Аннотация: Один провинциальный городок, охваченный неизвестным ужасом и смертельным холодом Сибири. Один подросток, изо всех сил пытающийся выжить и отыскать свою семью. И целая орда кровожадных монстров, скрывающихся в ночи...
ПРОЛОГ
Меня зовут Дмитрий. Я родился и вырос в самом сердце Сибири, недалеко от Байкала, хотя особо мне там побывать не удалось. Мне шестнадцать лет и я выживаю в мире, пораженном неизвестной чумой. На самом деле, я даже не могу с уверенность сказать, что это вирус. Я совершенно один в заброшенном провинциальном городке, а вокруг меня лишь лес и поля, пугающие меня еще больше, чем на скорую руку заколоченные дома, которые я постепенно исследую один за другим в надежде найти там что-нибудь полезное. Если бы у меня был выбор, я бы никогда не подошел даже близко к этим домам, но я должен делать это, потому что если я дам страху овладеть мной и определять мои решения, я никогда тут не выживу.
Каждый раз, когда я пробираюсь в один из этих домов, в которых когда-то жили мои соседи или совершенно незнакомые мне люди, я молюсь, чтобы там никого не было. Я понимаю, что каждый проклятый феномен в этом проклятом мире должен иметь название, но я еще не смог придумать подходящее название для них. Я сталкивался с ними лицом к лицу лишь однажды, и с того времени прошли уже месяцы. Я знаю, что они не выносят солнечный свет и выходят наружу лишь ночью. Я почти уверен, что они сбиваются в стаи, подобно волкам или бродячим собакам, потому что я почти не встречаю одиночных следов на улице. Это всегда отпечатки десятков ног на свежем снегу.
Я не могу уверенно сказать, что именно они ищут по ночам, и честно говоря, я даже не хочу знать этого, хотя где-то глубоко в моей голове определенно есть ответ на этот вопрос. Они должны искать еду, а если еще точнее, то всё живое, что может оказаться у них на пути. Я никогда не выхожу на улицу после шести вечера. Это комендантский час, который я ввел сам для себя. В действительности, однако, я запираюсь дома после пяти, потому что в шесть солнце уже трусливо прячется за лесом по левую сторону от моего дома и оставляет меня одного. Опять!
Я ненавижу ночь....
Я никогда не представлял, что ночь может быть такой безумно страшной. Я никогда не думал, что человек способен пропускать сквозь себя столько страха день изо дня; когда каждый шорох, который ты слышишь, заставляет твой мозг трястись прямо в черепе. Когда я слышу какой-то шум снаружи, я не могу не думать о смерти, словно сама смерть бродит там в этой холодной темноте, где живому места нет, чтобы забрать с собой еще одну бесценную душу.
Я ненавижу бояться...
Я никогда не был смельчаком, но лишь теперь я понимаю, что никогда не ведал настоящего страха, а именно до тех пор, пока не остался тут совершенно один. Теперь страх - это мой злейший враг и мой лучший друг одновременно. Я лишь должен научиться управлять им вместо того, чтобы позволять ему управлять мной. Если я дам страху овладеть мной, я покойник.
Я не хочу умирать...
Я не знаю, что ждет человека после смерти, но каждый раз, когда я начинаю невольно думать об этом, у меня всего лишь одна картина перед глазами. Я представляю себя лежащим снаружи в снегу, который медленно заносит мое безжизненное тело, а мои стеклянные глаза неподвижно уставлены на ночное небо, черное и холодное.
Солнце встает в девять утра, так что у меня есть всего лишь около семи часов в течение дня, чтобы попытаться добыть пищи и приготовиться к очередной долгой ночи. Жизнь в Сибири никогда не была простой, но теперь я скучаю по тем безмятежным временам, когда в доме горел свет. Электричества нет уже несколько месяцев, как нет и никаких сомнений, что всё так и останется. Теперь навсегда. Нет, я не хочу думать, о том, что ждет нас всех в будущем. Я говорю 'нас', но я не знаю и не могу знать, есть ли где-то выжившие кроме меня. Я хочу верить, что это так, но когда я вижу всю эту мертвую пустоту вокруг, эта надежда начинает трусливо покидать меня. Мне нужна еда и теплые вещи, но в тех нескольких домах, что мне удалось разведать на данный момент, не было практически ничего ценного и полезного, кроме крошечного коробка спичек, в котором, к слову, осталось всего две спички. И даже две спички лучше, чем ничего. Я считаю спички точно так же, как я считаю дни, хотя я не уверен, что есть хоть какой-то смысл в подсчете дней.
Сейчас зима, так что температура по ночам уже опускается ниже тридцати градусов Цельсия, но это лишь начало. Я знаю, что скоро станет гораздо холоднее. Как долго я смогу протянуть тут один? Лишь мысли о моей семье все еще поддерживают во мне крошечный огонек, который не дает мне замерзнуть и остаться тут навсегда. Порой я чувствую, что схожу с ума от одиночества. С каждым днем я всё чаще и отчетливее слышу в голове чужие голоса. Я понимаю, что мой мозг, доведенный до отчаяния, пытается оживить все те воспоминания, что я когда-либо имел, но это всего лишь замкнутый круг, из которого нет спасения, стоит тебе оказаться внутри.
Я веду этот дневник, чтобы окончательно не лишиться рассудка. Время от времени, однако, мне начинает казаться, что я читаю совершенно чужие мысли, но потом я снова прихожу в себя и понимаю, что это мои собственные записи. Я не знаю, прочитает ли кто-то всё это когда-нибудь, но возможно это и не имеет особого значения. Я буду писать тут обо всем, что происходит со мной и еще произойдет, все самые мерзкие и пугающие подробности моей жизни в этом ледяном аду. Я определенно не писатель, но это не имеет значения, ведь всё то, что я расскажу в этом дневнике, так или иначе не оставит никого равнодушным.
ГЛАВА 1
Я помню, как всё это началось. Я помню всё до мельчайших подробностей, но не потому, что эти воспоминания врезались в мою память, нет. На самом деле, у меня ушло несколько месяцев на воскрешение всех тех событий, что происходили со мной и вокруг меня в тот день и все последующие за ним дни до этого самого момента.
Мое имя Дмитрий, но моя маленькая сестра всегда называла меня просто Дим. Я школьник, а если точнее, я был школьником, потому что сейчас в этом мире просто нет такого понятия, а моя бывшая школа - это самое страшное место, что я могу себе представить. Когда было объявлено об эвакуации, власти региона разместили там жителей из соседних деревень, так что никто не может знать, сколько людей так и осталось там навсегда.
Я ученик десятого класса из одиннадцати возможных. Я жил обычной жизнью обычного сибирского школьника. Как странно осознавать это сейчас, но я всегда подсознательно понимал, что у меня не было никакого будущего в этом мире, что и не удивительно. Когда ты живешь в Сибири, какое будущее может у тебя быть? Но реальность оказалась куда страшнее любых пессимистических ожиданий. Чего бы я только не отдал сейчас, чтобы поиграть в компьютер или даже посмотреть телевизор, если на то пошло. Что угодно, но только не спички!
В тот день я вернулся со школы около часа дня. Я прогулял физкультуру, но это фактически и не урок, так что если ты прогуливаешь физкультуру, то даже и похвастаться особо нечем. Я до сих пор не помню, что ел в обед, но стараюсь вспомнить это. Возможно, позже я впишу это где-то между строк, когда воспоминания вернутся ко мне полностью. Я не особо помню, что происходило в течение четырех следующих часов, но это и не удивительно, потому что я привычно провел этот отрезок дня за игрой в компьютерные игры. Так что воспоминания о том дне начинаются с момента, когда вся семья была в сборе.
Мой отец - глава семьи. Он был мелким местным чиновником, так что свободного времени у него было еще больше, чем у меня, хотя он и не прогуливал физкультуру. Я не знаю, что интересного я могу рассказать о моем отце. Он пил, но в этом едва ли есть что-то примечательное, так как почти все взрослые мужчины тут пьют. Те немногие, что не пьют, либо еще не начали по какой-то причине, либо уже бросили, потому что это стало серьезной угрозой для их жизни. Некоторые не успевали бросить в нужный момент, так что не было ничего удивительного в том, чтобы прийти в школу и узнать, что отец твоего одноклассника умер от инфаркта. Конечно, это печально, но такова жизнь и люди умирают. Люди тут умирают очень рано, так что многие любят говорить, что в Сибири ты стареешь в два раза быстрее, чем в остальном мире. Когда мой отец не держал в руках бутылку, вместо неё он держал в руках пульт от телевизора.
Я не знаю, правильно ли говорить так, но я был рад, когда его не было дома, когда он выпивал где-то со своими друзьями, как он называл их. В такие дни я мог почувствовать себя свободным и делать практически всё, что моей душе было угодно, а угодно мне было играть в компьютер и не думать ни о чем. Моя сестра - мой верный зритель - всегда была рядом со мной. Наверное, я оказывал на нее не самое лучшее влияние, но с другой стороны мне кажется, что в целом я был хорошим братом, потому что она любила меня, и я любил её... Нет, она любит меня и я люблю её! Моя сестра была ученицей первого класса, и моя мама была её учителем. Не думаю, что я могу рассказать что-то особенное о моей маме. Я думаю, что она идеальный человек и как же трудно описывать идеальных людей.
Мы не были бедной семьей, но и богатыми нас назвать было нельзя. Я думаю, что мы были самой обыкновенной семьей для этого места. Мне следует оговориться, что мы могли бы жить лучше, но мой отец всегда жил лишь ради себя и почти всегда тратил деньги на что угодно, но не семью. Думаю, это неважно теперь. У нас был трехкомнатный дом и маленькая летняя кухня - перестроенный гараж, в котором я сижу прямо сейчас, дожидаясь окончания еще одной ужасной ночи.
В тот день все были дома. Мама была на кухне, готовила что-то вкусное. Я почти уверен, что до моей комнаты доносился запах жареной курицы, пока мы с сестрой играли в очередную игру. Мой отец был в основной комнате и смотрел телевизор, лежа на диване. Я могу поклясться, что это самое главное воспоминание, что у меня есть об отце. Нет, конечно, я могу постараться вспомнить что-то еще, но когда я думаю о нем, первое, что я представляю, это мужчина сорока-пяти лет, лежащий на диване и смотрящий телевизор. Тот день не был исключением, но это был тот редкий день, когда его занятие принесло хоть какие-то плоды. Я помню, как он вдруг закричал и позвал нас всех в зал. Мы испугались и мгновенно сбежались в комнату, думая, что случилось нечто страшное. Мы были правы, но даже представить тогда не могли, насколько верны были наши опасения.
Я никогда не любил смотреть телевизор вместе с отцом, потому что все эти разговоры о непонятных мне вещах с серьезными лицами никогда не вызывали у меня никакого интереса. Также я слышал редкие комментарии отца, который определенно был специалистом в этой области, о том, что телевизору не стоило доверять. В тот день, однако, всё было немного иначе или совсем иначе. Первое, что я увидел на экране, были огромные толпы людей на улицах. Не знаю, была ли это Россия или какая-то другая страна в том конкретном репортаже, но я могу поклясться, что никогда не мог даже представить, как столько людей могло находиться на улицах в одно и то же время, пусть даже и в самых больших городах. Однако прежде чем нам удалось хоть что-то понять, трансляция неожиданно прервалась. Затем был просто шум. Мы переглянулись, но никто не знал, что сказать или подумать.
Через минуту трансляция восстановилась, но это были уже местные новости. Подобный вывод напрашивался сам собой, стоило обратить внимание на бедную студию и мятое лицо ведущей, которая вела все местные новости на протяжении последних десяти лет, если не больше. Я помню её обеспокоенное лицо так хорошо, как если бы оно каким-то образом висело передо мной прямо сейчас. Я помню этот липкий, тягучий страх в её глазах. Казалось, что она хотела вскочить со своего стула и убежать прочь, но была крепко привязана до тех пор, пока не сообщит новости. Новости были по-настоящему ужасны...
'Была объявлена всеобщая эвакуация!' - было единственным сообщением, что она огласила.
Может быть, это всё, что я смог понять? Смешно вспоминать это теперь, но тогда я еще не воспринял всю ситуацию всерьез. Я знал, что не хотел никуда уезжать, пусть даже временно. Такой уж я человек, мне нравится быть на одном месте, где всё мне знакомо и близко. И да, мне это определенно аукнулось.
'Я не хочу никуда ехать', - я так и сказал в тот момент.
'Тебя никто не спрашивал, - отец мгновенно прорычал в ответ, - собирайтесь!'
Собираться... Куда и зачем? Я ничего не понимал, а моя сестра понимала еще меньше. Я помню, как наклонился к ней и сказал, что никаких компьютерных игр не будет в ближайшее время. Она ничего не ответила и просто крепко обняла меня за шею. Как я скучаю по этому объятию.
Насколько я могу помнить сейчас, та ведущая новостей говорила об экстренной ситуации, но она не пояснила, чем она была вызвана. Конечно, каждый из нас пытался по-своему додумать происходящее, чтобы иметь хоть какое-то объяснение, но то были лишь пустые догадки и наивные фантазии. Я думаю, они не хотели вызывать панику, но это было глупо, потому что паники было невозможно избежать. Сейчас, после всего того, что я пережил, после всего того, что я видел, я могу уверенно сказать, что люди собираются в большие группы лишь с одной единственной целью - спровоцировать панику и отдаться ей.
Позже мама объяснила мне, что я должен был собрать самое важное, а именно теплые вещи, личные принадлежности, вроде зубной щетки, полотенец, нижнего белья и прочих глупостей. Она также попросила меня помочь собраться моей сестре, потому что сама мама занималась подготовкой всего остального. Что насчет моего отца? Он стоял у окна с сигаретой в зубах и задумчивым видом, словно он был тем самым человеком, на чьи плечи лег груз ответственности по спасению всего грешного мира. Но я видел подобное представление не раз и не два и прекрасно понимал, что это была всего лишь роль, которую он отыгрывал каждый раз, когда хотел избежать работы, не важно, насколько незначительной она была.
'Ты поедешь со мной', - он сказал мне, когда я сложил в сумку все свои вещи.
'Куда?' - спросил я. Я знал, что в этом вопросе не было особого смысла, потому как он никогда не объяснял, куда и зачем он брал меня.
'В магазин', - он ответил с присущим ему загадочным видом.
Я должен признаться, что в тот момент у него почти получилось обмануть меня. Я подумал, что он действительно переживал и хотел как-то помочь, но это была лишь иллюзия. Не знаю, о чем он думал в тот момент, но это едва ли были переживания о ком-то из нас.
'Вот деньги, а теперь иди и купи самое необходимое', - он протянул мне немного денег, когда мы приехали в магазин, где уже было порядка двадцати других машин к тому времени.
Я помню, как люди волокли огромные пакеты с продуктами в свои машины и затем почти бегом возвращались обратно, чтобы купить что-то еще. Еще никто ничего не знал и даже не мог знать, но люди уже готовились к концу света. Почему? Возможно, все подсознательно ожидали нечто подобное.
'Почему я?' - спросил я жалобно, глядя из окна машины на весь тот хаос, что разворачивался вокруг нас, ведь мне было гораздо страшнее смотреть на отца. Но когда я всё же посмотрел на него, я увидел до боли знакомое задумчивое выражение лица: глаза, смотрящие вдаль или же в пустоту.
Это бы не первый раз, когда он отправлял меня за продуктами вместо того, чтобы делать это самостоятельно. Конечно, он понимал, что я был своего рода выдрессирован для этого. Однако моей подготовки оказалось недостаточно в тот день. Когда я вошел внутрь, я обнаружил себя окруженным парой десятков людей. Я мгновенно почувствовал себя килькой, которую запихнули в банку, а после утрамбовали вместе с другими рыбами настолько плотно, насколько это вообще было возможно с учетом законов физики. Я не скажу, что я маленький для своего возраста. Мой рост сто семьдесят три сантиметра, а вес шестьдесят три килограмма. По крайней мере, он был таким, когда я взвешивался в последний раз. Так или иначе, у меня изначально не было ни шанса пробраться к прилавку сквозь эту толпу. Я неловко постоял у дверей несколько минут, а потом просто вышел наружу. Забавно, но я помню, как в тот момент я так четко осознал, что не был достаточно силен, чтобы выжить в этом мире. Такая глупая мысль, но она была единственной в моей голове в ту минуту.
'Где продукты?' - отец спросил меня, когда я вернулся с пустыми руками.
'Там слишком много людей', - я ответил, глядя вниз. Я чувствовал себя виноватым, хотя вины моей ни в чем не было, конечно.
'Ладно, приедем в следующий раз', - он ответил безразлично и завел двигатель. Он прекрасно понимал, что не было никакого следующего раза, но я не думаю, что это его волновало. Он просто был таким человеком. Может быть, жить так действительно легче, когда тебе всё безразлично до тех пор, пока всё не становится совсем плохо.
В действительности, я думаю, что этот магазин, как и все остальные, опустел уже через час. Естественно, что мы никуда не поехали, а лишь собрали те продукты, которые были в доме в тот день. Около восьми часов вечера мы уже сложили все вещи в машину и приготовились оставить дом на неопределенный срок. Это был очень эмоциональный момент для меня, но проблема заключается в том, что у меня не было возможности выразить все эти эмоции, поэтому они так и остались где-то в моей груди, застряв там навсегда. Я должен был подбадривать мою сестру, для которой, как я понимаю это сейчас с огромным опозданием, вся ситуация была гораздо тяжелее, чем она была для кого-либо из нас.
'Куда мы едем?' - она спросила маму.
'В город', - мгновенно ответил отец, стараясь выглядеть как можно увереннее и серьезнее, хотя в реальности он ничего не знал, и это стало очевидно позднее.
Когда мы выехали на трассу и направились в сторону ближайшего большего города, который был в ста пятидесяти километрах от нас, мы увидели огромную автомобильную пробку, которая тянулась на многие километры, уходя вперед дальше, чем могли видеть глаза. В тот момент отец резко развернул машину и поехал обратно.
'Дорога заблокирована военными', - он сказал уверенно. Я думаю, что он был прав, и это было правильным решением, пусть и не совсем очевидным тогда для меня.
'Что нам делать теперь?' - мама выглядела очень обеспокоенной, хотя она и старалась скрывать свои настоящие эмоции.
'Мы поедем на железнодорожную станцию. Возможно, получится сесть на поезд', - его голос дрогнул, когда он сказал это.
В ту секунду я понял, что всё было действительно плохо, потому что даже его абсолютное безразличие дало небольшую трещину.
'Если же что-то пойдет не так, придется вернуться в здание городской администрации. Так или иначе, они свезут туда продукты и всё необходимое. Лучшего места в городе просто нет'.
Мы приехали к железнодорожной станции и увидели большое количество людей и машин вокруг. Поезда действительно проходили мимо один за другим практически каждую минуту, но ни один из них не останавливался на нашей станции. Самое удивительное было в том, что, несмотря на объявленную эвакуацию, людей не пускали на поезд просто так. Сначала ты должен был купить билет, но так как у многих людей просто не было денег, они разворачивались и уезжали или уходили прочь. Так, однако, было лишь вначале. Позже, когда отец купил билеты для всех нас, и мы выстроились с остальными счастливчиками в ожидании поезда, огромная волна машин прибыла на станцию. Понимая, что дороги были перекрыты, и что нет никакого иного пути прочь из города, люди решили взять поезд штурмом.
'Возьми свою сестру на руки и не отпускай её, что бы ни случилось', - он сказал мне, а сам взвалил на плечо две сумки с вещами и продуктами, пока мама взяла последнюю большую сумку в руки.
Я не могу ответить, почему он сказал мне нести сестру на руках, ведь он был гораздо сильнее меня и мог нести её сам, а сумки оставить мне. И даже если бы две сумки оказались слишком тяжелыми для меня, мы могли бы бросить одну из них, потому что одежда не может идти в сравнение с человеческой жизнью, особенно когда это кто-то, кого ты любишь больше всего на свете. Так или иначе, я взял сестру на руки, и мы приготовились сесть на поезд, который к тому моменту уже приближался к станции. Я помню, как посмотрел на этот поезд, застывший на горизонте, в один момент, а потом повернулся к толпе людей, которая продолжала расти прямо у меня на глазах из-за прибывающих машин. Время словно остановилось вокруг меня.
Я не знаю, пессимист я или нет, но почему-то я знал, что мы не успеем сесть на этот поезд до того, как толпа решит взять его штурмом. Стоит признаться теперь, что я ошибся, но лишь отчасти.
'Бегите за мной', - отец прокричал и бросился вперед, чтобы отделиться от людей, которые стояли рядом с нами, и сесть в один из первых вагонов.
Мы бездумно побежали следом за ним, я с моей маленькой сестрой на руках и мама следом за нами. Тем временем, громыхая и шипя подобному старому металлическому змею, поезд подъехал к самой станции и замедлил свой ход. Казалось, что мы успеем сесть на поезд самыми первыми. И так казалось не только нам, но и еще нескольким семьям, которые решили последовать за моим отцом, посчитав, что его решение было верным. Однако когда поезд остановился, первые двери не открылись перед нами.
'Первые вагоны не для пассажиров', - кондуктор выглянул из окна и прокричал нам во весь голос.
Я сомневаюсь, что я могу описать отчаяние, что я узрел в глазах отца в то мгновение. Я не знаю, что чувствовала моя мама, потому что я не смотрел на неё. Я просто не мог отвести взгляд от отца, который осознал, насколько трагичным могло обернуться его решение. К тому моменту поезд был уже облеплен людьми, которые безостановочно заталкивали друг друга внутрь, ругаясь и крича. Мы же теперь были в самом конце этой бесконечной очереди.
'Держитесь рядом со мной', - он скомандовал, казалось, с былой уверенностью в голосе.
Не знаю, пришел ли он в себя, или же это была его привычная напускная уверенность, но он пошел назад так, словно действительно знал, что делал. У нас не было другого выбора, кроме как последовать за ним. Эта мерзкая картина стоит у меня перед глазами прямо сейчас: огромная куча людей, которая втискивается в узкие двери вагонов подобно черно-серой жиже. Я никогда не любил людные места, но сомневаюсь, что я понимал причину этой нелюбви до тех пор, пока не оказался на той железнодорожной станции в тот вечер. Мне трудно описать все это безумие, что происходило у меня перед глазами.
Я уверен, что я моя бывшая учительница литературы была бы в восторге от моей неспособности передать ту сцену. Она всегда говорила мне, что я был хуже всех в классе. Возможно, она была права, потому что написание даже короткого сочинения на тему того, как я провел лето, превращалось для меня в настоящую пытку. Как бы то ни было, она умерла от туберкулеза не так давно, так что теперь её мнение не так важно. Она кашляла кровью три месяца подряд, время от времени показывая всему классу окровавленный платок. Каким-то образом она находила это забавным. Порой я задаюсь вопросом, понимала ли она, что именно с ней происходило или нет.
Я помню, кто-то выкрикнул, что это был последний поезд, и толпа мгновенно вздрогнула и начала двигаться вперед с новой силой. Мы уже были частью этого потока. Отец отчаянно протискивался вперед, по-прежнему неся эти бессмысленные сумки на плечах. Следом шла мама, постоянно оглядываясь на меня и сестру и странно улыбаясь в попытке скрыть весь тот неописуемый страх, что царил в её голове. Я шел сразу за ней. Едва ли мое лицо выражало хоть какие-то эмоции. Я совершенно ни о чем не думал в этот момент. Это чувство - оно удивительно. Как только ты становишься частью толпы, твое 'Я' перестает существовать. Ты превращаешься в неспособное думать существо, которое не может действовать обособленно от толпы. Было бы странно, если бы нога или рука обрела свою волю и начала действовать отдельно от всего тела. И я был тем самым существом, я был рукой или ногой толпы в тот момент. Я действовал так, как того желала и повелевала толпа.
Как и ожидалось, никто уже не проверял наличие билета, поэтому первыми на поезд садились самые сильные и самые наглые. К сожалению или к счастью, мы не были одними из них, но мы всё еще успевали сесть на поезд. По крайней мере, так нам казалось. Когда перед нами осталось около десяти человек, поезд неожиданно вздрогнул и начал очень медленно, сантиметр за сантиметром, набирать ход. Никто не делал никаких объявлений об отправке, но все могли видеть, как железные колеса начали движения. Именно тогда всеобщее безумие достигло своего истинного пика, хотя на меня по какой-то неизвестной мне причине этот факт произвел обратный эффект. На мгновение я вернул способность думать и осознал всё происходящее. Я снова почувствовал это омерзительное чувство слабости, что я ощущал прежде, стоя в том проклятом магазине. Это было то самое отвратительное чувство, когда ты понимаешь, что недостаточно силен, чтобы прогрызть свой путь сквозь толпу других представителей твоего вида чтобы выжить. К счастью, отец не был таким слабаком, каким был я.
Я помню, как он грубо оттолкнул трех пожилых женщин, стоящих перед ним, затем схватил маму за руку и двинулся вперед. После этого он со всей доступной ему силой и яростью сгреб за ворот пальто какого-то мужчины, который в тот самый момент пытался запрыгнуть на поезд, и дернул его назад. От неожиданности бедняга ослабил хват и рухнул прямо на перрон под ноги толпе. Через секунду отец уже заскочил в поезд и протянул руку маме. Спустя еще одно мгновение она тоже была на поезде вместе с ним, но я и моя сестра, мы по-прежнему были частью толпы.
'Давай её мне!' - он прокричал, отчаянно вытягиваю руку.
Время снова остановилось вокруг меня. Это было похоже на сцену из фильма, когда действие вдруг замирает, и зритель получает возможность детально изучить всё то, что происходит на экране. Так было и в тот миг...
Заходящее где-то на горизонте солнце тускло светило из последних сил, вытягивая тени деревьев и людей. Едва заметные клубы пара, вырывающиеся из бесконечных глоток толпы на фоне прохладного вечернего воздуха. Старый поезд с облупившейся краской, собранный, по всей видимости, еще в Советском Союзе. Отец, отчаянно пытающийся оправдать себя за последнее ошибочное решение или же за все ошибки в его жизни разом. Мама, напуганная настолько, что её лицо уже не способно выражать никакие другие эмоции. И я, не столько напуганный, сколько растерянный от всей ответственности и внимания, что свалилось на мои плечи. Я был подобен ребенку, который впервые поднимается на сцену и оказывается перед огромным залом, теряя при этом ощущение реальности и собственного тела и превращаясь в бездушную марионетку.
Я не знаю, что случилось со мной в тот момент, но его пример воодушевил меня настолько, что я вдруг осознал всю важность моей роли. Я понял, что пришло мое время показать всё то, на что я был способен в этой жизни. Я рванул вперед изо всех сил и передал сестру ему в руки. Однако это было всё, на что меня хватило. Через мгновение кто-то сгреб меня за воротник и дернул назад. Я не виню того человека, нет. Возможно, я бы и поблагодарил его, если бы знал, кто это был. Ведь если бы не та рука, что отдернула меня прочь от поезда, я, скорее всего, умер бы под колесами.
ГЛАВА 2
Я просыпаюсь каждое утро в восемь утра, реже в семь. Эта пара часов до рассвета, пожалуй, самый тяжелый промежуток времени за весь день. Мое самое первое чувство, когда я просыпаюсь - это голод, но это не обычный голод. Этот тип голода копился на протяжении нескольких месяцев, так что его никак нельзя сравнивать с тем, что каждый обычный человек чувствует в течение обычного, нормального дня, или что каждый человек чувствовал в течение такого дня, когда в мире еще оставались нормальные люди.
Когда я заглушаю мысли о голоде, я начинаю хотеть в туалет. Я до сих пор не уверен, следует ли мне рассказывать об этом, но я обещал быть откровенным. Туалет в Сибири, как, наверное, и во многих других провинциальных регионах, это обычно крошечное строение снаружи, сколоченное из тонких досок, в котором может поместиться всего лишь один человек. Внутри находится глубокая или не очень глубокая яма, вырытая в земле и закрытая досками, которые служат полом. Конечно, не все могут представить, какого это - справлять нужду снаружи, когда на улице сорок градусов ниже нуля, но люди делали это на протяжении веков тут, так что, наверное, мне не стоит жаловаться.
Избавиться от мыслей о туалете гораздо труднее, чем от чувства голода, но я должен дождаться рассвета, прежде чем я могу выйти наружу. На данный момент я занимаю нашу двухкомнатную летнюю кухню площадью около тридцати квадратных метров. Как я уже говорил, когда-то это был гараж, но мы никогда не ставили нашу машину сюда. Если честно, я даже не помню, была ли у нас машина тогда. Этот гараж всегда был завален всевозможным хламом, и я боялся даже заходить внутрь, потому что я был еще совсем ребенком и не очень смелым ребенком. Как будто что-то изменилось за эти десять лет...
Потом мама и отец решили, что было бы неплохо иметь еще одно место, где можно было жить хотя бы летом. Нормальные семьи в таком случае строят маленький домик из бруса, чтобы там можно было жить зимой и летом, но моя семья была не совсем нормальной в этом плане. По крайней мере, значительная её часть. Если подумать еще раз, то, наверное, все семьи тут ненормальные в той или иной степени, просто это проявляется всегда по-разному для каждой отдельной семьи. В нашем случае отец решил сэкономить денег и вместо того, чтобы снести этот старый гараж и построить нормальный домик, он задумал отремонтировать его и превратить в летнюю кухню. Да, мой отец был умен, когда нужно было экономить на семье. В остальном он транжирил деньги так, словно у него была бездонная сумка. Если не углубляться в подробности, он решил перестроить гараж, но не сам, конечно, нет. Он ничего не делал сам. Во всяком случае, когда речь шла о ручном труде. Возможно, у него была целая система или даже религия, запрещающая ему работать в поле или выполнять иной физический труд.
Он нанял бригаду рабочих, но не очень хороших рабочих, как я понимаю сейчас, потому что полы уже практически сгнили, и я стараюсь не наступать на некоторые доски, зная, что они просто сломаются даже под моим незначительным весом. К слову, сколько килограмм осталось на данный момент? Даже не уверен, что я хочу знать ответ на этот вопрос. Возможно, мне не стоит винить рабочих. Может быть, отец просто сэкономил на материалах и купил сосновые доски вместо осиновых, которые гниют гораздо медленнее. Порой я думаю, что я бы смог положить пол гораздо качественнее, особенно с учетом того факта, что мне придется жить тут. Но я ничего не знал тогда, да и сейчас знаю мало, так что во всем этом может быть смысл. Порой я размышляю на тему судьбы, потому что у меня очень много свободного времени для размышлений. Было ли это моей судьбой, вели ли все события, начиная с самого первого дня моей жизни к этому моменту...
Я должен признать, что когда реконструкция была закончена, эта летняя кухня выглядела достаточно неплохо, так что все были рады. Мама была рада тому, что у нас появилась дополнительная жилплощадь, а отец гордился собой от того, что сэкономил немало денег. Наверное, я тоже был рад. Мне нравилось уходить сюда и играть тут в компьютер, но только летом, потому что зимой вся кухня промерзала буквально насквозь. Можно было зайти внутрь и увидеть иней на стенах, потолке и полу. Но технически это летний домик, так что жди лета.
Однако сейчас зима. Когда я просыпаюсь утром и смотрю на термометр, температура редко держится выше десяти градусов Цельсия. Из-за того, что внутри так холодно, у меня почти не получается спать нормально. Я постоянно просыпаюсь в течение ночи и после этого стараюсь закутаться в одеяла как можно сильнее. У меня пять одеял, но они не особо толстые. Два я держу под собой, чтобы не замерзнуть снизу и еще три я ложу на себя. Но спать подобным образом едва ли комфортно, если слово комфорт вообще тут может быть употреблено, потому что тело не дышит, и я постоянно потею, что превращает большинство ночей в непрекращающийся кошмар. Подобное физическое состояние во время сна, когда мне жарко и холодно одновременно, открывает для меня чрезвычайно богатый мир ночных кошмаров, но об этом я напишу в другой раз. Сейчас действительно не самое лучше время, чтобы забивать голову дополнительными ужасами. Я потею уже на протяжении месяца, так что кому-то не мешало бы основательно помыться, но теплая вода в достаточном объеме - это роскошь, которую я пока не могу себе позволить. Остается надеяться, что скромные утренние умывания делают свою работу.
Как я уже сказал, эта пара часов до рассвета самая тяжелая, хотя я могу думать то же самое в каждый момент каждого дня. Просто скажу, что прямо сейчас - это однозначно самый тяжелый промежуток времени для меня. Я уже не хочу спать, мне нужно в туалет, я голоден и мне холодно, но я не могу изменить ничего из перечисленных вещей. Я должен терпеливо дожидаться рассвета, и лишь потом я смогу выйти на улицу. Как все знают, осознанное ожидание удлиняет ход времени пропорционально силе, с которой человек ожидает приближение того или иного момента.
Внутри абсолютная темнота, так что я постоянно смотрю на свои наручные часы. Когда-то эти часы принадлежали отцу, но теперь они мои. Я не отдам их ему, что бы он ни говорил, это даже не обсуждается. Он все равно их больше не носил после того, как купил себе новые - золотые. Эти он оставил тут, так что они не были ему нужны. Следовательно, теперь они мои. Это логика. Ничто не поможет победить логику!
Порой мне трудно определить, что я проснулся, потому что когда я только открываю глаза, внутри моей комнаты так же темно, как и снаружи, если не темнее. Порой мне кажется, что я всё еще сплю и это всего лишь ночной кошмар. Я не могу не обманываться время от времени. Зачастую мне приходится заново осознавать, что всё это происходит в действительности, но я не плачу, я больше не плачу... Забавно, как всё кажется гораздо страшнее в эти утренние часы. Недавно мне в голову пришла мысль о том, что мы никогда на самом деле не осознаем реальность в полной мере. Мы живем в нашей собственной реальности большую часть времени, лишь изредка понимая, насколько действительно пугающе мрачен этот мир. Сегодня ночью я постараюсь определить, насколько депрессивными будут мои мысли перед сном, но прямо сейчас мне кажется, что хуже просто быть не может. Наверное, это из-за голода и из-за того, что мне нужно в туалет. Естественные потребности организма почти не поддаются контролю, или может быть, я всё еще слишком слаб. Я бы хотел, чтобы кто-нибудь сказал мне: 'Хорошо, сынок, теперь ты достаточно силен, возможно, ты даже сильнее других. Ты прошел это испытание и теперь можешь вернуться к прежней жизни. Теперь всё будет хорошо!' Но я знаю, что никто мне так не скажет.
Я слышу, как на крыше скребется крыса. Это, пожалуй, единственный шум, который меня не пугает, потому что она начинает ползать там лишь тогда, когда на улице уже светает. Когда эта крыса только появилась на крыше моего убежища, я был очень напуган. Сначала я подумал, что они нашли меня, а потом, когда я понял, что это был кто-то маленький, я испугался, что этот шорох мог привлечь их внимание. Жизнь тут - это бесконечный страх, помноженный на другой страх, пока ты боишься того, что ты упускаешь нечто еще более ужасное. Теперь я уверен, что эту крысу могу слышать только я, поэтому я не против нашего временного соседства. Ей должно быть так же страшно, как и мне. Возможно, это крыса тоже когда-то была человеком. Плохим человеком? Я знаю, что некоторые люди верят в перерождение. Люди верят во много разных вещей, но я практически ни во что не верю. Только не в этом мире.
Я думаю, я частично верю в силу технологий, но трудно любить технологии, когда ты живешь в Сибири. Например, я никогда не пользовался нормальным интернетом. Фактически я даже не знаю, что это. Нет, я не настолько наивен и глуп, так что я понимаю примерно, но вдруг там есть что-то такое невероятное в интернете, о чем я не в курсе. Некоторые ребята в моем классе пользовались интернетом на телефоне, но честно говоря, я не думаю, что подобные вещи можно сравнивать. Отец постоянно обещал, что проведет интернет в дом, но обещания так и остались обещаниями. К счастью, мне не нужен был интернет, чтобы играть в компьютерные игры, а мой телефон - в данный момент бесполезный кусок пластика - нужен был мне, чтобы позвонить маме, когда я собирался прогулять урок, чтобы предупредить её, а точнее спросить её разрешения. Мама позволяла мне прогуливать уроки, хотя она знала, что мои оценки не были идеальными во всех предметах. На самом деле, я был плохим учеником, но мама знала, что я был умный, или же хотела, чтобы я так думал.
Зачем учиться, когда ты живешь в Сибири? Образование не даст тебе ничего тут. Я даже не считаю, что они могли нас научить чему-то. Стоит подумать о моей бывшей учительнице литературы, которую я уже упоминал ранее. Я не считаю, что нужно оставаться глупцом, нет. Но я думаю, что должен быть иной способ стать умным. Если бы я мог обучаться на дому, то я бы старался гораздо сильнее, потому что я делал бы это для себя, а не для какого-то учителя, который, возможно, ненавидит меня из-за моего лица или моего голоса или моей одежды. К слову, я думаю, большинство моих учителей меня ненавидели, особенно та учительница литературы. Быть может, у них был повод недолюбливать меня потому, что я часто отвечал на их упреки. Возможно, это было моим способом самовыражения или самозащиты на фоне того, что дома я никогда не позволял себе перечить отцу банально из-за страха. Порой может показаться, что в этом мире каждый хочет тебя унизить, так или иначе. Все школьные хулиганы прошли через унижения или проходят через унижения на постоянной основе, и поэтому они должны искать кого-то слабее или просто того, кто не даст сдачи, и восстанавливать свое самоуважение за чужой счет. Если бы только у них хватало ума осознать свои поступки, я уверен, они бы сразу изменились к лучшему. Да, наверное, это всё детские мысли, но все люди когда-то были детьми, и все они когда-то думали по-детски.
Моя учительница математики тоже меня ненавидела, хотя допускаю, что она ненавидела всех без разбора. Сейчас я понимаю, что ей было тяжело растить трех дочерей одной. Её муж оставил её и ушел к другой женщине, так что эта учительница срывала злость на нас, кричала и ставила плохие отметки без видимых причин. Надеюсь, это ей помогало. Какой смысл в отметках сейчас? Что до меня, полагаю, я слишком слаб и мягок внутри, чтобы стать хулиганом. Я никогда не хотел обижать кого-то слабее меня. Кто знает, быть может, я слишком умный и понимаю, что это не поможет мне чувствовать себя лучше. С другой стороны, я знаю наверняка, что если бы я тогда сказал отцу, что не хочу покупать продукты вместо него, то я бы почувствовал себя гораздо лучше. Хотя это и не хулиганство. Пусть так, я бы почувствовал себя самым сильным на свете, но у меня не хватило смелости. Если я встречу его еще раз, то смело скажу, что отныне он сам будет покупать продукты, а еще что эти часы принадлежат мне.
Девять утра - пора вставать. Я откапываю себя из-под первого одеяла, а затем убираю еще два и осторожно нащупываю путь к столу, на котором стоит свеча, что я задул прошлой ночью. Свечи - это еще одна жизненно необходимая вещь, которая толкает меня на обыск домов. Свечей у меня не мало, но в основном они уже наполовину сгоревшие. Большинство я нашел у нас дома, но были и те, что когда-то принадлежали другим людям. Отключение света в Сибири - это не редкость, а скорее даже закономерность. Сильный дождь и молнии? Скорее выключайте свет! Снежная метель? Чего же вы ждете? Немедленно отключайте электричество! Порядка пяти лет назад тут был очень сильный ураганный ветер, который ломал деревья и срывал крыши. Это, пожалуй, единственный случай, когда свет отключили по делу. Девять тысяч человек - всё население нашего городка, который правильнее называть деревней, одновременно начали готовить пищу на кострах и печах.
Десять тысяч человек плюс все те, что приехали с других деревень. Как много людей было тут в день эвакуации и как много из них осталось? Мурашки пробегают по моей спине, когда я думаю об этом. Я говорю, что у меня много времени для размышлений, но есть вещи, о которых я не хочу думать даже тогда, когда мне кажется, что думать больше совершенно не о чем. Это не значит, что я могу не думать, но я не хочу этого делать. Было бы так здорово уметь контролировать свои мысли так, чтобы не думать о вещах, которые заставляет тебя хотеть опустить руки и безвольно умереть...
'Я не хочу умирать!' - я повторяю вслух для самого себя, потому что уже не боюсь, что кто-то может быть за дверью, чтобы услышать мой голос.
Да, это может показаться кому-то безумием, но я должен повторять себе, что не хочу умирать. Это важно! И мне нужно быть очень осторожным при выборе моментов, когда я могу произносить эти слова, ведь если я буду говорить это постоянно, мой мозг просто привыкнет, и слова перестанут иметь для него значение. Тогда мне придется искать другие слова, но я не знаю, есть ли такие слова в этом мире. Всё имеет свой смысл и свою цену!
Я зажигаю свечу и начинаю в спешке растапливать печь. Тороплюсь я не только потому, что мне холодно, я голоден и мне нужно в туалет, хотя это тоже важно. Основная причина моей спешки в том, что мне нужно сделать всё как можно скорее, чтобы свеча не прогорела. Я могу обойтись без света внутри утром, так как я знаю, что скоро выйду наружу, но вечером свет мне нужен как можно дольше. Можно по-настоящему оценить свет лишь тогда, когда кромешная тьма неизбежна. Я заколотил окна уже больше месяца назад, так что свет не проникает внутрь, но при этом и не выходит наружу, чтобы не выдать меня. Я знаю, что сейчас снаружи уже светло, мне только нужно растопить печь, потому что у меня есть всего семь часов, чтобы поднять температуру внутри до того, как снова придет ночь и снова попытается убить меня.
Я зажигаю спичку очень осторожно. Ты не можешь позволить себе быть невнимательным в такой момент, потому что каждая спичка - это день, который ты переживешь. Конечно, нет никакой гарантии, но если у тебя нет спичек, твоя смерть тут будет гарантирована. Я не знаю, почему я не нашел ни одной зажигалки в этом чертовом фальшивом городе. Я помню, что у отца была зажигалка, настоящая зажигалка 'Zippo', но он ведь не мог оставить её тут, правильно? Разве что он купил себе новую - золотую. Но вдруг... Может быть, стоит вернуться в дом и поискать. Нет, глупости!
Я всегда готовлю всё с вечера и когда встаю утром, мне нужно лишь поджечь содержимое печи с первого раза. Нужно признаться, становится все труднее находить хорошие материалы для растопки. Дрова тоже заканчиваются, но скорее всего, я просто преувеличиваю. Их должно хватить на зиму. Отец должен был купить еще дров, но он постоянно говорил, что сделает это позже. Позже пришло, но дрова так и не были куплены. Интересно, сожалеет ли он об этом сейчас? Наверное, он даже и не помнит об этом. Жаль, что мама не была достаточно настойчивой и не заставляла его доводить дела до конца. Что насчет меня? Да, действительно, что насчет меня? В свою защиту могу сказать, что другие дети моего возраста тоже боялись своих отцов, не считая тех, у кого не было отца по причине того, что он ушел к другой женщине или умер от алкоголизма. В остальном же страх перед отцом тут - это вполне закономерное явление.
К счастью, я разжигаю печь с первого раза, так что теперь я могу идти в туалет. Кому-то может показаться, что это не лучший повод для счастья, ведь на улице очень холодно, а я еще даже не согрелся после ночи. Я одеваю на себя всё, что есть: одни теплые штаны, потому еще одну пару. Сверху я натягиваю сухую майку, футболку, рубашку, кофту, шарф вокруг шеи, куртку, шапку, варежки и теплые ботинки. Нет никаких сомнений, что я выгляжу как полный идиот, и я уверен, что меня бы засмеял любой из моих друзей, если бы они только были живы, чтобы увидеть меня сейчас. В школе считается, что чем легче ты одет, тем больше уважения ты заслуживаешь. Среди школьников вообще много бессмысленных правил, глупость которых никто не осознает.
Я назвал их друзьями, но в действительности не было у меня никаких друзей, только приятели. Я не скучаю ни по кому из них. Возможно, я даже рад, что некоторые из них мертвы, особенно тот хулиган по имени Иван. Он был из бедной семьи, и его отец пил столько, что другим отцам и не снилось, так что у него был каждый возможный повод в мире, чтобы быть злым. Но должно ли это меня волновать? Я надеюсь, что он мертв, а если нет, и если он обратился в одного из этих монстров, то я с радостью разобью его голову своим топориком, который всегда ношу с собой. Да нет же, конечно, это не правда. Если бы я его увидел сейчас, то я бы просто убежал. Я хорошо бегаю.
Нужно признаться, что я не только выгляжу как идиот, но и чувствую себя точно так же. Однако всё это не имеет значения, потому что никто меня тут не увидит, а даже если бы и видели, то мне это безразлично. Было бы страшно, но о стыде бы я точно не думал. В Сибири у тебя просто нет выбора. Ты должен одеваться настолько тепло, насколько это возможно. Если же ты этого не делаешь, ты пожалеешь об этом либо мгновенно, либо же через несколько лет, когда здоровье станет гораздо хуже. На самом деле, мне нужно больше теплой одежды на случай того, что погода еще ухудшится.
Теперь я могу осторожно открыть двери, а их у меня две. К счастью, строители не убрали внутреннюю дверь, что была в гараже, а потом еще добавили одну, которая открывается наружу. Так что теперь у меня две двери, что объективно в два раза лучше, чем одна. Я открываю первую дверь и это совсем не страшно, чего нельзя сказать о второй. Практически невозможно открывать вторую дверь и не бояться. Конечно, я боюсь, я боюсь постоянно. К страху невозможно привыкнуть. Ты может привыкнуть к определенным ситуациям, но страх многолик и он всегда найдет способ забраться в твою голову. Я только что упомянул вещи, к которым невозможно привыкнуть. Холод - это первое место в списке подобных вещей. Есть люди, которые думают, что если ты живешь в холодном регионе достаточно долго, то ты можешь полностью привыкнуть к холоду. Некоторые думают, что если они пережили один холодный день, то они достаточно авторитетны, чтобы рассуждать о влиянии холода на человеческий организм. К сибирскому холоду невозможно привыкнуть полностью. Я не утверждаю, что Сибирь - это самое суровое обитаемое место в мире, нет. Пока есть Якутия, Сибирь - это почти курорт. Там люди выживают при температурах ниже шестидесяти, а тот максимум, что испытывал я, это всего лишь пятьдесят ниже нуля. Честно говоря, я не знаю, есть ли разница между двумя температурами, но я не хочу знать. Бедные люди Якутии и бедный я...
Холод столь же многолик, как и страх: плюс пять градусов Цельсия - это уже холодно, и ты не можешь быть на улице без теплой одежды. Минус пять градусов Цельсия - это уже очень холодно для большинства людей в мире. Многие люди думают, что невозможно выжить при температуре в минус пятнадцать. А что насчет двадцати пяти ниже нуля? Как много испытывали это? Минус тридцать пять здесь - это нормально. Любопытный факт: дети младших классов, как моя сестра, могут остаться дома, если температура ниже тридцати пяти, но если это тридцать пять, то тогда ты должен идти в школу. Старшие ученики не имеют никакого лимита, который бы позволил нам остаться дома, но некоторые из нас всё равно пропускали школу при этой температуре, а потом мы смеялись друг над другом, потому что только дети остаются дома в такую погоду. Тем не менее, это ужасно холодно, и если тебе нужно шагать два километра до школы, как это делал я, то к концу пути ты не только замерзаешь, ты просто не чувствуешь ничего в буквальном смысле.
Дети умирают от холода здесь каждый год. Взрослые тоже умирают, но в основном только тогда, когда они напиваются и ложатся спать прямо в сугроб. Иногда их находят до того, как их заносит снегом, а порой они лежат там до весны, пока снег не растает. Много интересного можно найти после весны. Но стоит вернуться к детям. Я живу на окраине города, но есть те, кто ходит в школу из соседних деревень, что находятся в пяти километрах через лес или поля. Они должны ездить на автобусе, но как я понимаю, автобус постоянно сломан или водитель пьет. Таким образом, дети ходят пешком. В прошлом году трое школьников шли домой со школы, потому что автобус не забрал их. Было уже темно, и они шли через поле. В какой-то момент они заблудились, а нашли их только ночью. Самый маленький из них был уже мертв, а двое других потеряли обе ноги и некоторые пальцы на руках. Вот так ты привыкаешь к холоду.
Но Сибирь страшна не только низкими температурами. Многие люди ошибочно полагают, что Сибирь - это вечная мерзлота, но это не так. Лето тут очень жаркое, с очень высокими максимальными температурами, после которых наступает сентябрь - единственный месяц осени. А следом сразу зима. Таким образом, падение температура за два месяца составляет порядка семидесяти градусов Цельсия, а то и выше. Нет ни единого шанса, что человеческий организм успеет подготовиться к подобным изменениям. В октябре ты мерзнешь по-особенному, потому что твое тело только-только начинает адаптироваться.
Я со страхом приоткрываю вторую дверь и вижу, как солнце весело светит мне в глаза, приветствую меня. Солнце, где ты было всю ночь? Возле моих дверей нет человеческих следов, так что я безмерно рад. Если быть полностью откровенным, стоит сказать, что это лишь половина правды. Так я слегка обманываю себя, выметая весь снег от дверей и вообще вокруг моего дома. Я не хочу знать, ходил ли кто-то тут или нет. Сама по себе это информация ничего мне не даст, кроме дополнительного страха, ведь я застрял тут и не могу уйти. Конечно, есть и другая причина для выметания снега. Мне нужен был этот снег, так как я засыпал своё укрытие со всех сторон. Это помогает сохранять тепло внутри или, если правильнее сказать, это должно помогать, но я не чувствую особой разницы. Нет, я знаю, что разница есть, потому что иначе я бы просто замерз за ночь. Я где-то слышал одну забавную вещь, что температура в помещении не должна быть слишком холодной, чтобы убить человека во сне. Пять градусов выше нуля все еще могут убить тебя во сне. Это еще одна причина, по которой спать по ночам практически невозможно, ведь я боюсь уснуть и никогда не проснуться.
'Я не хочу умирать!' - я повторяю, сжимая зубы.
Это помогает отогнать страх ненадолго.
'Посмотрите на меня, я снаружи и я не боюсь!' - я кричу, но не очень громко. Вдруг кто-то услышит? Я не хочу, чтобы они слышали меня, даже если они не могут выйти наружу при свете дня. Более того, не все из них боятся света...
Прямо сейчас мне нужно в туалет. Я бегу через двор, попутно оглядываясь в поиске следов. На этот раз человеческие следы меня не интересуют. Я ищу следы кота. Да, кота. Я не знаю, кот это или кошка, но я знаю, что он черный и у него нет одного уха, правого. Или левого? Не важно. Думаю, что это соседский кот. Наверное, они бросили его в спешке или сознательно, либо же он просто оказался слишком слаб и не смог выбраться из этого проклятого городка, оставшись тут совсем один. Да, я оправдываю себя за счет кота, приписывая ему свои качества. Да, но мне не стыдно. Я вижу этого кота практически каждое утро, когда бегу в туалет. Обычно он греется на заборе, прикрыв глаз. Я всегда приношу ему что-нибудь поесть. По обыкновению это кусочек холодной вареной картошки. Это лучшее, что я могу предложить, но трудно было бы выразить уверенность относительно того, ест ли он это или нет. Но я всё равно оставляю этот кусочек. Когда он видит меня, он немедленно убегает. Возможно, он думает, что я один из них. Как бы я хотел взять его к себе. Иногда я бегу за ним и кричу, чтобы он не боялся, что у меня тепло и есть еда, что вдвоем нам будет лучше. В такие моменты я даже забываю, что мне нужно в туалет. Думаю, я отчаянно ищу общения.
Изнутри туалет выглядит как снежная пещера. Когда холода ударяют, и земля в выгребной яме охлаждается, всё внутри покрывается инеем. Выглядит красиво, но это всё что я могу сказать, ведь это всего лишь туалет. Забавно осознавать, что теперь, по мере того как я веду этот дневник, я стараюсь смотреть на все привычные вещи с новых углов. Например, почему люди не строят теплые туалеты в таком холодном месте? Может быть, это секретный способ закаливания, о котором все забыли, но все равно продолжают практиковать? Я не знаю.
Теперь мне еще холоднее, что и не удивительно. Я снова забыл посмотреть на градусник, что висит снаружи, чтобы узнать утреннюю температуру. Обычно я так тороплюсь в туалет, что у меня нет времени на другие вещи. Когда все самые важные дела сделаны, я набираю охапку дров и бегу обратно, невольно замечая тонкий, почти незаметный столб дыма, осторожно поднимающийся из трубы моего убежища. Я стараюсь использовать только березовые дрова до тех пор, пока у меня есть такая возможность, потому что они не дают очень много дыма, но прежде я снимаю с них бересту. Береста хороша для растопки, но она ужасно дымит. Дым, поднимающийся из трубы в заброшенном городе, легко заметить. И если тебя кто-то заметил, то они захотят пойти и проверить, кто же там так хорошо устроился. Но я бы предпочел сам выбирать своих гостей. Со временем я буду должен использовать все дрова и даже разбирать заборы, если придется, но об этом думать рано.
Каждое утро, когда я набираю дрова, я внимательно смотрю вдаль. Там, в дальнем углу нашего заднего двора, установлена ловушка на кроликов. Это не дикие кролики, они домашние, но теперь они бегают тут свободно. Я должен проверить ловушку, но мне слишком холодно в данный момент, так что я сделаю это позже. Здесь, на заднем дворе, полно снега, так что я всегда могу видеть свежие следы. Они беспорядочны, но я знаю наверняка, сколько человек проходило тут. Их семеро. Конечно, она не люди. Я называю их людьми лишь по привычке. Я могу лишь надеяться, что если я поймал кролика, то это случилось на рассвете, и они не забрали его, как это случалось прежде. Но всему своё время и мне нужно придерживаться строгого расписания. Прямо сейчас нужно основательно согреться и что-нибудь съесть, потому что я был голоден еще ночью, а теперь мой желудок, кажется, прилип к спине.
ГЛАВА 3
Когда поезд уехал прочь, толпа, наконец, успокоилась, и я успокоился вместе с ней. Тогда на одно короткое мгновение мне показалось, что это был всего лишь поезд, который я упустил. Возможно, так мой мозг пытался обезопасить себя от опасных мыслей, которые он счел особенно вредными для себя. Шутка, однако, в том, что я продолжал обманывать себя подобным образом на протяжении всей следующей недели, пока вдруг не осознал, что ложь здесь может убить так же быстро, как и всё остальное, особенно когда ты сознательно обманываешь сам себя из-за страха перед правдой.
Я не думаю, что был единственным человеком, который пытался успокоить себя в тот момент. Мы все люди. Какими бы разными мы друг другу ни казались, наши мысли очень часто совпадают практически полностью, особенно когда речь идет о тех мыслях, что возникают в голове спонтанно. Я замечал это неоднократно. Тогда, на той станции, я стал свидетелем этого феномена в очередной раз.
'Проклятый ублюдок, гори в аду!' - кто-то выкрикнул в метре от меня. - Нет, люди, вы видели этого жалкого труса, что запрыгнул на поезд последним?'
Я сразу понял, что речь шла о моем отце, и где-то в глубине души я был согласен с этим незнакомым мне человеком, но в то же время я понимал, что моя мама и сестра тоже были на том поезде благодаря отцу. Я посмотрел на того высокого, тучного мужчину и начал медленно пятиться назад, чтобы раствориться в толпе до того, как кто-то заметил меня, узнав во мне сына того самого жалкого труса. К этому моменту толпа уже не была особо плотной, так что я мог медленно и уверенно двигаться наружу. Не думаю, что я лично бы ненавидел сына человека, который сел на поезд последним, но эти люди вокруг меня могли иметь иное мнение в отношении этого вопроса.
Опустив голову и спрятав глаза, я робко пробирался сквозь толпу. Я прятал глаза не только потому, что мне было страшно, нет. На самом деле, мне было стыдно, что я не смог сесть на поезд, стыдно перед собой в первую очередь, а потом уже перед мамой и сестрой. Я знал, что они чувствовали себя еще хуже, чем я. Вообще, если не учитывать страх и стыд, я был в порядке. Я помню, что меня была всего одна единственная отчетливая мысль в тот момент - я хотел вернуться домой. Я хотел вернуться домой и поиграть в компьютер. Это звучит безумно, но как мне кажется, именно эта мысль спасла меня от настоящего безумия тогда. Если бы я не переключил своё внимание со всего того, что случилось со мной, я бы обезумел на той станции. На самом деле, я видел, как люди сходили с ума прямо там, прямо передо мной.
Пока одни ругались матом и обсуждали теоретическую возможность появления еще одного поезда, другие уже впадали в отчаяние, осознавая, что это был конец их жизней. Полагаю, они были еще большими пессимистами, чем я. Я смутно помню все эти вопли отчаяния, которые я слышал, вяло шагая сквозь ту огромную толпу. Позже я неоднократно пытался возвращаться и размышлять над этим вопросом, но прежде у меня не было столь четкого осознания проблемы. Я думаю, что нельзя впадать в отчаяние. Я понимаю, что это естественная реакция мозга, когда все кажется потерянным. Но я осознал, что есть способ избежать этого состояния. Я осознал это случайно, и в этом не было моей заслуги, но я почти уверен, что этот подход работает. На самом деле, всё очень просто...
Отчаяние охватывает человека как последствие чрезмерной надежды, чрезмерной веры, что сам человек помещает в определенную вещь. Но суть в том, что мы не можем инвестировать все наши надежды в одну вещь и надеяться, что это случится. Потому что, скорее всего, этого не произойдет, и тогда придет очередь отчаяния. Хотел бы я, чтобы было иначе, но всё именно так и никак иначе. Например, я не хотел уезжать из дома тогда, действительно желая остаться. И пусть даже я был неправ, на тот момент я не мог знать ничего наверняка. Мое понимание ситуации было ограничено, я не обладал теми знаниями, что я имею сейчас. И это всегда так. Мы надеемся на что-то, но мы не знаем всех деталей до конца. Теперь я вернулся домой, чего я и хотел изначально, но рад ли я? Я хотел сесть на тот поезд, я хотел этого больше, чем что-либо еще в тот конкретный момент, но я не смог сделать этого. Печален ли я? Да, но я борюсь с отчаянием. Я сожалею лишь о том, что это осознание пришло ко мне слишком поздно.
Через несколько минут я оставил толпу позади и побрел домой. Моя голова была абсолютно пуста, как и мой взгляд.
'Дима!' - женский голос окликнул меня.
Нет, я не подумал, что это была моя мама, потому что я бы никогда не спутал её голос ни с кем.
Я обернулся на голос и увидел пять человек, стоящих в десяти метрах от меня. Это была женщина, мужчина и три мальчика, старший из которых был примерно моего возраста. Я знал эту семью, потому что они бывали у нас дома несколько раз. На самом деле, я знал лишь одного из них по имени, но все лица были мне знакомы.
'Где твой отец?' - спросил мужчина.
Этот мужчина был другом отца. Когда-то давно они даже служили вместе в армии. Похоже, ничто не сближает людей так сильно тут, как это делает армия. Они были по-настоящему близкими друзьями. Обычно это проявлялось в том факте, что они выпивали вместе достаточно часто. Имя этого мужчины было Евгений, но все звали его под именем Брюс. Почему Брюс? Потому что он был похож на Брюса Ли. Возможно, это было правдой, но я не могу сказать наверняка, потому что мое единственное воспоминание об этом человеке или же его лице сейчас - это залитые кровью глаза. Его семья тоже мертва, но я расскажу об этом чуть позже.
'Уехал на поезде', - я указал рукой в сторону, даже не будучи уверенным, чтобы выбрал правильное направление. Я всё еще неосознанно скрывал свои глаза, не желая видеть никого в тот момент.
'Как так? А где твоя мама?' - его жена спросила удивленно.
Я частично помню, как в этот момент она прижала к себе своего самого младшего сына, словно представив, какого это - потерять ребенка. Что же, она имела все поводы беспокоиться подобным образом.
'Уехала тоже. Все уехали', - я пробубнил себе под нос.
'И ты теперь совсем один?' - Брюс спросил меня.
'Я полагаю, что так', - я с трудом выдохнул сквозь сжатую грудь. В тот момент я был готов заплакать, но сдержался. По какой-то причине я не хотел плакать перед ними.
'И что ты теперь будешь делать?' - жена Брюса снова обратилась ко мне.
'Пойду домой', - я пожал плечами.
'Но как же так? А что насчет эвакуации?'
Я молчал. Я не хотел разговаривать с ними или с кем-либо еще, если на то пошло. Я хочет, чтобы все меня оставили в покое, чтобы я могу просто вернуться домой. Именно тогда мое изначальное нежелание уезжать переросло в нечто большее. Мне нужно было вернуться домой, во что бы то ни стало.
'Это неправильно. Ты поедешь с нами!' - Брюс сказал уверенно.
'Точно, у нас есть место в машине. Тебе нельзя тут оставаться', - его жена поддержала его.
Я думаю, они были добрыми людьми, особенно его жена, но проблемы была в том, что я боялся Брюса. Возможно, говорить, что я боялся его не совсем правильно, но я слышал истории, которые рассказывал мой отец о нём. Он говорил, что Брюс время от времени он терял контроль над собой и начинал действовать не совсем нормально. Например, однажды он угрожал убить себя и всю семью, после чего его жена и дети убежали и спрятались в лесу на целый день. Я полагаю, мне стоит объяснить, что это не какая-то особенная история тут, в Сибири. Люди часто говорят и делают глупые вещи из-за алкоголя. Так было и с Брюсом. Позже он осознал свою ошибку, попросил у всех прощения и даже бросил пить на некоторое время. Если бы это был мой отец, я бы, пожалуй, принял эту ситуацию относительно спокойно, но Брюс не был моим отцом, а потому и довериться я ему не мог.
'За мной приедут родственники', - я соврал. Я не знаю, почему мой мозг решил выдумать эту ложь, но это убедило их оставить меня в покое.
'Ах, ну тогда конечно. Будет неправильно, если они приедут, и тебя там не будет дома', - Брюс покивал головой, анализирую ситуацию.
Трудно рассуждать, о чем они тогда думали и куда собирались уезжать, учитывая тот факт, что дороги были закрыты военными. Наверное, они не думали ни о чем, как и я сам. Теперь мне стало очевидно, что там было очень много людей, схожих со мной. Людей, которым вдруг стало нечего терять.
В итоге мы попрощались, и я побрел домой. Когда я оставил семью Брюса позади, я бездумно взглянул на нашу машину, которая к тому времени была заблокирована многими другими автомобилями. Я не осмелился приблизиться к ней, понимая, что это бы лишь ухудшило мое и без того нестабильное ментальное состояние. Вскоре на город уже опустились сумерки, а передо мной всё еще было пять километров, которые я должен был преодолеть, прежде чем оказаться дома. По пути домой мне то и дело попадались машины. Все те люди, должно быть, наивно полагали, что смогут сесть на поезд. Поезда действительно продолжали проходить один за другим, и каждый раз я оборачивался назад, привлеченный стуком железных колес. Не знаю почему, но ни один поезд больше не останавливался на этой станции. Я не был удивлен, ибо знал лучше других, что единственный поезд, который имел значение, уже был где-то далеко отсюда. Пессимисты всегда знаю всё лучше других.
Чем дальше я уходил от этой железнодорожной станции, тем темнее становилось на улице, а вместе с тем и в моей голове. Тогда мне еще казалось, что было страшно идти сквозь пустой город в полном одиночестве, будучи ребенком, но это была лишь крошечная часть настоящего страха, которая даже не стоит упоминания. Город тем поздним вечером действительно казался абсолютно пустым, но порой до меня всё же доносились жуткие вопли. Я не мог определить, где был их источник, но каждый раз, когда я слышал эти истошные крики, я старался уйти прибавить шаг, порой переключаясь на бег. Эти крики...
Я сказал, что еще не придумал имени, которое бы подходило им, но сейчас я думаю, что слово 'крикуны' было бы хорошим именем для них. Я понимаю, что это банально, но ничего лучше я придумать не могу, да и кого мне тут удивлять своей фантазией? Когда они видят свою жертву, они начинают вопить изо всех сил, но это не один из тех звуков, которые доступны человеку. Я не знаю, возможно, строение их глоток изменяется, позволяя им расщеплять ноты подобным образом, или же это просто тот звук, что ты можешь выдавить из себя, когда тебе совершенно безразлично, что произойдет с твоими голосовыми связками. Так или иначе, не все из них умеют кричать.
Думаю, теперь пришло время вернуться к той семье. Честно говоря, я не хочу рассказывать о том, что случилось, но возможно, это будет неправильно, если я просто оставлю эту историю недосказанной. Я помню, я уже мог видеть свою улицу, когда всё произошло. Стоит коротко отметить, что моя улица находится на самом краю города. Раньше меня это факт не особо радовал, потому что путь до школы занимал у меня много времени, магазины были далеко, всё было далеко. Но теперь я рад, что всё именно так. Я уверен, что именно этот факт помог мне выжить тут так долго. Вот и тогда я был рад снова увидеть мою улицу. Но прежде мне предстояло пройти через перекресток. Он определенно не такой большой, как в городах, но, тем не менее, это перекресток и нужно быть осторожным, а особенно ребенку.
Когда я быстро перебежал одну из улиц, рядом со мной вдруг остановилась машина. Я не понял, откуда она появилась, но сразу увидел, что это была та самая семья, ведь электричество еще не отключили, так что фонарные столбы все еще освещали город, пусть лишь частично.
'Нет поездов?' - спросил я неловко. Не знаю, зачем я вообще заговорил с ними первым.
'Нет', - ответил Брюс, слегка высунув голову из окна, - ты уже встретил своих родственников?'
'Только собираюсь', - я посмотрел в сторону. Тогда я не придал этому значения, но вдали я заметил фонари, приближающегося к нам грузовика.
'Уверен, что не хочешь поехать с нами? Мы попробуем выбраться из города, используя одну из лесных дорог. Не думаю, что военные заблокировали каждую тропинку'.
Забавно вспоминать это сейчас, но Брюс вел себя точно так же, как и мой отец, пытаясь казаться уверенным в себе, хотя он ничего не знал и вероятно был напуган, как и все остальные. Не удивительно, что они были друзьями. Я просто стоял молча, ибо голова моя была пуста, а любая попытка втолкнуть туда новые мысли склеивала моё горло и вызывала тошноту.
'Ну ладно, мы поехали', - Брюс посмотрел в окно заднего вида. К тому моменту он тоже заметил грузовик, но едва ли он мог представить то, что случилось мгновением позже.
'Я надеюсь, вы выберетесь', - я кивнул головой, чтобы попрощаться, а в следующую секунду грузовик на полной скорости влетел в их машину и утащил её вперед.
Я вздрогнул от испуга, но еще ничего не понял до конца. Сначала я почувствовал кровь, стекающую вниз по моему лицу. Это была тонкая струйка теплой крови, необычайно густая и тяжелая. Я положил руку на лицо, глядя перед собой, а потом посмотрел на свою бледную ладонь, которая окрасилась темно-красным цветом. Но я не чувствовал боли. Постепенно я догадался, что это была кровь Брюса, которая брызнула на меня в момент столкновения. В моих ушах всё звенело, а изображение перед глазами прыгало так, словно кто-то ударил меня по затылку. Я с трудом заставил свою голову повернуться в ту сторону, где к этому моменту должен был остановиться грузовик, но его там не было. Там была лишь машина семьи Брюса, лежащая в канаве. Машина выглядела подобно консервной банке, которую кто-то растоптал в неудачной попытке добраться до содержимого. Всегда так странно и страшно возвращаться в прошлое за новой порцией воспоминаний, но я уже не могу остановиться. Я помню, что не слышал звука столкновения, не слышал, как их машина перевернулась несколько раз, не слышал их крики. Я лишь увидел результат, хотя был там все это время.
Помню, как всё моё тело дрожало от ужаса, как я боялся самой мысли о том, что мог подойти ближе к ним, но все равно сделал шаг вперед. Не буду врать и скажу сразу, что во мне не было сомнений относительно того, были они мертвы или нет. Хотя, возможно, я лишь думаю так сейчас, зная наверняка, что они умерли мгновенно, все до единого. Я медленно приблизился к их машине и увидел те самые окровавленные глаза Брюса. Это всё, что я помню. Изнутри окна машины были покрыты толстым слоем крови, которая медленно стекала вниз. Я не могу и не хочу представлять тот фарш, в который они превратились, но одна мысль не даёт мне покоя по ночам. Что если мне стоило согласиться и поехать с ними тогда? Быть может, мне следовало, открыть двери той машины и сесть внутрь, когда я заметил грузовик. Сделал бы я это, если бы знал, что случится? Я мог просто сесть назад, положить руки себе на колени, глядя перед собой с неким зародышем улыбки на лице, понимая, что всё вот-вот закончится, подождать пару секунда и исчезнуть. Тогда не было бы всех этих мучений, тогда я бы не знал всего этого ужаса. Весь этот кошмар мог бы закончиться прямо тогда.
Нет, уж лучше замерзнуть насмерть. Нет, я не хочу умирать!
Я вернулся домой около полуночи или чуть раньше. Конечно, я еще не отошел от увиденного на перекрестке, но я был дома. Дом, к слову, был совершенно пустым. Само слово 'пустота' приобрело особый оттенок в тот момент. Всё это так удивительно и странно. Когда твоя жизнь становится настолько пустой, что в ней не остается ничего важного, ты подсознательно начинаешь искать способ заполнить её всяческими мелочами. Ты отчаянно собираешь бесполезные вещи, сам того не понимая. Я знаю это по опыту, так как и у меня теперь есть вещи, которые я делаю с одной единственной целью - чтобы наполнить свою жизнь фальшивым смыслом. Да, это работает на данный момент. Вопрос лишь в том, как много времени у меня еще остается.
Когда я вернулся домой, я зажег свет во всех комнатах, чтобы не оставаться в темноте. В ту ночь, пожалуй, я был ближе всего к тому, чтобы лишиться рассудка и превратиться в одного из этих безумцев. Я мог чувствовать безумие, что кружило вокруг меня в попытке пробраться в мою голову и наполнить её до краев, выталкивая оттуда всё остальное. Полагаю, в этом нет ничего особо удивительного, так как я вернулся домой, а это значило, что я добился той цели, которую поставил перед собой на станции. Теперь мне нужна была новая цель, но я не мог её найти, потому что я всё еще не похоронил в себе надежду, что моя семья могла вернуться за мной в любую минуту. Мне было так грустно, что я даже не могу выразить это словами, но я не плакал. Опять же, кого я пытаюсь тут обмануть... Конечно, я рыдал весь вечер, практически не переставая. Я не могу уверенно сказать, сколько волн истерики накрыло меня в ту ночь. Я плакал до тех пор, пока в моих глазах просто не оставалось слёз, а через полчаса я начинал плакать опять.
Порой я уже не мог выдавить из себя ни одной слезы, потому что мне казалось, что я перебрал все причины для этого, и тогда мой мозг выдумывал всякие глупости, чтобы заставлять меня рыдать. Например, я могу плакать потому, что никто не приготовит мне завтрак следующим утром, или что моя сестра не будет рядом, чтобы комментировать мою игру в компьютер. Бывали и такие моменты полного отчаяния, когда, позабыв обо всем, я просто начинал верить, что моя семья оставила меня специально, что они меня не любили и, быть может, и вовсе ненавидели. Подсознательно я понимал, что это не так, но я не мог перестать думать об этом.
Уснул я около пяти часов утра, а когда проснулся. То утро...
Откровенно говоря, я не могу описать насколько мерзким было утро того дня. Я проснулся, а через мгновение я вспомнил всё то, что я пережил днем ранее. Я не солгу сейчас, если я скажу, что больше не плакал. Думаю, во мне просто не осталось слез для этого. Тем утром я впервые по-настоящему осознал, что был совершенно один и мог положиться лишь на себя. Осознание то было всё еще неполноценным, но оно было настоящим. Да, тогда я еще не перестал наивно надеяться, что они вернутся за мной и заберут меня отсюда.
Несколько следующих дней я продолжал выходить на задний двор и просто сидеть на заборе, глядя на ту самую дорогу, которая не позволила нам покинуть город в тот вечер. Я просто сидел на заборе и смотрел вдаль, даже не понимая того, что моя семья уехала на поезде, а наша машина была заблокирована на той проклятой железнодорожной станции. Все эти самые важные детали просто улетучились из моей головы. Когда-то давным-давно, будучи еще маленьким ребенком, я ждал их возвращения на том самом заборе всякий раз, как отец и мама уезжали в город. Зная день, когда они приедут назад, я брал сестру с собой, и мы сидели вот так, дожидаясь их приезда. В такие моменты ты особенно четко понимаешь, насколько ты близок к животным. У тебя есть набор привычек, и ты просто повторяешь их в определенных ситуациях. Хотя, возможно, это только я.
Два дня спустя я решил выйти в город, а точнее до магазина, так как я понимал, что еды у меня было очень мало, чтобы продержаться даже неделю. Город был пуст. Я специально обошел тот перекресток, но всё же мне удалось разглядеть, что машина была по-прежнему в канаве, и та семья, должно быть, была там же. На самом деле, тогда там было много крови везде. Я то и дело натыкался на лужи крови, не понимая, почему везде была кровь. Засохшие лужи и пятна крови была на стенах домов, на заборах и на дорогах. Меня это пугало, конечно, но я не понимал этого тогда, так что и страх был какой-то бесформенный, непонятный. Сейчас я прекрасно понимаю, почему вокруг было столько крови, но не было тел. Всё потому, что они уносят тела с собой, всегда.
От моего дома можно относительно быстро добраться до трех магазинов, но лишь два из них продуктовый, или лишь один из них относительно большой. Хотя, обычно и там ничего не было, так что всегда приходилось ходить за покупками практически в центр города. Тот единственный доступный мне магазин не был супермаркетом, хотя и такой у нас в городе есть тоже. Его открыли два года назад. Все остальные магазины обычные. В них стоит продавец, который дает тебе те продукты, что ты ему называешь, когда товар есть в наличие. Это было одной из главных причин, по которым я всегда ненавидел ходить за продуктами. Не знаю, есть ли у меня проблемы со скромностью, но мне не очень нравилось говорить: 'Дайте мне пачку чая, шоколадку и черт знает что еще'. Особенно это неловко, когда за твоей спиной стоит десять человек, которые тоже хотят шоколадку.
Кстати, это был тот самый магазин, куда мы приезжали с отцом в день эвакуации. В магазине тоже была кровь, но в основном на полу, хотя некоторые прилавки были также покрыты кровавыми отпечатками ладоней. Осмотревшись у дверей, я осторожно вошел внутрь, хотя могло показаться, что причин для страха у меня не было, ведь я не слышал и не видел никого снаружи или внутри. Город казался по-настоящему мертвым. Как я и ожидал, магазин был практически опустошен по части продуктов, но это было лишь первое впечатление. Когда ты совершенно один и тебе нечего есть, многое в твоем восприятии меняется. Таким образом, слово 'пустой' тоже стало для меня относительным. Да, магазин был пуст, но там всё еще было много полезного. Например, ты можешь найти макароны, много макарон, потому что в первую очередь люди забирают всё то, что можно есть сразу, не говоря уже о том, что макароны в этих магазинах всегда были в достатке. К сожалению, найти хотя бы одну пачку печенья, картофельных чипсов или батончик шоколада я не смог, но при этом у меня получилось набрать два пакета продуктов, после чего я отправился домой почти довольный.
Когда я вернутся на свою улицу и уже собирался зайти в ограду нашего дома, я услышал какой-то звук позади. Обернувшись, я увидел старую женщину, которая жила в доме напротив. Ей было около восьмидесяти лет, и она была бабушкой моего бывшего лучшего друга. Её внук и я, мы раньше были друзьями, но потом наши пути разошлись. Я всё еще знал эту женщину очень хорошо. Я также знал её сына, имея в виду отца моего друга Василия. Его отец тоже пил, но он пил гораздо больше моего отца, так что однажды у него случился инфаркт. Нет, он не умер. Он пережил тот инфаркт, но можно с уверенностью предположить, что он сожалел, что не умер в тот день. Если превратить длинную историю в короткую, нужно лишь отметить, что весь его организм сломался, но сломался не окончательно. Он почти не мог ходить самостоятельно, получил кучу болезней и вскоре растолстел почти до двухсот килограмм. Как я понимаю, он тоже жил в своём собственном сне, но в какой-то момент он проснулся и обнаружил себя в ночном кошмаре. Возможно, весь смысл этой жизни в том, чтобы проснуться и не испугаться увиденного.
Я был удивлен факту, что эта женщина тоже осталась тут, но если задуматься, в этом не было ничего удивительно. Если столько молодых и сильных людей не смогло выбраться отсюда, то стоит понимать, сколько стариков было брошено позади. Старость приближает людей к смерти, и никто не хочет быть рядом со смертью или рядом с тем, за кем она вот-вот придет.
'Почему ты всё еще тут?' - она спросила меня, глядя на мои пакеты. Я не знаю, о чем она думала в ту секунда, но я знал, что не хотел с ней делиться. Возможно, она не была плохим человеком, но она мне никогда не нравилась. Она любила расспрашивать всех обо всем, даже когда её это не касалось. Особенно когда её это не касалось...
'Родители скоро приедут', - я ответил коротко и зашел в дом. Я не знаю, было ли это правильно с моей стороны поступить так, но я не хотел разговаривать с ней. Мы словно оба понимали, что смерть кружила вокруг неё, но я ничем не мог ей помочь.
Я быстро забежал в дом и осторожно выглянул в окно. Я видел, как она просидела на лавочке возле её дома еще минут пять, а потом вернулась обратно в дом. По возвращении меня ждал небольшой сюрприз - электричества уже не было. Я помню, как включил плиту, чтобы приготовить себе еды, но ничего не случилось. Конечно, я решил, что это было временно. Все мои мысли в те дни основывались на слове 'временно'. Тогда я думал, что всё было временным, но теперь, чем дольше я тут нахожусь, тем четче я осознаю, что нет ничего временного в этой ситуации. Теперь мир будет таким всегда, и всякий, кто не готов это принять, будет растерзан и съеден этим новым миром.
Это был очередной удар по моей психике, по моей воле к жизни. Когда ты встречаешь проблему на своем пути, ты также встречаешь и выбор: сдаться или попытаться найти в себе силы, чтобы превозмочь. Как много подобных ударов я уже выстоял? Как много еще мне придется выстоять? Я не знаю... Однако я помню, что тогда был очень близок к тому, чтобы сдаться. Я так и не приготовил себе еды и просто лёг на диван от обиды на всех и всё вокруг.
Я лежал на диване, почти как мой отец, разве что без телевизора. Возможно, он тоже был на кого-то обижен, когда вот так лежал на диване, не желая ничего делать. Я пролежал на диване весь день, несколько раз засыпал и снова просыпался. Я надеялся, что электричество вернется так же, как и моя семья. Помню, когда я проснулся в очередной раз, был уже поздний вечер, и в доме было очень темно. Я встал с дивана и понял, что на самом деле меня разбудил странный шум снаружи. Прямо сейчас я просто хочу остановиться на секунду и попытаться выразить, насколько сильно я жалею о том, что решил выглянуть из окна. Если бы мне нужно было составить список самых тупых поступков, что я совершал, этот я бы вписал туда одним из первых. Как я мечтаю о том, чтобы отмотать время назад и никогда не выглядывать из окна, но это невозможно.
Отойдя ото сна, я услышал крики снаружи и осторожно приблизился к окну. Затем я очень медленно отодвинул штору, вытягивая шею, чтобы увидеть... Я не знал, что могло скрываться за окном, но любопытство взяло верх. Увиденное повергло меня в ужас. К тому времени я уже насмотрелся всякого, но это был новый вид ужасов. Снаружи была огромная толпа людей. На моей улице люди! Откуда? И так много. Я выходил в город ранее тем же днём и не видел ни единой живой души, а теперь весь участок улицы возле моего дома был заполнен людьми или же не совсем людьми. Конечно, теперь я знаю, почему всё было именно так, но тогда я совсем ничего не понимал.
Не углубляясь в математические расчеты, я бы сказал, что там было порядка сотни людей. Людей? Определенно нет. Там было около сотни этих тварей, которые раньше были людьми. Среди них были крикуны и да, они кричали. Они начали реветь во всё горло, когда выволокли наружу ту старую женщину, с которой я разговаривал еще только утром. Она тоже кричала или же хрипела, потому что кричать она не могла от боли или ужаса. Пока пятеро из них тащили её вдоль дороги, остальные бесновались вокруг, дрались друг с другом или же рыскали вокруг домов. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что они собирались попытаться попасть и в мой дом тоже. Как я ненавижу то, что всегда прав в такие моменты. К сожалению, они заметили меня прежде, чем я подумал об этом. Думаю, я неосторожно шевельнул штору, сам того не заметив, а в следующее мгновение передо мной возникло это мерзкое окровавленное лицо крикуна, который начал вопить прямо на меня. Он смотрел мне прямо в глаза, и между нами было лишь стекло окна. На самом деле, я, должно быть, вопил на него не меньше, как бы комично это не звучало сейчас. Конечно, ничего даже отдаленно смешного для меня в этой ситуации не было. Даже сейчас я нахожу собственный выбор слов совершенно неуместным.
Признаюсь, я был уверен, что умру прямо там от ужаса, так как вся толпа мгновенно обернулась на его крик. Мои ноги мгновенно обмякли, и я упал на пол, начав пятиться назад. Всё мое тело дрожало от пальцев на ногах до зубов. Я помню, как уперся спиной в диван и продолжал пятиться назад, не понимая, что у меня за спиной было препятствие, не позволяющее двигаться дальше. Несколько мгновений спустя я услышал, как они начали разбивать стёкла моего дома, опомнился и бросился в коридор. Я знал, что подвал был моим единственным шансом спастись. В нашем доме подвал был прямо в коридоре, как, думаю, и в любом другом доме тут. Ничего особенного в подвале обычно нет. Это небольшая яма три на два квадратных метра или больше, где люди хранят овощи зимой. Фактически это просто яма в земле, в которую ставится небольшая лестница, по которой можно спускаться вниз и подниматься обратно. Мы хранили в нашем подполье всё то, что выращивали за летнее время, от картофеля до моркови.
Я не любил спускаться в эту яму, потому что она была темной и пыльной, а еще там обитали всякие мерзкие существа, вроде многоножек и пауков, не говоря уже о крысах. Крысы любят морковь, поэтому морковь нужно класть под картофель, так как крысы не едят картофель. Не знаю, почему я об этом думаю прямо сейчас. Так или иначе, тогда у меня не было выбора. Я открыл дверь подвала и спрыгнул внутрь, быстро захлопнув её за собой. Я не хотел, чтобы они слышали, где я спрятался, но не думаю, что они могли услышать звук захлопнувшейся двери на фоне бьющегося стекла. Через несколько секунд я уже знал, что они пробрались внутрь дома, начав визжать и рычать уже внутри. Не могу точно определить, насколько близок я был к тому, чтобы умереть от страха, но сомневаюсь, что можно быть ближе к смерти, не умирая при этом действительно.
Полагаю, в мой дом забрались около десятка этих существ, шатающихся по комнатам в поисках меня. Они искали меня точно так же, как я искал пакет печенья или чипсов в том магазине ранее тем же днем. Для них я был тем пакетом печенья. Я не знаю, могут ли они действительно общаться между собой, но тогда я слышал, как один из них издавал какие-то звуки, а потом остальные отвечали ему по-своему. Затем один из них начал ползать по полу и нюхать его. В какой-то момент он остановился прямо над тем местом, где я прятался и начал тяжело пыхтеть прямо над моим укрытием. Сердце в моей груди сначала остановилось полностью, а потом я начал чувствовать его стук где-то в пятках, словно оно тоже спустилось туда от отчаяния. Мне кажется, что сейчас я бы не был так напуган, окажись я в той же самой ситуации, ведь не похоже, что их нюх не лучше, чем у обычных людей. Он продолжал нюхать всё вокруг подобно животному. Наверное, они представляют собой некий промежуточный этап между обезумевшим животным и человеком. На самом деле, у меня много теорий на этот счет, но мне еще нужно систематизировать их.
Не могу сказать, как долго они продолжали обыскивать мой дом, но это время мне показалось вечностью. Я зажал свой рот грязной рукой и держал её там до тех пор, пока они не ушли. На самом деле, я думаю, они ушли примерно через минут десять, но просидел я в том подвале всю ночь до рассвета. Я просто не мог заставить себя выйти наружу раньше, потому что не мог избавиться от мысли, что они просто спрятались, чтобы выманить меня. Я думал, что если выйду раньше, то они выскочат из-за угла и утащат меня так же, как ту старую женщину. К слову, всякий раз, когда я вижу, что кто-то умирает тут, я невольно представляю себя на месте тех людей. Хочется думать, это характеризует меня как очень сострадательного человека или же человека очень трусливого, который не может контролировать свои мысли. Трудно сказать с уверенностью...
Так я опытным путем определил, что эти существа - крикуны. Опять же, если я придумал название одним, то нужно назвать и других. Я не упоминал их прежде, но крикуны это не единственный вид. Есть еще и другой. Другие не так опасны. По крайней мере, я так думаю, но они могут выходить наружу днем, так что я не могу быть полностью уверен. Они почти не агрессивны, они не сбиваются в стаи, предпочитая бродить в одиночестве. Я никогда не встречал одного лицом к лицу, потому что сначала я убегал прочь от них, а после, когда я осознал, что они не собираются атаковать меня и начал подходить ближе, они начали избегать меня. Порой я слышу, как они разговаривают. Их речь неразборчива, но можно догадаться, что это, скорее всего, жалобы о том, что они мёрзнут, а также голодные и хотят есть. Пожалуй, мы не очень разные в этом плане, так как я тоже либо мёрзну, либо хочу есть.
Я думаю, мне стоит назвать их шептунами. Крикуны и шептуны. Замечательно! Похоже, я опять начинаю сходить с ума, если я начал давать имена этим тварям. И я до сих пор не знаю, как называть тех, которые не говорят и просто хотят убивать все, что попадается им на пути.
Когда я пришел в себя, я понял, что не мог оставаться дома, потому что дом был слишком большой, и я не мог поддерживать его теплым, а также я не мог чувствовать себя спокойно там. Мне нужно было небольшое помещение, которое я могу с лёгкостью окинуть взглядом. Так я перебрался в наш летний домик. Сначала я заколотил окна досками, а потом перенес туда всё необходимое. Наверное, теперь стоит признаться себе, что это не была лучшая идея, ведь снаружи становится все холоднее, и я не знаю, как я буду выживать тут, когда станет гораздо холоднее, чем сейчас. К сожалению, я не могу поддерживать огонь в печи всю ночь, потому что тогда крикуны могут прийти на тепло. Скажем так, что лучше мерзнуть, чем быть мертвым...
ГЛАВА 4
Я возвращаюсь обратно и быстро закрываю двери у себя за спиной, чтобы не позволить холоду проследовать внутрь. Холод здесь следуют за тобой везде, от него почти не скрыться, поэтому каждая секунда имеет значение. Он проникает в каждую крошечную щель в полу или стене, он забирается тебе под одежду и даже тебе в рот, когда ты пытаешься сказать слово или просто дышишь тяжело. В отличие от страха, холод не может быть твоим другом. Это действительно так, но я жил в этих землях всю мою жизнь, так что мои знания позволяют мне выживать тут. Я говорил, что к холоду не привыкнуть, но это касается тела, а не ума. Твое сознание - это немного иная история. Ты учишься, как выживать тут, ты учишься, как выносить все эти лишения. Если человек никогда не знал, что такое холод, подобные условия просто сломают его. Это место убьет любого, кто не знает, что ожидает его впереди. Теперь у меня такое чувство, что вся моя жизнь до этого момента была бесконечной подготовкой ко всему этому ужасу, который царит тут теперь. Словно всё вокруг это одна большая тренировочная площадка, а этот сценарий, разворачивающийся перед моими глазами, это эксперимент, выдуманный чьим-то больным разумом. Звучит достаточно правдоподобно...
Честно говоря, думаю, меня трудно удивить. Нет, я не утверждаю, что это невозможно, но это маловероятно. Если что-то хорошее случится со мной, то это будет единственная вещь, которая может меня удивить здесь теперь. Да, определенно, если что-то по-настоящему хорошее случилось со мной тут, я был бы очень удивлен. Быть может, я бы даже не поверил в происходящее. Надеяться на что-то хорошее тут - это прямой путь в могилу, которую ты сам себе копаешь. Здесь тебе нельзя надеяться на чудо, ты просто не можешь позволить себе быть таким наивным. Живя тут в одиночестве, я стал психологом в некотором роде и начал осознавать такие невероятные вещи, которые в нормальных условиях просто невозможно понять без посторонней помощи. Раньше людям приходилось учиться, чтобы понять это, но я понимаю это без книг или профессоров.
Например, я знаю, что я не могу позволить себе быть слабым. Если я позволю неправдоподобной надежде обосноваться у меня в голове, это лишь вопрос времени, но со мной будет однозначно покончено. При этом я уверен, что сам процесс не займет много времени. Да, возможно, я всё еще буду казаться живым, но это будет всего лишь иллюзия, готовая треснуть в любой момент и рассыпаться на части. Когда ты сломлен внутри, весь мир вокруг искажается, меняя свои формы и цвета. В какой-то момент ты начинаешь думать, что смысла бороться просто не существует. Самое же забавное, что эта мысль определенно заслуживает право на существование. Какой смысл может быть в этой жизни? Ты рождаешься, немного живешь и умираешь. На это всё. Да, ты можешь стать 'великим', и тогда другие люди запомнят тебя на некоторое время, но ведь ты не будешь существовать, чтобы хоть как-то это ощутить. Ну вот, это снова начинает происходить со мной. Я чувствую, как мой мозг начинает убеждать меня в бессмысленности моей борьбы.
Я не хочу умирать!
Пожалуй, мне стоит вернуться к этим размышлениям в следующий раз, а сейчас у меня есть более важные дела. Прямо сейчас мне нужно приготовить что-нибудь поесть. Я говорю 'что-нибудь', но на самом деле выбора практически нет. Я готовлю одну и ту же пищу каждый день. Честно говоря, я убежден, что уже перестал смотреть на еду так, как я делал это ранее. Я попытаюсь объяснить весь феномен более детально, но не уверен, что у меня это получится.
Допустим, что вкус той еды, что ты поглощаешь, не имеет значение. Допустим, что твоему желудку важно, чтобы еда была свежая и легко усваивалась. Я не могу сказать о том, насколько легко усваивается то, что я ем, но это определенно свежая еда. Могут ли макароны быть несвежими? Или картофель? Я где-то читал, что взрослый человек нуждается в двух тысячах калорий в день. Я не думаю, что могу рассматривать себя с этой позиции, поэтому стараюсь потреблять чуть более тысячи калорий каждый день. Сто грамм почти любой каши содержит около трехсот калорий, и то же самое касается макарон, гороха и прочих отвратительных продуктов, которые я с трудом могу заталкивать в себя день за днем. Я стараюсь не позволять себе этих мыслей, но порой обманывать самого себя в мелочах очень трудно. Мне нужно чуть меньше половины килограмма готовой пищи каждый день, чтобы оставаться в живых. Я готовлю еду два раза в день, утром и вечером, до того как стемнеет. Я готовлю макароны для себя и печеную картошку для другого человека. Я расскажу о ней более подробно позже, но прямо сейчас я могу сказать что она, похоже, любит печеный картофель.
Я набираю в кастрюлю воды и ставлю её на печь. Воды у меня в достатке, потому что вода - это снег, а снега тут в Сибири всегда хватало. Другое дело, что топить достаточно снега, чтобы полноценно помыться, будет крайне затратно с точки зрения времени и сил. Обычно к этому часу печь топится уже сильно, так что в помещении уже тепло, особенно у печи. Вскоре вода начинает кипеть, и я кладу туда макароны. Я могу определить на глаз, сколько положить. К сожалению, у меня нет соли, поэтому я не солю воду. Я где-то читал, что соль вредна для организма, так что, возможно, мне следует успокаивать себя, повторяя, что так я буду здоровее.
Макароны варятся быстро. Я должен признаться, что не был очень точен, когда сказал, что выбор продуктов не так уж и велик. Нет, это не совсем правда. Я могу выбирать между разными продуктами. У меня есть около пятидесяти килограмм картофеля - один мешок. В моем убежище тоже имеется подвал, но я не могу хранить там картофель, так как там слишком холодно. Так или иначе, у меня есть картофель, немного гречки, рис, горох, который я никогда не ем, чечевица. Кто вообще ест чечевицу и как её готовить? Я никогда не пробовал чечевицу раньше, но когда я увидел её на полке магазина, я подумал, что пришло время это поменять. Теперь я понимаю, почему люди не забрали её. Я пытаюсь сказать, что продукты у меня есть, но это практически невозможно просто варить всё это и заталкивать в себя день за днём. Я знаю, что в магазинах должны быть продукты, но я всё еще не могу заставить себя идти туда. У меня есть все, чтобы выживать, и тут ты должен быть реалистом или пессимистом. Реалист во мне говорит, что не стоит рисковать жизнью из-за пакета соли. Возможно, но лишь возможно, это мнение скоро изменится, потому что я уже не могу есть эти макароны без соли.
Я не собираюсь продолжать размышления на тему еды. Самое главное, что я сыт и теперь могу вернуться к обычным делам. Пока я ел, картофель испекся. Я кладу картофель прямо на печь, и он готовится к тому моменту, когда я заканчиваю свой прием пищи. Печеный картофель вкусный, но проблема в том, что он не очень питательный. Я пробовал есть картофель, но не чувствовал энергии от него. Я был постоянно вялый и не хотел ничего делать. Мне нельзя быть ленивым, потому что у меня много дел.
Что касается её, она любит картофель, да и не думаю я, что ей нужно много энергии, ведь она весь день ничего не делает. Я складываю картофель в карман моей куртки, пока он все еще горячий. Затем я снова одеваюсь и выхожу на улицу. Как я и ожидал, солнце затянуто тучами. Это значит, что с большой вероятностью сегодня пойдет снег. Я люблю снег, я люблю, когда всё вокруг засыпает снегом, но тут есть и обратная сторона - после снега всегда приходит холод, и я не люблю холод.
Я осторожно открываю ворота нашей ограды и выглядываю наружу. Это моя улица: двадцать домов, стоящих друг напротив друга в два ряда. Я знал каждую семью, которая жила тут, или почти каждую. Большинство из этих людей были очень бедны всю их жизнь, так что нет никакого смысла обыскивать их дома. У меня нет ни единого сомнения в том, что я не найду там ничего полезного. Однако тут была и пара весьма богатых семей. Мне лишь нужен хороший повод, чтобы решиться и войти внутрь. Пока что подобных поводов у меня нет. Прямо сейчас я смотрю в конец улицы и вижу её. Она - шептун, а это означает, что она одна из них. И тем не менее, она мой второй потенциальный друг после кота, который всегда от меня убегает. Мы могли бы стать неплохой компанией... Я, черный кот, и девочка - шептун.
Я не могу уверенно сказать, сколько ей лет, потому что я так и не видел её достаточно близко, но кажется, что она очень молода. Возможно, мы даже одного возраста. Едва ли она старше восемнадцати лет. Её длинные волосы такие черные, что на фоне снега я могу видеть её всякий раз, как она оказывается снаружи. Её куртка белая и её кожа тоже бела как снег. Она живет в одном из домов на краю улицы и выходит наружу почти каждый день, если солнце не яркое, как сегодня. Она никогда ничего не делает и просто сидит на куче бруса, оставленного тут прежними хозяевами дома. Наверное, они хотели строить баню или теплый летний дом.
Она сидит там и смотрит на дорогу вдалеке - ту же дорогу, на которую когда-то смотрел и я сам. Наверное, что она ждет свою семью точно так же, как я ждал свою несколько месяцев назад. Именно поэтому я говорю, что нельзя пускать в свою голову ложные надежды. В этом мире просто нет лучшего способа, чтобы незаметно сойти с ума. Я не знаю эту девочку, но я знаю наверняка, что она не жила тут прежде. Быть может, она чья-то родственница или просто оказалась тут, спасаясь от этих мерзких крикунов. Я не могу знать, как она оказалась тут, да это и не важно. Мне нравится, что она тут, потому что так я чувствую себя не таким одиноким, пусть это и не всегда было так...
Обычно она не обращает на меня никакого внимания до тех пор, пока я не приближусь к ней на расстояние в десять или пятнадцать метров. Когда я подхожу так близко, она резко поворачивает голову на меня и шипит, почти как кошка. Я не знаю, о чем она думает в этот момент, но её шипение абсолютно не выглядит угрожающим. Возможно, у нее другое мнение. Я совсем её не боюсь, так что если бы она не убегала, я бы подошел прямо к ней. Но она всегда убегает прочь. Видя, что я подхожу ближе, она осторожно встает и начинает пятиться назад, все еще шипя. Я вытягиваю руки перед собой, чтобы показать ей, что я не враг. В моих руках картофель и больше ничего. Я знаю, она понимает, что у меня еда. Когда я показываю ей картофель, она замирает на мгновение и приковывает свой взгляд к моим рукам. Потом она что-то бормочет, но я никогда не могу понять слов. В какой-то момент она просто разворачивается и убегает в свой дом. Да, это не её дом, но это не важно. Я всегда оставляю картофель в том месте, где она сидит, а потом возвращаюсь к своим воротам. Она выходит обратно, чтобы забрать еду лишь тогда, когда я уже возле моего дома. На этом наше с ней общение заканчивается.
Как бы странно это не звучало, я переживаю за неё возможно даже больше, чем за себя. Она не выглядит в здравом уме, так что трудно представить, как она готовит для себя еду или обогревает дом. Я пытался приносить ей больше еды, но она ест только картофель, поэтому я приношу ей столько, сколько я бы сам съел в течение дня. Я не знаю, сколько у неё теплой одежды или одеял. Возможно, мне следует отнести ей одно из своих одеял, но тогда я и сам начну мерзнуть по ночам еще сильнее. Думаю, вот так у меня только что появился повод для того, что в ближайшие дни наведаться к соседям.
Я наблюдаю за тем, как она сидит на этих бревнах и ест картофель, который я для неё приготовил. Когда я приношу ей еду, это дает мне возможность почувствовать себя лучше, почувствовать себя взрослым, быть может. Я думаю, так чувствую себя взрослые, когда они кормят своих детей. С другой стороны, я кормлю её только картофелем, так что едва ли тут есть чем гордиться. Было бы невероятно здорово поговорить с ней, даже просто сесть рядом и рассказать ей обо всем, что со мной случилось за эти недели и месяцы. Маловероятно, что она сохранила способность разговаривать и понимать речь, но в целом она выглядит гораздо умнее других шептунов, что я встречал. Могу ли я говорить так лишь потому, что она девчонка?
Я закрываю ворота и иду мимо своего летнего домика в направлении нашего заднего двора. Мне нужно проверить ловушки и сделать кое-что еще. Наш задний двор достаточно большой - тридцать на сорок квадратных метров. Он обнесен забором со всех сторон, но в этом заборе теперь есть много отсутствующих досок. Такое чувство, что эти упыри отрывают как минимум одну доску каждую неделю или пару дней, но у меня просто нет сил и времени, чтобы приколачивать их обратно. Сначала, когда я только увидел, что забор начал редеть, я был очень напуган и день изо дня заколачивал каждую дыру. Позже на меня снизошло озарение, что в этом не было никакого смысла. Я понял, что это была всего лишь какая-то безумная игра, в которой их роль состояла в отрывании досок, а моя в том, чтобы приколачивать их обратно. Конечно, у меня не было ни единого шанса обыграть их в их же игре, поэтому я перестал играть с ними. Как ни странно, после этого они тоже успокоились, и сейчас доски пропадают гораздо реже. Теперь в заборе отсутствует порядка двадцати досок. Я пересчитываю их время от времени, но новых дыр не добавляется. Это безумие, но теперь в этом мире столько вещей, которые я должен учитывать, чтобы понимать, как существовать тут. Словно все правила жизни в этом мире были вдруг переписаны, но никто не сообщил мне, чего именно коснулись изменения.
Мы раньше выращивали тут картофель. В Сибири все выращивают картофель. Это что-то вроде священного ритуала, который люди исполняют порой абсолютно бездумно просто потому, что это делали их родители и родители их родителей до них. Возможно, многие действительно ели один картофель, так что это было способом выжить, но моя семья не относилась к таким людям. Как я уже говорил, мы не были бедны, так что мы могли позволить себе покупать продукты в магазине, включая картофель, который всегда был очень дешевый, особенно в начале осени, когда люди начинали продавать излишки. Но мы всё равно выращивали картофель каждый год. Иногда я спрашивал маму, зачем мы делаем это, но она лишь пожимала плечами и говорила: 'А как иначе?' И да, я всегда никогда не любил работать в поле.
Теперь это поле совершенно пустынно. Оно засыпано снегом и покрыто следами ног. Я знаю, кто оставляет эти следы каждую ночь, прогуливаюсь тут так, словно это их земля. Уже скоро я позабочусь о них и сделаю так, что никто и никогда больше не увидит их следов на этой земле. Но это позже, а пока мне нужно проверить ловушки. Как я уже упоминал ранее, я ставлю силки на кроликов. Я иду в самый конец поля, где стоят несколько ловушек возле дыры в заборе, сразу за кустом акаций. Я должен отметить, что домашние кролики - это крайне тупые животные в целом, поэтому поймать их достаточно просто. Нет, конечно, это не просто, особенно когда ты не знаешь, что делать. К счастью, я ловил кроликов раньше, так что я прекрасно знаю, что делать.
Я выломал нижнюю часть одной из досок в заборе, чтобы кролики могли спокойно передвигаться через неё там, где мне это нужно. Я сделал это в определенном месте, сразу за кустом акаций, потому что так есть шанс, что упыри не увидят мою добычу. Сделать саму ловушку достаточно просто. Нужна всего лишь тонкая проволока или гладкая веревка. Потом ты делаешь петлю, которая должна затягиваться при малейшем усилии и на этом всё. Нужно закрепить петлю между парой веточек и прикрепить другой конец к чему-то тяжелому, чтобы кролик не мог сбежать, когда петля затянется на его ноге. Да, по идее силки сделаны для головы, но их голова защищена от силков большими ушами, в то время как строение их задних ног почти обрекает их на то, чтобы оказаться в моей ловушке.
Я приношу сюда замороженную капусту каждый вечер, перед тем как закрыться в моем убежище. Кролики очень сильно любят замороженную капусту. Самая противоречивая вещь во всей этой истории в том, что я прихожу сюда каждое утро, чтобы проверить ловушки, но я не могу однозначно ответить себе, хочу ли я, чтобы там был кролик или нет. Это может прозвучать странно, учитывая тот факт, что для выживания мне нужна еда, но у меня есть еда. Мясо - это хорошо и оно вкусное, но я не люблю убивать и свежевать кроликов или любых других животных. Я убивал кроликов раньше, но я почти никогда не ел их. У меня есть одна история, которой я бы хотел поделиться в этом дневнике.
Мой отец всегда имел большое количество не очень умных идей, но некоторые из них четко выделялись на фоне других. Одна их таких гениальных идей касалась разведения кроликов. Стоит отметить, что моя семья всегда разводила животных, от кур до коров и свиней, и я никогда не имел проблем с этим. Однако тогда я был ребенком, и что от меня ничего не требовалось. К сожалению, ты перестаешь быть ребенком в Сибири в достаточно раннем возрасте. И в один прекрасный день это случилось и со мной. Я не мечтаю о том, чтобы снова стать ребенком и не иметь никаких взрослых забот, нет, но до чего же порой приятно вспомнить детство...
Всё же стоит вернуться к истории, которую я хотел рассказать. Однажды отец решил, что было бы неплохо начать кроликов. Кроличье мясо очень вкусное и полезное, поэтому оно и дорогое. Также известно, что кролики очень быстро размножаются и быстро растут. Отец решил, этих знаний было достаточно, чтобы купить несколько кроликов и заставить меня разводить их. Я не буду ничего утаивать и сразу скажу, что сначала я тоже думал, что это хорошая идея. Было очень любопытно, что из всего этого выйдет. Наверное, сам факт того, что я разделял его идею, доказывает, что я сын своего отца. К сожалению, веселье продлилось не долго, и вскоре я встретился лицом к лицу с множеством вполне реальных проблем, сопряженных с разведением кроликом. Например, им были нужны клетки и не простые, а специально сконструированные клетки. Конечно, кроликов нужно было постоянно кормить, и это была только вершина айсберга. Из всех тех знаний, которыми располагал и мотивировался отец, только одна вещь оказалась правдой. Они действительно размножаются очень быстро...
Сейчас я думаю, что природа в какой-то степени подшутила над кроликами, потому что они размножаются так же быстро, как и умирают. И это вовсе не шутка. С другой стороны, это вполне логично, ведь если бы они не умирали быстро, то они бы заполонили всю планету. У кроликов есть две заботы в жизни: поесть и спариться. После месяца появляются крольчата. Сначала они очень уродливые, но потом они превращаются в самых милых существ на свете. Как и всё в жизни кроликов, этот период длится не долго, и вскоре ты осознаешь их истинную природу, которая сводится к двум вещам: еда и спаривание. Тем не менее, кролики научили меня кое-чему очень важному. Кролики научили меня тому, что ты должен держаться подальше от других представителей твоего вида, чтобы прожить как можно дольше, что особенно актуально в условиях современного мира. Возможно, это правило не сработало бы в нормальном мире, но здесь - в том мире, в котором живу я, оно работает просто идеально.
Я помню первых девять крольчат, которые были рождены. Восемь из них были черно-белыми, а последний оказался альбиносом. Этот белый кролик не только выглядел иначе, но и вёл себя совершенно иным образом. Когда я думаю об это сейчас, то понимаю, что он был абсолютно непохожим на остальных кроликов, которых я видел, а видел я много. Когда я приносил им корм, восемь других бросались вперед и начинали жадно поглощать его, в то время как белый кролик просто сидел на крыше их маленького домика, который я им построил, и терпеливо ждал, пока остальные поедят. Потом он спускался вниз и спокойно ел в одиночестве. Он всегда держался в стороне от других. Так продолжалось несколько месяцев, а потом кролики начали болеть и умирать один за другим. У кроликов почти нет иммунитета, так что они готовы умирать от любой болезни, даже самой безобидной для остальных животных. В итоге так и случилось - они начали умирать, пока не умерли все, кроме того самого белого кролика, который всегда держался в стороне от них.
Я был всего лишь ребенком и значительно младше, чем сейчас, но даже тогда я уже понимал, что тот кролик был особенным. Думая о той истории, я ближе всего к тому, чтобы поверить в перерождение душ, потому что его поведение напоминало человека гораздо больше, чем кролика. Теперь его уже нет, но он прожил около четырех лет. Он продолжал жить до тех пор, пока мой отец не убил и не съел его. Я был в школе, а когда пришел домой, узнал, что моего любимого кролика не стало. Я помню, что я по-настоящему ненавидел моего отца за это, но постепенно эта ненависть прошла, а теперь мне вообще трудно думать о ненависти, так как я должен думать о выживании. Я не забыл о том кролике, и не думаю, что забуду его историю, ведь он показал мне на своём примере, что даже животные могут отличаться от остальных, быть уникальными, особенными. Четыре года - это почти полжизни для кролика, так что, возможно, это его жизнь не была слишком короткой.
Я осторожно огибаю куст акаций, и моё сердце начинает биться всё чаще. Во мне нет уверенности в том, хочу ли я увидеть что-то в этих кустах или нет, но это чувство возбуждения невозможно избежать. На кусте нет листьев, но его ветки достаточно густые, поэтому я не могу видеть сквозь них. Когда я делаю еще один шаг, становится очевидно, что ловушка пуста. Силок утянут под забор, но веревка на натянута, словно намекая, что сегодня никто не попался. Ничего страшного, по крайней мере, мне не придется сегодня никого убивать. Я ложу свежую замороженную капусту прямо на землю, чтобы установить силки позже, ведь прямо сейчас у меня есть и более важные дела.
Я пробираясь сквозь дыру в заборе и оказываюсь посреди безжизненного поля, занесенного снегом. Эту картину я видел на протяжении всей своей жизни, и она никогда не вызывала во мне неприятных чувств, но сейчас она кажется мне совершенно чужой и пугающей. Я часто смотрю в направлении города, когда выхожу сюда, но там нет ничего, что могло бы привлечь мое внимание, кроме ослепительно белых полей и одинокой, пустой дороги, уходящей прочь в направлении закрытой для меня части мира. При этом пустота пугает меня не так сильно, как два строения, которые кажутся совершенно неуместными в этом пейзаже. Одно из строений - это двухэтажная гостиница. Это место раньше было очень популярным среди водителей - дальнобойщиков, которые останавливались тут на ночь. Местные жители тоже любили это место, отмечая там все праздники, настоящие или выдуманные. Летом, когда солнце подолгу отказывается садиться, я часто слышал веселые голоса и громкую музыку, доносящуюся как раз из этой самой гостиницы или прилегающей к ней территории. Теперь это место мертвенно пустое и тихое, но я всё равно не отважился бы переступить порог этой гостиницы. Вторая постройка, которая меня беспокоит, это частный дом. На самом деле, их два и они построены в непосредственной близости друг от друга. Я знаю наверняка, что дальний дом пуст, в отличие от первого.
Я осторожно перебираюсь через еще один забор. На этот раз это не моя земля, но в этом мире осталось мало уважения к частной собственности, так что я не беспокоюсь слишком сильно. К тому же, раньше они держали тут коров, поэтому сам факт моего присутствия на этом участке земли даже преступлением трудно назвать. Я беру в руки большой стог сена и несу его к первому дому. Когда я подхожу ближе, моё сердце начинает стучать быстрее. Как я и говорил, страх - это неотъемлемая часть жизнь тут. Если ты не чувствуешь страха, то ты скорее всего мёртв. А я жив и поэтому я боюсь. Я уверен, что они там внутри, семь упырей: трое взрослых мужчин, две женщины и еще два подростка. Честно говоря, я не уверен, мальчики это или девочки, да и узнать я это не стремлюсь, раз уж на то пошло. Я кладу стог сена прямо под окна их дома, где уже лежат несколько десятков стогов, которые я приносил сюда на протяжении последних двух недель.
С развлечениями в Сибири всё не очень гладко, но у нас всё же было два канала в телевизоре, так что я видел некоторые фильмы. Каждый раз, когда показывали кино по телевизору, его нельзя было пропускать. Однажды я видел этот фильм ужасом, который рассказывал о том, как группа молодых людей оказывается где-то в глубинке, после чего их начинает преследовать и убивать семья местных жителей уродливой внешности. Да, сюжет действительно непритязательный, но я действительно живу по соседству с такой семьей. Наверное, неправильно так говорить, но мне кажется, что всё произошедшее в мире за последние два месяца никак на них не повлияло. Они были такими еще до того, как мир сошел со своих рельсов. Один из их сыновей был всегда абсолютно неуправляемым. Пять лет назад он поджег наш забор, и нам пришлось тушить пожар несколько часов, зазывая соседей и случайных прохожих. Пожар чудом удалось остановить, но никого нельзя было привлечь к ответственности, так как виновник был признан невменяемым. Конечно, никто ничего не стал предпринимать, и всё вернулось в своё привычное русло. Должны быть, удобно иметь психические отклонения в этом мире, ведь совесть это - ноша, сострадание - это ноша, да и ум - это ноша. Мне любопытно знать, что из человеческих черт не является ношей в этом проклятом мире...
Думаю, пришло время расплаты. Как только я перенесу сюда достаточно сена, я подожгу этот проклятый старый дом прямо с упырями внутри. На самом деле, это не мои настоящие мысли, ведь я не такой человек, но я стараюсь заставить себя думать подобным образом. Я не могу быть слишком мягким, потому что прямо сейчас выбор элементарно прост: они или я. Я слышу их по ночам, я знаю, что они там, и это лишь вопрос времени, когда они доберутся до меня. Мне жизненно необходимо покончить со всем этим, но в моём сердце по-прежнему нет уверенности в том, буду ли я готов, когда придёт время. Порой я жалею, что во мне недостаточно ненависти. Я могу ненавидеть, но этой ненависти недостаточно для того, чтобы сделать что-то по-настоящему злое. Однако весь этот мир - зло, и если ты колеблешься слишком часто или слишком долго, ты лишишься своего места в нём. Как бы я не любил этот мир, мне нужно моё место. Я должен узнать, что случилось с моей семьей, и если их больше нет, то тогда...
'Я не хочу умирать, - я шепчу сам себе, - не хочу умирать, слышишь?'
Я приношу еще один стог сена к их дому, а после мое тело окутывает неприятное чувство усталости. Также я начинаю потеть от всех этих физических нагрузок. Когда на улице холодно, тело пытается согреться любым способом и выделяет очень много тепла, особенно если ты двигаешься или переносишь тяжелые объекты. Таким образом, ты не только теряешь тепло, но и потеешь в дополнение к этому. Однако я не могу позволить себе потеть снаружи, потому что это верная смерть. Если я простужусь, то этот кошмар вокруг меня мгновенно превратится в нечто гораздо более пугающее, ведь я не смогу заботиться о себе, а больше это делать тут некому. Раньше, когда я еще был школьником, простуда не была чем-то особенно страшным, потому что когда ты простывший, мама будет заботиться о тебе, а еще ты можешь не ходить в школу несколько дней, а то и неделю. Но теперь те дни позади, похоронены глубоко на дне моего сознания под грудой других ужасных воспоминаний, которые продолжают множиться каждый день.
Я иду обратно, потому что мне нужно разобраться с силками. Я пробираюсь сквозь дыру в заборе назад в свой задний двор и подхожу к кусту акаций. Я склоняю колено и начинаю тянуть веревку назад, но она не поддается. Тогда я дергаю сильнее и понимаю, что на другом конце что-то есть. Теперь сердце начинает колотиться в моей груди так, словно оно само готово вырваться из моего тела и убежать прочь подобно испуганному кролику. Я понимаю, что на той стороне за этим забором сидит кролик. Кролики почти не издают звуков, что совсем не удивительно, ведь они почти такие же трусливые, как и я. А когда тебе очень страшно, ты просто не состоянии выдавить из себя какой-то звук, включая невинный писк. Природа всё продумала или почти всё.
Я опускаюсь вниз и подползаю к дыре в заборе, осторожно запуская туда руку, так как дыра слишком маленькая, чтобы я мог пролезть сквозь нее. Всё так, как я и думал, и моя рука чувствует что-то пушистое, мягкое и теплое.
Большинство домашних кроликов безобидны, и они никогда не нападут на человека. Однако случаются и исключения. Например, когда у самки есть крольчата, она может укусить человека, который по неосторожности предоставляет ей такую возможность. Второе исключение - это когда два самца дерутся за самку. Я знаю, что большинство людей считали кроликов исключительно милыми существами, но это не совсем так или же совсем не так. Во-первых, кроликам безразлично, с кем спариваться, что, как мне кажется, в этом нет ничего милого, особенно когда это касается родственных связей. Во-вторых, кролики абсолютно беспощадны. Самцы могут съесть свое потомство, потому что это заставит самку снова хотеть спариться. Я даже не хочу говорить о том, что делает самый сильный самец в обществе более слабых особей того же пола.
Я осторожно нащупываю пару больший, пушистых ушей, сжимаю их и начинаю тянуть кролика сквозь дыру. Он сильный и упирается, но я сильнее, так что секунду спустя я поднимаюсь на ноги, держа перед собой милое, пушистое существо, которое смотрит на меня своими большими глазами и часто шевелит носом, втягивая холодный зимний воздух. Не похоже, что он боится меня. Возможно, он не понимает, что совсем скоро умрёт. Его окрас - агути и это самый распространенный окрас среди кроликов, а если говорить простыми словами, то это цвет обычного дикого зайца. Я не могу сказать, самка это или самец, да и неважно это сейчас, а позже я однозначно это узнаю, когда выпотрошу это пушистое чудо. Честно говоря, я не горю желанием заниматься этим прямо сейчас. Да, я получу около килограмма свежего мяса, что весьма неплохо для меня одного, но у меня нет соли, да и в магазине я её едва ли смогу отыскать, так что мясо всё равно не будет таким вкусным. Почему там нет соли? Кто забрал всю соль? А вдруг в этом городе есть другой человек помимо меня? Ну тогда зачем ему столько соли? Нет, глупости...
Какой бы ни были ситуация с солью, я не могу отпустить этого бедного кролика. Его всё равно съедят рано или поздно, так что лучше уж это буду я. Я оставляю силки без внимания, потому что я не хочу прийти сюда завтра и найти еще одного кролика. Это звучит странно от человека, который борется за жизнь, но всему есть пределы и я тот человек, который определяет пределы для самого себя. В этом мире не может быть правил, установленных кем-то другим. Ты сам устанавливаешь свои правила и нормы, ты сам их меняешь. Ты выбираешь, оставаться тебе человеком или превратиться в безмозглое существо, которое заботится лишь о самых примитивных нуждах и плюет на всё остальное. Я пытаюсь оставаться настолько цивилизованным, насколько могу, поэтому я устанавливаю пределы так, как я считаю правильным. На самом деле, это помогает мне не терять чувство реальности, ведь что бы я тут не говорил, я еще не похоронил этот мир окончательно. Где-то в глубине души я всё еще верю, что какая-то часть мира уцелела, что там есть люди, которые живут как прежде. И я не хочу казаться им дикарем, когда или если мы встретимся.
Я вдруг усмехаюсь над собственными мыслями. Когда ты совсем один, общение с самим собой вслух становится неизбежным. В какой-то момент ты, так или иначе, начинаешь разговаривать с самим собой, порой даже не замечая этого. Прямо сейчас мне не кажется, что это очень плохой знак. Общение с самим собой - это всего лишь оглашение своих мыслей вслух. Более того, когда ты озвучиваешь две противоположные идеи, тебе становится легче выбрать правильный вариант.
Сейчас мне нужно освежевать этого кролика, хотя я не хочу этого делать. Но даже если я не хочу есть его сам, у меня есть на него другие планы. Я убил много кроликов в своей жизни. Не скажу, что горжусь этим, но и приятного в этом ничего нет. Когда отец хотел крольчатины на ужин, он говорил мне идти во двор, выбрать кролика, а потом убить и освежевать его, так что я шел и убивал - идеальная машина смерти. Я всегда старался выбрать тех, что нравились мне меньше других по разным причинам. На самом деле, я никогда не убивал тех, которые мне нравились, разве что они были больны, и я должен был прекратить их страдания. Но это другое дело.
Кролик, которого я поймал сегодня, кажется вполне здоровым. Определить это достаточно легко. Нужно всего лишь посмотреть на его глаза и проверить красные они или нет, а еще уши. Все должно выглядеть здоровым, тогда и кролик здоров. Есть много способов убить кролика, но большинство из них мне кажутся извращенными. Я предпочитаю старый добрый удар по затылку: ты берешь кролика за ноги или за уши, это не имеет значения, а потом бьешь бедное существо по затылку чем-то тяжелым. Обычно я использую полено, однако подойдет любой тяжелый, тупой предмет.
Я выбираю подходящее полено и беру его в руки. После этого я тяжело вздыхаю и поднимаю кролика перед собой, держа его за уши, что позволяет нашим глазам встретиться в последний раз. Он действительно кажется мне очень милым, но я не должен быть сентиментальным в такой момент. В такие моменты ты просто должен представить перед глазами все те ужасные вещи, которые кролики делает в обычной жизни, вроде поедания своего потомство. После подобной визуализации убийство не кажется таким неправильным. Более того, я уверен, что если бы он был на моем месте, он бы ударил меня по затылку без раздумий.
Я поворачиваю его боком к себе, чтобы не видеть его милой мордашки, поднимаю вторую руку и наношу удар в область затылка. Я знаю, сколько силы мне нужно вложить в удар, чтобы убить его сразу. Нет необходимости бить его слишком сильно, так как в этой области головы у кролика мозг защищен менее всего, так что достаточно лишь нанести удар в правильное место. Конечно, я не всегда обладал столь продвинутыми знаниями. Когда я должен был забить своего первого кролика, я очень волновался, потому что я не хотел делать ничего подобного. Но мой отец сказал: 'Иди и сделай это'.
Это такое странное чувство, когда всё твоё 'Я' сопротивляется, а потом кто-то авторитетный в твоих глазах говорит тебе сделать что-то, и всё мгновенно меняется. Ты просто идешь и делаешь то, что было сказано. Обычно этот человек старше тебя, авторитетнее или просто сильнее, заставляя тебя чувствовать, как твое собственное мнение постепенно блекнет или вовсе исчезает. Я помню, как тогда ударил моего первого кролика недостаточно сильно и не убил его с первого удара. Кролики почти не издают никаких звуков, но в тот день он начал неистово визжать. Я понимаю, что ему было больно, и это была моя вина. Моя рука мгновенно разжалась, после чего кролик упал прямо на землю, извиваясь в агонии. Это был ужасный опыт, а факт того, что отец был там в тот момент, наблюдая за моей неудачей, сделал его еще хуже.
'Подними и его и закончи начатое как настоящий мужчина', - сказал он, прислонившись к забору и скрестив руки на груди.
Мои руки дрожали, по моему лбу стекал пот, но я всё же поднял этого бедного кролика и приготовился сделать еще один удар. Но к тому моменту он уже испустил дух и умер у меня в руках. Забавно понимать, как разные ситуации оживляют в сознание смежные воспоминания. Я знаю, что этот кролик умер мгновенно, потому что я больше не тот ребёнок, что был раньше. Кролик мертв, но его мышцы продолжают сокращаться какое-то время. В этом нет ничего страшного, хотя неопытный человек может испугаться. Несколько секунд и он успокоится.
Внизу, прямо под ним, собирается небольшая лужа крови, которая пропитывает снег. Теперь я кладу полено на землю и беру веревку, чтобы обмотать её вокруг его задних ног. Я достаю из портфеля нож. Я никогда не выхожу наружу без портфеля, даже если я просто иду в туалет. Это мой старый школьный портфель, который я раньше носил в школу. Когда ты становишься старше, ты перестаешь носить портфель, потому что это может понизить твой авторитет в глазах других ребят. В моей школе ученики старших классов носили либо тонкую папку, либо одну тетрадь, чтобы выразить свое полное безразличие к учебе. В портфеле у меня много важных вещей, от спичек до топора. На одной из лямок и ношу градусник, но об этом я расскажу в другой раз, так как сегодня достаточно тепло, всего лишь двадцать градусов ниже нуля.
ГЛАВА 5
Какого это - остаться без электричества? Какого это - остаться без возможности посмотреть телевизор, приготовить пищу, вскипятить воду, поиграть в компьютер, зарядить телефон? Я помню, как раньше регулярно отключали свет на несколько часов, и те часы казались настолько длинными, что можно было сойти с ума от одного ожидания. В тот день, однако, электричества не было уже сутки. Прошли ровно сутки с момента отключения электричества и нападения упырей на мой дом. Тогда я еще не знал, что они боялись солнечного света, но возможно уже начинал догадываться об этом подсознательно, так как мне то и дело попадались факты, подтверждающие это. И всё же это не было самой важной моей заботой, потому что я был абсолютно потерянным. Я не знал, что мне нужно было делать. Я не мог оставаться в доме, но и уходить я не хотел. Я помню, как ходил по ограде, что-то бормоча и вспоминая прошлую ночь, вспоминая ту старую женщину, которую они унесли с собой. Почему они забрали её с собой? Почему они просто не убили её прямо там, на улице? Неужели они действительно собирались есть это старое мясо?
Прошло порядка половины дня, пока я осознал, что нужно было заколотить окна в летнем доме и приготовиться к следующей ночи. К счастью, у нас были доски, оставшиеся после ремонта гаража, и я не нуждался в большем их количестве. Мне потребовалось всего лишь двадцать досок, чтобы заколотить оба окна. Затем я перенес из дома всё то, что могло мне понадобиться, и заперся внутри. Я знал, что они придут за мной опять и был прав. Я слышал крики и шум вокруг моей летней кухни почти всю ночь. Тогда было еще тепло, поэтому мне не нужно было поддерживать огонь внутри. Именно тогда я начал понимать, что они приходили с наступлением ночи, после чего солнце снова прогоняло их прочь. Они продолжали приходить к моему дому на протяжении еще нескольких дней или, быть может, недели, но каждый раз их пребывание становилось всё короче и короче.
![prolog [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/trtert.png)
![chapter1 [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/etrer.png)
![train leaving [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/trainleaving.png)
![chapter2 [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/uke-1.png)
![chapter22 [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/435.png)
![car [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/car.png)
![oldwoman [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/oldwoman.png)
![oldwomanout [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/oldwomanout.png)
![horde [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/horde.jpg)
![pasta [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/pasta.png)
![field [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/field.png)
![rabbit [Анатолио Ревати]](/img/a/anatolio_rewati/zimasibirskiehroniki/rabbit.png)