Аннотация: Опубликован в журнале Луганского клуба фантастики "Лугоземье" Љ3, 2012
Карцер
Телефон взорвался противным визгом полицейской сирены. Джереми Коул с досадой отметил, что вчера в очередной раз забыл сменить мелодию вызова на более приятную. По сравнению с ней даже ночной комариный писк звучит под ухом ласковой колыбельной! Но и обвинять можно только себя: два года назад увлёкся потрясающей идеей, которая в случае успеха сулила если не вечную благодарность потомков, то уж мировое признание коллег наверняка. Тогда же и рингтон этот идиотский выставил, чтобы слышать звонок в любой месте двухэтажного особняка. Мэлони целый месяц умоляла пощадить семью, соседей, тараканов на кухне, наконец! Потом сдалась. Рано или поздно человек привыкает к любым некомфортным условиям. Почти к любым. Впрочем, кроме телефона в доме профессора-психиатра Джереми Коула всё соответствовало принятым нормам респектабельной жизни преуспевающего американца.
- Алло!
- Джереми, только что доставили весьма интересного пациента, - в трубке зашелестел голос ассистента Нудельмана. - Представляешь, его переводят уже из третьей клиники!
- Буйный?
Нудельман коротко хохотнул:
- Наоборот. Приезжай, сам увидишь.
Коул положил трубку и задумался. Прошли времена, когда он мчался на работу по первому звонку. Как правило, встреча с каждым новым пациентом мало что добавляла к исследованиям. И всё же работа продвигалась - Джереми чувствовал, что не хватает всего лишь одного важного факта, малюсенькой детали, чтобы смутные догадки оформились бы, наконец, в чёткие выводы и прогнозы. И ради этого последнего, завершающего понимания он готов выслушать ещё хоть тысячу больных.
Майское утро встретило Коула волной резкого запаха распустившейся сирени и тихим поскуливанием соседского пса. Да уж, нехорошо получилось - совсем забыл о собаке! Несчастное животное вначале яростно облаивало невидимый телефон, а в последнюю неделю почему-то при первых же звуках прячется в будке и не показывается часами. Ладно, надо убираться отсюда побыстрее, иначе заявится сам хозяин и опять начнёт укоризненно качать головой. Лучше бы ругался, всё не так стыдно. Джереми быстро добрался до машины и покатил в сторону клиники. Как обычно, из динамиков мягко струились торжественно-спокойные аккорды "Серебряного облака" Китаро - так профессор Коул традиционно настраивался на предстоящую встречу.
История болезни Паоло Тоскани никак не объясняла весёлой заинтересованности Нудельмана новым пациентом. Обычные симптомы: навязчивые идеи, "голоса", продолжительные периоды депрессии. Ничего особенного, за что можно зацепиться в разговоре. Да и сам больной, на первый взгляд, не производил впечатление исключительности - худое, осунувшееся лицо бесконечно усталого молодого человека; длинные волосы собраны в "хвостик", слегка дрожащие нервные пальцы. Напоминает наркомана, но об этом в карточке ни слова.
- Добрый день! Моё имя Джереми Коул - я ваш врач. А как зовут вас?
Пациент даже не шевельнулся. Неужели сестра успела вколоть ему дозу галоперидола? Молодой человек вдруг шумно вздохнул и поднял голову.
- Паоло.
- У вас замечательное имя, - Джереми широко улыбнулся. - Вы итальянец? Не хотите немного рассказать о себе?
- Итальянец, - Паоло вяло кивнул. - Но в Италии никогда не жил.
- Вот как? Расскажите, мне очень интересно...
В глазах Тоскани, казалось, на короткий миг вспыхнул огонёк надежды.
Что именно хочет услышать этот доктор? О чём рассказывать? Может, о том, сколько грязи довелось увидеть мальчику, которого в школе задирали только потому, что он не такой как остальные? Или о нудно-тоскливом одиночестве, когда нет ни одного друга рядом, когда сверстники не хотят с тобой даже здороваться, когда вместо игр часами просиживаешь за книгами в библиотеке не потому, что тебе интересно читать, а попросту некуда пойти? Одноклассники ещё ладно, но даже учителя соревновались каждый день, кто из них лучше покажет коллегам ущербность угрюмого итальянца. А постоянные уговоры родителей стать похожим на других детей или хотя бы сделать вид? Сейчас даже странно, как удалось не сдаться за годы учёбы и всё же поступить в колледж. И тоже ведь не из желания учиться - попросту надоело каждый день видеть вокруг одни и те же гнусные рожи. Доктор хочет узнать об этом? Наверное, да - так легче объяснить причину болезни. Вот только началось всё гораздо раньше, когда Паоло Тоскани ещё не родился...
Своего дядю, достаточно известного в Италии палеоантрополога, я видел только на старых семейных фотографиях. Так и остался навсегда в памяти образ улыбающегося кареглазого парня с классическим носом древнего римлянина. Мама рассказывала потом, что брат всю жизнь упорно искал следы первых хомо сапиенс, поэтому месяцами пропадал где-то в горах Восточной Африки. Тогда уже многие не верили в теорию Дарвина, а дядя, пожалуй, был одним из самых фанатичных её противников. Лишь на короткое время возвращался в маленький домик на берегу озера Комо в двух километрах к западу от курорта Белладжо и вновь уезжал почти на целый год. А двадцать пять лет назад в одной из таких экспедиций он бесследно исчез.
Конечно, дядю пытались найти. Но как-то вяло и неохотно, словно боялись поднимать лишний шум. В те времена Эфиопия считалась не самым приятным местом для путешествий - постоянные внутренние конфликты, да и война с Эритреей могла начаться в любой момент. Одним словом, с полгода ещё какая-то видимость поисков продолжалась, а потом и она затихла окончательно. Родным, как полагается, выразили официальное сочувствие да напечатали небольшую статью в римской газете. И всё. Живёт человек, пропал или умер - по большому счёту важно только для близких, а остальным десять раз наплевать. В конце концов, зачем думать о соседе, если цена на бензин вчера подскочила на сотню лир?
- Вы правы, равнодушие порой задевает сильнее, чем сама утрата, - Джереми кивнул. - И что произошло дальше? Продолжайте.
- Я разговаривал? - Тоскани с удивлением посмотрел на доктора.
- Да, причём рассказывали очень искренне, как мне показалось. Так что же было потом?
- Потом? - Паоло вздохнул и на секунду задумался. - А потом мама решила искать брата сама... Я могу только догадываться, что ей тогда пришлось пережить. Нет ничего хуже, чем разорвать все отношения с семьёй, а ведь именно так и случилось. Не знаю, прокляли её родственники или нет, но в тот год мама навсегда уехала из Флоренции и больше в Италию не возвращалась. Ни писем, ни звонков, ни сожаления. Это нормально, доктор?
- Трудно сказать, - уклонился от прямого ответа Коул, - кто знает, что произошло на самом деле. Вы осуждаете её?
- Нет, просто хочу понять, ради чего можно отказаться от всего, чем ты до этого жил. Мне ведь тоже пришлось сделать такой выбор.
- Интересно, - оживился Джереми, - и что же случилось с вами?
Паоло проигнорировал вопрос, с досадой мотнув головой.
- За два года в надежде отыскать хоть какой-то след она обошла практически всё эфиопское плоскогорье. Не в одиночку, конечно - там как раз работала группа американских геологов. Они часто помогали маме, чем могли, и ничего взамен не просили. Как раз тогда она и встретила моего будущего отца, - Тоскани неожиданно пристально посмотрел в глаза Коулу. - Вы верите в случайности, доктор?
- В какой-то мере. А почему вы спрашиваете?
- Так... А я не верю. Поэтому до сих пор считаю, что и дядя пропал не случайно, и мама встретилась с отцом именно в Африке, и тот человек, который рассказал ей о брате, приехал в Аддис-Абебу не просто так. Словно Высшая Сила настойчиво вела моих родителей в маленькую деревушку посреди вечнозелёного леса на берегу реки Омо.
Джереми едва заметно поморщился, почувствовав волнение пациента. Скверно, надо бы его как-то успокоить - иначе Паоло так и не скажет самого главного. Многолетний опыт подсказывал, что ключевое событие в жизни Тоскани произошло именно в Африке.
- А ведь вы правы! - Коул доверительно положил руку на плечо больного. - Безусловно, правы! Мне тоже иногда кажется, что нашей жизнью правит чья-то воля.
- Вы пытаетесь меня успокоить? - усмехнулся Паоло. - Не стоит, поверьте. Я не болен, как полагают многие.
Он с печальной улыбкой взглянул на собеседника и добавил:
- Мне известно, что упорные заверения больного в собственной вменяемости чаще всего доказывают обратное. Годы, проведённые в библиотеке, не прошли даром - я много знаю о своей, якобы, болезни. Да и моя мать всё же врач. Не переживайте, я расскажу вам обо всём хотя бы потому, что это мой последний шанс найти хоть частичку понимания.
Коул с трудом удержался от слов оправдания. Давненько не приходилось оказываться в таком идиотском положении! Кто здесь врач, спрашивается?! Джереми поймал себя на мысли, что, скорее, этот странный пациент сейчас изучает его, а вовсе не наоборот. Да и какой он к чёрту больной?! Как Паоло вообще оказался в клинике?
Тоскани же, не обращая внимания на лёгкое раздражение психиатра, продолжил:
- Тот человек в столице рассказал маме, что несколько лет назад отвозил какого-то итальянского учёного в христианскую миссию на юге страны. Так мои родители познакомились с преподобным отцом Валио. Он жил в Африке уже очень давно, а на благое дело нести слово истинной веры его когда-то благословил сам понтифик. Я почти забыл преподобного, хотя он часто разговаривал со мной в детстве. Помню только добрые серые глаза и узловатые пальцы, скользящие по строчкам книги... Вы что-нибудь слышали о племени мурси?
Профессор Коул вздрогнул - он никак не мог привыкнуть к неожиданным вопросам Паоло. Они, словно пули на нейтральной полосе, летели со всех сторон, будоражили сознание и лишали обычной уверенности опытного психиатра. С каждым новым резким поворотом в разговоре отработанный метод бесед с пациентами разваливался всё больше. Джереми вдруг с удивлением отметил, что давно перестал делать пометки в рабочей тетради. Теперь придётся восстанавливать все подробности поведения Тоскани по памяти.
- Ничего страшного, - улыбнулся Паоло, - о них до сих пор известно не так много. Отец Валио знал гораздо больше, чем любой белый человек, когда-либо появлявшийся в этом глухом месте. Но даже он не решался спасать души дикарей в болотах Лотагипи, а уж официальные власти Эфиопии вообще не контролировали ситуацию в междуречье Омо, Баро и Белого Нила. Прошли времена, когда фанатичные миссионеры готовы были проповедовать даже среди каннибалов. Нет, не подумайте, мурси не едят людей живьём, но женщины племени считают себя жрицами бога Смерти и с мужчинами порой обходятся жестоко. Те, кому всё же удалось побывать в деревне мурси и вернуться назад, рассказывали потом, будто бы у многих воинов племени нет кистей рук, а женщины носят жуткие бусы из костяшек ногтевых фаланг пальцев. Остальными костями они выкладывают гати через болото. Но моего дядю преподобный отговорить так и не смог... Одним словом, теперь мама точно знала где искать пропавшего брата, и ничто не смогло бы её остановить, кроме одной единственной причины. Догадываетесь какой?
Джереми пожал плечами. Какие ещё нужны причины? В его понимании только что услышанное у любого нормального человека должно вызывать вполне естественное желание побыстрее убраться подальше.
- Всё очень просто, доктор Коул. Через несколько месяцев на свет должен был появиться я. Даже в самые тяжёлые моменты люди не перестают любить, а женщины рожать детей, не так ли?
Тоскани надолго погрузился в воспоминания. Джереми понимал, что сейчас его лучше не тревожить, хотя очень хотелось услышать продолжение удивительной истории этого необычного пациента. Возможно, именно рассказ Паоло принесёт тот самый недостающий кусочек мозаики в его исследованиях.
- Мама сдалась. Ради будущего ребёнка она согласилась уехать... - Тоскани хмыкнул. - Доктор, я не зря говорил о Высших Силах. Можно что-то придумывать, представлять и даже пытаться сделать, но если мы сворачиваем с правильной дороги, они обязательно дадут знак. Нужно только научиться видеть и замечать. Нучиться доверять своим ощущениям. Мама смогла. Сезон дождей начался на две недели раньше обычного, и мои родители решили остаться у преподобного ещё на год.
Слова Паоло неожиданно словно увязли в тумане. Джереми рассеянно слушал о том, что весенне-летние дожди отрезают от остального мира труднодоступные южные районы Эфиопии. В сухое время до миссии отца Валио можно добраться на самолёте или мощной машине-вездеходе. Бесконечные потоки воды превращают маленький аэродром в болото, а дорог в этой части страны практически нет. Но сейчас профессора Коула мало волновали особенности климата восточной Африки - он почувствовал, как рвётся наружу какое-то смутное воспоминание. Два года назад, когда он только-только нащупывал идею новой работы...
- Доктор Коул! - резкий голос Паоло заглушил так и неродившуюся мысль. - С вами всё в порядке? Вы меня совсем не слышите.
- Извините, отвлёкся. Продолжайте, пожалуйста.
Тоскани ещё раз внимательно посмотрел на профессора.
- Понимаете, это место удерживало моих родителей лучше самых высоких тюремных стен. Как бы предупреждало, что ещё не всё рассказало людям или само до сих пор не получило от них желаемого. Так вместо одного года прошло четыре. Мама не спешила уезжать отчасти из-за вновь проснувшейся надежды, отчасти из обычного страха за моё здоровье. Путешествовать с маленьким ребёнком чревато, знаете ли. Почему она отказалась лететь самолётом, я до сих пор не знаю. Возможно, попросту не хватало денег. Впрочем, сейчас-то это уже неважно. А осенью в миссии объявился расписанный с ног до головы белыми волнистыми полосами мужчина племени сурма.
Вообще-то они приходили часто и раньше: продавали шкуры на местном базаре, покупали или выменивали дешёвую металлическую посуду и автоматные патроны. Кстати, из тарелок они потом делают украшения, но к моей истории это отношения не имеет. Так вот, этот сурма сказал, что колдун племени послал его за людьми, которые ищут пропавшего белого человека! Представляете?
Глаза Тоскани вспыхнули восторгом.
- Вы наверняка знаете, что самые яркие события запоминаются на всю жизнь. Конечно знаете, вы же врач! Так вот, для меня два года в деревушке колдуна стали как раз такими событиями. Кажется, стоит только закрыть глаза, и я вновь сижу на коленях матери, вижу впереди необычно высокую луку седла на нашем муле, слышу совсем рядом крики зелёных мартышек и чувствую прелый запах леса, а где-то в широких кронах деревьев звонко ругаются ткачики.
Речь Паоло заметно ускорилась, стала отрывистой, путанной. На застывшем бледном лице чёрными провалами выделялись поглотившие радужку зрачки. И правая рука замелькала в характерном кататоническом движении. Неужели всё-таки болен?!
- ...совсем маленькая деревушка, очень далеко от основных поселений сурма. Десяток хижин. Крыши из широких листьев и сухой травы. Колдуна нет - он живёт совершенно один ещё дальше. Берег крохотной горной речушки. Водопад... Красивый водопад и дуги крохотных радуг на водяной пыли. О чём говорят туземцы? Мы не понимаем, а они знают лишь десяток английских слов. Мама часто плачет. Лечит жителей. Почти без лекарств. Опять сезон дождей. Опять слишком рано. Проводник застрял у отца Валио на два месяца. Что-то копошится в луже перед входом. Сильный ливень...
Джереми покосился на кнопку вызова. Пожалуй, стоит пригласить сестру на всякий случай. Но внезапно начавшийся приступ так же неожиданно закончился: Тоскани глубоко вздохнул, вытер капельки пота со лба и уже спокойно продолжил:
- Помню, при первой же встрече старик привёл нас к огромной каменной статуе павиана-анубиса. Долго что-то объяснял, показывал то на изваяние, то куда-то вверх и говорил, говорил... Да и много позже, когда мы, наконец, начали понимать язык сурма, слова колдуна мало что прояснили. По его рассказам получалось, что белый человек приходил сюда, чтобы найти богов. Он хотел разговаривать с ними, хотел увидеть их следы. Но справедливые боги давно оставили этот мир, в котором веру и желание вернуться заменили мольбы о помощи. Они не захотели слушать белого человека. Они отвернулись. И белый человек ушёл искать ложных богов к болотам Лотагипи. А ещё колдун говорил, что люди утратили способность отказываться и заменили её желанием получать... Удивительно, но я помню каждое его слово, хотя тогда мало что понимал...
Это был очень странный человек. Когда мне исполнилось шесть лет, он совсем не появлялся в деревне. Да и сами жители редко тревожили старика. То ли так и не смогли принять до конца веру предков колдуна, то ли больше доверяли белым врачам, не знаю. Но только с разными болячками люди чаще шли за помощью к моей матери, а за советом в каком-нибудь важном деле предпочитали отправляться в долгий путь к преподобному Валио. Редко кто ступал на тропу к хижине шамана. Для сурма такое поведение очень необычно, поверьте. Знаете, что они говорят сами про себя? "Мы лучше других, мы наслаждаемся свободой, у нас нет хозяев". Скажите, доктор, почему люди легко отказываются от того, что помогало им жить сотни лет? Ведь они же были по-своему счастливы. Неужели одно лишь обещание спасения способно полностью перевернуть представление о мире?
- Вы хотите об этом поговорить?
Паоло покачал головой:
- Раньше хотел, а сейчас мне уже всё равно... Вы наверняка слышали, что некоторые люди разговаривают со Спасителем. Им верят и даже иногда объявляют святыми. Но когда другие грезят своими богами, совершенно непохожими на Христа, почему их считают сумасшедшими? А ведь колдун действительно с ними говорил. Он показал этот мир мне, а потом исчез. Теперь я точно знаю, что ему нужна была только искрення вера - моя вера. Портал открылся, колдун ушёл навсегда...
- Не понял, - Коул от удивления даже встал. - Какой ещё портал?!
- Самый обычный, - Паоло нахмурился. - Я вам не всё рассказал о той статуе павиана-анубиса. На месте ануса у каменного идола была большая дыра. Настолько огромная, что туда спокойно мог пролезть взрослый человек. Видите ли, у богов своеобразное чувство юмора. И они тоже не идеальны, как всё живое. Порой боги совершают поступки, за которые в том мире неизбежно должны понести наказание. А наша планета всё это время служила как бы тюрьмой для преступников - их лишали памяти и отправляли сюда через анус обезьяны. Смешно, правда? И символично, как мне кажется. Только полностью раскаявшийся мог создать себя заново, вспомнить свой мир и вернуться назад. Мы живём в тюрьме, доктор!
И вновь забытое воспоминание Коула попыталось выплеснуться наружу. Но опять так и не смогло пробиться через слова Тоскани:
- Боги создали возле портала три племени - мурси, как вместилище тёмного сознания преступника; сурма, как светлой соствляющей духа; и хамеров - сосуд гармонии. Хамеры сейчас известны многим как "люди в ожидании души". Вы, наверно, не знаете, но только эти три народа до сих пор почти без изменений сохраняют веру предков и считают пришлых "просвещённых" европейцев людьми более низкого статуса. Откровенного пренебрежения нет, но и чуждую культуру они принимать не желают. Странное обстоятельство, не правда ли? Доктор, понимаете теперь, что придумали боги?
- Колдун об этом не рассказывал. Я сам догадался. Каждый мужчина племени мурси носит в себе "демона". Даже характерная раскраска - горизонтальные белые полосы - символизирует оковы пленника. Чем сильнее тёмная сторона, тем крепче решётка. Женщины-жрицы медленно умерщвляют тела мужчины и освобождают демона. Далее разрушительная часть духа соединяется со своей светлой стороной в теле охотника-сурма, чтобы добиться гармонии.
Тоскани откинул голову назад и тихо забормотал, словно считывал невидимые строчки на потолке:
- Кружатся, кружатся пары бойцов. Мелькают крепкие шесты в их руках, режут воздух со свистом и сухо щёлкают, встретившись в коротком прикосновении. Ежегодный праздник Донга близится к концу, и скоро останется только один победитель. И тогда лучший из лучших сможет выбрать свою вторую половину...
Паоло внимательно посмотрел на профессора:
- Знаете, доктор, сейчас я уверен, что сурма попросту исказили правильную идею - на самом деле выбирать нужно не жену, а соединить в единое целое две стороны сущности... Если баланс достигнут, обновлённое сознание бога ждёт тело хамера. Только тогда страж портала может вернуть искупившего вину домой... Но, как я уже говорил, боги тоже несовершенны. Тем более здесь. Время разрушило установленный порядок, и связь между племенами прервалась. Колдун понял это давно. Долгие годы никто не приходил, поэтому он нашёл меня. Я его понимаю - остаться вечным пленником чужого мира страшно. А портал устроен так, что переход возможен только в том случае, если рядом находятся хотя бы два прозревших. Теперь вы понимаете, как исчез колдун? Старик не учёл только одну маленькую деталь - я ведь тоже видел мир богов. И до сих пор хочу туда вернуться.
- Вы серьёзно?!
- Вполне.
Взгляд Тоскани вновь застыл, а лицо засветилось наивно-счастливой улыбкой дауна:
- Я сидел в каменном мешке ануса, а колдун снаружи певучим речитативом повторял одни и те же слова: "Дорога кольца бесконечна, если смотреть под ноги. Дорога кольца исчезнет, если смотреть вверх. Дорога кольца приведёт назад, если смотреть в сторону. Смотри вниз, вверх и в сторону одновременно - только тогда увидишь конец пути". Старик начал ритмично бить в барабан из сушёной тыквы, и от этих глухих звуков камень задрожал, стены исчезли. Фиолетовый туман и светлое пятно выхода, которое через миг расплелось голубой лентой и тут же закрутилось в спираль. Я скользил в самый центр, пока не провалился в мир богов... Это было как возвращение домой после длинной трудной дороги, но в тысячу раз сильнее.
Доктор Коул мило улыбнулся:
- Спасибо, Паоло. Завтра мы обязательно продолжим беседу.
Он убрал ручку в карман и закрыл пухлую тетрадь, на обложке которой под ленточкой скоча красовалась надпись - "Дж. Коул. Классификатор опыта шизофреников". Маловероятно, что рассказ Тоскани пригодится в работе, но кто знает, вдруг и среди мешанины образов нового пациента удастся выделить крохи нужной информации. Ради горсточки золотого песка приходится порой перемывать тонны пустой породы. Нужно обязательно просмотреть материал свежим взглядом. Завтра, например. Доктор неторопливо побрёл к выходу из палаты. Устал, как чёрт после третьей смены возле топки, да и время уже позднее. А сегодня в первую очередь отключить этот идиотский телефон и хорошенько выспаться. Только не забыть бы ещё по дороге домой заскочить в супермаркет - кажется, утром Мэлони просила купить кофе.
Паоло устало смотрел в окно. Луна вступила в новую фазу рождения. Возможно, сегодняшний разговор даст и ему шанс на новую жизнь, кто знает. Мир богов манил, как навязчивое желание похотливого казановы. Сам того не понимая, колдун подсказал решение - нужен только человек, способный понять. К завтрашнему разговору с доктором надо хорошо подготовиться. Конечно же, Тоскани не рассчитывал на то, что ему поверил психиатр. Только наивный романтик или настоящий больной мог всерьёз рассчитывать на подобную глупость. Правда, Паоло понял это только сейчас, когда его перевели уже из третьей клиники. При новой встрече достаточно убедить Коула в обязательном переводе пациента в общую палату.
Джереми проснулся среди ночи от воспоминаний двухлетней давности. В мозгу настойчиво стучало - "если мы сворачиваем с правильной дороги, они обязательно дадут знак". Да, именно тогда он последний раз разговаривал со своим учителем, который неожиданно для всех забросил практику. Что он тогда сказал? "Понимаешь, если ты вмешиваешься в чужую жизнь, кромсаешь как хирург больное сознание пациента или просто пытаешься воспитывать, ты должен считать себя богом. Иначе из тебя получится обычный тюремщик. Обычный вульгарный тюремщик, Джереми. А я не бог".
Профессор Коул осторожно поднялся, чтобы не разбудить жену, прошлёпал босыми ногами в кабинет и... долго смотрел, как плавится скоч на тетрадке. Странно, но Джереми совершенно не жалел о потере. Получается, целых два год придумывал классификацию, искал универсальный метод только ради того, чтобы перевести человека из карцера в обычную камеру. Не бог, а тюремщик... Печально и стыдно до слёз...