Почти беспрепятственно поднимаясь по техническим тоннелям, опоясывающим внешние борта вайтмара, которые после прорыва фактически остались без охраны, Сефир всё больше удивлялся смелости белой. Поражала сына Шахаба и лёгкость, с которой людинка «подключилась» к его энергетическому полю, быстрота всего процесса и ясность мыслеобразов, которые словно чёткая голограмма до сих пор висели у предводителя легиона перед глазами. Сефир не сомневался – это наверняка была ловушка, но пересилить своё любопытство, желание взглянуть на хозяйку столь смелого послания, да и ту странную влекущую силу, которой она словно приворожила его – хийл не мог. Кроме всего прочего – это был вызов. И хотя времени на завершение операции оставалось всё меньше (Сефир это прекрасно понимал, ведя про себя счет) – искушение было сильнее, ведь «Карающая длань» обожал вызовы.
Западни сын Шахаба не боялся. Напитавшаяся кровью и смертями белых сила, защищающая его – еще больше окрепла, была всё так же благосклонна к нему, и стояла между ним и любой опасностью как непробиваемый щит. В каждом своем движении Сефир чувствовал присутствие Пушпаны и чёрной материи, породившей ее. Приятным бонусом было и так же присутствие рядом локхемов, которые сами того не зная подпитывали своего Владыку, как живые батарейки. В бою против белых они оказались, конечно, не так хороши, как ожидал Сефир, но роль ходячих баков с энергоресурсом выполняли исправно. Десятки энергетических жгутов тянулись сейчас от Сефира ко всем локхемам легиона еще остававшемся в живых.
Заключенная с Чёрным кораблем сделка держала сына Шахаба в очень выгодном состоянии. Будучи мужефазным физически, энергетически Сефир находился в стадии ишем. Это давало ему над своими рабами гораздо больше власти и усиливало его способность к управлению и внушению. Сефир слышал, что очень не многие Владыки, возрастом много более тысячи годов были способны по желанию входить в такое состояние. Обычно это происходило в чрезвычайных ситуациях. Эта техника требовала огромного опыта, концентрации, и для непосвященных дерзателей была смертельно опасна. Даже самый крепкий хилийский организм был не способен выдерживать в себе присутствие сразу двух разнополярно заряженных состояний на протяжении долгого времени.
Сам Сефир испытал на себе подобный опыт впервые и без опаски наслаждался им. Ведь для удерживания в теле сразу двух противоположных сущностей – ему не нужно было прилагать никаких усилий. Всю работу за него делала Пушпана. Понимая, что это краткое благоденствие и данная ему сила вскоре иссякнут – Сефир, тем не менее, щедро умасливал свое расцветшее в этом «парнике» возможностей себялюбие:
«Два начала в одном. Две силы жизни в едином. Даа-а-а. Только гермафродит способен на это. Именно поэтому – я и есть высшая форма жизни – и должен царствовать над однополым ограниченным сознанием.»
Заметив на пути очередную туннельную ловушку и деактивировав ее направленным биоимпульсом, Сефир на мгновения, продолжая рассуждать про себя, даже проникся жалостью к белым:
«Скованные одним полом, всю жизнь в рамках не изменяющегося тела, в рамках правил, придуманных их глупыми божками…Эти правила их в конце концов и губят. Я же живу в двух состояниях, свободный выбирать что захочу. Я способен узнать и мужскую напористость и женское непостоянство. Я способен даже оставшись совсем один в мире – размножить себя от себя самого и породить хоть целый народ, если это понадобится. Я могу покорять их женщин и влюблять в себя их мужчин.
Беря все их лучшие телесные качества, но вкладывая в потомство собственное ядро – я способен вытеснить их из их же собственных миров. Разбивая в прах все их образы духа, я как на прочный каркас надеваю на силу их тел свою «одежду», которую носят, не снимая последующие поколения. Я…Я практически совершенство…»
Как не был приятен Сефиру этот внутренний монолог, всё же, остановив его, хийл снова направил всё внимание во вне. Бой пока продолжался – и поддаваться заблаговременному празднованию победы было не разумно, хотя она практически уже и была у него в руках.
Приказав своим локхемам расстрелять еще одну попавшуюся у них на пути ловушку, Сефир позволил себе последнее небольшое «отступление», вспомнив о поцелуе с Шэахом. Зря, конечно, очень зря Сефир позволил себе со своим фаворитом эту многообещающую вольность. Мальчишка наверняка чуть обнаглеет и расслабится, но…Призрачное ишемское состояние психики прямо таки тянуло Сефира к давно приглянувшемуся ему молодому локхему, да и внушительный сноп энергии, который сын Шахаба сцедил из ауры Шэаха через этот «контакт» - был, в общем-то, только на пользу. Локхему это почти не повредило, благодаря его молодости и еще больше взнуздало решимость «вечника» драться за господина. Сефир же получил дополнительную подпитку.
«Только бы выжил» - думал про себя Сефир относительно «вечника».
«Жаль будет, если убьют. Истинный ишем уже совсем скоро, а найти действительно хорошего гверема для удовольствий – дело хлопотное.»
В том, что Шэах действительно хорош Сефир уже не сомневался, и был уверен, что локхем послужит ему добротным развлечением в ближайшие несколько недель женской фазы.
Быстро миновав подъем на несколько уровней вверх, обезвредив еще с десяток разнообразных ловушек, Сефир и его локхемы оказались перед проходом на нужный им 7-ой. Как выяснилось чуть позже – это был не жилой под – ярус. Он предназначался для религиозных нужд. Своеобразное корабельное святилище, занимавшее чуть меньше места, чем жилые палубы, зато с более просторными храмовыми помещениями. Проход на него оказался закрыт защитным щитом, который, судя по всему, активировался при начале штурма, дабы обезопасить жилую зону, ну, или по крайней мере замедлить продвижение врага.
Щит, состоящий из неизвестного хийлам полу природного материала, вперемешку с кварцитом необычайно крепости, на отрез отказался поддаваться усилиям локхемов, которые по приказу Сефира попытались прострелить его, а потом уже и вынести вручную. Устало вздохнув, сын Шахаба прогнав своих бесполезных бойцов гневным выкриком, снова обратился к силе Пушпаны. Отделившись от его доспехов чёрная масса, похожая на огромную маслянистую амёбу размером с кулак – прыгнула на щит и растеклась по нему тончайшей плёнкой, создав окружность диаметром в несколько метров. Через секунды от щита потянулись тонкие струйки пара, запахло кислотой и серой. Окружность, на которой сидела «амёба», начала будто вдавливаться в покрытие, и вскоре громадный кусок щита с грохотом упал с другой стороны преграды – весь дымясь и удушающее воняя. Выполнив свою задачу – пятно чёрной материи отлепилось от куска щита, снова сгруппировалось в амёбо - подобный сгусток и, скакнув Сефиру на живот всосалось в чёрные доспехи, не оставив следа. Пригнувшись, сын Шахаба нырнул в образовавшийся проход и огляделся. С первых же мгновений его вниманием завладела удивительная архитектура и устроение уровня, на который они попали. Поразительной красоты зодчество – в кристалле, в дереве, в камне, и в материалах, для которых у хийлов пока не было названий. Великолепная, сбалансированная гармония цветов и форм. Множество орнаментов и барельефов, фресок, стенных росписей заполняли собою пространство и словно составляли собою единый, текущий, говорящий и живой образ. Оценив представшее перед ними убранство, Сефир не без усилий задавил в себе сожаление о том, что кто-то превосходит его народ – и делает это с врожденной природной лёгкостью.
Зная, что обладательница посланного ему мыслеобраза совсем рядом, сын Шахаба, тем не менее, не спешил. Пока локхемы проныривали внутрь через разрезанный щит, Сефир неторопливо прошёлся вдоль стены, осматривая результаты кропотливого труда белых мастеров.
Хийл уже понял, что на вайтмаре этот «храм» не единственный, и посвящен какому-то женскому божеству. Священное для белых число «семь», определенная ширина проходов и высота потолков на глаз высчитанная Сефиром, а также специфический вид орнамента и цветовая гамма – всё говорило о том, что бог – хозяин этого корабельного капища был женского пола.
«Что ж …так даже символичнее» - не без иронии подумал Сефир и пройдя вперед остановился у большой стенной росписи, изображающей, как понял хийл, - «Богиню Благоденствия». Окруженная лучами света, в море цветов и трав она, держа в руках тканое полотно, словно простирала его над смотрящим, одаривая его своими благословениями. Роспись была выполнена в неизвестной Сефиру объемной технике и была настолько же хороша, насколько и омерзительна. Фигура, руки, лицо Богини словно светились, были полны жизни, и казалось, дышащая красотой и юностью дева вот - вот сойдет со стены во всем своем сияющем великолепии.
Оторвав взгляд от росписи и бросив колкий взгляд на оплетающую её рамку из свастичной вязи, которая была ему физически неприятна, Сефир сам себе усмехнулся и прошёл дальше. На следующей росписи, как уже понял хийл, составляющей триптих, красовалась другая Богиня – покровительница искусств и наук. Держа в руках неизвестный Сефиру струнный музыкальный инструмент, сконцентрированная и вдумчивая, Богиня восседала на большой белой птице с распахнутыми крыльями. Кажется, на языке белых она называлась «хамса» (лебедь) – и символизировала избирательность.
Третья и последняя роспись троицы изображала не просто божество, а сюжет, который моментально поднял в Сефире бурю злобы. На алом фоне, возвышаясь над лесом клинков и копий, сидящая на красной в полоску кхитулиме (с хилийского – «кошка), - здесь была изображена грозная форма Богини. В красных одеждах и особом ромбовидном головном уборе, держа в руках сияющий трезубец воинственная дева поражала им лежащего на земле рогатого демона, вскинувшего руки и кричащего от страха и боли. Распахнутые в гневе глаза божества словно метали молнии и будто испепеляли попираемого ею противника. Кхитулим, ощерившись, острыми клыками вгрызался демону в бедро, сочившееся кровью.
Позади этих центральных фигур, изображенное особым объемным методом сражалось многомиллионное войско – уходящее в алый закат словно бы на тысячи километров. Над битвой, глубокое, тёмно-синее переливалось тысячами звезд мрачное, поддернутое алыми всполохами небо.
Сероватый цвет кожи, темные глаза и обтекающая голову побежденного демона подобно короне шиповидная структура карроха – говорили сами за себя. Сефир, сам не замечая, как оскаливается вдруг ощутил, что доспехи на его теле стали мелко тревожно вибрировать. Интуитивно, хийл уже понимал, что происходит, но подталкиваемый любопытством, всё же осторожно протянул руку к изображению и почти сразу ее отдернул. Колкое жгучее ощущение, прокатившееся по его телу, - заставило его сделать это. Фыркнув, Сефир бросил гневный взгляд на образ, отвернулся от него, сделал несколько шагов вперед и остановился. Локхемы, замершие позади него, покорно ожидали приказов. Всё же, не вытерпев, сын Шахаба моментально отращенными на кисти лезвиями в несколько взмахов исполосовал изображение на стене. Гневно и шумно дыша, он снова стоял напротив, вглядываясь в посеченный царапинами грозный образ. Лезвия на его руке слегка дымились, но он словно бы не замечал этого. Он смотрел только на лик Богини – вызывающе и злорадно, оценивая, как глубоко царапины легли на прекрасное и вместе с тем пугающее своей чистотой лицо.
Внезапно коридор пронзило от громкого резкого звука, напоминающего громовой раскат или скрежет по металлу. Локхемы позади Сефир напряглись и еще крепче сжали в руках оружие. И ясно, почему…Они ни разу в своих коротких жизнях не слышали такого звука, а вот Сефир слышал. Но, правда, только на записи. Именно поэтому он не удивился, когда из затемненной арки, ведущей в главное святилище, показался громадный зверь. Пепельно белый в расплывчатое чёрное пятно кхитулим (кошка) длинной не менее пяти метров. Мягко ступая большими мохнатыми лапами, зверь, полностью выйдя на свет, уставил на Сефира свои пронзительно синие глаза. Зрачки в них тут же расширились, из тонких нитей превратившись в чёрные круги. Длинный хлыст образный хвост кхитулима – на кончике черный как уголь яростно замотался, глухо стукая громадную кошку по шерстяным расписным бокам.
Пардус. Один из самых крупных и свирепых наземных хищников, которые населяли родной мир водяноглазых. Священный хищник. Судя по всему это было храмовое животное. Иной причины нахождения тут этого кота Сефир не находил. Еще раз громогласно рыкнув, пардус ощерился, показав длинные крупные клыки толщиною в палец. Услышав, как позади него щелкнули парализаторы, Сефир мысленно приказал: «Не трогать!» - и сделал резкий шаг вперед. Пардус ощерился еще больше и, вскинув переднюю часть тела, ударил перед собой пол мощными лапами. Угрожающий рык снова заполнил собою пространство.
Сефир же в ответ сделал еще несколько шагов вперед – уверенных и наглых, и зверь этого уже не стерпел. В один прыжок покрыв расстояние до хийла пардус ударился о возникшее перед Сефиром силовое поле, взревел и яростно забил когтями по невидимой преграде. Хийл на это лишь злорадно усмехнулся и занес кисть для атаки. Полоснутая по морде острыми лезвиями громадная кошка отскочила, ловко приземлившись на лапы, ощерилась, смотря на Сефира уже только лишь одним целым глазом и снова прыгнула на хийла. Сефир, теперь уже не церемонясь, встретил кхитулима направленным ударом в сердце. Несколько секунд пардус еще нависал над хийлом стоя на дыбах и низко клокочуще рыча. Но вот громадная туша зверя обмякла.
Сефир вытащил из груди кошки окровавленные чёрные лезвия, отшвырнул кхитулима в сторону к стене, и, подойдя к еще живому зверю деловито оглядел его. Пардус, лёжа на боку часто коротко дышал. Его громадное пятнистое тело подрагивало от судорог. Небесного цвета, словно бы сапфировые глаза уже начало затягивать предсмертной плёнкой. С клыков обильная – капала на покрытые орнаментом полы кровавая слюна.
На кисти сына Шахаба выросло длинное мече подобное лезвие. Сефир размахнулся и сквозь последнее тяжелое: «Ма-а-а-о-о-у-у-р-р-р», - голова пардуса была отделена от тела одним ударом.
Подняв с окровавленных полов голову зверя, Сефир обернулся к локхемам и взглядом приказал следовать за ним.
* * *
Она сидела посредине святилища спиной ко входу. Несмотря на всю красоту и великолепие помещения корабельного храма – еще больше поражающего воображение, чем даже те чудеса архитектуры и зодчества, что Сефир видел до этого – всё внимание хийла сразу же приковалось к этой гордой словно высеченной из благородного мрамора женской фигуре. Белое длинное одеяние словно бы было её продолжением – и стелилось по полам украшенным орнаментом подобно застывшей снежной волне. Распущенные длинные волосы почти полностью закрывали перехватывающий талию пояс – расшитый чёрно-зеленой погребальной вязью. И больше ничего…только пустой наполненный красотой храм – и впереди на алтарном возвышении кумир божества, перед которым она почтительно преклонила колени.
Мгновения Сефир насыщался этим зрелищем, а затем уверенно шагнул внутрь – приказав локхемам оставаться у входа. Белая не обернулась ни на шум, ни на звуки шагов, продолжая сидеть абсолютно неподвижно. Приближаясь к ней, Сефир на всякий случай еще раз оглядел храм аурическим зрением. Остановившись за спиной женщины, хийл небрежно швырнул перед ней на пол тяжелую голову пардуса, и сказал, стараясь говорить на языке белых как можно чётче:
- Дар тебе от меня, дэви («дэви» - бытующее у белых уважительное обращение к молодым девушкам, женщинам).
Женщина едва заметно вздрогнула, когда голова громадной кошки упала и покачнувшись на месте замерла рядом с ней. Что-то тихо прошептав в сложенные ладони, людинка придвинулась к голове пардуса, наклонилась и поцеловала её в шелковистый пепельно-белый лоб.
- Неужели ты думала напугать меня этим зверем? – снисходительно поинтересовался Сефир, смотря как людинка поднимается с колен. Легко…грациозно…Хийл невольно засмотрелся на нее в этот момент. Всё еще стоя к гостю спиной, белая поклонилась стоящему перед ней впереди кумиру Богини и повернулась к Сефиру. Глаза ее были опущены в пол.
- Думала, мне не справится с ним? – хийл гордо вскинул подбородок, - Думала убъет меня?
Людинка отрицательно покачала головой не поднимая глаз. Сефир с интересом разглядывая ее, усмехнулся, и начал обходить белую кругом, изучая её аурическое тело.
- Что ж, думаю, это действительно так.
Обойдя женщину, хийл встал перед ней, упрямо пытаясь поймать взгляд её опущенных глаз:
- Зачем звала меня?
- Священное право жены воина в последний раз посмотреть в лицо убийцы её супруга.
Белая подняла на Сефира глаза. Да, это были те самые глаза, которые хийл мельком видел, глотая кровь командира истребительной эскадрильи. Он сразу узнал её энергетический след, когда в его голове прозвучала эта просьба. Когда он услышал этот зов, и даже по - началу не поверил. Так же в упор, глядя на людинку, как и она на него, хийл спросил:
- Ну и как? Посмотрела?
Людинка кивнула, чуть прикрыв глаза:
- Посмотрела.
- И что увидела?
Людинка, чуть помедлив, словно стараясь высмотреть что-то в лице хийла ответила:
- Я ожидала увидеть воина, но вижу лишь бесчестного убийцу.
Глядя на белую, Сефир не в силах сдерживаться, широко улыбнулся, а потом и вовсе рассмеялся – «чистосердечно» и от души.
- Ох-х, дэви…- всё еще смеясь воскликнул он, - Не сердись моему смеху, но уже одно то, что ты считаешь, что разница в этих двух образах для меня важна – веселит меня.
- Это лишь подтверждает правдивость моих слов, - кротко добавила женщина.
- Ложность, дэви, - парировал Сефир, - Увы, ложность! Воин – это всегда убийца. «Честь» же придумали себе вы, чтобы оправдываться и придать своим делам больше горделивого «величия». Не сочти за оскорбление, дэви, но все вы – белые невозможные эгоисты.
Вдоволь посмеявшись, Сефир, как ему показалось уничтоживший белую своими доводами, свысока посмотрел на нее. Он отмечал, что людинка, несмотря на все его пренебрежительные слова – смотрит на него без выражения каких бы то ни было негативных эмоций. В её взгляде не было ненависти, омерзения или страха. Только какое-то мёртвое спокойствие, и то, что Сефир смог бы назвать бы самым близким по смыслу словом – принятие. Но то, что было во взгляде белой – во всем её виде, и тех энергиях, что обтекали и пронизывали сейчас ее тело – было гораздо глубже.
- И чего ты ждешь от меня теперь? Что я буду мучить тебя? Убью?
Увидев, как дрогнул взгляд белой, Сефир со смешком покачал головой:
- Нет, дэви. К тебе у меня мести нет. Хотя вина на тебе и лежит. Твой…муж глубоко оскорбил меня, и по-хорошему и тебя нужно было бы ответить за его колкий язык. У нас, видишь ли, за проступки одного…как это у вас называется…родича – в ответе вся семья. Но я не злопамятный.
Чуть отойдя в сторону и вроде как осматриваясь, Сефир поинтересовался деловито, резко сменив тему:
- А детки твои где? М-м-м? Спрятала? Я успел рассмотреть троих, но кто знает, может вы провели меня и их больше? Так, где они?
- В надежном месте, не добраться тебе до них, - тихим, но полным твёрдости голосом ответила белая.
- Не добраться, значит? – Сефир повернулся и быстро подойдя к белой, встал к ней вплотную. Он хотел, чтобы она чувствовала его как можно ближе, чтобы видела окровавленные чёрные доспехи на его теле, чтобы боялась и благоговела. Потихоньку, не слишком напористо, но Сефир уже начал давить на белую своим мужским энергополем. Голос его стал жёстче и ниже.
- Твоему мужу там тоже казалось, что я до тебя не доберусь. Что он меня к тебе не допустит…И что же в итоге? – Сефир победоносно развел в стороны руки, - Вот он я, а муж твой здесь – хийл указал себе на живот, - И оказался весьма недурен на вкус.
Глаза белой снова дрогнули, и как показалось Сефиру блеснули слезами.
- Мы за проступки и оскорбления спрашиваем кровью, дэви. Твой муж мне ею уже ответил, - ощущая, как белая под давлением его слов возвращается в пучину пережитого горя, хийл бросил снисходительно и чуть мягче:
- Ну будет, - Сефир отступил назад и снова начал обходить людинку кругом, но уже в другом направлении.
- Тебе, если будешь разумна – это не грозит.
Обходя людинку, пытаясь, насколько это возможно считать её энергополе, Сефир, прежде чем сказать обдумал каждое слово. То, что он собирался предложить белой – было вопиюще даже для его мира, абсолютно немыслимо. Но уж больно людинка была хороша. Её крепкая, закаленная, раскрытая родами энергетика привлекала. Иметь такой ресурс под боком было бы совсем неплохо. Пусть даже только и для развлечения. Опять же – обладать женой поверженного врага…Какая жирная и питательная пища для самооценки и жгучий яд зависти для конкурентов. Но нужно было призвать на помощь всё свое искусство убеждения, которому женщины, насколько знал Сефир (по своим ранним годам) – легко поддаются.
- Никто другой попорченную бы не взял, - с расстановкой начал хийл, - Но у меня маловерного доброе сердце. Примешь меня – и я дам тебе всё необходимое. У нас иногда принято брать на попечение кровников убитых нами врагов – партнеров, чад. Так же и я хочу поступить с тобой.
Сефир остановился перед белой. При его последних словах аура её налилась свинцовой тяжестью.
- Я обеспечу тебя всем, а главное – защитой, - продолжал хийл, - И поверь, эта защита будет куда лучше, чем та, которую давал тебе твой прошлый муж.
Сефир интонационно подчеркнул слово «прошлый», внимательно следя за реакцией людинки. Выдержав не длинную паузу, он прибавил:
- Рожать, конечно, не разрешу. Тут уж как не упрашивай. Воплощать родичей твоего супруга мне как-то совсем не хочется, но вниманием обделять не буду. Месяц через месяц придется терпеть, - Сефир беспомощно развел руками, - Но здесь физиология. Я думаю про наши м-м-м, особенности, ты дэви знаешь. Ты будешь не единственной женой – с этим придется смириться сразу, - уточнил хийл, - Дети твои…- он подумал и благосклонно махнул рукой:
- Поступай, как хочешь. Оставь здесь или бери с собой. Как и о тебе – я позабочусь о них. Что скажешь, дэви? Достойное предложение от убийцы?
Сефир усмехнулся, глядя на белую и внимательно следя за ее реакцией. Людинка спокойно выслушав, медленно закрыла глаза и спустя минуту судорожно вздохнула, проговорив:
- Окровавленный алтарь, крик дочери, сходящей с ума от страха и безжалостные лезвия в твоих руках, - белая открыла глаза и в упор посмотрела на Сефира. Впервые в её взгляде промелькнула суровость:
- Какой заботы ожидать от того, кто не щадит и собственное чадо?
Немало удивленный тем, что людинке каким-то образом удалось проникнуть в такие глубокие пласты его психики, Сефир не показав и малейшей обескураженности недобро ухмыльнулся:
- За предательство пощады не заслуживает никто, дэви, – ни сыновья, ни дочери, ни мужья, ни жены. Тебе нужно лишь знать правила – и ты и твои дети всегда будут одарены моей милостью.
Людинка неожиданно мягко и как-то задумчиво улыбнувшись – ответила и на это:
- Какие могут быть правила у столь мятежного ума? – она испытующе посмотрела на Сефира, - У ума, который готов нарушить запреты даже собственного мира ради удовлетворения своей гордыни?
При этих словах Сефир нахмурился и невольно сжал челюсти. Людинка тем временем продолжала:
- Готовому клинку уже не войти в чужие ножны. Моя доля здесь, и я не понесу её в твой мир.
Уже чувствуя гнев, Сефир показательно оглядел белую и спросил колко:
- Что ж тогда стоишь передо мной простоволосая? Зачем распустила космы? Уж не для встречи ли?
Людинка опустив глаза и коснувшись пальцами кончиков прядей своих золотистых, словно светящихся волос, сказала:
- Жены нашего народа после замужества расплетают волосы не при супруге только единожды. После смерти мужа. И так идут за ним следом.
— Значит, на моё предложение ты отвечаешь отказом? – не желающий верить в то, что им так просто и открыто пренебрегают, Сефир продолжал допытываться. Людинка, опустив глаза кивнула.
- Хм…х-м-м… Ха-ха-ха!
Сефир от искреннего непонимания рассмеявшись, громко ударил ладонью о ладонь. Это его движение было полно досады и сожаления.
- Всем ты хорош черноглазый губитель, - белая снова подняла на Сефира взгляд и гордо посмотрела ему в лицо, - Твоя жестокость, ненависть, кровожадность, хитрость – все они хороши и сильны. Но только для твоего мъра. Но я с тобой в него пойти не могу.
Белая замолчала – прямая и гордая, как кумир Богини, который стоял у нее за спиной. Ее непоколебимость была тверже стали и Сефир кожей ощущал крепость убеждения людинки. Но именно эта её неприступность, её упрямство и самое болезненное, самое колкое – пренебрежение им – Сефиром! Жена врага – он мог бы взять её под свое покровительство, пусть для тешенья эго, пусть для сладкого чувства мести, которое питало бы его гораздо дольше, чем высосанная из тела белого пилота кровь. Пусть! Но он предложил ей жизнь! Такая огромная плата за столь куцый список удовольствий. Самое дорогое и значительное – жизнь! По доспехам хийла волнами забегала чёрная материя. Воздух вокруг Сефира отяжелел и зарябил, словно от сильного жара. Ни разу не оскорбив его и не коснувшись – эта людинка легко и играючи, просто отвечая на вопросы – втоптала его в грязь. Перед лицом этой беззащитной и безсильной женщины «Карающая длань» почувствовал себя побежденным и опущенным. Эти чувства были ему невыносимы, и уже не в состоянии сдерживаться, хийл шагнул к белой и нависнув над ней негромким подрагивающим от гнева голосом произнес, слегка растягивая слова:
- Твоя в-в-о-о-ля д-э-эви. Я у-в-в-ажу твое последнее желание. Ты хочешь к мужу, не так ли? Что-ж-ж, я охотно проложу тебе к нему дорогу!
Сефир еле сдержался, чтобы не ударить людинку, резко повернулся и крикнул всё это время ожидающим у входа в святилище локхемам:
- Ну, вы! Ко мне!
Когда вечники подбежали к своему Владыке, Сефир обернулся и испепеляющее глядя на белую, ядовито процедил:
- Белая Госпожа хочет умереть. Сделайте так, чтобы её последнее путешествие было приятным. Делайте с этой горделивой сукой что хотите! Даю 20 минут!
Озлобленный на бесплодность своих попыток, но утешающийся неотвратимой грядущей местью – Сефир направился к выходу их святилища. Локхемы же голодными хищными глазами смотря на людинку, посмеиваясь, медленно и игриво двинулись в её сторону поигрывая оружием. Словно волки, готовые напасть на беспомощную лань, они обступили ее и начали приближаться с двух сторон, ухмыляясь и скаля белоснежные зубы. Людинка стояла на месте неподвижная как изваяние. Её руки, утопающие в полах одеяния медленно повернулись ладонями наружу и она, словно засыпая, прикрыла небесно-синие глаза. На мгновение все трое застыли. Время замерло где-то под резными сводчатыми потолками святилища, а потом ринулось вниз и разбилось об мощную энергетическую волну.
С жадным нетерпением локхемы схватили белую за плечи. Тут же словно отброшенные невидимой силой – они отлетели в стороны и, обхватив головы руками, истошно завопили. Услышав их крики, Сефир уже покинувший святилище с похолодевшим нутром кинулся обратно. Увидев своих воинов, ползающих по полам – беспомощных, с сожженными энергоканалами тела, ослепших, и уже совершенно бесполезных, хийл быстро посмотрел на людинку. Её аура бывшая до этого приглушенно зеленоватого цвета – горела пурпурным огнем. Глаза ее, ставшие нестерпимо яркими глядели куда-то в огромную бездонную пустоту. На мгновения Сефиру показалось, что даже волосы людинки поднялись в воздух и зашевелились, словно змеи, но эта иллюзия быстро исчезла. Взамен её хийл сквозь душераздирающие крики локхемов увидел, как глаза людинки устремились прямо на него.
Сефир не мог отделаться от ощущения, что за людинкой будто стоит исполинская светящаяся фигура. Она проявлялась в нескольких проекциях – была практически одного роста с белой, и в то же время превосходила размерами вайтмар. Её энергия – чистая и горячая, как печной жар была повсюду.
Неподдельный ужас забродил по закоулками души Сефира, и он даже не сразу заметил, как доспехи на его теле заходили волнами, словно бурное море. Медленно и неотвратимо людинка подняла руку. Ладонь с длинными красивыми пальцами раскрылась как цветок – около неё заклубилась текучая энергия.
- Сефир! «Сын Шахаба!» —произнесла белая громогласно, словно не своим голосом. Выражение её лица впервые стало полным гнева, и гнев этот был прекрасен:
- Силой своего моего благочестия и целомудрия я налагаю на тебя проклятие! Та, за которой ты явился сюда, та которую ты жаждешь – станет твоим поражением! Она наградит тебя безумием и пламя неудовлетворенного желания будет сжигать тебя подобно мучительной болезни! Если ты попытаешься взять её силой – пророчу, - дыхание твоё остановится ровно через три мгновения и три части. Та, за которой ты явился сюда приведет тебя на огненный путь очищения, который изгонит из тебя чёрное жерло морока. Лишь одним способом ты сможешь избежать свершения проклятия – добиться её добровольного согласия на союз или убить. Да будет слово моё твърдо! Тако есть, тако буди!
Произнеся эту речь, словно древний губительный заговор, белая судорожно вздохнула, сложила перед собой ладони и её глаза медленно закатились. Ошарашенный, Сефир энергетическим зрением увидел, как по позвоночнику людинки от талии до головы быстро протянулась огненная полоса, застыла во лбу женщины, превратившись в яркий слепящий шар, и, вспыхнув, исчезла. Вслед за этим белая тут же тут же упала на пол как подкошенная и её аурическое тело, тлея и догорая медленно погасло. Но это бы еще не конец. Сефир ощутил, как нечто, подобно тонкому прозрачному слою покрыло его с ног до головы, и он успел различить, как слова белой преобразовавшись в летучую информозаряженную матрицу – легли на его ауру и записались на ней подобно цифровому коду.
От этого не могла ни спасти, ни оградить никакая защита. Любые, пусть бы даже доспехи самого Чёрного Бога – были здесь бесполезны. Неотвратимая сокрушительная сила слова, а тем более слова, в которое была вложена вся жизненная сила проклинающего…
Сефир застыл на месте с широко распахнутыми глазами. Всё его тело сотрясало от мелкой дрожи. Во рту пересохло. Так вот зачем она позвала его сюда…Белая жрица! Она была готова к смерти и приготовила ему этот свой последний подарок. Мстительная…мстительная, расчётливая тварь! Вот как она вернула ему страдания, пережитые во время и после смерти её мужа. Он совсем не подумал об этом…Про самое непредсказуемое и опасное оружие белых – слово! Он совершенно об этом забыл! И сам пришёл сюда глупец!
Зажмурившись, Сефир скрючился и полный досады и ярости крик заполнил святилище. Оскалившись, сын Шахаба резко поднялся, устремив уничтожающий взгляд на алтарь. С воплем, он метнул в статую белой Богини, стоящей вдалеке, и словно наблюдавшей за всем произошедшим – разрушительный био импульс. Верхнюю половину кумира снесло, раскрошило на мелкие крошки, и они, стуча, посыпались на расписные полы. Упав на колени и всё еще крича от злобы и бессилия, Сефир лихорадочно думал:
«Что теперь!? Что если я не смогу? Зачем тогда всё это!? Теперь это не добыча, а бомба замедленного действия, отрава! Бедовая отрава! Надо было убить её сразу же…пожадничал, повелся…идиот…Идиот!!! Насмарку! Все усилия насмарку!
Сквозь эти лихорадочные раздумья до Сефира донесся жалобный хриплый стон:
- Го-с-сподин…Гос-с-подин…нич-щего не вижу…Гос-с-сподин!
Сефир взглянул на лежащих на полах локхемов. Аввих уже мёртвый с насквозь прожженной аурой лежал навзничь лицом вниз. Свастичные орнаменты на полах словно оплелись вокруг его безжизненного тела. Тев был еще жив. Лежавший в другой стороне – на спине, он хрипло глубоко дышал и звал, звал своего хозяина всё слабеющим голосом. Едва взглянув на него, Сефир сразу понял, что локхему осталось жить всего несколько минут. Встав, сын Шахаба подошёл к своему догорающему воину и опустившись перед ним на колени с грубой лаской провёл по его щеке ладонью.
- Го-с-по-о-дин…
- Тише.
Сефир взял голову Тева в руки и положил к себе на колени, - Тише, скоро боли не будет.
- Го-ос-сподин…я так хотел с вами…вас…простите…
Невидящие глаза локхема бегали, словно силясь в последний раз увидеть лицо Владыки.
- Тише. Твой господин рядом.
- Владыка…позвольте пос-служить вам в последний рас-с.., - рука Тева слепо зашарила в воздухе и, натолкнувшись на грудь Сефира поползла вверх. Крепко сжав плечо Сефира Тев повторил, - Позвольте!
Взглянув на локхема, Сефир недолго думая решил не пренебрегать оставшимся в его рабе жизненным ресурсом. Да и самому локхему – смыслом существования которого был его Владыка, вероятнее приятнее будет уйти именно так.
Выдохнув, Сефир крепко обхватил пятерней затылок Тева. Его аура вклинилась в слабое полумёртвое энергетическое тело локхема и потянула его в себя. Тев содрогнулся и зажмурил слепые глаза. Крепко держа его, словно хищник душащий добычу, Сефир потянул из локхема его оставшуюся жизненную силу. Когда находящийся уже в шаге от смерти Тев закричал от страха, Сефир влил в его тело страстную расслабляющую волну и последние капли жизни были допиты из его раба через дрожащие, слабые, но все же стремящиеся к поцелую губы.
- Жизнь была не зря-я-я…- слабо улыбаясь выдохнул Тев и обмяк в руках Сефира, отдав своему господину последнее, что у него оставалось.
Поднявшись, Сефир не глядя на своего погибшего раба и не оборачиваясь быстро пошёл прочь. Доспехи его налились чернильной тяжестью, черты лица словно обострились. Несмотря на всё, на все преграды, которые ставила перед ним эта белая мразь – он своего добьется. Добьется! Плевать на слова проклятия! На потери! На всё плевать! Он заберет то, зачем пришёл и после склонит на свою сторону, или он не сын чёрных крыльев бездны! Пусть даже ему придется пожертвовать всем легионом. Они еще не знают, с какой силой связались! И больше никому никакой пощады!