Амари : другие произведения.

Готика

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Готика.

...имеется скрытое различие между собственно магией и, как говорили в старину, готикой, то есть колдовством... Считается, что магия по определению добра, а готика - зла.

Дж. Р. Р. Толкиен.

   1.

И сказал бог людям: "Я ли не пришел дать вам силу?"

Из легенд кочевников.

   Холодный ветер со стороны залива носил людей по Гавани, точно сухие листья, заставляя прижиматься к стенам домов, забиваться в глухие темные переулки. Ветер был злой и назывался норт, он приходил с северных островов, где вся земля была покрыта снегом. По слухам там жили сильные люди, которые плавали по морю в резных деревянных лодках - вчетверо меньше любого торгового судна.
   Я прошептал несколько слов, чтобы отодвинуть от окна тяжелые шторы. Там по мостовой били капли дождя вперемешку с брызгами соленой морской воды - они вились в воздухе, словно бусы сказочной старградской колдуньи, что заманивала случайных путников. Все тот же бродяга-ветер занес меня в маленькую таверну на окраине, у самых складов. У входа горел светлой желтизной фонарь - такие обычно цепляют на мачты кораблей, идущих на Иси, чтобы не заблудиться в густом тумане у берегов острова. И хотя сейчас опасности нет, потому что на каждом корабле есть маг, традиция осталась.
   "Славный рыцарь Кэрвью" встретил меня приятной тишиной - только мягкое шипенье ламп и приглушенные разговоры двоих посетителей за самым дальним столом. Я еще раз порадовался за столько удачно выбранное место - для сегодняшней встречи требовалась относительная секретность. Заказал кувшин легкого маагского вина, отправился в эркер и приготовился ждать.
   Детвин де Мец, тот, с кем я хотел побеседовать, никогда не отличался чем-нибудь особенным - иными словами, вовсе ничем себя не проявил. Наследник богатого и знатного рода, он все же получал магическое образование. Никаких значительных результатов он не добился, но был терпелив и усидчив. Возможно, многие готовы были невзлюбить его, однако Детвин был удивительно кроток. Врагов у него не было, но и друзей тоже.
   Детвин был младше меня на несколько лет (* т.е. - учился позже. ), поэтому я не знал о его существовании до тех пор, пока мэтр Кайтель не передал мне часть своей работы - чтение лекций по теории магии у младших тоже входило в нее. За несколько месяцев до моего очередного отъезда в Маагу мы изрядно сдружились, так что когда я вернулся и захотел узнать, что произошло, я обратился именно к Детвину.
   Еще одно посольство в Маагу не принесло желаемого результата - по крайней мере, такого, какого желал я. В последнее время я соглашался на эти дипломатические визиты лишь потому, что ожидал найти в полуразрушенных замках Восточного княжества какие-нибудь инкунабулы по истории магии или же книги основателей древних магических и философских направлений; однако среди высшего дворянство Мааги, которое каждое проявление воздействия на материю посредством магии воспринимало как ересь, ничего подобного уже просто не могло сохраниться. Я посетил несколько замков местных сеньоров и всюду натыкался на плохо скрытую неприязнь - одно дело было путешествовать здесь безвестным сэром Эдриком, другое - официально признанным магом. Иногда мне не открывали дверей, и приходилось ночевать в лесу, на старых капищах и развалинах.
   Была и еще одна причина, по которой я раз за разом соглашался сопровождать посла в Маагу. Только я и сам себе запретил признаваться в этом: я все еще надеялся отыскать Люнедд или хоть какие-то вести о ней. Однако ее никто не видел, на тракте не слыхивали об эльфийке: здесь и к магам-то относились настороженно, но магией пользовались весьма охотно (я заметил, что лекарь есть при дворе каждого местного сеньора, а разнообразные "чары познания истины" или противоядия были распространены и среди простого люда. Другое дело, что эти чары в большинстве своем оказывались неверными). Старинные же книги нередко попадались мне вовсе не в богатых замках местных баронов, а в самых простых деревенских хижинах. Так, благодаря гостеприимству одного местного травника, которому пришлось прочесть длинную лекцию о лечебных свойствах петрушки, мяты, базилика, я отыскал том Риттера Кирского, весьма потрепанный и засаленный от небрежного сохранения, но все равно великолепный. Я допоздна засиделся тогда в деревенском доме, при свете сальной свечи наслаждаясь сплетениями пышных фраз в стиле позапрошлого столетия.
   Так меня носило по Мааге еще месяц, когда же кленовые листья в рощах близ Михорна стали желтеть, я вернулся домой.
   Но в Лаэрре, которая неделями стыла под осенней моросью, произошли какие-то странные изменения, оттого мне казалось, что мой старый город отторгает меня, как нечто чужеродное. И в первую очередь эти изменения затронули Университет. Мэтр Кайтель, когда я похвастался добытыми книгами, лишь устало покачал головой, хотя в другое время он охотно сравнил бы списки с имеющимися в нашей библиотеке. Мои товарищи словно бы не узнавали меня, даже Тибо отчего-то загрустил и - вот диво! - появился на лекциях. Я пытался разговорить студентов, но встречал лишь настороженные взгляды или усмешки. Я совершенно не понимал, что делать, поэтому многого ждал от предстоящего разговора. Детвин согласился рассказать кое-что и назначил мне встречу в маленькой таверне у Гавани.
   2.

Тогда явился меж нами некто, подобный нам обличием, но выше

и прекраснее нас; и он сказал, что пришел к нам из жалости.

- Плохо, что вас оставили одних и без наставника, - говорил

он. - Мир полон чудес и богатств, которые может дать знание. Вы

могли бы есть сытнее и вкуснее, а не так, как теперь. Вы могли

бы построить себе уютные жилища, и зажигать в них свет,

оставляя тьму за порогом.

Дж. Р. Р. Толкиен,

"Рассказ Аданэли"

   Я разглядел его через полупрозрачную стеклярусную кисею, которой эркер был отгорожен от всего остального зала. Невысокий и худощавый, Детвин оделся неброско, если не сказать, совсем незаметно - только темно-коричневый плащ и шляпа, почти полностью скрывающая лицо. Он поговорил с трактирщиком, а потом направился ко мне. Поприветствовав его, я предложил заказать что-нибудь и отметил про себя, что первый раз чувствую себя спокойно с той поры, как вернулся в Лаэрру. Однако совсем скоро расспросы Детвина снова заставили меня насторожиться: я ощутил, что он словно бы прощупывает меня, чтобы знать, стоит ли говорить со мной о серьезном. Пару раз он спрашивал о книгах, которые я привез из Мааги, как мне показалось, его интересовали философские направления или даже ереси, так что когда я отвечал, что интересуюсь преимущественно древними поэтами, он несколько разочаровался.
   Но через несколько минут он все же решился, и я понял, что сейчас мы будем говорить уже о важном.
   - Мэтр, - голос Детвина чуть дрожал. Я совсем некстати подумал о том, как неловко прозвучало это обращение - ну какой я мэтр, ведь я ненамного его старше!
   - Мэтр, знаете ли вы, что такое готика?
   Я удивился заданному вопросу.
   - Только то, что говорит по этому поводу сэр Талар. То есть, "готика - это темные силы и способы борьбы с ними, а также...
   - ... а также страдания, которые причиняют они живому человеку." - Детвин перебил меня, как-то сумрачно и горько закончив мою фразу. Впрочем, тотчас же он заговорил вновь.
   - Нет, мэтр, готика не только это... то есть, существует, конечно, и определение преподобного отца Экдохи: "готика суть богомерзка и отвратна", но я говорил не об этом. За века понятие о готике многажды переменилось, особенно после Года белых и последущих гонений. Сейчас готика - это совсем не то, что можно порицать, не зная, потому что готика - это сила, и за ней, как и за каждой силой, стоят люди.
   Детвин говорил словно бы в пустоту, где могли находиться его возможные противники. "Так не убеждают других, а пытаются справиться с собственным неверием," - мелькнула у меня странная мысль.
   - Много лет назад, когда в вольную Лаэрру пришла маагская инквизиция, а вместе с ней и достославный отец Экдоха, начались жесточайшие гонения на всякое инаковерие, в том числе, и на готику. Собственно, вся эта затея с продвижением инквизиции на юго-восток изначально была желанием отхватить побольше земель и поправить дела обнищавшей маагской церкви, но когда святые отцы столкнулись с магией готикума, они ясно осознали угрозу своему влиянию и начали наступление. Сотни людей были казнены в то время, иные пропали без вести, но на самом деле были замучены в подземельях Акр-Диннана, где и сейчас души умерших слетаются к развалинам у берегов колдовского озера. Погибли и многие маги готикума, так что большинство их секретов утеряно...
   Детвин говорил, а я пытался сообразить, что же больше всего тревожило меня. Он то был болезненно взволнован, то пытался убедить не меня, а кого-то другого, а иногда я слишком четко слышал в его мозгу отзвуки чужих мыслей, и вот тогда мне становилось страшно заглядывать ему в глаза. Все же я решил довести до конца это дело и узнать как можно больше. Судя по всему, здесь пахло возрождением одной из самых сильных сект первой эпохи города и Года белых, который все же был не столь трагичен, как рассказывали.
   - Мэтр, сегодня очень многие предпочитают судить о том, чего не знают, или же прикрываться мнениями таких, как отец Экдоха, но готика предлагает всем мыслить своим умом и самим решать свою судьбу. Это невиданная свобода - без каких-то ограничений, которые попыталась наложить на магию инквизиция, здесь не важно ничего, кроме решения самого мага. И если он считает, что цель высока, какими-то условностями можно и пожертвовать.
   "Вот как? Тогда что мешает магу использовать свой талант во зло, а не во благо, ежели рамки морали он устанавливает для себя сам?"
   - Мэтр Эдрик, сегодня готика - это даже не Добро и не Зло. Наш мир слишком сложен, чтобы красить его в два цвета лубочной старградской картинки - черное-белое. Готика стоит превыше этих двух понятий, потому что это сила, а сила не может быть окрашена цветом и знаком. Готика, если угодно, - образ жизни и познания мира, бесконечного, ничем не ограниченного познания. Все стороны магии, которые доныне считались запретными, открыты, все то, что раньше держалось под замком этими мудрецами из Совета, теперь может быть понято и изучено. Старые заклинания, что древнее городских стен, книги, которые давно уже пылятся в университетской библиотеке просто потому, что их никому не разрешают читать - они боятся новой, приходящей в мир силы, потому что вот-вот потеряют свое влияние. Готика - это чистое познание и искусство, без каких-либо ограничений или устаревших условностей.
   Детвин сидел напротив меня, уставившись прямо в пламя догорающего камина. Сейчас в его голосе слышалась хитрость, прямо-таки змеиная прозорливость. Не таким я запомнил его, когда уезжал. Как верно он выбрал тему: безграничная сила и познание - на эту приманку клюнет любой маг, молодой и неопытный и оттого еще не научившийся применять свою силу и решать. Я и сам бы с радостью поверил в готику, будь это год назад, однако сейчас, после частых бесед с мэтром Кайтелем о силе и ее применении, только насторожился.
   - А какова же плата за силу? Ведь ничего в мире не дается безвозмездно, не так ли?
   Сидящий у очага вздохнул.
   - Те, кто черпает силу умеренно, должны лишь уверовать в готику и обращать других. Но возжелавшие большего расплачиваются по-разному: кто-то - своей кровью, кто-то отдает несколько лет жизни, а кто-то и свою душу.
   3.

"Магистр протянул ему меч, и рыцарь взял светлый клинок. А потом поклялся на своем мече всю жизнь искать свет, защищать Акр-Диннан и бороться с темными силами готики."

Из легенд края Лок-Диннан.

   Второй раз мне снился Акр-Диннан. Странно, я никогда не был у колдовского озера и развалин замка, но нисколько не сомневался, что он выглядит точно так, как во сне. Светлые, почти молочные воды блестели под утренним солнцем, от прибрежных камышей поднимался чуть заметный туманный след, где-то далеко кричали утки и переговаривались другие, неизвестные мне озерные птицы, а песок у моих ног то и дело лизала волна. Я поднял глаза. Прямо передо мной на озерной глади чуть покачивалась ладья, богато украшенная бледно-зеленой и синей парчой. "Лок-Диннан не отпускает своих гостей" - вспомнилась мне неизвестно где услышанная сказка о рыцаре. Того тоже заманило колдовское озеро: он сел в ладью и уплыл в подводное царство.
   Нос ладьи резал туман надвое, как хорошо заточенный клинок. Вот уже прямо передо мной выросла светлая громада замка, я услышал отдаленный колокольный звон - словно он доносился с самого дна озера. Берег приближался. Мы проплыли под одной из воздушных арок, которые словно бы парили в воздухе без всякой опоры, и на берегу, у причала, я увидел женщину. "Люнедд! - вырвалось у меня, ошибиться было невозможно, но та лишь покачала головой, и ладья повернула обратно, в полосу тумана.
   Я откинулся на скрещенные под головой руки и уставился в потолок, на котором среди пятен и окружин от сосновых сучков играло солнце. Я уже научился не обращать внимания на убранство комнаты, на уродливые рожи на дверной притолоке. Казалось, не произойдет ничего страшного: ведь есть же здесь солнце, значит и ты останешься жив, а ночные страхи - пустое.
   На самом деле страшное вот-вот должно было случиться, а я не испытывал ужаса, увлеченный своими сновидениями. Сегодня утром ко мне уже приходил Лахтар, один из младших членов готикума, в чьи обязанности входило подготовить меня к ритуалу посвящения. Я только недоумевал по поводу названия: судя по всему, в ритуале мало что осталось от света или, тем более, святости.
   Около семи часов вечера по моим подсчетам стемнело, я затеплил толстые красные свечи и стал ждать. Прошло чуть более получаса, когда дымок от свеч стал принимать причудливые формы, и я уже смог различить в нем рожи тех самых уродливых бесов, которые были вырезаны возле двери. Голова закружилась, и я заснул.
   *

Здесь когда-то замок стоял...

Пусть мне первый расскажет о нем

Бьющий в старом колодце родник.

Басё.

   На этот раз над озером кричали чайки, и ветер печально завывал, носясь над сизыми волнами. Совсем иначе били колокола - глухо, гулко - они сзывали в замковую часовню на службу.
   В тронном зале происходило посвящение в рыцари. Сэр Гвион из Зеленого Замка преклонил колени, и рыцарь, стоящий справа, препоясал его мечом, а тот, что стоял слева, дал в руки щит с эмблемой белого замка. Великий магистр видел множество таких церемоний и все же всякий раз чувствовал благоговенье и смутное волнение, как впервые. "Словно предвиденье воли свыше..." Сейчас было его время - он поднялся со ступеней и принял меч Гвиона.
   - На этом мече я, Гвион из Зеленого замка, клянусь в верности Акр-Диннану и всему делу святому, клянусь защищать слабых, вдов и сирот, просвещать павших, защищать замок Акр-Диннан от любой опасности, буде это в моих силах, а главное - клянусь бороться с готикой до самой моей смерти.
   - Клятву слышал и принимаю я, Бринан из Кира, магистр Акр-Диннана.
   В эту минуту удар потряс основание замка. Хрупкие серебряные башни рушились в пыль, люди тенями метались по коридорам и галереям, пока их силуэты выжигал на стенах жидкий огонь. Трещины пролегали под ногами, прямо на брусчатке внутреннего двора раскрылась огненная бездна, провал в никуда. В тронном зале магистр собирал людей, но мечи ртутью плавились и прилипали к рукам, обжигая раскаленным металлом, доспехи превратились из укрытий в сверкающие западни непреодолимого жара и темного огня, который вырывался их прорези шлема - такой была сила готики, направленная лишь на уничтожение - последнюю месть победившим.
   Лодки на озере обращаются в остовы, скелеты кораблей с торчащими ребрами. Над озером туман - это колдовской дым, убивающий всех тех, кому удалось выбраться из замка.
   Свинец в огромных витражах течет, как вода, цветные стекла падают вниз, блестя оплавившимися краями, и бьются на тысячи осколков. Леди Алайна, светлая дама Акр-Диннана заламывает руки в верхнем покое, что еще не тронуло пламя, в тронном зале последние рыцари, бросив мечи, пытаются творить защиту, но в этом уже нет нужды: еще раз содрогнувшись, замок опускается в озеро.
   *
   Темноту вокруг меня прорезал тонкий сноп солнечных лучей, так, что я оказался в светящемся круге. За спиной и впереди была непроглядная мгла, занавесь из густого черного тумана. Где-то вдалеке слышались чужие голоса и странная заунывная музыка. Внезапно из темноты позади меня вынырнула тень и стала чуть слева, на свету. Над ее черным балахоном была не человечья голова, а огромная свиная морда; лишь через несколько секунд я понял, что это только искусно сделанная маска. Между тем человек с головой свиньи спросил, и ему ответил кто-то справа.
   - Кто взывает к Силе?
   - Тот, кто отринул Свет.
   Маска подошла ближе, затем резко вытянула руку, и я увидел мерцание длинного кинжала, который в следующее мгновение вонзился мне чуть повыше кисти. Человек в маске свиньи поднял окровавленный кинжал и воскликнул:
   - Тот, кто отринул Свет, да познает боль!
   И мою руку словно бы ожег невидимый огонь. Однако тотчас же кто-то из темноты подошел ко мне и провел по ранке полой одеяния - чуть защипало: так целят порезы и наши лекари.
   Тем временем тень справа от меня обрела форму человека с головой хищной птицы, эта тень повесила мне на шею тяжелую золотую цепь из тех, что носят торговцы и ростовщики.
   - Тот, кто отринул Свет, да познает богатство!
   Тень с востока, на плечах которой покоилась собачья голова, вложила мне в руки длинный двуручный меч со странно темным лезвием.
   - Тот, кто отринул Свет, да получит Силу!
   И ощущение неестественной тяжести черного клинка заставило похолодеть мои ладони.
   - Тот, кто отринул Свет, да познает готику! - это последняя маска выдвинулась и протянула мне книгу в черном кожаном переплете.
   4.
   Светлое дерево чуть нагревалось от солнца. Пахло водорослями и немножко - гнильцой. Я увидел себя сидящим в лодке, на носу - сэр Гвион в доспехах странного зеленоватого цвета - такие, должно быть, подводные растения. Шлем лежал здесь же, а светлые волосы Гвиона ерошил ветер. Кажется, с полчаса мы просто молчали, наслаждаясь солнечным светом, игрой бликов на воде. "Тот, кто отринул Свет... что за глупость," - подумал я, вспомнив. И вместе с этим вернулись боль в руке и ощущение тяжести - будто я до сих пор сжимаю холодную рукоять черного меча.
   Гвион внимательно посмотрел на меня и заговорил в тот момент, когда я, помня легенды о призраках, уже приготовился спросить первым.
   - Я последний из рыцарей Акр-Диннана, и моя клятва зовет меня даже после смерти. Готика опять становится сильнее и хочет повлиять на устоявшийся миропорядок. В первую очередь - пытаясь воспользоваться силой и честолюбием своих невольных рабов. Ты зря думаешь, что сможешь обмануть ее или даже бороться, настанет миг, когда твоих сил не хватит даже на то, чтобы спасти себя. Отступись.
   Голос Гвиона был голосом призрака: ровный, спокойный - ведь за той гранью царит равнодушие. Во мне накапливалось раздражение от того, что этот человек, умерший два века назад и не имеющий ко мне никакого отношения, так спокойно отдает мне приказы и решает мою судьбу. И отчего-то я начал понимать тех, кто пришел к готике не ради власти, а из-за потребности быть свободным в жизни своей и в смерти.
   - Нет, сэр рыцарь. - Я покачал головой. - Как бы то ни было, я решу сам.
   На миг мне показалось, что в его глазах промелькнула тень сожаления, но я ошибся - призракам не свойственно грустить о живых.
   Ладья повернулась и поплыла к берегу.
   *
   Очнулся я в бреду спустя двое суток. Огонек светильника еле тлел, но я порадовался темноте - слишком болели глаза, трудно было поднять веки. Тотчас откуда-то возник Детвин, в таком же длиннополом одеянии, как и люди, являвшиеся мне в моих кошмарах, и дал напиться. В полумраке он показался мне слишком печальным и строгим, как образы святых в старградских церквях.
   - Надо терпеть, брат. Тебе плохо - что-то из прошлой жизни держит тебя. Ты должен оставить все, поверить в готику... - и его лицо стало расплываться, превращаясь в маску палача с черной книгой в руках.
   С этого момента я плохо помню, что со мной было. Несколько раз я открывал глаза - утро, и свет танцует на полу, на светлом дереве стен. Но стоило мне только моргнуть - вокруг снова темнота, и уродливые рожи скалятся и гримасничают из углов комнаты.
   Потом я узнал, что так прошло около месяца. Меня хватились и искали мои друзья и мэтр Кайтель, но я думаю, что спасением я обязан не им. Просто в одном из снов мне почудились крылья ворона, плещущие над головой, а потом перья птицы вдруг обратились в черные волосы, обрамляющие бледное лицо. Я мучился оттого, что знал, кто мне снится, но не мог сказать, назвать словом, именем. Наутро, когда я проснулся, было все так же солнечно, и мне показалось, что время стоит на месте. Но теперь не было темноты вокруг меня.
   5.
   Я ушел из готикума. Конечно, тайно, потому что отпускали они крайне неохотно: разве что мертвых. Вот уже неделю я почти прячусь в одном из своих домов на окраине города; мои соседи по узкой улочке - народ скрытный и малообщительный, это алхимики, контрабандисты, ростовщики, разорившиеся дворяне. В небольшом трехэтажном доме двое - я и мой слуга, так что сразу не догадаешься, что дом обитаем. Только вот с наступлением темноты наведываются какие-то странные личности в темных плащах - так это ко всем наведываются. Через дом, например, вообще притон для небогатых купцов, городской полубедноты и армейцев, каждую ночь оттуда вываливаются шумные компании, над садом взмывают в небо фейерверки, а в канаве почти наверняка валяется чье-то бездыханное тело. По сравнению с этим, мой особняк тих и пуст. Поблеклый камень изгороди, чахлая садовая зелень. Стекла покрыты налетом пыли и брызгами грязи, когда редкий экипаж вдруг решит проехать "на рысях". В гостиной - обычная для таких домов обстановка запустения: несколько безделушек на каминной полке, кое-какие серебряные приборы, выставленные на всеобщее обозрение, как единственные драгоценности в семье, словом, не покусится даже самый нищий вор.
   Правда, мой дом все же отличался от прочих. Стены библиотеки на втором этаже заняты книжными полками, разнообразными ретортами, колбами и пробирками с эликсирами. Разумеется, подобные вещи - всего лишь вполне профессиональная фикция, но производят впечатление и помогают создать уютную атмосферу. Настоящие сокровища - я имею в виду книги, - хранятся в более безопасных местах. В этом моем заточении я скрашивал досуг чтением Риттера Кирского и хотел уже приступить к той книге, которую мне дали в готикуме.
   Как ни странно, я решил сохранить ее - уже не вспомню, зачем, кажется, просто прихватил с собой, когда уходил - или же запали в душу слова о всемогуществе и всеведении.
   Как бы то ни было, книга попалась мне на глаза только на третье утро, когда я изучил то, что было в здешней библиотеке, вдоль и поперек. Моя привычка, которая иногда бывает полезна - не могу не читать. Я было подумал послать слугу в лавку, но тут заметил "Готику".
   Том был объемный, обтянутый плотной кожей черного цвета. Невозможно различить: краска это или же шкура какого-то животного, качество выделки поражало. Книга тяжело лежала в руках, видимо, толстые корки были сделаны из деревянных дощечек - для сохранности. Застежек, как на некоторых томах университетской библиотеки, не было, словно древний писатель предлагал знание каждому, не скупясь. Я машинально пролистал страницы и вдруг закрыл "Готику". Не знаю, чем объяснить это, но мои пальцы дрожали, словно какой-то импульс пробежал по ним и впитался теперь в кровь. Я содрогнулся, подумав об этом. Кажется, я напрасно пренебрег советом мэра Кайтеля: не касаться того, что связано с готикумом.
   В последующие несколько дней я старался не замечать то и дело попадающийся мне черный том. В конце концов мой страх дошел до абсурда: мне стало уже казаться, что книга перемещается с места на место, чтобы специально быть на виду. Я побранил слугу, но потом заметил, что он тоже ворчит, убирая ее со стола. На следующее утро я решил поверить свои подозрения. В глубине души я сознавал, что прав, однако ни в каком источнике не было сведений о том, что такой предмет, как книга, не обладающий какими-то зачатками разума, может самостоятельно перемещаться. В таких случаях невольно начинаешь искать след действий другого мага, однако я мог бы поклясться, что кроме меня здесь никакие маги не действуют.
   Я подобрал себе лист бумаги, перо и решил записывать.
   Час утренней стражи* (т.е. - 10 утра) - книга лежит на пюпитре в библиотеке, слуга работает в саду. Полчаса расспросов Ганса ни к чему не привели. Когда я возвращался в дом, спустя полчаса, увидел, что книга уже на столе в гостиной.
   Час пополудни - пишу статью о лирике Риттера и влиянии магического кружка герцога Дольского. Книга переместилась на террасу. Когда я заложил всю ее бумагами, почти сразу (стоило мне только отвернуться) выдвинулась. Это становится забавным.
   Три часа пополудни. Поздний завтрак. Книга лежит на огромном старом буфете. После завтрака опять иду на террасу. "Готика" уже там. Иногда мне кажется, что я сам ее таскаю.
   Пять часов пополудни - провожу некоторые опыты в библиотеке. Из-под кипы бумаг выглядывает черный переплет...
   И так далее. В течение всего этого дня книга безо всякой посторонней помощи передвигалась по дому. Признаться, мне совсем перестало это нравиться.
   Я говорил уже, что самые ценные книги держу в более надежных местах, чем этот старый особняк. Однако и здесь у меня было что-то вроде тайника - пара томов из библиотеки Университета, отданных в мое вечное пользование мэтром Кайтелем и, кроме них, апокриф о Годе белых, который я сейчас и собирался перечитать. Все, что я знал - что инквизиция не была настолько жестока и что готика - совсем не то легкое приключение, каким она казалась в начале.
   Зачитавшись, я забыл о времени и вернулся к себе только в половине первого. Легкие тени играли на лестнице, разбегаясь от свечи в моей руке. Окно спальни было открыто, и комната изрядно выстыла, так что я решил растопить камин. Сухие поленья быстро разгорелись, пламя грело воздух. Пару минут я наблюдал за игрой огня, замечая, что огоньки принимают причудливые формы - так почудится и саламандра, вечно беспокойный огненный дух.
   Чуть пошевелив угли, я заметил груду бумаг на маленьком резном столике. Решил убрать их, неловко задел рукой, и вся куча разлетелась по полу. На гладкой поверхности темного дерева осталась только "Готика".
   Я скорее разозлился, чем испугался, и, не думая, что делаю, швырнул том прямо в камин. Пламя взвилось выше, лизнуло обложку, перелистнуло страницы - и вот уже один пепел, и угли полыхают синими огоньками. Я почувствовал себя так, будто сбросил с плеч изрядную тяжесть, и, спокойный, лег спать.
   6.
   Я проснулся в три пополуночи от стука в дверь. Комната тонула в дыму, ковер тлел - мне пришлось переступить через большую черную проплешину, чтобы открыть Гансу дверь.
   Когда мы потушили тлеющие угли, и Ганс убрал остатки ковра, я заметил в золе черный переплет... и вспомнил, как часа два назад проклятая книга на моих глазах обратилась в пепел. А потом один из угольков "выпрыгнул" из камина, и я задохнулся бы в дыму, если б не забыл затворить окошко. Так вот собственная глупость иногда спасает от гибели.
   О сне не могло быть и речи. Осторожно, чтобы лишний раз не коснуться, я завернул "Готику" в свою рубашку и спустился в библиотеку. Положил книгу на пюпитр, стоящий посреди комнаты и достал книги.
   Так прошло около часа, а потом я получил знак. Кроваво-красная печать повисла в воздухе перед моим лицом, шипя и разбрызгивая искры - как будто тотчас капнули расплавленным воском. Я различил старинную, с завитушками, литеру, прежде чем знак исчез.
   К тому времени я уже понимал, что происходит, и теперь корил себя за глупость. Тайное сокровище готикума - три знаменитые книги пророка-еретика Хока: Книга Сотворения Мира, Светопляс и Книга Уничтожения. И у меня, судя по всему, находилась именно последняя.
   Брат Хок творил задолго до Года белых. Строго говоря, и готики тогда не было. Просто жил в пригороде Михорна забавный старик-отшельник, к которому вечерами приходили те, кому требовалась магическая помощь. А еще ходили про него всякие слухи - будто он уже целый век живет на белом свете, чуть ли не сотворение мира видел. Говорить - говорили, но при жизни никто особенно братом Хоком не интересовался. Когда он умер, его ближайшие соседи разделили меж собой все, что он оставил - пару медных монеток, несколько колб, сухие травы и, конечно, книги. Книг было много, особенно же привлекали внимание три. Первая из них, оплетенная в светло-коричневую кожу, занимала целю комнату в каморке, подвешенная на цепях к потолочной балке. Ее с проклятиями вытащили из дому два дюжих сына местного кузнеца, который потом продал книгу какому-то путешествующему барону. Так что Сотворение Мира и сейчас еще обитает в каком-то из замков Восточной Мааги.
   Вторая книга, щедро украшенная каменьями и золотом (и откуда такое взялось у отшельника?), сменила несколько владельцев и волею судеб попала в библиотеку графа де Лот, местного сеньора. Там она пролежала полвека, прежде чем не вмеру образованный по маагским меркам сын хозяина не подумал прочитать его.
   Это мгновение можно считать началом готики, потому что книга Светопляс, говорящая о делах этого мира, настолько изменила молодого человека, что тот создал свой кружок, который стал зазывать в готикум все новых и новых людей. Это удавалось и весьма успешно: в этом маленьком графстве официальная церковь Ассина была слишком немногочисленна, а епископы при королевском дворе - слишком озабочены поиском средств и интригами. Как-то само собой получилось, что готика стала религией для избранных - высшего просвещенного дворянства и тех, кто имел хоть какую-то толику способностей к магии. Опомнившись, маагское духовенство с изумлением поняло, что готика стала если не сильнее, то уж, по крайней мере, ровней их церкви. Далее последовала инквизиция, бегство в Лаэрру, новый расцвет готики, битвы и победы, падение Акр-Диннана - но обо всем этом можно узнать из любой церковной книги. Меня же интересовало то, что было написано про книгу Уничтожения.
   А написано было мало. После смерти брата Хока она попала к местному священнику. Надо же было такому случиться, но через неделю в церкви случился пожар, и священник, который жил там же, во флигеле, сгорел заживо. Кому досталась книга потом, не знаю. Кажется, она все же побывала у инквизиторов - по скупой записи я мог судить о том, что и там она наделала бед: трое монахов, попытавшиеся было прочесть ее и скопировать, ослепли и умерли в страшных мучениях. А потом монастырь подвергся разграблению в ходе последней большой войны в Мааге, и книга Уничтожения исчезла. Никто так и не прочитал ее - по слухам, в ней отец Хок открыл уж и вовсе недозволенное - как уничтожить этот мир.
   Кроме всех этих любопытных совпадений вроде сгоревшей церкви, было несомненно и то, что книги обладали собственным разумом и свободой воли. Например, они сами решали, у кого оставаться и, выбрав владельца, не позволяли ему избавиться от них. Горожанин, у которого в доме хранилась книга Светопляс, хотел позвать священника, чтобы избавиться от бесовского искушения - но священник умер, а через несколько недель скончался и хозяин книги. Несколько раз Светопляс пытались жечь и даже топить - стоило ее хозяевам вернуться домой, первым, что они видели, была книга, ничуть не поврежденная, спокойно лежащая перед дверью.
   Более того, книги брата Хока могли порабощать разум человека и исподволь искушали, заставляя прочесть. Они даровали власть и силу, многие, кто читал Светопляс, становились потом великими магами готикума. Сотворение Мира, как говорили, содержало в себе еще более страшные тайны, но было давно утеряно. О чем говорилось в книге Уничтожения, можно было только гадать - ее еще никто ни разу не прочел. Правда, были и те, кто отринул искушение, вовсе не тронув черной обложки - но я, видно, не принадлежал к их числу. Даже сейчас, когда я глядел на книгу, мне хотелось взять ее в руки, ощутить под пальцами необычную тяжесть, перелистнуть пожелтевшие от времени страницы. Что там, по угольно черным переплетом? Это книга Уничтожения - строка к строке, слово к слову - так создавался мир и так же будет он разрушен, а тот, кто сделает это, уподобится небожителям.
   - Нет, это твой мир, что будет с тобой, когда его - не станет? Ты любишь его, эти поля и реки, города, моря, горы, каждую травинку и каждого человека - это твой мир.
   - Не быть - какая разница, что суждено этому миру и этим людям, что хорошего дали они тебе?
   - Ты теряешь время даром, главное - открой книгу. Бесконечное познание...
   Поверхность обложки - чуть шероховатая кожа, черная, как догоревшее легкое дерево, ставшее ничем - так рушатся миры в твоих ладонях. Открой, что там - под черной коркой, на светлых страницах горят алым вечные письмена - слова творения наоборот, последние звуки, которые суждено услышать твоему миру.
   Что там, что там? Моя рука сама тянется к книге, не выдержав спора голосов в моей голове, я открываю - страница вспыхивает, алые литеры навечно врезаются мне в память. Магия этих строк тянет неудержимо, но я слышу, как где-то там, далеко, под водами колдовского озера, звучит большой колокол Акр-Диннана, вижу бледное, призрачное лицо Гвиона - и захлопываю книгу.
   Очевидно, я пролежал без сознания всего пару минут, но мне показалось, что прошло много часов. Меня потревожил шорох откуда-то из дымохода, я поднялся, сразу вспомнив об угрозе готикума и об их последнем предупреждении.
   Из дымохода летит сажа, а потом на золе в камине опускается седая старуха. Одета она неряшливо и грязно, как цыганка с Рыночной площади. В руке у нее помело.
   - У тебя есть товар, а у меня есть плата! - Говорит она традиционную формулу купли-продажи.
   Это ведьма - одна из тех, кто торгует чудесами в захолустье, а может даже сильнее - ведь она сумела найти единственное незащищенное место в моем доме. Куда как сильная, если пришла купить книгу Уничтожения.
   - У меня есть товар и желание получить плату. - Включаюсь я в торги. Все равно через несколько минут здесь будет готикум. Противостоять их лучшим магам, если они ударят вместе, я не смогу. - Что дашь мне за книгу?
   - Лунный свет, перо бабочки и шум шагов!
   Я качаю головой. Мало. Она должна предложить три раза, а я - дважды отказаться. Таковы древние правила, которые все еще действуют. Вспомнив о том, как долго учил эти правила в Университете, я усмехнулся - и чуть не охнул. Оказалось, каждое, даже самое ничтожное, движение причиняет боль - как будто мое тело состоит сплошь из нервных окончаний. В самом деле, какой был прок учить все это - для того ли, чтобы сейчас продавать такое сокровище простой ведьме? Особенно, если через какую-нибудь минуту меня самого уже не будет.
   - Кольцо невидимки, палец повешенного и меч, разящий без промаха! - Ее рот брызжет слюной, а глаза то и дело смотрят на книгу.
   - Мало.
   - Заклинание весенней ночи, волчий клык и искусство полета! - Я соглашаюсь. Затем она передает мне три мешочка, а я ей - книгу (морщинистые руки ведьмы трясутся о жадности). Старуха вскакивает на метлу и улетает. Я сажусь на пол, прислонившись спиной к стене. Меня бьет озноб и кажется, что я не смогу даже руку поднять, настолько она тяжела. Что мне делать? Связаться с Кайтелем? Возможно, он меня выручит. Это - если у меня хватит сил достучаться до него, а потом поддерживать контакт до тех пор, пока он не откроет портал. Допустим, мне это удастся. Но где-то поблизости находятся маги готикума, которые способны заблокировать портал и сорвать мои попытки позвать на помощь. И все же, несмотря на ложность всех надежд, мне еще не было страшно - осталась только такая всепоглощающая усталость, будто я прожил все века от сотворения мира. Уронив голову на руки, я заснул.
   7.

Нет лучшей участи, чем в Риме умереть.

Мы не умрем с тобой: мы лучшей не хотели.

Кушнер.

   Маги готикума не заставили себя ждать - хотя возились с моими преградами вдвое дольше, чем я предполагал. Внутренним зрением оглядывая дом, я видел три черные тени - две внизу, у лестницы, а третья поднималась сюда. Я почувствовал, что знаю их - это они посвящали меня в тайны готики, а, значит, мы все еще были незримо связаны. Жаль - мне будет труднее. Я не сомневался, что они убьют меня, но у меня оставалась надежда на маленькое чудо и людское властолюбие.
   Вошедший оказался высок ростом - или лишь показался таковым мне, сидящему на полу. Его широкие черные одежды развевались, напоминая огромную грозовую тучу, а лицо было скрыто капюшоном - маской палача.
   - Где книга, отступник? - его голос был низким и хрипловатым, чувствовался маагский акцент.
   - А, вы пришли за книгой... - протянул я устало. - Ее нет здесь.
   Он утвердительно кивнул. Разумеется, готикум знал об этом, еще не войдя в мой дом.
   - Та, что была здесь, оставила след. - Он хлопнул в ладоши. - Зола в камине, за-пах не-ба и по-ле-та, - произнес он раздельно, уже творя заклинание. Я поморщился, глядя, как зола сама собой начинает шевелиться. Нет большей мерзости, чем подобные заклинания поиска. Однако, они результативны.
   Издалека ветер донес до нас приглушенный крик, маг готикума раскрыл ладони, и в них опустилась книга Уничтожения. Он удовлетворенно вздохнул, положил ее на пюпитр и стянул с головы капюшон. Затем отыскал поблизости кресло и сел.
   Я невольно ожидал увидеть что-то омерзительное, нечеловеческое, поэтому удивился. Он оказался крупным полноватым человеком с резкими чертами лица. Если судить по облику, ему вряд ли стукнуло пятьдесят, но я знал, что на самом деле он, по меньшей мере, вдвое старше. А во сколько раз он опытнее меня, я боялся даже предположить.
   - Нелегко разговаривать, не представившись. Позволю заметить, юноша, что, хотя мое имя значит немало, вам придется смириться с тем, что вы унесете его с собой в могилу. Или в преисподнюю - что там полагается по вашей вере, - добавил он, осклабившись. - Барон Эсгонд, наследный владетель земли Ильд и мэтр Университета.
   Я продолжал молчать, сидя в своем углу. Этикет требовал поприветствовать мэтра стоя, однако я решил в данном случае пренебречь правилами - лишний раз досадить человеку, который через какие-то мгновения убьет меня. И еще я сомневался, смогу ли встать - теперь я понял: у них оставался платок с моей кровью, вот они и решили максимально обезопасить себя и лишили меня способности обороняться.
   Барон помолчал с минуту, а затем сухо продолжил:
   - В вашем случае, юноша, подобные демонстрации ни к чему хорошему не приведут, напротив, могут уменьшить и без того короткий срок вашей жизни.
   Далась ему моя жизнь! Я готов был взорваться. Апатия и усталость понемногу таяли. "Да ведь он боится - весь готикум играет в непобедимость и тихо боится смерти, потому что после нее их ждет расплата," - вдруг понял я. И потом я отчего-то знал, что не умру. Будет свет, яркий и удивительно белый, что угодно, но я не умру. Ведь я не помню такого времени, чтобы не было на свете того самого "я"...
   - Признаться, я удивлен. Вы продержались слишком долго. Видите ли, книга Уничтожения подчиняет и тех, кто ее не открывал. Обычно хватает нескольких дней.
   - А что, барон, - от долгого молчания мой голос стал чужим, - никто так и не читал книгу Уничтожения?
   Он замялся.
   - Нет. Тот, кто сделает это, сможет уничтожить мир, вот почему она была под запретом даже в готикуме. Но сейчас, раз уж вы спросили, расскажу, - мы хотим поставить условие: готика становится свободной и получает кое-какие средства от маагской церкви и короля - или... Конечно, об этом знают лишь лучшие маги... те из них, что остались.
   - Да, было очень умно подложить книгу мне, пока Кайтель и инквизиторы громили готикум. Вы знали, что Кайтель не станет искать у меня, так что убили двух зайцев: спрятали книгу и избавились от конкурентов. - Я говорил, наслаждаясь эффектом: лицо барона вытягивалось, понемногу теряя прежнюю самоуверенность и становясь... чуть более жестоким? Как долго он позволит мне говорить в таком тоне? А ведь мне обязательно нужно напугать и раззадорить его.
   - Вы правы.. только как вы могли догадаться? Кажется я недооценил... - Он оборвал себя. - Но, как бы то ни было, я пришел забрать книгу и теперь вынужден, как это не прискорбно, убить вас.
   Он играл со мной - сильный, уверенный в своей власти.
   - Один вопрос, барон. - Я вел себя точно так, как он и ожидал: постарался болтовней продлить себе жизнь. - Почему бы вам самому не заглянуть в книгу?
   Он улыбнулся, будто я разгадал его тайные мысли.
   - Вообще-то я собирался сделать это позже. Но думаю, что доставлю вам такое удовольствие.
   Не мне он хотел удовольствие доставить, а боялся, как бы его спутники не прочли первыми. Книга лежала на пюпитре. Я затаил дыхание, когда он в три шага пересек комнату и взялся за черную обложку. Открыл...
   ... Крик барона эхом пронесся по дому, растворяясь в пустых комнатах. Он кричал, уставившись на пустую страницу, в то время, как одежды и руки его уже занимались пламенем от книги. Потом человек вспыхнул и рассеялся кучей пепла.
   Мой расчет оказался верен. Как и другие редкие магические книги, книгу Уничтожения можно было прочитать только один раз.
   Я вскочил, подобрал с пола мешочки ведьмы, бросился к окну. Самое время - огонь моментально перекинулся на стены, комната напоминала раскаленный докрасна горн. Я распахнул створки окна и, засунув руку в мешочек, вытащил щепоть серого порошка. В волосы, в правую руку, на ветер. Комната вдруг стала уменьшаться и отдаляться, а тело потеряло вес. Искусство полета - видимо, не напрасно все-таки я учил это. У меня был час на то, чтобы добраться до дома мэтра Кайтеля.
   8.

Иногда в полночном лесу

Видит путник уютный свет

Что мигает в дальнем окне

И с надеждой в пляшущем сердце

Устремляется он к избушке

Где живет людоед

Жан Кокто.

   Совсем скоро оказалось, что летать осенней промозглой ночью вовсе не так приятно. Сначала я никак не мог правильно распределить вес, из-за чего приходилось, например, лететь боком. Когда, наконец, удалось выровнять тело, я обнаружил, что поднялся довольно высоко, и ветер понемногу относит меня от города. Вот уже огни Гавани и вдалеке слышен плеск волн о каменный берег, если я ничего не предприниму, окажусь над океаном и в конце концов упаду. Я прошептал коротенькое заклинание и сразу стало легче: ветер нес меня на северо-восток, ближе ко дворцу.
   Можно было не беспокоиться о направлении и скорости, но теперь я начал замерзать. Слава богам, что когда Ганс разбудил меня, я догадался набросить поверх рубахи истрепанный черный плащ - как чувствовал, что окажусь на улице. Правда, не подозревал, что не на самой улице, а на три четверти лейры выше.
   Несмотря на неудобства, летать мне понравилось. Ветер нес в мою сторону брызги, иногда - пожухлые листья. Здания и улицы выступали навстречу мне из серого тумана и казались совсем другими: на крыше дома торговца Мартеля росло деревце, где-то еще причудливые каменные завитушки были похожи на сказочных драконов. Я повернул голову и увидел, что слева небо уже беловато-розовое, значит, скоро рассветет. Следовало поторопиться - ведьмины снадобья на свету не работали.
   Я еще немного свернул и оказался над площадью, на другом конце которой находился дом мэтра Кайтеля. Пролетел совсем рядом с колонной, засиженной многими поколениями голубей. Бледный, с лютней в руках, каменный Улль, чуть улыбнулся мне. Я уже был над домом, огромным, серым, в стиле позапрошлого века, когда понял, что в следующее мгновенье упаду. Пришлось попробовать качнуться навстречу и прыгнуть на широкий карниз, окаймляющий весь третий этаж. Отойдя от края и отдышавшись, я соображал, что дальше. Хорош же я буду, если так и останусь на карнизе. Сейчас на площадь подтянется народ, обычно здесь бойкое место. Надеясь, что хоть одно из больших окон цветного стекла окажется открытым, я побрел вдоль стены здания.
   На третьем окне мне повезло. В комнате кто-то беседовал. Я вспомнил, что здесь обычно мэтр принимает посетителей и, стараясь не упасть с узкого каменного подоконника, постучал в стекло.
   *
   В комнате, убранной портьерами, с высокими книжными шкафами от пола до потолка ректор Университета мэтр Юлиан Эрварн Кайтель беседовал с отцом Бернардом. Отец Бернард, будучи первым из братьев-инквизиторов здесь, в Лаэрре, принимал деятельное участие в разгроме гнезда готики. Всего несколько дней назад они с ректором распрощались, но события, произошедшие ночью, заставили святого отца срочно примчаться сюда из Мааги. Разговор, который вели эти двое людей, искренне недолюбливающих друг друга, начался уже давно и сейчас сошел на нет: в ожидании известий собеседники лишь обменивались короткими фразами.
   Отец Бернард, невысокий, сухощавый, насколько светло-фиолетовая ряса позволяла его разглядеть, был сед и имел странный пергаментный цвет кожи. Правда, в пылу спора, на щеках его вспыхивали алые пятна: святой отец был прирожденным оратором и всегда очень увлекался публичными выступлениями перед паствой. По сведениям Кайтеля, несколько десятков лет назад этот тогда еще молодой человек, маагский аристократ, сумел не угодить ближайшим своим родственникам и впасть в немилость у короля, так что его свезли в отдаленный монастырь и заставили принять постриг. Тринадцать лет назад, когда взошел на престол нынешний король Мааги, отец Бернард возвысился, получив высокий сан брата-инквизитора. Насколько мэтр Кайтель помнил, отец Бернард был вторым после магистра ордена.
   - ... избавиться от Эсгонда было немалой удачей, такой, что я даже готов смириться с потерей книги Уничтожения. Однако орден должен узнать все о происшедшем и желательно из уст свидетеля. Его до сих пор не могут найти?
   - До сих пор, святой отец. - Кайтель вынул из жилетного кармана часы и посмотрел. Мэтр сознательно противопоставлял свое спокойствие чрезмерной горячности и порывистости священника. - Прошло всего около часа, вы требуете невозможного.
   Отец Бернард сердито отвернулся и принялся барабанить пальцами о подлокотник кресла. Кайтель вздохнул и сосредоточился на своих мыслях.
   Жаль, что человек, который должен помогать ему, на деле слишком многое портит. Отец Бернард часто торопится и он - приверженец самых решительных мер, а это далеко не всегда оправдано. Вот и сейчас, еще немного, и он прикажет искать Эдрика "своими методами". Свои методы были, конечно, действенны, но получение информации в пыточном застенке, здесь в Лаэрре - нет, нереально. А объяснить что-либо этому рьяному инквизитору не представлялось возможным. Он втянет в конфликт маагский двор, и разразится скандал.
   Время шло, а мэтр Кайтель уже начинал серьезно волноваться. В конце концов, придется просто применить магию и самому все выяснить... он надеялся, что получится. "Чертов мальчишка, заставил меня сомневаться в своих силах. Тот еще ученик... Но, все-таки, где Эдрик?"
   В этот момент и раздался стук в окно.
   *
   Я был несколько раздосадован, увидев в комнате кроме Кайтеля какого-то неизвестного священника в широкой фиолетовой сутане, которая живо напомнила мне одеяния магов готикума. С самого начала я шел просить совета у моего учителя, но теперь не знал, все ли мне следует рассказывать. Про себя я уже знал, о чем следует молчать - о том, что я читал книгу Уничтожения.
   - А вот и он, отец Бернард. - сказал мэтр Кайтель, раскрывая окно и подавая мне руку. - Позвольте представить, виконт Эдрик Айсент, мой ученик и мэтр Университета.
   По тому, каким церемонным было представление, я понял, что ничего хорошего ожидать не стоит. Я не был в курсе дел Кайтеля с маагской инквизицией, потому не знал отца Бернарда, но мог предполагать, что он имеет большую власть в ордене. А потому его следовало опасаться.
   - Приветствую, - чуть наклонил голову священник. Голос у него был, впрочем, весьма приятным - только чуть хрипловатым. - Виконт, мне хотелось бы узнать о событиях от вас. Постарайтесь вспомнить все мелочи, ибо это очень важно для ордена и для вас лично...
   Последние слова его напомнили мне усмешку барона Эсгонда, говорящего о моей смерти. Черт возьми, почему все они решили запугивать меня?
   ... Итак, начинайте.
   - С чего, святой отец?
   - Хм, давайте решим. С прошлого вечера.
   - Хорошо. Прошлым вечером я зачитался, а в середине ночи меня разбудил слуга. Уголек из камина выпрыгнул на пол, и ковер начал тлеть. Я спустился в библиотеку, а дальше, примерно через час, в воздухе прямо перед моим носом появилась какая-то странная печать.
   - Какая печать? - ищейка-инквизитор сразу подался вперед, и я понял, что сболтнул лишнего. Тому дурачку, которого я пытался изобразить, не следовало вообще знать, что знак готики представляет собой печать с литерами старинного наречья.
   - Это было нечто, очень похожее на печать. Красное, будто из воска. С завитушками. Оно побыло с минуту, а потом исчезло.
   - Ладно, продолжайте.
   - Я подумал, что нужно будет проверить замки и преграды, и вышел на лестницу, чтобы сделать это. В тот же момент я заметил троих: двое стояли у дверей, а третий поднимался ко мне. Он объявил, что собирается убить меня за то, что я был в готикуме и ушел, а сам открыл книгу, что я захватил с собой. Из книги вырвались языки пламени, и этот человек сгорел. Мне удалось выбраться через окно, а потом я пробирался сюда.
   Человек в сутане казался удовлетворенным моей речью.
   - Интересно, как же вам удалось миновать тех, что вас искали? Впрочем, ладно. Благодарю вас, виконт. Больше вопросов у меня нет. Книга, надо полагать, сгорела. Кстати, а вы в нее не заглядывали?
   Он спросил уже поднявшись, чтобы выйти. Я почувствовал, что этот момент - самое важное во всей беседе, потому что если у меня не получится сейчас обмануть его, то предостережения Эсгонда о моей скорой гибели непременно сбудутся. Поэтому я постарался как можно более наивно поглядеть на собеседника и, краснея, заявить:
   - Знаете, святой отец, я не очень-то люблю читать... мне и мысли такой не пришло.
   Кайтель проводил гостя и вернулся. Сел в кресло и уставился на меня. Под пристальным взглядом ректора мне стало как-то не по себе.
   - Ну и что за комедию ты ломал? Что произошло на самом деле, если ты так старался скрыть это?
   *
   Я рассказал почти все. Кроме того лишь, что читал книгу. Впрочем, Кайтель, мельком взглянув на меня, проговорил:
   - Если бы кто-то вдруг прочел книгу Уничтожения, то этого кого-то непременно стали бы искать все маги двух королевств, а также святая инквизиция, что еще хуже. Посему этому кому-то лучше бы держать язык за зубами и постараться забыть то, что он видел. Уж если судьба позволила ему увидеть такое, значит, ей это зачем-то понадобилось.
   - Тебе удалось отвести от себя подозрения лишь на краткий срок. Отец Бернард новый здесь и потому обо всем судит по меркам Мааги, но скоро он решит расспросить тебя поподробнее... скажем, под пыткой. И если король захочет ему помешать, а он, возможно, захочет, разразиться скандал, который может окончиться войной, потому что Бернард обратиться к маагской церкви и поставит на ноги весь орден. Поэтому лучше тебе быстро исчезнуть - отправиться путешествовать куда-нибудь подальше, скажем, на Сойнас или даже на север. Сегодня ночью отходит корабль, что идет на Вольный архипелаг. Через две недели ты уже будешь на Ликатэле, а там решим, как быть дальше. Я буду сообщать тебе обо всех новостях.
   Вот так уже через несколько часов, отоспавшись в доме Кайтеля и закутанный по самую шляпу в темный плащ, я стоял на борту "Веселого Вепря" и провожал взглядом берег. Мы вышли в море, и огоньки Гавани, мигая, уже стали сливаться в единый светло-домашний фон. Я гадал, насколько придется уехать из Лаэрры и вернусь ли я когда-нибудь, когда понял, что мелькание огней что-то напоминает мне. Бьющиеся под ветром свечи? Или яркие письмена на страницах старинной книги в черном переплете?
   26
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"