Аннотация: Хотя, кто вообще себя чувствует сейчас по-настоящему свободным? Да! Только безумец.
Этот Мир полон безумия. Даже в каждом человеке есть частичка этого. Будь он очень добрым, или чертовски злым, он в любом случае будет немного безумцем. А может и не немного. Это, смотря с какой стороны посмотреть. Нет, конечно, если для тебя ненормально это, когда поверх верхней одежды цепляешь на себя нижнюю, или, допустим, пьешь чай с солью, то можешь посчитать человека, выбившегося из стада, полным безумцем, лишенным предрассудков. Просто то, что не типично для тебя, кажется ненормальным для всех. Никого не заботит то, что возможно тебе удобнее надевать панталоны поверх юбки, а соленый чай для тебя просто что-то немыслимо вкусное. Ведь всё просто. Человек, забившийся в плен стереотипов, видит сплошь и рядом что-то такое, что не вяжется с его пониманием о вещах, да и о Мире в целом. Ведь так просто, когда всё вокруг серое и будничное, скучное и привычное твоей, пыльной, не знавшей свободы, душе. Кому-то так уютно и спокойно, и он называет это обычной жизнью. Но тут больше подходит такое определение как 'существование'. Хотя, а кто вообще себя чувствует сейчас по-настоящему свободным? Да! Только безумец. И чтобы не казалось, будто я сама себе противоречу, вопрос о свободе я лучше не буду задевать сильно. Ведь если каждый человек немного безумец, значит каждый человек, немножко свободен. Сочтите это полнейшим бредом. Таков мой взгляд. Вы не станете меня за него судить. Это, то же самое, что обвинять меня за мои чудные сны.
Сон... То что не имеет границ. Он вроде находится в рамках нашего мозга, нашего тела, но на самом деле там ты имеешь безграничную власть, ты свободен, если не пленен мраком собственных ужасов. В этом слабость человеческая. Он либо очень слаб, чтобы победить собственные кошмары в своей же голове, либо не хочет, потому что считает это пустой тратой времени. Так он и становится рабом самого себя. А потом уже и с непринужденной легкостью гнется под влиянием общества, принимая стереотипы как должное. А те, кто победил кошмары в себе, тому уже не важно, что кричит толпа зевак. Ему уже не важно, что они там думают. И тогда все воздействия мира на него вызывают не более чем шелест листвы в дереве, а кратковременные сгибания ветвей под порывами ветра представляются не более, чем жестом вежливости среде обитания. И если ты, отключив свой изменчивый, но не выходящий за рамки навязанной тебе логике мира ум - как это происходит в том же сне - ты найдешь путь к себе, припадешь к корням, обретешь свободу. Ибо корни твои могут быть вырваны, лишь если рухнет мир и теперь тебе нечего бояться... В общем, главное - пересилить себя и тогда ты получишь безграничную власть... Над собой. Такая перспектива кажется тебе ничтожной? Я не стану тебя переубеждать. Просто хочу рассказать одну небольшую историю, которая случилась со мной на днях. Рассказать о том, что обычно случается со страдающими от безумства людьми в их безумных Мирах.
Был пасмурный день. Ну, вообще-то уже почти вечер. Роли это большой не играет. Я брела по темному лесу одна. Точнее, не совсем одна. Одиночества я не любила с самого детства. Мне всегда было необходимо, чтобы кто-то, неважно кто, был рядом. Меня окружали высокие тени деревьев, раскидывая свои ветви, точно костлявые клешни, принимая меня в свои дружеские объятия. Я вежливо отказывалась, объясняя это тем, что мол, спешу очень. Деревья, мои новые друзья, понимали, но огорченно завывали и скрипели, недовольно покачиваясь из стороны в сторону. Некоторые, конечно, 'бунтари' не соглашались с моим отказом и стали хватать за подол платья. Заставляя погостить у них хоть секундочку. Я всегда отличалась тактичностью, но сейчас было не до этого. Вот-вот начнется дождь, а сырость я не любила ещё больше одиночества. Двумя пальчиками, как можно аккуратней я разгибала тонкие пальцы деревьев и спешила продолжить свой путь. Вскоре они все поняли и стали расступаться передо мной. Свободного пространства становилась больше, и через некоторое время я и вовсе помахала рукой на прощание своим новоприобретенным друзьям. Передо мной раскинулась огромная поляна, залитая светом заходящего солнца. Красный оттенок завораживал и нисколько не пугал меня. Я вообще сомневаюсь в том, что что-то может испугать меня в этом Мире. Я останавливаюсь и смотрю на идеально ровную линию горизонта. Обвожу взглядом все пространство вокруг меня, и это блаженное чувство свободы накрывает меня с головой. Я начинаю, быстро-быстро, крутится на месте, и резко останавливаюсь. Передо мной стоит большой двухэтажный дом. Хоть отсюда он кажется маленьким сараем, я знаю, что дом на самом деле огромный и неестественно перекошенный набок, как Вавилонская башня. Внутри я ещё никогда не бывала. Нет, я не боялась. Просто тогда мне казалась, что я еще не готова познать секреты и мудрость, которые он, возможно, хранит. Не знаю, почему решила, что готова сейчас. Безумцы отличаются крайней спонтанностью. Последние минуты я стою и просто смотрю. И опять же не потому, что боюсь. Это моя игра. Солнце вот-вот зайдет. Медленно считаю от десяти до единицы и срываюсь с места. Несусь, как сумасшедшая, вниз по склону, в сторону дома, иногда оборачиваясь назад и наблюдая за едва заметной линией, которая разделает свет и тьму. Мой громкий и звонкий смех заполняет воздух. Когда я сбегаю в долину видно, что местность далеко не ровная. Тут на расстоянии парочки футов друг от друга, везде, куда ни глянь, надгробные плиты, старые, давно потерявшие свой прежний вид. Я ловко петляю между ними, нисколько не сбавляя темпа и не прекращая смеяться. Длинное платье ничуть не сковывает моих движений. Я чувствую себя свободной и уверенно вдыхаю затхлый воздух кладбища. Дом растет на моих глазах, и я тяну к нему свои руки. Мне кажется, он говорит со мной. Зовет меня. Я слышу тихий шепот и вокруг себя, и над собой, и под собой. Такой спокойный и гармоничный. Тихое оханье совы сообщает о том, что ночь вошла в свои владения. Но я не опоздала. Лунный свет залил полянку, только тогда когда мои руки коснулись шершавой древесины двери.
Гнилые половицы скрипят под ногами, и я стараюсь придать этому звуку большей ритмичности. Шорох, создаваемый маленькими мышками в стенах старого дома, дополняет мелодию, и я начинаю мурлыкать себе под нос детскую песенку, слова которой давно забылись, но мотив до сих пор звучит у меня в голове. Единственное освещение - тусклый лунный свет. Я остро ощущаю чье-то присутствие. Я останавливаюсь, и все тут же затихает. Скрип, шорох, шепот, даже крик совы за разбитым окном. Я поднимаю голову к высокому потолку, где весит полуразбитая хрустальная люстра. На секунду в хрусталинках отражается синеватый отблеск и тут же исчезает. Мне не хочется показаться грубой гостьей, и я громко называю свое имя:
―Адель Бёртин!
Я расправляю подол платья и делаю реверанс. Кто-то вторит мое имя, и уже эхо не моего голоса разносит его по дому. Теплая улыбка озаряет моё лицо. Луна уже поднялась достаточно высоко. Мягкий свет и привыкшие к темноте глаза теперь дают разглядеть обстановку вокруг. Возможно, когда-то это место было гостиной. На это указывают размеры комнаты и полуразрушенный камин слева от дивана. Удивительно, но на диване местами осталась мягкая обвивка. На полу сплошь раскиданы книги и вырванные из них страницы. Какой вандализм! Я поднимаю какую-то книгу с пола и прижимаю к груди.
―Вам никто не говорил, что нельзя так относиться с книгами? ―стараюсь говорить как можно возмутительным тоном.
За спиной раздается приглушенное хихиканье, больше похожее на отвратительное бульканье. Я резко оборачиваюсь, но там пусто. Очень обиженная такой негостеприимностью я быстро шагаю к двери с высоко поднятой головой. И только моя рука собирается толкнуть дверь, как рядом раздается тихий кашель. Тот самый, которым пытаются привлечь внимание, если тебя не замечают. Я, как человек тактичный и не умеющий игнорировать, поворачиваю голову и слегка подскакиваю на месте. А потом краснею и опускаю голову. Я наверно своим поведением очень оскорбила хозяина дома. Хотя вряд ли его или её уже можно чем-то обидеть. Эти плохие мысли я от себя тут же отгоняю и лучше присматриваюсь к стоящему перед собой человеку. Хотя говоря 'человеку' я сильно вру. Людей я то знаю... Знаю, какие они и снаружи и внутри. Но сейчас не время рассуждать о происхождении этого нечто. Оно лишь с первого взгляда напоминает человеческую фигуру. Плоть на серых костях прогнившая, а где-то и вовсе отсутствовала, глазные яблоки, чуть ли не высохшие, вываливались из орбит и хозяин то и дело засовывал их обратно. Нос впалый, губ и вовсе нет, а на их месте хорошо видна челюсть с прогнившими зубами. В своих уродливых кривых руках он (благодаря черному, местами изодранному костюму, было ясно что 'он') держал подставку со свечой. Выражение его лица мне сложно понять. Лучше уж спросить, чем гадать. Я прочищаю горла и протягиваю уверенно руку вперед.
―Адель Бёртин, ― повторяю я свое имя. Пару секунд я жду ответ, но его нет. Возможно, просто он застенчивый? Мне не раз попадались застенчивые люди. Их всегда надо подталкивать на разговор, иначе и слова не выдавишь. ―Может, представитесь?
Рука уже немного затекла, но опустить ее, мне кажется, будет немного неловко. Так я и стою довольно долгое время. Мой молчаливый собеседник, похоже, завис. Или заснул. Может с ними такое бывает? Я пожимаю плечами и поднимаю руку к его застывшему лицу, звонко щелкая пальцами. Тут же подсвечник летит на пол, а вышедший из забвения хозяин дома начинает ругаться и размахивать руками, или что там у него, лазая на полу за потухшей свечой. Не уж-то про меня забыли? Я тихонько откашливаюсь, пытаясь привлечь внимание к себе.
―О! Я очень извиняюсь. Так неловко получилось. Так некрасиво. Я прошу прощения...
Голос у моего внезапно заговорившего собеседника был на удивление чистый и даже звонкий, с величественной интонацией. Так в принципе разговаривают далеко не все, поэтому меня это удивило. По крайне мере в моём обществе. Те люди, с которыми мне приходилось повседневно вести разговоры, говорили монотонными, серыми, как они сами, голосами. Много раз случалось такое, что я засыпала, а потом заливалась краской стыда за такое невежество. Так что пока мой собеседник тараторил извинения я молча стояла и слушала, а потом внезапно заявила:
―Вы не хозяин этого дома. Так ведь?
―Да. Вы правы, ―задрав высоко голову, заявил тот, будто чем-то гордился и ещё напыщенней добавил, ―Я дворецкий! Слежу за чистотой и порядком этого дома.
Я показательно покрутила головой, оглядывая просторы комнаты. Порядком тут и близко не пахнет, а уж тем более чистотой. В общем зацикливать на этом своё внимание я не стала. Я опять протянула руку смутившемуся дворецкому.
―Вы не представились, ―объяснила я.
―Ах! Да-да... Себастьян. Меня зовут Себастьян.
Я очень старалась не скривиться, когда сухая, шершавая кисть Себастьяна сжала мою руку. Потом он еле смог отцепить от меня свою непослушную конечность. После он предложил мне чаю, из вежливости я не стала отказывается. Тихонько пристроившись на уцелевшей части дивана, я ждала, листая ту самую книгу, что подняла с полу. Рядом горела свечка, и я довольно отчетливо видела уже наполовину стертый шрифт на желтой бумаге. Поняла я мало что, да и что поняла, меня не очень заинтересовало. Это был какой-то старый учебник по медицине. Не самое интересное, что я читала в своей жизни, но брезговать любыми знаниями для меня было кощунственно. Все, что было, когда-либо написано чернилами, впитывалось мной, как губкой вода. Так, к своим двадцати годам, я знала более 15 языков.
Мой дворецкий возился в соседней комнате (кухне, по всей видимости) и что-то громко обсуждал с самим собой.
Внезапно я почувствовала, как холодный воздух окутал мое лицо и голую шею. Я съежилась и быстро подняла голову. Фигура передо мной больше, чем фигура Себастьяна, напоминала человеческую. Единственный недочет был в том, что фигура эта висела в воздухе и была синевато-прозрачная. Полная миниатюрная женщина с неаккуратным пучком на голове и одетая в платьице с кружевным фартуком. По наряду можно было понять, что это гувернантка. Фигурка летала из угла в угол из стороны в сторону и пронзительно верезжала: 'Какая грязь! Ох, какая грязь!'. Её активные размахивания маленьким пушистым веничком не давали никакого толку, но её это видно не заботило. И мой внимательно сверлящий взгляд её тоже не смущал. Я аккуратно отложила книгу и встала. Женщина стояла ко мне спиной и обмахивала старую разбитую вазу на комоде. Медленно подняв руку я дотянулась до её плеча, но вместо того, чтобы почувствовать под пальцами ткань платья, моя рука только рассекла пространство. Моё тело тут же оцепенело, а волоски на руках встали дыбом.
―Ой! ―внезапно вырвалось у меня.
Синяя женщина обернулась и с неподдельным удивлением уставилась на меня. Веничек вылетел из её рук и тут же растворился в воздухе синей дымкой.
―Душечка, ты напугала меня! Разве можно подкрадываться сзади? У меня же мог случиться сердечный приступ! ―громко, но довольно таки дружелюбно возмутилась та, как мать на своего недалекого ребенка.
―П-простите... ―жалобно прошептала я делая шаг назад. Странно, но виновной себя в чем-то я не чувствовала.
―Брось Нэнси! ―неожиданно раздался голос Себастьяна за спиной. ―Ты мертва и у тебя не может быть сердечного приступа! Глупая женщина...
Дворецкий ковылял в нашу сторону, звякая столовыми приборами на подносе. Нэнси одарила его свирепым взглядам, и высоко задрав голову, заскользила прочь из гостиной.
―Прошу простить её. Она немного не в себе после... После того что тут произошло.
Поставив поднос на журнальный столик у дивана, Себастьян устроился в кресле напротив камина и взял одну чашку. Я же села обратно на свое место на уцелевшей части дивана. На поднос я кинула лишь мимолетный взгляд. Все выгладило не так уж и ужасно, если бы не тошновато-сладкий запах. Я скривилась и повернулась к дворецкому.
―А что тут произошло?
В воздухе повисла тишина, и я уже пожалела, что задала этот вопрос. Себастьян начал крутить головой из стороны в сторону, оглядывая помещение и убеждаясь, что тут нет никого постороннего. И хоть в комнате кроме нас никого не было, заговорил дворецкий очень тихо, так что даже я его еле слышала.
―Нам запрещено об этом говорить... В принципе говорить то и некому. Ты первая гостья за всё столетье. Всё дело в хозяйке дома. Эта страшная мегера держит нас всех в плену и не дает нашим душам обрести покой.
―Какой кошмар! ―возмущенно вскрикнула я.
―Чшш... Её слуги могут услышать! И тогда мне не поздоровится.
Я опять почувствовала себя невоспитанной глупой девчонкой и уже шепотом извинилась перед Себастьяном.
― Её убил собственный муж, который изменял ей, и обрек на вечные страдания в этом доме. Она не смогла отойти в Мир иной из-за своей жажды мести и теперь бродит по дому и его округе, надеясь на то, что когда-то ей повезет встретить своего мужа и убить его.
―А как случилось, что вы тут?
―Этот дом когда-то был детским приютом, и мы с Нэнси работали на неё. Тут было несколько дюжин воспитанников, которых она люто ненавидела. Лишь из-за боязни банкротства и того, что у неё отнимут дом она продолжала удерживать приют своей покойной матушки. Детям тут приходилось не сладко. Когда Госпожа умерла, она окончательно свихнулась и заявила, что все будут обречены на вечные страдания вместе с ней.
―Она вас всех убила? ―спросила я, хотя уж знала ответ.
―Хуже! Она превратила нас в таких же монстров, как и она. Кто-то противится, как я и Нэнси, и остается собой. Но не все. Многие детишки стали такими же гнусными, как и Госпожа, и теперь не дают жития никому в этом доме. Те, кто в первые годы пытались выкупить этот дом, умирали загадочной смертью. Потом же про него забыли, и уже никто более ста лет не приходил сюда. Ты первая.
―Это ужасно! А кладбище у дома?
―Это семейное кладбище. Там также похоронены дети, погибшие в непригодных для жизни условиях в этом проклятом доме.
В воздухе повисла тишина. Только что приобретенная информация явно не хотела усваиваться. И вдруг само собой из меня вырвалось:
―Я могла бы вам помочь! Не думаю, что это что-то не выполнимое.
Себастьян кинул на меня неодобрительный взгляд и пожал плечами.
―Может... Может не зря ты попала в этот дом, а по зову судьбы, ―заявил он без доли сарказма в голосе, но явно без какой-либо надежды.
Мы ещё поразговаривали о всякой всячине, совершенно нейтральной. Не каждый же день выпадает такой шанс, пообщаться с мертвецом. Он мне поведал о своей молодости, наполненной приключениями, а потом как все это резко оборвалось по причине серьезной болезни. Я слушала и сочувственно кивала головой. О себе я рассказывать не стала. Во-первых, нечего было. За всю мою жизнь я не выезжала за пределы города. Во-вторых, попросту не любила говорить о себе. После я попросила у дворецкого посмотреть библиотеку. Она тут была невероятно огромной, а книг просто не счесть. С маленькой керосиновой лампой я на цыпочках, боясь разбудить книжных героев, петляла между стеллажей. Набрав ровно столько книг, сколько могла удержать, я уселась на пол и стала внимательно их рассматривать. Каждая новая книга поглощала меня без остатка. За окном совсем стемнело. Воздух похолодел и стало легче дышать...
-Это мой дом! Кто ты?- прошипел противный писклявый голос.
Не то чтобы я очень испугалась, но сердце мое пропустило пару ударов.
Оборачиваясь, я разрушила рукой книжную пирамиду и книги с шумом упали на пол. В углу библиотеки я разглядела темный бесформенный силуэт.
-Кто я? Я никто. Как и ты, - спокойным, ровным голосом ответила я, поднимаясь на ноги.
Нечто, стоящее в нескольких метрах от меня зашевелилось. Я физически ощутила ненависть и злобу, исходящую от черной ауры. Я догадывалась, кто это может быть. Точнее я была уверенна в этом.
-Да как ты смеешь негодная девчонка?!
-Вы просто тень прошлого. Вы не существуете.
-Может и так- прохрипел зловещий голос- Может я только и тень. Тень, которая может уничтожить тебя.
Резко бесформенная фигура обрела очертания. Сгорбленное и нечеткое. Но лицо разглядеть можно было. Оно было так близко, что я фактически ощущала вонь.
-Я так не думаю. Я научилась отпускать прошлое. Меня не мучают призраки прошедшего. И вас я не боюсь.- я говорила очень спокойным ровным тоном. Без всяких эмоций. И это ввело в замешательство мою ночную гостью. Она привыкла видеть страх перед собой. Ужас. Мольбы о пощаде возможно.
За окном пошел снег. Белые снежинки влетали через разбитое окно и тут же умирали. Хоть тут и было жутко холодно. Так холодно, что у меня задрожали колени.
-Убирайся пока не поздно! - от ее визга у меня заложило уши.
-Уже поздно. Только для вас.
А потом я пнула ногой свою маленькую керосиновую лампу. Огонь со сверхъестественной скоростью разошелся по комнате, охватывая каждый миллиметр пространства. Горели книги, и мое сердце в тот момент обливалось кровью. Словно на моих глазах погибали дети. И этот невыносимый визг, который, набрав интенсивности, стал постепенно стихать. Благодаря горячему и сухому, летнему воздуху пламя достаточно быстро охватило и весь дом. Я услышала счастливый смех Себастьяна, Нэнси и ни с чем не сравнимый- детский смех дюжины девчонок и мальчишек. И все говорили мне "Спасибо".
А я летела. Как птица. Я сгорела, возродилась из пепла и улетела. Я только тень. Тень настоящего. И я вечна- потому что безумна.