Когда дверь за тобой захлопнулась, впереди высветился одинокий выходной, а на спине закровоточили царапины былой страсти.
Ты слишком упорно покопалась в своем мозговом пепелище, чтобы оставить меня вот так.
Так вот и решился я на преступление не против человечества в целом или соседа в частности, а пошел глубже, подписавшись на самое гадкое - насилие над личностью. Чтобы не ходить далеко, выбрал личностью и жертвой себя.
Сразу обозначил, что наказание последует незамедлительно, без присяжных и станет копией преступления. Украл - обворуешь самого себя, зарубил себе на носу - снова придется рубить.
Важно не струсить и выбрать хорошую почву. К примеру, зависть, чтобы впоследствии обзавидоваться и наказанием, или месть - накопать компромат, изощренно отомстить; или скуку, наваливающуюся порой до безысходности.
Своей мысли я до конца не понял, ведь запытать до смерти себя не мог, да и как станет труп мучить свой труп, поэтому бритву, веревку, нож, молоток, статуэтки, таблетки тщательно спрятал. Обратить против себя секс и рок-н-ролл посчитал верхом глупости, потому глупость отмел в ту же урну.
В жизни бывало разное, но я выкручивался из любого.
Однажды, решив, что везение забывает меня, я догадался свернуть на полосу удачи.
С пониманием дела взял хрустящую пятисотку, хотел нарисовать тебя, но не смог, написал "ты", разменял в ближайшем ларьке, загадав следующее: вернется ко мне эта купюра - я везунчик. Она вернулась. И неважно, что замызганными пятьюдесятью рублями и чернильным числом вместо тебя.
Сейчас я придумал самое зверское: действовать себе на нервы, ломая психику.
Как и предлагали психологи в сомнительной ситуации, взял чистый лист, вертикалью поделил пополам и слева написал удовольствия, а в другой части - наоборот.
Разорвал по черте и не смог выбросить удовольствия жизни, а все, что раздражало, уже начинало нервировать.
За чем еще и вернешься ли ты, пока я хочу твоего возвращения? Пока довожу себя до нервного тика, пока вспоминаю, сказала ли ты "пока", когда хлопнула дверью.
Все эти "пока" меня взбесили. "Пока" от тебя я, конечно, придумал оправданьем себе и возненавидел оправданья, себя и более всего слово "пока". Ты не говорила "пока", но в тебе должен был быть хоть какой-нибудь говорящий изъян.
Пока ты что-то где-то с кем-либо или одна, это "пока" примчалось в бронежилете под пеньюаром и вонзило мне шило меж лопаток.
Пока я корчусь, оно пальцами выковыривает мой глаз, хотя логичнее было бы оторвать ухо, проделывает с ним пару трюков, как с йо-йо, и бросает в стакан с колой.
Левый шипит, правый продолжает рыдать, чтобы слезной солью продлить жизнь собрату. Плачет и левый, только слезы его не так заметны, как и мои, пока я думаю о тебе, хоть ты и не была моим братом.
До встречи с тобой повседневное "пока" было обычным многоточием, предлагающим заполнить недоговоренности, а теперь оно - агрессор, который задолбал до смерти мой глаз.
Во мне гуляет нервный сквозняк в наказание.
Второй час я только и выдавливаю из себя эти "покашки", и раздражаюсь еще больше.
Пока! Поки! Покеда! Они пухнут, мутируют, ёжатся, наливаются краской.
И вот уже шарами, мячами, как в пейнтболе и пинг-понге, облепляют мушкетеров, поющих "покачивая перьями...", добивают бабанькой Шарапова, ловят всех нецензурщиков.
Солнце все так же нежно бьет по темечку, спертый воздух хватает за руки.
День покрывается испариной, его начинает пучить от бесконечного передвижения толпы и усталых строк и слов в пробках.
Вечер будет вяло бродит по забегаловкам, небо смоет нездоровый румянец, загоняя всех в их клетушки.
А я сижу над стаканом с колой, бултыхаю в газировке левый глаз, пытаясь придать достойный вид будущему реквизиту для фильма ужасов.
Хлопает дверь.
- Я дома. Скидки бешеные, столько вещичек прикупила. А ты чего одноглазый?