Суббота - традиционный банный день. В шестой день недели можно предаться банному ритуалу без суеты. И получить от процедуры не только пользу, но и заряд хорошего настроения. Пообщаться с друзьями, наконец, увидеться с которыми на буднях не получается никак. Но бывают обстоятельства, ломающие привычный график. Вот такие обстоятельства и заставили меня перенести посещение местной термы на четверг. Я прошел в полупустую раздевалку, и выбрал себе наиболее комфортное, с моей точки зрения, место. Не успел я стянуть свитер, как моими соседями оказались двое. Уроженцы кавказских гор, вернулись к своим шкафчикам, завернутые в махровые полотенца, окутанные клубами пара, как джинны. (Дело в том, что служебный вход бани выходил в небольшой садик, куда наиболее продвинутые парящиеся личности выходили регулярно подышать свежим морозным воздухом. )
Как я узнал чуть позже из невольно подслушанного диалога, старшего моего соседа звали почтительно "дядя Теймур", а его младшего спутника - Реваз.
Пока я отлучался на минуту, диспозиция несколько изменилась.
Дядя Теймур прихлебывал горячий напиток из коричневой пиалы. В промежутках между мелкими осторожными глотками он едва заметно кивал седой головой, давая понять соплеменнику, что его внимательно слушают. Или просто поправлял полотенце, туго обернутое вокруг бёдер, разглаживая незаметные постороннему человеку складки.
Моложавый джигит горячился, доказывая воображаемому оппоненту свою правоту. Его очередное "Дядя Теймур, ну скажи..." снова не произвело положительно никакого отклика в его старшем товарище. Лишь слегка подтолкнуло флегматичный ход моих собственных мыслей. Что, пожалуй, я бы обращался к собеседнику "дедушка Теймур"... Впрочем, кто ж разберет горцев... Говорят, шел однажды юноша по склонам Эльбруса, - и повстречал на извилистой тропе плачущего старца. "Кто тебя обидел, назови мне имя дерзкого, посмевшего оскорбить твои годы!" - воскликнул молодой правдолюбец. Старик поднял глаза, и, с достоинством поблагодарив юношу, ответил: "Не стоит беспокоиться. Меня всего лишь наказал мой дедушка!"
Я немного отвлекся. И едва не пропустил суть дела, к которой гарцующий на кафеле оратор перешел, значительно понизив интенсивность выдаваемых на-гора децибеллов.
"Ну что особенного я сказал жене? Что она уже не та, что прежде? Что годы никого не красят? Что яркие наряды смотрятся глупо на матери дочерей, которые сами без пяти минут - невесты?".
Густые седые брови аксакала пришли в движение, собирая морщинки на лбу в протяженные волнообразные валы. Глоток душистого чая затянулся.
"Дядя Теймур, что ты молчишь? Мужчина я в доме или нет? Я что, собственной жене не могу сказать, то что я думаю? И не смотреть потом целую неделю на ее заплаканное лицо, кушая пересоленый плов?"
Второй мужчина не спеша примостил чашку рядом с собой на лавочке. Смерил снизу вверх говорящего длинным оценивающим взглядом.
"Мужчина, говоришь, Реваз..." - начал он мягким, грудным голосом с заметным акцентом.
"Да ты просто заносчивый и неумный мальчишка!" - интонация голоса ничуть не изменилась. Слова падали, как тяжелые дождевые капли на пыльную обочину. Не производя лишнего шума, но предвещая приход грозы. Джигиту кровь приступила к лицу, сжались кулаки, глаза засверкали.
Дедушка Теймур продолжил невозмутимо, не обращая никакого внимания на нахохлившегося Реваза.
"Неужели, недалекий, ты думаешь, что твоя Тамара никогда не смотрится в зеркало... Или, может быть, ты уверен в том, что ей некому сказать, что молодость ее унеслась вместе с весенним ветром полтора десятка лет назад? Не беспокойся об этом, дорогой. Люди наблюдательны, когда речь заходит о изъянах других."
Слушавший попытался, было, что-то возразить, но был остановлен жестом руки столь же плавным, сколь и властным.
"А вот сказать, что движения её так же красивы, как и в юности - некому. Восхититься мелодичностью ее голоса - некому! Не быть скупцом - и вернуть обратно её прекрасную ласковую улыбку - некому! Сравнить глубину её чувств и доброту ее сердца, - с морем - некому! Уверить женщину в том, что десятки лет она как солнце освещает и согревает твои дни, не пропустив при том ни единого - некому!"
Дядя Теймур, расправивший грудь теперь уже свысока поглядывал на сникшего Реваза. Внезапно он сменил гнев на милость, и по-отечески наставительно, совсем тихо добавил:
"Некому, кроме тебя, дорогой..."
Под бравурный жестяной аккомпанемент банного тазика я еще раз убедился - не зря на Востоке уважают много повидавших на своем веку людей. И смело шагнул в проем двери, призывно манящий березовым ароматом только что запаренного веника.