Удивляют люди, критично относящиеся к власти, к истории, но при этом свято верящие в "ВОВ" как некое праведное действо. Объяснить это можно лишь тем, что "война" приняла характер религии, со своими бесспорными, слепо принимаемыми догматами. Эту войну называют и "народной", и "праведной", и "священной". Однако факты с этим не вяжутся. Если миллион ваших соотечественников переходит на сторону врага, то война уже не очень "народная". Если война сопровождается бесчисленными преступлениями против своих же соотечественников (сжигание деревень при отступлении и партизанских акциях, продолжающиеся аресты и расстрелы, продолжающий функционировать Гулаг), то и "праведной" такую войну нельзя назвать. Не тянет она и на "священную". Бог в Советском Союзе официально был под запретом, священников продолжали расстреливать вплоть до 43-го включительно. В этом ракурсе характерно, что почитатели "ВОВ" зачастую критичны и к традиционному Православию. Всё потому что у них иная вера. В возникшем культе нашли отражение все языческие атрибуты. Здесь и поклонение земле, и незатухающие "вечные огни", и почитание духов предков - полумифических "дедов", и кровавые жертвоприношения (выразившиеся в репрессиях против инакомыслящих). Лучше всего религиозный статус войны в коллективном сознании россиян иллюстрирует "храм вооружённых сил", где официальные гонители христиан удостоились собственных икон и где в качестве фундамента использовали вражеское оружие. Что-либо более кощунственное трудно вообразить. Но большинство не испытывает никакого диссонанса. Война служит обоснованием для всего. Войной оправдывается репрессии (как борьба с "внутренними врагами"). Пролитие крови, таким образом. оправдывается ещё большим пролитием крови. Войной оправдывается голод (якобы, коллективизация была необходима для индустриализации, без которой нельзя было провести милитаризацию). Войной оправдывается развязывание войны (якобы, сговор с нацистами оттягивал начало боевых действий). Не получается лишь оправдать насилие над женщинами и детьми (в Восточной Пруссии достигшее особенно массовых и жестоких форм). В исторической перспективе что-то похожее проделывали лишь ассирийцы и монголы на заре своей экспансии. Поскольку объяснить это не получается, остаётся лишь попросту игнорировать. Дотошные немцы собрали целую научную комиссию, по максимуму запротоколировав сотни эпизодов и свидетельств. За десятилетия относительной свободы сами фронтовики начали откровенно говорить о происходившем (Никулин, Копелев, Рабичев, Коряков и др). Затруднительно списать всё на жажду мести. Ведь то же самое (пусть и в меньших масштабах) проделывали с "братьями-сербами" (о чём писал югославский коммунист Джилас) и со своими же при оккупации Маньчжурии (русские эмигранты Катенин и Рачинская в таких же интонациях описывали приход советской армии). Но для адептов "ВОВ" ничего этого не было. Ни свидетельства живых очевидцев, ни сам факт физического отсутствия немцев в Калининградской области не оказывают никакого воздействия. Так игнорировать факты может лишь разум, ослеплённый фанатизмом. Как любые фанатики, почитатели войны готовы отстаивать свои постулаты, не взирая ни на что. В случае, если догматы их веры подвергаются сомнению, в этих людях просыпается агрессия. Как ещё молодая религия (с самого начала завязанная на кровопролитии), культ войны стремится к силовому расширению своего влияния. Отсюда драконовские законы о "фальсификации". Отсюда неоправданная жестокость к населению оккупированных территорий и военнопленным (показательно, что при избиениях в Еленовке заставляли петь "день Победы").
Смирить уровень агрессии могла бы Церковь. К сожалению, правящему режиму удалось привлечь её к своей идеологии. Пресловутый "отец Звездоний" из гротеска стал распространённым явлением. Принимая вслепую советское идеологическое наследие, современные православные неофиты отвергают одно из главных и первейшее для любого христианина таинство - покаяние. Абсурдно, кощунственно, но Православие стало мощной подпоркой советской идеологии.
Из культа войны черпает силу и культ личности Сталина. Война неотделима от него. Хотя бы потому, что именно он присвоил ей такое название, бьющее по инстинктам любого гражданина. Никто из завзятых "антисталинистов" и "антикоммунистов" не оспаривает сложившийся стереотип о войне, из-за чего сталинизм и коммунизм только продолжают укреплять свои позиции. И никакого просвета не просматривается. Тот, кто принимает этот культ, расписывается тем самым либо в игнорировании происходивших преступлений, либо в их молчаливом одобрении. Любое упоминание о Восточной Пруссии неизменно сопровождается однотипными комментариями: "этого не было, а, если и было, то так им и надо". Девиз же "можем повторить" недвусмысленно включает и угрозу повторения Восточной Пруссии. Оправдание преступления ведёт к его неизбежному повторению. В нашем же случае преступление ещё и зовут "благодеянием". Уповать можно лишь на чудо, которого мы явно не заслуживаем.