Аннотация: История о том, как важно уметь управлять собственным гневом...
Сафиран
Во всём была виновата муха, большая противная зелёная муха с красными фасеточными глазами. Насекомое появилось внезапно, как раз в тот момент, когда Сафиран произнёс заклинание и правой рукой дочерчивал в воздухе жест энхи. Жужжащая хитиновая тушка с металлическим отливом тяжело влетела в комнату и врезалась в ладонь колдуна в самый неподходящий момент. Магистр чёрной магии на мгновение потерял концентрацию, непроизвольно дёрнул кистью и в результате телепортировался совсем не туда.
Сафиран огляделся: он стоял посреди великолепной галереи. На потолке причудливо сплетались нервюры из резного камня. Через сводчатые проёмы с ажурными витиеватыми колоннами был виден чудесный тихий сад с фонтаном. Монастырский клуатр - это вовсе не то место, в котором хотелось бы оказаться чародею. Магистр быстро продекламировал новое заклятье и соединил пальцы в знаке нэкас. Но ничего не произошло. Колдун нахмурился и медленно отчеканил охранный заговор. Но даже эти магические слова не возымели действия. Неужели в стенах монастыря волшба не работала? Впервые за многие годы чернокнижник почувствовал себя совершенно беззащитным, и это ощущение напугало его. По спине побежали капельки холодного пота. Сафиран сделал глубокий вдох и попытался успокоиться. Сзади неслышно подошёл человек в рясе:
- Ваше преподобие! Все уже собрались. Соблаговолите проследовать в дом капитула.
Чародей мрачно усмехнулся. Мало того, что его угораздило попасть в самое неподходящее место, так ещё, судя по всему, это случилось и в самое неудачное время.
А ведь всё так хорошо начиналось. Он много лет напряжённо работал, собирая по крупицам обрывки сведений об источнике колдовского могущества невероятной силы, так называемом Арашане. Затем магистр искал и обучал прислужников, своих верных подручных. Немало времени и сил отняла подготовка к ритуалу обретения. И вот, когда вожделенная цель была так близка, что казалось, лишь протяни руку - и столь желаемая сила снизойдёт на мага, всё испортила невесть откуда взявшаяся проклятая муха. Сафиран в гневе заскрежетал зубами и пробормотал ругательство. Вот же невезение! Но тут чародей вспомнил одну из заповедей своего учителя Хикмы: злость нужно использовать осторожно и дозированно, бессмысленная ярость лишь отнимает силы. Искусство управления гневом Хикма относил к высшим колдовским умениям. Маг заставил себя остыть и проследовал за человеком в рясе.
Они прошли по галереям клуатра, обогнув сад, затем миновали большой сводчатый проём и поднялись по крутым ступенькам. Ещё один коридор, и вот колдун уже входил в великолепный зал с высоченным синим потолком, украшенным россыпью золотых звёздочек. Колонны, поддерживавшие прекрасный парусный свод, были так искусно рассчитаны и установлены, что их колоссальные размеры скрадывались и, казалось, что верх зал капитула парит в воздухе благодаря неведомому волшебству. Через огромные роскошные красочные витражи в помещение проникало много света. Цветастые лучики косыми линиями падали на мраморный пол.
В больших резных креслах, установленных по периметру палаты, восседали церковные иерархи в парадных облачениях. В глазах рябило от расшитых риз, остроконечных митр и алых кардинальских шапочек. Почтенные прелаты шумно переговаривались, от чего в помещении стоял непрерывный гул. Провожатый вывел Сафирана в центр зала, но этого почти никто не заметил. Только один благообразный старец, который дремал в кресле, вдруг встрепенулся, принюхался, посмотрел на чародея в упор выцветшими глазами и завопил тоненьким дребезжащим голоском:
- Здесь слишком пахнет серой! Я чувствую козни врага рода человеческого!
Чародей вздрогнул. Неужели сейчас его отправят на казнь? Как там принято у церковников - сжечь на костре или сварить в кипящем масле? А может быть, для него придумают что-нибудь особенное? При этих мыслях волшебнику сделалось нехорошо. Но, к его счастью, никто из собравшихся не обратил ни малейшего внимания на реплику дряхлого прелата. Служка подбежал к своему господину с бокалом. Старец с видимым наслаждением отхлебнул красноватую жидкость, закрыл глаза и снова откинулся на резную спинку кресла в блаженной дрёме.
Наконец, секретарь в простом белом облачении с чёрной накидкой на плечах зазвонил в колокольчик, призывая всех к тишине. Когда в зале наступило некое подобие порядка, один из прелатов пророкотал звучным низким голосом, который показался Сафирану знакомым:
- Возлюбленные братья мои. Я возвещаю вам великую радость, которой мы так долго ждали. К нам присоединился отец Игнатий. Преподобный Игнатий, по воле Божией преуспел в искоренении ереси и прочих козней врага рода человеческого. Такой человек очень нужен нам здесь. Сказано ведь, "Если бы даже ангел с неба благовествовал вам иначе, чем мы, да будет анафема". Никто не должен сомневаться в том, что духовное нечестие внесено от дьявола, а ереси тождественны служению нечистому. Доброе семя хлеба посеяно Господом раньше, чем от врага, дьявола, было добавлено поддельное семя плевел. И когда отец Игнатий добился успеха в отделении зёрен от плевел во славу Божию, благие вести о трудах его праведных разнеслись до дальних пределов нашего мира. Ныне же преподобный Игнатий предлагается почтенному собранию на пост верховного квалификатора святой конгрегации во славу истинной веры.
Слушая прелата, Сафиран с трудом сохранял спокойное выражение лица. Что за нелепейшее стечение обстоятельств? Его, магистра чёрной магии, собираются сделать главой церковного трибунала по борьбе с еретиками? Может быть, он спит и видит сны? Может быть, это лишь игра его разгорячённого воображения? Пока чародей предавался лихорадочным размышлениям, церковные иерархи проголосовали и большинством голосов утвердили его на высоком посту. Обладатель звучного низкого голоса подал знак - и служки накинули на плечи Сафирана чёрную судейскую мантию, а затем повесили на шею тяжёлую золотую цепь из прямоугольных пластин, перемежающихся звеньями, покрытыми красной эмалью. К центральному звену крепился большой серебряный крест. Как только этот тяжёлый коллар опустился на шею мага, он почувствовал, что перед глазами начинает подниматься красная пелена. Звуки голосов в зале потеряли громкость и слились в какой-то непонятный рокот. Чародей внезапно ощутил, что внутри него закипает ярость, и гнев грозит переполнить всё его существо.
Не успел волшебник прийти в себя, как человек в рясе шепнул ему на ухо:
- Ваше преподобие! Соблаговолите проследовать в ваши покои.
Колдуну захотелось сжечь дотла назойливого прислужника, но он никак не мог вспомнить заклинание испепеления.
Новому верховному квалификатору отвели комнату в епископском дворце. Оставшись один, Сафиран, первым делом, снял тяжёлую золотую цепь, и красная пелена вместе с гневом тут же улетучились. Вот оно что! Значит, коллар, почему-то, приводит его в исступление. Зачем же понадобился такой магический атрибут для борца за чистоту веры? Это же противоречит всему тому, что проповедует церковь. Странно это.
Волшебник прошёлся по комнате, затем осмотрел окна. Все они оказались забраны железными решётками. Выглянул наружу - у дверей его покоев стояли двое караульных с оружием. Стоило открыть дверь, как тут же, будто из-под земли, возник человек в рясе и настоятельно порекомендовал ему вернуться и отдохнуть перед завтрашним очень тяжёлым днём. Маг повиновался, а потом долго мерил комнату шагами. Он оказался заперт в золотой клетке, как диковинная птица, и покинуть свои покои по собственной воле не мог. Волшебник ещё раз попробовал все подходящие по ситуации заклинания и снова убедился, что его магия в монастырских стенах не работает. Сафиран долго размышлял над тем, как поступать в сложившейся ситуации, но так ничего и не придумал. Затем он рухнул в постель, не раздеваясь, и тут же уснул.
Приснился ему Касва, извечный соперник. Вместе они ходили в учениках у великого Хикмы, много лет делили стол и кров. И не найти во всей громадной вселенной другого человека, который бы раздражал Сафирана столь же сильно, как Касва. Этот мелкий пакостник и завистник, казалось, нашёл своё жизненное предназначение в том, чтобы вредить своему младшему собрату. Ябедничал учителю, каверзничал по мелочам, издевался при каждом удобном случае, а всё потому, что Сафиран был талантливее. Вот и во сне этот негодяй глумился над бывшим соучеником. Слышать его голос было вдвойне неприятно, учитывая то опасное положение, в котором оказался чародей. К тому же речь извечного недруга вызывала какую-то неуловимую ассоциацию, какое-то смутное соображение, которое Сафиран никак не мог осознать.
Рано утром его разбудил всё тот же неприметный человек в рясе и тихонько проговорил на ухо:
- Ваше преподобие! Вам пора на утреннюю литургию.
С трудом раскрыв глаза, Сафиран тяжело поднялся с кровати и направился за своим провожатым. Пройдя по лабиринту бесконечных коридоров монастыря, они вошли в церковь. Огромный храм, устремлённый ввысь, поражал воображение. Монахи, собравшиеся на литургию, казались жалкими ничтожными насекомыми на фоне колоссальных колонн и циклопических стрельчатых арок. В утреннем сумраке сводчатый потолок церкви был неразличим, и казалось, что он расположен так высоко, что его невозможно даже увидеть. У чародея по коже пробежали мурашки, когда он осознал масштабы исполинской постройки.
Монахи затянули псалмы на латыни. Под их монотонное пение Сафиран вдруг ощутил, что теряет ясность мышления. Его голову как будто заполнил лёгкий туман. Всё окружающее стало восприниматься через какую-то пелену. Ощущение времени потерялось. Чародей даже не заметил, как закончилась литургия, и все направились в трапезную. Ел волшебник, даже не чувствуя вкуса пищи. Затем прислужник проводил его к покоям в епископском дворце, помог облачиться в судейскую мантию и накинул на шею золотую цепь с крестом. К туману в голове Сафирана тут же начали добавляться ярость и жажда крови.
Когда маг оказался в помещении святой конгрегации во славу истинной веры, он уже едва сдерживался от гнева. Перед глазами клубилось красное марево. Чародею хотелось только одного - убивать. Поэтому, когда в зал церковного трибунала ввели бледного осунувшегося мужчину со следами пыток и побоев на лице, волшебник сразу же возненавидел этого человека. Те томительные минуты, когда служки медленно и монотонно зачитывали список прегрешений несчастного, Сафиран, вонзая от нетерпения ногти в подлокотники кресла, представлял себе, как этого еретика будут жечь на костре. Наконец, когда тягостная процедура закончилась, маг с видимым удовольствием прорычал: "Виновен! Да будет наказан он по заслугам своим!", - а потом не на шутку огорчился, узнав, что прямо сейчас этого человека сжигать не будут.
В свирепом исступлении прошёл весь первый день нового верховного квалификатора. Ещё полдюжины еретиков были признаны виновными. А когда Сафиран, наконец, вернулся в свои покои и скинул золотую цепь с серебряным крестом, а потом и судейскую мантию, то ему вдруг показалось, что его руки - по локти в крови. Будучи чёрным магом, чародей ухитрился не погубить за свою жизнь ни одного человека. Его даже иногда называли Сафираном Милосердным. А сегодня он молниеносно осудил на лютую казнь сразу семерых. Тут ему вспомнились загнанные запуганные глаза несчастных. Те, кто представал перед трибуналом, уже ни на что не надеялись. А он, распалённый магическим людоедским гневом, ещё и упивался их страданиями.
Волшебник почувствовал, что силы оставляют его и упал на кровать. Что же делать? По воле случая он сделался жестоким судьёй. "Не судите, да не судимы будете" - легко сказать. Но как же вырваться из этой западни? Он всё время находится под неусыпным контролем своих благочестивых хозяев. Воспользоваться магией в стенах монастыря не получается. Для побега удобного случая ещё не представилось. Значит, нужно терпеливо ждать этого самого случая. Но скольких несчастных он отправит на смерть, прежде чем сможет отсюда вырваться? Обессилев от дум и переживаний, Сафиран уснул мёртвым тяжёлым сном без сновидений, а рано утром его опять разбудил к литургии неприметный человек в рясе.
Так прошла неделя. Каждое утро начиналось со службы в громадном храме, которую сменял завтрак в монастырской трапезной. Сразу после этого чародей под бдительным контролем своего неприметного надзирателя облачался в судейскую мантию и набрасывал на шею магическую цепь. Несколько раз он пытался отказываться от коллара, но его "нянька" в рясе настаивал, что без этого предмета верховный квалификатор святой конгрегации во славу истинной веры не сможет исполнять свои обязанности и даже не имеет права занять своё место в зале трибунала.
Однажды вечером, когда чародей вернулся в свои покои, осудив очередную группу еретиков, служка сообщил, что отца Игнатия пригласил на ужин сам архиепископ Косьма. Сафирана провели на второй этаж дворца в роскошные комнаты. Там мага уже поджидал тот самый прелат, чей звучный низкий голос показался волшебнику знакомым. Именно этот иерарх рекомендовал Игнатия на пост главы трибунала.
- Святой отец! Рад вас видеть. Располагайтесь в этом кресле у стола. Надеюсь, вы не будете возражать против скудной трапезы и благочестивых разговоров?
Служки разлили по бокалам вино, принесли первую перемену изысканных блюд, затем ретировались по знаку архиепископа.
- Ну как вам на новом месте, ваше преподобие? Надеюсь, ваши обязанности не слишком вас обременяют?
Сафиран посмотрел на Косьму и вдруг отметил, что блестящие чёрные глаза его собеседника кажутся слишком знакомыми. На лице прелата появилось издевательское выражение:
- Что, Сафиран? Ты меня ещё не узнал?
Тут чародея, как будто ударило молнией. Он, наконец-то, понял, кто сидит перед ним. Это был Касва, погрузневший и постаревший, но всё такой же неприятный.
- Вижу, что до тебя всё-таки дошло. Ты стал очень медленно соображать, Сафиран Милосердный. Или тебя лучше называть Игнатием, Кровавым псом, как это уже делают жители города? А может, ты просто Сафиран Неудачник?
Волшебник сразу сник, а архиепископ, казалось, никак не мог успокоиться:
- Ты думал, что попал сюда из-за невероятного стечения обстоятельств? Ведь так? По глазам вижу, что угадал. Но тебе и в голову не приходило, что все эти обстоятельства произошли по моей воле, моей злой воле! Ты долгие годы искал источник колдовского могущества, но даже не задумывался, что уже опоздал. Я тебя опередил, и теперь я всемогущ! Я затащил тебя сюда и заставил стать кровавым судьёй. Я в любой момент могу истереть тебя в порошок! Я лучший ученик великого Хикмы, а ты мне даже в подмётки не годишься!
Касва раскраснелся от возбуждения, слова лились из него нескончаемым потоком. Сафиран поднял глаза на бывшего соученика и тихо спросил:
- И зачем я тебе понадобился, когда ты достиг такого могущества? Ведь ты мог просто меня уничтожить?
- Знаешь, как скушен этот мир, когда ты добился всего, чего желал? Я всемогущ, и что теперь? Моя тайная власть беспредельна, но она уже мне порядком надоела. Мне так опротивели коронованные ослы, бараны в тиарах и то тихое безропотное стадо, что пасётся у их ног. И тут я вспомнил о тебе. Спасибо, Сафиран, что развлёк меня, хоть ненадолго. Было очень интересно тебя выследить, затем переправить сюда. Знаешь, что делает кошка, когда поймает мышь? Она не ест её сразу, а сначала забавляется, играет. Мне очень забавно наблюдать за чародеем, лишённым могущества, за милосердным существом, вынужденным отправлять других людей на лютую смерть.
Затем архиепископ протянул к своему собеседнику руку. На безымянном пальце плотно сидел массивный перстень с кровавым рубином.
- Ты искал источник колдовского могущества? Можешь полюбоваться на него. Это Арашан. С помощью этого волшебного камня я лишил тебя магических сил. Смотри: это именно то, чего ты так желал, но никогда не получишь. Как сладостно знать, что ты жаждал Арашана, но он мой навсегда. А ты будешь страдать от того, что источник попал в мои руки.
Касва наслаждался от всей души. Он обрёл то, о чём так мечтал в годы ученичества: он безнаказанно унижал своего соперника, втаптывал в грязь его гордость. Сафиран находился в полной его власти. Затем на покрасневшем лице архиепископа отразилась какая-то мысль, и он самодовольно ухмыльнулся:
- Но это ещё не всё. Завтра я надеюсь преподнести тебе сюрприз. Думаю, что ты его оценишь по достоинству.
Почтенный прелат позвонил в колокольчик и в комнату тут же вошли слжки:
- Проведите почтенного отца Игнатия в его покои.
Оказавшись в своей комнате, маг тяжело опустился на кровать и долго сидел, предаваясь размышлениям. Он не ожидал, что сделается игрушкой в руках полусумасшедшего Касвы. Такой поворот событий выбил его из колеи. Волшебник даже и не знал, что ему следует предпринять. Одно было понятно: после того, как бывший соученик вдоволь насладится беспомощным состоянием своего старинного врага, он придумает себе новую игру. И кто знает, какой она будет?
Рано утром, впервые за всё время пребывания в монастыре, Сафиран проснулся сам, до того, как в покои зашёл его "нянька". Выйдя из комнаты, чародей направился в церковь, сопровождаемый настороженными взглядами часовых у его дверей. Оказавшись в огромном гулком нефе, маг сделал то, чего не совершал уже долгие годы. Он упал на колени напротив грандиозного алтаря и принялся молиться:
- Отче наш, сущий, великий и могущественный, суровый и милосердный! Да прославится имя твоё в веках и будет воля твоя на земле и на небе! Ниспошли благодать на меня, грешного, прости мне грехи мои тяжкие, гордыню мою, и дай мне мудрость свою! Спаси меня от козней дьявольских и глупости человеческой! Если нет мне спасенья - покарай меня на месте силою своей! А если есть ещё искра твоя в душе моей - разожги её ярче, чтобы сгорели в пламени её недруги твои!
Ничего не произошло. Молния не ударила с небес, херувимы не затрубили с облаков, но Сафиран почувствовал себя значительно лучше. Во время утренней литургии никакой туман не омрачал его разум. Впервые за много дней думалось легко.
Когда чародей в полном облачении вступил в зал церковного трибунала, перед глазами его, как обычно, клубилось красное марево. Он с нетерпением стал дожидаться первого в этот день еретика. Но когда маг увидел, кого ввели служки, он задохнулся от невероятного гнева. Напротив судейского возвышения стоял Даки, его любимый ученик. Из всех прислужников Сафирана, он единственный обладал магическим даром, поэтому чародей не жалел сил и времени на занятия с ним. Лицо юноши было разбито, левый глаз заплыл. Правая рука, кое-как перевязанная окровавленной тряпицей, беспомощно висела на верёвке, перекинутой через шею. По затравленному взгляду паренька можно было сделать безошибочный вывод о том, что Даки долго пытали.
Сафиран почувствовал, что его кровь закипает в жилах от злости. Но в этот раз он не стал гасить свою ярость, а позволил ей разгореться ещё сильнее. От негодования и гнева чародей покраснел. Багровая пелена перед глазами вдруг куда-то ушла, и все предметы предстали перед магом на удивление ярко и чётко. Он рассматривал увечья Даки, как сквозь увеличительное стекло, и от этого градус исступления чернокнижника поднимался всё выше и выше. Внезапно он вспомнил ещё одно высказывание Хикмы: "Но если уж ты пошёл по дороге гнева, помни, что это путь в один конец".
"А мне на это наплевать!", - яростно подумал Сафиран, и тут в нём как будто что-то лопнуло. Негодование чародея превысило все мыслимые пределы, и злость переполнила каждую клеточку его тела. Гнев волшебника смял все магические оковы, поставленные Касвой, как лавина с гор сносит всё перед собой. Сафиран почувствовал, что к нему вернулась магическая сила. Он простёр вверх руки, громко произнёс заклинание, а потом испепелил служек, которые держали Даки. Люди в рясах превратились в две горстки пепла. Затем чародей обратил свой взор на членов трибунала, криво усмехнулся и прокричал несколько слов. Налетевший порыв ветра вмял судей в стену. Вбежавших в зал стражников маг заморозил, а потом разбил на мелкие кусочки.
Повернувшись к Даки, Сафиран печально проговорил:
- Беги отсюда, мой мальчик. Сейчас здесь будет очень жарко.
Выйдя из зала трибунала, чернокнижник направился во дворец архиепископа. Он безжалостно уничтожал всех, кто пытался ему помешать. По цепочке трупов было легко понять, где побывал разгневанный волшебник. Войдя в покои на втором этаже, чародей сразу увидел Касву. Тот навёл на него Арашан и торопливо проговаривал заклятья. Сафиран поднял правую руку и сложил пальцы в жесте "хадм". Кровавый рубин загорелся багровым пламенем, а затем пылающими искрами разлетелся по комнате. Архиепископ, разинув рот, во все глаза уставился на своего недруга:
- Но как тебе это удалось, дьявол тебя побери?
- Ты сдохнешь, так и не узнав этого! - Сафиран пропел заклинание, и искры Арашана устремились к Касве. Маленькие раскалённые крупинки вонзались в архиепископа, прожигая его насквозь. Давний недруг завопил от невыносимой боли, задёргался, как пескарь на сковородке, а потом рухнул на пушистый ковёр, обильно оросив его кровью.
Но ярость Сафирана не утихала. Он поднялся на крышу епископского дворца и ненавистью уставился на исполинский храм. Чародей топнул ногой - и все постройки монастыря содрогнулись, как во время землетрясения. С карнизов церкви отлетели каменные гаргульи, на контрфорсах обломились ажурные пинакли. От этого зрелища волшебник пришёл в неистовство. Он притопнул ещё раз и высокий шпиль церкви, увенчанный громадным крестом, покачнулся, а затем с невообразимым грохотом упал прямо на чудесный клуатр. Облако серой пыли окутало монастырь. А невероятно разгневанный Сафиран почувствовал, как его тело превращается в чистую энергию. Это было последнее, что смог ощутить ученик великого Хикмы. В следующее мгновение он взорвался. Огненное облако охватило всё вокруг, пламя с ужасным рёвом пожирало деревья и постройки. А затем что-то глухо ухнуло, и обломки разлетелись по округе. То, что являлось прекрасным монастырём, превратилось в чёрную незаживающую язву на земле.