Аннотация: Франко Доине, его dernier et seul espoir, к которой он чуточку приблизился, экскурсия по мозгам мутанта-темного, куча стрельбы, несколько трупов, а так же многое другое - все это ждет в двенадцатом эпизоде Нуара.
* * *
Мысли о пище, быстрые, мелкие и однонаправленные как муравьи, занимали пространство под черепом темного всю жизнь. Он жрал в течение своего прошлого, он жрал сейчас, и он намеревался жрать дальше, так как пожирание как таковое было смыслом его существования. Его мало беспокоило то, что еда, которую он рвал зубами, была безвкусной, как сено, что она совершенно не заглушала болезненное чувство пустоты в кишках. Его крошечному, зашоренному всего парой простейших желаний сознанию она могла не нравится, но упрямые, закаменевшие инстинкты заставляли его послушно продолжать наполнение потрохов. Пища была нужна просто ради пищи, и ее поглощение не должно было останавливаться.
Черный голод темного был его постоянным, верным и вечным спутником. Тем единственным, что на краткое время могло его унять, была добыча с поверхности, но тварь о ней сейчас не помнила. Не могла вынуть из топи памяти ее отчетливый вкус - так же единственный, который она различала. Не припоминала несравнимый ни с чем запах, от одного попадания которого в обонятельные органы ее телесные жидкости начинали течь по жилам быстрее. В обглоданных алчбой мозгах существа не могла сохраниться даже та эйфория, которая наполняла тело, когда когти раздирали плоть добычи, а зубы выхватывали из нее целые куски. Память об истинной пище растворялась так же быстро, как и насыщение от нее, а ее место занимала жгучая, лютая, зверская голодная злоба.
Только когда импульс незаполненности кишечника брал верх полностью, в кромешной тьме мозгов темного пробуждались самые глубокие и неведомые реакции, и он, в одиночку или вместе с некоторыми своими сородичами, по усиливающемуся запаху крался наверх - в угодья, где добыча паслась стадами.
Часто, а в последнее время особенно часто, добыча ходила прямо среди них, но темный не мог на нее напасть, так как от нее пахло так же, как и от него. И хотя мутант не ощущал ее другим темным, какой-то плохо осознаваемый запрет каждый раз вставал на пути желания немедленно сожрать легкую пищу. А как только она переставала раздражать его зрительные нервы, монстр мгновенно забывал о ней.
Бывали и другие случаи, когда выхода на поверхность требовало сердце тьмы. Тогда сородичи темного собирались вместе, и повинуюсь единому желанию, направлялись по сырым катакомбам вверх. В такие периоды его чувства и восприятие обострялись до предела, а память могла удерживать в себе несколько дней. Когда же все кончалось, они, часто уменьшившись в количестве, возвращались под землю в одури от вкуса крови и отступавшего насыщения.
Темный и сейчас чувствовал всех своих родичей, осознавал как они роются в поисках пищи. Чуял их голод, резонирующий с его собственным. Ощутил вспышку чужой ярости, боли, и один из собратьев темного пропал. Память о нем тут же покинула подземную тварь.
Съев все, что было, он, похрюкивая переливающимися в кишках соками, побрел далее, с волчьей жадностью втягивая запахи. До него начали доходить отголоски новых волн: замешательство, удивление, злость и даже страх. Пытаясь отогнать их, темный мотнул головой и начал усиленно копаться в земле. Когти царапали груды перегноя, иногда на них насаживалось что-то съедобное, что тут же отправлялось в пасть. Нервно подрагивали членистые усы.
Медленно, как будто преодолевая встречное течение, что-то начало пробираться в голову существа. Активируя заржавевший переключатель, с сопротивлением оттесняло на второй план необходимость жрать. Прорывалось сквозь яростную защиту глухо закупоренной подкорки мутанта, начав ее с трудом, скрипя и застревая приоткрывать. Не замечать поступавшие в нее сигналы становилось все сложнее.
Что-то происходило. Темный начинал понемногу распознавать смысл вспышек, осязаемых им уже по всему известному ему подземелью. Его охватило беспокойство. Поднявшись с пола, он свернул боевые конечности, чтобы те не мешались при ходьбе, и, помогая себе передними лапами, пошел в сторону лопающегося чужими ощущениями пространства. Он увидел, как пропал еще один из его сородичей, и на этот раз четкое понимание его смерти костяным серпом стукнуло ему под панцирь.
Существо втянуло струящуюся меж челюстей слюну и закрыло пасть. Быстро растущая яркость сигналов заставляла его ускоряться, и вот оно уже бежало, мощно толкаясь от земли зажатыми в роговую броню ногами. Балансируя тяжелым сегментным хвостом, сшибало углы на поворотах. Распластавшись, проскальзывало в норы, где взаимно расцарапывало камень свода и скребущий об него шипастый хитин на спине. Слухом кого-то из собратьев стало слышать чеканный отстук в пол, чужим языком почувствовало горький привкус сгорающих частиц.
Волна чужих ощущения достигла пика, как будто что-то единомоментно увеличило ее амплитуду. Внутренний взор твари занавесом накрыла колыхающаяся непроницаемая аура сердца тьмы. Вонзив в землю все шесть конечностей, темный остановился в опьяняющем благоговении. Прямо перед ним стояло его начало и его конец, колыбель, исток и место, куда он вернется. Сердце тьмы, черная, сверхплотная бездна масс, поглощающая все спектры мыслей и образов, из которых состоял мир существа, и одновременно испускающая их. Безмолвно она указала ему дорогу.
Темный подчинился, так как не мог не подчиниться. Четкость того, что нужно делать и куда идти мигом образовалась в его голове. Следом последовал свист, означающий, что странная добыча с неправильным запахом зовет его. Желание сердца тьмы и наличие свиста очень часто совпадали, но темный об этом никогда не задумывался.
Он бежал со всей доступной ему скоростью. Где-то дрались, убивали и умирали его собраться, и надо было увидеть это, чтобы сердце тьмы сквозь его глаза тоже смогло взглянуть на неведомую опасность, оценить ее и принять верное решение. Наполняемый малознакомым чувством осмысленности, он направлялся в сторону особо ярких вспышек, по пути силой пульсирующего внутри него настроя собирая многочисленных сородичей.
Живая суперконструкция, которая представала пред подземными существами сверхподавляющей черной тяжестью, стала перемещаться в противоположную сторону, погружая себя во мрак таких глубоких подземелий, куда за отсутствием вообще чего-либо вызывающего интерес не совались даже очень голодные темные. Она внимательно наблюдала за состоянием существ, стекающихся к источнику раздражения. Монотонно передвигая длинными непропорциональными нижними конечностями, ждала, когда органы чувств получившего от нее приказ существа, зафиксируют непосредственный контакт.
До очага оставалось немного. Тварь уже чуяла излучаемые им образы, слабые, нечеткие и направленные внутрь. Ее собственного слуха уже начинали достигать громкие хлопки, а ноздри могли втянуть сопутствующие им крупицы гари. С приближением к цели она начала распознавать что-то, ощущения от чего отозвались в ней растущим давлением внимания сердца тьмы. Там, в окружении обыкновенных безынформативных форм, свойственных добыче с поверхности шло нечто во многие порядки более мощное. Испускаемые этим эманации были более концентрированными, более насыщенными. Очень непривычными для двуногой добычи, и при этом как будто знакомыми, почти родственными для самого темного.
Подземная тварь притормозила, стараясь подкрасться незаметно. Сфокусировавшись, тихо поползла по тоннелям, не повизгивая и не пыхтя, как обычно. Не испуская из глотки нутряные газы. Но в момент, когда она затаилась, и ей оставалось всего-то дождаться, когда вторгшиеся формы сами подойдут ближе, сердце тьмы подтолкнуло его зарядом нетерпения. Не понимая, что делает, темный выскочил прямо на очаг. Воплоти увидев то, что вызывало такой резонанс, сверхсущность тут же отпустила растерявшуюся тварь. Ее глаза более не соответствовали возложенной задаче.
Звуки, запахи, воздействия на рецепторы - все это мгновенно и напрямую ударило в нервы темного. Он взвыл гуляющим высоким воем и, выпустив тяжелые телескопические когти, понесся вперед. У его носа маячила пища, и он, по стене оббегая своих собратьев, хотел достать ее первым. Закрыв от бьющего в морду противного света все пары глаз, кроме той, что видела тепло, побежал дальше, утягиваемый непреодолимо-сладким запахом. Органы, управляющие когтями, шипами, зубами, шпорами и клешнями инстинктивно напружинились, подготавливая тело темного к убийствам.
По слуховым органам ударил резкий хлопок, что-то очень твердое и горячее проломило костяную броню. Сознание твари исчезло.
Сердцу тьмы был нужен более сложный инструмент.
* * *
Перешагнув через умирающую тварь, карабинеры двинулись дальше. Перед ними носились темные, то и дело проскакивающие меж фонарных лучей. Они, одуревшие от ружейного грохота, многократно усиленного тесными катакомбами, слепнущие от резкого химического света и все равно почти неуловимые средь пляшущих по тоннелям ломаных теней, напоминали метущихся черных призраков.
Карабинеры Грегуара Боннэ шли очень плотным строем, выставив вперед частокол штыков. На полицейских бойцах мутно поблескивали полукирасы, старые, потертые, но, как и все оставшиеся от Империи, не утратившие качеств. В стеклах противогазных масок дьявольскими огоньками отражались вспышки выстрелов и мертвенный белый пульс фонарей.
Ровный чеканный шаг эхом бился в стены подземелья, под подковками ботинок хрустел хитин. Регулярно, если темные подбирались слишком близко, строю приходилось останавливаться. Следовал мощный залп двух рядов ружей, вырывающий из панцирей бесящихся мутантов целые куски, заставляющий их глубже забиваться в отступающую темноту. И даже несмотря на то, что убитыми осталось лежать всего несколько тварей, темных неуклонно теснили к центру их собственной подземной вотчины.
Каждая вынужденная остановка резко отражалась в Доине. Он делался каким-то особенно раздражительным, резко реагировал на каждую мелочь и с большим трудом пережидал время, необходимое бойцам на перезарядку ружей. Гнал людей вперед с тяжело скрываемой нервозностью, при этом агрессивно не пропуская никого вперед себя и лишь после многократных уговоров капрала согласившись отходить за строй во время очередного залпа.
В конце хода, по которому двигались карабинеры, начинал маячить тусклый огонек. На несколько секунд его закрыли темные, сгрудившись на самом выходе и в прямом смысле залезая друг на друга, но потом резко исчезли, провалившись вместе с освещающими их лучами внутрь широкой и явно рукотворной галереи.
Строй остановился на ее границе и занял оборонительную позицию. Наплевав на отчаянные попытки капрала остановить его, агент мечом раздвинул перед собой стволы ружей и вышел между карабинерами. Уже внутри, он быстро освободил им линию стрельбы, а потом и вовсе покинул пределы видимости.
Из темноты выпрыгнула тварь, целясь в него узкими когтями-ножницами. Доине поймал ее на выстрел "Мессрешмитта", перевернув на подлете серебряной пулей. Темный сжался от спазмов, упал и тут же получил мечом между шейных пластин.
Среагировав на грохот выстрела, в галерею немедленно ворвались карабинеры во главе с побледневшим капралом. Оставив недобитого мутанта извиваться на полу, агент приказал им следовать за ним. По залу заметались лучи, выхватывающие то одного, то другого темного. Твари вились в паре десятков шагов от полицейских бойцов, болезненно выскакивая из белых световых пятен и не решаясь броситься на незваных гостей.
Вслед за карабинерами подтянулось руководство операции: окруженный телохранителями Грегуар Боннэ, Эмиль Траге, в химическом освещении похожий на скелет в форме, и присоединившийся к ним Агнус Мийер-Майер. Меч, который он вольготно закинул на плечо, не был вынут из ножен.
Раненая тварь продолжала дергаться, даже когда они проходили мимо. Не в состоянии пошевелить перебитой шеей, она издавала давящий на мозги модулированный скулеж и скребла по полу конечностями, и это не прекращалось до тех пор, пока один из бойцов, охранявших начальника полиции, не дострелил ее. Раздвижные шестизубые челюсти мутанта спазматически укусили воздух, из глотки брызнула слюна вперемешку с кровавой лимфой, и лишь после этого огромное тело подземного чудовища позволило ему умереть.
По мере того, как строй продолжал отодвигать темных валом света, издаваемое ими рычание становилось все более враждебным. Бессильное озлобление исчезло из него только в тот момент, когда их хвосты прижались к стенам. Борясь с обжигающими глаза фонарями, твари начали растягиваться вокруг карабинеров в полукольцо. Те напряженно следили за ними над прицельными планками.
Сняв фонарь с перевязи одного из бойцов, Доине отделился от отряда и стал сосредоточенно ощупывать лучом стены и углы галереи. Около него ненавязчиво возникла серебристая тень, оказавшаяся Мийер-Майером. Делая вид, будто с увлечением оглядывает происходящее, следователь незаметно указал на противоположный конец зала, где в маслянистых нефтяных лужах тлели несколько куч тряпья. Свет исходил именно от них, а копотный дым, который они производили в массе, уходил в высокие продолбленные в потолке колодцы.
- Видишь, мы не так уж и солгали, - тихо сказал следователь.
За их спинами раздался звук загребающих по камню лап, залп, клекот, еще один залп, хруст и удары металла об органику. Напоровшиеся на штыки темные разбежались. Одного из них попытались нагнать ружейным огнем, но он ловко выскочил из освещаемой зоны, в качестве трофея подарив карабинерам только один сегментный ус, который тут же свернулся в тугое кольцо. Миновавшие мутанта пули воткнулись в стену около костерков, в чьих отсветах крупными мухами замелькала выбитая ими каменная крошка. Из-под нее, внезапно ожив, метнулась неясная клякса, мгновение назад казавшаяся просто очередной аморфной тенью, порожденной дрожащими огоньками и пороховыми вспышками. Оставляя шлейф черной изодранной ткани, она выпрыгнула в темноту.
Не удержав ее в луче, Доине беззвучно выругался. В радиусе нескольких футов вокруг места, где она пропала, стена была гладкой, в полу и потолке не было ни одного отверстия, но чуть дальше свет исчез в низкой тесной нише. Не раздумывая ни секунды, Доине нырнул в нее.
- К чему такое рвение? - насмешливо спросил следователь, но агент уже не отвечал, а свет его фонаря погас.
За проходом оказалась похожая на сторожку комната с вызывающими клаустрофобию выгнутыми вовнутрь стенами и страшновато высоким потолком. Затрещавший позади Доине механизм, шелест трущегося о камень камня и глухой удар, бросивший под ноги клубья бурой пыли, ознаменовали, что проход захлопнулся.
Те, кто его ждал, хрипя, прятали лица под капюшонами. От их грязных, худых и чиненых неясно чем балахонов резко пахло прокисшим потом, гнилой сыростью и чужими экскрементами.
Тень агента погребальным саваном накрыла культистов. Поставив фонарь, Доине шагом зашел между ними, став центром образованной ими звезды. Медленно поворачиваясь на месте, с межзвездно-холодным презрением оглядывал их из-под бровей низко пригнутой головы. Меч описывал около его ног плавные движения.
Оказавшийся за его спиной культист, заслонив свет, черным привидением ринулся на него. В момент сократив с ним дистанцию, Доине отразил удар ржавого зазубренного серпа и толчком выбил сектанта из равновесия. Не позволяя ему завалиться, удержал за балахон и дернул на себя, с противохода встречая его ударом рукояти меча под капюшон. Культист завыл и, обрываясь на визгливой ноте, один за одним получил еще несколько страшных ударов, каждый из которых проламывал ему лицевую кость и крошил остатки зубов. Перед последним взмахом агент направил клинок себе за спину, самым концом рассекая горло второго набравшегося смелости напасть сектанта, и обратным движением всадил рукоятку первой жертве глубоко район глаз. Оба балахона с судорожным бульканьем опрокинулись.
Видя, как черная ткань оседает, остальные отпрянули. Доине опять зашел между ними, оказавшись внутри треугольника. Перевернув меч, пригвоздил к полу все еще извивающееся тело, хватающееся за разбитую кашу под капюшоном. Снова стал проворачиваться на месте, гипнотизируя всех завораживающе медленными движениями меча.
Самый большой из выживших культистов по-звериному зарычал, согнулся и, вскинув над головой примотанные к культям рук выщербленные лезвия, прыгнул на агента, взвиваясь в воздух на нечеловеческую высоту. Одним шагом проскакивая под ним, Доине рубанул ему меж ног, а пока тот падал, обратным движением еще раз ударил в то же место. Культист рухнул, его ноги, как будто потерявшие все кости, неестественно разъехались, а из-под быстро намокающего балахона мешком вывались внутренности.
Агент оказался лицом к лицу с другим культистом. Отразил несколько ударов, зацепил серп клинком и, перекручивая меч как лопасти мельницы, вырвал оружие из рук нападающего. Резким движением провертев отобранное железо вокруг лезвия, взмахом метнул его в хрипящего сектанта, который шальными движениями пытался спрятать собственные кишки под набухшей от крови одеяние. Загнутое острие вонзилось ему в висок, зазубренным концом вылезая из ноздри.
Обезоруженный культист дернулся, пытаясь сбежать, но Доине схватил его за ворот. Секунду они смотрели друг другу в глаза, после чего, все так же не отводя взгляд, агент медленно пронзил его насквозь.
Последний из сектантов с душераздирающим воплем бросился бежать. Доине хладнокровно прицелился ему вслед, "Мессершмитт" выплюнул яркую вспышку.
Голова удирающего лопнула как мяч, в который нагнали слишком много воздуха. Тело пробежало еще несколько шагов, после чего упало бесформенным кулем тряпья, наподобие тех, что горели в лужах нефти в галерее.
Опустив оружие, агент двинулся назад к захлопнувшемуся проходу. За весь бой он даже не сбился с ровного дыхания, и об оконченном только что побоище напоминали лишь языки ледяного пламени, вылизывающие его изнутри.
Он остановился около каменной перегородки, с другой стороны которой все еще доносились звуки стрельбы. Первый удар не смог ее выбить, но из щелей между потолочными плитами посыпался песок. Откуда-то вывалились сточенные ржавые кирки и еще порция колотой породы, вроде той, что устилала все тоннели катакомб.
Доине приготовился ко второму удару, но перегородка взорвалась ему навстречу потоком крупных осколков, а в проем влетели дула ружей. Агенту клинком пришлось отбить целящие в него штыки и, отводя их от себя, прижать стволы к стенке. Кто-то сунул ему в лицо ствол мушкетона, но он вырвал его из рук стрелка до того, как тот успел нажать на спусковой крючок.
Сквозь стену ружей агента увидел капрал, испустивший при этом глубокий вздох облегчения. Приказав карабинерам отставить действия, он жестко растолкал подчиненных и протиснулся внутрь.
- Там дальше совсем заброшенные ходы, - без уверенности доложил он, - Только мутантов зазря гонять. Не знаю, кончаются ли они вообще или нет. А нам нужно...
Доине выразительно взглянул на трупы. Один из мертвых культистов продолжал дергать ногой, покрытой струпьями вперемешку с чешуей. Ее оголившееся колено было вывернуто в обратный птичий сустав.
- Великие небеса! - прошептал капрал, осеняя себя священными символами.
- Как они отвратительно убиты, - поморщился заглянувший к ним Боннэ, - Вы жестокий человек, господин Доине.
Агент не обратил на него внимания. Буквально потащив капрала за собой, он повел отряд через выгнутую комнату, в обратном конце которой был проход дальше, в череду последовательно сменяющих друг друга залов.
При виде изуродованных тел следующий за ними Трагэ вздрогнул. Забыв, что группа уходит, он склонился над фрагментами трупов и, борясь с охватившей его всего дрожью, еле-еле заставил себя не прикасаться к их ранам. Лейтенант не смог полностью прийти в себя даже после того, как Боннэ слегка подтолкнул его и легким кивком в сторону прохода пригласил продолжить движение.
Доине опять шел строго впереди отряда, заставляя потеть и без того нервничающего капрала. Пытаясь хоть немного затормозить агента, он догнал его и рискнул придержать за плечо. Как агент перехватил его руку, даже не понял.
- Не надо меня сторожить, - капрал в упор встретился с красными злыми линзами.
- Так приказ же, - растеряно вымолвил он, пытаясь отступить, - как же ж можно...
Пистолет Доине описал дугу и направился в сторону.
- Беспокойся о своих людях.
Выстрел бросил культиста в наступающую за ним толпу. Она проглотила его и волной зловонных черных балахонов навалилась на карабинеров. Не успев сомкнуться, те повыхватывали сабли. Завязалась бешенная рукопашная драка, аккомпанементом которой стал душераздирающий животный вой, захвативший галерею с первым же ударом металла о металл.
Культисты давили так, словно сзади их подгоняли раскаленными плетьми. Они бездумно бросались на клинки и умирали, охваченные радостью рабов, получивших шанс удовлетворить господина. И если кому-то из них в обмен на свой посеченный, истекающий кровью труп удавалось хотя бы незначительно задеть любого из обороняющихся, это вызывало шквал экстатического восторга и новый неудержимый порыв завалить вторгшихся чужаков собственными телами.
С потолка посыпались темные. Заскочив в толпу и давя собственных поклонников, они поскакали к добыче, яростно толкая друг друга в борьбе за право растерзать ее раньше других. Задний ряд карабинеров успел зарядить ружья, находящиеся впереди - отойти за них. Все, кроме одного - в последний момент какой-то сектант, уже лежащий на полу под растущей грудой тел, схватил его за ботинок, и неудачливый боец с криком исчез в волнах черной ткани.
Напрыгивающего темного встретили штыками и картечью. Погибнув еще в воздухе, хитиновая туша влетела в карабинеров, разбивая их линию и ломая кому-то ноги, а в брешь мгновенно хлынули культисты. Навстречу им, будто пританцовывая, с мечом на плече вышел Мийер-Майер. Одним движением выдернув тот из ножен, он на вытянутой руке выставил острие вперед, позволяя первому сектанту просто насадиться на него, после чего пируэтом увернулся от орущего тела и легким взмахом высвободил оружие. Разрешив черным балахонам обступить себя, закружился в железном вальсе, клинком рассеивая нападающих. Сек длинными направленными в артерии ударами, так, чтобы настигнутых забрала наименее болезненная и максимально долгая смерть от потери крови. В летающий над залом оглушающий вой слабыми октавами примешивались вопли тех, кто из-за неловкости или по злополучью попался под взмахи неудачно и терял куски конечностей.
На следователя накинулся темный. Кривыми клешнями он разбросал оставшихся около него культистов, напрягся для решающего прыжка, но увидев серебристый силуэт, вращающий вокруг себя хоровод железа, оторопело остановился. Теряя слюну из раскрытой пасти, попробовал сделать неуверенный шаг. Заряд картечи разнес ему бок. Мийер-Майер с преувеличенной благодарностью поклонился обалдевшему от эффекта капралу, после чего, в извинении разведя руки, добил непонимающе глядящее на него существо.
Бежевым ураганом дрался Доине. Он бросался в самую плотную гущу, не делая ни шагу назад. Рубил не отступая ни на дюйм. На его лице, застывшем в маске презрительного омерзения, ритмично проступали желваки. Каждый его удар сопровождался ощутимо материальным выплеском ненависти, он убивал с немым отвращением, будто падающие под мечом человекообразные организмы простым фактом своего существования намеренно задерживали его на пути. Будто они нарочно нарушали его планы, желая позлить его, как злят жирные противные гусеницы, из-за бестолковости слуг заползшие в главное королевское блюдо.
Бой закончился залпом со всех трех рядов. Отхлынувших культистов разорвало пулями. Последнего из них, оставшегося стоять, прижали к стене и зарубили. Темные, сыпля фрагментами побитых панцирей, снова разбежались. Вой не прекратился.
Сгруппировавшись около командования, карабинеры организовали освещение почти всего зала, быстро определив, что источник звука находится во вделанных в стену клетках. Посветившие внутрь бойцы в ужасе отпрянули.
Сквозь прутья на них рычали уроды, изменения тел которых выглядели смертельным преступлением против природы даже в сравнении с самым чудовищным темным. Неистово кидающиеся сквозь прутья, обмотанные промокшими бинтами, они в горячечной, больной, бесцельной злости рвали клетки. Не страшные, а скорее вызывающие жалость своим уродством, непропорциональностью, нелепостью постигших их перемен. Растущими деградированными вторыми головами, недоразвитыми пятыми, шестыми и седьмыми лапами. Облезшими туловами, шерсть с которых местами отслоилась вместе со шкурой; опухающими веками, вздутыми лимфатическими узлами. Гноистыми отторжениями из ноздрей, ушей, рта и пор.
Доине смотрел на них в молчании. Еле-еле выбравшись из глубины клетки, прямо к нему подползло существо, неравномерно покрытое пучками осыпающихся жирных волос и пятнами воспаленной пузыристой кожей, шелушащейся крупными сухими чешуйками. В его мышцы и горло уходили грубые катетеры, сквозь которые из кожистых капельниц в тело текла какая-то илистая взвесь.
- Это и есть будущие темные? - нервно касаясь сабельной ручки, выговорил капрал.
Агент отрицательно покачал головой.
- Слишком просто.
Желая непонятно чего, существо просунуло сквозь решетку скрученную внутренними переломами лапу с запоминающимся фигурным клеймом. Подставило под свет мутные, маслянистые от слез глаза.
- Уничтожить, - скомандовал агент, уходя.
Ждущий за прутьями свою учесть парад уродов, верещащее издевательство над природой облили нефтью, опорожнив в клетки найденные прямо здесь баки.
Прежде чем сдвинуться с места, отряд нервирующе долго проверял патроны, заряжал ружья и мушкетоны.
Следующая галерея, еще большая, чем предыдущая, была пустой и почти тихой. В темноте что-то булькало и переливалось, уныло грелись горелки, кипятящие какую-то резко пахнущую дрянь в закопченных тиглях. Посреди зала стояли несколько столов с креплениями, все в выделениях и крови. На расстеленных вокруг них заляпанных холстах лежали вызывающие сдавленную неприязнь инструменты: ножницы и пилы разных размеров, щипцы, форма губок которых наводила на тревожные ассоциации, неопрятные иглы, к которым от порожних склянок и склеенных из кишок сосудов вели сосудистые шланги, изнутри покрытые засохшими коричневыми остатками препаратов.
- Остаться здесь, - распорядился агент, - Осмотреть помещение. Собрать все минимально важное.
В курсирующем по залу свете появились заставленные ретортами химические столы, все свободное место на которых было в беспорядке завалено пергаментами, исписанными шкурами и отсыревшими свитками, рвущимися от любого прикосновения.
Разогнав от себя карабинеров, Доине принялся их ворошить. Из сектантского мусора он забирал только листы со схемами и гравюрами, тексты на которых выделялся хоть какой-то осмысленностью, безжалостно отсеивая лезущие под руку неразборчивые молитвы и описания лишенных значения ритуалов. Не выпуская меча, агент быстро проглядывал выбранные страницы и свободной рукой складывал их в одну пачку. Очистив все столы, прижал пачку рукояткой, обложил двумя толстыми листами кожи, перевязал шнуром и скрепил узел печатью Тайной Канцелярии, расплавив для нее воск на ближайшей горелке.
Проходившему рядом карабинеру рукой была преграждена дорога. После короткого оценивающего осмотра агент вручил сверток ему.
- Отвечаешь головой, - холодно предупредил он, запомнив его личный номер.
Еще раз обыскав столы, агент перешел дальше по залу, туда, где у стены чадили тусклые кустарные жаровни, среди которых им не с первого был увиден бурый каменный пюпитр. Приблизившись к нему, Доине рассмотрел лежащую на нем книгу в начищенном переплете из белой кожи, укрепленном фурнитурой из полированного светлого металла.
Когда он протянул руку, чтобы отомкнуть замки, которыми та была прикована к кафедре, периферии его зрения коснулось беспокойное движение. Задержавшись, он посмотрел в место, откуда оно исходило, чувствуя взгляд в ответ. Всматриваясь туда над очкам, а затем сквозь них, разобрал сначала еще один вход в зал, потом мнущийся около него едва заметный сгорбленный силуэт.
- Тревога! Тревога!
Подземелье разрезал свист. Тайный вход лопнул пузырем хитиновых тел, комната завибрировала от голосов темных. Твари вломились в галерею, как прорвавший трубу поток черной грязи, и полились на людей с частым клацаньем когтей по камню, дробью отдающимся в кипящих ретортах.