После каждой охоты в сказочных просторах родного края, будучи промокшим до нитки, несмотря на усталость, всегда возвращался в свою избушку по тропинке, что пролегала за околицей деревни. По ней шёл к дереву, которое полюбил с тех пор, как помню себя. Да и не люблю с собакой и ружьём (хотя оно в чехле) идти по деревни, на глазах у односельчан, под звонкий лай дворняжек.
Двигался медленно, как бы отдыхал, и каждый раз, уже, сколько лет, не надолго, хоть на минутку, с учащённым биением сердца, останавливался у сосны
Подняв голову вверх, придерживая головной убор, слушал её шум. В погожую погоду, он казался мне со звоном далёкого колокола. И я не один, этот волшебный голос, так воспринимал. Жители села тоже улавливали и, во время встречи, мне говорили:
-Анатолий? а он звенит и хорошо слышно.
Я им улыбался и добродушно качал головой.
И конечно, с неподдельной радостью, большим наслаждением любовался величием лесной красавицы. Её серо-жёлтый ствол, в два обхвата у корневища, на высоте пяти метров разделялся надвое, и гладкие, почти параллельные, огромные ветви, как сёстры - близняшки, тянулись ввысь. За долгие годы все сучки, задоринки на них отвалились, и заросли их следы.
Лишь только через несколько десятков метров на верхушках этих светло-жёлтых побегов, из не больших веточек, с вечнозелёными иголками, выросли две кудрявые "шапки". В них, на огромной высоте, раннею весной всегда отдыхали грачи, преодолевшие долгую дорогу в наши края.
Такое обширное, оголённое пространство давало на жизнь свет и тепло дереву, зеленеющему весь сезон на раздвоении. Видно уроненное птицами в это место семя, взошло и, со временем, выросла стройная рябина.
Она, как падчерица, каждый год по немного подрастала, набирала силы, питаясь малыми крохами земли, влаги из трещин и коры великана, заносимых туда ветром и дождём.
В таком содружестве на самом высоком месте в округе деревни, рядом с истоком реки из озера; росла и красовалась всему здешнему миру, уже много лет, эта грациозная сосна, озирая просторы былинного края.
Её далеко было видно с озера, заливов, с полей и луговых просторов. Была маяком родной деревеньки, символом, гордостью, трудовой жизни селян.
На единственном, толстом, сухом суку, не высоко от земли висела рында. Бережливым и заботливым местным жителям, по счастью, не пришлось использовать её по назначению.
По освещённости верхушек этого исполина, в солнечные дни, до наступления сумерек, можно было узнавать время. При охоте на озере я по нему с приличной точностью, определял его, сверяя со своими часами.
Здесь, на лужайке, под сосной в летнее время труженики села проводили сходки, свадебные торжества, отмечали свои праздники, а мы, босоногие сорванцы, собирали цветы на конкурс "Лучший Букет" и дарили друг другу; играли в прятки, а потом в футбол.
Уже подросшие, в тёплые летние деньки, когда оживала природа; зеленели леса, цвели черёмуха над рекой и сады в палисадниках, проводили вечеринки. Со всех местных деревень на лодках, с гармонями приезжала сюда молодёжь. Приходило на веселье и старшее поколение, что бы любоваться задорам и способностям своих будущих зятьёв и невест. Под доносимый птичий хор из ближних лесов и звонкий голос заливной подруги на мехах, пели разудалые частушки, плясали, танцевали, порой, до полуночи.
Я много раз спрашивал своего отца, деда и других старожилов:
-Скажите, давно ли растёт это дерево и как оно появилось здесь?
Все они на мои вопросы отвечали однозначно: - Не помним, не знаем! А прадед, Карп Андреевич, выслушал меня и сказал:
-Не знаю, правнучек, запамятовал! Только помню, я рядом коров пас, и дерево, помню, было.
Немного подумал, а потом повторил:
-Да, было дерево!
Мне приходили разные мысли.
И я предположил: - Может быть, на этом месте сосна начала шуметь с появлением деревни. А скорее всего и раньше: - подумал я, - почва здесь песчаная, внизу болото в сосняке и, она уже задолго, до прихода людей, росла тут, на горке, в сосновом бору здешнего приволья, вместе со своими "подругами", но их уже давно срубили.
На следующий год я приехал в родные края осенью.
Как всегда навестил свою любимицу и, к большой, для меня, радости, увидал; на подросшей за год рябинке, краснела небольшая гроздь ягод. Был счастлив: в таких условиях, без должного количества почвы, влаги дерево не только борется за своё существование, но и созревает плоды - семена на будущее потомство.
Вот так и нам всем надо отстаивать жизнь для себя и грядущего поколения.
Затем долгие годы не смог приехать в отчий дом. Работа, да и здоровье не позволяли посетить родные края. В долгие, зимние вечера сидел в мечтах о привольных угодьях. Думал о будущей встрече с первозданными, вековыми лесами, где кудрявая берёзка повсеместно чередуется с вечнозелёными елью, сосной, черёмухой, в обильном соцветии, склонённой над потоками, быстротекущей, журчащей речкой.
Хотелось побывать в полях, лугах в ковре разноцветий, мягких, как шёлк, трав.
Постоять в обнимку с белоствольными деревцами, что красуются у моей избушке и всегда меня манят с озера. И. конечно, встретиться, хоть на минутку, едино с любимой сосной.
Вот, наконец, справившись со всем проблемам, посетил милую обитель, тоже, в осеннее пору. Люблю это время года.
После продолжительной разлуки, я в приподнятом настроении вышел с родной избушки. Вспомнились слова Н.А Некрасова: - Опять я в деревне хожу на охоту...
И долго бродил по не хоженым, заветным местам любимого края. Прошёлся по полям и лугам с прилегшим разнотравьем. Обошёл озеро в золотистом наряде увядающего побережья, с багряными расцветками вечно шелестящей осины. Побывал в ягодных, топких болотах.
Как всегда, решил навестить самое главное дерево села: величавую лесную красавицу.
Вышел на почти заросшую тропинку, забыв про усталость, волнуясь, быстро пошёл к ней на свидание.
Собака, узнав знакомые места, побежала впереди, виляя на радостях хвостом, и оглядываясь на меня. А потом, вдруг, остановилась, как бы ждала меня.
Я быстро подошёл к ней и увидал перед собой разрытую, опаленную поляну, и нет на ней гордости деревни, заветной сосны.
Подумал, что пришёл не на то место. Стал, оглядываться по сторонам, искать памятное мне место, где на покрытом густой травой, луге, всегда красовалась грациозное дерево.
Но, увы, такого места здесь уже нет. Передо мной был изрытый, исковерканный до неузнаваемости, клочок земли. На нём. из чахлого бурьяна, торчал обгорелый пень, с сожжённой, до корней, срединой. Только по краям его, кое - где осталась обугленная, тонкая корочка былой, пахучей, смолистой древесины.
Смотрел, думал, и не верилось случившемуся. Как же это произошло? - спрашивал себя. У меня перехватило дыхание, хотелось выплакаться.
Долго стоял на этом раскуроченном, обожжённом месте и думал: - Богата Матушка природа, но она уязвима и не защищена.
Но что может противопоставить дерево, как часть природы, безумству отдельного человека, его невежеству, погубившему двух зелёных обитателей земли предков? Кто за это ответит? А разве только одно дерево погублено бездушными людьми? Тут нужна помощь человека.
Долго искал ответ, потом свернул с любимой тропинке, и, путаясь в мыслях, поплёлся задворками деревни.
Проходя мимо бани, одного приезжего дачника, заметил: под навесом лежала часть нашей сосны, распиленная на пятиметровые брёвна. На опаленных стволах виднелись потёки прозрачной, как слеза, смолы и свежие наросты ярко-жёлтой древесины.
Видно дерево, каждыё год пыталось залечить раны, нанесённые жестоким "человеком". Но спасти себя не смогло.
Тут же сверху, на могучих остатках, сушились окорённые, коротенькие, круглые чурочки, напиленные из рябины, для приготовления шашлыка.
Они под лучами солнца окрасились в тёмно-коричневый цвет, похожий на следы застывшей крови.
Я медленно шёл и вот по дороге встретил старожила деревни Ивана Петровича, человека рассудительного, хозяйственного. Восемнадцатилетним юношей ушёл на фронт. После ранения, вернулся в родную деревню. Долгое время работал бригадиром, а когда рука немного поправилась, сел на конную косилку. Скашивал много лет, до ухода на пенсию, поспевшие жнива и траву в лугах, на корм животным села.
Рассказал я ему эту историю.
Он меня внимательно выслушал, помолчал, а потом сказал:
-Что ты, сосед, удивляешься случаю с сосной, У нас бабушку похоронят и вскоре, заезжие дачники её избушку разбирают себе на бани, сараи и на дрова, не спросив, даже, родственников.
-Приезжают в деревню разбогатеть, - добавил он, и продолжил: - Если так будет дальше, то, со временем, вся деревня исчезнет.
-Местные дачники, что родились в деревни, этого не делают. Они ремонтируют своё детище, ухаживают за ним и чужого не берут, считают, это позор!
-Да что говорить - деревню перегородили, невозможно ходить даже к колодцу за водой, - далее добавил:
-Речку перекрыли в истоке, у самой деревни, во время нереста рыбы. Берега перекопали под гаражи.
-Вот таки брат дела, а ты мне про сосну глаголешь. Нет для их управы, а пора бы! - волнуясь, сказал Иван Петрович.
Он ещё долго рассказывал о делах в деревне. Мне оставалось только его слушать, да качать головой в знак согласия.
Прощаясь, мой собеседник подал мне руку, и я, обдумывая всё увиденное, услышанное, с тяжестью на душе, потихоньку пошёл в свою избушку.