У него было болезненно-худое лицо. Он постоянно нервически подёргивался, как при тике. Сутуловатый, худой. По виду типичный студент. Глядя на него, не верилось, что это Георгиевский кавалер. Особенно удивлялись дамы. Всегда с сомнением переспрашивали. Им казалось, что героями на войне становятся пышущие здоровьем силачи. Никак не могли вообразить, как этот худенький, нервный, болезненный, по большому счёту мальчик мог идти в атаку, драться в рукопашной. У него не было никакой жёсткости, воли в голосе, каких можно ожидать от служившего и воевавшего человека. Робкий, дёрганный. Тонкие психологи и опытные наблюдатели присматривались к нему и не могли поверить.
Он был молчалив, довольно замкнут. Но разговор умел поддерживать. Был начитан и совсем не глуп. Интересовался искусством. Посещал литературные собрания. Эмигрировавшие пытались воссоздать тот образ жизни, каким жили до революции. Поэты читали свои стихи. Писатели делали доклады. Выступали философы и критики. Обсуждали новинки и культурные тенденции. Бывали и военные. В основном, штабные или тыловики. Фронтовики не жаловали богему. Между интеллигентским и военным сословиями уже давно был вбит клин. Две среды не понимали друг друга. Это продолжалось и вне России. Молодой ветеран регулярно ходил на все собрания. С увлечением выслушивал литераторов, прославленных, малоизвестных и неизвестных вовсе. Сам никогда не выступал. И вообще мало с кем разговаривал, первым беседы никогда не начиная. Его и не замечали. Мало ли молодых поэтов кругом? Серебряный век закончился календарно, но ещё жил во многих сердцах.
На него и не обратили бы внимания, если б однажды не пришёл или, скорее, заявился - с шумом, торжественно - блистающий крестами красавец-капитан. Он был проездом по делам РОВС и по старому обычаю нанёс визит. Вояка затмил всех мэтров. Сыпя комплиментами, покорял всех дам, что попадались ему на пути. Кроме, конечно, пишущих. Эти, как правило, недолюбливали уверенных в себе мужчин. Капитану всё было любопытно, но всё же более стихов и последующих их обсуждений его занимали женщины. Однако он, бросив намеченную и обхаживаемую жертву, вдруг кинулся с криком к малозаметному серенькому студентику.
- Сашка! Саша!
Они крепко обнялись.
Кто бы мог подумать, что встретились не давние приятели, не родственники (и такое могло быть), а сослуживцы, более того однополчане. Посыпались фронтовые истории. От драматичных до комичных. Говорил больше капитан. Но и Саша вставлял реплики.
- Помнишь Семёнова? Помер бедняга, - басил капитан.
- Это из-за тифа, наверное.
- Да так толком и не оправился от него. А помнишь Жорика и Никитку? Дураки в Совдепию вернулись. Поверили всем бредням. Естественно, никаких вестей от них нет. С концами.
Они вспоминали своих знакомых, павших и живых.
После его все так и стали называть "Саша".
Капитан по секрету рассказал историю, как его приятель однажды возглавил атаку.
- При сильном огне. С одною шашкой в руке. Настоящий герой.
"Героем" его называл не кто-нибудь, а человек, воевавший и имеющий награды. Это много-го стоило.
Сам же он про себя всегда говорил, не позёрствуя и не кривляясь: "Я - страшный трус".
- Как же вы тогда воевали? - спрашивали его.
- Сам не знаю. Но мне очень страшно было. Особенно, когда артиллерия бить начнёт. У меня внутри всё сжималось, даже плакать хотелось.
- А когда атаку возглавляли? - удивлялись люди.
- Тогда тоже страшно было, - тихо произносил он.
- Саша, а вы бывали ранены?
Стесняясь, застенчиво, словно невеста, говорящая о своём женихе, отвечал.
- Так, контузило только и пару раз осколками зацепило. Не сильно. Кость даже не задело.
Похоже, на войне если человек не умирал или не терял конечность, то это считалось лёгким ранением.
Разговорить его было тяжело.
Многие дамы посчитали своим долгом окружить его заботой и вниманием, чтобы хоть как-то возместить все его страдания и жертвы. Мужчины стали интересоваться его мнением относительно политики, войны. Но политика была тесно связана с войной, а о войне он предпочитал не говорить. Он своей случайно обретённой популярностью не пользовался. Высказывал дельные мысли, но не настаивал, избегал критиковать кого-либо, даже тех, кого все осуждали. За умного его не считали, но человеком неглупым признавали единодушно. Чтобы прослыть за умного в творческой среде надо было побольше цитировать признанных этой средой классиков. Он же стремился высказать что-то своё.
Саша, конечно, не сделался звездой собраний. Внимание к нему со временем ослабло. Фокус сместился на подающего надежды писателя с нашумевшим дебютным романом.
Вспомнили о нём, когда по инициативе одного заслуженного и признанного философа устроили чествование ветеранов Русской Армии и всех прошедших войн. Японской, Мировой и Гражданской. На вечер пригласили всех участников войн, каких только смогли найти. Саша по этому случаю надел старую форму. Все обомлели. Георгиевский кавалер, награждённый к тому же Георгиевским оружием. Каким молодцом он смотрелся. Настоящий бравый русский воин. Никаких сомнений уже быть не могло на его счёт. Герой.