В Мариинском театре шла "Гусарская баллада". Шла уже не первый, и даже не десятый раз, но вызывала все такой же гром аплодисментов, как и при первом представлении - а впервые дан был спектакль в середине августа! Такое необыкновенное попадание "в тему", да и исключительно раннее для Маринки начало театрального сезона явно выдавало чье-то вмешательство. За кулисами простого спектакля явно видна была закулисная работа неких сил...
Совершенно напрасная.
Разве что - спектакль получился действительно хорошим, и публика аплодировала и вызывала артистов на "бис" отнюдь не потому, что была подогрета патриотическими статьями в газетах. Хорошее либретто, отличные стихи, замечательная музыка и блистательная игра актеров сделали бы "Гусарскую балладу" запоминающимся событием и без назойливой рекламы от НРС во всех газетах Санкт-Петербурга и губернии, а также в общеимперских газетах и журналах всех телеграфных агентств.
И именно потому одна фраза из пьесы, повторяясь с самого первого представления, уже стала летучей. Нет, это было не знаменитое впоследствии "Корнет, вы - ЖЕНЩИНА?", и не мгновенно разлетевшееся в войсках "Опять штабной! Прислали б водки лучше!"...
Это была реплика графа Нулина, персонажа второго, если не третьего плана, появлявшегося на сцене всего трижды. В первом акте, на бал в поместье Азаровых, он возникает свежевернувшимся из Европы "модником" прямо из Парижа. В ответ на реплику кого-то из гостей "Скажите, верно ль, в эту осень войной пойдет на нас француз?", граф Нулин с непередаваемым апломбом заявляет:
Се дроль! Войны не будет вовсе.
По-моему, хоть я не трус,
С Европой нам нельзя тягаться...
Возможно ли -- ля Франс и мы!
Нет, в мире лучшие умы
Нам не советовали б драться...
Именно так - "Нет, в мире лучшие умы..." - и втихую, вполголоса. Потому что с улицы, кипевшей яростной радостью при вестях с Босфора, из Восточной Пруссии, с полей сражений в Галиции, Румынии, на перевалах Карпат и в долине Дуная, в южной Польше и на Кавказе, крики празднующей успехи русского оружия толпы доносятся даже сквозь двойные, тщательно подогнанные и заботливо утепленные рамы. "Быдло!" - как отзывались о народе здесь же, в салонах. Точнее - "салонах". "Понедельники", "вторники", "среды", "четверги" и "пятницы", проходившие на квартирах многочисленных либералов Северной Пальмиры, сменяли друг друга в завораживающем кружении. Апартаменты менялись, как декорации спектакля. Вечного спектакля. И даже актерский состав оставался почти прежним!
Словно и не было никакой войны.
И лучше бы ее действительно и не было бы! "Возможно ли -- ля Франс и мы!"
Как же это можно - идти против всей Европы?
И во имя чего?
Какие-то там кресты на Софии! Азиатчина, право!
А то, что часть Европы втянута оказалась в войну на стороне Российской Империи - так то вина её, а не заслуга! Французы, истинные рыцари, доверили свою честь этой... Этой... Царскосельской ведьме! Они же не могли знать, как Безумная Императрица распорядится их в высшей степени благородным даром!
Каждое сообщение о катаклизмах французского Восточного фронта здесь встречали с горечью и печалью. Сообщения же о потерях, понесенных Русской Армией - о, совсем другое дело. Еще лучше было бы встречена информация о какой-нибудь катастрофе, тяжелом разгроме - чтобы злорадно пошипеть в свое удовольствие. А то и направить поздравительную телеграмму королеве Виктории! Как шипели, переполняясь радостью, словно змеи ядом, светские салоны после публикования в газетах сообщений об объявлении войны Румынией! "Уж теперь-то, когда фронт протянулся от Балтики до Черного моря!"...
Не получилось - Румынию разбили вдребезги, вклочья. Теперь она, точнее, её реанимированный труп, был так же поставлен под ружье и сверстан в ряды войска Тьмы и Зла, сражающегося с европейским Добром и Порядком.
"Да-с, европейцы несут в темную Россию демократию и порядок. Да-с! Чтобы быдло знало свое место! А то ишь, хамы, о земле мечтать! Не позволим!" - примерно так думали, если даже и не говорили, в салонах Санкт-Петербурга. И не только его. Салоны Москвы были полны ядом ничуть не меньше. Везде, по всей огромной Империи - губернские и даже крупные уездные города... Везде слышались... шепотки.