, крупными печатными буквами написал на нем "Перекладывать запрещено" и положил его поверх оставшихся на столе документов. В здании к этому времени уже не было никого живого и лишь откуда-то слабо тянуло прокисшей сивухой.
Ночь, сквозь которую Доине двигался к гостевому дому, не отличалась от предыдущей ни по звуковому фону, ни по запаху, ни по единому другому ощущению. Разве что в этот раз он шел через более оживленные улицы. По мостовым шаркало значительно количество поздних прохожих разного достатка и общественного положения, которые, видимо, находили в кучковании некое коллективное чувство безопасности. И если через такую горстку проезжала трезвонящая предупредительным сигналом грузовая дрезина, то они расходились по сторонам, чтобы потом снова слиться в однородную массу. Некоторые машинисты притормаживали, спускали с коричневых от дыма лиц штатные респираторы с толстыми фильтрами и предлагали подкинуть за мелкую монету любого желающего. Очереди к ним не выстраивались.
На агента не обращали внимания, хотя двигался он преимущественно навстречу общему потоку. По его наблюдениям, люди старались вообще не смотреть на временных попутчиков.
Когда он находился почти у самого гостевого дома, из грязных, пропитанных щелочными испарениями облаков пошел вызывающий хандру тоскливый косой дождь, и прохожие стали послушно упаковывать себя в зонты и непромокаемые капюшоны.
Дверь предоставленной полицией комнаты затворилась за Доине, и он первым делом скинул плащ и стал отстегивать ремешки резинового рукава. Сняв его, он долго и тщательно протирал мягкой губкой покрывающие ее образования, крепко жмуря пульсирующие резью глаза. Все это время было открыто окно, через которое выветривался распространяющийся по комнате запах. Обещанная горячая вода, которая агенту наконец-то понадобилась, действительно присутствовала, но чувствительно отдавала котельным железом и была рыжей от ржавчины, о чем уже утром сильно пожалел управляющий.
Как ритуал была проведена разборка, чистка и смазывание и без того находившегося в идеальном состоянии оружия, а так же проверка готовности пороха и патронов.
А далее был мертвый сон без сновидений, который принес агенту лишь физический отдых, не разогнав напряжения и породив множество новых вопросов и мыслей.
Когда поутру Доине пришел в управление, его очень скоро встретил начальника полиции, буквально светившийся от распирающего его любопытства. Он пытался ненавязчиво расспросить агента о продвижение дел, обещая всяческую помощь, но при первых же признаках раздражения у столичного гостя перевел разговор на другую тему. Вследствие общей неразговорчивости посланца Канцелярии диалог долго не продлился. На вопросы же Доине начальник полиции отвечал с присущим ему витийством, кислым юморком, забавность которого агент не разделял, и полным отсутствием полезной информации.
Диссонируя с чернильным мраком винтовой лестницы, архив больно ударил газовым светом по все более воспаляющимся глазам Доине. Войдя, агент грубо отогнал от сложенных у стола бумаг старенького полуслепого архивариуса, вышедшего на смену вчерашнему хранителю. Мимоходом упомянув ему о "последствиях", Доине снова углубился в материалы.
Архивные бумаги продолжали расходиться с полученной в Столице информацией только в некоторых деталях, и формально прицепиться было не к чему. Однако чем большее количество страниц перелистывал агент, тем чаще становились долгие паузы, во время которых он без звука и движения перерабатывал прочитанное.
Он еще несколько раз покидал подземелье, и дедушка-архивариус все-таки добрался до сложенных у стола бумаг, в уме набрасывая, в какие отделы ему будет нужно возвращать папки и на высоту каких полок забираться по расшатавшейся стремянке.
Работая, он тихо сокрушался по поводу того, какой беспорядок сумел в очередной раз развести в подопечных бумагах предыдущий хранитель. Но одно обстоятельство дедулю от души радовало: по прошествии целого дня работы у столичного гостя не добавилось ни одного тома, которые надо будет прятать в раздел посвященный темным. Почти все его секции находились на верхних полках, а старичку было очень тяжело поднимать руки и еще тяжелее залезать на скрипящие ступеньки архивной лесенки. От приступа теплых чувств он даже решил принести такому способному и трудолюбивому молодому человеку немного любимого чая. Доине бросил косой взгляд на пожелтевшую от накипи алюминиевую кружку с затянутым мутной пленкой спитым напитком и с ледяными интонациями в голосе отказался.
Ближе к концу дня агент уже в общей мере представлял картину происходящего. Полотно выходило почти что увлекательное, и ко всему прочему окрашенное в нуарские серо-бурые тона, которые противоречили государственными цветами официальной версии. И самым любопытным было то, как этакий эпический шедевр удалось так надежно спрятать под тенью Черной горы.
В тот же вечер начальник полиции получил лаконичную записку, и, несмотря на то, что использованные в ней слова менее всего походили на вежливое приглашение, легко согласился лично спуститься к агенту в архив.
В подземелье он застал Доине занятым содержимым одного из шкафов. Подстроившись под его стиль, не поздоровался и, сняв кивер и переложив его подмышку как трубу, прошел к столу.
На нем раскрытым лежал блокнот агента и несколько недавних скучных дел. Чернильница, намертво приваренная к столешнице, была закрыта, но рядом с ней лежала дорогая перьевая ручка и устройство для заправки чернилами вместе с флаконом кроваво-красной туши - тоже не дешевые.
Видя, что агент не спешит отвлекаться, Боннэ обошел стол и небрежно заглянул в его записи. На первой странице блокнота было оглавление, состоящее всего из нескольких строк. Словосочетание "новый наркотик" было яростно перечеркнуто. "Темные" и "господин Нуарэ" обведены жирным, а рядом с именем маньяка другими чернилами наискось было дописано "нельзя убить". Далее шла строчка со словами "запрещенное оружие", около которой записей не было.
Боннэ перелистнул еще несколько страниц, но решил, что начать продираться сквозь вызывающий рябь в глазах почерк агента прямо сейчас будет совсем уж неприлично.
- Вы просили о встрече? - наконец спросил он, когда внутренний огонек стал жечь уж совсем неодолимо.
- Просил, - тут же ответил Доине и шумно захлопнул папку в руках.
Но вместо долгожданных объяснений он без слов выдвинулся в противоположную от главного полицейского сторону. В архивной пустоте звук ступающих по бетонному полу прорезиненных подошв вызывал легкое эхо.
С лязгом закрылась дверь. Глухо замкнулись стержни сначала верхнего, затем среднего, а потом и нижнего замков. За всеми манипуляциями столичного гостя Боннэ проследил с большим интересом.
- Все любопытственнее и любопытственнее, - задумчиво прокомментировал он.
Доине развернулся.
- Очевидно, - делая нажим на этом слове, без прочих вступлений заговорил агент, - что вы знаете гораздо больше, чем сообщаете.
Начальник полиции изумленно изогнул бровь.
- Во имя всего святого, - отозвался он, с мастерством опытного актера изобразив переигранные вопросительные интонации, - зачем мне делать вид, будто я что-то скрываю от господина агента Тайной Канцелярии? Неужели я так похожу на злодея и интригана?
- Что вам нужно? - переждав его тираду, в лоб спросил агент, - Взятка? Заступничество там? - он указал пальцем вверх, - Должность в Столице?
- Правда! - с готовностью ответил Боннэ, - Тайны - это, знаете ли, моя слабость. Я, с вашего позволения, коллекционер.
Он чуть-чуть помолчал, поглаживая бородку. Видимо ожидал, "позволит" ли его собеседник или нет. Не дождавшись и не расстроившись по этому поводу, продолжил:
- Так зачем, господин Доине, вы приехали в этот город?
В голосе агента появились металлические отголоски.
- Прямое расследование дела темных, - сохранив тон ровным, повторил он, - В Канцелярии опасаются их распространения на государственно-важной территории. Инцидент столетней давности начинался точно так.
- О, это действительно очень важно дело, - глубоко кивая, согласился Боннэ, - Век назад культ ложного бога, используя существ, известных как темные, едва не захватил власть в стране. Людей погибло бессчетно. А нечисть шестиногую до сих пор вывести не можем. Очень, очень опасный случай! Хорошо, что культ был разбит еще в имперские времена, его жрецы четвертованы, а богохульные книги сожжены и развеяны по ветру.
В конце монолога начальник полиции уже не скрывал улыбку.
- А на самом деле?
Доине ответил не сразу. Снял очки. Держа их на вытянутой руке и щурясь, посмотрел сквозь них на свет.
- В Столице существуют подозрения, - сказал он, надевая их обратно, - что в городе готовится контрреволюция.
- О, небеса! - в комичном ужасе покрутил головой Боннэ.
- Моя задача, - докончил Доине, - на месте установить их обоснованность.
- И насколько уже подтверждены опасения?
- Ни насколько, - отрезал агент, - Оснований для обвинения нет. Но ряд фактов может вызвать интерес.
- Например?
- Например, все те же темные. Ваш адъютант в разговоре подтвердил существование культа. В официальных докладах об этом ни слова.
- Разобщенные психопаты, - пренебрежительно бросил начальник полиции, - Да и что могут одинокие, калеченые, неорганизованные мракобесы, живущие в таких глубинах городских канализаций, что туда не суются даже крысы. Тем более, прославленный виртуоз сыска Агнус Мийер-Майер встал на их след. Смешно.
- Нисколько, - отмел Доине, - Точно также как убийца, заслуживший обращение "господин" даже в архивных документах.
- Это очень интересное дело, - подтвердил Боннэ, - и, к сожалению, моим ищейкам недостает нюха его распутать. Но странно, что оно вас заинтересовало. А что скажете про внеквотное оружие? Это, на мой взгляд, более подходит под ваше задание.
- Ничего. Решение этого вопроса в ваших же интересах. Я обнаружил неподтвержденную информацию о незаконном использовании мастер-оружия. А Гильдии хватит уже этого, чтобы наложить санкции.
- Санкции, - преувеличенно поморщился Боннэ, - какое гнусное слово. А самое мягкое, на что способны эти престарелые садисты - полк наемных драгунов-карателей. Или, что хуже, отзыв инженеров со всем машинами и чертежами. Промышленность этого не переживет.
Начальник полиции трагически помолчал, после чего, пряча в усы торжествующую улыбку, пообещал:
- Я всячески и всеми способами буду оказывать вам и господину Мийер-Майеру содействие в расследовании. Выведение преступников на чистую воду - наш священнейший долг. А по вашему непосредственной задаче рекомендую копать, начиная с имени Де Грильяр. Может быть, выясните что полезное. А теперь разрешите откланяться. Дела, дела.
В красных очках агента отражались язычки газового пламени.
- И это все?
- Обмен равноценный, - укоризненно сказал Боннэ и направился к двери.
Однако у самого выхода он добавил:
- Но в качестве жеста доброй воли, с этого дня все мои люди в вашем подчинении. За бумагами, подтверждающими полномочия, обратитесь к Жан-Пьеру. Он будет предупрежден.