Anatolio Revati : другие произведения.

Zима [сибирские Хроники]

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мир, который все знали, исчез. Люди превратились в кровожадных зверей, которые прячутся днем и выходят по ночам, чтобы уталить свой ненасытный голод. Дмитрий, шестнадцатилетний подросток, абсолютно один в маленьком провинциальном городке в самом сердце Сибири. Он пытается пережить зиму и найти свою семью. Ближайший город, где они могут быть, находится в двухстах километрах, но сможет ли он добраться туда, когда снаружи температура ниже -40С, и практически нет возможности выйти на улицу после шести вечера и не быть съеденным заживо?
   [Anatolio Revati]
  ПРОЛОГ
  
  Меня зовут Дмитрий. Я родился и вырос в самом сердце Сибири, недалеко от Байкала, хотя особо мне там побывать не удалось. Мне шестнадцать лет и я выживаю в мире, пораженном неизвестной чумой. На самом деле, я даже не могу с уверенность сказать, что это вирус. Я совершенно один в заброшенном провинциальном городке, а вокруг меня лишь лес и поля, пугающие меня еще больше, чем на скорую руку заколоченные дома, которые я постепенно исследую один за другим в надежде найти там что-нибудь полезное. Если бы у меня был выбор, я бы никогда не подошел даже близко к этим домам, но я должен делать это, потому что если я дам страху овладеть мной и определять мои решения, я никогда тут не выживу.
  Каждый раз, когда я пробираюсь в один из этих домов, в которых когда-то жили мои соседи или совершенно незнакомые мне люди, я молюсь, чтобы там никого не было. Я понимаю, что каждый проклятый феномен в этом проклятом мире должен иметь название, но я еще не смог придумать подходящее название для них. Я сталкивался с ними лицом к лицу лишь однажды, и с того времени прошли уже месяцы. Я знаю, что они не выносят солнечный свет и выходят наружу лишь ночью. Я почти уверен, что они сбиваются в стаи, подобно волкам или бродячим собакам, потому что я почти не встречаю одиночных следов на улице. Это всегда отпечатки десятков ног на свежем снегу.
  Я не могу уверенно сказать, что именно они ищут по ночам, и честно говоря, я даже не хочу знать этого, хотя где-то глубоко в моей голове определенно есть ответ на этот вопрос. Они должны искать еду, а если еще точнее, то всё живое, что может оказаться у них на пути. Я никогда не выхожу на улицу после шести вечера. Это комендантский час, который я ввел сам для себя. В действительности, однако, я запираюсь дома после пяти, потому что в шесть солнце уже трусливо прячется за лесом по левую сторону от моего дома и оставляет меня одного. Опять!
  Я ненавижу ночь....
  Я никогда не представлял, что ночь может быть такой безумно страшной. Я никогда не думал, что человек способен пропускать сквозь себя столько страха день изо дня; когда каждый шорох, который ты слышишь, заставляет твой мозг трястись прямо в черепе. Когда я слышу какой-то шум снаружи, я не могу не думать о смерти, словно сама смерть бродит там в этой холодной темноте, где живому места нет, чтобы забрать с собой еще одну бесценную душу.
  Я ненавижу бояться...
  Я никогда не был смельчаком, но лишь теперь я понимаю, что никогда не ведал настоящего страха, а именно до тех пор, пока не остался тут совершенно один. Теперь страх - это мой злейший враг и мой лучший друг одновременно. Я лишь должен научиться управлять им вместо того, чтобы позволять ему управлять мной. Если я дам страху овладеть мной, я покойник.
  Я не хочу умирать...
  Я не знаю, что ждет человека после смерти, но каждый раз, когда я начинаю невольно думать об этом, у меня всего лишь одна картина перед глазами. Я представляю себя лежащим снаружи в снегу, который медленно заносит мое безжизненное тело, а мои стеклянные глаза неподвижно уставлены на ночное небо, черное и холодное.
  Солнце встает в девять утра, так что у меня есть всего лишь около семи часов в течение дня, чтобы попытаться добыть пищи и приготовиться к очередной долгой ночи. Жизнь в Сибири никогда не была простой, но теперь я скучаю по тем безмятежным временам, когда в доме горел свет. Электричества нет уже несколько месяцев, как нет и никаких сомнений, что всё так и останется. Теперь навсегда. Нет, я не хочу думать, о том, что ждет нас всех в будущем. Я говорю 'нас', но я не знаю и не могу знать, есть ли где-то выжившие кроме меня. Я хочу верить, что это так, но когда я вижу всю эту мертвую пустоту вокруг, эта надежда начинает трусливо покидать меня. Мне нужна еда и теплые вещи, но в тех нескольких домах, что мне удалось разведать на данный момент, не было практически ничего ценного и полезного, кроме крошечного коробка спичек, в котором, к слову, осталось всего две спички. И даже две спички лучше, чем ничего. Я считаю спички точно так же, как я считаю дни, хотя я не уверен, что есть хоть какой-то смысл в подсчете дней.
  Сейчас зима, так что температура по ночам уже опускается ниже тридцати градусов Цельсия, но это лишь начало. Я знаю, что скоро станет гораздо холоднее. Как долго я смогу протянуть тут один? Лишь мысли о моей семье все еще поддерживают во мне крошечный огонек, который не дает мне замерзнуть и остаться тут навсегда. Порой я чувствую, что схожу с ума от одиночества. С каждым днем я всё чаще и отчетливее слышу в голове чужие голоса. Я понимаю, что мой мозг, доведенный до отчаяния, пытается оживить все те воспоминания, что я когда-либо имел, но это всего лишь замкнутый круг, из которого нет спасения, стоит тебе оказаться внутри.
  Я веду этот дневник, чтобы окончательно не лишиться рассудка. Время от времени, однако, мне начинает казаться, что я читаю совершенно чужие мысли, но потом я снова прихожу в себя и понимаю, что это мои собственные записи. Я не знаю, прочитает ли кто-то всё это когда-нибудь, но возможно это и не имеет особого значения. Я буду писать тут обо всем, что происходит со мной и еще произойдет, все самые мерзкие и пугающие подробности моей жизни в этом ледяном аду. Я определенно не писатель, но это не имеет значения, ведь всё то, что я расскажу в этом дневнике, так или иначе не оставит никого равнодушным.
  
  ГЛАВА 1
  
  Я помню, как всё это началось. Я помню всё до мельчайших подробностей, но не потому, что эти воспоминания врезались в мою память, нет. На самом деле, у меня ушло несколько месяцев на воскрешение всех тех событий, что происходили со мной и вокруг меня в тот день и все последующие за ним дни до этого самого момента.
  Мое имя Дмитрий, но моя маленькая сестра всегда называла меня просто Дим. Я школьник, а если точнее, я был школьником, потому что сейчас в этом мире просто нет такого понятия, а моя бывшая школа - это самое страшное место, что я могу себе представить. Когда было объявлено об эвакуации, власти региона разместили там жителей из соседних деревень, так что никто не может знать, сколько людей так и осталось там навсегда. Но обо все по порядку.
  Я ученик десятого класса из одиннадцати возможных. Я жил обычной жизнью обычного сибирского школьника. Как странно осознавать это сейчас, но я всегда подсознательно понимал, что у меня не было никакого будущего в этом мире, что и не удивительно. Когда ты живешь в Сибири, какое будущее может у тебя быть? Но реальность оказалась куда страшнее любых пессимистических ожиданий. Чего бы я только не отдал сейчас, чтобы поиграть в компьютер или даже посмотреть телевизор, если на то пошло. Что угодно, но только не спички!
  В тот день я вернулся со школы около часа дня. Я прогулял физкультуру, но это фактически и не урок, так что если ты прогуливаешь физкультуру, то даже и похвастаться особо нечем. Я до сих пор не помню, что ел в обед, но стараюсь вспомнить это. Возможно, позже я впишу это где-то между строк, когда воспоминания вернутся ко мне полностью. Я не особо помню, что происходило в течение четырех следующих часов, но это и не удивительно, потому что я привычно провел этот отрезок дня за игрой в компьютерные игры. Так что воспоминания о том дне начинаются с момента, когда вся семья была в сборе.
  Мой отец - глава семьи. Он был мелким местным чиновником, так что свободного времени у него было еще больше, чем у меня, хотя он и не прогуливал физкультуру. Я не знаю, что интересного я могу рассказать о моем отце. Он пил, но в этом едва ли есть что-то примечательное, так как почти все взрослые мужчину тут пьют. Те немногие, что не пьют, либо еще не начали по какой-то причине, либо уже бросили, потому что это стало серьезной угрозой для их жизни. Некоторые не успевали бросить в нужный момент, так что не было ничего удивительного в том, чтобы прийти в школу и узнать, что отец твоего одноклассника умер от инфаркта. Конечно, это печально, но такова жизнь и люди умирают. Люди тут умирают очень рано, так что многие любят говорить, что в Сибири ты стареешь в два раза быстрее, чем в остальном мире. Когда мой отец не держал в руках бутылку, вместо неё он держал в руках пульт от телевизора.
  Я не знаю, правильно ли говорить так, но я был рад, когда его не было дома, когда он выпивал где-то со своими друзьями, как он называл их. В такие дни я мог почувствовать себя свободным и делать практически всё, что моей душе было угодно, а угодно мне было играть в компьютер и не думать ни о чем. Моя сестра - мой верный зритель - всегда была рядом со мной. Наверное, я оказывал на нее не самое лучшее влияние, но с другой стороны мне кажется, что в целом я был хорошим братом, потому что она любила меня, и я любил её... Нет, она любит меня и я люблю её! Моя сестра была ученицей первого класса, и моя мама была её учителем. Не думаю, что я могу рассказать что-то особенное о моей маме. Я думаю, что она идеальный человек и как же трудно описывать идеальных людей.
  Мы не были бедной семьей, но и богатыми нас назвать было нельзя. Я думаю, что мы были самой обыкновенной семьей для этого места. Мне следует оговориться, что мы могли бы жить лучше, но мой отец всегда жил лишь ради себя и почти всегда тратил деньги на что угодно, но не семью. Думаю, это неважно теперь. У нас был трехкомнатный дом и маленькая летняя кухня - перестроенный гараж, в котором я сижу прямо сейчас, дожидаясь окончания еще одной ужасной ночи.
  В тот день все были дома. Мама была на кухне, готовила что-то вкусное. Я почти уверен, что до моей комнаты доносился запах жареной курицы, пока мы с сестрой играли в очередную игру. Мой отец был в основной комнате и смотрел телевизор, лежа на диване. Я могу поклясться, что это самое главное воспоминание, что у меня есть об отце. Нет, конечно, я могу постараться вспомнить что-то еще, но когда я думаю о нем, первое, что я представляю, это мужчина сорока-пяти лет, лежащий на диване и смотрящий телевизор. Тот день не был исключением, но это был тот редкий день, когда его занятие принесло хоть какие-то плоды. Я помню, как он вдруг закричал и позвал нас всех в зал. Мы испугались и мгновенно сбежались в комнату, думая, что случилось нечто страшное. Мы были правы, но даже представить тогда не могли, насколько верны были наши опасения.
  Я никогда не любил смотреть телевизор вместе с отцом, потому что все эти разговоры о непонятных мне вещах с серьезными лицами никогда не вызывали у меня никакого интереса. Также я слышал редкие комментарии отца, который определенно был специалистом в этой области, о том, что телевизору не стоило доверять. В тот день, однако, всё было немного иначе или совсем иначе. Первое, что я увидел на экране, были огромные толпы людей на улицах. Не знаю, была ли это Россия или какая-то другая страна в том конкретном репортаже, но я могу поклясться, что никогда не мог даже представить, как столько людей могло находиться на улицах в одно и то же время, пусть даже и в самых больших городах. Однако прежде чем нам удалось хоть что-то понять, трансляция неожиданно прервалась. Затем был просто шум. Мы переглянулись, но никто не знал, что сказать или подумать.
  Через минуту трансляция восстановилась, но это были уже местные новости. Подобный вывод напрашивался сам собой, стоило обратить внимание на бедную студию и мятое лицо ведущей, которая вела все местные новости на протяжении последних десяти лет, если не больше. Я помню её обеспокоенное лицо так хорошо, как если бы оно каким-то образом висело передо мной прямо сейчас. Я помню этот липкий, тягучий страх в её глазах. Казалось, что она хотела вскочить со своего стула и убежать прочь, но была крепко привязана до тех пор, пока не сообщит новости. Новости были по-настоящему ужасны...
  'Была объявлена всеобщая эвакуация!' - было единственным сообщение, что она огласила.
  Может быть, это всё, что я смог понять? Смешно вспоминать это теперь, но тогда я еще не воспринял всю ситуацию всерьез. Я знал, что не хотел никуда уезжать, пусть даже временно. Такой уж я человек, мне нравится быть на одном месте, где всё мне знакомо и близко. И да, мне это определенно аукнулось.
  'Я не хочу никуда ехать', - я так и сказал в тот момент.
  'Тебя никто не спрашивал, - отец мгновенно прорычал в ответ, - собирайтесь!'
  Собираться... Куда и зачем? Я ничего не понимал, а моя сестра понимала еще меньше. Я помню, как наклонился к ней и сказал, что никаких компьютерных игр не будет в ближайшее время. Она ничего не ответила и просто крепко обняла меня за шею. Как я скучаю по этому объятию.
  Насколько я могу помнить сейчас, та ведущая новостей говорила об экстренной ситуации, но она не пояснила, чем она была вызвана. Конечно, каждый из нас пытался по-своему додумать происходящее, чтобы иметь хоть какое-то объяснение, но то были лишь пустые догадки и наивные фантазии. Я думаю, они не хотели вызывать панику, но это было глупо, потому что паники было невозможно избежать. Сейчас, после всего того, что я пережил, после всего того, что я видел, я могу уверенно сказать, что люди собираются в большие группы лишь с одной единственной целью - спровоцировать панику и отдаться ей.
  Позже мама объяснила мне, что я должен был собрать самое важное, а именно теплые вещи, личные принадлежности, вроде зубной щетки, полотенец, нижнего белья и прочих глупостей. Она также попросила меня помочь собраться моей сестре, потому что сама мама занималась подготовкой всего остального. Что насчет моего отца? Он стоял у окна с сигаретой в зубах и задумчивым видом, словно он был тем самым человеком, на чьи плечи лег груз ответственности по спасению всего грешного мира. Но я видел подобное представление не раз и не два и прекрасно понимал, что это была всего лишь роль, которую он отыгрывал каждый раз, когда хотел избежать работы, не важно, насколько незначительной она была.
  'Ты поедешь со мной', - он сказал мне, когда я сложил в сумку все свои вещи.
  'Куда?' - спросил я. Я знал, что в этом вопросе не было особого смысла, потому как он никогда не объяснял, куда и зачем он брал меня.
  'В магазин', - он ответил с присущим ему загадочным видом.
  Я должен признаться, что в тот момент у него почти получилось обмануть меня. Я подумал, что он действительно переживал и хотел как-то помочь, но это была лишь иллюзия. Не знаю, о чем он думал в тот момент, но это едва ли были переживания о ком-то из нас.
  'Вот деньги, а теперь иди и купи самое необходимое', - он протянул мне немного денег, когда мы приехали в магазин, где уже было порядка двадцати других машин к тому времени.
  Я помню, как люди волокли огромные пакеты с продуктами в свои машины и затем почти бегом возвращались обратно, чтобы купить что-то еще. Еще никто ничего не знал и даже не мог знать, но люди уже готовились к концу света. Почему? Возможно, все подсознательно ожидали нечто подобное.
  'Почему я?' - спросил я жалобно, глядя из окна машины на весь тот хаос, что разворачивался вокруг нас, ведь мне было гораздо страшнее смотреть на отца. Но когда я всё же посмотрел на него, я увидел до боли знакомое задумчивое выражение лица: глаза, смотрящие вдаль или же в пустоту.
  Это бы не первый раз, когда он отправлял меня за продуктами вместо того, чтобы делать это самостоятельно. Конечно, он понимал, что я был своего рода выдрессирован для этого. Однако моей подготовки оказалось недостаточно в тот день. Когда я вошел внутрь, я обнаружил себя окруженным парой десятков людей. Я мгновенно почувствовал себя килькой, которую запихнули в банку, а после утрамбовали вместе с другими рыбами настолько плотно, насколько это вообще было возможно с учетом законов физики. Я не скажу, что я маленький для своего возраста. Мой рост сто семьдесят три сантиметра, а вес шестьдесят три килограмма. По крайней мере, он был таким, когда я взвешивался в последний раз. Так или иначе, у меня изначально не было ни шанса пробраться к прилавку сквозь эту толпу. Я неловко постоял у дверей несколько минут, а потом просто вышел наружу. Забавно, но я помню, как в тот момент я так четко осознал, что не был достаточно силен, чтобы выжить в этом мире. Такая глупая мысль, но она была единственной в моей голове в ту минуту.
  'Где продукты?' - отец спросил меня, когда я вернулся с пустыми руками.
  'Там слишком много людей', - я ответил, глядя вниз. Я чувствовал себя виноватым, хотя вины моей ни в чем не было, конечно.
  'Ладно, приедем в следующий раз', - он ответил безразлично и завел двигатель. Он прекрасно понимал, что не было никакого следующего раза, но я не думаю, что это его волновало. Он просто был таким человеком. Может быть, жить так действительно легче, когда тебе всё безразлично до тех пор, пока всё не становится совсем плохо.
  В действительности, я думаю, что этот магазин, как и все остальные, опустел уже через час. Естественно, что мы никуда не поехали, а лишь собрали те продукты, которые были в доме в тот день. Около восьми часов вечера мы уже сложили все вещи в машину и приготовились оставить дом на неопределенный срок. Это был очень эмоциональный момент для меня, но проблема заключается в том, что у меня не было возможности выразить все эти эмоции, поэтому они так и остались где-то в моей груди, застряв там навсегда. Я должен был подбадривать мою сестру, для которой, как я понимаю это сейчас с огромным опозданием, вся ситуация была гораздо тяжелее, чем она была для кого-либо из нас.
  'Куда мы едем?' - она спросила маму.
  'В город', - мгновенно ответил отец, стараясь выглядеть как можно увереннее и серьезнее, хотя в реальности он ничего не знал, и это стало очевидно позднее.
  Когда мы выехали на трассу и направились в сторону ближайшего большего города, который был в ста пятидесяти километрах от нас, мы увидели огромную автомобильную пробку, которая тянулась на многие километры, уходя вперед дальше, чем могли видеть глаза. В тот момент отец резко развернул машину и поехал обратно.
  'Дорога заблокирована военными', - он сказал уверенно. Я думаю, что он был прав, и это было правильным решением, пусть и не совсем очевидным тогда для меня.
  'Что нам делать теперь?' - мама выглядела очень обеспокоенной, хотя она и старалась скрывать свои настоящие эмоции.
  'Мы поедем на железнодорожную станцию. Возможно, получится сесть на поезд', - его голос дрогнул, когда он сказал это.
  В ту секунду я понял, что всё было действительно плохо, потому что даже его абсолютное безразличие дало небольшую трещину.
  'Если же что-то пойдет не так, придется вернуться в здание городской администрации. Так или иначе, они свезут туда продукты и всё необходимое. Лучшего места в городе просто нет'.
  Мы приехали к железнодорожной станции и увидели большое количество людей и машин вокруг. Поезда действительно проходили мимо один за другим практически каждую минуту, но ни один из них не останавливался на нашей станции. Самое удивительное было в том, что, несмотря на объявленную эвакуацию, людей не пускали на поезд просто так. Сначала ты должен был купить билет, но так как у многих людей просто не было денег, они разворачивались и уезжали или уходили прочь. Так, однако, было лишь вначале. Позже, когда отец купил билеты для всех нас, и мы выстроились с остальными счастливчиками в ожидании поезда, огромная волна машин прибыла на станцию. Понимая, что дороги были перекрыты, и что нет никакого иного пути прочь из города, люди решили взять поезд штурмом.
  'Возьми свою сестру на руки и не отпускай её, что бы ни случилось', - он сказал мне, а сам взвалил на плечо две сумки с вещами и продуктами, пока мама взяла последнюю большую сумку в руки.
  Я не могу ответить, почему он сказал мне нести сестру на руках, ведь он был гораздо сильнее меня и мог нести её сам, а сумки оставить мне. И даже если бы две сумки оказались слишком тяжелыми для меня, мы могли бы бросить одну из них, потому что одежда не может идти в сравнение с человеческой жизнью, особенно когда это кто-то, кого ты любишь больше всего на свете. Так или иначе, я взял сестру на руки, и мы приготовились сесть на поезд, который к тому моменту уже приближался к станции. Я помню, как посмотрел на этот поезд, застывший на горизонте, в один момент, а потом повернулся к толпе людей, которая продолжала расти прямо у меня на глазах из-за прибывающих машин. Время словно остановилось вокруг меня.
  Я не знаю, пессимист я или нет, но почему-то я знал, что мы не успеем сесть на этот поезд до того, как толпа решит взять его штурмом. Стоит признаться теперь, что я ошибся, но лишь отчасти.
  'Бегите за мной', - отец прокричал и бросился вперед, чтобы отделиться от людей, которые стояли рядом с нами, и сесть в один из первых вагонов.
  Мы бездумно побежали следом за ним, я с моей маленькой сестрой на руках и мама следом за нами. Тем временем, громыхая и шипя подобному старому металлическому змею, поезд подъехал к самой станции и замедлил свой ход. Казалось, что мы успеем сесть на поезд самыми первыми. И так казалось не только нам, но и еще нескольким семьям, которые решили последовать за моим отцом, посчитав, что его решение было верным. Однако когда поезд остановился, первые двери не открылись перед нами.
  'Первые вагоны не для пассажиров', - кондуктор выглянул из окна и прокричал нам во весь голос.
  Я сомневаюсь, что я могу описать отчаяние, что я узрел в глазах отца в то мгновение. Я не знаю, что чувствовала моя мама, потому что я не смотрел на неё. Я просто не мог отвести взгляд от отца, который осознал, насколько трагичным могло обернуться его решение. К тому моменту поезд был уже облеплен людьми, которые безостановочно заталкивали друг друга внутрь, ругаясь и крича. Мы же теперь были в самом конце этой бесконечной очереди.
  'Держитесь рядом со мной', - он скомандовал, казалось, с былой уверенностью в голосе.
  Не знаю, пришел ли он в себя, или же это была его привычная напускная уверенность, но он пошел назад так, словно действительно знал, что делал. У нас не было другого выбора, кроме как последовать за ним. Эта мерзкая картина стоит у меня перед глазами прямо сейчас: огромная куча людей, которая втискивается в узкие двери вагонов подобно черно-серой жиже. Я никогда не любил людные места, но сомневаюсь, что я понимал причину этой нелюбви до тех пор, пока не оказался на той железнодорожной станции в тот вечер. Мне трудно описать все это безумие, что происходило у меня перед глазами.
  Я уверен, что я моя бывшая учительница литературы была бы в восторге от моей неспособности передать ту сцену. Она всегда говорила мне, что я был хуже всех в классе. Возможно, она была права, потому что написание даже короткого сочинения на тему того, как я провел лето, превращалось для меня в настоящую пытку. Как бы то ни было, она умерла от туберкулеза не так давно, так что теперь её мнение не так важно. Она кашляла кровью три месяца подряд, время от времени показывая всему классу окровавленный платок. Каким-то образом она находила это забавным. Порой я задаюсь вопросом, понимала ли она, что именно с ней происходило или нет.
  Я помню, кто-то выкрикнул, что это был последний поезд, и толпа мгновенно вздрогнула и начала двигаться вперед с новой силой. Мы уже были частью этого потока. Отец отчаянно протискивался вперед, по-прежнему неся эти бессмысленные сумки на плечах. Следом шла мама, постоянно оглядываясь на меня и сестру и странно улыбаясь в попытке скрыть весь тот неописуемый страх, что царил в её голове. Я шел сразу за ней. Едва ли мое лицо выражало хоть какие-то эмоции. Я совершенно ни о чем не думал в этот момент. Это чувство - оно удивительно. Как только ты становишься частью толпы, твое 'Я' перестает существовать. Ты превращаешься в неспособное думать существо, которое не может действовать обособленно от толпы. Было бы странно, если бы нога или рука обрела свою волю и начала действовать отдельно от всего тела. И я был тем самым существом, я был рукой или ногой толпы в тот момент. Я действовал так, как того желала и повелевала толпа.
  Как и ожидалось, никто уже не проверял наличие билета, поэтому первыми на поезд садились самые сильные и самые наглые. К сожалению или к счастью, мы не были одними из них, но мы всё еще успевали сесть на поезд. По крайней мере, так нам казалось. Когда перед нами осталось около десяти человек, поезд неожиданно вздрогнул и начал очень медленно, сантиметр за сантиметром, набирать ход. Никто не делал никаких объявлений об отправке, но все могли видеть, как железные колеса начали движения. Именно тогда всеобщее безумие достигло своего истинного пика, хотя на меня по какой-то неизвестной мне причине этот факт произвел обратный эффект. На мгновение я вернул способность думать и осознал всё происходящее. Я снова почувствовал это омерзительное чувство слабости, что я ощущал прежде, стоя в том проклятом магазине. Это было то самое отвратительное чувство, когда ты понимаешь, что недостаточно силен, чтобы прогрызть свой путь сквозь толпу других представителей твоего вида чтобы выжить. К счастью, отец не был таким слабаком, каким был я.
  Я помню, как он грубо оттолкнул трех пожилых женщин, стоящих перед ним, затем схватил маму за руку и двинулся вперед. После этого он со всей доступной ему силой и яростью сгреб за ворот пальто какого-то мужчины, который в тот самый момент пытался запрыгнуть на поезд, и дернул его назад. От неожиданности бедняга ослабил хват и рухнул прямо на перрон под ноги толпе. Через секунду отец уже заскочил в поезд и протянул руку маме. Спустя еще одно мгновение она тоже была на поезде вместе с ним, но я и моя сестра, мы по-прежнему были частью толпы.
  'Давай её мне!' - он прокричал, отчаянно вытягиваю руку.
  Время снова остановилось вокруг меня. Это было похоже на сцену из фильма, когда действие вдруг замирает, и зритель получает возможность детально изучить всё то, что происходит на экране. Так было и в тот миг...
  Заходящее где-то на горизонте солнце тускло светило из последних сил, вытягивая тени деревьев и людей. Едва заметные клубы пара, вырывающиеся из бесконечных глоток толпы на фоне прохладного вечернего воздуха. Старый поезд с облупившейся краской, собранный, по всей видимости, еще в Советском Союзе. Отец, отчаянно пытающийся оправдать себя за последнее ошибочное решение или же за все ошибки в его жизни разом. Мама, напуганная настолько, что её лицо уже не способно выражать никакие другие эмоции. И я, не столько напуганный, сколько растерянный от всей ответственности и внимания, что свалилось на мои плечи. Я был подобен ребенку, который впервые поднимается на сцену и оказывается перед огромным залом, теряя при этом ощущение реальности и собственного тела и превращаясь в бездушную марионетку.
  Я не знаю, что случилось со мной в тот момент, но его пример воодушевил меня настолько, что я вдруг осознал всю важность моей роли. Я понял, что пришло мое время показать всё то, на что я был способен в этой жизни. Я рванул вперед изо всех сил и передал сестру ему в руки. Однако это было всё, на что меня хватило. Через мгновение кто-то сгреб меня за воротник и дернул назад. Я не виню того человека, нет. Возможно, я бы и поблагодарил его, если бы знал, кто это был. Ведь если бы не та рука, что отдернула меня прочь от поезда, я, скорее всего, умер бы под колесами.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"