Ананко Виктор Николаевич : другие произведения.

В гармонии со злом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Археолог Карл Акер во время исследований китайских пирамид сталкивается с чем-то необъяснимым, таинственным и пугающим. Но именно это он и искал всю свою жизнь. И теперь он оказывается лицом к лицу с первозданным злом, которое может убить все человечество задолго до наших дней.
  
  
  16+
  
  
  В ГАРМОНИИ СО ЗЛОМ
  
  Виктор Ананко
  
   
  
  
  
  
  
  С огромной благодарностью моей жене, родителям и брату за конструктивную критику моих литературных способностей, без которой эта книга никогда бы не получилась.
  
  Отдельно благодарю Галину Аптикаеву за редакторскую работу и ценные советы, Максима Смирнова за помощь в оформлении и издании книги, а также художника Дмитрия Алексеева за иллюстрацию на обложку.
  
   
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  "Кто порицает Творца, что не устроил нас безгрешными, тот не иное что делает, как предпочитает природу неразумную, неподвижную и не имеющую никаких стремлений, природе, одаренной произволением и самодеятельностью"
  Св. Василий Великий
  
  
  
   
  Глава первая
  
  В этот день все было как обычно. Серое утро не предвещало особой бодрости днем, а поздняя встреча с друзьями, завершившаяся далеко за полночь, была бы гораздо уместнее в конце недели, а не в среду. В голову, еще тяжелую от выпитого, лезли мрачные мысли. Такое состояние, вероятно, знакомо большинству из нас, но у меня оно постепенно перерастало в затянувшуюся депрессию, бороться с которой с каждым днем было все сложнее.
  Раскопки на пирамиде в Китае мы завершили около полугода назад, и с тех пор я изнывал от скуки. Порядком надоевшая работа в офисе явно действовала на меня угнетающе. Да еще и результаты китайской экспедиции не принесли того результата, которого я ждал. Нет, с точки зрения финансов все было замечательно. Мы уже заработали даже больше, чем рассчитывали, а впереди, после завершения обработки собранных данных, нас ждал еще один внушительный денежный перевод, но почему-то я был уверен, что мы не нашли ничего интересного. Тем более что наши лингвисты недавно заявили, что вряд ли справятся с расшифровкой выполненных предположительно на древнекитайском языке надписей, которые мы скопировали со стен тоннелей под пирамидой.
  В тот момент это прозвучало как вызов. Не желая сдаваться, я разместил в Интернете объявление о поиске специалиста по древнекитайскому языку. И приложил к нему фрагмент текста. Конечно, это была чистой воды авантюра. Я не надеялся на удачу и просто хотел себя хоть как-то развлечь. И даже успел забыть об этом, когда неожиданно, даже без звонка, в офис приехал высокий уверенный в себе человек лет пятидесяти в дорогих, возможно даже золотых, очках и в не менее дорогом костюме оригинального темно-зеленого цвета. Длинные кудрявые черные волосы аккуратно лежали на его плечах, обрамляя чуть бледное с острыми чертами лицо человека, явно привыкшего быть первым во всем и всегда. Пожав мне руку и сказав, что его зовут Константин, нежданный гость уверенно сел в кресло, словно он, а не я тут был главным. Затем так же уверенно достал из коричневого кожаного портфеля планшет, включил его и деловито развернул экраном ко мне. На нем светились символы, поставившие в тупик наших лингвистов, и их перевод. Всего шесть слов: "Созданный победить страх и рожденный разрушить ...", которые Константин и прочел. Потом посмотрел на меня взглядом победителя и добавил:
  - Кстати, это не древнекитайский. Это праязык, на котором до сегодняшнего дня было скопировано лишь несколько записей, обнаруженных в подземных тоннелях в провинции Морона-Сантъяго в Эквадоре. Если присмотреться внимательно, становится очевидным, что здесь изображены не иероглифы, а лишь своеобразные начертания более привычных нам латинских букв, правда давно утративших свое значение. Я совершенно случайно наткнулся на ваше объявление в Интернете. Вообще-то, я не ищу работу, но разбираться с этим языком - одно удовольствие. И я с радостью помогу вашим специалистам. Вряд ли есть кто-то еще в мире, способный прочитать этот текст. Я открыл ключ к нему много лет назад, работая под руководством Александра Акера и сравнивая известные мне надписи на нем с другими древними языками. Случайность, которая, как я думал, никогда не сможет принести практическую пользу.
  При упоминании об Александре Акере я невольно вздрогнул, но сумел не дать эмоциям воли, надеясь, что моя реакция осталась незамеченной. Этот ученый, который, безусловно, являлся одним из выдающихся исследователей в области археологии, был моим отцом, без вести пропавшим много лет назад в Китае как раз во время изучения пирамид императоров, с одной из которой сейчас работали мы. А это значило, что, возможно, между человеком, который сейчас сидел передо мной, и тем загадочным исчезновением была связь. Ниточка, способная привести к разгадке тайны, которой я посвятил всю свою жизнь.
  Дальнейшее собеседование было лишь формальностью. Константин явно был нам нужен, и я, не раздумывая ни секунды, взял его в команду, хотя история с Эквадором немного меня смущала. Я слышал о подземных ходах, о которых он говорил, но никогда не верил в эти рассказы. Никаких документальных фактов, насколько мне было известно, никто так и не смог привести, а путаные истории о тоннелях, якобы построенных пришельцами миллионы лет назад и пронизывающих всю нашу планету, вызывали только улыбку.
  Это произошло позавчера, и с тех пор на работе меня не было. Я провел рукой по лицу - двух- или, кажется, даже трехдневная щетина неприятно резанула ладонь, а едкий чуть сладковатый запах пота и сигарного дыма от сваленной в кучу рядом с неразложенным диваном одежды напомнил, что я не мылся уже два дня. Надо было как-то приводить себя в порядок. С трудом поднявшись и с сомнением посмотрев на недопитую бутылку виски, лежавшую на краю прикроватной тумбы, я пошел в душ.
  Струи теплой, а затем холодной воды привели меня в чувство минут за двадцать. Побрившись и засунув грязную одежду в ящик для белья, я зачем-то надел дорогой темно-синий костюм, который, как я считал, отлично подходил к моему смуглому лицу и темным волосам и к тому же помогал быть в тонусе даже в такие сложные моменты. Расстегнув верхнюю пуговицу на светло-голубой рубашке и прикрыв еще припухшие и красноватые глаза темными очками, я вышел на улицу, где уже в это ранее время было нестерпимо жарко. Можно было ехать в офис или пойти перекусить в близлежащей забегаловке. Я выбрал второе. На работу не хотелось.
  Две чашки горячего несладкого кофе с лимоном прибавили мне немного оптимизма. В кафе я провел не меньше часа и с удовольствием посидел бы еще, но буквально физически начал ощущать, что приятное и безмятежное время подошло к концу. Я как раз расплачивался по счету, когда зазвонил телефон. "Ну, хоть завтрак не испортили", - подумал я и взял трубку. Звонил Константин:
  - Карл, мы смогли прочитать первую надпись из Китая. Всю ночь работали. Ты должен это видеть!
  То, что Константин даже не поздоровался, заставило меня насторожиться. За то недолгое время, что мы общались, я понял, что он не просто исключительно хорошо образован. Он был исключительно хорошо воспитан, исключительно дисциплинирован, исключительно вежлив, исключительно... Этот список, кажется, можно было продолжать до бесконечности. Наш новый сотрудник просто был каким-то особенным, не похожим ни на кого из известных мне людей. Но главное, он был еще и исключительно хорошим специалистом. Расшифровка этих надписей была одним из наших основных проектов за последнее время, и пора было его завершать. Тем более что она увеличивала наш гонорар вдвое. О своей личной заинтересованности я пока старался не думать, боясь спугнуть надежду, которая вновь во мне забрезжила.
  Надписи были скопированы чуть меньше года назад в тоннеле под пирамидой Љ 5, как мы назвали ее в наших отчетах. На самом деле она называлась Цинь Шихуаньди - Усыпальница Первого Императора Китая. До нас, насколько я знал, даже китайские археологи не были допущены к ее изучению. Но по некоторым неизвестным нам тогда причинам правительство этой страны приняло два неожиданных решения. Прежде всего оно решилось нарушить табу на исследования гробниц императоров (до сих пор, за исключением одного-единственного случая, археологам разрешалось вскрывать только захоронения богатых чиновников и полководцев). Во-вторых, для этих работ пригласили не местных специалистов, а иностранцев, то есть нас. И мы, конечно же, согласились.
  Детали прояснились, когда я прилетел в Пекин, чтобы подписать договор на исследования. Все было засекречено уже на этом этапе. Вылетая в Китай, я знал лишь, что кто-то встретит меня в аэропорту и отвезет к заказчику из правительства страны. И почему-то я совсем не удивился, когда водитель высадил меня не у Министерства культуры и даже не у Государственного управления по делам древних памятников, которое, по идее, курировало все подобные работы, а у здания Центрального военного совета.
  По некоторым личным причинам связываться с китайскими военными у меня не было никакого желания, но отступить, даже не встретившись с заказчиком, я тоже не мог.
  Быстро проверив мои документы, солдат, дежуривший на входе, проводил меня к кабинету заместителя начальника этого ведомства. Оказавшись внутри, я сразу обратил внимание на то, что все стены помещения были увешаны фотографиями пирамид - больших и маленьких, хорошо сохранившихся и тех, от которых остались лишь небольшие расплывшиеся от времени, дождей и землетрясений холмы. Заметил я там и фотографию Белой пирамиды со стоявшими перед ней исследователями. Среди них были мои счастливо улыбавшиеся родители - руководители той экспедиции. Это до сих пор был единственный случай, когда китайскими властями было разрешено исследование захоронения императора.
  С трудом оторвав взгляд от фотографии, я посмотрел на сидевшего за столом человека. Ему было около шестидесяти лет, но он явно был в хорошей физической форме. На его лице я не заметил ни одной морщинки, хотя у азиатов они обычно появляются достаточно рано. Он был одет в военную форму, но сидела она на нем не хуже, чем дорогие костюмы на членах британского парламента. Этот человек показался мне знакомым, хотя я был уверен, что никогда раньше его не встречал. Но я ошибался. Оказалось, что тридцать лет назад именно он руководил сопровождением всех археологических исследований в Китае и часто бывал в доме, где мы с родителями жили во время той экспедиции. После того, что случилось при исследованиях Белой пирамиды, он не упускал меня из виду, рассчитывая, что загадка прояснится. Тем более что вопросы возникали и у руководства страны, которое видело в случившемся ключ к усилению военной мощи Китая. Вот почему наконец было принято совершенно секретное решение начать исследования остальных усыпальниц. И нас пригласили именно потому, что знали о том, что косвенным исследованиям китайских пирамид я посвятил всю свою жизнь.
  Контракт был заключен, и мы приступили к долгим и сложным исследованиям усыпальницы Цинь Шихуаньди, расположенной всего в пятидесяти километрах от Белой пирамиды, в которой пропали мои родители...
  По дороге в офис я пытался представить себе, что же удалось прочитать Константину. Но ничего путного в голову не приходило. Однако, что бы там ни было написано, мы получим свои деньги и поставим еще один том с готовым отчетом в архив. По этой китайской головоломке мы исписали уже не одну тысячу листов. В общем-то, я был рад новости, сообщенной мне Константином. Но почему-то не покидало чувство тревоги. "Наверное, кофе был слишком крепкий", - подумал я и поехал в лабораторию.
  В офисе я был через пятнадцать минут. Несмотря на то что время было уже не раннее, машин на улицах было мало. Лето - сезон отпусков, и многие уехали из города или даже из страны. Для кого-то это роскошь - уехать. Для нас же провести отпуск дома с родными - самое заветное желание.
   "Археология будущего" - такая табличка висела на старинной дубовой двери в двухэтажном особняке в центре Москвы. Это была единственная старая вещь в нашем офисе. Внутри все сверкало стеклом, металлом и дорогим темным пластиком. Прозрачные шумоизоляционные перегородки отделяли рабочие места друг от друга, но сотрудники могли переговариваться друг с другом по интеркому, встроенному в каждый стол. С помощью него же мы могли устраивать оперативные летучки, не отходя от рабочих мест, чтобы у каждого перед глазами был монитор с необходимыми данными. Конечно, у нас был небольшой конференц-зал в подвале особняка, но мы редко там собирались. Не хотелось отвлекаться от работы, да и в подвал спускаться никого не тянуло. Когда целый день работаешь за компьютером, всегда хочется смотреть в окно и видеть там жизнь.
  Войдя в лабораторию, я увидел, что на своих рабочих местах никто не сидел. Все, кто был в офисе, столпились у компьютера Константина. Вид у сотрудников был какой-то настороженный. У меня снова засосало под ложечкой. Никто не должен был отвлекаться от своей работы, и уже тем более никто не должен был раньше меня узнавать о результатах работы коллег, поскольку многие проекты выполнялись под грифом "секретно". Это было железное правило нашей организации. Я быстро подошел к компьютеру Константина.
  "Созданный победить страх и рожденный разрушить зло пройдет сквозь Врата времени и пространства. Только он и только он должен сделать это и узнать тайну равновесия". Эти слова, высвеченные на экране компьютера, словно кинули меня в прошлое - в тот период безграничного отчаяния, когда я не знал, что мне делать, куда мне податься и что со мной будет. Это было страшное время. Сотрудники лаборатории, знавшие обо мне, возможно, больше, чем им следовало, напряженно смотрели на меня.
  
   
  Глава вторая
  
  Так получилось, что я родился в США, хотя назвать Америку своей родной страной не мог. Мой отец, Александр Акер, уроженец немецкой Баварии, был одним из известнейших представителей археологической науки. Его часто приглашали читать лекции по всему миру. Так он и познакомился с моей матерью, тогда еще студенткой пятого курса, проводя открытый семинар по критической теории археологии в Московском университете. Несмотря на значительную разницу в возрасте и огромное расстояние между Москвой и Германией, они полюбили друг друга и через год поженились.
  Отец, поддерживая увлечения молодой жены практическими исследованиями, значительно сократил, к огромному расстройству ученых всего мира, количество часов читаемых лекций и стал ездить вместе с ней по всему свету. Во время очередной экспедиции родился я, и родителям пришлось на некоторое время осесть в одном месте. Имя мне дали европейское - Карл. Отец вновь читал лекции, а мать занималась мной и писала книги. Но выдержали они лишь два года, а затем тяга к новым открытиями и приключениям вновь направила их, а вместе с ними и меня, к путешествиям.
  Когда мне было десять лет, мы оказались в Китае, где в провинции Сиань власти разрешили исследования на ранее полностью закрытых древних пирамидах императоров, а мои родители не могли упустить такой шанс. Археологические раскопки велись в нескольких сотнях километров от того города, в котором мы поселились, и часто навещать меня у них не было возможности. Один или два раза в месяц нам удавалось вместе провести выходные, сходить в ресторан или в музей, погулять по паркам. Все остальное время я проводил с няней, которая одновременно помогала мне осваивать не только китайский язык, но и основы многих других предметов - математики, физики, химии, информатики и, конечно, истории. Никаких поблажек не было. В школе от меня требовали таких же знаний, как и от всех остальных учеников, и я старался не отставать. Так прошло три года. Мне было уже почти четырнадцать лет, когда к нам в дверь позвонили и какой-то человек в военной форме сообщил, что мои родители пропали. Они, будучи руководителями группы, вдвоем отправились на разведку в подземный тоннель под Белой пирамидой и не вернулись. Несколько дежуривших снаружи человек, в основном представителей китайских спецслужб, ничего не видели и не слышали. Когда в назначенное время мои родители не поднялась на поверхность, за ними отправили двоих солдат. Те дошли до конца коридора, уперлись в стену, которой он заканчивался, но нигде не нашли и следа пропавших. До конца дня члены экспедиции проверили все боковые тоннели, но безрезультатно.
  Так я остался сиротой. Меня хотели отдать в приемную семью, но внезапно за мной приехал дедушка из Москвы и забрал меня с собой. Бабушку и дедушку я видел всего два или три раза в далеком прошлом и практически ничего о них не знал. Так началась моя новая жизнь в России.
  Дедушка работал в Министерстве иностранных дел, специализируясь как раз на Китае, но, в отличие от моих родителей, большую часть времени проводил в Москве. Конечно, у него случались командировки, но редкие и короткие. Бабушка не работала и занималась домом. Именно она в основном и помогала мне привыкнуть к новым условиям и преодолеть горечь утраты.
  Русский язык я знал очень плохо: дома родители разговаривали в основном на английском и немецком. Но дедушка прекрасно говорил по-китайски, а бабушка знала английский и немецкий. Вот так, общаясь на нескольких языках, я постепенно выучил и русский. После китайского он давался мне достаточно просто, хотя падежи и склонения я еще долгое время путал. Остальные языки мы тоже постоянно повторяли, часто разговаривая на них.
  Несмотря на плохое поначалу знание русского языка, все остальные предметы у меня были на высоте. Я смог поступить в хорошую школу, а затем на исторический факультет МГУ, выбрав в качестве специализации археологию. Еще в детстве я твердо решил стать археологом и попытаться найти родителей или разобраться с тем, что же с ними случилось. Версию о том, что они обнаружили что-то важное и их похитили китайские спецслужбы, которую часто озвучивал дедушка, особенно немного выпив, я категорически отвергал, несмотря на достаточно веские аргументы.
  - Ну вот, смотри, - задумчиво говорил дедушка, потягивая коньяк, - китайские пирамиды тщательно охраняются от всех посторонних глаз, район, где они стоят, закрыт от туристов, никто из иностранцев, за исключением твоих родителей, никогда и близко к ним подпущен не был. Наверняка в этих пирамидах скрыто что-то очень важное, какой-то секрет, важный для правительства. И как только археологам удалось подобраться к его разгадке, их тут же убрали.
  Даже не знаю, почему я отказывался верить в это. Может, потому что хотел думать, что древние цивилизации еще могут преподнести нам не один сюрприз, и ради этого жил. А может, просто хотел, чтобы именно мои родители были теми, кто впервые столкнулся с чем-то необъяснимым, чуждым человечеству, с чем мы, люди, еще не готовы были справиться. Так или иначе, я не верил в заговор китайского правительства, и все время, свободное от учебы и работы, посвящал поискам разгадки этой тайны.
  Именно на историческом факультете я познакомился с Вениамином и Ильей, с которыми впоследствии мы и создали нашу лабораторию. Мы тогда долго придумывали название. Хотелось, чтобы оно хорошо звучало. В итоге мы остановились на "Археологии будущего", потому что каждый раз спускаясь в новые и новые подземелья забытых городов, мы надеялись найти что-то чудесное, необычное, что могло бы изменить всю жизнь людей на Земле.
  Родители Вениамина были из тех богатых евреев, которые сколотили свое состояние на природных ресурсах. Они не имели никакого отношения ни к истории, ни к археологии, но не препятствовали своему единственному сыну идти собственным путем. После окончания университета благодаря стараниям отца Вениамин был включен в какую-то очень важную археологическую экспедицию и уехал на два года в Америку. Потом он занимался исследованиями в Китае, Египте, Греции и Турции. Первые десять с небольшим лет после окончания университета мы виделись очень редко - от силы два или три раза в год. Но каждая встреча была веселой и теплой. Мы целыми днями кутили в кабаках, сидели на кухнях друг у друга или у друзей и беспрерывно делились рассказами о наших путешествиях и открытиях. Мы никогда не переставали быть лучшими друзьями, и я твердо знал: случись что - Вениамин всегда окажется рядом и будет рядом столько, сколько нужно.
  Илья присоединился к нашей маленькой компании ближе к окончанию университета, но мы быстро и искренне полюбили его и всегда с удовольствием проводили время втроем. Илья выбрал археологию, потому что решил пойти по стопам своего прадеда - одного из первых исследователей Египта, обнаруживших пирамиды древнего народа и бившихся над разгадкой тайн этих сооружений и исполинского Сфинкса, хранившего в себе, по древним преданиям, какую-то магическую силу, способную спасти человечество от страшной беды. Его прадедушка давно умер, а загадка так и не была разгадана. Но наш друг был искренне предан науке и стремился узнать все о наших предтечах. Часто, когда мы собирались вместе, Илья пересказывал нам древние египетские мифы, которые, по его мнению, были первыми записанными источниками, рассказывавшими о происхождении мира. От его историй о триединстве египетских божеств, о путешествиях душ в подземном царстве и культе мертвых, рассказываемых им страстно и вдохновенно, у нас не раз пробегал холодок по коже.
  Будучи специалистом по Египту, Илья часто шутил над моей фамилией. Оказалось, что Акер - один из древнейших, но мало известных в среде неспециалистов богов древнего Египта, покровитель мертвых, встречавший их у врат поземного царства.
  В мою первую археологическую экспедицию, как раз в Египет, я был распределен вместе с Ильей. Мы исследовали древние пирамиды больше двух лет. Нам удалось расшифровать многие надписи, сделанные на стенах коридоров внутри гробниц. Пару раз Илья указывал мне на какие-то символы и говорил, что как раз в них зашифрована моя фамилия.
  К нашему разочарованию, объясняемому, конечно, еще юным возрастом, те исследования мало помогли в разгадке древних тайн - зачем египтяне строили эти монументальные сооружения, как им удавалось с такой точностью расположить их в пространстве, как они выбирали места для их строительства. Конечно, ученым известны ответы на эти вопросы, но только примерные. Сомнения в сделанных выводах возникали как у самих исследователей, так и у их многочисленных оппонентов. И Илья не переставал напоминать нам об этом. И все время стремился найти новые факты для доказательства или опровержения той или иной точки зрения.
  Мы работали с Ильей еще в нескольких экспедициях в Египте, а потом судьба нас разъединила. Он остался работать в этой стране, а я уехал в Перу к Вениамину на исследования древнего города инков.
  Собраться втроем нам удалось после этого нескоро. Долгожданная встреча пришлась на мое тридцатипятилетие. Мы расположились в маленьком, но очень уютном ресторанчике в центре Москвы. Кроме нас троих никого не было. С нашей работой нам так и не удалось обзавестись постоянными семьями, а случайные мимолетные романы ни у кого из нас так и не переросли в сколько-нибудь серьезные отношения. Других гостей в тот день звать не хотелось. У нас практически не было общих друзей, а сковывать своих товарищей незнакомой им компанией я не хотел. Я решил, что со всеми остальными отпраздную в выходные, после чего уеду в экспедицию.
  В тот вечер мы, как всегда, засиделись допоздна. Нам было о чем поговорить. Незаметно мы выпили достаточно много виски, который мы предпочитали остальным напиткам. Когда на улице совсем стемнело и в ресторане почти не осталось людей, мы перебрались к столу у горящего камина, закурили сигары и стали вспоминать наши студенческие годы: как мы бесшабашно веселились, гуляли с девчонками, дрались с пьяными парнями из соседних дворов, сами будучи не очень трезвыми, и как нас потом забирали в милицию, составляли протоколы, пугали, а потом все равно отпускали. Внезапно пришла мысль создать собственную фирму, занимающуюся археологией.
  - Ребята, мы ведь профессионалы - может быть, лучшие среди археологов, - говорил раскрасневшийся Вениамин. - Зачем нам все время работать на других, зачем ехать туда, куда говорят? Ведь мы можем сами выбирать для себя, где мы хотим работать и с кем, какие загадки разгадывать и когда возвращаться домой. Еще несколько лет - и у нас не будет для этого ни сил, ни времени. А еще лет через десять нам останется только писать умные книжки для высоколобых профессоров, чтобы им было чем удивлять на лекциях смазливых студенток.
  Мы были уже изрядно подвыпившими, поэтому нам оставалось только кивать головой в ответ на такой энтузиазм Вениамина и что-то вяло ему возражать или, наоборот, соглашаться. В таких вот разговорах мы просидели до утра и, встретив рассвет еще в ресторане, разъехались по домам, договорившись встретиться ближе к вечеру.
  Несмотря на бессонную ночь, я долго не мог уснуть. Пары алкоголя постепенно рассеивались, голова прояснялась, но меня не оставляли в покое слова друга. Ведь действительно, пока у нас есть силы и энергия, мы будем кому-то нужны, нас будут везде рады видеть, нам будут платить деньги за наши опыт и знания. Но когда-то все это закончится, сил будет меньше, а желанию провести время дома с семьей будет все сложнее и сложнее противостоять. Я много думал о возможности завести семью, влюбиться в красивую умную девушку, построить огромный дом, воспитывать троих, а может и четверых, ребятишек. Почему-то я всегда хотел именно сыновей. И вот сегодня Вениамин опять заставил меня думать об этом, а не отбрасывать мысль о доме, семье как неосуществимую в ближайшие годы, куда-то в глубь подсознания, откуда она все время неотвратимо меня преследовала, не давала спокойно жить и работать. Вернее, в моем случае, работать и жить.
  Наконец я забылся в неглубоком беспокойном сне, все время ворочаясь с боку на бок, скинув легкое одеяло на пол, а затем отправив туда же и подушку.
  Проснулся я также внезапно, как и уснул. Не от звонка, не от какого-то звука. Просто проснулся и сел на кровати. Голова была тяжелая. Я спал около пяти часов, а для того чтобы выспаться после бессонной бурной ночи, этого явно было мало. Но крутившиеся в голове картины из сна, который я видел перед пробуждением, заставили меня встать и пойти на кухню варить кофе. Это были китайские пирамиды - такие, какими мне их описывали родители много лет назад, когда мы сидели где-нибудь в ресторане и обедали. Во сне я вошел в ближайшую из них. На стенах и потолке виднелись какие-то надписи, но они были на древнем языке и я не мог понять их смысл. Даже отдельные символы были мне незнакомы. Я шел по коридору, который освещался непонятно откуда исходящим мутным светом, удаляясь все дальше от входа. Впереди я видел сверкающие ворота, но, сколько бы я ни шел, они не приближались. Я знал, что за воротами мои родители, что они ждут и зовут меня, но подойти к ним не мог. Я побежал, из горла моего вырвался крик отчаяния - и я проснулся.
  Через несколько часов мы с друзьями уже сидели и придумывали название для нашей фирмы. Так и родилась наша "Археология будущего". И мы всегда верили, что когда-нибудь наши поиски смогут изменить представления людей о мире.
  Конечно, тогда нам невероятно повезло. Мы не были богатыми ребятами, которые могли удовлетворять любые свои капризы, а для того чтобы добиться успеха, нужно было стать лучшими. Пришлось брать многочисленные кредиты и влезать в огромные долги. Но нам удалось купить самое современное исследовательское оборудование и взять в штат несколько классных специалистов с мировым именем. И первый же крупный тендер на изучение обнаруженных под водой Тихого океана пирамид Йонагуни был наш! Эта работа, которая принесла неожиданно интересные результаты, сделала нам имя специалистов по древним загадкам, и благодаря этому дело быстро пошло в гору.
  
   
  Глава третья
  
  Надпись, мерцавшая на мониторе Константина, означала одно: мои родители попали в ловушку, хитроумно расставленную тысячи лет назад. Расставленную для таких, как мы, - пытающихся разгадать тайны прошлого, не сомневающихся в том, что когда-то на земле были цивилизации, во много раз превосходившие нас как по разуму, так и по технологиям. Напрасно я надеялся закончить это исследование в уже порядком надоевшем мне Китае. Вихрь воспоминаний и старых надежд вновь захватил меня и закрутил с новой, теперь уже непреодолимой, силой. Я должен был найти родителей, должен был понять, что означает эта надпись. В ней была скрыта какая-то тайна, пройти мимо которой я не имел права.
  В ожидании Вениамина и Ильи я подробно расспросил Константина о том, как ему удалось расшифровать надпись, сколько у лингвистов еще подготовлено слов из коридора и как много понадобится времени на то, чтобы их прочесть. Оказалось, что у Константина уже имелся достаточно большой текст на древнем языке, который занимал почти целую страницу, и на его расшифровку требовалось еще около месяца. Этого времени мне должно было хватить как раз на то, чтобы выехать на место раскопок, откуда мы вернулись всего шесть месяцев назад, внимательно осмотреться там и подготовить новую экспедицию. Подготовить так, чтобы ее не постигла участь моих родителей. Несмотря на то что экспедиция, возглавляемая ими, работала в пятидесяти километрах от пирамиды, которую исследовали мы, я почему-то не сомневался в том, что эти места связаны между собой.
  Я позвонил заместителю руководителя Центрального военного совета Китая, который курировал наши исследования. Под предлогом внезапно понадобившихся дополнительных полевых исследований, мне надо было получить разрешение вновь разбить лагерь около усыпальницы Цинь Шихуаньди, а заодно осмотреть ту пирамиду, в которой пропали мои родители. Чиновник пообещал собрать все документы о том деле и сделать все возможное для того, чтобы помочь нам.
  Как раз тогда, когда я заканчивал разговор, в офис приехали Вениамин и Илья. Они добрались практически одновременно и встретились у компьютера Константина, который показал им расшифровку древней надписи. Входя ко мне в кабинет, они уже знали, о чем пойдет речь. Мне было важно только одно - могу ли я рассчитывать на их помощь в самом сложном и одновременно самом важном исследовании в нашей жизни. Без них шансы на успех были невелики.
  Время было еще достаточно раннее, но Вениамин, не задумываясь, подошел к шкафу и достал оттуда бутылку виски и три стакана. Проблема, которую нам предстояло решить, была настолько неординарна и сложна, что обсуждать ее хотелось именно так, не отвлекаясь на ненужные расстройства, переживания и сомнения. Остальные сотрудники, видевшие это сквозь прозрачную перегородку, деликатно отвернулись и занялись своими делами.
  Мы сели в удобные кожаные кресла, стоявшие вокруг маленького стеклянного стола, основанием которого служил достаточно массивный валун с иероглифами, который я несколько лет назад привез из Египта. Камень был очень необычный - черный, гладко отточенный, как будто он тысячи лет пролежал под водой, и практически круглый. Надписи были нанесены на него по спирали сверху вниз очень маленькими буквами. Мне всегда было интересно узнать, что там написано, но до сих пор у наших лингвистов не было времени им заняться. На первом месте у нас всегда была работа, а мои личные увлечения могли и подождать.
  После недолгого молчания я обвел взглядом своих друзей:
  - Мне нужно продолжить исследование, которое мы ведем в Китае. Формально все наши обязательства практически выполнены, и мы можем получить деньги по контракту примерно через месяц, когда Константин закончит работу. Но текст, который он расшифровал, свидетельствует о том, что мы натолкнулись на что-то очень странное. Я думаю, что разгадка этой тайны чрезвычайно важна. Это может принести гораздо бóльшие дивиденды, чем просто деньги по договору. И, может быть, я смогу узнать что-то о своих родителях.
  На последней фразе мой голос предательски дрогнул, но друзья сделали вид, что не заметили моих эмоций, любых проявлений которых я всегда стеснялся и старался избегать даже в компании близких людей.
  Все понимали, что для этого дела нам нужны были лучшие специалисты из нашей команды. Понимали все и сложности, с которыми предстояло столкнуться участникам экспедиции. Поэтому мы ненадолго замолчали, обдумывая и переваривая услышанное. Просто так рисковать не хотелось. Но и другого варианта никто из нас не видел. Такими уж мы были людьми - риск был у нас в крови, и отступить перед неизвестностью, ради встречи с которой каждый из нас и связал свою жизнь с археологией, было просто невозможно.
  Наконец, Вениамин поднял глаза от пола:
  - Я вот что думаю. На исследования в Китае у нас есть самое большее месяц. После этого китайское правительство оплатит нам оставшуюся по контракту сумму и, скорее всего, больше не допустит к этим пирамидам. А если они поймут, что мы наткнулись на что-то важное, то и вовсе могут тихо избавиться от нас, боясь провокаций со стороны международного сообщества. США никогда не допустят Китай к секретам, которые даже с минимальной вероятностью могут поколебать их могущество в мире, и может начаться заварушка. Мы же постараемся быть максимально осторожными и не лезть на рожон, все как следует не взвесив и не оценив возможные риски. То есть главное - все сделать тихо и аккуратно. При таком условии я готов участвовать.
  Это было здравое предложение, и мы без лишних слов с ним согласились. Нам предстояло провести огромную подготовительную работу за две недели. И еще две недели мы оставляли на проведение исследований в подземных коридорах. Я понимал: вероятность того, что мы сумеем натолкнуться на отгадку мучившей меня с детства тайны, очень мала. И именно поэтому не настаивал на больших сроках. В этих тоннелях китайские исследователи провели бесчисленное количество дней после исчезновения моих родителей, но так и не смогли найти ключ к разгадке, позволявший хотя бы предположить, что могло случиться в тот злополучный день, когда там работали мои родители.
  Мозг, одурманенный алкоголем, плохо соображал, и я предложил друзьям пойти прогуляться. Они с радостью поддержали эту идею, и уже через десять минут мы бодро шагали по парку, наслаждаясь свежим июньским воздухом. Мы договорились, что я возьму на себя общение с китайским правительством, а Вениамин и Илья тем временем подготовят все необходимые документы и оборудование. Я не хотел брать в экспедицию много людей, поэтому мы решили, что с нами поедет только Константин, два его помощника и три техника, отвечающих за работу полевого исследовательского оборудования и связи.
  Две недели пролетели быстро. Все переговоры завершились успешно, и мы без особых сложностей смогли вылететь в Китай. Константин никак не мог собрать незнакомые слова в логичный перевод и уже начинал заметно нервничать. Ведь все надеялись, что именно в продолжении текста мы найдем отгадку.
  Мы разбили небольшой полевой лагерь в нескольких сотнях метров от входа в тоннель под пирамидой Љ 5. Здесь же был расположен наш лагерь и год назад, когда мы только начали исследования этого коридора. Теперь нашей первой и основной задачей было внимательное изучение копий документов по Белой пирамиде, подготовленных участниками экспедиции, возглавляемой моими родителями, и китайскими спецслужбами и переданных нам с разрешения правительства страны.
  Та, первая, экспедиция успела выяснить немного. Оказалось, что, хотя захоронение императора Гао-Цзуна в Белой пирамиде и было датировано седьмым веком нашей эры, само сооружение относилось к гораздо более раннему времени - возможно, к третьему или четвертому тысячелетию до нашей эры. Об этом говорили результаты радиоуглеродного анализа некоторых из сохранившихся белых облицовочных блоков пирамиды, благодаря которым она и получила свое название. Но интересно было другое. Под ней также были обнаружены длинные, протяженностью до нескольких километров, подземные тоннели, внезапно кончавшиеся тупиками. Точно такие же были позже обнаружены нами и под Пирамидой Первого Императора и уже долгое время не давали нам покоя. И время строительства этих тоннелей не удалось выяснить ни той экспедиции, ни нам, ни кому-либо еще.
  В обеих пирамидах основной тоннель шириной более трех метров и высотой в человеческий рост, отделанный матовым черным камнем, имел длину несколько километров. Начинаясь на глубине около десяти метров в подземном дворце погребенного императора, он уходил вниз, и, по показаниям наших приборов, уже через пятьсот шагов находился на глубине более трехсот метров. Не имевший ни одного поворота, он был буквально изрезан многочисленными второстепенными проходами длиной от десяти метров до одного километра, которые никуда не вели, упираясь в черные глухие стены. Исследуя их при помощи самого современного оборудования, мы иногда видели, что за тупиковыми стенами есть новые пустоты, возможно, тоже тоннели. Но попасть туда мы не могли.
  Примерно за пятьсот метров до конца основных тоннелей обеих пирамид можно было различить остатки белой черты, за которой большими частично поврежденными символами было что-то написано на никому не известном древнем языке. Всего мы насчитали около двухсот разных слов, но до сих пор бились над самой первой фразой, особняком стоявшей перед всем остальным текстом.
  Внимательно, но безрезультатно просматривали мы сотни документов. Но кроме того, что оба тоннеля были поразительно похожи, больше ничего выяснить не удавалось. Вновь и вновь изучая засекреченные выписки, я убеждался, что правительство не было связано с таинственным исчезновением моих родителей. Китайские власти не меньше нашего были заинтересованы в отгадке и продолжали заниматься этим делом до сих пор, хотя в сам коридор под Белой пирамидой никто давно не спускался. Вероятно, именно поэтому правительство столь легко дало согласие сначала на изучение нами документов, а затем и на посещение тоннеля. Если бы они знали, насколько близко мы подошли к разгадке тайны, они бы нас, скорее всего, не пустили.
  В назначенный день мы поехали к Белой пирамиде. Как и ожидалось, внимательный осмотр помещений под ней не принес никаких новых результатов, кроме ссадин и шишек на локтях и головах. Но мы воочию убедились, что коридор, в котором пропали мои родители, являлся точной копией тоннеля, над исследованием которого трудилась в последнее время наша команда. Даже надписи были нанесены в одинаковых местах. Сходство было до того точным, что я начал сомневаться в том, что это разные тоннели, а не один с разными входами. Но это было невозможно - пирамиды находились на расстоянии более пятидесяти километров друг от друга.
  На следующее утро мы вновь вернулись к изучению коридоров под пирамидой Љ5, но сомнения продолжали терзать меня. Через два дня, сказав друзьям, что мне надо уехать в город по делам, я оставил их в центральном тоннеле заканчивать очередное сканирование стены тупика, которым он заканчивался. На эти работы им требовалось еще несколько часов, и я успевал реализовать задуманное. Выйдя наружу, я сел в свой внедорожник и поехал в сторону Белой пирамиды. Ехать предстояло около полутора часов, несмотря на то что навигатор вел меня самой короткой дорогой. У входа в тоннель была выставлена охрана, но они меня хорошо помнили и знали, что три дня назад разрешение на посещение мне подписывал сам военный министр. Я беспрепятственно вошел и зашагал по центральному проходу. Фонарь светил неярко, но его света вполне хватало, чтобы все хорошо видеть. Еще в прошлый раз меня поразило, что здесь не скапливалась пыль. Все стены и пол выглядели так, будто их каждый день натирали полиролью. До конца коридора оставалось около пятисот метров, когда я увидел вдалеке свет прожекторов. Именно такие устанавливали мы с Вениамином сегодня утром в тоннеле под пирамидой Љ5. Еще через три минуты я стоял около своих товарищей и смотрел на их удивленные лица.
  - Решил вернуться, Карл? Ба, да ты какой-то бледный! Что случилось?! - воскликнул Вениамин, увидев, что я вот-вот рухну на пол от волнения.
  Я торопливо и сбивчиво поведал друзьям о своем путешествии к Белой пирамиде и о том, как вышел к ним. Думаю, это была самая удивительная история, которую им когда-либо приходилось слышать в жизни. Я понимал, что поверить в мой рассказ сложно. Если бы на месте Вениамина и Ильи был кто-то другой, меня бы тут же подняли на смех, но они-то знали, что я не сумасшедший и никогда не буду шутить ни с чем, связанным с тайной исчезновения моих родителей.
  - Выходите из пещеры и ждите меня около выхода, - резко приказал я им. - Оставаться здесь, как и идти вместе, может быть опасно. Если я все правильно понимаю, то, даже идя с вами, я выйду на поверхность там же, где и зашел, но это может привести к пространственному парадоксу. Я приеду к вам через пару часов. И вместе поедем в лагерь. А пока - никому ни слова.
  С этими словами я хлопнул Вениамина по спине и подтолкнул к выходу:
  - Я пойду через пять минут после вас. Не волнуйтесь за меня.
  Пространственный парадокс. Что за странное и глупое словосочетание я только что произнес? Я точно был уверен, что такому нас не учили в университете. Да и нигде не учили. Откуда же это взялось в моей голове? С этими мыслями, как только шаги моих друзей затихли в темноте, я тоже пошел к выходу. Через полчаса я стоял около своей машины, припаркованной у входа в Белую пирамиду. Как мы и договаривались, я подъехал к пирамиде Љ5 через два часа и, забрав Вениамина и Илью, взял курс на лагерь. По дороге мы не проронили ни слова. Слишком много было предположений у каждого из нас в головах, но все мы понимали, что столкнулись с чем-то необычным, а возможно, и опасным.
  
   
  Глава четвертая
  
  Вот уже больше трех часов мы с Вениамином и Ильей сидели в палатке, вполголоса обсуждая то, с чем столкнулись в тоннеле. Посоветовавшись, мы решили пока никому об этом не рассказывать - не только чтобы не возбуждать ненужных нам сейчас слухов, но и чтобы не испугать остальных участников экспедиции. Ведь все они были в курсе того, что случилось с моими родителями.
  Нам предстояло решить, пожалуй, самую сложную задачу из тех, которые когда-либо стояли не только перед нашей лабораторией, но и перед археологами вообще.
  До сих пор в работе мы всего один раз столкнулись с находкой, смысл которой не смогли разгадать. Это было через год после создания "Археологии будущего". Тогда мы работали около Сфинкса в Египте. Дело в том, что зачем-то проведенные там парапсихологические исследования с помощью биолокационных приспособлений указали на возможное наличие под исполинской фигурой огромных пустот, погребенных под несколькими метрами песка, нанесенного за тысячи лет. Откровенно говоря, отправляясь в Египет, мы сомневались в том, что что-то найдем, поскольку использовавшиеся до сих пор геофизические методы ничего такого не показывали. Однако, работая вместе с египетскими лозоходами, мы действительно достаточно быстро смогли подтвердить наличие обнаруженных ими пустот более привычными для нас геолокационными методами, и за дело принялись экскаваторы. Для работы нам выделили участок площадью около сорока квадратных метров, вплотную примыкавший к правому боку Сфинкса. Египетские власти не хотели широкой огласки проводимых исследований, и эти работы были обставлены как реставрационные. Участок был огорожен высоким забором песчаного цвета таким образом, чтобы туристы, которых подводили с противоположной стороны, не могли видеть происходившего у нас. Сама площадка была крайне неудобной для работы тяжелой техники - все было изрезанно остатками каменных стен давно разрушенных древних сооружений, опасность повреждения которых требовала от экскаваторщиков крайне тонкой работы. А песок, несмотря на то что его обильно смачивали водой и укрепляли специальными конструкциями, все время съезжал вниз, засыпая разрываемый котлован. Наконец, когда мы достигли примерно десятиметровой глубины, приборы показали, что до пустот осталось не более метра песка. Работать ковшом экскаватора здесь было уже нельзя, и мы взялись за лопаты. Целый день, работая по двое и сменяя друг друга каждый час, мы вместе с египетскими рабочими вытаскивали песок на поверхность ведрами за привязанные к ним веревки, одновременно укрепляя осыпавшиеся стенки деревянными конструкциями. К вечеру мы смогли полностью очистить каменную плиту, являвшуюся, судя по всему, частью потолка подземелий. Утром, аккуратно пробив в ней небольшое отверстие, мы спустились на веревках вниз.
  Это было что-то удивительное. Не каждому археологу удается побывать в таких местах, как галереи под Сфинксом. Они были настолько обширными, что напоминали город, почему-то выстроенный под землей. Между огромными колоннами высотой около тридцати метров и шириной около двух, поддерживавшими свод этого подземного города, стояли большие отлично сохранившиеся каменные дома. Между ними были проложены мощеные дороги, вдоль которых располагались кадки с сухой сероватой землей. Похоже было, что раньше в них росли деревья, рассыпавшиеся в прах за прошедшее время. Стены пещеры и колонны были отделаны каким-то гладким черным камнем, уложенным настолько аккуратно, что практически не было видно швов. По стенам на нескольких уровнях тянулись длинные открытые балконы с перилами на искусно сделанных каменных столбиках. С балконов во все стороны шли многочисленные каменные лестницы, соединявшие их между собой и с домами. В свете наших мощных фонарей это странное место казалось настолько фантастическим, что мы не сразу смогли оправиться от первого шока. По счастливой случайности, мы оказались в самом начале галерей, где не было никаких построек, и наше проникновение не нанесло древнему комплексу никакого ущерба. Всего мы насчитали сорок два дома и одно сооружение, сильно отличавшееся от других и напоминавшее храм - его квадратные каменные стены возносились почти до самого свода, а вдоль каждой из четырех стен стояло по тринадцать столь же высоких фигур людей, облаченных в длинные плащи и кольчуги. Каждый из них прижимал к груди каменную табличку с какими-то надписями на древнем незнакомом языке.
  Лозоходы утверждали, что обнаруженный город является лишь малой частью огромных пустот под землей, но проходов туда мы найти не смогли, а египетские власти, узнав о находке, очень быстро свернули все исследования, сославшись на государственную безопасность...
  И вот мы снова столкнулись с чем-то загадочным, словно кто-то хотел доказать нам, что мы всего лишь люди и нам не дано многое понять в окружающем нас мире.
  В тот вечер наши споры ничем так и не закончились, и я, оставив Вениамина и Илью, совершенно опустошенный пошел спать.
  Застегнув за собой молнию палатки, я залез в спальный мешок. Однако сон, как назло, пропал. Я ворочался с боку на бок и все думал о тоннелях. Внезапно я понял, что именно нужно искать. Я быстро включил ноутбук, который весь день заряжался от переносного дизельного генератора и теперь мог автономно проработать около двух часов. Ведь в документах, которые передали нам китайские военные, говорилось не только о Белой пирамиде, а мы, увлеченные одной идеей, все остальное отбросили как ненужную шелуху. Но теперь, внимательнее просмотрев имевшиеся записи, я смог найти в них кое-что интересное. Оказалось, что китайские археологи одновременно с моими родителями проводили масштабные исследования всех тоннелей, найденных под пирамидами Сианя. Пирамид с тоннелями было обнаружено около ста, а исследователи были разделены на четыре мобильные группы по пять человек, которые одновременно спускались в разные тоннели. Но никто не заметил ничего странного... Однако меня удивило, что археологи в первый же день стали изучать именно те два тоннеля, которые изучали и мы. Возможно, китайскому правительству все-таки известно больше, чем они нам говорят. Ведь сначала нам никто ничего не сказал о том, что какие-либо исследования вообще проводились, хотя согласно нашему контракту с заказчиками они обязаны были сообщить нам всю информацию, собранную к началу наших работ. Я решил утром побеседовать по этому поводу с военным руководством Китая. А заодно попробовать узнать, что еще им известно. Проклиная себя за то, что не изучил все документы повнимательнее раньше, я наконец заснул.
  Я проспал около двух или трех часов и был разбужен Вениамином. Он усердно тряс меня за плечо, причем, вероятно, уже достаточно долго. Когда я открыл глаза, лицо его прояснилось:
  - Я уже начал беспокоится. Бужу тебя не меньше пяти минут.
  Сонное состояние постепенно проходило, однако меня не оставляло воспоминание о какой-то важной детали, отмеченной мною во сне. Но, что именно это было, я никак не мог вспомнить. За спиной Вениамина стояли Илья и Константин. Оба улыбались, и я понял, что скоро мы разгадаем загадку наших пирамид, а с нею, я в это верил, и тайну исчезновения моих родителей.
  Поздно ночью Константину наконец удалось закончить расшифровку текста со стен тоннелей. Оказалось, что все его содержание было прочитано уже через три дня после первой строки. Однако еще почти восемнадцать дней понадобилось на то, чтобы убедиться в правильности расшифровки древнего послания, некоторые предложения которого вызывали сомнения.
  Распечатку текста друзья принесли с собой, и я, окончательно прогнав сон, прочитал его - сначала быстро, а потом еще три раза, каждый раз все медленнее и внимательнее: "Созданный победить страх и рожденный разрушить зло пройдет сквозь Врата времени и пространства. Только он и только он должен сделать это и узнать тайну равновесия. Разгадка тайны внутри него. Только избранный будет услышан Великим Разумом, и откроет он врата ему. Только тот, кто достоин понять древние тайны и кто с самого сотворения мира выбран для открытия своей сущности и сущности всего вселенского мироздания, может пройти сей порог.
  Если избранный придет к вратам не один, спутники его погибнут, оказавшись в мире, не предназначенном для них, и души их никогда не обретут пристанище.
  Сфинкс будет ждать камнем и охранять духом. Один встретит с добром, а другой со злом. Иллюзии не должны затмить разум, потому что правда - реальность. Но поверивший в иллюзию, умрет. А не поверивший, не поймет. Великий Сфинкс уготовил сложный путь впереди. Судьи уйдут, а он останется. Тело без духа - лишь мертвое тело. А дух без тела - вечен. Но иного пути нет. Да будет так".
  Захотелось кофе с чем-нибудь крепким. Судя по прочитанному мной только что древнему посланию, наше путешествие было более опасным, чем мы предполагали. Мне, как руководителю экспедиции, предстояло принять решение о том, будем ли мы продолжать наши исследования, рискуя нашими жизнями, или закончим с этим раз и навсегда, отдав все собранные данные правительству Китая, которое и так, как мне представлялось, получит больше информации, чем предполагало...
  Я обвел взглядом собравшихся вокруг меня друзей. Удивительно, но все они улыбались, как дети, которые получили мороженное. "Есть ли среди нас избранный?" - мелькнула у меня в голове мысль. Но я тут же отбросил ее. Мы не могли рисковать нашими жизнями только для того, чтобы убедиться в том, что наши трупы окажутся где-нибудь в потустороннем мире, если, конечно, верить древнему преданию, начертанному на стенах тоннеля. Но, черт возьми, почему же те экспедиции не обнаружили, что два тоннеля ведут к одной точке? Эта мысль не давала мне покоя с ночи, но я решил пока не обсуждать ее с друзьями.
  Сказав, что мне надо по делам улететь в Пекин, я отправился в аэропорт, откуда за пару часов регулярным рейсом долетел до столицы Китая. Взяв такси, я поехал сразу к заместителю руководителя Центрального военного совета, который неоднократно помогал нам с получением необходимой информации об объектах наших исследований. В ведомстве его не оказалось, но я узнал, что он отправился обедать в расположенный неподалеку ресторан. Там я его и нашел в одном из закрытых кабинетов, в который меня провели, когда я назвал его имя.
  Чиновник встал, чтобы пожать мне руку. Казалось, он был рад меня видеть, однако не успел я начать разговор, как он поспешил прервать меня:
  - Карл, к сожалению, все исследования в тоннелях необходимо прекратить.
  Видя мое удивление, он пояснил:
  - Почему-то наши спецслужбы крайне обеспокоились после твоих посещений Белой пирамиды. Они провели какие-то собственные расследования и распорядились убрать всех иностранцев с археологических объектов Сианя. Сроки очень жесткие - через сорок восемь часов вашей группы не должно быть там.
  Эта информация одновременно и расстроила, и обрадовала меня. С одной стороны, мне не придется рисковать жизнями своих друзей, а с другой - разгадка тайны была слишком близка, чтобы так ее бросить. Не теряя надежды хоть что-то выяснить, я попытался спросить о результатах работы той экспедиции, о которой прочитал в отчетах, однако чиновник лишь покачал головой:
  - Насколько мне известно, им тогда ничего не удалось отыскать, однако результаты их работы были засекречены и переданы в Министерство внутренних дел.
  Он внимательно посмотрел на меня:
  - Карл, уезжай из Китая, оставь свои попытки что-то найти. Я ведь знаю, что вы что-то обнаружили в этих пещерах. И другие тоже знают. Я не уверен, что им в точности понятно, к чему вы приблизились, но ведь ты не избранный, Карл. Поверь мне.
  После этих слов чиновник вышел из кабинета и закрыл дверь. Смысл его предупреждения был предельно ясен. Кто-то давно следит за каждым нашим шагом, возможно, догадываясь о том, как далеко мы продвинулись в исследованиях. Благодаря нам этот кто-то явно получил все доказательства того, что в тоннелях есть ключ к чему-то важному. И теперь китайцы никого и никогда не подпустят туда. Возможно, они будут каждый день спускать в тоннель людей, желая найти среди миллиарда жителей своей страны того самого избранного, а возможно, просто замуруют все эти проходы. Но иностранцам туда путь отныне заказан. И нам в том числе.
  С тяжелыми мыслями я отправился в аэропорт и через несколько часов вылетел обратно к своим друзьям. День прошел зря.
  
   
  Глава пятая
  
  В лагере было неспокойно. Здесь явно уже знали о том, что у нас осталось меньше двух суток на то, чтобы выехать из страны. Это был полный провал. Неизвестно даже, заплатят ли нам оставшиеся по договору деньги - ведь формальный отчет с нас никто не требовал. Да и то, что мы могли в нем написать, больше смахивало на сказки для детей, чем на результаты научных исследований.
  Вениамина я встретил у центральной палатки, которая во всех экспедициях служила нам одновременно и столовой, и комнатой отдыха. Здесь мы обычно собирались, чтобы обсудить результаты работы за день, выкурить по сигаре и немного выпить. На сей раз палатка была уже наполовину сложена, кухонное оборудование вынесено и аккуратно упаковано.
   - Вижу, сегодня и завтра нам придется довольствоваться консервами и теплым пивом, - попытался пошутить я.
  Шутка вышла так себе. Вениамин рассеянно кивнул в ответ и продолжил отдавать вялые распоряжения относительно планов по сборке лагеря. Потом внезапно повернулся ко мне, и я увидел в его взгляде что-то похожее на страх:
  - Константин пропал. Уехал еще днем - до того, как пещеры закрыли. Сказал, что хочет что-то проверить в переводе надписей. И больше не приходил. Через пару часов я доехал до пещеры, но его там не было. А на выходе я столкнулся с ребятами из местных войск специального назначения под руководством какого-то полковника. Он велел мне убираться от пещеры и складывать лагерь. Когда я стал возражать, он сунул мне в лицо письмо, подписанное самим председателем Центрального военного совета. И сказал, что мы все должны убраться из страны в течение двух дней. О Константине они ничего не слышали. Или говорят, что ничего не слышали. В любом случае, вряд ли мы сумеем его найти...
  Внезапно во мне разгорелась ярость. В этой стране, в этих тоннелях я потерял своих близких, а какое-то военное ведомство пытается мне помешать их найти! Хотя в том, что они не виноваты в исчезновении родителей, я теперь не сомневался. Относительно Константина вопрос пока оставался открытым.
  - Ты видел, как они охраняют тоннели? - спросил я у Вениамина.
  Внезапно он улыбнулся и показал мне маленький фотоаппарат, который висел у него на поясе:
  - Я знал, что ты так не оставишь это дело. Не в твоем это духе, хотя, когда ты входил в лагерь, я подумал, что и тебя они сломали.
  Эта фраза меня озадачила. Неужели кто-то из лагеря уже опустил руки? Вениамин покачал головой в ответ на мой немой вопрос:
  - Илья, когда я рассказал ему о своей встрече с офицером, поехал к ним разбираться. Дескать, пропал наш человек, мы не можем его так бросить и все такое. Когда он вернулся, на нем лица не было. Они объяснили ему, что они с нами сделают, если после отведенного нам срока мы еще будем в стране и тем более попытаемся приблизиться к пирамидам. А еще ему сказали, что мы должны быть очень благодарны за то, что нас вообще отпускают. В общем, он сдался. Не испугался, конечно, этих военных жуликов, но у него опустились руки. Если бы у нас был хоть малейший шанс прорваться к тоннелям и не быть при этом пойманными, он бы участвовал. Но шанса нет.
  - Шанс всегда есть, Вениамин, тебе ли этого не знать! - попытался я его поддержать, хотя у самого на душе было неспокойно - кто знает, что еще придет в голову военным, когда они разберутся с нашими находками.
  Мы забрали в лагере шесть последних бутылок холодного пива и отправились в мою платку. Она была достаточно просторной, чтобы в ней могли поместиться и пять человек. Большую часть пространства занимал кабинет - так я называл закуток, в котором уместились небольшой письменный стол с ноутбуком и удобное кресло. Стоять здесь можно было в полный рост. Я сел в кресло, Вениамин встал за моей спиной, чтобы было удобнее комментировать снимки, а Илья расположился рядом на табуретке, которая обычно использовалась для складирования кип бумаг. Я терпеть не мог, чтобы письменный стол был завален всяким хламом, и все убирал либо в помойку, либо в ящики, либо, самое необходимое, на эту табуретку.
  На фотографиях, сделанных Вениамином, было хорошо видно, что военные огородили пирамиды и входы в пещеры железными решетками, по периметру которых через каждые десять метров стоял солдат с автоматом. Прорваться можно было только на танке, но толку от этого было бы мало. Внезапно меня осенило. Я открыл ноутбук с доступом к Интернету, который нам, вопреки моим опасениям, все еще не заглушили, и... закрыл его.
  Действовать надо было очень быстро. Я почти не сомневался, что придуманный мною план сработает, но выдавать его спецслужбам, наверняка контролировавшим наши компьютеры, я не хотел. В Интернет придется выйти, но из другого места и когда все будет готово. Я предложил Вениамину и Илье прогуляться вокруг лагеря и на ходу рассказал им свою идею. Конечно, был риск, что военные расставили по всему периметру лагеря микрофоны, но почему-то я в это не верил. Они действовали слишком топорно и были чересчур уверены в себе.
  План был предельно прост. В том отчете, который я прочитал вчера ночью, было сказано, что археологи осматривали одновременно четыре тоннеля в день. Кроме известных нам, было еще два, исследованных в первый день. И я почему-то был уверен, что объединяло их одно - загадочные надписи на стенах. До обоих оставшихся древних тоннелей было относительно недалеко. А ближайший из них, на сколько я помнил, располагался всего в трех или четырех часах езды от нас. Точные координаты можно было рискнуть посмотреть только вдали от лагеря, чтобы военные не успели перехватить информацию и понять мой нехитрый замысел. Оставалось только незаметно уехать.
  Вениамин и Илья ни за что не хотели уезжать из страны, оставляя меня один на один с военными, а может, и с какими-то другими, пока неизвестными нам, силами. Не знаю как, но мне удалось убедить друзей в том, во что я и сам не верил, - что именно я и есть тот избранный, который сможет открыть таинственные древние Врата, о которых говорилось в текстах на стенах тоннелей.
  - Ну подумайте, - говорил я, - мои родители что-то искали именно в этих пещерах и пропали здесь. С детства я пытаюсь найти их. С самых ранних лет меня влекло сюда, к этим пирамидам. Я единственный, кто понял единство тоннелей...
  Я говорил что-то еще, но это напоминало скорее поток сознания, чем связную разумную речь. Я не хотел подвергать риску своих друзей, ведя их на поводу у своих желаний. Поиски родителей - только моя проблема, и только я мог рисковать ради этого своей жизнью.
  Внезапно, когда мы обогнули небольшую рощу, прямо перед нами на дороге появился какой-то человек. Я готов был поклясться, что только что его там не было. Оставалось только догадываться, кто он такой и каким образом так внезапно возник перед нами. Остановившись на расстоянии не более трех метров от нас, незнакомец посмотрел мне в глаза. Я вздрогнул от его холодного, но в то же время бесконечно глубокого и "захватывающего" взгляда. Внезапно я понял, что не могу не смотреть в его глаза, а они все глубже и глубже затягивали меня, погружая в глубины первозданного хаоса и мрака. Мне хотелось зажать уши, чтобы заглушить слышавшиеся мне ужасные звуки, сопровождавшие все это безумие. Как будто миллионы людей, животных и птиц сошлись в одном крике или, может быть, плаче. Но руки не слушались меня, лицо корчилось от боли, а мои друзья стояли и смотрели на незнакомца, даже не пытаясь ничего сделать. Внезапно наступила тишина, в которой какой-то голос говорил лишь наполовину понятные слова, которые, однако, складывались у меня в голове в стройные ясные предложения. Речь шла о том, что ни один смертный больше не должен пытаться пройти врата Великого Разума Сфинкса и нарушить его покой. И что каждый смертный в мире немедленно погибнет, лишь произнеся имя Хранителя врат и тайн мироздания. Голос говорил что-то еще, но его слова раздавались все дальше и дальше, теряясь в обрывках других разговоров на непонятных мне языках. Было ощущение, будто я попал на фондовую биржу в день дефолта Америки.
  Все прекратилось так же неожиданно, как и началось. Я открыл почему-то закрытые глаза и увидел только удивленные лица своих друзей, ошеломленно смотревших то друг на друга, то на меня. Человека, возникшего перед нами несколько минут назад, не было. Я не понимал, сколько же длилась эта пытка - минуту, час, день?
  - Что сейчас произошло? - спросил я немного охрипшим голосом, глядя на Вениамина.
  Он прекратил вертеть головой и ответил вопросом на вопрос:
  - А куда делся тот человек, который только что стоял перед нами? Я думал, что он из солдат, и хотел попытаться выведать у него, что же они там так усиленно охраняют, но он лишь приложил палец к губам - мол, молчи. Я оглянулся по сторонам, думая, что он кого-то боится, а когда повернулся обратно, его уже не было. Чертовщина какая-то...
  Я понял, что ни Вениамин, ни Илья, который тоже рассказал что-то подобное, не ощущали и не слышали ничего из того, что слышал и чувствовал я. Секунду поколебавшись, я решил не рассказывать им подробностей того, что я только что испытал. Лишь сказал, что, видимо, переутомился, и чуть не потерял сознание от жары. Отступать от намеченного плана я не собирался несмотря ни на что.
  После короткого совещания было решено, что уезжать из лагеря на машине мне слишком рискованно. Мы были уверены, что, несмотря на кажущееся равнодушие к нашему лагерю со стороны военных, кто-то из них все время пристально следит за каждым нашим шагом. Я предложил дождаться темноты, после чего Вениамин с Ильей продолжат руководить сбором наших вещей, а я постараюсь незаметно скрыться из лагеря и добраться до трассы, до которой было около трех километров. Там на любой попутке я доберусь до Сианя и возьму напрокат мопед, как самое неприметное и удобное средство передвижения и в городе, и в сельской местности, куда мне предстояло отправиться, чтобы добраться до нужной пирамиды. Весь мой план был построен на одних только предположениях - если не заметят, если доберусь и, самое главное, если под той пирамидой окажется тоннель, ведущий к вратам. Но другого плана у нас не было. И с наступлением темноты мы начали действовать.
  В целом все прошло гладко, и уже через три часа я катил на мопеде в направлении пирамиды, упоминавшейся в отчете. Я до сих пор не решался выйти в сеть, чтобы проверить правильность выбранного мною направления, которое определил лишь по смутным воспоминаниям о ночном сидении за компьютером.
  Примерно через четыре часа дороги, заправив мопед, я наконец решился выйти в Интернет. Оказалось, что мне в очередной раз повезло - нужная точка находилась всего в пяти километрах к югу от меня. Я преодолел это расстояние за тридцать минут и остановился примерно в пятистах метрах от пирамиды. Здесь я решил оставить мопед и дальше идти пешком на тот случай, если бдительные китайские военные выставили охрану и здесь. Внимательно осмотрев пирамиду в бинокль, я убедился, что препятствий на моем пути не было. Ну, кроме табличек о том, что объект охраняется армией и о том, что нарушителей ожидает пожизненное заключение или смертная казнь.
   Через пять минут я стоял около входа в тоннель и напряженно всматривался в темноту. Скоро все мои сомнения должны были разрешиться. Только как? Смогу ли я пройти сквозь врата, о которых говорилось в расшифрованных надписях и упоминалось тем странным незнакомцем, встреченным нами около лагеря?
  "Интересно, как дела у Вениамина и Ильи?" - думал я, осторожно продвигаясь по тоннелю и освещая себе путь узким лучом света от маленького карманного фонарика, которого хватало только на то, чтобы еле-еле различать дорогу на пару метров впереди. Наверняка мое отсутствие уже заметили и поднялся переполох. Если это так, то в последний момент мой план, почти доведенный до конца, мог развалиться как карточный домик. Ведь если этот тоннель также соединен с другими, то я могу встретиться с солдатами в самый неподходящий момент.
  Я прошел уже около трех километров и, судя по тому что дорога все время шла под уклон, находился на достаточно большой глубине. Вокруг на стенах виднелись какие-то надписи, но в полутьме я не мог понять, похожи ли они на виденные нами ранее. Внезапно я врезался в твердую стену. Она была настолько черной, что, казалось, поглощала свет моего фонарика. Даже стоя от нее всего в каких-то тридцати сантиметрах, я почти не различал ее в темноте.
  Внезапно я решился. Быстро подойдя к стене, я положил на нее руки и закрыл глаза. Слова, значений которых я не понимал, сами полились из моего рта:
  - О, Великий Разум Божественного Сфинкса, позволь мне, смертному, пройти сквозь Врата Времен и Пространств, прикоснуться к древним тайнам и раскрыть тайны будущего. Окружи меня своим могуществом и надели меня силами пройти этот путь от самого начала и до конца. Открой врата и впусти меня в мир твой из моего мира.
  С каждым словом, произносимым мною, стена становилась все горячее, пока, наконец, не стала обжигать меня как огонь. Из-под моих ладоней, плотно прижатых к стене, лился нестерпимо яркий свет. Внезапно я почувствовал, что не один в пещере. С трудом повернув голову, я увидел стоявшего рядом человека - того самого, которого мы встретили несколько часов назад около лагеря. Он смотрел на меня с насмешкой и презрением.
  - Теперь умрешь, - прошипел он, дико захохотал и вдруг исчез.
  Своды тоннеля вокруг меня пропали. Я стоял на твердом каменном полу какого-то разрушенного сооружения. Темные низкие тучи наверху озарялись всполохами молний. В их призрачном ненадежном свете я различил лежавший передо мной в руинах огромный древний город, заросший пробивавшейся сквозь трещины в стенах и мостовых высокой желтеющей травой, которую низко пригибал к земле резкий холодный ветер. Людей здесь явно не было. В полном изнеможении я рухнул на пол и провалился в беспокойный сон.
  
  Глава шестая
  Очнулся я от того, что чьи-то острые зубы рвали джинсы на моей правой ноге. Получив увесистый пинок, зверь, очень похожий на шакала, отлетел от меня в сторону. Я приподнялся, опираясь руками на пол и пытаясь собраться с силами, чтобы отразить следующее нападение, но этого не потребовалось. Какое-то существо грязного, коричнево-серого окраса поспешно улепетывало в сторону огромного местами разрушенного сооружения примерно в двух километрах от меня. Ночная тьма медленно отступала, уступая место промозглому серому рассвету.
  В том месте, где хищная тварь успела прокусить штанину, зияли две глубокие раны. Попытавшись перенести вес тела на раненую ногу, я, вскрикнув, снова рухнул на пол. Боль была невыносимой. Видимо, зверь повредил мне какие-то мышцы или сухожилия.
  Когда перед глазами перестали вертеться черные круги, я снова, на этот раз медленно и аккуратно, поднялся и внимательнее посмотрел на окружавшие меня руины. Огромное сооружение, в сторону которого убежало желавшее позавтракать мной животное, при более внимательном рассмотрении оказалось исполинской фигурой Сфинкса. Если бы я был ближе к этой невероятной по размерам статуе, то вряд ли узнал бы знакомые мне с детства формы.
  Между передними лапами Сфинкса была устроена длинная каменная лестница, которая вела, судя по всему, к парадному входу в это необычное сооружение. По периметру головы статуи на высоте около двадцати метров от земли были устроены большие окна с двумя рядами балконов, а тело выше его нижней половины было изрезано узкими окнами-бойницами. Практически у самой земли в его боку зияла огромная дыра, хищно оскалившаяся торчавшими во все стороны металлическими штырями, на которых, видимо, держалась вся конструкция. Словно кто-то огромной пастью вырвал кусок из каменного тела древнего божества.
  Оторвав взгляд от Сфинкса, я огляделся по сторонам. Меня забросило на окраину какого-то давно заброшенного города. Впереди насколько хватало глаз виднелись разрушенные временем, а может и людьми, одно- или двухэтажные дома без стекол в окнах с зияющими пустотой дверными проемами и обвалившимися черепичными крышами. Судя по кое-где чудом сохранившимся искусным барельефам на стенах и лежащим в проходах колоннам, когда-то здесь было очень красиво, а теперь многие здания были сожжены и мой взгляд повсюду натыкался на их черные от копоти стены.
  Тучи немного рассеялись, открыв моему взору небо необычно глубокого темно-синего цвета, на фоне которого солнце казалось невероятно большим.
  Резкий порыв холодного колючего утреннего ветра заставил меня вздрогнуть. Надо было двигаться, чтобы хоть немного согреться. Сейчас на улице, судя по пару, вырывавшемуся из моего рта, было не больше десяти градусов тепла.
  От всего случившегося со мной за последние часы мысли в голове путались, и мне никак не удавалось заставить себя трезво оценить свое положение и принять хоть какое-то решение относительно дальнейших действий. Я снова осмотрелся, на этот раз более внимательно. Далеко за Сфинксом виднелись высокие покрытые снегом горы. Слева и справа от него сразу за последними домами города виднелся густой темно-зеленый лес, а прямо за моей спиной о скалистый берег разбивались высокие сине-коричневые волны моря или океана. Похоже, у меня был только один путь - к Сфинксу, хотя я, помня об убежавшей в том направлении хищной твари, идти туда совершенно хотел.
  Город, раскинувшийся передо мной, располагался на довольно высоком холме, вершину которого венчал Сфинкс. И мне, чтобы добраться туда, предстоял сложный путь в гору. Нога нестерпимо болела, ужасно хотелось пить. Но я чувствовал, что, если позволю себе сесть на землю, подняться снова сил уже не будет и та голодная тварь наконец получит то, что хотела.
  То и дело я спотыкался о камни, из которых некогда были построены дома. Сознание было затуманено от боли и усталости. Я даже не заметил, как, перевалившись через очередной завал из камней и земли, оказался прямо у огромной бреши в каменном теле Сфинкса. Она была достаточно высоко, но я, ухватившись за металлические прутья каркаса и из последних сил подтянувшись, перевалил свое тело за край стены и мешком рухнул с другой стороны. Свет сюда почти не проникал, и я боялся, что в темноте на меня снова набросятся хищники. Но сил пошевелиться уже не было. Я закрыл глаза и, видимо, потерял сознание.
  Во второй раз мое пробуждение было куда более приятным. Кто-то заботливо уложил меня на жесткую, но достаточно просторную кровать в маленькой уютной комнатушке с двумя узкими высокими окнами, похожими на бойницы. В помещении никого, кроме меня, не было, но как только я открыл глаза, отворилась практически неразличимая узкая дверь и в комнату вошла невысокая стройная молодая женщина. На вид ей было около тридцати лет, но она была столь невысока и хрупка, что, глядя на нее со спины, можно было бы подумать, что это шестнадцатилетний подросток. Русые волосы, заплетенные в тугую косу, спускались чуть ниже плеч, а ясные карие газа смотрели упрямо и решительно.
  - Кто ты и как оказался в Агарте? - резко спросила она.
  В голосе ее сквозило нетерпение. Несмотря на юную внешность, она явно привыкла командовать.
  - Моя фамилия Акер, Карл Акер. Я археолог и сам не до конца понимаю, как попал в ваш город, - просипел я, поразившись тому, с каким трудом ворочаю языком.
  Что-то со мной было не так, но моя слушательница, похоже, совсем не замечала этого. Преодолевая слабость, я в общих чертах рассказал ей свою историю, начиная с пропажи моих родителей и заканчивая тем, как оказался около здания в форме Сфинкса. Когда я дошел в своем рассказе до укусившей меня твари, она быстро осмотрела мою рану на ноге и куда-то вышла. Вернувшись через две минуты, женщина залила укусы какой-то жидкостью и дала мне проглотить две или три ягоды, сказав:
  - Зверь, который укусил тебя, труслив. Он предпочитает питаться падалью и редко нападет на людей - мы слишком крупные для него. Но в его зубах и когтях содержится яд, медленно убивающий жертву, если он не в состоянии сразу справится с ней сам. Странно, что ты еще жив, Акер.
  Я не стал ее поправлять. Если хочет называть меня по фамилии, пусть называет. Тем более что от ягод мне сразу стало гораздо лучше. Приподнявшись на кровати, я дотянулся до графина, стоявшего у изголовья. Жадно припав к нему, я напился какой-то вкусной слегка кисловатой жидкости, которая вернула меня к жизни. Сев на кровати, я посмотрел на женщину, стоявшую передо мной:
  - Теперь, может быть, расскажете мне, где я и кто вы такая? А то я, знаете ли, не очень уютно чувствую себя, лежа голым в кровати в одной комнате с крайне симпатичной девушкой.
  Взгляд ее изменился. На секунду мне показалось, что она сейчас вспылит в ответ на мою явную дерзость, но, взяв себя в руки, девушка гордо вскинула голову:
  - Меня зовут Нейт. Я хранитель верхнего периметра. А тебя ждет суд Стратегов. До их решения я не могу тебе ничего рассказать. Собирайся и иди за мной, - сказала она и резко отвернулась, давая мне возможность спокойно одеться.
  В голове, еще не слишком хорошо работавшей после попавшего в кровь яда, крутилось названное женщиной имя. Я уже порядком подзабыл курс истории Древнего Египта, но что-то там точно было связано с Нейт. Наконец я вспомнил. Так звали древнюю богиню войны и охоты. Позднее ее стали считать богиней, сотворившей небо, солнце и весь мир, а заодно и почитать как главу дома бальзамирования умерших. Еще, кажется, она была способна изгонять злые силы и исцелять больных.
  Легче от того, что я это вспомнил, не стало. Сначала Сфинкс, потом мифическая богиня. Потом еще, чего доброго, они запишут меня себе в друзья с моей-то фамилией!
  По узким темным каменным коридорам, освещаемым лишь неровным светом нескольких свечей, горевших в массивных металлических подсвечниках на стенах, мы прошли в довольно просторный полукруглый зал, в котором стояло десять мягких резных кресел. Сквозь узкие окна-бойницы сюда проникало немного дневного света, но он был таким серым и блеклым, что, казалось, скорее затемнял комнату, чем освещал.
  Все кресла были заняты. Сидевшие в зале люди были на вид мужчинами средних лет, хотя у некоторых волосы были совсем седыми. Почти все они были крепкими и подтянутыми. Примерно так обычно выглядят в кино полицейские, вышедшие на пенсию, но еще достаточно крутые для последнего дела. За некоторыми креслами стояли еще какие-то люди - видимо, помощники сидевших. Однако заметил я среди Стратегов, если это были они, и несколько совсем старых людей, которые, судя по дрожащим рукам и покачивающимся головам, едва ли могли принимать здравые решения.
  Один из сидящих, видимо главный, встал и, внимательно посмотрев на меня, наконец заговорил:
  - Ты не из наших краев, пришелец. А гости у нас бывают очень редко. И мы не всегда рады им. Зачем ты пришел сюда?
  Мне оставалось лишь, пожав плечами, повторить историю, которую я только что рассказал Нейт. Сидевшие в зале слушали меня, однако я чувствовал, что их внимание постепенно рассеивается, словно мой рассказ был для них обычной формальностью и не мог повлиять на уже принятое ими заранее решение.
  Так и не дослушав меня до конца, задавший мне вопрос человек сделал Нейт какой-то знак, значения которого я не понял, и она вывела меня из зала. Я хотел спросить о произошедшем мою спутницу, но она явно не была расположена обсуждать это со мной и решительно шла куда-то по длинным запутанным коридорам. Вопреки моим ожиданиям, мы не вернулись в ту комнату, где я очнулся, а вышли наружу. Наконец Нейт заговорила:
  - Двадцать лет назад мы были вынуждены спрятаться глубоко под землей - в пещерах, построенных природой и Судьями под Храмом Великого Сфинкса, создателя всего, что ты видишь вокруг. Только там, за надежными воротами подземелий, Самаэль не может нас достать. Никто не смеет выйти после того, как он разрушил город. А те, кто решался, никогда не возвращались. Самаэль коварен и могуществен, а ненависть его не знает границ.
  - Как один человек мог разрушить целый город? - спросил я, посмотрев в сторону леса. Солнце опускалось, а ночью дикие животные могли выйти на охоту.
  - Самаэль - не человек, хотя и носит человеческое тело! Мы не знаем, откуда он появился и зачем пришел к нам. Но однажды он вышел на центральную площадь города и стал кричать, что люди должны открыть глаза, взглянуть по-новому на свою бессмысленную и лишенную будущего жизнь и отвергнуть Сфинкса. Конечно, его подняли на смех. Все в городе были счастливы и довольны своей жизнью. Кто-то пытался схватить его, но он сумел спрятаться в толпе и исчезнуть на глазах у сотен людей...
  Жизнь в городе после этого изменилась. Не знаю, в лучшую или худшую сторону. Не мне судить. Но люди стали как-то иначе относиться к себе и другим. Уже не было того ощущения счастья и тепла, не было заботы и внимания, не было радости и веселья. Все вдруг стало словно каким-то серым... Но, как оказалось, это было лишь началом. Через какое-то время этот страшный человек появился вновь. Он шел по городу словно победитель, гордо подняв голову и злорадно хохоча. Он кричал жителям города о том, какие они глупцы, что не поверили ему. О том, что теперь уже поздно раскаиваться и их ждет ужасная смерть. Они не понимали, что он говорит, пока не увидели, как из леса на город несутся стаи ужасных зверей. Раньше таких никто не видел... Наш народ до этого не знал никаких опасностей. В городе даже не было предусмотрено никаких укреплений. Поэтому животные смогли беспрепятственно ворваться в него. Они безжалостно рвали на части беспомощных людей... Не все смогли спастись в подземельях... в подземельях... в нашем новом доме... таком темном и холодном... мы тот день называем ... Великой Катастрофой...
  Рассказ Нейт становился все более сбивчивым, слова путались, а голос становился все тише. Внезапно я понял, что она стала почти прозрачной. Я протянул к ней руку, но коснулся лишь пустоты. Моя спутница исчезла, словно растворившись в блеклом свете холодного солнца.
  Я повернулся ко входу в подземелье, из которого мы только что вышли, и окаменел. Передо мной была ровная поверхность без малейшего намека на дверь. Эти люди бросили меня на растерзание зверей.
  Солнце почти скрылось за горизонтом.
  
   
  Глава седьмая
  
  Нейт быстро шла по коридору, по которому только что вела незнакомца. Совет Стратегов определил судьбу пришельца. Он должен был умереть, и женщина была уверена, что прекрасно выполнила порученное ей дело, несмотря на то что для этого ей пришлось прибегнуть к одному из тех методов, которыми она не очень любила пользоваться. Но случай был исключительный, и это оправдывало ее.
  Хотя Нейт и мучили сомнения в верности принятого решения, ослушаться было выше ее сил. В конце концов, и у нее, и у Стратегов была общая задача - защитить жителей подземного города. Последних оставшихся в живых из их народа.
  Раньше, до того как появился Самаэль, все было по-другому. Люди жили на поверхности, а Судьи Сфинкса говорили им, что, как и когда нужно делать. Они контролировали все действия горожан, не допуская никаких ошибок, рискованных поступков или ненужных занятий. Жителей ее города всегда интересовали только повседневные дела. Они не знали ни горя, ни настоящего веселья. Они были счастливы словно бы по умолчанию. Даже смерть кого-то из близких или рождение ребенка были для них лишь обыденными событиями, не стоившими того, чтобы сбиваться с повседневного ритма жизни. Так проходили сотни и тысячи лет - без изменений, конфликтов или даже споров.
  Нейт, которая с самого детства отличалась от остальных жителей своим живым интересом к происходившему, беспокойным, но веселым нравом, всегда чувствовала себя среди этих людей какой-то чужой, не вписывавшейся в их жизнь ни по каким параметрам.
  Потом, когда случилась Великая Катастрофа, Судьи ушли, так и не объяснив людям того, что произошло. Оставшиеся в живых были вынуждены переселиться глубоко под землю, куда Нейт, с тех пор как ее назначили хранителем верхних уровней, старалась спускаться как можно реже. И там жизнь была совсем не такой, как раньше. Власть принадлежала Совету Стратегов, опиравшихся на солдат, которые за свою поддержку получили право безнаказанно совершать любые преступления против бедняков, которые составляли девяносто девять процентов населения подземелий.
  Подходя к залу, где около двадцати минут назад была решена судьба пришельца, Нейт прикинула, что на улице не стемнеет еще около часа, и она успеет вернуться за Акером, если сумеет переубедить Стратегов. Всю дорогу она пыталась подобрать нужные слова, но сейчас, когда все они смотрели прямо на нее, заготовленные фразы вылетели у нее из головы. Нейт на секунду замерла в нерешительности, а потом взбежала на трибуну и обратилась к совету:
  - Стратеги Агарты! Наш народ был велик и могуществен, мы не знали печали. Великий Сфинкс и его Судьи мудро правили нами, заботливо ограждая от бед и несчастий. Так было тысячи лет, пока не пришел Самаэль, разрушивший привычный нам мир, посягнувший на нашу веру, опорочивший Великого Сфинкса. Он убил многих из нас, разрушил наши дома, а оставшихся в живых заставил позорно жить в глубоких подземельях. Все мы понимаем, что это путь смерти, которая с каждым годом получает все больше власти над нами...
  Возмущенный ропот двух или трех членов совета на несколько секунд заставил женщину замолчать, но, не встретив поддержки большинства, недовольные были вынуждены сдаться.
  - Каждый день мы надеемся, что произойдет чудо и Судьи вернутся, а наш народ снова станет процветать, как прежде, - продолжала Нейт. - Но чуда не происходит. А сегодня мы обрекли на смерть человека, который, быть может, послан для того, чтобы помочь нам. Мы должны дать ему шанс, я ручаюсь за него.
  Она решилась поручиться за пришельца в самый последний момент, понимая, что без этого совет вряд ли изменит свое решение. А так у нее был шанс спасти Акера и, она верила в это, свой народ. Глубоко под землей, гораздо ниже того места, где проходил совет, их оставалось не больше двухсот тысяч из некогда многомиллионного населения города. Некоторые, родившиеся уже в подземельях, никогда в жизни не видели солнечного света, поскольку обычным жителям было запрещено подниматься на верхний периметр. Им вообще было многое запрещено...
  Члены совета никак не могли принять решение. Зал начинал напоминать растревоженный пчелиный улей. Нейт в отчаянии закрыла глаза и вдруг мысленно увидела наступавших со всех сторон животных. Они были далеко. Солнце, еще не до конца опустившееся за горизонт, все еще отпугивало их. Но самые смелые или голодные неумолимо приближались. Уже можно было различить их нетерпеливое рычание. Внезапно картинка изменилась. Теперь она стояла прямо около Храма Сфинкса и ощупывала его руками. Потайная дверь открылась, и она шагнула в темноту коридора, не позаботившись закрыть вход.
  Нейт вздрогнула и открыла глаза. Такие наваждения не раз бывали у нее и раньше, но они всегда касались только ее и зачастую помогали избежать неприятностей, а иногда и настоящих опасностей. Но на этот раз она видела мир глазами Акера. И он не закрыл вход в подземелье перед подступавшими животными! Издав нечленораздельный вопль, Нейт бросилась туда, надеясь успеть закрыть вход до того, как звери проникнут внутрь и уничтожат все на своем пути.
  - Уходите вниз, - крикнула она на бегу ничего не понимавшим Стратегам. - Уходите и закрывайте за собой все двери. Вход в храм открыт!
  Последние слова она прокричала уже из коридора, надеясь, что Стратеги ее услышат.
  Однако не успела Нейт пробежать и пятидесяти метров, как врезалась в Акера, спокойно шедшего в направлении зала. Она попыталась оттолкнуть его, но он был гораздо сильнее и крепко схватил ее за руку.
  
   
  Глава восьмая
  
  Гракк вышел из потайной комнаты, вплотную прилегавшей к залу, где заседали Стратеги, и быстро пошел в свой дом, расположенный на самой границе, разделявшей кварталы военных и бедняков. Стратеги еще не закончили совещание, но он услышал достаточно, чтобы понять опасность происходившего. Если пришелец погибнет или окажется в руках Самаэля, судьба людей повиснет на тоненьком волоске и любое неверное действие или даже слово смогут привести к необратимым последствиям.
  Обычно никакие детали, даже самые незаметные, не ускользали от пытливого ума Гракка. Но он уже давно не принимал никаких важных решений, и ему сложно было решиться на поступок, который мог бы повлиять на ход истории.
  Дойдя до нужного места, Гракк тщательно закрыл за собой дверь и открыл другую - потайную, за которой уходила вниз узкая лестница. В ней было ровно триста высоких каменных ступеней, разделенных десятью площадками. С каждой площадки через такие же потайные двери можно было попасть в другие коридоры, протянувшиеся на десятки километров под подземным городом. Благодаря тому что Стратеги заняли дома, принадлежавшие раньше Судьям и поэтому соединенные между собой сложными потайными переходами, Гракк мог следить за каждым их шагом, а они даже не подозревали об этом. Годлинд и его люди, обыскивавшие все уголки подземелий, не сумели найти эти ходы. А ведь именно здесь хранились главные сокровища Судей, заключавшие в себе древние тайны, знать которые простым смертным было нельзя. Только избранные могли получить к ним доступ. Судьи предусмотрели все. Даже то, что когда-то им придется уйти.
  Спустившись на три уровня вниз, Гракк повернулся к правой стене и при помощи хитрой комбинации нажатий на несколько еле видных выступов открыл еще одну дверь. За ней была одна из библиотек. Старик сел за стол и стал что-то записывать в открытую книгу. Каждый день он приходил сюда, чтобы задокументировать все, что видел и слышал.
  Как Судья, Гракк должен был остановить Годлинда. Но он так устал. Он не хотел больше наблюдать за этим миром и записывать его бесполезную историю, не хотел думать об интригах Стратегов, о будущем людей. Он хотел лишь последовать за своими собратьями. Но он не мог сделать этого до окончания назначенной миссии. Значит, оставалось лишь выполнять свои обязанности. Но участвовать в происходящем он не станет. С такими мыслями старик закончил писать и поставил на полку очередной том.
  Возможно, Гракк и рад был бы помочь жителям Агарты, Нейт и пришельцу, но он просто не знал, как это сделать. И именно это было причиной его нежелания вмешиваться. В последнее время его все чаще мучили какие-то сомнения, природу которых он никак не мог понять. Старику казалось, будто он что-то делает не так, что какие-то важные детали в происходящем остаются упущенными. Он даже стал задумываться о смысле своей жизни - такой долгой, прошедшей во многих мирах, но быстро приближавшейся к концу. Это он чувствовал особенно остро. Долгими ночами, меряя шагами свою комнату, то зажигая, то задувая свечи, освещавшие кабинет, он терзался этими мыслями, но не знал, что должен сделать. Иногда, внезапно проснувшись ночью, старик прислушивался к каждому шороху, доносившемуся до его уже ставших слабыми ушей. В темноте ему казалось, что это сам Сфинкс пришел забрать его растерзанную душу и ввергнуть ее в пламя еще больших страданий, уготованных для таких, как он. Тогда он вставал и, надев поверх ночной пижамы кольчугу Судьи, ждал, когда откроются двери и войдет Он. Но ничего не происходило. И Гракк начинал думать, что ему больше не на что надеяться и он уже там - в месте, уготованном его душе Сфинксом в наказание за его грехи. Тогда он плакал. Искренние старческие слезы текли по его дряблым посеревшим от возраста щекам и с подбородка капали вниз на худые колени. Но вместе со слезами к нему приходило спокойствие, и он засыпал - прямо так, в пижаме и кольчуге, и лишь беспокойно подергивавшиеся во сне веки выдавали пережитые им мучения.
  А еще Гракк часто вспоминал о Нейт. С тех пор как Судьи ушли, они с ней больше не встречались. И иногда его это очень тяготило. Нейт была воспитана Судьями, но не могла стать равной им, хотя в ней и была заключена огромная сила. Она должна была сыграть определенную роль в жизни этого города, но Судьи ушли, не сочтя нужным рассказать ей о ее предназначении. И не закончив ее обучение. А Гракк не должен был никак проявлять себя до тех пор, пока не придет время. Он должен был почувствовать этот момент, но пока не ощущал ничего, кроме того, что времени оставалось все меньше.
  Гракк отогнал эти мысли от себя. Все-таки он не хотел вмешиваться.
   
  Глава девятая
  
  Когда я остался один, первым моим желанием было попытаться найти вход в безопасные подземелья города. Но ведь когда я прошел сквозь врата, я целую ночь провел в одиночестве снаружи и остался жив. Эта мысль немного успокаивала, но твердой уверенности в завтрашнем дне не было. До наступления темноты оставалось не больше тридцати минут, и я уже видел вдалеке животных, осторожно выходивших из леса. Очевидно, несмотря на то что город был полностью разрушен, звери не чувствовали себя безграничными хозяевами на этой земле. До меня донесся отдаленный вой, переходивший то в хриплый лай, то в рык. Оставаться один на один с этой дьявольской сворой мне совершенно не хотелось, и я повернулся к Сфинксу.
  Не сомневаясь, что вход в подземелье открывается как-то достаточно просто, я принялся методично осматривать стену. Здесь задняя лапа Сфинкса была плотно прижата к телу, образуя достаточно большой выступ. Именно отсюда мы с Нейт вышли наружу несколько минут назад. Внезапно моя рука наткнулась на какой-то удивительно ровный и гладкий полукруг, выделявшийся на шершавой выветрелой поверхности стены. Я немного надавил на него, и он податливо повернулся. Часть стены отодвинулась в сторону, открыв вход в подземелье. Я быстро вошел внутрь и двинулся по направлению к залу, где совсем недавно меня, как я понял, приговорили к смерти.
  В коридорах почти не было освещения, и я не сразу заметил человека, который бежал навстречу. Пожалуй, если бы Нейт, а это была она, хотела меня убить, то она упустила самый удобный случай для этого. Растерявшись всего на секунду, я схватил ее за руку:
  - Объясни, черт возьми, что здесь происходит! Кто все эти люди в зале? И почему ты бросила меня на верную смерть?
  Нейт попыталась вырваться, но я не ослаблял хватку, намереваясь получить ответы на свои вопросы.
  - Я расскажу тебе позже, пришелец! - задыхаясь, прокричала она. - Ты оставил вход открытым. Через минуту звери будут тут и уничтожат все, что встретят на своем пути!
  Откровенно говоря, сейчас мне было абсолютно наплевать на это, но уподобляться Стратегам не хотелось. Вход я действительно не закрыл, совершенно не подумав о том, что животные могут проникнуть внутрь вслед за мной. Я бросился по коридору за Нейт, но она вдруг остановилась. Впереди, не далее чем в трех метрах от нас, стоял огромный зверь, готовый к нападению. Жесткая гладкая шерсть черного цвета с бежевыми пятнами покрывала его с головы до ног - достаточно толстых и мускулистых, чтобы уверенно держать все его тело, которое весило наверняка не меньше трехсот килограмм. Его голова размером с три моих была низко наклонена, глаза-щелки внимательно следили за каждым нашим движением. Однако зверь почему-то промедлил с нападением, и этих секунд мне хватило, чтобы схватить Нейт за плечо и буквально закинуть в коридор, оказавшийся у нас сбоку. Влетев вслед за ней, я захлопнул дверь и через мгновение услышал с другой стороны глухой звук удара тяжелого тела о внезапно возникшую преграду.
  - Куда ведет этот коридор? - неожиданно спокойно спросил я у Нейт.
  Она посмотрела на меня каким-то затравленным взглядом и вдруг заплакала:
  - Я верила, что ты пришел, чтобы спасти мой народ, вернуть нам нашу настоящую жизнь! А ты впустил животных! Даже если Стратеги успели укрыться на нижних уровнях, все здесь будет разрушено, а мы, может быть, никогда больше не сможем подняться наверх, к свету!
  Плечи Нейт вздрагивали от рыданий, но я видел, что в глазах ее светилась чуть ли не ненависть ко мне. Я не знал, что мне делать. Бросать ее здесь я не хотел. Во-первых, без нее мне было не спастись самому. А во-вторых, Нейт меня чем-то привлекала, и я не хотел бы, чтобы она погибла.
  - Нам надо идти, - наконец сказал я. - Эта дверь долго не продержится.
  Действительно, старые доски и без того были покрыты трещинами, а сейчас, под методичными ударами огромной туши, она была готова рассыпаться в любую секунду.
  Внезапно я понял, что ни одно известное мне животное не могло бы так точно держать ритм ударов. Бум! Пять секунд на разбег и снова: бум! Так продолжалось уже около минуты. Нейт тоже заметила это и задрожала всем телом.
  Я снова схватил ее за руку и буквально потащил по темному коридору прочь от хлипкой двери. Примерно через сто метров мы свернули в другой коридор, затем еще в один и еще. Переходя из коридора в коридор, я закрывал соединявшие их двери на тяжелые засовы, надеясь, что если они не выдержат натиск животных, то по крайней мере отсрочат нашу встречу с ними. Нейт послушно бежала за мной, но как будто автоматически, отключившись от окружавшего мира. Я не знал, движемся ли мы вниз, но очень надеялся на это. Как я успел понять, только там мы могли бы найти спасение.
  Споткнувшись, я мешком упал на пол и, видимо, ударился головой о камень. Мрак сомкнулся у меня перед глазами, и я потерял сознание.
  Сколько я пробыл в таком состоянии, сказать было сложно, но, судя по всему, достаточно долго. Первое, что я увидел, открыв глаза, была оскаленная морда зверя, нависшая прямо надо мной. Нейт видно не было, и мне оставалось только надеяться, что она сумела убежать. Я не понимал, почему еще жив. По каким-то причинам зверь не собирался нападать на меня, по крайней мере в данный момент. Не переставая рычать, он с силой толкнул меня головой в бок, чуть не сломав мне при этом пару ребер. Ничего не оставалось, как с трудом подняться и медленно поковылять вслед за своим странным конвоиром. Пытаться убегать было бессмысленно, да у меня и не хватило бы сил на еще один подобный рывок. Через пять минут мы оказались в темноте улицы. Похоже, мы с Нейт бежали по кругу, с каждым шагом не удаляясь, а приближаясь к нападавшим. "Интересно, она знала об этом? - мелькнула у меня в голове горькая мысль. - Наверняка знала, ведь она выросла в этих подземельях. Но не захотела вести меня к своему народу".
  Теперь, кажется, мне предстояло познакомиться Самаэлем. Я был готов встретить его у выхода, но там было лишь еще несколько животных, присоединившихся к моему молчаливому провожатому. Они обступили меня со всех сторон, и наша странная процессия медленно двинулась к лесу.
  Ну что же. Здесь меня встретили совсем недружелюбно. И, в общем, я с интересом ждал встречи с главным врагом людей, обрекших меня на смерть.
  
   
  Глава десятая
  
  Среди вековых деревьев леса была расчищена ровная широкая дорога, по которой мы шли уже несколько часов. Здесь было настолько темно, что я практически не видел своих конвоиров, но раздававшиеся со всех сторон шипение, рычание и сопение не давали забыть о них ни на секунду. Я шел, практически не воспринимая ничего вокруг, механически переставляя ноги. Левая. Правая. Левая. Правая. Споткнувшись, я упал, но тут же сильным ударом лапы был поднят на ноги. Наконец, когда мне уже начало казаться, что дорога никогда не кончится, из сумрака выступил огромный мрачный замок, освещенный неярким светом какого-то небесного светила, быстро опускавшегося за густые кроны деревьев. Он был расположен в низине за лесом и сейчас в эти предрассветные часы был окутан липким и казавшимся живым туманом, густым внизу и постепенно рассеивавшимся к верхним этажам, где сквозь зиявшие чернотой окна пролетали какие-то птицы, шум крыльев и резкие крики которых были единственными звуками, нарушавшими тишину этого заповедного места.
  Подведя меня к массивным двустворчатым дверям замка, на которые я поспешил облокотиться, чувствуя, что вот-вот упаду, животные, кажется, утратили к моей персоне всякий интерес и неспешно направились обратно в сторону леса.
  Внезапно двери распахнулись вовнутрь, и я буквально ввалился в просторный зал, где, вероятно, гости этого мрачного дома когда-то могли ожидать аудиенции у хозяина. На этом силы окончательно покинули меня и, упав на мягкий теплый ковер на полу, я забылся в тяжелом неспокойном сне.
  Я не знал, сколько времени проспал, но, проснувшись, чувствовал себя совершенно отдохнувшим. Стараясь не шуметь, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания, я осторожно повернул голову и встретился глазами с каким-то человеком. Одетый в лохмотья, с длинными грязными давно нечесаными волосами, он больше походил на зверя из числа моих недавних конвоиров, чем на существо, подобное мне. Оборванец сидел прямо на полу и внимательно наблюдал за мной. Увидев, что я очнулся, мой странный сторож медленно встал на ноги и, не произнеся ни звука, кивнул головой в сторону двери, явно призывая меня куда-то идти. Делать было нечего. Поднявшись, я последовал за ним. Пройдя по темным широким коридорам замка, украшенным едва различимыми в сумраке картинами и гобеленами, мы вошли в просторную, но такую же мрачную, как и весь замок, комнату, посреди которой стоял большой диван с удобно устроившимся на нем стариком, укрытым до пояса шерстяным пледом. Его длинные, до плеч, волосы были совсем седыми, но живые блестящие глаза казались совсем не старыми и выдавали живой ум. На секунду мне показалось, что он чем-то похож на того загадочного человека, который предостерегал меня на дороге у лагеря, но быстро отбросил эти мысли, навеянные, вероятно, лишь воображением и игрой теней.
  - Добро пожаловать, Карл Акер. - Произнес он, делая большие паузы между словами, словно речь давалась ему с трудом. - Надеюсь, ты не слишком злишься на меня за то, что мне пришлось так измучить тебя дорогой сюда. Но, согласись, у меня вряд ли был выбор. Как, впрочем, и у тебя...
  Самаэль, а это судя по всему был он, казался совсем нестрашным. И его образ, который я нарисовал у себя в голове, - коварного убийцы ни в чем не повинных людей - никак не вязался с тем пожилым умиротворенным человеком, который был сейчас передо мной.
  Видя мое замешательство, старик поспешно продолжил:
  - Ты наверняка уже слышал обо мне от жителей города - этих жалких подобий рода человеческого. И вряд ли это были теплые слова. Когда я однажды попытался раскрыть им правду об их фальшивой жизни, они чуть не убили меня. А потом, когда все изменилось, горожане оказались беззащитными перед настоящей, а не искусственной жизнью! Они умирали как мухи, не зная, как противостоять угрозе! Им надо было помочь!
  Он с видимым усилием поменял позу.
  - Ты еще слишком мало знаешь для того, чтобы понять меня. Но что-то я все же смогу тебе объяснить, а потом, после завершения обучения, ты сам захочешь мне помочь закончить начатое.
  Этот мир, - продолжал свой рассказ старик, - когда-то был чудесным и процветающим. Настолько чудесным, что не мог не вызывать желания жить в нем. Местные жители никогда не знали войн. Даже обычные ссоры бывали крайне редко - так уж устроены были у них мозги. Каждый занимался своим делом и делал его настолько хорошо, что лучших гончаров, пекарей, кузнецов, пастухов сложно было найти где-либо еще. Климат этого мира - не жаркий и не холодный, с короткой ночью и длинным солнечным днем - обеспечивал жителей обильными урожаями, такими, что никто и никогда не знал слов "голод" или "нужда". Торговцы ездили из деревни в деревню, развозя разные товары, а заодно разнося вести о том, где чего не хватает - и тут же туда отправлялись караваны с необходимыми вещами - мукой, скотом, тканями... И делали они это не ради денег, а ради людей, чтобы им было хорошо и приятно жить. Это было благодатное место. Пока не появились Судьи. Коварные и умные, они были совсем другими. Воспользовавшись простодушным гостеприимством жителей Агарты, они захватили всю власть в городе, направив труды его жителей на удовлетворение своих собственных нужд. Но агартианцы этого даже не поняли. Им нравилось, что у них отбирали еду. Они не возражали, когда у них забирали любимых дочерей и уводили их в подземелья, не протестовали против массовых безжалостных казней. И я был одним из Судей. И тоже сначала участвовал во всех чинимых ими ужасных вещах. Но однажды Великий Сфинкс, служению которому посвящена вечная жизнь Судей, явился ко мне во сне и приказал заразить людей вирусом, который, поразив определенные места в их мозгу, заставит их постоять за себя. Это было гениально. Я приступил к исследованиям и наконец добился желаемого результата. Все начиналось хорошо. Зараженные люди постепенно менялись, узнавая жизнь с другой стороны - со стороны зла. Но однажды все вышло из-под контроля. Вероятно, в воздух попало слишком много этой заразы. Жители словно сошли с ума. Агартианцы бросались друг на друга, убивая и калеча всех, кто оказывался у них на пути. В ход шло все, что могло сойти за оружие - камни, палки и даже зубы. Ужасной смертью погибли очень многие. Лишь к утру действие вируса ослабло. Те, кто выжил, бежали в подземелья, прячась от самих себя, выдумав легенду о зверях, напавших на них. Но, как и хотел Сфинкс, они уже не стали прежними. Люди познали ненависть и страх, боль и смерть близких. Вкус крови на их губах навсегда остался в их памяти. Его не забыть и не смыть. Как детеныш хищного зверя, почувствовав один раз агонию своей беззащитной жертвы, горло которой он сжимает в своих еще неокрепших зубах, уже не может больше жить без этого ощущения, так и агартианцы уже не могли расстаться с новыми чувствами и эмоциями, открывшимися им. Судьям больше не было места на этой земле, и они ушли искать себе новый мир, который не смог бы им противостоять. Агартианцы обрели свободу, но какой ценой! Заперев себя в глубоких подземельях, пытаясь защититься от несуществующей опасности, они обрекли себя на медленное вымирание!
  На секунду задумавшись, старик со стоном встал и подошел ко мне:
  - Карл Акер, ты должен попытаться спасти этих несчастных от самих себя. У меня это не получилось - возможно, получится у тебя. Следуй за мной.
  Мы вышли из комнаты и по длинным полутемным коридорам направились вглубь замка. Несмотря на то что все окна были закрыты, в помещениях дышалось легко и свободно.
  Мы вошли в большую светлую комнату, все стены которой были заставлены стеллажами с бесчисленными томами книг.
  - Здесь - вся история Агарты... - Самаэль сделал паузу. - Здесь ты найдешь все необходимое, чтобы понять этот народ и помочь ему. У тебя много времени - гораздо больше, чем у меня. Но все же я надеюсь, что ты закончишь начатое мной еще при моей жизни. Не спеши, но и не теряй времени даром. Ответы на все твои вопросы спрятаны где-то здесь.
  - Но на изучение этих книг уйдет не один месяц, - с сомнением в голосе сказал я, впрочем, не ожидая, что старик передумает.
  Самаэль не замедлил подтвердить мои опасения:
  - Тем не менее, другого пути нет. Если у тебя возникнут какие-то вопросы, я всегда буду рад помочь тебе чем смогу. Удачи!
  С этими не слишком обнадеживающими, но явно напутственными словами Самаэль вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
  
   
  Глава одиннадцатая
  Нейт всегда была особенной девушкой. С самого детства ее отличало от других постоянное любопытство, заставлявшее снова и снова задавать такие вопросы учителям, на которые они не могли ответить. Она хорошо училась, но не соглашалась ни с чем, что противоречило ее восприятию жизни. Пока она была маленьким ребенком, учителям и родителям легко удавалось переубеждать ее, находя веские аргументы в пользу того, чему их учили. Но с каждым годом пытливый ум девочки все глубже вникал в общепринятую историю их народа, отказываясь принимать ее такой, как им преподносили. Ей казалось, что все вокруг - родители, друзья, учителя - похожи на механических кукол, которых делали для детей искусные ремесленники в одной из мастерских города. В отличие от Нейт, у них не было почти никаких интересов. Еще до поступления в школу детей начинали учить тому, чем им предстояло заниматься в будущем. Никто не возмущался против такого порядка. Всем было наплевать. Встречаясь на улицах, знакомые и друзья обменивались лишь общими фразами о погоде и здоровье, а более серьезные разговоры, обрывки которых девочка слышала, прогуливаясь по городу, всегда были какими-то фальшивыми и заканчивались ничем. Жизнь людей была расписана от первого до последнего дня.
  В Агарте почти всегда была хорошая погода. Не жарко, но и не холодно. Редкие, но сильные дожди обильно смачивали землю, которая щедро поила поля, луга и густые леса, окружавшие город. Крестьяне, жившие в близлежащих деревушках, всегда собирали по три урожая в год.
  Пекари города раньше всех спешили на работу, и каждое утро над Агартой расстилался аромат свежего хлеба и сдобных булочек, испеченных к завтраку остальных жителей. Уличные артисты с утра до вечера ходили по мощеным улицам, развлекая народ веселыми песнями и представлениями. Жизнь в городе была чудесной, беззаботной и счастливой, но Нейт не понимала этих быстро надоедавших ей развлечений. День ото дня ей все больше хотелось бежать прочь от этого лживого счастья, основой которого была пустота. Она не хотела стать похожей на этих людей, живших с механической улыбкой на лице, удовлетворявшихся фальшивыми чувствами и точно знавших, что им предстоит делать каждый следующий день жизни.
  Однажды, гуляя после занятий, Нейт заметила одного из Судей, быстро шедшего вдоль задней стены храма Сфинкса. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что вокруг никого нет, он скрылся за потайным входом, открывшемся перед ним.
  Нейт, прятавшаяся за стеной дома, не могла устоять от такого соблазна. Также быстро осмотревшись вокруг и никого не заметив, она подошла к стене храма и положила свою руку на то же место, что и Судья. Сначала ничего не произошло, но, когда она чуть надавила на еле заметный выступ, перед ней бесшумно раскрылся темный вход. Лишь секунду помедлив, она шагнула внутрь. Ее глаза, еще не привыкшие к темноте после яркого света, не различили в полутьме коридора какую-то фигуру. Судья, а это был он, потянулся к стене и нажал на невидимую кнопку, закрывшую дверь, а затем схватил девочку за руку и потащил за собой по коридору. Он не был груб, но Нейт чувствовала, что, если она попытается сопротивляться, ей не поздоровится.
  Они шли очень быстро, спускаясь все глубже, пока наконец не остановились перед красивой фигурной аркой, скрывавшей еще одну дверь. Судья толкнул ее рукой, и она распахнулась. Нейт оказалась в просторной комнате, в дальнем конце которой стоял стол. За ним сидел еще один Судья, гораздо старше первого. Он что-то писал, но, когда Нейт вошла в комнату, оторвался от своего занятия и посмотрел на нее:
  - Что привело тебя к нам, Нейт?
  Видя, что девушка не знает ответа на этот вопрос, Судья продолжил:
  - Молчишь? Впрочем, я и не ожидал, что ты ответишь. Время еще не пришло. Но мы ждали тебя. Ты не такая, как все. И именно поэтому мы не можем допустить того, чтобы ты вернулась наверх к людям. Да и вряд ли многие вспомнят о тебе там. Тебе еще предстоит оставить свой след в истории Агарты, но не теперь. Мы дадим тебе все, в чем ты так отчаянно нуждаешься - книги, знания, советы. Ведь именно это ты ищешь, не так ли? Но взамен ты останешься с нами, и так будет до тех пор, пока не придет твое время.
  Нейт приняла этот ультиматум беспрекословно. Хотя она была еще ребенком, с каждым днем она чувствовала себя все более чужой жителям города. А Судьи были совсем другими. Их жизнь была манящей тайной, прикоснуться к которой девочка раньше могла только мечтать.
  Она не боялась, что кто-то станет ее искать. Так уж были устроены эти люди. Они не знали, что такое волноваться и бояться, никогда не испытывали сомнений в том, что с ними происходило, и все принимали как данность. Иногда Нейт, играя во дворе своего дома, рисовала на песке обеденный стол, а вокруг ставила камешки. Большие - родители, поменьше - она и ее братья и сестры. И часто девочке казалось, что если бы эти камешки и правда стали ее семьей, то она бы почти не заметила перемен...
  Быт Судей был полон ежедневных хлопот и забот. Но они занимались ими не механически, как жители города, которые знали все процессы от начала до конца, а вдумчиво, внимательно разбираясь с каждой тонкостью любого дела. Вскоре Нейт поняла, что именно благодаря им жизнь в городе такая ровная и спокойная и горожане не знают проблем с работой техники, поставками воды и провизии и с другими повседневными делами.
  Присматривать за девочкой было поручено одному из наиболее уважаемых Судей - Гракку, который, будучи историком и хроникером, знал гораздо больше других и многому мог научить свою юную подопечную. В обширных библиотеках она читала под его присмотром книги по истории своего народа, изучала технические науки и многое другое. Судьи помогали ей разбираться во всем прочитанном, хотя некоторые вопросы они почему-то предпочитали оставлять без ответа.
  Такая жизнь продолжалась несколько лет, а потом случилось что-то ужасное. Нейт не знала подробностей. Ей сказали лишь, что почти все жители Агарты погибли. Девушка хотела знать больше, но на нее никто не обращал внимания. Хроникер Гракк все время отсутствовал, а когда приходил, то начинал что-то записывать в свои книги. Лишь подолгу задерживаясь около него и тихо сидя где-нибудь в углу, она слышала, как он что-то невнятно бормочет себе под нос о каком-то Самаэле, ужасном зле и еще о том, что все меняется слишком быстро. Но о чем именно он говорил, девушка могла лишь догадываться, строя в голове страшные догадки.
  После Великой Катастрофы в подземелья начали спускаться люди. Раненые или невредимые, они бежали, шли или ползли по коридорам, моля о спасении. Выжить смогли немногие, но и они не могли рассказать ничего о том, что произошло наверху. Похоже было, что эти события стерлись из их памяти навсегда.
  А потом Судьи ушли, забрав с собой все свои знания, забыв лишь одно, принадлежащее им - Нейт.
  Тогда же произошло и еще кое-что. Люди, оказавшиеся в подземельях, стали не похожи на тех, кого знала Нейт. От некогда скучных, безвольных и всегда счастливых существ не осталось ни следа. Теперь многие из них были жестокими, словно дикие звери. Они отбирали у слабых еду и воду, забирали молодых жен и дочерей. Это были ужасные дни, когда насилие и нечеловеческая жестокость, часто подстегиваемые непроходимой тупостью, могли привести к гибели всего народа. Но этому не суждено было случится, по крайней мере, пока.
  Среди спасшихся нашелся один человек, который, сплотив вокруг себя несколько отчаянных головорезов, первым начал организовывать людей, а затем был избран главой Совета Стратегов - органа власти, им же самим и учрежденного. Этого человека звали Годлинд. Не то чтобы он сумел сделать жизнь людей счастливой. Нет. Он даже не ставил перед собой такой цели. Он лишь направил волну агрессии в нужное ему русло. Самые сильные преступники составили армию нового правителя. В обмен на чуть лучшие, чем у других, условия жизни они согласились подчиниться Годлинду, быстро поняв выгоду своего нового положения. За преданность и усердие Совет Стратегов закрывал глаза на их преступления, которые теперь часто прикрывались нуждами города. По сути, солдаты стали второй властью в городе, которая очень хорошо понимала свою силу и могла не бояться наказаний.
   Как только Годлинд утвердил свою власть, он заявил, что во всем произошедшем виноват Самаэль, который, собрав и каким-то образом подчинив себе диких зверей, напал на них. В своей речи, которую Нейт, как и все другие жители города, запомнила навсегда, Годлинд подтвердил их самые страшные опасения. Теперь им всегда придется жить в подземельях, отгородившись от старого города на поверхности, оказавшегося таким уязвимым, мощными воротами, способными выдержать натиск любого войска.
  Постепенно версия тех страшных событий, озвученная Годлиндом, стала основной. А приносимые его посланниками вести о попытках нападений зверей на храм Сфинкса ее только подтверждали.
  Со временем людям стало казаться, что они что-то помнят о событиях той страшной ночи - об ужасных хищниках, напавших на город, и Самаэле, командовавшем ими. И это навсегда отбило у жителей желание пытаться подняться на поверхность.
  Годлинду же после внезапного ухода Судей удалось прекратить начавшийся хаос, вызванный отсутствием власти и страхом перед необходимостью жить под землей. Для этого пришлось применить жесткие меры. Все решения созданного им Совета Стратегов немедленно становились законом. Ослушавшиеся изгонялись из подземного города, что в умах людей прочно ассоциировалось с неминуемой смертью.
  Нейт, несмотря на своей юный возраст, была назначена советником Годлинда как человек, долгое время живший в подземельях и знавший здесь все ходы и укрытия. Но никого не интересовали знания, оставленные ей Судьями. Ее мнением почти не интересовались и еще реже считались с ним. Однако Нейт оставалась советником.
  Но через некоторое время Годлинд решил, что будет гораздо лучше, если Нейт не будет мешаться у него под ногами. Присутствие рядом слабой молодой девушки часто становилось поводом для перешептываний между другими Стратегами. А Годлинду, чтобы не потерять власть, нельзя было проявлять слабость ни в чем и никогда. Тем более что в жизни города явно что-то менялось: некоторые люди вновь вернулись к апатичному состоянию, похожему на то, в котором они пребывали до нападения хищников. Другие, пользуясь этим, отбирали принадлежавшие первым дома и имущество, выселяя несчастных в темноту самых дальних и практически необжитых уголков подземелий. Если бы так пошло дальше, в подземном городе могли бы появиться новые влиятельные фигуры, а это для Верховного Стратега было равносильно самоубийству.
  Нейт, с ужасом смотревшую на происходившее, назначили хранителем верхнего периметра, практически закрыв ей вход в подземелья. Видимо, Годлинд чувствовал, что эта девушка обладает какими-то особыми возможностями и что она способна помешать укреплению его власти. За все последующие годы она бывала в подземельях лишь несколько раз. И с каждым посещением она узнавала горожан все меньше. Там, внизу, установилась странная гармония власти и анархии, безумия и интеллекта, когда Стратеги, опиравшиеся на армию, позволяли солдатам превращаться в настоящих преступников, при этом умудряясь каким-то образом управлять ими.
  Нейт понимала, что быть хранителем верхнего периметра - это не почетная обязанность. Ее не любили и отправили туда, где, по мнению Верховного Стратега, было опасно. Он не мог избавиться от нее открыто, но наверняка надеялся, что наверху, за пределами многочисленных тяжелых ворот, воздвигнутых на входе в подземелья, она рано или поздно погибнет.
  Впрочем, девушка неоднократно выходила наружу и днем, и ночью. И лишь изредка ей на глаза попадались звери, но совершенно не похожие на описанных Годлиндом - умных, хитрых, злобных, организованных... Вот почему именно она первой нашла незнакомца. Годлинду и членам Совета Стратегов было доложено о его появлении, и ими было принято решение, которое Нейт не понравилось. Совсем не понравилось. Но она ничего не могла с этим поделать. Решения совета были непререкаемы.
  
  
   
  Глава двенадцатая
  
  Совет Стратегов, заседавший более трех часов за закрытыми дверями во главе с Годлиндом, наконец завершил очередное обсуждение. Такие ответственные встречи были редкостью и всегда означали, что в итоге будет оглашено какое-то важное для всего народа решение - как правило, делавшее жизнь простых горожан еще хуже. Однако на сей раз никаких объявлений не последовало. К заседавшим была вызвана Нейт. Сегодня ей пришлось спускаться вниз. Стратеги, которые обычно любили проводить свои встречи наверху при свете солнца, желали провести обсуждение важного для них вопроса на своей территории. Кроме того, после недавнего случая с животными, прорвавшимися на верхний периметр, когда и Нейт, и Стратеги едва не погибли, проводить заседание наверху они не захотели - даже несмотря на то что на следующий после происшествия день не удалось обнаружить не только животных, но даже следов их пребывания в храме, а все дозорные, дежурившие в момент нападения, в один голос утверждали, что ничего подозрительного не видели и не слышали.
  Годлинд встретил девушку нарочито хмурым взглядом, всем своим видом показывая, что именно она виновата в том, что случилось:
  - Нейт, из-за тебя пришелец теперь на свободе. Вернее, он оказался в руках нашего злейшего врага, и кто знает, чем это может закончиться. Ведь Самаэль может наплести ему все, что угодно! Заставить поверить в любую правду и сделать своим оружием против нас. Агарта в опасности, и нам необходимо сделать все, чтобы исправить сложившуюся ситуацию.
  Годлинд быстро обвел глазами собравшихся, словно ища у них поддержки, и продолжил:
  - Возьми солдат и отправляйся на разведку к Замку Судей, где скрывается мерзавец Самаэль. Ты должна узнать все - слышишь, все о том, где держат пришельца, чего нам бояться и что нужно предпринять, чтобы обезопасить жителей города.
  Нейт молча кивнула головой в знак согласия и вышла.
  - Максимум информации! - крикнул ей вслед Годлинд и хмуро отвернулся, видимо погрузившись в невеселые мысли о перспективах города в том случае, если пришелец решит отомстить Стратегам за попытку ничем не оправданного убийства.
  Не то чтобы Верховный Стратег боялся этого человека, но что-то подсказывало ему, что пришелец не просто так появился в городе и они еще встретятся с ним.
  Медленно идя по коридору, Нейт обдумывала слова Годлинда. Безусловно, это было крайне опасное предприятие, но брать с собой кого-то еще она не хотела. Без сопровождающих ее сложнее будет обнаружить. Существовали и другие причины для того, чтобы оставить солдат здесь. Но о них она пока старалась не думать.
  Оказавшись наверху, Нейт быстро опросила дозорных и отправила их на посты, а сама стала готовиться к вылазке.
  Нейт всегда мечтала побывать в Замке Судей - самом загадочном из известных ей мест. Но это было невозможно: вход туда для обычных людей был заказан. Там происходило что-то странное, таинственное и, возможно, даже страшное. Судьи, основным домом которых были подземелья, в свое время часто уходили туда и оставались там, как правило, по нескольку дней. Старик Гракк, когда бывал в хорошем расположении духа, рассказывал ей, что стены замка - лишь привычная людям оболочка, за которой скрываются вещи, непостижимые для их сознания. Бывало, глубоко задумавшись о чем-то своем, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы ответить любознательной девочке на очередной вопрос, старик бормотал что-то о связи миров и временен, но, быстро спохватывался и украдкой посматривал на Нейт - не разболтал ли он ей что-то важное, что знать ей пока не полагалось.
  Нейт решила, что отправится на следующее утро. Ночью, когда дикие звери выходят на охоту, идти было опаснее. Приготовив все необходимое, она легла спать и по старой привычке мгновенно заснула. Этому она научилась, когда попала к Судьям. В череде бесконечных занятий ей не так часто удавалось отдыхать, и она пользовалась любой возможностью вздремнуть.
  На следующий день погода на улице идеально подходила для задуманного мероприятия. Лес окутывал густой туман, с неба из свинцово-серых туч вот-вот был готов пойти дождь. Нейт была одета в темный комбинезон, сшитый из водоотталкивающей ткани, который сохранился у нее еще со времен жизни среди Судей. На голову она натянула капюшон, который должен был защитить ее волосы от низко нависших веток.
  Не таясь, самым быстрым шагом, на который только была способна, она отправилась напрямик через разрушенный город к дороге, которая через лес вела к Замку Судей. Об обратном пути она пока старалась не думать, хотя еще с вечера просчитала все свои действия на случай развития событий по тому или иному сценарию. Она не исключала, что Самаэль и вовсе не будет атаковать ее, позволив ей беспрепятственно приблизиться к замку. Ведь, в конце концов, для стороннего наблюдателя в ее действиях не было ничего враждебного.
  Выйдя из леса, Нейт свернула с дороги и забралась на небольшую горку, с которой можно было рассмотреть замок во всех подробностях. Подойти ближе она не решалась. Древние предания рассказывали, что всякий, решившийся слишком близко подойти к замку, падал замертво без видимых на то причин. Правда, этот старый миф всегда вызывал смех у Судей, когда она пыталась говорить с ними об этом. В ответ на ее расспросы они лишь отвечали, что ее это никогда не коснется, но не говорили почему. Поэтому она и решила не брать с собой дозорных, рисковать жизнями которых не хотела.
  Еще никто из жителей Агарты, по крайней мере тех людей, которые возвращались обратно, не подбирался к Замку Судей так близко. Она достала наблюдательную трубу и навела ее на замок. Он казался неприступным и имел только один небольшой вход. Стены имели толщину около полутора метров, что было видно по узким высоко расположенным окнам. Проникнуть в замок незаметно было крайне сложно.
  Внимательно осмотрев окрестности, Нейт вновь навела трубу на замок и вскрикнула от неожиданности. На небольшом балконе последнего этажа удобно расположился старик, который с таким же любопытством рассматривал ее. Его длинные белые волосы развевались по ветру, а седая борода закрывала большую часть лица.
  Решив больше не искушать судьбу, Нейт бросилась бежать в сторону леса, постоянно оглядываясь. Но, вопреки ожиданиям, никто не преследовал ее, и она еще до наступления вечера благополучно вернулась в Агарту.
  Через час она докладывала Верховному Стратегу о том, что видела. Закончив рассказ, она решилась спросить у него то, что мучило ее всю обратную дорогу:
  - Годлинд, тебе не кажется странным, что я не видела зверей? Быть может, все поменялось? Если он не хочет сражаться с нами, зачем нам сражаться против него? Из-за твоей политики у нас и так осталось мало людей, способных держать оружие, и еще меньше тех, кто умеет с ним управляться. Быть может, людям лучше бы жилось на поверхности?
  Лицо Годлинда, только что выражавшее полное удовлетворение, внезапно перекосилось от ярости, он поднял руку, словно желая ударить Нейт, но, видимо одумавшись, опустил ее обратно.
  - Неужели ты так и осталась девчонкой, Нейт? Неужели ты не понимаешь, что этот человек, а не я, повинен в гибели нашего народа - в том, что мы вынуждены жить под землей? Даже если он, а я в этом очень сомневаюсь, вдруг изменился, он должен понести наказание за содеянное.
  Нейт была удивлена такой яростной реакцией на ее вопрос, но сейчас у нее не было времени размышлять над этим. Гораздо важнее было найти Акера до того, как он погибнет или станет новым оружием Самаэля против горожан. А такой риск, несмотря на все ее сомнения, был очень велик. 
  Глава тринадцатая
  
  Время в замке шло быстро. Я читал - и в моем воображении пролетали тысячи лет истории.
  Это был удивительный народ - счастливый, независимый. Они занимались сельским хозяйством и промыслами, среди них были художники и политики, поэты и сановники, музыканты и философы. Вся жизнь их была сконцентрирована в одном-единственном городе-государстве - Агарте, которая вместе с близлежащими деревнями раскинулась на площади в несколько тысяч квадратных километров. Там, где не стояли дома, были вспаханы плодородные поля и пастбища или росли густые леса, полные дичи, грибов и ягод. Все дома в городе были не выше трех этажей. Коричневые черепичные крыши плотно прижимались одна к другой, а узкие мощеные улочки практически не видели солнечного света. Но, несмотря на это, в городе было удивительно уютно. Стены многих домов были украшены прекрасными фресками и мозаиками, козырьки парадных входов опирались на выбеленные резные колонны. Практически на каждом подоконнике хозяйки выращивали яркие приятно пахнувшие цветы, а некоторые вывешивали просторные клетки с певчими птицами. Это была настоящая идиллия, описанию которой было уделено огромное внимание в книгах, которые я читал. Вероятно потому, что никаких сколько-нибудь значимых или хоть чем-то отличавшихся друг от друга событий здесь никогда не было. Жизнь в Агарте была ровной, спокойной и... скучной.
  В те редкие моменты, когда я выходил из библиотеки, я иногда встречал в коридорах других людей, но они не заговаривали со мной и спешно уходили прочь. На мои вопросы о них Самаэль отвечал уклончиво, объяснив лишь, что это те жители города, которые решили следовать за ним. Сколько их было тут и какие у них были задачи, он не сказал. В конце концов я решил отложить эти вопросы и заниматься только изучением истории.
  Как-то раз, как всегда достаточно плотно пообедав с Самаэлем и вернувшись в библиотеку, я рассеянно взглянул на полки с книгами. Уже просмотренные тома были расставлены на стеллажах слева. Таких было уже больше половины. Из этих книг я выписал всего около трех страниц разных фактов, показавшихся мне интересными или важными, среди которых я надеялся в конечном итоге найти что-то, что могло бы помочь понять произошедшее с жителями города. После обеда меня клонило ко сну, работать не хотелось, однако то ли сработала привычка, то ли что-то еще, но я потянулся к верхней полке и наугад вытащил один из томов. До этого я обычно работал с ними по порядку, чтобы не запутаться, поэтому долгие минуты тратил на то, чтобы из всех книг найти именно нужную мне, следующую по нумерации. Но сейчас я достал одну из них скорее из праздных целей, чем с желанием ее внимательно изучить. Однако уже первые прочитанные мною строки мгновенно прогнали сон. Кажется, я наконец нашел то, что искал.
  Неизвестный мне автор писал, что Сфинкс, не видя смысла в жизни, которую он создал, поручил одному из своих Судей создать вирус, который смог бы изменить всех населявших этот мир людей. Они должны были получить то, чего, по мнению Сфинкса, им не хватало, - злость, агрессию, зависть, жадность, похоть и многое другое, чего так не хватало им от рождения. Только это, по мнению Великого Создателя, могло помочь людям сдвинуться с места, на котором они застряли тысячелетия назад.
  Но масштаб катастрофы, случившейся потом, ужаснул Сфинкса. Он не хотел, чтобы история этого народа менялась такой ценой. В тот день погибло много людей. Эксперимент привел не к тому результату, который был нужен, и Сфинкс принял решение уйти. Но он оставил присматривать за несчастными Судью Самаэля, который должен был исправить невольно совершенное им злодеяние.
  Писавший книгу явно не осуждал действия Сфинкса и Самаэля. Но почему? Ведь это было так ужасно, так бесчеловечно и непостижимо!
  Внезапно дверь библиотеки распахнулась. В коридоре стоял Самаэль, за спиной которого я увидел еще нескольких людей. Я не верил в совпадения, а это значило, что старик, все время каким-то образом следивший за мной, решил наконец, что пришло время раскрыть карты. Мои мышцы непроизвольно напряглись, хотя я и понимал - в случае чего, со всеми этими людьми мне не справиться. Оставалось только сделать вид, что все в порядке. Я встал и приветливо улыбнулся. Самаэль вошел, а пришедшие с ним так и стояли в дверях, словно немая терракотовая армия, готовая в любой момент ожить, чтобы защитить своего господина. А в том, что все эти люди являлись слугами или даже рабами Самаэля, я не сомневался.
  - Ну что ж, Карл Акер, - начал он, - с одной стороны, я сначала недооценил тебя, а с другой - я рад, что ты оказался таким смышленым. Ведь тебе предстоит великое дело. Пришло время кое-что рассказать. Сейчас ты уже сможешь все понять и не осуждать меня... Давай присядем.
  Самаэль расположился в кресле и продолжил:
  - О моих исследованиях знал лишь очень ограниченный круг людей, которые должны были мне помогать и обеспечивать всем необходимым. В случае успеха Сфинкс обещал доверить управление Агартой мне, чтобы я мог закончить эксперимент и проанализировать его результаты. Это было выше всех моих ожиданий. Продолжить дело, начатое самим Сфинксом, было мечтой любого Судьи. Но в тот раз выбор пал на меня... Более двух лет кропотливой работы мне потребовалось на то, чтобы получить нужный вирус. Передаваясь по воздуху, он быстро попадал в организм человека, поражал его мозг в определенных точках и до неузнаваемости менял его личность. У зараженных появлялись новые качества. Часто это были злоба, ненависть, презрение к окружающим... Последствия оказались ужасными...
  Самаэль замолчал, в глазах его стояли слезы. Мне было искреннее жаль старика, ставшего невольным виновником гибели стольких людей. Но я не знал, как помочь ему.
  Внезапно Самаэль выпрямился. Его глаза, еще минуту назад полные слез, смотрели на меня холодно и гордо:
  - Я тоже оказался зараженным. Под действием вируса я возненавидел Сфинкса, Судей и людей. Я выходил на улицы и кричал, что люди должны отвергнуть Сфинкса и признать меня своим единственным и полноправным правителем, давшим им шанс на по-настоящему счастливую жизнь. Но они лишь смеялись надо мной, показывали на меня пальцами, плевали, кидали камнями. Это были совсем не те люди, которых я знал раньше. Вирус действовал, и Сфинкс мог бы быть доволен. Ведь именно этого он хотел! Но потом случилось непредвиденное. В одну страшную ночь люди окончательно обезумели. Они набросились друг на друга, словно дикие звери. Мало кто выжил в той беспощадной бойне...
  Старик чуть помолчал, а потом продолжил с новыми силами:
  - Я был жестоко наказан Сфинксом. Своей всесильной волей он сделал меня обычным смертным, чтобы я мог вполне познать муки старости, человеческие страдания, угрызения совести... Для искупления и возвращения бессмертия мне надо было самому излечить этих людей. И я сделал многое для этого. Я нашел возможность изготовить нужное лекарство. Все живущие рядом со мной теперь здоровы... Карл Акер, я знаю, что мне уже не выиграть эту битву. Мне не нужна больше власть над этими людьми, и я слишком стар чтобы спорить с ними. Я познал многое, став обычным человеком. Я больше не стремлюсь к бессмертию, не желаю вновь становиться Судьей. Но я не хочу умереть, хотя бы частично не сняв с себя груз ответственности за этих людей, которые из-за меня вынуждены жить в глубоких подземельях и бояться несуществующих опасностей. Ты должен отнести им эту книгу и сделать так, чтобы они тебе поверили и вышли наружу. Пришло время открыть двери. Пришло время искупить грехи.
  Самаэль говорил так торжественно, что я невольно встал с кресла, на котором сидел в продолжение всего рассказа. Я еще не знал, как сделать то, о чем он просил, но хотел этого всем сердцем.
  Несколько недель после этого разговора я продолжал том за томом изучать историю Агарты, надеясь найти подсказку о том, как убедить оставшихся жителей города поверить Самаэлю и его искренним намерениям. Я понимал, что это будет непросто, что я рискую своей жизнью - ведь жители города после рассказа Нейт наверняка возненавидели меня всем сердцем, считая, что я специально впустил животных в их убежище. Хотя я и поверил Самаэлю, что эти звери никогда не причиняли вреда людям, я был уверен, что одного испуга для Стратегов было вполне достаточно, чтобы записать меня в ряды своих злейших врагов.
  В других книгах было мало написано про те смутные дни, когда вирус заразил все живое. Авторы сухо отмечали, что многие люди стали отличаться агрессивным поведением, и, возможно, теряли разум. Однако ни о причинах этого, ни о роли в этом Сфинкса в книгах больше ничего сказано не было. О случившейся потом катастрофе была написано только одно предложение: "Многие погибли в страшной бойне, разделившей братьев и сестер, родителей и детей, не пощадившей ни верных слуг Сфинкса, ни отребье". При этом нигде ничего не говорилось о нападении животных под руководством Самаэля. Все это было выдумано впоследствии.
  Теперь мы виделись с Самаэлем каждый день, обсуждая различные варианты того, как мне пробраться в подземелья и уговорить людей выйти наружу.
  Я считал, что должен открыто подойти ко входу в убежище и найти дозорных, которые бы проводили меня к Стратегам. Старик же настаивал на моем тайном проникновении. Но, поскольку рисковать жизнью предстояло все-таки мне, я настоял на своем плане, который мы в итоге и утвердили, решив начать действовать на следующее утро.
  Однако судьба, как это часто бывает, внесла свои коррективы. Я уже закончил приготовления к завтрашней встрече с горожанами и готовился ко сну, как что-то заставило меня выйти из комнаты и спуститься на первый этаж замка. Я никогда раньше здесь не был, да и вообще мало времени проводил вне стен библиотеки.
  По обеим сторонам длинного коридора располагались широкие окна, выходившие во внутренние дворики. Через них лился неяркий свет заходившего солнца. Потолок, стены и даже пол были украшены причудливыми фресками, изображавшими какие-то сюжеты из жизни города. Вот идут охотники и несут добытую дичь, вот кузнец взмахивает своим тяжелым молотом, чтобы нанести удар по еще бесформенной металлической заготовке, а вот проходит какое-то заседание в большом зале.
  Коридор незаметно привел меня к небольшой деревянной двери, которая легко и бесшумно открылась от одного только прикосновения. Я прошел внутрь и оказался в темном зале без окон. Дверь с негромким щелчком захлопнулась за мной. Я оказался в темноте. Но через несколько секунд, когда глаза привыкли к ней, я заметил, что стены слабо светятся мягким голубоватым светом. Не особо рассчитывая на успех, я подергал ручку двери, но, как я и боялся, изнутри она не открывалась.
  Зал имел форму сильно вытянутого овала около двадцати метров длиной. Дальняя от меня сторона была практически неразличима. Насколько я мог судить, это помещение могло использоваться для каких-то ритуалов. Вдоль стен стояло несколько десятков низких табуретов, а по центру было устроено что-то наподобие широкого круглого колодца с высокими бортами. Подойдя к нему ближе, я заглянул внутрь и вздрогнул. Колодец был неглубоким. Его дно, сделанное из такого же белого мрамора, как и борта, было устроено лишь чуть ниже уровня пола, а на его гладкой поверхности были отчетливо видны следы запекшейся крови, въевшейся в камень за долгие годы его использования. Какие-то жестокие ритуалы совершались здесь раньше, хотя кто знает - быть может, колодец использовался и теперь.
  Потолок зала был сводчатым и, так же как и коридор, был украшен фресками. Только на них были изображены сцены войн и насилия. На меня с потолка смотрели лица людей, искаженные болью и страданием. Картины были выполнены так натуралистично, что казалось, стоит сделать один неверный шаг, и изображения оживут и выместят на мне скопившуюся в них злость. Я постарался отогнать от себя эти мысли, но не очень успешно. Художники, делавшие фрески, хорошо знали свое дело.
  Дальняя от входа стена была закрыта тяжелым занавесом, сделанным из тёмно-красного бархата. Я набрался смелости, чтобы откинуть его в сторону. За ним скрывалась черная, казавшаяся бездонной, пропасть, над которой в призрачном свете стен клубилось, извиваясь во все стороны, что-то темное. Словно осы из разворошенного гнезда из этого вихря то и дело вылетали черные язычки и тут же скрывались вновь. Это зрелище манило и притягивало меня, как удав кролика. Я встал на краю пропасти. Страх куда-то ушел, уступив место любопытству и какому-то странному неведомому раньше желанию. Голова была словно ватной, и одна-единственная мысль постепенно заполнила все мое внутреннее пространство: "А не пошло бы оно все к черту?". Я сделал быстрый шаг и закружился в вихре над бездной.
  
  Глава четырнадцатая
  
  Приземление было неожиданным и жестким. Удивительно, что я ничего себе не сломал. Признаться честно, я ожидал каких-то других ощущений. Видимо, падение немного вправило мне мозги, и они наконец начали работать как надо. Я пошарил по карманам и нашел то, что искал - старый, мятый, но, кажется, совершенно сухой коробок спичек. Я все время таскал его с собой, но необходимости в нем не было.
  Первую спичку я загубил. Слишком торопился от волнения и сломал ее пополам. Чертыхнувшись, достал еще одну. На этот раз все получилось, и слабое, готовое в любой момент погаснуть пламя осветило ловушку, в которой я оказался. Ощущение было не из приятных. Дно ямы было шире верха и имело диаметр около пяти метров. Все оно было завалено выбеленными временем костями и черепами, принадлежавшими, судя по всему, тем, кому "посчастливилось" оказаться в жертвеннике наверху. Меня передернуло.
  С трудом подавив отвращение от увиденного, я зажег еще одну спичку. Если я не хотел остаться здесь навсегда, надо было срочно искать выход. Достаточно быстро мне стало понятно: о том, чтобы подняться обратно наверх, не могло быть и речи. Яма была слишком глубокой, а ее стенки - слишком ровными. У меня оставалась лишь одна надежда.
  Я снова зажег спичку, заметив, что в коробке их осталось всего шесть штук, и медленно пошел вдоль стенки колодца. В одном месте пламя колыхнулось в сторону стены и погасло. Вот оно! Я много раз сталкивался с этим, изучая древние катакомбы. Часто старинные проходы были завалены, и обнаружить их можно было только по сквозняку. Несмотря на все достижения современной техники, в узких подземельях это иногда был самый эффективный способ отыскать скрытые помещения.
  Я принялся методично ощупывать камни, из которых была сложена стена. Ближе к полу они были влажными и гораздо более холодными, чем остальные. Скорее всего, где-то здесь протекала подземная река, которая за долгие годы размыла грунт за стеной. Устроившись поудобнее на спине, я изо всей силы ударил двумя ногами по старой кладке. Камни чуть сдвинулись, но устояли. Следующий удар оказался более успешным - сразу шесть булыжников внушительного размера вывалилось из стены, открыв узкий проход. Еще двумя ударами мне удалось расширить дыру в стене настолько, чтобы туда мог протиснуться взрослый человек.
  Зажигать спичку в открывшемся лазе я не рискнул, так как слишком сильный сквозняк мог потушить ее. В очередной раз переборов страх, я выполз в темноту с той стороны и поднялся. Под ногами что-то захлюпало, ботинки увязли в толстом слое ила, а в нос ударил резкий болотный запах. Я мог ошибаться, но, кажется, это была старинная канализация. Откуда-то сверху через небольшие щели сюда проникали тонкие лучи заходившего солнца, слабо освещавшие широкий тоннель в скале, уходивший далеко в обе стороны. Видимо, под канализацию приспособили подземную реку, удачно протекавшую прямо под замком.
  Света, проникавшего в подземное русло, с каждой минутой становилось все меньше. Идти в темноте дальше было полнейшим безумием, поэтому я решил найти какое-нибудь укромное место для ночлега и отдохнуть до утра. Довольно быстро обнаружился широкий уступ, возвышавшийся над руслом примерно на метр. И хотя я сомневался, что кто-то захочет напасть на меня в этом подземелье, разумные предосторожности не были лишними. Легко подтянувшись на руках, я устроился на уступе. Сверху его оплетали длинные тонкие лианы с тонкими желтоватыми листьями. Удивительно, насколько жизнь способна приспосабливаться к любым условиям. Улыбнувшись, я погрузился в глубокий спокойный сон и проснулся лишь тогда, когда яркие солнечные лучи попали мне на лицо через какую-то достаточно широкую щель.
  Поднявшись на ноги и сделав несколько быстрых гимнастических упражнений, чтобы разогнать кровь после долгого сна на каменном полу, я был готов двигаться дальше. Я спустился вниз и пошел по течению, шагая прямо по мутной воде, которая местами доходила до колен. Идти было неудобно, и я все время боялся попасть в какую-нибудь невидимую под водой яму. С самого детства у меня был страх перед реками и озерами с непрозрачной водой, и сейчас он вернулся вновь.
  Так я мог бы идти очень долго, однако остановившись в очередной раз, чтобы перевести дух, я заметил, что в левой стене проходит почти скрытая от глаз галерея. Воды в ней не было, и идти там сразу стало гораздо удобнее. Кое-где потолок был целым, и отдельные участки приходилось проходить практически в полной темноте, придерживаясь одной рукой за стену. Здесь меня подстерегала ловушка, в которую я едва не угодил.
  На одном из темных участков я замедлил шаг, осторожно нащупывая ногой твердый пол впереди. Этому меня научили родители, любившие брать меня с собой в небольшие путешествия по каким-нибудь пещерам. Они всегда пугали меня, что в таких местах можно запросто угодить в яму и что всегда надо смотреть под ноги, если я не хочу покалечиться.
  Я обошел большой валун, видимо обрушившийся с потолка галереи и перегородивший почти весь проход, и оказался на участке с достаточно низким потолком. Если раньше я мог передвигаться в полный рост, то теперь пришлось достаточно сильно наклониться, чтобы не удариться головой о нависавшие сверху каменные уступы. Это отвлекло мое внимание, и я не заметил, как под левой ногой закончился каменный пол галереи. Шагнув одной ногой в пустоту, я тут же замахал руками, пытаясь сохранить равновесие. Чудом удержавшись на краю пропасти, я рухнул на спину, больно задев головой потолок.
  Нервная дрожь в коленях никак не унималась, и мне пришлось сделать небольшой перерыв перед тем, как двинуться дальше. Кожа в том месте, где я приложился головой к уступу, неприятно саднила. Наконец, победив свои нервы, я аккуратно обошел коварную яму по воде и оказался перед развилкой. Река разделялась на два русла, уходивших в разных направлениях.
  Света было маловато, но мне показалось, что пешеходная галерея продолжается только вдоль левого русла. Это означало, что, скорее всего, именно оно выведет меня в подземный город. Без дальнейших размышлений я настолько быстрым шагом, насколько позволяла дорога, двинулся дальше.
  Пройдя еще метров сто, я заметил, что шум воды стал гораздо сильнее, однако не придал этому никакого значения, предположив, что, вероятно, в воду свалилось несколько больших камней, создавших впереди небольшую стремнину. Однако галерея внезапно закончилась. Я стоял на краю пропасти, в которую с шумом падала вода. Впереди на расстоянии около пяти метров виднелись остатки разрушенного моста. Видимо, это древнее сооружение не выдержало постоянного давления потока и рухнуло вниз. Мне оставалось только вернуться назад и попытаться пойти по правому руслу.
  Тяжело вздохнув, я двинулся обратно. Главное - не отчаиваться, и тогда все получится. Этот урок я усвоил еще в детстве, и с тех пор всегда старался следовать этому простому, но важному правилу. Только теперь с каждым новым днем почему-то было все сложнее вспоминать о нем.
  Вскоре я без приключений добрался до развилки и решил сделать небольшой привал. Выбрав относительно сухой валун, расположенный под достаточно большим отверстием в потолке, я уселся на него, поджав под себя ноги.
  Я сидел и безучастно смотрел на журчащий поток, стараясь отогнать от себя мрачные мысли и победить страх перед теми, кто может скрываться в мутной воде. Я не сомневался, что по этой реке можно вернуться и обратно в замок к Самаэлю, но делать этого не хотелось. Ведь у меня была такая прекрасная возможность внезапно появиться из-под земли в самом центре Агарты. Хотя с чего это я вообще решил, что подземная река выведет меня в город? Но эти мысли я решил отгонять от себя до тех пор, пока не будет уверенности в обратном.
  Мой взгляд скользнул по какому-то мусору, выброшенному некогда бурным течением на относительно сухой участок с пологим берегом. В этой куче среди тряпок, осколков и прочего хлама я заметил длинный металлический штырь, согнутый практически пополам. Если бы удалось его еще немного загнуть, превратив в своеобразный якорь, и закинуть на другую сторону разрушенного моста, привязав к нему лиану с уступа, на котором я ночевал, то можно было бы попытаться перебраться через водопад. Это была рискованная идея, но другой, более разумной, мне в голову не приходило. Конечно, в ней были свои минусы, но где их не бывает?
  Однако сначала я все же решил проверить, не ведет ли в Агарту правое русло. Если это так, то идти по нему будет гораздо надежнее и безопаснее, чем перебираться по лиане через пропасть. Я соскочил с камня и двинулся вправо. Идти по воде было гораздо менее удобно, чем по сухой галерее, но сильное попутное течение неплохо помогало мне в этом. Примерно через двести метров русло резко изогнулось еще правее, света стало гораздо меньше, а в отвесных каменных стенах я заметил множество глубоких пещер, расположенных у самой воды. Вероятно, в дни паводков они полностью заполнялись водой. А еще через несколько десятков шагов река закончилась таким же обрывом, как и в левом рукаве. Теперь мне опять предстоял долгий путь назад.
  Обратно идти было намного сложнее - против сильного течения. Внезапно вода передо мной как-то странно забурлила, словно под ней появились камни, мешавшие течению. Я видел такое в фильмах про африканских крокодилов. Ответ пришел быстро - из пещер, черневших под очередным отверстием в потолке примерно в пятидесяти метрах от меня и замеченных мной еще по пути в сторону обрыва, одно за другим вываливались в воду мерзкие животные и быстро, несмотря на свои неуклюжие тела, двигались в мою сторону. Они представляли собой какую-то дикую смесь крокодила и черепахи: заостренная плоская морда, полная зубов, округлое черное тело, покрытое острой чешуей, короткий хвост и четыре мощные когтистые лапы. Бурлящая вода подступала все ближе, но я, будучи не в силах преодолеть внезапно возникшую слабость, медленно опустился на колени, неотрывно глядя вперед. Меня била крупная дрожь. Мозг, сведенный судорогой страха, уже не хотел работать, смирившись с неизбежным. Еще секунда - и все будет кончено. Тело больше не слушалось меня, и я рухнул в самую гущу хищников. За секунду до того, как их острые зубы впились мне глотку, я успел страшно закричать. Это был крик отчаяния и боли, словно исходивший из глотки смертельно раненого зверя.
  
  
  
  Глава пятнадцатая
  
  Я очнулся, захлебываясь собственным криком, рвавшимся из груди. Я не сразу смог замолчать и не сразу понял, что это был лишь страшный сон - кошмар, вызванный невероятным напряжением последнего дня. Но нет, сон не мог так впиться в память, не мог оставить такой глубокий след. Секунду назад я умер в пасти мерзкого земноводного. Мой мозг записал все это с дотошностью архивариуса, собирающегося на пенсию и потому особенно внимательного к каждой даже самой незначительной детали дела, которое ему поручили задокументировать. Так что же это тогда было?
  Я сидел прямо в одежде на кровати в выделенной мне в замке комнате и никак не мог унять дрожь в теле. Пережитый ужас буквально парализовал все мои мысли, выбил из состояния равновесия и вверг в пучину отчаяния и безысходности. Все кошмары, которые мне снились раньше, в той, другой, жизни, теперь казались не более чем бабушкиными сказками на ночь. Но я никак не мог объяснить себе произошедшее.
  Но и теперь судьба словно не хотела оставлять меня в покое. Широко распахнувшаяся дверь впустила в комнату полностью одетого для путешествия Самаэля. Быстро посмотрев на меня и словно с удовлетворением отметив, что я тоже одет, он кивнул на дверь и чересчур громко произнес:
  - Карл Акер! У меня новый план! И он, как я теперь стал понимать, единственный, который может закончиться нашей победой. Сомнения в строну! Наш единственный шанс - разрушить деспотию Годлинда, лишить солдат их предводителя, и тогда им будет все равно, за кем следовать. Ты станешь новым правителем Агарты и дашь людям столь долгожданную свободу!
  Я, будучи еще не в силах даже подняться с кровати, слушал его вполуха и был готов согласиться с чем угодно. Вяло кивнув и собрав всю свою волю в кулак, я опустил ноги на пол и медленно перенес на них вес тела. Как это ни странно, но мне удалось сохранить равновесие, и я вышел в коридор вслед за стариком.
  Почему-то меня совсем не удивило, что в стене совсем рядом с дверью моей комнаты зияла огромная квадратная дыра, открывшаяся за отошедшей в строну фальшпанелью.
  - Это тайный ход, который приведет нас прямо в дом Годлинда... - сказал Самаэль. - Мы избавимся от него самым простым и надежным способом - вонзим нож ему в сердце, когда он будет мирно спать, а потом выкинем его тело на улицу! О, нравы у людей теперь таковы, что они тут же падут ниц перед тобой, и ты сможешь открыть им ворота наверх, к свободе!
  Я с сомнением взглянул в темноту прохода. Но Самаэль, не дав мне опомниться и что-либо возразить, буквально втолкнул меня внутрь и, сделав два шага вглубь, привел в действие какой-то механизм, закрывший за нами дверь. Путь назад был отрезан.
  Как и до этого, стены коридора светились очень тусклым мягким светом, которого едва хватало, чтобы видеть пол под ногами. И я, поняв, что сопротивление бесполезно, побрел следом за стариком, который словно открыл в себе какой-то спрятанный до этого источник сил и бодро шагал впереди, задавая темп нашему полночному путешествию.
  В голове было неспокойно. Я понимал, что для освобождения узников подземелий, как я про себя называл жителей Агарты, мне в любом случае придется столкнуться с тираном, создавшим и, несомненно, тщательно охранявшим свою безграничную власть в городе. Но до сегодняшнего дня я всячески отгонял от себя мысль об убийстве. Даже несмотря на то что совсем недавно именно этот человек отдал приказ о том, чтобы оставить меня на растерзание хищникам. Это было чуждо мне, противно всему тому, что в меня с детства вкладывали сначала родители, а потом бабушка и дедушка. Но был ли в данном случае другой вариант? Сколько я ни бился над этим вопросом все последние дни, проведенные в библиотеке замка, ответа не было. А сейчас я находился в таком состоянии, что просто не мог думать. Из головы не выходили челюсти, сомкнувшиеся на моем горле...
  Из-за этих мыслей, вязких и, кажется, стремительно приближавших меня к умопомрачению, я не сразу заметил, что мы пришли. Самаэль стоял около стены и старательно нажимал на чуть заметные выступы. Секунда - и перед нами бесшумно распахнулась очередная потайная дверь. Крадучись, мы вышли из темного коридора и оказались в просторной спальне. Здесь было чуть светлее, чем в коридоре, - свет от неразличимого из глубины комнаты источника проникал через окно.
  Вот и настал решающий момент. Я все еще мог отступить, но вот уже моя рука с ножом, который заботливо вложил мне в руку Самаэль, замерла над горлом спавшего человека. Я старался не смотреть на него, сосредоточив все внимание на ноже.
  Я знал, что никогда не прощу себе этого, но это был единственный способ спасти несчастных жителей. Нож с хрустом вошел прямо в кадык Годлинда, и я, дабы не видеть его страданий, быстро набросил подушку ему на лицо, изо всех сил навалившись на нее. Годлинд не успел даже вскрикнуть.
  Самаэль будто сошел с ума, то удовлетворенно потирая ладони, то бросаясь меня обнимать.
  - Победа! Свобода! - кричал он во весь голос, и на его вопли в комнату вбегали какие-то люди, с ужасом замирая при виде своего мертвого повелителя, под спиной которого быстро увеличивалось в размерах кровавое пятно.
  Я опасался, что слуги Годлинда захотят отомстить, но все оказывавшиеся в комнате тут же падали на колени, умоляя помиловать их и позволить им служить мне так же, как они служили прежнему господину. Самаэль оказался прав - его план сработал идеально, но меня не покидало ощущение, что я актер, играющий роль в каком-то авангардистском спектакле, что вот-вот опустится занавес, и я услышу аплодисменты. Но их не было. Вместо этого Самаэль взял меня под руку и повел к выходу на улицу, где все больше и больше людей узнавали от разбегавшихся во все стороны слуг тирана о его гибели.
  Не слушая стенаний оставшихся в комнате людей, мы быстро вышли на улицу, и Самаэль велел бежавшему за нами слуге Годлинда, согнувшемуся в приступе унизительного подобострастия, вести нас к воротам. Еще пятерым он приказал нести тело Годлинда, чтобы ни у кого не было сомнений в том, что тиран действительно мертв.
  Дойдя до ворот, я грозно взглянул на стражников, которые разбежались при виде тела своего правителя, и навалился на рычаг, который, как я понял, приводил в действие механизм, открывавший тяжелые двойные двери. Моя миссия была практически завершена.
  Несколько десятков человек бросились вперед к самым мощным первым с наружной стороны воротам, за ними устремились многие другие люди, не верившие в свое счастье. Это была долгожданная победа, и я со смешанным чувством отвращения и удовлетворения отправился обратно к дому Годлинда. Предстояло еще сделать официальное объявление для жителей города и назначить нового правителя, которому оставалась нелегкая задача - построить заново город на поверхности.
  Я уже почти дошел до нужного места, когда вдруг какая-то невидимая волна сбила меня с ног и отшвырнула в сторону, с силой ударив о каменный пол. Вокруг начало твориться что-то невообразимое. В темноте, нарушавшейся лишь тусклыми ночными фонарями, мелькали какие-то быстрые тени. То тут, то там вспыхивали деревянные пристройки к каменным домам, огонь которых отражался в темных окнах зданий, добавляя происходившему какой-то дьявольской красоты.
  Дома горели повсюду, заполняя едким черным дымом все пространство вокруг. Среди них я видел множество тел людей. Никто не кричал. Тишину нарушал только треск от горевших деревянных построек. Эта атака была настолько внезапной, что даже опытные солдаты Стратегов не успели ничего сделать.
  Я молча смотрел на опустошенную улицу, в бессильной злобе сжимая и вновь разжимая кулаки. В произошедшем был виноват лишь я один, возомнивший себя спасителем угнетенных. Как легко я купился на слова Самаэля о том, что жители города нуждаются в спасителе, который освободит их от тирана и выведет из подземелий! А он лишь воспользовался мной, чтобы добиться нужного ему. Это была победа, но не моя, а его!
  Внезапно я осознал всю глубину своей вины. Ноги мои, ставшие как будто ватными, отказывались меня держать, и я был вынужден опуститься на пол. Из глаз текли слезы, но смахнуть их не получалось - руки так сильно дрожали, что совершенно меня не слушались. В голове пульсировала одна лишь мысль: я виноват в смерти этих людей. Словно молот по наковальне. Убийца! Убийца! Убийца!
  Не сразу я смог справиться с накрывшей меня волной отчаяния. Первые попытки победить слабость и подняться на ноги закончились неудачей. Но, когда мне наконец удалось встать и двинуться вглубь подземелий, облегчения мне это не принесло. Как я и боялся, на улицах Агарты я нашел лишь одни растерзанные трупы и разрушенные здания. В голове не укладывалось, как за столь короткий срок что-то напавшее на город могло нанести такой колоссальный по силе удар, практически до основания разрушивший дома и не пощадивший никого из жителей. Все вокруг теперь напоминало город снаружи, уничтоженный многими годами раньше...
  Оставаться в подземельях дольше не было смысла. Шансов найти живых людей практически не было, а от едкого дыма першило в горле и резало глаза. Я двинулся к наружным воротам. Здесь, в самых бедных кварталах, где плотность жителей была гораздо выше, я буквально шел по разодранным окровавленным телам. Кажется, перед самым выходом меня стошнило, но мозг практически не сохранил воспоминаний о тех страшных минутах, за что я был ему очень благодарен.
  Выйдя из города, я смог значительно ускорить шаг и достаточно быстро дошел до внешних ворот. Они были открыты, и перед ними я снова увидели трупы - это были те смельчаки, которые первыми бросились навстречу своей свободе, и солдаты, охранявшие первый рубеж. При этих мыслях меня снова накрыла волна отчаяния. Во что я впутал этих несчастных, не предусмотрев возможности обмана, предательства и вероломного нападения со стороны того человека, которому поверил! Я считал своим врагом того, кто на самом деле оберегал этих людей. Я не мог понять, как Самаэлю удалось столь легко одурачить меня. Но сейчас это было уже неважно.
   
  Глава шестнадцатая
  
  Мое сознание стремительно рушилось, поддаваясь волне отчаяния и страха, поднимавшегося из глубины души. Все, что казалось важным еще несколько часов назад, теперь было уничтожено, сметено безжалостными убийцами, посланными Самаэлем, которые наконец смогли закончить то, что не доделали раньше. Я был обманут, как наивный школьник, которому рассказали красивую сказку, заставили поверить в нее благодаря искусству рассказчика, а затем раскрыли правду. Чудес не бывает. Добрых волшебников не бывает. И все, кто пытается думать иначе, обречены на разочарование.
  В одно мгновенье я превратился из гордившегося собой освободителя несчастных узников подземелий в невольного виновника их ужасной бессмысленной гибели. Я, не ожидая подвоха, открыл ворота, которые когда-то предусмотрительно захлопнули перед самым носом кровожадных убийц. Это было не просто поражение. Это был конец.
  Я не понимал, почему еще жив, по какой причине уничтожившие всех жителей твари не тронули меня, но не сомневался в том, что и это было частью дьявольского плана существа, которое, умело притворившись моим другом, нуждавшимся в моей помощи, реализовывало свой адский замысел.
  Перед моими глазами вновь и вновь проносились страницы книг, которые я читал в библиотеке Самаэля. Коварство Судей, предательство Сфинкса, опасный вирус, изменивший людей и заставивший их ненавидеть и убивать друг друга, - все это было ложью. Самаэль готовил свой план долго и тщательно, зная, что я приду, чтобы моими руками завершить то, что по каким-то неведомым мне причинам не мог сделать он сам.
  Я стоял на самом верху Храма Сфинкса. Сюда вела длинная каменная винтовая лестница, и я, погруженный в тяжелые мысли, незаметно дошел до самого ее конца. Здесь был устроен узкий неудобный балкон, и я, опершись на потрескавшиеся от времени широкие перила, мог видеть окружавшие меня развалины города. Когда-то жители Агарты чуть не погибли, но ценой многих жизней сумели спастись и укрыться в подземельях. А теперь их нет. Я остался один в этом мире мертвецов, и ничто меня здесь больше не держало.
  Будь на моем месте кто-то другой, более сильный, более злой, - возможно, он бы сейчас думал о мести. Но я, уставший, разбитый и сломленный, не мог думать об отмщении. Я уже убил одного человека и теперь точно знал, что еще раз на такое не способен. Пусть Самаэль и заслуживал смерти, но не от моих рук. Хотя одно убийство, пожалуй, я еще был готов совершить... Прямо подо мной далеко внизу темнели острые камни, которые словно ждали меня. Никогда раньше мне и в голову не приходила мысль о самоубийстве. Это было слишком чуждо моему живому пытливому уму, вечно пытавшемуся из любой даже самой сложной ситуации найти выход. И вот теперь я вплотную подошел к этому. Мне незачем было больше жить, да я и не смог бы, зная, какой груз вины лежит на моей душе. Не с кем было поделиться этим невыразимым чувством скорби, все больше заполнявшим мое сознание.
  Отбросив все мысли в сторону, я закинул ногу на перила и встал на самый край ограждения. Оно было достаточно широким, чтобы легко удерживать равновесие, но этого мне сейчас и не требовалось. Наоборот, я всем сердцем желал, чтобы внезапный порыв ветра покачнул меня и сбросил вниз, закончив мою ставшую вдруг такой ненужной и бессмысленной жизнь. Мгновение отделяло меня от последнего шага, но тут вокруг стало происходить что-то странное.
  Небо, только что казавшееся таким далеким и ясным, вдруг утратило цвет и стало как-то расплываться. Быстро глянув вниз, я убедился, что примерно то же самое происходит и с развалинами города внизу. Все вокруг стало каким-то зыбким, колышущимся, словно у меня вдруг закружилась голова. А затем от неба начали отваливаться целые куски. Сначала маленькие, а затем все больше и больше. За этими кусками что-то проглядывало - какая-то другая картинка, но я никак не мог разобрать, какая именно. Мир вокруг стремительно сжимался, не переставая разваливаться на части. И вот уже я оказался в какой-то освещаемой лишь бледным вечерним солнцем комнате с каменными стенами и двумя разрезавшими их узкими окнами.
  Я лежал на узкой деревянной кровати без матраса, а под головой была постелена какая-то грязная скомканная тряпка, от которой исходил неприятный запах сырости и гнили. Попытавшись сесть, я застонал от боли. Казалось, одеревеневшие мышцы были готовы захрустеть от резкого движения, а голову словно пронзили миллионы маленьких иголок, впившихся прямо в мозг.
  В комнате я был не один. Передо мной, согнувшись в три погибели, стоял глубокий старик, внимательно следивший за мной острым взглядом, который бывает лишь у людей, проживших долгую сложную жизнь. Он опирался на деревянную палку. Казалось, не будь ее, он бы тут же свалился на пол - настолько сильно впивались в нее его дряблые руки. И тем не менее этот старик явно не собирался умирать. В его взгляде читались властность и презрение, а рука, которую он протянул мне, чтобы помочь подняться, крепко обхватила мою ладонь.
  - Карл Акер, - сказал он, - я рад, что успел предотвратить неизбежное. Ты жив, а значит, у Агарты еще есть шанс. Совсем скоро Самаэль узнает, что его план провалился, но ты уже будешь готов к новой встрече с ним. Иди за мной. Можешь называть меня Гракк.
  Только тут я заметил, что в комнате, в которой была устроена небольшая деревянная дверь, есть еще один проход - темный и узкий, через который старик, судя по всему, пришел сюда и теперь явно собирался воспользоваться им вновь.
  Преодолевая боль, я встал с неудобной кровати, которая оказалась просто грубой деревянной скамьей, и шагнул в черный проем. Сзади бесшумно закрылась невидимая до этого дверь, и мы оказались в темноте. Но Гракк, повозившись несколько секунд, чуть слышно щелкнул каким-то механическим устройством, и помещение осветилось тусклым светом керосиновой лампы. Подкрутив фитиль так, чтобы он давал максимум света, он быстро заковылял вперед по коридору, пытаясь сквозь сбивавшееся от взятого темпа дыхание что-то рассказывать:
  - Прежде всего тебе надо запомнить, что почти все, известное тебе об Агарте на сегодняшний день, - ложь. Ложь, страшная тем, что она построена на незначительных изменениях реальной истории. Ты уверен, что Судьи покорили людей, а на самом деле они служили им. Думаешь, что Сфинкс предал жителей, но он всегда с ними. Но самое главное, что тебе надо знать сейчас, - никто не погиб в подземном городе. Твое сознание, тщательно обрабатываемое и ослабляемое Самаэлем на протяжении последних недель, подверглось мощному внушению. По сути, ты по его воле оказался в мире иллюзий, основанных на твоих собственных многократно усиленных и трансформированных воспоминаниях и страхах, - в мире, который был создан для того, чтобы убить тебя изнутри, сломить твой разум и дух и заставить покончить с собой. Только так ты, человек, рожденный для победы над злом, перестанешь представлять для Самаэля опасность. Как было сказано: тело без духа - лишь мертвое тело. А дух без тела - вечен.
  Последняя фраза была мне знакома. Кажется, старик процитировал фрагмент послания их тоннеля, которое расшифровал Константин.
  - Тебе сложно это понять, - продолжал Гракк. - Ведь раньше ты никогда ни с чем подобным не сталкивался. Но сейчас мы с тобой находимся в месте, где началась история человечества. И здесь же она может закончиться, если Самаэль победит. Тебя, как археолога, наверное, позабавит то, что сейчас ты находишься примерно за шестьдесят миллионов лет до даты твоего рождения. А еще больше позабавит то, что мы с тобой не где-то, а на твоей родной Земле.
  Старик был вынужден прервать свой рассказ и остановиться, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, пока я, замерев на месте, пытался переварить услышанное:
  - Шестьдесят миллионов лет! Это ведь эра динозавров! Откуда здесь взялись люди?
  - Если быть точным, Карл, то динозавры уже вымерли. Но ты ведь это и так знаешь. Сейчас нет времени рассказывать тебе всю историю. На это уйдет немало времени, а его-то как раз у нас совсем нет. Пока что тебе надо знать только одно. В это время Великий Сфинкс сотворил людей. Он сделал их прекрасными. Они были идеально добрыми созданиями с кристально чистыми душами. Они только и делали, что улыбались друг другу и говорили о прекрасной жизни. Тебе, конечно, как человеку современному, это сложно представить. В твое время, кажется, даже младенцы рождаются с коварными планами в голове.
  Я не успел понять, шутит старик или говорит на полном серьезе, как он быстро перешел к самому главному:
  - Нельзя создать добро, Карл, не создав где-то и зло. И поэтому где-то в недрах земли в глубоких раскаленных пещерах появился Самаэль - квинтэссенция зла, ненависти, хитрости, коварства и подлости. Тысячи лет он укреплялся, изучал людей, готовясь нанести свой удар. И однажды он заразил своей ненавистью всех жителей города. Конечно, это был не вирус. Такое примитивное объяснение Самаэль придумал специально для тебя и других людей, чтобы вы смогли понять суть произошедшего и чтобы у вас не возникло никаких сомнений в том, что Великий Сфинкс был к этому причастен. Так или иначе, но в одно мгновение от прежних людей не осталось и следа. И, вероятно, это было бы не так плохо с точки зрения баланса и эволюции, если бы зло не стало перевешивать. Возможно, заранее зная об этом и пытаясь противостоять злу, Сфинкс создал нас, Судей, призванных защищать и оберегать людей, заботиться об их счастье и хранить заложенное в них добро. Но в тот раз мы оказались практически бессильными. Цветущий город на глазах превращался в пустыню. Людям больше не нужны была красота, поэзия, любовь. Их глаза застилала пелена злобы, которая день ото дня росла и укреплялась... Но однажды Самаэлю стало мало и этого. Он захотел смерти! И тогда он сделал так, что люди бросились друг на друга, терзая и убивая всех, кто еще недавно был им семьей или друзьями. А миллионы черных теней Самаэля кружили вокруг падавших замертво людей, подхватывая и швыряя их в самую гущу жаждавшей крови толпы, еще больше распаляя ее пыл. Так родилась легенда о нападении животных, хотя на самом деле люди сделали это сами... Тогда погибли очень многие. Мы не были готовы к встрече с Самаэлем. А Сфинкс, даже если и знал что-то, ничего не сказал. Он не мог вмешиваться. Мы сражались из последних сил и смогли кое-что сделать. У людей словно спала с глаз пелена, и они бежали в наши закрытые от всего мира подземелья - единственное место на Земле, где зло было не властно. То, что люди получили от Самаэля, отступило в глубину их сознания, оставив только глубокие шрамы, которые никогда уже полностью не заживут... Многие спаслись, но мы, Судьи, позволив себе вмешаться и изменить ход истории, должны были уйти.
  Но это было правильным решением. Прошло много лет, и люди адаптировались ко злу. Было достигнуто то равновесие, которое необходимо для развития, и жизнь продолжалась. А возможным это стало благодаря усилиям Годлинда, который помог людям победить страх и вывел их обратно на поверхность, дав им возможность стать еще сильнее. Конечно, потом прошли еще миллионы лет, за которые человечество многократно деградировало и возрождалось вновь. Много раз люди были на грани вымирания, но выжили. И на свет появился ты и миллиарды твоих соплеменников, сохранивших в своих легендах историю о Сфинксе, Нейт, Акере и многих других, появлявшихся в их жизни за многие тысячелетия. Но все это теперь оказалось под угрозой. Воспользовавшись нашими знаниями, которые хранились в Замке Судей, Самаэль нашел лазейку в истории и вернулся назад, сюда - в то время, когда люди были еще слабы. Вернулся, чтобы уничтожить их всех до одного, потому что его не устраивает гармония. Ему нужна безоговорочная победа. Против него есть только одно оружие - это ты. Твое рождение тщательно готовилось и планировалось. Выверялись все детали. Один раз до этого мы уже ошиблись и не смогли добиться нужного результата. Благо, мы учитывали такую вероятность и готовили запасной план заранее. Но третьего шанса у нас не было бы... Ты должен понять главное. Сражаться придется не кулаками, а разумом. Для этого тебе надо не только многое узнать. Самаэль не так силен, как думает. Чтобы действовать в прошлом, ему пришлось взять себе человеческое тело. А оно, как я знаю по себе, налагает некоторые трудности, особенно по прошествии стольких лет. Разум неотделим от тела. Ослабло одно - захирело и другое. Самаэль уже стар, но хитрость его все еще велика. Он почти победил тебя из-за недоверчивости Годлинда, который заподозрил, что ты можешь служить его главному врагу. Но это позади, а впереди тебя ждет новая встреча с Самаэлем. И я надеюсь, что к тому времени ты разберешься, как он действует, и сумеешь противостоять злу. Ведь ты уже проходил через это.
  Гракк, остановившись у очередного поворота тоннеля, замер и надолго замолчал, словно думая, не забыл ли он сказать мне еще что-то важное. Но, видимо, это было все, и он, решительно тряхнув головой, повернулся ко мне:
  - Ну вот, мы и пришли, Карл Акер. На этом наши пути расходятся. Я буду присматривать за тобой, но не стоит на меня сильно рассчитывать. Я тоже уже стар и не успеваю повсюду, как раньше. У Самаэля есть свои люди в подземельях. Тебе нельзя никогда забывать об этом. Все время будь начеку, никому не верь и ничего не бойся. И все время думай о том, как его победить, потому что до решающей встречи осталось недолго.
  Старик нажал на несколько выступавших из стены камней и подтолкнул меня к выходу. Сделав неуверенный шаг наружу, я оказался в узком и длинном пустом каменном коридоре, в который выходило множество дверей, сейчас закрытых. Не сразу я сообразил, что это не коридор, а улица подземного города. Она была освещена очень тускло - свет лился из нескольких масляных фонарей, чадивших под самым потолком.
  Дверь за моей спиной чуть слышно защелкнулась, и я остался один. Однако, как я быстро понял, в этих подземельях сложно было остаться незамеченным. Несмотря на то что на улицах никого не было, я то и дело ловил на себе любопытствующие взгляды практически из всех неплотно закрытых дверей и окон.
  Вдалеке послышались четкие строевые шаги, и я заметался в поисках убежища. Но все двери, только что бывшие чуть приоткрытыми, сейчас плотно захлопнулись и не поддавались моим попыткам укрыться за ними. Шаги быстро приближались, и через секунду я уже смог увидеть небольшой отряд хорошо вооруженных людей, одетых в серо-черную пятнистую форму. Разведка у Стратегов явно работала отлично.
  Быстро окружив меня, военные замерли в ожидании следующей команды, а их старший, быстро оценив обстановку и убедившись, что я не опасен, кивком дал понять, что мне следует идти с ними, для верности подтолкнув меня в спину широким дулом какого-то неизвестного мне оружия.
  Выбор у меня был небольшой. Вернее, его не было вовсе. Бежать в незнакомом месте от хорошо вооруженных людей было чистой воды самоубийством, а сводить счеты с жизнью мне теперь уже совершенно не хотелось. Поэтому, подчинившись, я побрел за своими молчаливыми конвоирами, рассчитывая по крайней мере поближе познакомиться с городом.
  Свернув за угол, я был приятно удивлен, что наше короткое путешествие закончилось около широкой выглядевшей вполне комфортно закрытой повозки. Солдат жестом предложил мне забраться внутрь, что я и сделал с немалым удовольствием. В повозке я оказался не один. Моим попутчиком был пожилой, но еще совсем не старый мужчина. У него было крепкое тренированное тело, а по шрамам на лице и по осанке было видно, что ему приходилось воевать и в этих сражениях он явно не отсиживался в тылу или в штабе.
  - Меня зовут Годлинд, Карл Акер, - начал он. - Я руковожу этим городом, и ты теперь в безопасности. Решение о том, что тебя надо убить, было необдуманным, и я надеюсь, что ты забудешь о нем. Я раскаиваюсь.
  Я с сомнением посмотрел на Годлинда. Как я и предполагал, в его взгляде не было и тени раскаяния. Я лихорадочно пытался сообразить, кто кого обманывает и какова реальная ситуация. Возможно, Годлинд был лицемером и убийцей, захватившим власть в подземном городе. Но этот человек был так не похож на сложившийся у меня в голове образ. От ложных воспоминаний, все еще живших в моей голове, избавиться было сложно. Кроме того, старик, освободивший меня из лап Самаэля, говорил что-то о том, что именно Годлинд вывел людей наверх. А значит, мне стоило присмотреться к нему получше, прежде чем делать какие-либо выводы. Возможно, он был не так плох, как мне представлялось.
  Сейчас у меня был шанс увидеть этот мир своими глазами. И я решил не делать никаких выводов до того момента, когда наконец смогу увидеть все сам.
  Пока мы ехали по трущобам, солдаты, сопровождавшие нас, были начеку. И я быстро понял почему. Жизнь здесь была ужасна, а люди, населявшие эти районы, были превращены в самых настоящих рабов, которыми помыкали солдаты и представители высших классов. За внешней покорностью в их взглядах читалась такая ненависть, что я невольно вздрогнул и был рад, когда мы выехали на другую, гораздо более широкую и светлую, улицу. Здесь подземелье было настолько огромным, что позволило построить отдельные дома, удачно вписавшиеся в окружавшие их скалы. В отличие от бедняков, ютившихся в узких темных сырых бараках, вырубленных прямо в скалах, люди, жившие здесь, явно были из другого класса. В разные стороны уходили более узкие проходы, но все же не такие убогие, как тот, в котором меня подобрали солдаты. В них были построены отдельные домики, вокруг которых деловито сновали женщины и дети. Света здесь было гораздо больше, и исходил он вновь от массивных каменных плит, которыми были облицованы стены и потолок. Только в отличие от тех, что я видел раньше, эти плиты были гораздо больше, а свет от них даже немного резал глаза.
  - На этой улице живут Стратеги, а на соседних - солдаты, торговцы, ремесленники и проповедники, - рассказывал Годлинд, видя, с каким любопытством я смотрел вокруг. - Конечно, это не самые хорошие условия, но жить можно. Я знаю обо всем, что происходит в Агарте и за ее пределами, даже о том, что происходит наверху. Я приказываю женщинам рожать детей, а солдатам казнить преступников. Я распоряжаюсь светом и воздухом в этом городе. Без меня эти люди погибнут. Ведь здесь все совсем не так, как наверху. Здесь жить проще и в то же время сложнее. Люди ни в чем не нуждаются, если подчиняются. Кто не хочет подчиняться - преступник. Но таких немного. Все здесь хотят жить, и даже почти все довольны своей жизнью. Поначалу недовольных было больше, но потом, когда люди увидели, что гораздо лучше быть довольными, они сами стали выдавать тех, кто пытался подговаривать их к мятежу.
  - Но ведь это жестоко - лишать людей возможности выбирать и убивать тех, кто не желает подчиняться! - в сердцах воскликнул я, не думая о том, что могу обидеть Годлинда, который мог одним жестом уничтожить меня.
  Но правителя, казалось, мои слова нисколько не задели. Он посмотрел на меня, как на глупого ребенка, пытающегося спорить с отцом о том, что хорошо, а что плохо:
  - Вовсе нет, Карл Акер. Это не жестоко. Это справедливо. Я даю этим людям возможность жить, а взамен требую подчиняться несложным правилам. Если не будет правил, наступит анархия. А анархия в Агарте будет означать неминуемую гибель всех его жителей - ведь они не в состоянии о себе позаботиться. Приготовить еду они могут, а добыть ее нет. Найти дорогу домой они в состоянии, а построить новый дом никогда не смогут. Тысячелетиями эти люди жили, как огурцы в теплицах. Там, на поверхности, у них всего было вдоволь. Вопрос добычи еды никогда не стоял. Дома были заботливо выстроены архитекторами и строителями много лет назад, а новые практически не требовались - горожане с удовольствием принимали к себе новых жильцов. Знания передавались из поколения в поколение - от строителя к сыну строителя, от портного к сыну портного. Но ведь в производстве были заняты очень немногие. Большинство горожан просто жили и наслаждались жизнью. А потом нас взяли и бросили на произвол судьбы. Конечно, жизнь изменилась, когда пришел Самаэль. Появились бедные и богатые. Люди узнали, что такое голод, что такое жить под открытым небом. Но до самой Великой Катастрофы они так и не научились выживать. На это ведь нужен не один год... Мы все могли погибнуть, если бы Стратеги не взяли власть в свои руки. Но сохранить хрупкий мир было очень тяжело. Люди вдруг оказались без поддержки, словно бы они всю жизнь росли под присмотром родителей, которые их кормили, поили и одевали, а потом вдруг исчезли. А эти люди потеряли даже больше - они потеряли то, что помогало им жить на протяжении тысяч лет, то, что считали незыблемым - веру в Сфинкса.
  Я обдумывал слова Годлинда. Конечно, в них была доля правды. Только жесткая дисциплина могла помочь этим людям справиться со свалившимися на них несчастьями. Но такая жестокая тирания вовсе не была обязательна. Схожими словами оправдывали свои преступления многие деспоты. Но я всегда был уверен, что это были преступники, но облеченные властью и поэтому жившие не в тюрьмах, а во дворцах. Но конечно, здесь ситуация была гораздо сложнее. Эти люди не просто лишились свободы - они лишились всего, во что верили, что делало их людьми. И только подавив их, можно было помочь им спастись от самих себя - иначе они бы уничтожили друг друга в борьбе за выживание.
  Я окончательно запутался в своих противоречивых рассуждениях и в очередной раз решил отложить все эти вопросы на будущее. Сейчас предстояло разобраться в истинном положении дел в Агарте и в том, как будет действовать Самаэль, когда узнает, что я сбежал.
  Наше путешествие закончилось около большого трехэтажного дома, который словно выступал из отвесной скалы. Я слез с телеги, отметив, что Годлинд легко спрыгнул вниз, не прибегая к помощи слуг, выскочивших из дома при нашем приближении. Мы вошли внутрь, и правитель повел меня куда-то вглубь огромного дома.
  
   
  Глава семнадцатая
  Мой рассказ, который Годлинд выслушал с большим вниманием, занял около трех часов. За это время мы выпили почти целую бутылку замечательного напитка, похожего на виски, который превосходно умели готовить местные жители. Верховный Стратег лишь пару раз прервал меня, чтобы уточнить какие-то детали моей жизни у Самаэля. Единственное, о чем я предпочел умолчать, - это о рассказе старика, освободившего меня. Это был мой козырь, и я не собирался его открывать в самом начале.
  Наконец я закончил и выжидающе посмотрел на Годлинда. Теперь была его очередь раскрывать карты, и я надеялся, что он тоже будет говорить со мной начистоту.
  - Во-первых, Карл Акер, я хочу, чтобы ты уяснил самое главное - Сфинкс, создавая Агарту, хотел получить идеальный мир, не знающий войн, горя и бед, где все люди любили бы друг друга и своего творца. Для реализации этого плана требовались тысячи, а может и миллионы лет, но у него они были. Если верить нашим проповедникам, которых учили сами Судьи, он пришел из какого-то другого мира, где само понятие времени отличается от нашего. Но Самаэль вмешался в его планы и создал дьявольский вирус, изменивший людей. Хотя легенда о вторжении животных мне нравится больше. Она прочно прижилась в умах людей, как будто они и сами это видели своими собственными глазами. За все эти годы даже я стал верить в эту версию...
  Годлинд ненадолго замолчал, погрузившись в какие-то свои мысли, но затем, чуть встряхнув седой головой, будто очнулся от недолгого наваждения и продолжил:
  - Эти люди еще совсем недавно не знали, что такое ненависть, что такое злость. Они были счастливыми, добрыми, искренними и, к сожалению, совершенно беспомощными. Карл, мне ли тебе рассказывать, что именно злость является главной движущей силой прогресса. Именно она позволяет получать то, что нам нужно. Не будь у людей злости, они бы не знали зависти. А значит, не хотели бы иметь больше, чем у них есть. А значит, топтались бы на одном месте. Все так и было в Агарте до заражения. Но я отвлекся - ведь наш разговор не об этом.
  - Но, Годлинд! - перебил его я, - Ведь злость не может служить для достижения счастья! Наоборот! Она затмевает реальность, заставляет совершать вещи, о которых потом приходится только жалеть! Как можно говорить, что злость - это созидательная сила?
  - Карл Акер, - произнес Годлинд, растягивая слова, - ты же умный человек. Пойми, я не утверждаю, что только негативные эмоции будут служить движущей силой прогресса. Я говорю, что человек, зная только какую-то одну сторону жизни - добро или зло, не может ничего добиться. Эти люди изначально не знали зла. У них голова не работала в этом направлении. И даже после заражения многие из тех, кто оказался здесь, в этих подземельях, остались такими же. Может, на них не подействовал вирус так, как на других. После вспышки ярости они просто потеряли память - и все. Словно перегорели...
  Посмотри на меня! Я ведь наверняка тоже когда-то был таким, как они! Тоже когда-то был частью того стада, которое жило наверху. Но после заражения я изменился. Многие раньше не приходившие мне в голову истины теперь стали для меня очевидными! Вся наша жизнь - борьба, конкуренция с самими собой и с окружающими. Без этой борьбы жизнь бывает такой, какой она была у нас до заражения. То есть ненастоящей!
  Годлинд сделал театральную паузу и, снизив голос почти до шепота, быстро заговорил:
  - Сейчас я тебя кое-чем удивлю. В Агарте есть своя подпольная оппозиция. И я сам увеличиваю количество подпольщиков, позволяя людям узнавать, что жизнь не так хороша, как могла бы быть. Я даю им возможность сравнить хорошее и плохое, почувствовать ненависть, зависть, эгоизм, тщеславие! Конечно, это сложная и часто жестокая задача, но познавший это уже не может жить по-старому. И он уходит в подполье, потому что не хочет быть казненным как преступник или отправиться на работу в рудники. Нет, он хочет жить, чтобы отомстить, чтобы уничтожить тех, кто сделал его жизнь такой. Сейчас мы людей контролируем, но придет время - и они окажутся сильнее. И тогда они смогут выжить! И тогда я готов добровольно отказаться от того, что у меня есть. Я не самоубийца. И вот еще. Подумай, Акер, если бы мы им сказали правду тогда, когда они только оказались в подземелье, они бы не остались здесь, а вернулись наверх. Ведь никто из них не помнит того, что случилось. И Самаэль добил бы их. А позже говорить это уже не было смысла - зачем менять то, что уже так хорошо устоялось? Но я готов им все рассказать. Я устал быть нянькой всему этому сброду, устал смотреть на бесчинства солдат, которые сам же и допустил!
  Годлинд плюнул в сердцах на пол и отвернулся к окну:
  - У этого вируса были и побочные эффекты. Об одном из них - потере памяти - ты уже знаешь. Но есть и другие. И самый ужасный из них - непроходимая тупость. Многим стало просто наплевать на условия их жизни, на окружение, на отсутствие свежего воздуха и здоровой пищи. Таких множество в трущобах, но есть примеры и среди солдат. Эти несчастные живут, руководствуясь привычками или даже рефлексами. И я не знаю, что делать с этим... Вот что, Карл, поживи тут, присмотрись к людям, послушай, что они говорят. Ты поймешь меня и, может быть, придумаешь, как нам победить Самаэля. Я всегда готов ответить на все твои вопросы.
  На этом наш разговор закончился. Годлинд многое прояснил, но еще больше вопросов у меня осталось. А времени на поиск ответов было немного.
  Верховный Стратег поселил меня в своем доме и дал возможность свободно передвигаться по городу, приставив ко мне четырех человек охраны. То, что я увидел в первый же свой выход в сторону трущоб, ужаснуло меня. Задолго до их начала я ощутил ужасное зловоние - результат разложения продуктов жизнедеятельности на неубранных улицах и в жилищах. Но всем, казалось, было наплевать на это. Эти люди привыкли к такой жизни, и у них не было желания что-то менять. Лишь единицы из этого стада могли хотеть другой жизни, но это были скорее калеки, а не зачатки нового общества. Сколько бы ни было людей в подполье, о котором говорил Верховный Стратег, у них пока не было шансов что-то изменить. Должны были пройти десятки лет в атмосфере свободы, прежде чем у этих бедняг появится желание жить так, как должен жить человек.
  Я был далек от того, чтобы винить кого-то в том, что видел. Но я был рад своей злости, которая одолевала меня, потому что, в отличие от этих людей, я хоть что-то чувствовал.
  Я бесцельно бродил по городу, скорее желая получить общие впечатления, чем увидеть или узнать что-то конкретное. Я пытался заговаривать с людьми, но все они при первых же моих словах поспешно отворачивались и уходили в сторону. Меня это не устраивало - в первую очередь, мне надо было узнать как можно больше о том, чем они живут. Жители богатых кварталов меня не интересовали - с ними все было понятно. Если они и хотели выйти из подземелья, то особо не показывали этого. Ведь там наверху им пришлось бы заново выстраивать все то, что у них здесь и так уже было.
  Желать выйти отсюда должны были бедняки, жившие в ужасных условиях, - практически бесправные, вынужденные влачить жалкое существование, поскольку ресурсы Стратегов были небезграничны: вкусной еды, красивой одежды и хороших домов едва хватало для привилегированных классов. Но как им объяснить, что там, наверху, они смогут наконец жить достойно?
  Я решил быть более настойчивым. Подойдя к очередному бедняку, быстро шедшему по улице, я преградил ему дорогу:
  - Куда вы идете?
  Оборванец засуетился, затравленно посмотрел на меня, затем на сопровождавших меня солдат и окончательно стушевался. Когда он ответил, голос его заметно дрожал:
  - Я иду на площадь. Там сегодня представление. Вы и сами можете посмотреть - это тут рядом, за углом.
  С этими словами он поспешно обошел меня и солдат и быстро свернул за угол, вероятно радуясь, что сумел улизнуть так быстро. "Интересно, чего он так боялся", - мелькнула у меня в голове мысль, когда я последовал за ним. Ответ пришел быстро. Оглянувшись, я увидел вдалеке солдат, не отличавшихся от сопровождавших меня, которые безжалостно избивали какого-то несчастного. Нравы этого города просто не могли не вызывать отвращения.
  Свернув за угол, я застыл как вкопанный, пытаясь осмыслить то, что происходило передо мной. Я стоял у края достаточно большой круглой площади около полукилометра в диаметре, а напротив, на другом ее конце, был установлен небольшой деревянный помост, окруженный двумя рядами вооруженных солдат. Здесь своды пещеры были достаточно высоки, и сверху от нескольких сотен плит лился неяркий красноватый свет, придавая происходившему какую-то порочную вульгарность.
  На помосте стоял человек в отвратительной красной маске с вырезами для глаз, носа и рта с дубиной в руках, а перед ним на коленях стоял оборванец с завязанными глазами, по грязным разодранным щекам которого текли слезы, смешанные с кровью. Кажется, он умолял о пощаде, но мне было плохо слышно. Перед помостом колыхалась плотная масса людей, безмолвно смотревших на это действо, не пытаясь ни остановить, ни поддержать человека в маске. Внезапно палач повернулся к толпе и закричал:
  - Я вас всех ненавижу, ублюдки! Вы не достойны называться людьми! Вы - жалкие подобия людей, грязные свиньи! Я мечтаю о том, чтобы вы все сдохли!
  Слюни вылетали изо рта кричавшего, изрыгавшего все новые и новые проклятия в толпу. Я с интересом ждал финала, не понимая смысла этого жестокого представления.
  Человек в маске поднял дубину и с силой ударил несчастного, стоявшего перед ним, по голове. Затем на уже бездыханное тело посыпалась гора ударов, сопровождавшихся плевками и проклятиями. Это продолжалось около пяти минут. Толпа, до этого абсолютно безмолвная, постепенно начала гудеть, словно растревоженный улей. Финал наступил неожиданно. Палач поднял над головой окровавленное тело и бросил его в толпу, а затем, снова схватив дубину, и сам прыгнул вслед. Люди, заведенные адским представлением, набросились на него и друг на друга, избивая всех стоявших поблизости. Не прошло и минуты, как вся огромная толпа слилась в единой мешанине драки.
  Я, не желая случайно оказаться вовлеченным в происходившее, поспешно отступил назад и пошел в строну дома Годлинда. Предстояло задать ему кое-какие вопросы.
  Верховный Стратег сразу принял меня. Выслушав мой сбивчивый рассказ о случившемся у меня на глазах убийстве, он улыбнулся:
  - Акер, я же тебе говорил, что мы стремимся к тому, чтобы помочь этим людям. То, что ты видел - лишь один из наших методов, которые мы применяем. Это называется "агрессивная толпа". Да, это жестоко, но еще более жестоко сидеть сложа руки и ничего не предпринимать... Скажи, ты когда-нибудь задумывался о том, что такое толпа? Почти все в этом городе подходят под это определение. У них практически нет индивидуальности, у них нет желания двигаться вперед, нет стремления к совершенствованию - ведь они и так считают, что все вокруг такое, каким должно быть. Но, как известно, индивидуальность рождается из массовости. Знаешь почему? Потому что у массы есть эмоции - сильные эмоции, доходящие до крайности чувства и ощущения. И мы можем возбуждать эти эмоции, так преподнося факты, что люди сами будут делать нужные нам выводы. А теперь представь: мы собираем этих людей, не понимающих, что такое истинное зло, в одном месте и погружаем их в атмосферу неведомых им эмоций, но настолько сильных, что они не в силах им противостоять. Этот помост с палачом и жертвой и есть тот объект, на который смотрит толпа, а дальше рождается образ, растущий на благодатной почве жестокости. И вот перед помостом стоит уже не скопление безликих слизняков, а колышется единый организм, объединенный чувством ненависти. Эта единая масса готова к разрушению. Порочные инстинкты людей, однажды посеянные Самаэлем и дремавшие где-то в глубине души каждого из этой толпы, пробуждаются. Да, потом они разойдутся по домам, все уляжется и злость пройдет, но следы крови на их руках напомнят им о случившемся. Познав злость один раз, уже невозможно забыть это чувство. Так, Карл Акер, мы создаем настоящих людей, способных к совершенствованию мира!
  После того разговора прошло пять дней, каждый из которых я проводил на улице в сопровождении своих четырех охранников, осматриваясь и обдумывая слова Годлинда. Я понимал ошибочность его суждений, основанных на том, что людям надо прививать злость. Это была другая крайность, результаты которой могли в итоге не поддаться контролю. Был риск создать новую общественную формацию, в которой темная сторона победит светлую. Равновесие вновь будет нарушено, и последствия опять будут ужасными. Вместо того чтобы создавать школы, обучать людей истории, ремеслам, пробуждать в них творческие начала, Годлинд стремился создать индивидуумов, у которых звериные инстинкты будут сильнее человеческих. "Хотя, - не в первый раз я поймал себя на этой мысли, - может, он и прав. В тех условиях, в которых оказались эти люди, злость, возможно, гораздо важнее школы". Но слишком глубоко погружаться в подобные размышления я сейчас не хотел, да и не был к этому готов, поэтому быстро прогнал их прочь.
   
  Глава восемнадцатая
  
  Утром, наскоро позавтракав, я, как всегда, отправился в город. Я и сам не понимал, зачем день за днем ходил туда, раз за разом видя одну и ту же удручающую картину бедности и безысходности - двух главных составляющих жизни основной части населения Агарты.
  Общество моих четырех спутников порядком надоело мне за последнее время, и сегодня я твердо решил попытаться от них избавиться. Возможно, именно из-за солдат никто в городе не хотел со мной разговаривать. План был простой и эффективный - найти где-нибудь толпу, быстро смешаться с ней и незамеченным уйти от охранников. Такие скопления людей я периодически встречал на улицах и сейчас целенаправленно занялся их поиском. Как это часто бывает, сегодня, как назло, на улицах было пустынно. И я уже потерял надежду реализовать свой нехитрый план, когда с одной из небольших площадей, которых в подземельях было множество, донеслись громкие крики толпы, что-то требовавшей то ли у Стратегов, то ли у торговцев. Вот оно! Не задумываясь ни секунды, я свернул в том направлении и уже через минуту активно работал локтями, расталкивая людей в стороны. Солдаты пытались не отставать, но я явно отрывался от них. Не прошло и двух минут, как я, уставший и потный, незаметно выскользнул из толпы на противоположной стороне площади и быстро нырнул в какой-то темный переулок.
  Однако не успел я порадоваться успеху своего бегства, как одна из ближайших ко мне дверей распахнулась и выпустила на свет огромного, под два метра ростом, амбала с узким лбом и глазками-щелочками, злобно сверкавшими в свете масляного фонаря. Не говоря ни слова, с проворством дикой кошки, которого я никак не ожидал от такой туши, он подскочил и прижал к моему лицу какую-то вонючую тряпку. Мое тело мгновенно обмякло, потеряв чувствительность, и я свалился на грязный заплеванный пол к ногам громилы. Он для верности пнул меня пару раз ногой, впрочем я ничего не почувствовал, и громко свистнул. По этой команде из-за ближайшего заваленного мусором поворота показалась какая-то повозка. Это была грязная ржавая металлическая телега без бортов, запряженная четырьмя людьми. Амбал грубо схватил меня и закинул наверх.
  Телега ехала достаточно быстро, а те, кто ее делал, похоже, ничего не слышали о рессорах. На каждой неровности меня подбрасывало, и я бился об телегу, надеясь лишь, что зубы и кости останутся целыми. Наконец мы остановились у входа в какое-то низкое обветшалое здание. Двое солдат, дежуривших у входа, схватили меня под руки и затащили внутрь. Еще пять или шесть вооруженных человек остались стоять снаружи. Как только дверь за нами закрылась, в комнате вспыхнул свет.
  Внутреннее убранство этого помещения разительно отличалось от внешней обшарпанности дома. На стенах были развешаны красивые картины, под ними на тумбах стояли скульптуры, изображавшие сфинкса и каких-то людей. Все это было, по всей видимости, остатками богатств прежней Агарты. У дальней стены стоял огромный роскошный трон, на котором важно восседал какой-то старый человек, одетый во все черное, но с красными и золотыми росписями на плаще и капюшоне. Такую же одежду я иногда видел на Годлинде - это были неизменные атрибуты члена Совета Стратегов. Значит, среди высшей власти города был предатель!
  Бледные костлявые руки моего похитителя лежали на коленях, а его голова все время подергивалась. На вид ему было не меньше восьмидесяти лет, но, похоже, он был таким же живчиком, как и Самаэль. Глаза старика, остро смотревшие на меня из-под капюшона, все время бегали по углам комнаты, но ни на чем не останавливались надолго. Наконец он посмотрел на солдат:
  - Киньте его на пол - вон там, в углу! Быстрее! И все вон отсюда! Вон! Будьте за дверью. Вернетесь через десять минут, если я вас раньше не позову. Вон!
  Голос его звучал резко и отрывисто. Он явно привык, что ему беспрекословно подчиняются.
  Меня грубо швырнули на пол, и солдаты быстро вышли из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Я не представлял для старика никакой угрозы. Я даже плюнуть в него не мог, хотя, судя по разливавшейся по всему телу боли, чувствительность постепенно возвращалась в мое тело.
  - Ну что же, Карл Акер! Поздравляю тебя с ошеломительным успехом! Ты победил! - в голосе его было столько издевки и злобы, что я внутренне содрогнулся.
  Старик тем временем продолжал:
  - Да-да, ты все верно понимаешь! Через несколько минут ты умрешь! Умрешь страшной смертью, а здесь, в подземельях Агарты, все останется так, как было! А затем мы убьем оставшихся в живых людей!
  Слюни старика летели во все стороны. Теперь не только голова, но все его тело сотрясалось в каких-то судорогах. Внезапно я понял, что передо мной безумец. Его надо было остановить, но я был бессилен. Старик встал и подошел ко мне. В руке у него был какой-то пузырек. Открыв его, он влил содержимое мне в рот, снова расхохотавшись. Отбросив пузырек в сторону, он достал из складок своего плаща длинный острый кинжал.
  - Я дал тебе средство, которое нейтрализует действие паралитического яда. Через тридцать секунд чувствительность полностью вернется к тебе. Хочу, чтобы ты сполна ощутил боль от кинжала, когда он пронзит тебя! - все это старик говорил, постоянно хихикая, иногда вдруг срываясь на истерический хохот, обрывавшийся так же резко, как и начинался.
  Внезапно за дверью раздался шум. Кричали какие-то люди, слышались выстрелы. Старик, бросив на меня ненавидящий взгляд, кинулся к своему трону, за которым оказалась потайная дверь. Нырнув в темный проход, он, видимо, привел в действие какой-то механизм и тяжелая дверь начала медленно закрываться, поворачиваясь вместе с троном. Я почувствовал, что снова могу двигаться, и попытался прыгнуть в ту сторону. Но с таким же успехом я мог бы рассчитывать на первое место в марафонском забеге. Все мое тело пронзила нестерпимая боль - последствие пинков амбала и путешествия на металлической телеге. Я как подкошенный рухнул на пол, но все же попытался подползти к закрывавшейся двери. Но она с тихим шорохом встала на место прямо перед моим носом. Одновременно за моей спиной распахнулась входная дверь и около двадцати человек в рваных рубахах, но отлично вооруженных, ворвались в комнату:
  - Вот он! Скорее хватайте его и бежим, пока не прибыло подкрепление! - выкрикнул первый из вбежавших.
  Два или три человека, как куклу, подхватили меня и быстро понесли к выходу. Я плохо запомнил подробности той безумной гонки по темным узким улочкам, которые были завалены нестерпимо вонявшим мусором. Продолжалась она около пятнадцати минут и завершилась в тускло освещенном подвале, по грязным стенам которого струилась из ржавых труб мутная вода. Меня посадили на обшарпанный деревянный стул с до того разболтанными ножками, что сидеть на нем было явно небезопасно. Передо мной прямо на полу расположились люди, которые несколько минут назад спасли меня от смерти. Однако, судя по тому что никто из них не убирал оружие, я все еще не был в безопасности. Предполагаемый предводитель моих то ли спасителей, то ли палачей первым нарушил молчание:
  - Ты не из наших краев. Мои люди видели, как ты пришел в город, но Годлинд каким-то образом опередил нас, и мы не уверены, что это случайность. На чьей ты стороне, пришелец?
  Я не спешил с ответом. Прежде чем что-то рассказать этим людям, я должен был убедиться в том, что они именно те, кто мне нужен - подпольная оппозиция, а не обычные воры и грабители, которым нет дела до проблем жителей Агарты. Но все же осторожно начал:
  - Я пришел, чтобы победить Самаэля и вывести людей наружу.
  Я никогда не был дипломатом и часто плохо понимал, когда, где и что можно сказать. Кажется, в этот раз я снова ляпнул что-то не то. Люди, сидевшие передо мной, напряглись, а оружие, только что лежавшее на полу, вновь было нацелено на меня. Еще секунда - и мне пришел бы конец. Но предводитель, быстро оглянувшись на своих людей, мотнул головой, призывая их успокоиться.
  - Легенды говорят, - сказал он мне, - что однажды придет человек, который будет спасен от смерти, а потом погубит весь наш род, не пощадив ни женщин, ни детей. Что этот человек будет призывать нас ломать ворота и идти наверх к солнцу. И вот их предсказание сбывается. Но лучше мы убьем тебя, поскольку нам уже нечего бояться, и не допустим, чтобы ты погубил наших матерей и детей, которые, возможно, смогут когда-нибудь обрести счастье здесь.
  Ситуация, в которой я оказался, была крайне сложной. Я слишком мало знал о жизни людей в подземельях Агарты. А от того, что я сейчас им скажу, зависело очень многое. И на этот раз я долго пытался подобрать верные слова:
  - Я не знаю, каково вам живется, но предполагаю, что Стратеги, назначенные, чтобы управлять городом, лишь используют и унижают людей. И перспектива у вашей жизни только одна - смерть. Я шел сюда, чтобы убедить Стратегов вывести людей наружу и заняться восстановлением старого города. Теперь я понял, что убеждать надо не Стратегов, которые и здесь неплохо устроились, а простых людей, которые оказались заложниками коварства какого-то злого гения, выдумавшего все это. Дело в том, что никаких зверей не существует, но жителям города угрожает гораздо более серьезная опасность. Самаэль располагает силами, способными уничтожить всех в одно мгновение, и нам нельзя допустить этого.
  Конечно, я немного приврал. Но кто знает, что творится в головах у этих людей. Годы, проведенные в темноте подземелий, могли не самым лучшим образом сказаться не только на их умственных способностях, но и на нервах, а умереть от выпущенной со злости пули мне совершенно не хотелось.
  Люди, поначалу слушавшие меня с недоверием, постепенно начинали прислушиваться к моим словам. Оружие, направленное на меня, постепенно опускалось. Это была моя первая серьезная победа. И я надеялся, что не последняя.
  Предводителя отряда, а как вскоре выяснилось, и всех подпольщиков, звали Кайр. Все они были вне закона, жили в подвалах и трущобах, выживая лишь за счет опасных вылазок, в которых иногда удавалось отбить у солдат еду, оружие и даже письма, в которых было много полезной информации о планах властей. Сами Стратеги охранялись так, что к ним не мог бы подобраться даже самый хорошо вооруженный отряд. Поэтому мое предложение пойти сразу к Годлинду было тут же отвергнуто. Меня там, возможно, и были бы рады видеть, а вот моих спасителей в доме у Верховного Стратега ждала смерть.
  Отряд, освободивший меня, был лишь одним маленьким звеном в развитой сети подполья, сформировавшейся в Агарте за годы всевластия Годлинда.
  Как мне рассказал Кайр, все жители города, по сути, делились на три касты. Представители верхней - Стратеги - имели неограниченные права и получали все, что хотели, даже если их желания шли вразрез с законами, установленными ими же самими. Ни одна женщина не смела им отказать, если они желали ее. Они могли забрать из семьи молодую девушку и больше о ней никто ничего и никогда не слышал. Любые попытки воспрепятствовать злодеяниям Стратегов приводили к массовым казням и публичным расправам.
  Армия Стратегов составляла вторую по значимости касту горожан. Формально солдаты были практически на равных правах с рядовыми гражданами, то есть третьей кастой, но на деле это было не так. Сильные и хорошо вооруженные, солдаты всегда ходили группами. И то, что первая каста могла получить по своему положению, солдаты получали силой. Стратеги, которые могли бы остановить их бесчинства, как правило, закрывали глаза на происходившее. Единственным преступлением, которое не прощалось, было предательство в отношении самих Стратегов. Но такое случалось крайне редко.
  Людьми третей касты и, по мнению солдат и Стратегов, третьего сорта были рядовые горожане, лишенные любых привилегий и благ. Они ютились в городских бараках. На одну семью выделялась одна тесная и холодная комната. Удобства были общими и во дворе - там же, где хозяйки сушили белье на веревках и варили скудный ужин мужьям и детям на маленьких ужасно чадивших печках. Мужчины работали на различных производствах или обслуживали Стратегов и армию - таскали телеги, занимались ремонтом, строили дома. Но самой тяжелой была работа в карьерах, расположенных в самой глубине пещер - там, где подземный город был еще не заселен. Несчастные, оказавшиеся там за какое-то преступление, часто совсем незначительное, размахивали тяжелыми кувалдами по пятнадцать часов кряду. Спали они там же, где и работали. Тех, кто не выдерживал и пытался бежать, беспощадно казнили прямо на месте, сбрасывая тела в отработанные скважины.
  Основной рацион рядовых обитателей подземелий составляла какая-то вонючая трава, в изобилии росшая во влажных темных пещерах практически сразу за последними жилыми бараками. Эту траву можно было есть прямо сырой, но женщины старались ее варить. И я достаточно быстро понял почему - на многих листочках жили какие-то мерзкие черные склизкие гусеницы, которые, попадая в кипяток, становились, на вкус местных жителей, вполне съедобными. Получавшаяся похлебка была вонючей, но сытной и вполне могла поддерживать силы горожан.
  Иногда, в редкие удачные дни, беднякам удавалось поймать одну из обитавших в подземельях огромных крыс, которые считались здесь настоящим деликатесом. Их жесткое мясо тщательно завяливали и растягивали на долгие месяцы. И мне не раз во время прогулок по городу удавалось увидеть настоящие жестокие уличные схватки за дохлую крысу...
  Такая жизнь горожан не могла не вызывать волн сопротивления, которые, хотя и подавлялись войсками правительства, постепенно набирали силу. Я помнил слова Годлинда о том, что подполье появилось и существует не само по себе, а благодаря направленным действиям властей, но, оказавшись в нем, я уже начинал сомневаться в этом - ведь создавать такое было настоящим самоубийством для Стратегов.
  Так или иначе, но я пока не собирался возвращаться к Годлинду, решив воспользоваться выпавшим мне шансом побольше узнать об оборотной стороне жизни в подземельях.
  Кайр был очень неглупым человеком, и мы смогли найти с ним общий язык, проводя долгие часы за обсуждением проблем Агарты. Конечно, он не доверял мне, и это очень сильно ощущалось, когда мы говорили о численности подпольщиков, об их планах и о том, как им удавалось выживать в ограниченном пространстве подземелий. Но это не смущало меня. На его месте я бы вел себя точно так же и поэтому старался не обращать внимания на многочисленные недомолвки и паузы, возникавшие перед каждой сказанной Кайром фразой, а также на постоянное присутствие около меня нескольких хорошо вооруженных людей, внимательно следивших за тем, чтобы я не сбежал.
  Достаточно быстро я сумел убедить Кайра в том, что людей необходимо выводить из подземелий. Он понимал, что здесь без дневного света, свежего воздуха и нормального питания у людей не было шансов выжить. Даже если бы женщины постоянно рожали детей, каждое следующее поколение было бы все слабее и малочисленнее и в конце концов жизнь бы просто прекратилась.
  После того как этот, на мой взгляд самый важный, вопрос был решен, мы принялись придумывать, как вывести людей на поверхность, не подвергая их опасности ни со стороны солдат Стратегов, ни со стороны Самаэля. И тут мы застряли. Ворота наверх хорошо охранялись, а подпольщики, несмотря на их большое количество, были разобщены и собрать их вместе для одного организованного удара было практически невозможно. Все-таки они не были профессиональными солдатами, да и с дисциплиной у них было не очень гладко, в чем откровенно признался Кайр.
  Мы топтались на одном месте, не зная, как действовать дальше, но тут как будто сама судьба встала на нашу сторону.
  Мы с Кайром, забраковав очередной план, допивали уже вторую за вечер бутылку местного пойла, значительно уступавшего по качеству и превосходившего по крепости то, которым меня угощал Годлинд. Голова от выпитого уже плохо соображала, и нам оставалось только сидеть и беспомощно смотреть друг на друга в надежде на озарение или чудо. И оно случилось. В подвал, служивший нам убежищем в тот день, влетел один из подпольщиков, и, страшно волнуясь, сбивчиво и путано стал рассказывать, что Годлинд один ушел наверх, чтобы встретиться с Самаэлем.
  Постепенно, вытягивая новые и новые подробности из подпольщика, который был откровенно неважным рассказчиком, мы наконец поняли что к чему.
  По всей видимости, Годлинд, который в тот вечер в очередной раз самозабвенно предавался пьянству, решил самостоятельно выяснить, насколько опасен Самаэль. Без всяких объяснений, ничего не обсудив с другими Стратегами, он распорядился собрать людей на центральной площади, но, выйдя на деревянный помост и осмотрев столпившихся перед ним горожан, сказал лишь, что должен лично встретиться с Самаэлем и для этого отправится в Замок Судей. После этого, оставив охрану и других людей, пытавшихся пойти с ним, он ушел из города. Больше его никто не видел.
  Но главным, по мнению нашего косноязычного рассказчика, было то, что началось в городе после ухода Верховного Стратега. Здесь, где все держалось на его авторитете, вот так покинуть город было все равно что отречься от власти. И я допускал мысль, что Годлинд сделал это специально, дав шанс подпольщикам захватить власть.
  Это была моя вина - нельзя было допускать такого развития событий. А значит, я должен был попытаться исправить случившееся. Годлинд был нужен мне, чтобы руководить горожанами, когда они выйдут на поверхность. Ведь после стольких лет под землей это будет так же сложно, как и когда-то после спуска вниз. А Самаэль, зная это, не сможет не воспользоваться случаем избавиться от вожака ненавистных ему людей. И тут я вспомнил о единственном человеке, которого я здесь знал раньше и который мог мне помочь, - хранителе верхнего периметра. Мне была нужна Нейт.
  Кайр, моментально забыв обо мне, уже отдавал какие-то приказы, пытаясь максимально быстро мобилизовать все имевшиеся у него силы и выдвинуться в город, чтобы свергнуть лишившуюся своего предводителя власть Стратегов, пока кто-то из них не сообразит занять место Годлинда.
  Поскольку на меня больше никто не обращал внимания, я, решив не тратить времени зря, вышел из подвала и направился в сторону ворот, через которые можно было попасть наверх. Я не был уверен, что дежурившая там охрана беспрепятственно пропустит меня, но, видимо, моя личность уже успела приобрести некоторую известность среди жителей подземелий. Солдаты, дежурившие у ворот, без лишних вопросов выпустили меня, пояснив, что впереди меня ждет еще один пропускной пункт.
   До следующих, основных, ворот идти было около километра по ровной, хотя и плохо освещенной дороге. Однажды по воле Самаэля я уже бывал тут. Но тогда он не позаботился дополнить внушенную мне реальность деталями, сконцентрировавшись на подавлении сознания. Теперь же я, быстро преодолев этот отрезок пути, с удивлением и восхищением смотрел на первый и основной оборонительный рубеж, выстроенный на входе в подземелье. Это была массивная металлическая дверь высотой в два моих роста и шириной не меньше трех метров, открывавшаяся изнутри при помощи длинного металлического рычага, торчавшего из каменной стены рядом. Слева и справа от нее были сооружены две высокие практически упиравшиеся в потолок башни, соединенные между собой мостиком, образующим над выходом из подземелий широкий козырек. На самих башнях, вокруг них и вдоль дороги из города в нескольких десятках железных бочек горело масло или какое-то другое вещество, сильно чадившее, но дававшее яркий, хотя и неровный свет, в котором все вокруг казалось каким-то ненастоящим. На секунду перед моими глазами вновь мелькнула утопавшая в огне и смерти Агарта, и я еле сдержал себя, чтобы не оглянуться назад и не убедиться в том, что это было лишь выдумкой безумца, безнаказанно ковырявшегося в моих мыслях.
  Увидев меня, солдаты, дежурившие здесь, вполголоса что-то обсудили и, по всей видимости, решили мне не препятствовать. Раздался громкий щелчок замка, и дверь начала медленно подниматься вверх. Я присвистнул от удивления - толщина ее была не меньше полутора метров. Сломать такую преграду, особенно в узком темном коридоре в скале, было нереально. За ней жители подземного города могли бы чувствовать себя в полной безопасности, если бы я не знал о потайных ходах, через которые Самаэль мог легко попасть в подземелья, минуя все преграды.
   Достаточно быстро я дошел до поверхности, с удовольствием вдохнув свежий воздух и посмотрев на медленно заходившее за горизонт солнце, последние лучи которого окрасили все вокруг в красивый теплый цвет.
  Нейт я нашел на самом верху храма - на том самом балконе, с которого я когда-то был готов сделать последний шаг в своей жизни. Она, видимо, глубоко задумалась, и не сразу заметила меня, подняв глаза от пола лишь тогда, когда я позвал ее. И, кажется, я увидел в ее взгляде облегчение.
  - Годлинд ушел к Замку Судей, - тихо сказала Нейт. - Мне показалось, что он был пьян, и я пыталась отговорить его, но он ничего не хотел слушать. Что теперь будет, пришелец?
  Я не знал, что ей ответить. Случиться могло все что угодно. Ведь мы даже не знали, с какой стороны ждать удара от Самаэля. А в том, что он нападет, я не сомневался. Мы могли либо уйти в Агарту, присоединиться к Кайру и встать во главе мятежа, либо пойти вслед за Годлиндом к замку. Почему-то мне казалось, что ему не справиться одному, а с нашей помощью у него и у нас были какие-то шансы.
  Я рассказал о своих соображениях Нейт, и девушка, не задумываясь, поддержала меня. Она тоже понимала, как важен Годлинд для того, чтобы вывести людей наверх и была готова отправиться ему на помощь, не медля ни секунды, но я чувствовал, что это плохая идея. Идти сейчас в темноте через лес мне казалось полнейшим безумием. А возвращаться в неспокойную Агарту, где был известный мне потайной тоннель в замок, было, по меньшей мере, опасно - можно было легко получить случайную пулю как от подпольщиков, так и от солдат Годлинда. И потом у меня не было уверенности, что меня так же легко впустят обратно в город, как выпустили, без Верховного Стратега. Кроме того, я ужасно устал и не сомневался, что утром после даже короткого сна толку от меня будет гораздо больше.
  Мы решили выдвигаться рано утром на следующий день. Нейт разместила меня в своей комнате, а сама заняла узкий и неудобный лежак в сторожевой башне, расположенной двумя этажами выше, не желая даже слышать о том, чтобы там переночевал я.
  
   
  Глава девятнадцатая
  Нейт проснулась от того, что увидела напугавший ее странный сон, который даже после пробуждения не укладывался у нее в голове. Он противоречил всему тому, что она знала и во что верила, но был таким реалистичным, что она не сразу смогла сбросить с себя его липкую паутину.
  Она увидела во сне Карла Акера, с ужасом и недоумением смотревшего на жизнь подземного города. Бесправные рабы, тащившие телеги со Стратегами и солдатами, немытые женщины, готовившие скудные обеды своим семьям прямо на вонючих улицах, оборванцы, которым повезло еще меньше и не досталось вообще никакой еды... Картинка внезапно поменялась. Нейт все еще была под землей, но не на улицах города, а где-то в тайных коридорах, построенных Судьями. По тоннелю шел Кайр. Она знала его, но во сне никак не могла вспомнить, при каких обстоятельствах они познакомились. Он вел группу вооруженных людей, и его целью было отбить обоз с продовольствием для солдат, направлявшийся с подземных ферм в город. Откуда-то она знала, что это были подпольщики - люди, оказавшиеся вне закона, желавшие изменить порядок, установленный Годлиндом в городе, освободить людей, ставших рабами Стратегов и бесправными слугами солдат. Вдруг она увидела Годлинда, отчитывавшего одного из Стратегов - давно обезумевшего старика, имени которого она никак не могла вспомнить. Речь шла о Карле Акере. Годлинд теперь был совсем не похож на того, которого она знала: черные круги под глазами, обвисшие веки, мутный взгляд, рваная грязная одежда. Он был просто в бешенстве, но старик словно не понимал, о чем с ним говорят. Он лишь непрерывно хихикал, качая из стороны в сторону своей давно немытой головой, и теребил в руках края своего черного с росписями плаща. Наконец, видимо не выдержав или закончив гневную тираду, Верховный Стратег достал длинный острый клинок и всадил его по самую рукоятку в сердце в чем-то виноватого безумца, который, не издав ни единого звука, мешком рухнул к его ногам. Легко подхватив тело, Годлинд занес его в потайной коридор, скрывавшийся за красивым старинным троном, совершенно не вписывавшимся в подземную жизнь Агарты...
  Нейт никак не могла отогнать от себя остатки этого сна, плотно врезавшегося ей в память. Словно это был не сон, а воспоминания о чем-то реальном. Но она была уверена, что это был лишь ночной кошмар - плод усталости и волнений, которые стали ее неизменными спутниками в последнее время. Ей и раньше снились кошмары, и всегда от них оставался такой же ужасный липкий осадок, как сегодня. Часто проходили долгие месяцы, прежде чем остатки таких снов улетучивались из ее памяти, оставляя после себя лишь смутные образы, дремавшие где-то глубоко в подсознании и готовые в любой момент вновь ожить и вернуться, чтобы мучить ее снова и снова.
  Из всех прежних кошмаров Нейт хорошо запомнила лишь один - самый первый, который приснился ей, когда она была еще совсем маленькой и жила в городе на поверхности. Тогда она вернулась из школы и почему-то ужасно захотела спать. Сил хватило только на то, чтобы дойти до мягкого дивана и, не раздеваясь, упасть на него. Девочка сразу же погрузилась в сон, но вместо обычной черноты она увидела какое-то незнакомое ей место. И без того темное небо было затянуто клубами черного едкого дыма, от которого было трудно дышать и ужасно болели глаза. Она лежала, придавленная упавшей стеной разрушенного дома, но совсем не чувствовала боли. Почему-то она смотрела только на плиту, лежавшую на ее ногах. Что-то, как будто внутренний голос, говорило ей, чтобы она не смотрела по сторонам. Но она ведь была совсем маленькой - как она могла слушать какой-то голос, пытавшийся побороть ее неукротимое детское любопытство! И она посмотрела сначала направо, а потом налево. Не сразу девочка поняла, что лежит среди изувеченных трупов. Плита, лежавшая на ее ногах, была единственным чистым ярко-серым пятном в этой страшной комнате, остатки стен, пола и потолка которой были черными от копоти и грязными от брызг крови. Люди, лежавшие вокруг, были ей знакомы, но она не могла вспомнить, откуда их знала и что связывало ее с ними до того, как они умерли.
  Тогда Нейт, проснувшись, долго плакала и до следующей ночи мужественно боролась со сном. Но в какой-то момент она все же уснула, а кошмар не повторился. Постепенно все стало как прежде, и лишь изредка страшные видения возвращались к ней. Много позже Судья Гракк научил ее не бояться их, а воспринимать как дар свыше, который должен чему-то научить ее или от чего-то защитить. "Сон, - часто говорил Гракк, - это причудливое сочетание фантазии с реальностью, которая уже была или еще только будет. Соотношение этих компонентов много от чего зависит, но в твоих снах, Нейт, фантазии отведена роль практически незаметная. Поэтому всегда доверяй тому, что тебе снится. Но помни, что из снов следует делать правильные выводы, поскольку неправильный вывод даже из полезного сна может принести вред...".
   С трудом поднявшись с кровати, Нейт посмотрела в узкое окно. Уже давно наступило утро. Ей сегодня предстоял трудный день, и размышления над только что увиденным во сне были отложены на потом.
   
  Глава двадцатая
  Годлинд не помнил, как оказался на этом холме. Отсюда был отлично виден замок, который так пугал его. Нет, не пугал - скорее вызывал какой-то необъяснимый первобытный ужас. Никогда раньше не приходилось ему испытывать таких эмоций. Прошло уже много минут с того момента, как он упал в густую траву после сумасшедшей гонки, когда этот самый ужас заставил его повернуться спиной к замку и броситься бежать сломя голову, не разбирая направления, спотыкаясь, раздирая в кровь руки и ноги. Но тело еще не слушалось его, словно принадлежало кому-то другому. Дыхание, сбившееся во время бега, до сих пор не восстановилось, и он судорожно хватал ртом воздух, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.
  Он не мог дольше ждать момента расплаты, не мог больше жить с тяжелым грузом вины, который с каждым прожитым годом тянул его все глубже вниз, в пучину безумия и безысходности. Годлинд подозревал, что это состояние связано не только с его прошлым. Возможно, и на него начал действовать отравленный воздух этого мира, когда-то практически уничтоживший всех его обитателей. Раньше Годлинд не был так сильно подвержен его воздействию. Он изменился, как и все остальные, но изменился в лучшую, по его мнению, сторону - стал сильным, целеустремленным, решительным. У него открылись способности к организации людей и управлению ими, благодаря которым он в первые дни после Великой Катастрофы сумел сплотить вокруг себя лучших из оказавшихся в подземельях жителей и с их помощью получить неограниченную власть. Но теперь, по прошествии стольких лет, возможно, что-то изменилось. Он физически ощущал, что его мозг уже не в состоянии столь же быстро и верно принимать решения и реагировать на малейшие изменения в настроениях жителей Агарты. Закрывая на это глаза, он рисковал не только собой. Эти люди пока не были готовы к полноценной жизни, не могли отвечать за свои поступки, нуждались в постоянной опеке. Но им нужны были солнечный свет и свежий воздух, без которых они медленно вымирали.
  Годлинд никогда и ни с кем не обсуждал это, будучи уверенным в том, что другие Стратеги держались за свою власть гораздо крепче, чем он. Они любили править, но не ценили свой народ. И им было наплевать на то, что еще через несколько десятков лет жизни в подземельях люди просто исчезнут из этого мира. Так же наплевать на всех было и солдатам, которые делали вид, что подчиняются ему, но на самом деле их просто устраивало их положение и привилегии. Если бы он попытался их ограничить, его власти пришел бы конец.
  Когда Годлинд выдумал легенду про животных, напавших на людей, это показалось ему прекрасной идеей. Тогда он был молод, амбициозен и желал только одного - править этим миром. Со временем он понял, что, если бы тогда не сделал этого и позволил людям вернуться на поверхность, то, скорее всего, Самаэль довершил бы начатое. Но сейчас он сам был ничуть не лучше этого злого гения. Произвол солдат, насилия, казни, ссылки в рудники - все это было так похоже на злодеяния Самаэля, а Годлинд не делал ничего, чтобы прекратить это жестокое безумие, ставшее нормой жизни в Агарте. Но этому пришла пора положить конец.
  Он должен был все им рассказать и надеялся на то, что люди простят его и позволят остаться с ними. Все последние годы Годлинд посвятил тому, чтобы помочь оставшимся в живых жителям вновь стать хозяевами на этой земле, возродить все то, что было утрачено после Великой Катастрофы. Но в результате он стал их смертельным врагом. Они ненавидели его и считали тираном. И только вера в то, что он делал все это во имя них, помогала ему не сойти с ума...
  Верховный Стратег с трудом поднялся и побрел в сторону города. Солнце медленно опускалось за лес, но он не боялся темноты. Ведь на самом деле в этом прекрасном некогда мире не было никаких животных, по-настоящему опасных для человека. А были лишь мифы, посеянные в поврежденные хрупкие умы людей.
  Шаг за шагом на еще не до конца окрепших ногах Годлинд шел к городу, пытаясь подобрать слова, которые он мог бы сказать людям. Из леса он вышел уже глубокой ночью. В свете звезд разрушенный исполин - Храм Сфинкса - был отчетливо виден. Зиявшие в его каменном теле бреши чернели, словно оскалившиеся пасти, готовые поглотить любого, осмелившегося потревожить царившее здесь спокойствие. От этих мыслей неустрашимый правитель невольно вздрогнул. Эти развалины, впервые открывшиеся ему в таком ракурсе, вновь вернули его в ту ночь, когда обезумевшие люди, словно дикие звери, бросались друг на друга, желая только одного - убийства.
  Годлинду оставалось пройти еще несколько сотен метров до главного входа в храм, когда перед ним вдруг возникла темная фигура. Лицо человека было закрыто капюшоном, а длинный бесформенный плащ закрывал тело до самых пят.
  - Стой, несчастный! - заставил Годлинда вздрогнуть голос этого человека. - Ты думаешь, что тебя не коснулось то, что случилось с остальными людьми? Нет, с самых первых дней твой мозг был поврежден - ты сумел сохранить лишь остатки разума. Ха! Безумный правитель безмозглых кукол!
  Годлинд замер на месте, будучи не в силах ни сделать шаг, ни что-либо возразить. Он часто думал о том, что, возможно, действительно подвергся воздействию вируса в большей степени, чем осознавал, но всегда гнал эти мысли прочь. Ведь если это оказалось бы правдой, то все, что он делал, лишь вредило людям, было сумасшедшим бредом, плодом фантазий, рожденных в умирающем мозгу.
  - Ты живешь в мире иллюзий и грез, - продолжал незнакомец. - Ты жалок, Годлинд! Вирус лишь раскрыл твою истинную сущность палача и тирана.
  Эти слова, сказанные издевательски спокойным голосом, заставили Годлинда взреветь и броситься на обидчика. Это не могло быть правдой! Годлинд многие часы думал об этом, закрывшись в своем кабинете и не впуская к себе никого. Иногда он напивался, и тогда бессильная ярость заставляла его крушить все вокруг. В такие моменты ему казалось, что лучше было бы быть сумасшедшим. Ведь в этом случае не надо было заботиться об этих людях, не надо было что-то менять. Но опьянение проходило, и с головной болью возвращались тяжелые мысли об ответственности. Все начиналось заново. Этот замкнутый круг сводил его с ума.
  Замахнувшись, Годлинд вложил всю свою силу в удар, нацеленный в голову говорившего. Но кулак поразил лишь пустоту, а черный плащ тряпкой обвис у него на руке. В пустоте ночи остался лишь голос:
  - Ты сам все это придумал, Годлинд. Сам от этого и погибнешь! Расплата близка!
  Жестокие слова перешли в кашляющий смех, постепенно затихавший в воздухе. Годлинд, тяжело дыша, опустился на уже остывшую землю и заплакал. Это были слезы отчаяния, которые так долго пытались пробиться сквозь выстроенную им стену умения держать себя в руках. В голове его роились какие-то мысли, настолько быстро сменявшие друг друга, что он не успевал уловить их смысла. Словно сотни людей пытались одновременно донести до него свои переживания, страдания и боль. Стена, которая помогала ему справляться со своей ношей, была разрушена и растоптана. Все, что он любил или думал, что любил, в один момент оказалось поруганным и растоптанным.
   Из всего этого потока несвязных мыслей постепенно начала формироваться одна: все это неправда. "Неправда, неправда, неправда!" - пульсировало у него в голове. Но зерно сомнения было посеяно и быстро всходило на благодатной почве. Он вспоминал все, что происходило с ним в последние годы, все, что он делал и говорил. Все, кого он безжалостно уничтожил за попытку изменить что-то в их жизни, вставали у него перед глазами, обжигая укоряющими взглядами.
  Годлинд встал и посмотрел в сторону Сфинкса. До него было недалеко - не больше каких-то пятисот шагов. Но к нему медленно подходили три огромных зверя, преграждая путь туда, к его народу. Они не отрывали горящих глаз от его горла. Издав крик отчаяния, Годлинд бросился на них, желая дорого отдать свою жизнь. Но даже это ему не удалось. Первым же ударом когтистая лапа свалила его с ног, и острые зубы впились ему в глотку. Бесстрашный правитель был сражен практически без боя.
  
   
  Глава двадцать первая
  Я проснулся удивительно отдохнувшим. Все неприятности, которые мне пришлось пережить за последние сутки, странным образом почти не сказались на мне - ни одна мышца не болела, на теле осталось лишь несколько синяков и небольших ссадин, которые почти не болели. Случись такое со мной в прежней жизни, я вряд ли бы остался жив.
  Дверь комнаты бесшумно отворилась, и зашла Нейт. Вид у нее был уставший и немного расстроенный.
  - Как твое самочувствие, Карл? - спросила девушка, внимательно глядя мне прямо в глаза, будто боялась, что я ее обману.
  - Никогда лучше себя не чувствовал, - искренне ответил я. - И я уверен, что мы найдем возможность уничтожить Самаэля.
  Нейт вздохнула. Она по-прежнему оставалась печальной и в ответ на все мои попытки расспросить ее о причинах этого лишь отмахивалась.
  Моя одежда пережила последние дни гораздо хуже, чем я, и носить ее было уже явно нельзя. Но, как оказалось, Нейт позаботилась об этом. В маленьком шкафчике около кровати оказались чистые штаны, кофта и куртка, сделанные из какого-то необычного, но очень плотного и приятного на ощупь материала. Только сейчас я заметил, что Нейт была одета точно так же. Увидев, с каким недоумением я рассматриваю новую одежду, она пояснила:
  - Сейчас такую уже не найти. Эта осталась из запасов Судей. Мы не знаем, из каких материалов ее делали, но она не пачкается, не мнется, отлично защищает и от жары, и от холода и практически не изнашивается. Надевай, не бойся.
  С вечера мы собирались направиться на помощь Годлинду, но так и не решили, какой путь будет наиболее безопасным. Я был уверен, что наверху, так же как и в подземельях, есть потайные ходы. А это был бы лучший вариант, как незаметно пробраться в логово Самаэля.
  Мы с Нейт стали методично ощупывать стены, выходившие в сторону Замка Судей. Вряд ли древние строители стремились усложнить себе жизнь и построить более длинный ход, чем было необходимо для простого пешего сообщения. Я лишь надеялся, что мыслили мы с ними примерно одинаково. Но внезапно я замер, пораженный новой догадкой:
  - Нейт, ты сможешь найти ту площадь, на которой Самаэль впервые появился перед вами?
  - Думаю, да. Но зачем тебе это?
  - Неужели не понимаешь? Помнишь, ты рассказывала, что Самаэль, когда на него набросились жители города, внезапно исчез? Думаю, он заранее нашел путь для отступления. Надо попытаться найти вход в подземный коридор где-то там, где он пропал.
  Мы, не раздумывая больше ни секунды, отправились на то место, где раньше была площадь. Ничто не говорило о том, что когда-то здесь собирались люди, проходили праздники. От былой красоты осталась лишь мощеная мостовая, которая еле угадывалась под мхом и травой, да несколько остовов каменных зданий. От многих сооружений не сохранилось даже фундаментов. И нигде не было ни намека на вход в потайной тоннель.
  Нейт, подобрав с земли кусок известняка, начертила круг диаметром около двадцати метров, в котором должна была находиться зона наших поисков. Именно здесь Самаэль исчез, укрываясь от встревоженных горожан. Очерченное пространство было практически ровным. Брусчатка здесь сохранилась даже лучше, чем вокруг, но я не верил, что вход в лаз был под ней. Однако с северной стороны этой зоны высились остатки какой-то необычно широкой стены. Именно на ней я и решил сосредоточить свое внимание в первую очередь.
  Я исследовал стену, начав с ее левого края - наиболее близкого к Замку Судей. Нейт же начала проверять камни от центра. К тому времени, когда я дошел до середины стены, моя напарница уже завернула за угол и искала проход с обратной стороны.
  Присев на камень, я достал флягу с водой. Несмотря на то что еще утром я прекрасно себя чувствовал, сейчас усталость буквально валила меня с ног. Это было неудивительно - ведь прошло уже около семи часов активных поисков, за которые нам не удалось ни на шаг приблизиться к Самаэлю.
  Мои размышления прервал испуганный крик Нейт. Я вскочил на ноги и бросился к ней. Через пять секунд мы вместе стояли над небольшой темной дырой.
  - Я испугалась, потому что пол начал рассыпаться у меня под ногами, когда я ощупывала один из камней, - пояснила Нейт и как-то растеряно взглянула на меня.
  Вероятно, она нашла нужный механизм, но он был настолько обветшалым, что, вместо того чтобы открыть проход, просто провалился под землю вместе с закрывавшей его плитой.
  Я прислонился к стене и молча рассматривал открывшийся лаз. Пока мы были заняты поисками, я не думал о предстоявшей встрече с Самаэлем. О том, что мы ищем его для того, чтобы убить. И вот настал момент, когда больше откладывать эти мысли было нельзя. Если мы спустимся в открывшийся лаз, назад дороги не будет.
  Я не был убийцей. И я был точно уверен, что никогда не смогу простить себе убийство даже такого жестокого существа, как Самаэль. Его надо было остановить, но все во мне противилось тому, как мы собирались это сделать. При одной мысли об этом в моей памяти всплывали те ощущения, которые я испытал тогда, когда нож в моей руке пронзил горло Годлинда. И хотя это было лишь иллюзией, испытать такое еще раз я не хотел, не сомневаясь, что в реальности будет еще хуже.
  Я взглянул на Нейт. Никогда я не видел ее такой подавленной и уставшей. Ее всегда прямая спина сейчас согнулась, словно под огромным грузом, глаза и щеки ввалились, волосы беспорядочными клочьями торчали во все стороны. Внезапно она села на землю и заплакала. Я не знал, что мне делать. В таких ситуациях я всегда чувствовал себя неуверенно. Но в то же время я вновь преисполнился решимости добраться до того, кто сломил сильный и независимый дух этой прекрасной женщины. Добраться, а дальше будь что будет.
  Я опустился на колени и, обхватив голову Нейт, ласково прижал ее к себе. Но она внезапно вырвалась:
  - Все в порядке, Акер. Это просто минутная слабость. Через пять минут я буду готова идти.
  Реакция Нейт была совершено непонятной. Я ведь просто хотел поддержать ее. Я, конечно, знал, что она мне нравится и привлекает меня с каждым днем все сильнее. Но сейчас я не думал ни о каких романтических отношениях. Впереди нас ждало, пожалуй, самое сложное испытание, с которым меня когда-либо сталкивала судьба. И его надо было обязательно выдержать, потому что на кону была сама жизнь.
  В потайной коридор вела высеченная прямо в скале лестница, в которой было примерно пятьдесят высоких и широких ступеней. Спускаться было неудобно. Оказавшись внизу, я прикинул, что мы находимся на глубине более двадцати метров. Стены тоннеля были изрезаны трещинами, кое-где виднелись отверстия, напоминавшие змеиные норы, только диаметром около метра. Кажется, именно из таких вылезали во внушенном мне Самаэлем кошмаре те ужасные твари, и я ускорил шаг, в любой момент готовый либо бежать вперед, либо ретироваться в зависимости от того, с какой стороны придет опасность.
  Тоннель уже начал казаться мне бесконечным, когда каменный пол под ногами вновь перешел в крутую лестницу, ведущую наверх. Еще через минуту мы оказались перед массивными деревянными дверями. С нашей стороны никакого засова мы не увидели. Я с силой толкнул створки, и они со страшным скрипом растворились, впустив нас в светлую, но совершенно заброшенную комнату.
  Это была библиотека, но совсем не та, в которой Самаэль позволил мне искать разгадку разрушения города и изучать историю Сфинкса и его Судей. Все здесь - книги, мебель, окна - было опутано паутиной. Тут явно никого не было не один год. Я схватил какую-то палку, валявшуюся прямо у двери, и принялся энергично ею размахивать, очищая проход к следующей двери. Закончив неравную борьбу с паутиной, я из любопытства решил взглянуть на многочисленные книги, стоявшие на стеллажах, закрывавших все стены от пола до потолка. Все эти толстые тома в потрескавшихся кожаных переплетах манили меня, как конфеты ребенка. Раскрыв первую попавшуюся книгу, я с удивлением уставился на пожелтевшие от времени пустые страницы. Откинув ее в сторону, я достал следующую, потом еще и еще одну. Все книги, которые я доставал, были просто красиво переплетенными листами чистой бумаги. Внимательнее посмотрев на комнату, я понял, что все в ней было лишь муляжом, сделанным достаточно качественно, но для невнимательного зрителя. Все "книги" имели от силы десять или пятнадцать типов обложек, повторявшихся бесчисленное количество раз. Подсвечниками, подвешенными на стену с окнами, на которой не было полок, явно никогда не пользовались, а у двух маленьких столиков, предназначенных, видимо, для чтения книг, даже не было стульев.
  Делать здесь явно было нечего, и мы решили осматривать замок дальше. За следующей дверью обнаружилось такое же запустение. Мы быстро прошли по центральным комнатам первого этажа, везде встречая одну и ту же картину - пыль, паутину и бесконечные декорации вместо реальной жизни. В замке явно никто никогда не жил, и задействованы в нем были лишь несколько комнат, в которых некогда обитал я и, вероятно, сам Самаэль. Если Замок и использовался когда-то Судьями, то все следы этого они тщательно уничтожили.
  Я на секунду задумался над увиденным, а затем решительно отправился искать выход. Через несколько минут я уже распахивал широкие ворота на улицу.
  - Годлинд, мы тут! Опасности нет, мы ждем тебя! - Как можно громче крикнул я, повернувшись к лесу. Но ответа так и не дождался.
  Нейт вышла вслед за мной, с любопытством осматривая окрестности замка:
  - Странно, что Годлинда нет. Он уже давно должен был прийти сюда.
  Она уселась на большой валун, наполовину вросший в землю, и задумчиво посмотрела в сторону леса, за которым была Агарта.
  - Он был здесь совсем недавно, - указал я на примятую траву и сломанные кусты на опушке леса примерно в ста метрах от нас.
  - И он явно уходил в спешке, - добавила Нейт. - Те кусты очень колючие. Просто так через них не пройдешь. Удивительно, как он вообще рискнул подойти так близко к замку, зная об опасности, грозящей всем жителям города около него.
  Годлинда не было, как больше не было и у нас причин ждать его тут. К тому же я опасался, что Самаэль мог не просто так покинуть замок, а отправиться в Агарту, чтобы, воспользовавшись воцарившимся там хаосом, завершить свой план. Вся иерархия власти в городе держалась исключительно на авторитете Верховного Стратега и страхе перед ним. Следовательно, подпольщики наверняка уже захватили власть, а управленцами они были, как мне показалось, довольно посредственными.
  - Надо возвращаться в город, но, думаю, нам стоит идти по верху. Где-то там нас может ждать Годлинд и, возможно, ему нужна наша помощь.
  Нейт без споров согласилась со мной. Ничего другого она предложить все равно не могла.
  Мы вышли из замка, когда солнце уже зашло. Однако небо было ясное и дорогу было хорошо видно в призрачном белом свете казавшейся огромной Луны, низко висевшей над лесом. Путь предстоял долгий и сложный, но другой дороги в Агарту здесь не было. Быстро преодолев открытый участок перед замком, мы углубились в лес. Здесь было удивительно тихо. Ночные обитатели словно замерли в ожидании чего-то. Но отступать было поздно, да и некуда. Я не сомневался, что сейчас каждая минута была на счету, и ждать рассвета мы не могли.
  Несмотря на мои опасения, лес мы тоже преодолели без сложностей. Разве что незаметные в темноте ветки поцарапали нам лица и руки, но это были пустяки, обращать внимание на которые сейчас было бы по меньшей мере странно. Волнение не отпускало меня ни на минуту. Я вот-вот ожидал какого-то подвоха, однако ничего не происходило.
  До храма оставалось пройти совсем немного, когда мы наткнулись на какое-то тело, как-то неряшливо лежавшее на земле. Длинные седые космы что-то напоминали мне, но я боялся озвучить свою догадку. Преодолевая брезгливость, я перевернул тело ногой и вздрогнул. Мое предположение подтвердилось - перед нами лежал Самаэль. Глаза трупа были широко раскрыты, рот словно застыл в неслышном крике. На нем не было ни единой царапины, и это пугало. Я уже давно понял, что у тех, кому мы перешли дорогу, арсенал возможностей, далеких от нашего понимания, был настолько велик, что предсказать их следующие шаги было почти невозможно.
  - Либо Годлинд каким-то образом победил Самаэля и вернулся в город...
  - ...Либо в городе сейчас вовсе не Годлинд, - перебила меня Нейт.
  Я недоуменно уставился на нее, настолько странным было ее предположение. Она кратко рассказала мне свой сон о том, как Годлинд, не похожий сам на себя, был в городе и убил безумного старика, и резюмировала:
  - Гракк учил меня, что тело человека - это лишь оболочка, которую можно легко поменять, если знать как. Не сомневаюсь, что Самаэлю это известно, и он не мог упустить такую блестящую возможность попасть в Агарту!
  Этот удар был слишком неожиданным, ведь я рассчитывал на помощь Годлинда. Без него освободить жителей города будет гораздо сложнее. Просто потому, что им некого будет бояться. Вероятно, тот, кто убил его, хорошо понимал это. Именно поэтому он нанес свой очередной удар по нему, а не по нам. Нашему противнику доставляло удовольствие смотреть на то, как рушатся наши планы и надежды. Он издевался над нами с гениальной изощренностью, противостоять которой было невозможно. В тот момент я уже почти не сомневался, что мы погибнем. Рано или поздно, быстро или медленно, но конец был неизбежен. И мы сами шли навстречу своей смерти, шаг за шагом приближаясь к ней, пока еще невидимой, но уже смердящей особенной вонью страха и отчаяния.
  Впервые я почувствовал ее запах в одной из ужасных больниц Южной Африки, где оказался, подхватив малярию. Тогда я был на волосок от смерти по своей собственной глупости - забыл взять с собой в семидневную экспедицию вглубь континента таблетки от этой заразы. Для меня тогда все обошлось. Но были и другие, кому не так повезло. Эти люди, кричавшие от нестерпимой головной боли, мучившиеся в конвульсиях и умиравшие у меня на глазах, тоже боялись смерти. Но усилия малограмотных врачей, не имевших ни нужного оборудования, ни хороших медикаментов, часто были тщетными.
  Я тряхнул головой, отгоняя от себя эти воспоминания. Если предаться им сейчас, то можно довести себя до полного отчаяния - и тогда у нас не останется ни одного шанса выжить. А пока он был. И я собирался бороться до тех пор, пока не выиграю или не проиграю.
  Через пять минут мы уже подходили к той самой потайной двери, через которую когда-то Нейт вывела меня наружу. Уверенно положив руку на знакомый выступ, я привел в действие невидимый механизм - и проход открылся. Наше путешествие приближалось к концу. И я крепко сжал руку своей спутницы, пытаясь показать, что все под контролем. Она с благодарностью взглянула на меня и стала всматриваться в тоннель впереди.
  До укрепленного входа в подземный город оставалось совсем недалеко, когда прямо перед нами выступили из темноты три огромных зверя. Они медленно двигались нам на встречу, чуть пригнувшись к земле, готовые прыгнуть при любой нашей попытке убежать. Но что-то заставило меня расслабленно и лениво шагнуть им навстречу и демонстративно зевнуть. Посмотрев на зверей, я тихо сказал:
  - Нейт, они питаются твоими чувствами. Эти звери просто плод нашей фантазии. Они не существуют на самом деле, но способны убить, если поддаться страху. Думаю, именно так Самаэль и действует. Все время вы жили в страхе перед животными, а мне их образы были врублены прямо в мозг. И теперь кто-то этим пользуется. Это все равно что рассказать ребенку про Бабу-Ягу. Ее нет на самом деле, но после того как ребенок о ней узнает, она навсегда поселяется в его в сознании и подстерегает за каждым темным углом.
  Нейт удивленно посмотрел на меня, и я вспомнил, что здесь детям не рассказывали сказок, а про Бабу-Ягу вообще вряд ли кто-то слышал. Пожав плечами, я пошел дальше. Хищников уже не было. А это означало, что теперь мы знали, как действует наш противник.
  - Самаэль не может убить физически, - продолжал я строить свои предположения. - Ему надо уничтожить противника изнутри, сломить его душу посредством страха или душевных мучений. Или и того, и другого.
  - Но ведь ты сам говорил, что Годлинд все знал. А значит, животными его напугать было невозможно.
  - Нет, возможно. Именно это с ним и случилось. Теоретически он знал, что все было выдумано, что в этом мире практически ничего не угрожает человеку. Но он жил в атмосфере посаженного и выращенного им же самим страха. И когда он оказался лицом к лицу с хищниками, та часть мозга, которая верила, победила ту, которая знала.
  Нейт с сомнением посмотрела на меня, но возразить ей больше было нечего. Оставалось лишь молча двигаться дальше.
  Через несколько десятков шагов мы подошли к первым воротам подземного города. Как я и надеялся, они были открыты, а у входа толклась небольшая группа вооруженных людей, не похожих на солдат Годлинда.
  - Эй, ребята, как дела? - попытался я завязать диалог.
  Но, видимо, дипломат из меня, и правда, был никудышный. Вместо приветствия вся группа, моментально насупившись, подняла свои грозно выглядевшие ружья и направила их на нас.
  - Вы кто такие и что вам надо? - подозрительно спросил один из них, но вдруг опустил оружие. - Нейт!? Это ты!? Я думал, ты погибла! Ребята! - продолжил он, обернувшись к своим спутникам, - Когда-то Нейт спасла мне жизнь. Я не был бы сейчас с вами, если бы она не залатала мои раны после той безумной ночи.
  Парни из отряда опустили оружие и тут же принялись с любопытством рассматривать меня и мою спутницу, отпуская грубоватые, но незлобливые шутки в наш адрес. С дисциплиной тут явно были проблемы.
  - Мне нужен Кайр. Городу грозит опасность, которую еще можно предотвратить, - сказал я.
  - Он где-то в городе. С тех пор как Годлинд ушел наверх, все изменилось. Кайр решил организовать нападение, но нам даже не пришлось стрелять! Стратеги не показываются из своих домов, кажется, забаррикадировав входные двери. Солдаты шатаются по улицам, пугая жителей. Я не понимаю, что происходит, но, возможно, удача наконец улыбнулась нам. И совсем скоро мы установим здесь новую власть! Жизнь изменится!
  Я понимал, что спорить с этими болванами бесполезно. А они были одними из лучших. Просто отупели от той жизни, которую вели. Ведь подпольщики были вынуждены скрываться и были многого лишены. "Если мы и победим в этой неравной борьбе, - мелькнула у меня в голове мысль, - то придется еще немало сделать для того, чтобы эти люди смогли жить полноценной жизнью".
  Надо было встретиться с Кайром, пока не случилось неизбежное. Но один вопрос меня интересовал в первую очередь:
  - Как давно вы тут дежурите? Мы практически уверены, что Годлинд снова в городе.
  - Не так давно. Когда мы шли сюда, нам попался кто-то, похожий на Годлинда, но это был точно не он! Уж очень ужасно он выглядел!
  Мои опасения сбывались. Теперь действовать надо было не только аккуратно, но и быстро. Мы все еще не знали, как именно Самаэль хочет убить горожан, но я не сомневался, что у него есть для этого план. Это существо было помешано на смерти.
  
   
  Глава двадцать вторая
  Самаэль, одетый в какие-то грязные лохмотья, шел по центральной улице города. Он не привлекал внимания. Эти люди были слишком поглощены собой, своей никчемной и бессмысленной жизнью - как у домашнего скота. Он даже был немного уязвлен тем, что его эффектное появление в теле Годлинда, который был так страшен для жителей города, не произвело ровным счетом никакого впечатления. Словно перед ними был обычный оборванец, а не Верховный Стратег, державший весь город в страхе и повиновении. Но он не сомневался, что очень скоро сумеет привлечь их внимание. Перед самой их смертью!
  Его новое тело, столь любезно предоставленное ему Верховным Стратегом, было намного удобнее предыдущего. Он стал гораздо сильнее и проворнее, и чувствовал себя значительно лучше, чем раньше. Небольшие сложности были связанны с тем, что тело досталось ему уже мертвым. Это заметно отразились на внешнем виде - кожа на лице обвисла, губы посинели, а под глазами налились огромные мешки. Но все это было не страшно, поскольку никак не могло помешать выполнению плана.
  Он ненавидел всех этих тупиц! Однажды они отвергли его, и за это все они теперь умрут! Самаэль невольно улыбнулся, представив себе эту картину. Он часто мечтал об этом. Придумывал разные варианты убийства. Один из них он даже продемонстрировал Акеру, напугав того до полусмерти. По подсчетам Самаэля, пришелец и его подружка уже должны были умереть, столкнувшись в темных коридорах с его охотниками, которые не раз уже доказывали свою эффективность.
  Надежное убежище в городе было подготовлено у Самаэля достаточно давно. Для этого у него было здесь несколько верных помощников, которые, впрочем, не всегда справлялись с поручениями и за это тоже заслуживали смерти.
  Идя по городу, он практически повсюду замечал организованные группки людей, деловито снующие по узким темным улочкам. Это члены подполья, воспользовавшись тем, что Годлинд покинул город, не оставив никаких указаний солдатам, пытались развить какую-то деятельность. Они просто не понимали, что все кончено.
  Способов сломить разум людей было множество. Но у этой игры всегда был только один конец - смерть. Самаэль ухмыльнулся, уверенно продвигаясь вглубь города. Ему предстояло сделать кое-что важное. Он хотел эффектного завершения. Все это он продумал давным-давно. И вот время пришло. Он так долго ждал этого момента! Годлинд был мертв, Акер и Нейт тоже наверняка были уже погибли, и он чувствовал себя почти удовлетворенным. От всех этих убийств, каждое из которых он совершил, у него остались прекрасные воспоминания. Это был настоящий театр, где главные роли играли актеры с неподдельными чувствами. На лице Самаэля играла улыбка. Со стороны можно было бы подумать, что он вспоминал о своих любимых внуках.
  Продолжая улыбаться, Самаэль зашел в тот дом, где Карл Акер оказался перед тем, как его похитили люди Кайра. Это был его просчет. Всего на несколько минут он разрешил себе расслабиться и отвлечься от дел. И тут же его планы были нарушены. А ведь пришелец мог бы уже давно быть мертвым! Но старик не расстраивался. Он не сомневался, что сумеет найти и другой способ избавиться от Акера, если тот еще жив. Это будет лишняя возможность попрактиковаться в искусстве убивать. Уже давно ему не попадались достойные соперники - и в этот раз он надеялся раскрыть свои возможности в полной мере.
  Здесь, в этом доме, который Самаэль использовал в Агарте как свой штаб внутри города, он хранил кое-какие необходимые для работы вещи. Последний раз он заглядывал сюда сразу после похищения Акера. Он приходил, чтобы избавиться от неудачника Стратега, провалившего порученное ему дело.
  Много раз, приходя в Агарту одному ему известными потайными ходами, Самаэль порывался завершить свой план. Но всегда останавливал сам себя. Слишком велик был риск, что Годлинд сумеет отреагировать, а тогда пришлось бы начинать все заново. И он вновь и вновь откладывал эффектный финальный акт, время которого наконец-то пришло.
  Войдя в центральную комнату, Самаэль уверенным движением руки отодвинул штору, скрывавшую стену за постаментом с троном. Это просторное помещение он обставлял когда-то очень давно, когда ему хотелось потешить свое самолюбие. Он даже сидел пару раз на этом троне - настоящем произведении искусства, представляя, как перед ним падают ниц люди, прося о милости. Это воспоминание заставило старика вновь улыбнуться. Приятное тепло от этих мыслей грело его, как весеннее солнце в полдень. Он мог часами предаваться таким воспоминаниям. Его память хранила сотни фактов, тысячи дат, десятки тысяч имен. Особенно ему нравилось вспоминать казни, которые он старался не пропускать. Самаэль до малейших деталей помнил лицо каждого приговоренного, мольбы о пощаде, оттенки звука, с которым отсеченная голова падала на деревянный помост. Если доски были влажными, то звук был приглушенным и коротким, если сухими - то звонким и четким...
  Какой-то шум у входной двери вывел Самаэля из забытья. Он быстро вошел в открывшуюся перед ним потайную дверь и привел в действие механизм, закрывавший ее. Благодаря хитроумному устройству стен он мог отлично видеть и слышать все, что происходило в комнате, оставаясь при этом невидимым для посторонних глаз. Вошедшие люди явно искали оружие. Быстро осмотрев комнату, они отправились дальше. Если бы они знали то, что знал Самаэль, они бы не оставили от этого дома камня на камне, пока не нашли то, что было здесь спрятано - мощнейшую взрывчатку. Именно за ней старик и пришел сюда. Теперь оставалось совсем немного. Наступали последние дни Агарты.
  Выйдя из дома, старик неспешно пошел по улице, которая должна была вывести его за город - к руднику. Количества взрывчатки, которую он взял с собой, должно было хватить на то, чтобы полностью обрушить выработанные горные породы вниз, запрудив подземную реку. По подсчетам Самаэля, даже если вода будет уходить через трещины в скалах, ее напора хватит для того, чтобы в течение двух или трех дней подняться и затопить Агарту со всеми ее жителями. Многие будут к тому моменту уже мертвы, а остальные утонут, как щенки. Он был доволен своим эффектным планом. Никто не должен был выжить.
  Самаэль предвкушал дальнейшее развитие событий, чувствуя себя дирижером, управлявшим огромным оркестром, исполнявшим сложное многоуровневое произведение. Одна его ошибка могла привести к сбою во всем задуманном, но Самаэль в себе не сомневался. Не для того он разрабатывал этот план, чтобы допустить ошибку в самом финале.
  Старик немного ускорил шаг. Сумка с взрывчаткой тяжело болталась у него на плече, но Самаэль был настолько поглощен своими мыслями, что мало обращал внимания на это неудобство, уверенно двигаясь по хорошо знакомой ему дороге. Он часто бывал здесь и раньше, когда продумывал детали своего плана. Ничего нельзя было оставлять на авось, все необходимо было проверить и убедиться в том, что задуманное пройдет так, как надо.
  Пройдя мимо главного входа на рудник, Самаэль нырнул в боковой проход, который, как он хорошо знал, спускался на несколько метров ниже площадки, с которой жители города сбрасывали помои и умерших. Именно здесь, по его расчетам, было идеальное место для обрушения горных пород и создания дамбы. Оставалось лишь заложить взрывчатку, поджечь длинный фитиль и покинуть опасную зону. А после этого он расскажет людям о том, что в подземельях скоро закончился воздух, и им будет нечем дышать. Это то, чего боялись все они. Возможно, это было единственным, что объединяло всех жителей Агарты. И тогда они умрут сами ещё до наводнения.
  Он хотел с особым удовольствием насладиться финальным актом разыгранного им спектакля. Смерть всегда завораживала. Ради того чтобы взглянуть на ее великолепие, сотни и тысячи людей забрасывали свои дела и шли к месту казни. Годлинд же всегда делал это зрелище даже совершеннее, позволяя людям самим участвовать в этом процессе. А сегодня Самаэль планировал, наконец, сам стать палачом.
  
  
  
  
  Глава двадцать третья
  Мы с Нейт быстро двигались по трущобам. Оглянувшись по сторонам, я решил, что Кайра здесь искать бессмысленно. Люди, обитавшие в этих местах, были не интересны подпольщикам - поднимать среди них восстание было все равно что показывать балет в свинарнике и ожидать аплодисментов. Нет, социальное деление жителей города требовало от главаря оппозиции активной работы ближе к центру - там, где жили ремесленники и торговцы. Те, кто сохранил остатки воспоминаний о прежней жизни. Именно туда мы и направились.
  Пройдя несколько кварталов, мы свернули на улицу, которая вела к центральной площади. Именно там я ожидал найти Кайра, выступающего перед теми жителями, у которых еще остались какие-то представления о справедливости, к которой взывали подпольщики. Издалека было видно, что площадь заполнена людьми. Колыхавшаяся разношерстная толпа, в которой кое-где можно было различить даже солдатские мундиры, недовольно гудела, реагируя на разносившиеся над площадью слова. Там происходило что-то важное - что-то, что заставило солдат, с уходом Годлинда ставших равнодушными к своим обязанностям, оторваться от творимых ими бесчинств и гуляний и прийти на площадь. Мы ускорили шаг и через несколько минут, активно работая локтями, протолкнулись туда, откуда было видно помост и отчетливо слышно говорившего.
  Вопреки моим ожиданиям, на помосте был не Кайр. Вернее, он тоже там был, но связанный и избитый, лежавший у ног Годлинда-Самаэля, который с пеной у рта выкрикивал в толпу бессвязные проклятия. Размахивая дубиной, безумец отгонял от помоста слишком близко приблизившихся людей, без тени сомнения разбивая головы самым нерасторопным. Не переставая размахивать дубиной, Самаэль кричал, что перекрыл доступ воздуха в подземелья. И очень скоро все в Агарте задохнутся.
  Я попытался вдохнуть полной грудью, но не смог этого сделать. Воздуха действительно не хватало. Люди вокруг меня тоже начинали задыхаться, падая на землю и разрывая на шеях тугие вороты. Возможно, это было очередным обманом Самаэля, но то, что он говорил это от лица Годлинда, тело которого теперь принадлежало ему, заставляло людей верить. Многие бежали прочь с площади, разнося страшную весть. Эта цепная реакция быстро должна была привести к гибели всех жителей подземелий. Нам надо было действовать быстро и точно, чтобы не допустить этого.
  Между тем гул толпы усиливался, находившиеся сзади давили все сильнее, и все больше людей падало на пол у подножия помоста с рассеченными головами. Мы с Нейт, будучи не в силах сопротивляться давлению сзади, тоже постепенно приближались к помосту. Отчаянно дернувшись, я сделал попытку вырваться, но тем самым лишь помог толпе вытолкнуть меня еще больше вперед. Я стоял прямо перед помостом, и слюна, вылетавшая изо рта Годлинда-Самаэля, кричавшего уже что-то совершенно нечленораздельное, попадала мне на лицо. Я видел, как бешено вращавшаяся дубина разбила голову стоявшему слева от меня человеку, и невольно зажмурился, ожидая смертельного удара. Но вместо этого я услышал хриплое дыхание прямо у своего уха. Открыв глаза, я увидел Самаэля, стоявшего на коленях передо мной. Окровавленная дубина валялась рядом. С его искусанных посиневших губ капала слюна, смешанная с кровью. Он пытался что-то сказать, но силы словно оставили его. Невнятный шепот был почти неразличим за гулом подступавшей толпы. Преодолевая страх и отвращение, я придвинулся к самым губам безумца.
  - Как тебе удалось, Карл Акер? Как тебе удалось? - твердил он, словно не веря в то, что я стоял перед ним.
  Не слушая больше его бред, я забрался на помост. У меня оставалось совсем мало времени. Практически все, кто находился на площади, уже лежали на полу, корчась и задыхаясь. Глубоко вдохнув, я, стараясь заглушить стоны людей, стал кричать о том, что все это ложь, что они должны дышать, потому что только страх мешает им делать это.
  - Я могу дышать, а значит, можете и вы! Все это лишь обман! Не верьте этому! Смотрите на меня! - выкрикивал я что было сил, надеясь, что это сработает.
  Больше я все равно ничего не мог сделать. Было страшно, что замутненное сознание жителей подземелий не справится со страхом, не сможет победить наваждение, навеянное коварным Самаэлем. Но мои опасения не оправдались. Глядя на меня и на Нейт, которая тоже забралась на помост, люди стали вставать с земли, все еще с опаской делая сначала неглубокие вдохи, а потом, осмелев, набирая полную грудь спертого, вонючего, но такого желанного в этот момент воздуха.
  Внезапно площадь сотряслась от страшного рвущего барабанные перепонки взрыва, вслед за которым послышался еще какой-то не менее громкий, но протяжный звук. Сначала я подумал, что эхо от взрыва так причудливо разлетелось в подземном пространстве, но потом сообразил, что это был шум падавших горных пород.
  Самаэль, замерший при звуке взрыва, внезапно приподнялся на руках и, устремив на меня из-под красных опухших век злобный взгляд, полный мрачного торжества, расхохотался:
  - И все-таки ты проиграл, Карл Акер! Ты проиграл, и все эти тупицы все равно скоро сдохнут! Река вышла из берегов!
  Последние слова мерзавца захлебнулись в крови, хлынувшей у него изо рта - кто-то из толпы залез на помост и вонзил нож ему в шею.
  Надо было убираться отсюда, пока эти обезумевшие от страха и льющейся крови люди не растоптали нас. Но сначала надо было освободить Кайра. Поскользнувшись и упав на скользком от пота и крови полу, я, не рискуя снова подняться на ноги, подполз к предводителю подпольщиков. Тот был без сознания, но, кажется, живой. Я попытался развязать узлы на веревках, стягивавших его руки, но лишь обломал ногти. Тот, кто его связал, был мастером своего дела. Со смешанным чувством брезгливости и жалости я вытащил нож из шеи мертвого Самаэля и перерезал веревки. Бесновавшаяся толпа не обращала на нас внимания, и я, подтащив Кайра к задней стороне помоста, аккуратно спустил его вниз, спрыгнув следом. Здесь толпа была не такой плотной, и я смог дотащить так и не пришедшего в себя Кайра до края площади. Нейт следовала за нами, но мало чем могла помочь. Нести предводителя подпольщиков через толпу было удобнее одному.
  Последний раз оглянувшись на гудевшую площадь, мы свернули в сумрачный переулок. После того, что мы пережили несколько минут назад, мне просто необходимо было несколько минут тишины и покоя, чтобы переварить случившееся. Если Самаэль был мертв, то нам больше ничто не могло помешать помочь жителям подземелий преодолеть свой страх и выйти на поверхность. Но в такую легкую победу я не верил. Гракк, освободивший меня из плена внушенных мне иллюзий, говорил, что Самаэлю важно убить не мое тело, а мой дух. Я допускал, что смерть злодея в теле Годлинда не приблизила нас к победе, а возможно, наоборот, лишь усложнила наше положение. Ведь теперь мы снова не знали, с кем сражаться.
  Внезапно я понял, что мы находимся в полнейшей тишине. Куда-то делись все звуки, которые только что разрывали наши барабанные перепонки. Моя спутница неуверенно оглядывалась по сторонам, словно ожидая, что вот-вот из темных проходов на нас бросятся тысячи разъяренных зверей.
  - Нейт, - сказал я, - главное - ничего не бойся и ни во что не верь. Все это спектакль, который устраивает для нас сумасшедший режиссер. Пока мы просто зрители, нам ничего не угрожает. Но стоит включиться в игру - и нас тут же сметет волна его безумия.
  Не думаю, что она полностью поняла смысл моих слов, но справиться с собой все же сумела. Только сейчас я заметил, что свет, лившийся сверху, был приглушен, а кругом - на центральных дорогах, в переулках, на площадях и в домах - лежали неподвижные тела жителей города. Тяжелый спертый воздух с привкусом чердачной пыли входил в наши легкие нехотя и с легким свистом. Но ведь они все были живы еще минуту назад! Я испугался, что вновь не могу отличить иллюзию от реальности. Видимо, о том же подумала и Нейт:
  - Акер, - если все это искусственное, то где же настоящая жизнь? Где все живые люди?
  - Я точно не знаю, Нейт. Но точно не здесь. И их здесь никогда не было. Ничего этого не было! Это просто очередная иллюзия!
  Женщина взяла меня за руку и посмотрела прямо в глаза:
  - Я боюсь, пришелец. По-настоящему боюсь в первый раз в жизни. Как долго длится этот спектакль? Для кого он был придуман? Какова моя роль во всем этом? Ведь я родилась среди этих людей, росла среди них. Как быть со всем этим?
  Нам надо было идти туда, где, возможно, скрывался режиссер этого спектакля, откуда он управлял всем этим кукольным театром. Почему-то я был уверен, что нам нужен дом Годлинда.
  Сейчас мы находились в самом конце кварталов бедняков. До нужного нам места надо было пройти около трех километров. Двигаться было тяжело. Прямо под ногами валялись тысячи трупов. Хотелось отвернуться, смотреть в другую сторону, но тела были повсюду. Реалистичности добавляла практически полная темнота вокруг. Кое-где горели лишь слабые керосиновые лампы, давая смутный дрожащий свет. Казалось, что там, во тьме, скрывается что-то ужасное, готовое наброситься на нас, как только мы на секунду потеряем бдительность и случайно сойдем с освещенной полосы. И это тоже было частью игры.
  Дом Годлинда был погружен в сумрак, как и все вокруг. Взяв первую попавшуюся керосиновую лампу и толкнув незапертую дверь, я шагнул внутрь. Нейт шла за мной следом так близко, что я чувствовал ее дыхание. Я хорошо помнил устройство дома и быстро нашел нужную дверь.
  В спальне Годлинда никого не было, однако одна из стен скрывала потайной ход, который сейчас был открыт. Именно здесь я проник в эту комнату, когда с моим сознанием играл Самаэль. Значит, это была не совсем иллюзия?
  Перед дверью на полу лежал человек, одетый в до боли знакомую мне одежду. В такой я впервые оказался в этом мире. Нейт вскрикнула и судорожно схватила меня за руку, боясь произнести вслух то, что видели наши глаза. На полу лежало мое собственное скрюченное тело, а чуть поодаль, в проеме потайного хода, лежало тело моей спутницы, зажатое наполовину закрывшейся дверью.
  Пока я молча смотрел на мертвого себя, не силах выдавить ни слова и судорожно пытаясь объяснить себе происходившее, Нейт подошла к своему телу, презрительно пнула его ногой и, обернувшись, быстро сказала:
  - Карл, ты ведь сам говорил не верить ничему. Даже своим глазам. И сейчас это предложение чертовски разумно. Думаю, нам стоит пойти и посмотреть, куда ведет этот ход. Здесь нам явно делать нечего. Да и воздуха становится все меньше.
  Замолчав на секунду, она твердо посмотрела мне в глаза и, взяв за руку, потянула меня в проем открытой двери.
  Нейт была права. Дышалось с каждой минутой все тяжелее, и, если мы хотели выбраться отсюда живыми (на фоне наших распростертых тел эта мысль казалась особенно циничной), надо было сделать это как можно быстрее. Но мы не могли уйти, не узнав столь тщательно скрываемую кем-то правду о том, что происходило в Агарте.
  Коридор упирался в длинную лестницу. Свесившись вниз, я насчитал семь пролетов, различимых в искусственном свете, исходившем от некоторых настенных плит. А еще ниже была вода.
  Мы стали спускаться вниз в поисках других ходов. На три пролета ниже мы увидели приоткрытую потайную дверь, словно кто-то специально готовил весь этот маршрут для нас, заранее зная, что мы здесь окажемся. Зайдя внутрь, мы оказались в просторном помещении, все стены которого были закрыты полками с бесконечным количеством книг. В центре этой своеобразной библиотеки стоял большой деревянный письменный стол. А за ним сидел...
  - Судья Гракк! Учитель! - Нейт бросилась на шею к старику и крепко прижала его к себе.
  - Моя девочка! Я очень рад, что ты сумела добраться сюда! Но, к сожалению, Самаэль еще не побежден, а значит, все это ненастоящее. Кроме, пожалуй, воды, - зачем-то добавил старик. - Но к этой проблеме мы еще успеем вернуться. Сейчас главное не это. Совсем не это.
  Старик замолчал, и я внимательно посмотрел на него, чувствуя, что мы оказались здесь неслучайно. Ведь это именно он вытащил меня от Самаэля. А значит, он что-то знал.
  Судья тоже смотрел на меня. Он ждал от меня вопроса, без ответа на который в моей голове не складывалась единая картина. И вдруг я понял, что именно надо спросить:
  - Гракк, кто такой - вернее, что такое Самаэль?
  Я был уверен, что ответ на этот простой, казалось бы, вопрос, должен был разрешить все мои сомнения. И я услышал именно то, чего ждал:
  - Карл Акер, ты ведь уже давно все понял! Тело Самаэля мертво, а он нет. Твое тело мертво, а ты жив. Зло не может ударить снаружи. Оно всегда нападает изнутри, пользуясь теми твоими чувствами и эмоциями, которые наиболее сильны в тот момент, когда зло рядом. Ты ожидаешь смерти - и умираешь. Переживаешь за жителей подземелий - и они падают замертво. Боишься самих подземелий - и они становятся для тебя опасной ловушкой. Сейчас Самаэль существует только в твоей голове - так же, как до твоего появления здесь он существовал в головах всех жителей Агарты. Победи свой страх, освободи свой разум - и ты выиграешь эту битву. Это твоя миссия, Карл Акер!
  Но у меня оставался еще один вопрос, который не давал покоя. И я не был до конца уверен, что успею задать его потом. Старик, видимо, все понял по выражению моего лица:
  - Карл, я знаю, что история с исчезновением твоих родителей в тоннеле под Белой пирамидой мучает тебя всю жизнь. И, если бы не это, ты вовсе не занялся бы археологией, не стал бы работать в Китае и не оказался бы здесь. Я думал, что, сложив эти три факта, ты поймешь, что таких случайностей не бывает, и сам во всем разберешься. Но если ты хочешь услышать это от меня, то я готов тебе все рассказать... Как ты, наверное, понял, мы, Судьи, не можем напрямую вмешиваться в происходящее, что бы ни случилось. Даже если весь мир будет на грани исчезновения, мы можем лишь дать совет или выбрать человека, который может добиться нужного нам результата. Таковы правила нашего существования... Когда Самаэль напал на Агарту, он практически победил. И если бы Судьи не открыли свои подземелья, то люди погибли бы уже тогда. Но мы впустили их в свой дом и спасли их от неминуемой смерти, вмешавшись в ход истории. А за это должны были уйти сами. Но мы знали, что без помощи извне люди не выживут, поэтому предприняли попытку изменить историю чужими руками. Это не было запрещено. Сначала мы хотели ограничиться одной Нейт. Она была удивительным ребенком, наделенным сильным разумом. Но мы не успели научить ее всему, чему должны были. Неправильно оценили человеческую обучаемость и не рассчитали время. И тогда мы решили специально создать человека, который сможет победить Самаэля. Он должен был родиться в семье Судей, взявших себе человеческие тела. Это была долгая цепочка сложных действий, которая началось тогда, когда твои бабушка и дедушка зачали твою мать. В тот момент ее тело стало принадлежать одному из Судей. То же самое случилось и с твоим отцом. А спустя долгие годы на свет появился ты. Убедившись в том, что ты получаешь все нужные знания, твои родители смогли вернуться к Великому Сфинксу, - старик крепко сжал мою руку. - Не робей, Карл Акер. В тебе течет великая кровь!
  Все вставало на свои места, последние элементы сложной мозаики, из которых состояла вся моя прежняя жизнь, вставали на свои места, открывая целую картину. И я, не зная, что думать, разрываясь от злости на Судей и счастья от того, что родители не погибли, бросился на шею к старику Гракку, который по-отечески обнял меня, и от этого на душе стало легко и спокойно.
  В тишине, которая повисла в этот момент в комнате, явственно раздался шум бурлящей вдалеке воды. Только тут я понял, что имел в виду Самаэль, говоря про реку, и о чем говорил Гракк, упоминая воду, и волосы зашевелились у меня на голове.
  Выскочив из комнаты на лестницу и посмотрев вниз, мы увидели, что вода медленно, но неотступно поднимается, заполняя все свободное пространство. Если это и правда происходило в действительности, а не в воображении, то у нас оставалось катастрофически мало времени для того, чтобы спасти жителей города. Мы рванулись наверх, к центральной улице Агарты. Но все вокруг снова рушилось. Камни из стен и потолка со страшным грохотом падали вокруг нас. И вот мы уже были не в подземельях, а в том месте, где я впервые появился в этом мире. Как и тогда, ветер пригибал к земле сухие желтые стебли травы, а из тяжелых грозовых туч каждый миг вырывались яркие вспышки молний. Совсем рядом стоял Самаэль, все еще в теле Годлинда, с воткнутым в шею ножом, закатившимися глазами и вывалившимся черным языком. А со всех сторон на нас надвигались тысячи зверей, с оскаленных клыков которых на землю медленно стекала густая слюна. До ближайших монстров было не больше двух шагов, и мы чувствовали вонь, исходившую от них. Стоило нам дрогнуть, позволить себе усомниться в том, что все это ненастоящее, - и это стало бы нашей собственной реальностью, в которой у нас не было иного будущего, кроме смерти.
  Но этому не суждено было случиться, потому что мы больше ничего не боялись. Ближайший зверь прыгнул и, пролетев сквозь нас, исчез в земле за нашей спиной. Не прошло и минуты, как мы снова стояли одни, молча глядя на развалины города, которому вскоре предстояло возродиться из руин.
  В тот же день все ворота из подземелий были открыты. В Агарте царило смятение, но уже какое-то радостное. Самаэль взорвал рудник, но он ошибся в своих расчетах, и вода поднималась достаточно медленно. Конечно, последствия взрыва усложнили нашу задачу, но, с другой стороны, кто знает, как могли бы развиваться события, если бы нас не толкала вперед необходимость спасать свои и чужие жизни.
  Через несколько дней большинство жителей, собрав свои скудные пожитки, покинули подземелья и занялись восстановлением разрушенных домов наверху под руководством Кайра и Стратегов, которые в эти дни работали наравне со всеми.
  Конечно, за один день и даже за год нельзя было превратить вчерашних бесправных рабов в полноценных людей. Агартианцы слишком привыкли жить сегодняшним днем, заботясь только о себе и думая лишь о том, как добыть пропитание и выжить. И все-таки они были людьми. Я не видел их до того, как они изменились, узнав темную сторону человеческой души, но понимал, что те, кто получился в итоге, были способны на очень многое, чтобы завоевать для себя достойную жизнь.
  Я понимал, что зло нельзя победить. Зародившись один раз, оно уже не может исчезнуть и будет снова и снова напоминать о себе. Но его можно смирить и загнать глубоко внутрь, чтобы оно не мешало двигаться вперед. Мы смогли сделать это сейчас, и так теперь будет всегда.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"