Аннотация: Петр сидел совершенно трезвый и свежевыбритый в гостиной квартиры на Кронверкском. Перед ним лежала кипа бумаг. ..."ЕРЕТИЧКА - КЛЯТВОПРЕСТУПНИЦА - ВЕРООТСТУПНИЦА ИДОЛОПОКЛОННИЦА"...
VIII. ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВА
Петр сидел совершенно трезвый и свежевыбритый в гостиной квартиры на Кронверкском. Перед ним лежала кипа бумаг.
- В общем, единственное решение, которое я нашел, заключается в следующем: два существа, не важно каких, находясь в полярно противоположных точках Зоны должны воплотиться в одного человека. А вот этот человек должен обладать одним совершенно конкретным качеством - он должен быть до этого воплощен во всех инкарнационных мирах, которые существуют в Зоне.
Тогда в момент его воплощения произойдет эффект обратный тому, что происходит сейчас - этот человек, одновременно находящийся по обе границы Зоны, вберет все миры Зоны в себя. То есть Зона просто исчезнет.
Все последнее время я искал в вашей истории личность, удовлетворяющую этому условию. А это было тяжко. Ты же знаешь - Зона появилась в результате вытягивания миров, в которых рождалось около пятидесяти человек. Пусть это все и уголовнички, но вспомни, кого я из тюрем тащил - авторитет на авторитете. А таковыми идиоты не становятся. Да и не в этом дело. Сама комбинация миров была совершенно случайной. То есть человек, который нам нужен - сущность уникальная. Она должна быть на порядок, а то и на два выше по включенности инкарнальных миров, чем любая среднестатистическая.
- А что, есть и такие? - мне стало интересно.
- Есть всякие. Есть и те, кто вообще во всех мирах рождался. Иисус из Назарета, Будда, например. Но это другая тема. Туда я было сунулся, - он поморщился, - да еле высунулся...
- Подожди-ка. А как ты, сидя в библиотеке, с этими инкарнациями разбирался? Там что, сноски на полях? - попробовал я пошутить.
- Да нет, ты же знаешь, что я через тексты подключаюсь. Трудно только было... - он помолчал. - Чуть не сбрендил! Хорошо, что уже контролирую себя... Раньше-то, помнишь как было? Толстого почитал - Пьером Безуховым стал... Сейчас легче. Но все равно в манере видно что-то меняется. А пару раз вообще серьезно переклинило: курить кардиналом Ришельё пошел. Так когда вернулся - вся читальня пустая и библиотекарша из-за полки торчит. С мобильником в руке, видать милицию вызывать собралась. Сам не пойму, что их так напугало...
- Ну? - Не ожидая оптимистических новостей с опаской спросил я, - и кого ты нашел? Мне почему-то вспомнился пристальный взгляд Джугашвили, ехавшего со мной в запломбированном вагоне.
- Не, эта тема пройденная, у вождей с мирами недостача. Хотя Ульянова сразу просмотрел, учитывая твой богатый опыт, - улыбнулся он. Я пожал плечами, давая понять, что шутки не понял.
- В общем, за все время нашел только одного подходящего. Да нам и выбирать нечего. Там надо всего-то на сутки максимум воплотиться. Да и то для подстраховки - по расчетам получается, что миры в первые же секунды объединятся. - В его голосе была подозрительно наигранная беззаботность. - В общем, вот книга. - Он протянул мне стопку бумаг - для начального понимания. Я там самое важное карандашом отметил. Посмотри, недостающее разъясню.
Я глотнул "Мартини" и начал читать...
***
"... У коменданта сложилось твердое убеждение: Жанна или колдунья, или
святая. Он задался целью выяснить, кто же она. Для этого комендант захватил
с собой священника, - а вдруг в ней окажется нечистая сила, которую
необходимо будет изгнать? Священник прочел соответствующую молитву, но не
обнаружил никакого дьявола, только понапрасну оскорбил чувства Жанны и
осквернил ее чистую душу: ведь она уже и раньше исповедывалась у него. Священник должен был знать, что дьяволы не выносят исповедальни, а издают страшные вопли и проклятия, попав в это святое место.
Комендант уехал задумчивый и озабоченный, не зная, что ему предпринять.
Пока он размышлял и прикидывал, наступило четырнадцатое февраля. Жанна опять отправилась в замок и сказала коменданту:
- Именем Бога говорю тебе, Робер де Бодрикур, ты слишком медлишь с отправкой меня в армию и этим причиняешь большой вред общему делу. Сегодня дофин проиграл сражение под Орлеаном и потерпит еще большее
поражение, если ты в ближайшее время не пошлешь меня к нему.
- Сегодня, дитя? Ты говоришь, сегодня? Как ты можешь знать, что там
случилось сегодня? Ведь известия оттуда приходят к нам не раньше чем через
неделю.
- Мои голоса известили меня, и это истинная правда. Сегодня проиграно
сражение, и ты поступаешь неправильно, задерживая меня так долго.
Комендант прошелся несколько раз взад и вперед, рассуждая про себя и
бормоча ругательства. Наконец, он промолвил:
- Слушай! Уходи с миром и жди. Если подтвердится то, что ты сказала, я
дам тебе письмо и пошлю к королю, но не иначе...
Так и случилось. В десять часов прибыл комендант со своей стражей и
факельщиками и предоставил Жанне конную охрану; он дал также лошадей, вооружение и, кроме того, дал ей письмо к королю.
Потом он снял свой меч и собственными руками опоясал ее, промолвив:
- Ты сказала правду. Сражение действительно было проиграно в тот
день. Я сдержал свое слово. Теперь езжай, дитя мое, и будь что будет!
Сражение, проигранное под Орлеаном, было тем известным поражением, которое вошло в историю под названием "Селедочной битвы" ...
... Каждый день епископы являлись к Жанне, подробно расспрашивая о "голосах" и о ее миссии, а затем возвращались и докладывали обо всем королю.
Но это назойливое любопытство авторитетной комиссии не приносило пользы.
Жанна высказывалась сдержанно, храня в себе свои заветные мысли. Не достигали цели ни угрозы, ни хитрости: она не боялась их и искусно обходила
ловушки, оставаясь при этом чистой и простодушной, как ребенок. Жанна знала,
что епископы подосланы королем, что их вопросы - это вопросы самого короля,
и что, согласно законам и обычаям, на них нельзя не отвечать; и все же однажды за королевским столом она с подкупающей наивностью заявила, что отвечает лишь на те вопросы, которые считает уместными.
Наконец, епископы пришли к заключению, что они не в состоянии определить, кем послана Жанна - богом или сатаной..."
***
Я отложил книгу.
- Слушай, а у тебя других способов справляться с проблемами, что, вообще нет? Чуть что - сразу меня куда нибудь отправить - и дело в шляпе! Сперва на Луну, потом в Ленина. А теперь вообще Девой какой-то предлагаеть побыть... Не нравится мне это, Петя, - как можно более проникновенно сказал я.
- Во-первых, Девой не какой-то, - энергично возразил мне он. - А совершенно конкретной: Орлеанской. Во-вторых, я сам туда собираюсь. С тобой. Ну не пушкой же нейтронной по этим мирам палить! - он развел руками. - Шум устроим на всю Вселенную, а потом какой нибудь мирок здесь зацепится, сохраниться. Остальные опять сюда вытянет, и все по новой... Ты же видел - я неделю считал, наверно, у компьютера на диске дыру протер - а все без толку. Да нам ведь совсем ненадолго надо - уверен, что за сутки все получится.
Я молча взял книгу и продолжил читать.
***
"... Армия преобразилась. Восторженные чувства к Жанне, преданность ей и
горячее желание сразиться с врагом, которое она разожгла в солдатах,
превзошли все, виденное Ла Гиром за его многолетнюю службу. Он не находил
слов, чтобы выразить свое восхищение и удивление перед этим чудом
таинственных превращений. Раньше он презирал это войско, теперь же гордился
им, уверенный в его мощи и сплоченности. Ла Гир говорил:
- Два дня тому назад они боялись кудахтанья курицы, а теперь с ними
можно отправиться штурмовать врата самого ада...
... Было часов восемь вечера, когда она со своим отрядом вступила в Бургундские ворота. Жанна ехала на белом коне и держала в руке священный меч из Фьербуа. Посмотрели бы вы, что творилось тогда в Орлеане! Что это было за зрелище! Черное море человеческих голов, мерцающее пламя факелов, гулкие раскаты восторженных приветствий, трезвон колоколов и грохот пушек! Казалось, наступает светопреставление. Жанна медленно продвигалась среди встречающих, выстроившихся шпалерами по обеим сторонам улиц, и ее фигурка, закованная в броню, напоминала серебряную статую, возвышавшуюся над морем человеческих голов. А вокруг теснились люди - мужчины и женщины, - взиравшие восхищенными, блестящими от слез глазами на это небесное видение. Благодарный народ целовал ей ноги, а те, кто не имел такого счастья, старались дотронуться хотя бы до ее коня и потом целовали свои пальцы.
Ни одно движение Жанны не оставалось незамеченным: каждый ее жест
обсуждался и сопровождался рукоплесканиями. Со всех сторон только и слышалось:
- Смотрите, она улыбается!
- Она снимает шапочку и машет кому-то! Как это красиво, как благородно!
- Смотрите, смотрите: гладит женщину по голове!
- Какая-то бедная мать протягивает ей ребенка. Она целует ребенка! Это просто божественно!
Но тут случилось неожиданное: высоко поднятое знамя Жанны покачнулось, и его бахрома загорелась от факела. Жанна рванулась вперед и затушила пламя рукой.
- Она не боится огня, она ничего не боится! - раздался общий крик, и взрыв восторженных рукоплесканий всколыхнул воздух..."
***
Я подлнял голову, сделал глоток "Мартини" и спросил:
- А что это за книга, Петь? Автор, написано: Марк Твен. Он же про Тома Сойера писал - а тут что-то историческое? - Правда это, то, что написано? Или так, для красивости роман?
- Наиболее близко. Конечно, многое упущено - он повернулся от компьютера ко мне. Но ты же знаешь - я, как читать начинаю, - сразу матрицу вижу. И недостающие элементы тоже вижу. А, если нет, значит, вообще не соответствует: такое у фантастов бывает. Ну, я же тебе объяснял - упрощают они часто. Как Эйнштейн. Понять не тем местом пытаются.
- И что здесь упущено? - прочитанного мне хватило загрузиться по полной.
- Упущено, например то, что не была она никакой крестьянкой. Впрочем, это и сейчас уже известно. Держи, - он протянул мне выделенную карандашом статью. Часть была подчеркнута.
Татьяна Славянова
Статья: Тайна Орлеанской Девы
ГОЛУБАЯ КРОВЬ
У Кошона была трудная задача. Англичане требовали сожжения Орлеанской Девы, а Карл, официально тоже добивавшийся казни еретички, на самом деле, требовал спасения Жанны и подключил к процессу все политические силы двора.
Почему такая двойственность в поведении короля? Потому что Жанна, скорее всего, была ему... сводной сестрой.
У многих историков есть предположение, что Жанна - плод тайной любви Изабелла Баварской - королевы, погубившей Францию. Та, где-то в 1407 году, тайно родила дочь, якобы вскоре умершую.
Из многочисленных легенд о Жанне известно, что простая пастушка смогла не только пробиться к королю. Переодевшись в придворное платье, простая сельская барышня почему-то не привлекла внимания отсутствием манер и прочего, сама нашла короля, представилась ему наедине, тайно, после чего он облобызал "пастушку". Кстати, "пастушка" была образована, знала придворный этикет, прекрасно владела длинным копьем - оружием исключительно дворянским (сейчас с этим можно сравнить только горные лыжи, дельтапланеризм и т. п.).
Но почему король просто не признал сестру? Тут надо отметить разницу менталитетов русских и французов.
Наш донской казак Емельян Пугачев, предводитель крестьянской войны, действовал под именем императора Петра III. И Степана Разина в свое время называли народным царем...
Для Франции же больше подошла (с пропагандистской точки зрения) юная народная воительница, действующая наравне с королем.
Очевидно, этим и объясняется мягкость процесса. Ведь все августейшие особы Европы - родственники.
***
- Ладно, - я решился. Периодически реальность становилась настолько непонятной и непредсказуемой, что иногда возникало подозрение - может быть, я все-таки объелся тогда, перед полетом на Луну, грибами... Петр достал из чехла бластер и, ни слова не говоря, сжал его рукоятку...
***
... Бой шел в открытом поле, потому что гарнизон Сен-Лу, привыкший
одерживать победы, когда в деле не участвовала "колдунья", смело вышел навстречу атакующим. Их вылазку поддерживали войска из соседнего форта и, когда мы подоспели, французы терпели поражение и отступали. Но как только я прорвалась сквозь их расстроенные ряды с развевающимся знаменем и воинственным призывом: "Вперед, солдаты! За мной!" - произошла перемена. Французы повернули обратно, обрушились лавиной на англичан, а когда враг показал спину, рубили и кололи его с дикой жестокостью...
... Мы стояли, сомкнувшись кольцом, всего лишь несколько минут. Наши
доблестные войска с громкими криками прорвались с тыла и соединились с нами. И тогда англичане начали отступать, но отбивались храбро и решительно. А мы теснили их пядь за пядью к бастилиям. Они защищались упорно, ловко орудуя мечами, а их резервы, находящиеся на стенах крепости, осыпали нас градом стрел, железными дротиками и каменными ядрами из пушек...
... Мы двигались вниз по берегу, и я водрузила свое знамя перед фортом Августинцев - первой из грозных бастилий, защищавших мост. Раздался сигнал:
"На приступ!" - и одна за другой последовали две великолепные атаки. Но мы
были еще слабы, так как наши основные силы находились на подходе. Не успели
мы приготовиться к третьей атаке, как из форта Сен-Приве вышел большой отряд
и бросился на помощь гарнизону, засевшему в главной крепости. Противник
приближался стремительно, и тогда из форта Августинцев также сделали вылазку. Оба гарнизона ринулись на нас, и наша маленькая армия, рассыпавшись, обратилась в бегство. Враг преследовал нас, в ярости рубя направо и налево, осыпая оскорблениями и насмешками.
Я изо всех сил старалась вновь собрать своих воинов, но они растерялись, и на некоторое время ими овладел безумный страх перед разъяренными англичанами. Мое терпение лопнуло, я остановилась, приказала горнистам трубить атаку и, повернувшись, воскликнула:
- Если среди вас найдется хоть десяток храбрецов, то и этого достаточно. За мной!
И я помчалась на врага, а за мной те несколько десятков воинов, которые услышали мой призыв и воодушевляющий клич. Противник, гнавшийся за французами, был поражен, увидев меня с горсточкой храбрецов. Суеверный страх охватил его. "Вот она, колдунья, исчадие ада!" - подумали англичане и, не успев разобраться в обстановке, повернули назад и побежали в панике.
Наши отступающие эскадроны, услышав звуки труб, вздрогнули и оглянулись. Увидев знамя Девы впереди и группу отважных, преследующих беспорядочно бегущего неприятеля, они воспрянули духом и устремились за нами...
***
Мы с Петром стояли на берегу Финского залива и смотрели на воду. Говорить не хотелось. Казалось, в горле еще стояла горечь порохового дыма, мне слышались крики раненых людей и животных, перед глазами стояли убитые и искалеченные солдаты.
- Когда это случится? - все же спросил я.
Петр понял меня с полуслова, видимо, думал о том же. - "С момента нашего присутствия там, - он выражался крайне осторожно, - до смерти объекта у них пройдет где-то год. Арест, суд инквизиции, казнь. Но в нашем времени этого промежутка не будет вовсе. Так что случится все с минуты на минуту".
***
... В девять часов утра Орлеанская Дева, Освободительница Франции, во всей
красе своей непорочной юности направилась в путь, чтобы отдать свою жизнь за
Родину" которую она так беззаветно любила, и за короля, который, предал ее.
Ее посадили в телегу, как уголовную преступницу. В некотором отношении с нею обошлись даже хуже, чем с уголовными преступниками: она еще должна была выслушать приговор гражданского суда, а между тем ей уже заранее надели на голову колпак в виде митры, на котором было написано:
... Жанна попросила подать ей крест. Никто не мог выполнить ее просьбу -
креста под руками не оказалось. Тогда один из английских солдат, в простоте
своего доброго сердца, схватил у какого-то бедняка палку, переломил ее
надвое, связал обе половинки крест-накрест и подал ей; она поцеловала этот
крест и пыталась прикрепить у себя на груди. Тогда Изамбар де ла Пьер сходил
в ближайшую церковь и принес ей освященный крест; она поцеловала и этот
крест, прижала его к груди, а потом снова и снова целовала его, орошая
горячими слезами и вознося благодарение Богу и его святым...
И вот, вся в слезах, прижимая крест к губам, она взошла по крутым ступенькам на вершину эшафота в сопровождении монаха Изамбара. Ей помогли взобраться на высокую кучу дров, сложенных в клетку вокруг столба в одну треть его высоты; она встала на них, прислонясь спиной к столбу, и толпа,
затаив дыхание, смотрела на нее. Палач поднялся к ней и, опоясав цепями ее
хрупкое тело, крепко привязал ее к столбу. Потом он спустился вниз, чтобы
довершить свое страшное дело; там, наверху, она осталась одна - чудесная, милая девушка, у которой когда-то было столько друзей, которую так уважали и так безгранично любили...
...Столб дыма прорвался сквозь поленницу вверх, закрыв ее лицо; на
какое-то мгновение ее охватил ужас, и она закричала: "Воды! Дайте мне святой
воды!" Но в следующее мгновение страх ее развеялся и больше не терзал ее...
... Густые клубы дыма, прорезаемые красными языками пламени, поднялись над
костром и скрыли ее из виду; но и в этой огненной пучине еще раздавался ее
голос, вдохновенно и громко произносивший молитвы; временами, когда порыв
ветра относил дым и пламя в сторону, можно было еще рассмотреть обращенное к небу лицо и шевелящиеся губы. Наконец, огромный столб пламени с шипением взвился вверх, и больше никто не видел ни этого лица, ни этой фигуры, и голос ее навсегда умолк...
***
- Нам надо сейчас на Зону? - спросил я.
- Да нет, незачем. Я и сам не знаю, как это будет выглядеть. Скорее всего, никак. Был ангар. Ангаром и останется. Может, исчезнет на секунду. Потом опять появится. Мы посильнее морока навидались. А для уверенности у меня вот, - Петр неловко достал из кармана склянку. В ней болталось что-то желто-золотистое. Внутри словно искрились солнечные зайчики. "Первородная материя. Из Зоны", - сообразил я. Сияние жидкости становилось все светлее, нежнее... и, неожиданно вспыхнув алым, сосуд стал абсолютно прозрачным.