Андреев Николай Юрьевич. Крылья черные. Вторая редакция

"Мы должны признать, что нравственная

ответственность за совершившееся

лежит на нас, т.е. на блоке Государственной Думы.

Вы знаете, что твёрдое решение

воспользоваться войной для производства

переворота было принято нами после начала войны.

Вы знаете также, что наша Армия должна была

перейти в наступление, результаты коего сразу в

корне прекратили бы всякие намёки на

неудовольствие и вызвали бы в стране взрыв

патриотизма и ликования. Вы понимаете теперь,

почему в последнюю минуту я колебался дать своё

согласие на производство переворота, понимаете

также, каково должно быть моё внутреннее

состояние в настоящее время. История проклянёт

вождей так называемых пролетариев, но проклянёт

и нас, вызвавших бурю. "Что же теперь делать?" -

спросите Вы. Не знаю, т.е. внутри мы оба знаем, что

спасение России в возвращении к Монархии...

Всё это ясно, но признать этого мы не можем.

Признание есть крах всего дела, всей нашей жизни,

крах всего мировоззрения, которого мы являемся

представителями"...

Из письма П.Милюкова П. Долгорукому

Пролог

Свет тёплого мартовского солнца проникал сюда, в залу Таврического дворца, преломляясь в пылинках. Какое это было чудесное зрелище! Словно бы покрывало из лучей далёкого светила лежали на этом прежде кипевшем страстями сотен людей месте. А сейчас здесь было пусто. Только...Нет, постойте! Один человек здесь всё же был.

Он раскрыл двери зала заседаний, на мгновение замерев: оглядывал места былых словесных битв. Что это был за человек? С виду (если верить одежде - мундиру Гвардейского флотского экипажа) - морской офицер, причём боевой. Ни медалей, ни орденов не носил. Шевелюра его, короткая, была умело уложена, щёточка усов топорщилась из-под носа. Плечи налились неведомо откуда взявшейся силой, едва офицер взглянул на кресло председателя Дум. Нечто загадочное мелькнуло в глазах его, ввалившихся от усталости и недосыпа. Всем телом подался он было к этому креслу, чуть позади кафедры, устроенному на "капитанском мостике" - полукруглом возвышении, огороженном деревянной стеночкой. Однако же одинокий посетитель замер, так и не решившись занять пустующее место. Вместо этого усатый офицер занял место прямо напротив. Он уютно устроился в кресле первого ряда. О чём он думал? Кого вспоминал? Чему улыбался, многозначительно, с затаённой горечью?

Может быть, он вспоминал заседание Государственной Думы, состоявшееся здесь почти год назад? То самое, знаменитейшее, заседание, на котором было избрано новое правительство и объявлено "думское доверие" регенту, Великому князю Кириллу Владимировичу?

Постойте...Кто-то же ведь сидел на том же месте, где сейчас расположился морской офицер? То ли Некрасов, то ли Мануйлов...А может, сам регент. Да, сколько воды утекло с того дня! Сколько всего случилось! Будто и не история была, а картина модного синематографа: мелькали люди, события, рождались и погибали (к сожалению, в этой войну больше - погибали) люди, рушились союзы, плелись кружева интриг. Целая эпоха спешила кануть в лету, но для этого ей надо было утянуть с собою в реку забвения Великую войну. Но до этого, право, оставались считанные недели-месяцы: вот-вот должна была начаться мирная конференция. И не поверите - договор, последний договор последней войны (на что повали все народы Земли), подпишут в этом самом зале.

Когда-то, наверное, в прошлой жизни, с этой кафедры-трибуны люди едва ли не кричали о своей готовности умереть в этой войне - вскоре отсюда же произнесут столь нужные сейчас слова мира. И, если честно, это были самые сладкие для ушей миллионов людей слова. Все устали от почти четырёх лет войны...Слишком устали...

Устал и этот странный молчаливый офицер, ещё глубже погрузившийся в тяжкие думы. Он всматривался в недоступную другим даль времён, взвешивая все "за" и "против", но итог всё никак не хотел складываться. Тогда офицер, приложив титаническое усилие, смог оторвать свой взгляд от кафедры - и вгляделся в далёкое-далёкое солнце.

Он часто заморгал: вспоминал.

Вспоминал выстрелы, раздававшиеся у самых стен Таврического дворца, вспоминал обагрённый кровью снег Петроградских улиц, разгромленную Выборгскую сторону, занятую пулемётчиками Водокачку, изломанный взрывами лёд Невы, напалм, горевший в окопах, эскадрильи самолётов, бесконечную канонаду, сводившую с ума. Он вспоминал Львов и Ригу, Луцкую крепость и шапки Карпат, окраины Будапешта и неприступные форты на том берегу Немана...

Сколько же всего было проделано, чтоб это стало реальностью? Сколько стоило исполнение грёз? Сколько сотен тысяч, миллионов погибло, прежде чем люди наконец-то вспомнили, что есть нечто кроме смерти и канонады? А сколько ещё погибнет, прежде чем кончится последняя, самая что ни на есть распоследняя война на Земле?

Офицер не знал этого. Он не знал даже, чем может обернуться эта победа. Он не знал точно, что ещё предстоит сделать. Он не знал, зря старался или не зря. Лишь одно он мог сказать наверняка: мир должен быть подписан. Великой войне пора закончиться.

Только одно смущает: никто на этих переговорах не захочет поступиться своими интересами ради общего блага. Антанта распадётся, едва только запахнет контрибуцией и усилением недавнего союзника. Центральные державы, ещё способные устроить вторые Фермопилы, не отдадутся на милость победителям. Разве только революция...Да-с...Революция, великая и ужасная, с плавным перетеканием войны империалистической в войну гражданскую...Это Четверному союзу могут устроить...А ещё будет, обязательно будет война с гордой и непокорённой армией Кемаля. Будет подковёрная игра за Багдадскую дорогу и нефть Месопотамии, плацдармы Ирана и пороховые бочки Балкан. Да-с. Это будет грандиозная война ради завершения Великой войны. Замечательный каламбур, сойдёт в качестве заголовка для передовицы суворинской газеты.

Офицер оглянулся по сторонам, окинув взглядом ряды пустующих кресел. Глаза его потемнели, губы сжались, а вены на лбу вздулись от напряжения мысли.

Но ведь борьба будет идти не только с "зарубежьем". И внутри России есть те, кто всё ещё жаждет добиться власти. Есть изменники и предатели, решившие воспользоваться Второй Отечественной войной для исполнения собственных планов и потакания слабостям. А есть просто авантюристы, набившие карманы и собирающиеся сделать это ещё раз, и ещё, пока эти самые карманы не порвутся.

Кому же эта ноша окажется по плечу? Кто сможет выдержать борьбу на два фронта? Кого обязательно будут ненавидеть одни и, возможно, уважать другие? А может, всем этот "герой" окажется ненавистен?

Этот офицер мечтал, чтобы кто-нибудь нашёлся, кто-нибудь, готовый всё это взвалить на свои плечи, но...

Мёртвую тишину зала нарушил возглас офицера лейб-гвардии Кирилловского полка: молчаливый "сиделец" не заметил, как тот вошёл в зал.

- Ваше Высокопревосходительство! - ещё громче повторил гвардеец, обращаясь к сидевшему напротив трибуны офицеру.

- Ваше...- голос кирилловца задребезжал, надрываясь.

- Сергей, надеюсь, ты пришёл сказать, что все и всевозможные Высокие стороны, дипломаты, царедворцы, просители и прочие лихоимцы решили оставить в покое наш многострадальный город, всё быстро решили без нас и подарили миру мир?

Офицер с усами щёточкой натянуто улыбнулся, но гвардеец уже привык к подобного рода шуточкам и в высшей степени образному языку "Его Высокопревосходительства".

- К сожалению, подобных заявлений передано не было. Просят Вас, просят...Министры уже собрались на заседание Совета, Вас дожидаются.

- Что ж...

Флотский офицер поднялся, на прощание вновь окинув зал заседаний Государственной Думы.

- Пойдём навстречу будущему...Авось не ударим в лицом в грязь её обочины...- пробубнил себе под нос Великий князь Кирилл Владимирович, регент при императоре Российской империи Алексее Николаевиче.

Он вышел из зала, провожаемый покрывалами преломляющего в тысячах пылинок света и выжидающей тишиной пустых кресел...

Глава 1

Стоимость мировой войны превышает

более чем в 11 раз общую стоимость всех

войн за 120 предшествовавших лет

(1793-1913 гг.)

Проф. А.А. Мануйлов

Коридоры, прежде полнившиеся народом, были ныне пустынны. Но, в общем-то, так было только лучше: никто не отвлекал Кирилла от размышлений. А подумать ему было над чем, ой, было! Предстояло разрешить две насущных проблемы: финансовую и демобилизационную - и ещё вопрос, какая из них труднее. Десятимиллионная армия, которая вот-вот окажется ненужной, должна быть сокращена и распущена по домам. Огромный долг России в пятьдесят миллиардов золотых рублей - тоже, в своём роде, должен рассосаться. Только вот как? Где изыскать средства? Ежегодно по займу набегают огромные проценты, кои надо выплачивать, а казна и без того в долгах как в шелках, свободных средств очень и очень мало. Радует только то, что бюрократия в России не так расторопна: займы полностью потратить не успевают, кое-какие средства всё-таки остаются. Но столько планов на них, столько планов! Железные дороги, восстановление хозяйства, грандиозная программа...О последнем Кирилл не решил ещё, когда следует обмолвиться. План должен был быть взвешен, рассмотрен со всех сторон, до дыр затёрт, прежде его следовало озвучить.

- Ваше Высокопревосходительство! - вновь кирилловец нарушил размышления регента. - Вы мимо нужного кабинета прошли!

Адъютант давным-давно приноровился к тому, что Великого князя следует отвлекать от раздумий только в самый последний момент, чтобы ни одной драгоценной мысли не потерялось. Правда, постоянно выходили казусы: Кириллу то слишком поздно напомнят о важной встрече, то попридержат доклад на потом. К сожалению, регенту оказалось проще победить германца, чем излишнюю исполнительность адъютанта. Но и заменить его Кирилл не хотел: сколько раз адъютант, стоя с вошедшим в сотню анекдотов пулемётом, выручал регента. За это можно простить многое, очень многое. Даже постоянные опоздания на заседания Совета министров.

Нынешнее решено было провести в кабинете Родзянко, тем самым создавая символический мостик между прошлым и настоящим. Именно здесь появился нынешний Совет министров - и ему же здесь суждено изменить.

Великий князь коснулся рукой дверной ручки, ненадолго замерев. Когда же в последний раз он был здесь? В день отречения Николая? Да-да, точно...Стрельба на улицах, взволнованные и напуганные стремительно разворачивающимся маховиком событий думцы-заговорщики, несколько верных частей, зачитывание манифеста об образовании нового правительства...

- Ну же, - прошептал Кирилл, подталкивая себе. - Ну же...

Дверь отворилась. Участники совещания оказались в сборе. Только вот ни одного министра здесь не было - только их товарищи. Членов Совета под предлогом необходимости организации переезда оставили в Ставке по указанию Кирилла, но в этом был свой смысл.

Кто же дожидался регента в прежнем сердце заговора против Николая? Серьёзный и несколько занудный Шуваев, любивший раскладывать всё по полочкам, что помогало в организации снабжения армии. Именно он в шестнадцатом году пришёл на смену ставленнику Гучкова Поливанову, сумел наладить поставки оружия и продовольствия - и был сменён, вновь под давлением "прогрессивной части общества". Для самого Шуваева назначение товарищем военного министра оказалось большим сюрпризом, но приятным или нет - он так и не подал виду. Хотя, если честно, "правая рука" Гучкова был прям, редко скрывал свои мысли, из-за чего не раз и не два подвергался насмешкам депутатов Государственной Думы.

Тут же был и адмирал Григорович. Популярный в среде флотских офицеров, он был старожилом Совета министров: он, да министр финансов Барк - вот и все, кто не был смен со своих постов от начала войны и до отречения Николая. Кирилл прочил талантливому организатору место в морском министерстве, которое планировали восстановить в самом скором времени. По правую руку от Григоровича сидел и другой долгожитель - Барк, успевший отрастить бородку и соскучиться по работе в родном министерстве. Он вовсю болтал с товарищем министра путей сообщения- многострадальным Треповым, блестяще справившимся в своё время с налаживанием железнодорожных перевозок орудия и довольствия для фронта. Его тоже сместили под давлением Государственной Думы, затравили, смешали с грязью. Он и вовсе решил отойти от всяких дел, но...

Разговор состоялся в совершенно неожиданном для бывшего министра месте - кабинете министра путей сообщения. Его, Трепова, кабинете.

- Здесь мало что изменилось, - сказал он с тихой грустью и безысходностью.

Он больше не смотрел в глаза собеседнику, а при любом резком звуке дёргался: травля серьёзно сказалась на его психике.

Повисло гнетущее молчание. Трепов водил рукой по краешку столешницы, оглядывал корешки книг на полках, изредка поправлял едва ли не до хруста накрахмаленный воротничок. Наверное, ждал, что ему уготовила "новая власть".

Сам Кирилл несколько растерялся. Он не думал, что на собеседника так повлияли гонения, даже засомневался, а стоит ли вернуть того на работу.

Но Трепов сам подсказал правильный путь.

Его взгляд остановился на висевшей по левую сторону от министерского рабочего стола карте железных дорог империи.

- А эту карту, оказывается, так и не сняли, - нарушил он молчание. - Забавно...Не ожидал...Забавно...Вы позволите?

Он впервые за весь разговор посмотрел Кириллу в глаза.

- Да, конечно! - регента снедало любопытство: что же будет делать Трепов?

- Благодарю, - улыбнулся бывший министр и в один шаг оказался у заветной карты.

Через несколько секунд он уверенным тоном затянул:

- Так...а ведь Мурманскую ветку так и не обозначили...Олонецкую не продолжили...Маньчжурские дороги вообще позабыли, я смотрю...Похоже, она здесь никому не была нужна, - укоризненно произнёс Трепов. - Жаль...Очень жаль...

- А Вы не хотели нова взяться за работу? Скажем, на первое время- товарищем министра путей сообщения? - внезапно (даже для самого Кирилла) вырвалось из уст регента. - Что скажете?

Трепов замер - и снов посмотрел прямо в глаза Великому князю.

- Берусь с честью выполнить возложенный на меня Вашим Высокопревосходительством долг.

- Вот и славно! Завтра же приступаете к работе, если Вы не против!

- Признаться, мне бы хотелось уже сейчас войти в курс дела...- наконец-то улыбнулся новоиспечённый товарищ министра путей сообщения...

Барк и Трепов принялись отчаянно жестикулировать, что-то пытаясь доказать друг другу. Хоть они и старались говорить шёпотом, но до Кирилла долетали обрывки фраз: кажется, речь шла о реформировании железнодорожного сообщения.

И, конечно же, регент не смог не пригласить на заседание Кривошеина, единственного из присутствующих, и ныне исполняющего функции министра. Самодовольный, уверенный в себе, застёгнутый на все пуговицы, он ощущал себя на самой вершине. Министр земледелия упорно вбивал себе в голову, что именно он может стать председателем Совета, когда Родзянко уйдёт с поста. Но Кривошеин никак не мог объяснить (даже самому себе), что же заставит бывшего председателя Думы совершить столь опрометчивый шаг. Кирилл пока ещё не думал о подобных перестановках, но не упускал возможности польстить Александру Васильевичу исполнением его мечты. Тем более Великий князь понимал, что же толкает прожженного интригана к заветному креслу: лавры Столыпина. Кривошеин был одним из вернейших помощников реформатора, а в глубине души страстно желал обрести ту же славу, что и Пётр Аркадьевич. Это желание толкнуло его в своё время в лагерь оппозиции, в начале семнадцатого года - в число сподвижников Кирилла, откуда, как надеялся регент, министр земледелия никуда не денется.

К сожалению, никого другого собрать пока ещё не удалось: Великий князь только два дня назад вернулся в Петроград. Не хватало людей, пригодных занять места министра промышленности, министра труда, министра по делам печати...Но начало оказалось положено. Что-то ждёт впереди?

"Ещё бы как-то смягчить эффект от возвращения "слуг реакции" к работе! Хотя все сейчас заняты обсуждением грядущей конференцией и перемалыванием костей её участников" - поспешил успокоить себя Кирилл.

Ни единого секретаря не присутствовало на импровизированном заседании: для всех вне этой комнаты собрание нескольких работников различных министерств было всего лишь "разрешением организационных вопросов". На самом деле, это не так уж далеко отстояло от истины.

- Кирилл Владимирович! - первым поприветствовать регента поспешил Кривошеин. Даже тут нарабатывал привычки Председателя...

- Господа, я собрал вас здесь, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, - улыбнулся одними уголками губ Кирилл. - К нам едет мирная конференция...А на повестке дня, меж тем, остаётся уйма дел.

- Остро, остро, - закивал Барк.

С некоторых пор (а если точнее, со дня неудавшейся революции) он принялся отращивать бороду, в чём, признаться, весьма преуспел.

- Главное - подобрать кадры для проведения этой конференции, - то ли шутя, то ли всерьёз произнёс Кривошеин.

- Что я и делаю в меру сил, - пожал плечами Кирилл. - Господа, прошу садиться. Нам предстоит многое обсудить.

- Я хотел бы уточнить, Ваше Высокопревосходительство, - Шуваев расправил плечи и сделал грудь колесом. - Насколько действенным окажется наше обсуждение. Мы сейчас всего лишь товарищи министров, не более.

Бывший военный министр едва заметно нахмурился: одно воспоминание о Гучкове выводил из себя. В своё время Александр Иванович попортил много крови военному министерству, в том числе и приписав своему детищу, военно-промышленным комитетам, всю славу за милитаризацию промышленности.

- Все хорошие решения будут воплощены в жизнь, все плохие - останутся только словами, - коротко ответил Кирилл, настраивая собравшихся на деловое общение.

- Что ж, это замечательно, - подытожил Григорович. В подтверждение своих слов он кивнул.

Тихонько звякнули медали и ордена, которыми был увешан мундир бывшего морского министра.

- Итак. На повестку дня я предлагаю выдвинуть следующие проблемы.

Кирилл помахал разжатой ладонью правой руки.

- Первая проблема. Демобилизация армии. Её необходимо довести до численности мирного времени, не считая Босфорского корпуса. Последнюю часть, наоборот, необходимо пополнить ввиду особой роли Проливов и предстоящего укрепления империи на этих рубежах.

"Загнул как настоящий бюрократ, ни добавить, ни убрать"- промыслено прокомментировал свои же слова Кирилл.

- Проблема вторая. Наделение землёю демобилизованных солдат. После этого необходимо будет заняться расширением земельных владений и лиц крестьянского сословия, не участвовавших в Великой войне. Проблема третья: внешний долг империи. По моим сведениям, он составляет более пятидесяти миллиардов золотых рублей...

- Сорока пяти, если быть точным, из коих пять нами получено, но ещё не истрачено, - заметил Барк, не задумываясь ни на секунду.

- Я хотел сперва обозначить ещё и проблему переустройства нашего хозяйства на мирный лад, но придётся отложить это до следующего заседания в расширенном составе. Итак...Господа, Ваши предложения.

Кирилл стал яркой иллюстрацией к выражению "я весь внимание": ладони сложены шатром, глаза внимательно смотрят то на одного министра, то на другого, и даже дыхание едва-едва вырывается из груди, чтобы не отвлекать.

- Я считаю, что вопросы о демобилизации и наделении землёю взаимосвязаны и должны лечь на плечи работников министерства путей сообщения, земледелия и военного министерства.

Первым начал Трепов, бросив многозначительный взгляд на Кривошеина. Тот кивнул: мол, продолжай, продолжай, согласен, лишь бы кадры подобрать...

- Инженерный корпус подготовит план демобилизации. Предварительно должно быть проведено распределение офицеров и нижних чинов: кто из какой губернии родом. Тогда будут сформированы составы, идущие в губернские города и важнейшие уезды, а земства примут на себя бремя дальнейшего препровождения демобилизованных.

- При этом в каждом составе должен быть вагон с кухней, которая будет кормить только "своих" солдат и офицеров: тогда вряд ли кто-то пожелает отстать от поезда, - добавил Кирилл.

- Тогда все другие составы должны буду прекратить своё следование, чтобы дать дорогу возвращающимся домой людям. Но я сомневаюсь, что хватит вагонов. Придётся Военному министерству и Ставке составить подробный пан мобилизации для каждого фронта. Десять миллионов человек перевезти - это не шутки, - развёл руками Шуваев.

- И перед отъездом в каждом полку будет озвучен манифест о наделении землёй всех солдат. Александр Васильевич, как Вы считаете, - Кирилл не отрывал взгляда от Кривошеина, - в какие сроки возможно организовать земельные комитеты в Сибири и на других пустующих территориях? Сколько у нас вообще свободной земли? В первую очередь, в собственности государственной, кабинетской, удельной?

- Вы предлагаете всю её распределить? - переспросил, на всякий случай, министр земледелия. - Относительно подробные сметы, цифры известны в нашем переселенческом отделе. Мы уже год ведём работу по ускоренному переселению крестьян на пустующие территории, но средств не хватает, катастрофически не хватает. Необходимо будет выделение сверхсметного кредита, использование всего свободного подвижного состава, напряжение земств и городов. Без этого мы не справимся.

Кривошеин многозначительно посмотрел на Барка.

- Вот здесь, - сохраняя полнейшее, прямо-таки чугунное спокойствие, последний вытащил из саквояжа кипу бумаг. - Предварительные итоги подсчётов свободных наличных средств, средств, выделенных на уже ещё не выполненные, но уже не нужные военные заказы, невозвращённые суммы. Скажем, англичане уже несколько раз откладывали выплаты процентов по нашему "золотому займу", накопилась значительная, весьма значительная сумма. Внутренний долг на начало нынешнего финансового года составляет двадцать шесть миллиардов рублей. Внешний долг - семь с половиной миллиардов, причём около семидесяти процентов долговых обязательств у нас перед Англией. Ежегодно нам требуется выплачивать не менее полутора миллиардов рублей одних процентов. Примерно той же сумме равняется дефицит государственного бюджета, и только к двадцать второму году он понизится соответственно до семисот миллионов...Кроме того, рубль на данный момент равняется по покупательной способности двадцати довоенным копейкам, индекс цен поднялся в семь. Следовательно...

- Прошу Вас, без лишних цифр, - Кирилл намеревался в дальнейшем, в спокойной обстановке, ознакомиться с этими бумагами. - Сколько займёт подсчёт размера сумм, необходимых для осуществления уже оговоренных мероприятий?

- На это потребуется от двух до двух с половиной недель, - отчеканил Барк. - Однако я настаиваю на необходимости увеличения штата министерства финансов, в первую очередь - на создание комиссии по обеспечению долга империи и совета по финансовому обеспечению демобилизации и новой земельной реформы, как того потребует необходимость реализации высказанных сейчас предложений.

"А ведь и не скажешь, что импровизирует прямо на ходу! Хотя...Может, давным-давно всё предвидел и рассчитал?" - подумал Кирилл.

- А что вы скажете о полноценном восстановлении винной монополии?

Кирилл решил проследить за реакцией Барка: тот был одним из самых последовательных противников "спаивания народа", предлагая заменить его подоходным налогом.

- Населению необходимо сохранять трезвость в нынешних нелёгких условиях. Сто сорок миллионов подоходного налога должно...- уже не так уверенно продолжил бывший министр финансов.

- Однако винная монополия давала до семисот миллионов чистого дохода в казну, - заметил Кривошеин. - У нас сейчас скопились огромные запасы, чуть ли не на два года вперёд, спирта, и переработать его в водку будет делом времени. Мы дадим работу, деньги государству, возможность людям отпраздновать победу в Великой войне. Если я правильно понимаю...

- Общественность пойдёт против этого, - парировал Барк.

В умных глазах его мелькнула та самая искорка, которая появляется при возвращении человека на твёрдую почву.

Александр Васильевич замолчал, ища ответ.

А ведь именно Кривошеин в своё время настаивал на введение в правительство популярных "у общественности" министров. Правда, не всё так было просто. Перед министром встала дилемма: или диктатура, или "ответственное министерство". Под последним думцы видели такое министерство, которое будет подчиняться Думе и только Думе. А затем планировалось и затирание роли царя, и, возможно, полное устранение его от политики. На роль диктатора прочили Николая Николаевича, внешне уверенного и популярного в определённых кругах, но непоследовательного в решениях, зависящего от чужого мнения (в первую очередь - "либеральной общественности"). А уж если вспомнить о его странной переписке с Гучковым...

Но о нынешнем военном и морском министре Кирилл планировал сегодня поговорить отдельно.

Кривошеин, в конце концов, решил пойти вместе с оппозиционными министрами, желавшими государственного переворота - и был отправлен Николаем в отставку. Ныне Александр Васильевич, как минимум внешне, поддерживал жёсткий курс регента. Но он был хитёр, умел выжидать, не желая выдавать своих дум до самого последнего момента.

Может, министр земледелия посчитал, что Барка прочат в премьеры, и решил очернить? Или просто захотелось показать, насколько он компетентен в вопросах, касающихся других ведомств? Этим лишним раз Кривошеин доказал бы, что вполне годится на роль председателя Совета министров.

- Комиссия Рябушинского протестует всё громче и громче. Многие промышленники и купцы присылают нам возмущённые телеграммы. Налоговые декларации заполняются из рук вон плохо. Доходы скрывают. Подходящий для столь масштабной работы аппарат ещё не создан и, боюсь, создан так и не будет, - развёл руками Кривошеин.

В глазах его заплескалось торжество.

- Не считаете ли Вы, что лишить казну семисот миллионов, получив пустое место, выглядит очень и очень экстравагантно? Промышленники уже и так в тисках закона об ограничении прибыли, и воют, воют от негодования. Недолго осталось ждать их более явного негодования...

"А по-Вашему неудавшаяся революция - скрытое проявление?" - подумал Кирилл, но решил пока что держать эти мысли при себе. Вместо этого регент спросил:

- Александр Васильевич, может быть, Вы предложите нечто иное, нечто лучше, чем совмещение винной монополии и подоходного налога?

И Барк, и Кривошеин обратили свои взоры на Великого князя. Повисло напряжённое молчание. Оба ждали, что Кирилл скажет дальше, кому выкажет свою "преференцию".

- Александр Васильевич, Вы ведь работали рука об руку с великим Столыпиным, Вы помните его идею прогрессивного подоходного налога? Между тем, Вы помните и его идею сохранения винной монополии при повышении акцизов на алкоголь? Многие, многие другие его идеи ещё только ждут своего воплощения...Я считаю, что только общими усилиями мы сможем воплотить их в жизнь. Усилиями - и огромными денежными средствами. В ближайшие дни, милостивый государь, - Кирилл обращался к Барку, - Вы должны будете принять участие в заседании финансовой комиссии из ведущих специалистов финансового права империи. Её состав мы оговорим отдельно. Одновременно в других министерствах будут созданы подобные советы. Мы должны призвать наши великие умы к совместной с правительством работе. А то им только остаётся, что критиковать и критиковать. Может быть, они для себя решат теперь, что легче - критиковать или созидать...

- Однако, Кирилл Владимирович, такой совет уже был создан при министерстве финансов. Двадцать девятого декабря пятнадцатого года на Совете министров было оговорено создание Совещания по финансово-экономическим вопросам. Оно, к сожалению, перестало действовать незадолго до известных событий прошлого года...Ваш покорный слуга, - Барк заметил это не без самодовольства, - уже тогда докладывал о том, что не надо бояться такого огромного дефицита. Следует вкладывать средства в народное благосостояние. Однако без монополизации некоторых операций нам не обойтись. Кроме того, следует передать в руки государству некоторые области промышленности, но не производство, а торговлю его результатами. В настоящее время эти отрасли и так монополизированы, так что государственное ограждение интересов самых широких слоёв населения будет только на пользу.

- К сожалению, забыл об этом, - улыбнулся Кирилл. - Что ж. Тогда самое время восстановить это Совещание.

В глубине души, однако, регент ругал себя на чём свет стоит: он на самом деле "был ни сном, ни духом" об этом. Какие возможности! Какой шанс поставить на службу возрождению русского хозяйства лучшие умы страны! А он зря терял время! Надо было с самого начала, ещё до отъезда в Ставку, переговорить с тайным советником Барком.

- Боюсь, что у Вас, дорогой мой, останется очень мало времени для восстановления деятельности сего органа. Прошу, принимайтесь тотчас за сбор всех необходимых сведений и лиц. К началу мирной конференции у меня в руках должен быть доклад о нуждах отечественного хозяйства и набор мер для восстановления международной торговли. И, кстати, не забудьте определить смету расходов на восстановление имперских портов и дорог и реформирование тарифной политики. Нам многое предстоит сделать...

Барк не скрывал своего торжества: за последние полчаса он успел сделаться едва ли не ключевой фигурой в "частном совещании". Кривошеин пытался оставаться невозмутимым, хотя и удалось это ему с громаднейшим трудом: зато же время Александр Васильевич упустил шанс зарекомендовать себя кандидатом в премьеры.

Частное заседание продолжалось ещё около часа. Регент мысленно ругал себя за то, что не собрал представителей от каждого министерства: в столь узком кругу выработать какую-либо программу на будущее было очень и очень сложно. Сам Кирилл прекрасно отдавал себе отчёт в том, что уже неспособен в одиночку и баранку крутить, и заправлять бензобак, и толкать сзади огромную государственную машину. Чем больше времени проходило с последнего сражения, чем быстрее страна переходила на мирные рельсы, тем больше усилий приходилось прикладывать для управления. Тем более и сами министры "правительства доверия" едва справлялись с обязанностями. Гучков постоянно болел, а вызывал его болезнь вирус "ответственностикус-и-сложностикус-постус" вида "работикус-в-огромникус-державикус". С каждым днём этот вирус всё больше и больше завладевал организмом лидера октябристов, поедая все силы. Многие офицеры настороженно относились к Гучкову, от него отвернулись даже многие его сторонники из Генерального штаба, "младотурки", как их в своё время прозвали. А вскоре должен был настать и тот день, когда здоровье не позволит Александру Ивановичу занимать столь ответственный пост. Тогда-то Шуваев и вернётся...А может, сам Сухомлинов...Кирилл только сейчас подумал об этом. С другой стороны, бывший военный министр, связанный с делом Мясоедова, окажется на этом посту затравлен. Но если реабилитировать казнённого: ведь ни единого прямого доказательства против него не было...

- Кирилл Владимирович! - Кривошеин догнал регента, когда тот уже вышел в коридор: частное заседание закончилось. - Кирилл Владимирович!

- Да, Александр Васильевич? - регент устало потёр виски.

- Я бы хотел с Вами поговорить тет-а-тет, конфиденциально, - Кривошеин явно намекнул, что адъютант может идти на все четыре стороны, только подальше отсюда. - Это важно.

- Что ж...Я к Вашим услугам.

Адъютант всё понял правильно, и через краткое мгновение в коридоре остались только регент и министр земледелия.

- Когда Вы думаете возобновить заседания Думы? Перерыв вышел уж очень долгим, Кирилл Владимирович. Или, быть может, пора объявить новые выборы...Просто...Ходят слухи о желании определённых лиц вновь заявить о своём существовании.

Зачем он так темнил? Старался напустить побольше тумана и таинственности, чтобы придать особое значение своим словам? Не боялся, что его перестанут воспринимать так же, как в своё время Родзянко? Бывший председатель Думы когда-то очень много говорил глупостей, и потому едва сообщил о волнениях в Петрограде - его слова восприняли как очередную глупость.

А может, Кривошеин сам толком не знал того, о чём говорил? Силы...Силы...Либеральная оппозиция, как обычно! Прогрессисты, урвавшие лишь малую толику власти, и решившие взять реванш? Не слишком они храбры в таком случае? Победоносное завершение войны подняло авторитет власти до небывалых высот. Как бы оппозицию простой народ бить не начал: не защитит же себя "просвещённая общественность" от народа, который они считают быдлом и чаяния которого понимают не лучше языка нагуатль.

- Вы можете назвать конкретных людей, планирующих это выступление? - прищурился.

- Это известное Вам лицо, Ваш предшественник на посту главковерха, - прошептал Кривошеин.

"Ага, Николай Александрович - тот ещё заговорщик, ну конечно...Что за...А может, другой Николай? Ник Ник? Великий князь? Неужели решился взять реванш за февраль?" - прошибло холодным потом Кирилла. Ведь на этот раз он точно не мог сказать, кто именно входит в круг заговорщиков. Если, впрочем, заговор и в самом деле существует за пределами воображения Кривошеина.

- Вы говорите о Великом князе? - Кирилл потёр подбородок.

- Вы угадали, Кирилл Владимирович, - кивнул Кривошеин.

- Если не секрет, откуда Вам стало известно о существовании заговора?

Министр земледелия замялся. На мгновение он перевёл взгляд куда-то в сторону, а рука его машинально поправила воротничок министерского мундира. Александр Васильевич явно колебался, этот интриган и хитрый плут, не любивший выдавать всё, что знает. Но сейчас шла игра за лидерство сперва в "частном совещании", а после - в Совете министров. Как-никак, однажды подобный шанс маячил перед Кривошеиным. С другой стороны, великий предшественник Барка - Сергей Витте - на самом деле получил премьерский портфель...Здесь уже шла игра в большую политику, и министр земледелия готов был рискнуть.

- Перед Вами - один из возможных участников этого заговора, - Кривошеин ухмыльнулся.

- Граф Пален, я полагаю? Рад познакомиться! - Кирилл сделал шутливый поклон.

Сделал он это за тем, чтоб Кривошеин не заметил удивления (это мягко говоря) на лице регента.

"Чего же ты, чёрт побери, добиваешься? Можно было не говорить лишних слов и устроить на меня, скажем, покушение. Получил бы бразды правления в свои руки...Вон как Гучков...Только военный и морской министр в моей истории изволили разочароваться в успехе своего заговора, добровольно покинуть Временное правительство и стать практически никем. Вот до чего господина довело желание власти: едва добился её - потерял всякий интерес...А страна...Кто-нибудь помнил тогда, на верхах, о бедной России? Экспериментаторы...".

- Нет, Вы ошиблись, Ваша милость: всего лишь Сперанский...- решил отшутиться Кривошеин.

- Вы можете назвать участников заговора?

Кирилл выпрямился. Он наконец-то справился с собой.

- К сожалению, мне известно только об участи Николая Николаевича. Это предложение мне было сделано только вчера...

- Но Великий князь сейчас на Кавказе. Он как-то передал весточку?

- Он сделал предложение письменно, передав через доверенное лицо, кавказского деятеля Хатисова.

"Ага...Хатисов...Точнее, Хатисян, связанный с дашнаками, вовлечённый в гучковский заговор...Гучковский...А что, если это очередная приманка? Николай Николаевич мог, как и в шестнадцатом году, не сказать ни "да", ни нет" на предложение об участии в заговоре, а его имя просто используют в качестве знамени? Снова использует один очень и очень желающий проникнуть "наверх" господин. И ведь ты же, Александр Васильевич, сам договаривался в пятнадцатом с Николашей. Что, решил перебежать? Не сработала былая комбинация, нынче другу раскручиваешь? Неужели так хочется плести интриги вместо того, чтоб сесть за работу?" - подумал Кирилл, а вслух сказал:

- Александр Васильевич, я могу полагаться на Вас и на Вашу преданность России? - Кирилл снова решил надеть "рожу простака".

Правда, в свете былых событий она уже не должна была сработать...За дурака регента теперь не держали даже сами дураки.

- Более чем, Кирилл Владимирович, более чем, - кивнул Кривошеин. - Я к Вашим услугам.

- Я в ближайшие дни приму необходимые меры...Надеюсь, Вы не откажете в сотрудничестве в деле их проведения.

Кирилл закинул крючок: обещание карьерного роста министра - и тот заглотнул его, ибо хотел заглотнуть.

- Отдам все свои силы для этого.

- Благодарю Вас, Александр Васильевич, премного благодарю! - Кирилл старался пожимать руку Кривошеина как можно "благодарней" и теплей. Это было сделано не только для того, чтоб уверить министра в прямо-таки страстном желании Великого князя продвинуть Александра Васильевича наверх, но и для проверки намерений последнего. Ладони человека лгущего отличаются по температуре от ладоней человека, говорящего правду, и Кирилл захотел проверить теплоту рук Кривошеина. Так, мелкий штрих к общей картине, не более...

- В самом скором времени я приму все необходимые меры, - добавил, улыбнувшись, Кирилл...

Кабинет Родзянко во второй раз за день оказался центром очередной комбинации - а заодно превратился во "временную резиденцию" регента. Напротив Кирилла, удобно расположившегося в глубоком красного дерева кресле (Родзянко, надо отдать ему должное, имел хороший вкус), замер молодой, тридцати лет, Службы имперской безопасности капитан (да, высоко поднялся в сущности молодой ещё человек!) Дмитрий Петрович Бобрев. Рыжеволосый офицер блистал горделивой осанкой (не хуже гвардейской!), тонким аристократическим (Бобрев происходил из обедневшей дворянской семьи) лицом - и лежащей на перевязи левой рукой.

- Присаживайтесь, Дмитрий Петрович! - Кирилл указал на такое же удобное кресло. - Где и как получили ранение?

Нос Бобрева, с горбинкой в форме стрелки, вздёрнулся: капитан явно гордился обстоятельствами получения этой "отметины".

- Благодарю. Дело было в Гельсингфорсе за полтора месяца до перемирия. По агентурным сведениям, в город должен был прибыть многоуважаемый агент шведской торговой фирмы "Гнейст и Ко" Альберт Ронге, он же - агент германской разведки Альфред Шнитке. Говорят, ученик и помощник самого Николаи!

Глаза Бобрева, пытавшегося до того казаться серьёзным, загорелись, лицо украсила торжествующая улыбка, а в голосе отчётливо проступила мечтательность, прямо-таки юношеская, задорная мечтательность. Но капитан быстро переборол чувства и перешёл к форменному докладу.

- Информацию о его прибытии мы получили от группы Лаврова. Целью Шнитке была организация саботажа на наших коммуникациях и, по возможности, военных заводах. К сожалению, в Финляндии было очень сложно работать, и мы едва его не потеряли. Дело осложнялось и тем, что мы не могли запрашивать помощь со стороны финнов. Вы сами знаете, как неохотно они идут на контакт. Тем более финляндским Сеймом ещё не одобрен закон о распространении компетенции имперских жандармов и контрразведки на их территорию. Пришлось полагаться на собственные силы. На счастье, наша агентура засекла его при появлении возле одной из гельсингфорских гостиниц. Следующие дни Шнитке целиком и полностью занимался законной торговой деятельностью. Не имей мы достоверных сведений о его настоящей цели, давно забросили внешнее негласное наблюдение. На шестой день Шнитке вышел на связь с несколькими местными агентами Германии.

"Не всех вывели...Надо будет вплотную заняться реформированием Службы имперской безопасности...Сколько всего предстоит сделать! И только не в одиночку, не справлюсь! Слишком мало толковых людей. Слишком мало. Я прекрасно понимаю Ленина, кричавшего о нехватке кадров..." - невесело подумал Кирилл.

- На протяжении недели мы смогли вычислить всех агентов, связанных со Шнитке. Пришла команда прервать деятельность всей цепочки. Всех агентов требовалось взять одновременно. Мне было поручено участвовать в ликвидациисамого Шнитке. Все выходы из гостиничного номера были перекрыты. Я и ещё пятеро сотрудников вошли в номер и предложили Шнитке сдаться. Практически немедленно начался личный обыск шпиона. Немец выхватил карманный револьвер системы "Бульдог" и выстрелил в меня, после чего попытался прыгнуть в окно. Выстрелы задели руку, - Бобрев скосил взгляд на раненую руку. - Самого Шнитке схватили буквально за одно интересное место.

Капитан ухмыльнулся.

- Надо отдать должное вражескому агенту: он никого не выдал. Зато вот его помощники...Мы смогли раскрыть целую организацию.

Кирилл и без доклада Бобрева знал подробности захвата Шнитке, и даже лучше, чем сам капитан (правда, на момент операции он был ещё поручиком, после чего произведён вне очереди сразу в капитаны, минуя штабс-капитана). Однако регенту очень интересно было послушать версию самого Дмитрия Петровича. Надо отдать ему должное: говорил без излишних подробностей, не выдавая больше секретов, чем нужно, особо не выпячивая свою роль. Капитан так не сказал, что выследил добрую треть агентов Шнитке и дал ценные указания по поимке большинства из них. Сам Батюшин отрекомендовал Бобрева как способного человека, но падкого на авантюры. Последняя операция показала все эти качества Дмитрия Петровича во всей красе.

Что ж, именно такой человек прекрасно подойдёт для задуманной Кириллом грандиозной операции...

- Скажите, Дмитрий Петрович, а что Вы скажете о работе...скажем так...в качестве следователя...по одному в высшей степени важному делу? От исхода расследования зависит само существование России и воззрения огромного числа людей.

Что интересно, регент ничуть не покривил душой, говоря об этом. А пафоса добавил, так как знал по себе: молодые люди, особенно разведчики, очень любят возвышенные слова о Родине и её интересах, и о шансе эти интересы защитить. К сожалению или к счастью, начальники их, опытные и уже отнюдь немолодые, любят этим воспользоваться.

- Ваше Высокопревосходительство! - Бобрев не поднялся даже - прыгнул, вытянувшись в струнку. - Буду рад стараться! Благодарю за доверие!

- Сядьте, Дмитрий Петрович, - широко улыбнулся Кирилл. - Вот здесь все сведения, которые на данный момент нам известны.

На столе оказался увесистый, туго набитый портфель.

- Ознакомьтесь сегодня же с его содержимым. Наиболее важные сведения напечатаны на красных листах, спорные и неподтверждённые - на жёлтых. Спешу предупредить: красный цвет теряется в этом "Жёлтом море". Вам в помощь будут придана особая группа, собранная из лучших специалистов своего дела. Средства на расходы Вы получите завтра же утром, тогда же произойдёт знакомство с Вашими товарищами по делу. Раз в неделю Вы обязаны будете лично докладывать мне обо всём, что сможете узнать. В случае, если Вы посчитаете, что узнали нечто исключительное, докладывайте немедленно, препон Вам чинить не будут. И запомните: кроме меня и Ваших помощников никто, повторяю - НИКТО! - Кирилл повысил голос. - Не должен знать о том, что стало Вам известно. В случае же, если Вы не сможете сделать доклад мне...Ну, скажем, произойдёт такая неприятность, как моя смерть.

Регент позволил себе рассмеяться. Чуточку, для придания шутливого ореола последним своим слова. Бобрев улыбнулся, подыгрывая Кириллу.

- Или какие-то схожие события, Вы должны будете все результаты Вашего расследования распространить во всех возможных газетах, журналах и так далее. Надеюсь, Вы придадите моим словам значение. Нет, не спешите подпрыгивать на месте и кричать "Будет исполнено!". Успеете ещё. Сейчас же Вы должны увидеть человека, чьи дела, связи и поступки должны быть Вами выявлены, исследованы со всех возможных сторон и доложены мне. Вот его фотокарточка.

Кирилл положил на стол фотографию и придвинул к Бобреву. Тот взял её...Бросил один-единственный взгляд...Глаза его расширились до предела (а может, и вышли за них). Капитан смог быстро справиться с собою.

- Я сделаю всё возможное и даже невозможное, Ваше Высокопревосходительство, - кивнул Бобрев.

Похоже, только сейчас он осознал всю важность своего задания.

- Я полностью уверен в этом, иначе не поручил бы Вам это расследование. Удачи Вам, Дмитрия Петрович.

Кирилл поднялся, давая понять, что аудиенция закончена. Бобрев взял под козырёк и вместе с регентом вышел из кабинета, сжимая под мышкой портфель. Великий князь ещё долго смотрел вслед идущему навстречу своему будущему контрразведчику.

А фотокарточка осталась лежать на столике. На ней был запечатлён серьёзный, даже хмурый, человек, склонившийся над какими-то бумагами. Шевелюра его была зачёсана назад, мощный лоб избороздили морщины раздумий. Нос его острым мечом смотрел на бумаги. Уже седеющая бородка и подёрнувшиеся серебром густые усы были очень и очень аккуратно ухожены. В стёклышках пенсне его отражались солнечные "зайчики". Лидер октябристов, когда-то бывший председателем Государственной Думы, Александр Иванович Гучков работал...

Глава 2

"Не раз вспоминали мы, как говорил

когда-то знаменитый Зубатов, что

революцию у нас сделают не

революционеры, а общественность"

Из мемуаров А.И.Спиридовича

"На началах непрекращающегося

митинга управлять гос-вом нельзя, а

ещё менее можно командовать армией

на началах митингов и коллегиальных

совещаний. А мы ведь не только

свергли носителей власти, мы свергли

и упразднили самую идею власти,

разрушили те необходимые устои, на

к-рых строится всякая власть"

Из речи А.И. Гучкова

Губернский Могилёв, разросшийся за последние два года, провожал министров по-будничному деловито и тихо. Не играл полковой оркестр, дамы не бросали в воздух чепчики, не гремел пушечный салют. На перроне собралось от силы сорок, ну, пятьдесят человек публики. Чёрные и белые френчи и пиджаки терялись среди защитного цвета мундиров и золота погон. Ставка провожала "тыловых крыс-бюрократов" в добрый путь, а может, проверяла, в самом ли деле те поскорее уедут в Петроград. Никто не говорил громко. Наоборот, все перебрасывались лишь дежурными фразами, тихо, вполголоса, мыслями витая далеко-далеко от Могилёва: кто-то - на линии фронта и в Берлине, кто-то - в столице.

Стайка репортёров из губернской газеты, в которую затесалось двое-трое журналистов из "Слова" и "Новой жизни", облепила сиявшего довольством Родзянко. Вот уже год как премьер, тот ещё больше располнел, подобрел и повеселел. Михаил Владимирович теперь с полным правом мог звать себя "самым большим и толстым человеком в России", став при этом ещё и одним из самых влиятельных.

Премьер вещал нечто благообразное о скором преображении России, о её роли в Великой войне, о замечательных достижениях правительства общественного доверия, о собственной роли в нём, о единении в сей знаменательный час общественности и власти. Порой его тучное тело сотрясалось взрывами хохота: один из газетчиков хотел разузнать о мнении Родзянко касательно слишком долгого присутствия Совета министров в Ставке.

- Думаете, мы опогонились? - Михаил Владимирович засмеялся ещё сильнее, будучи доволен собственным остроумием. - Или обюрократились? Уверяю Вас и Ваших читателей: ничуть. Мы всё так же чутко прислушиваемся к словам народа и следим за всеми его пожеланиями. А на протяжении целого года нам удалось напрямую работать для блага русского народа. Я думаю, ради этого стоило перебраться из комфортного Петрограда в Ставку. Результаты Вы можете с лёгкостью заметить через считанные дни, когда начнётся мирная конференция. Не секрет, что мы приложили огромный труд для того, чтобы именно в нашей столице был подписан вечный мир. Мы кровью заплатили за это, вполне заслужив это право.

- Михаил Владимирович, а что Вы скажете о неопределённости судьбы Государственной Думы? - к Родзянко, всех расталкивая, прорвался щеголеватого вида журналист. - Правительство намерено исполнять Основные законы империи, в которых указано о необходимости указать день созыва новой Думы после роспуска старой? Или грядёт нечто вроде законов третьего июня?

Очки в дорогой серебряной оправе, английский пиджак, лайковые перчатки, химический карандаш и увесистый блокнот в руках. А из глаз так и сыпались искры: пахло сенсацией. Рот расплылся в самодовольной улыбке.

Родзянко, на счастье, был слишком уж доволен перспективой возвращения в Петроград, в самый центр политической жизни, чтобы обижаться на подобные провокационные вопросы.

- Она будет созвана в ближайшее время, после мирной конференции. Уверяю, что закон будет соблюдён как по форме, так и по смыслу. Я даю Вам слово Председателя Четвёртой Государственной Думы.

- Благодарю Вас, Михаил Владимирович, - щёголь отвесил поклон. - Благодарю. Вся Россия ждёт знаменательного дня открытия новой Думы.

Через считанные секунды ушлый газетчик оказался оттеснён своими менее церемонными коллегами по цеху. Родзянко вновь оказался погребён под целым валом вопросов. Доставалось и его товарищам по Совету министров. Например, от Гучкова требовали сведений то о скорой демобилизации, то о судьбе Проливов, то о возможных приращениях территории империи. Какой-то провинциал, говоривший с сильным польским акцентом, интересовался возможность дарования Польше самостоятельности, как то пообещали ещё в самом начале войны.

Ещё не полностью оправившийся от очередной болезни, Гучков неимоверно устал. Он даже пошатнулся, слушая вопрос поляка. Тут-то ему пришёл на выручку Милюков. Радовавшийся не меньше Родзянко тому, что оказался в центре внимания, привыкший в политике скорее к говорению, чем к деланию, министр иностранных дел взял слово.

- Думаю, что я лучше сумею ответить Вам. Как уже было мною не раз сказано...

Гучков благодарно кивнул Милюкову и направился прочь, в своё купе. Там он с удовольствием буквально свалился на диванчик, растянувшись на нём. Даже пиджак он не снял: был настолько утомлён. До марта прошлого года он никогда не думал, что простое говорение может быть весьма изматывающим. Однако же - ошибся: не просто изматывающей, прямо-таки потихоньку убивающей. Большинство дел он свалил на плечи давнего своего друга, генерала Поливанова, но и оставшиеся требовали чрезвычайного напряжения сил. Ему нелегко было в этом признаться (пусть даже самому себе), но порой Гучков думал: а не слишком ли много критики доставалось от него николаевскому правительству? Этакую-то махину поднять, заставить крутиться чёртовы шестерёнки!

Кашель сотряс всё тело Гучкова, заставив скорчиться.

- Проклятье...Проклятье...Как мне надоела эта проклятая служба...Как мне она надоела...

- Ваше Сиятельство, не изволите чего-нибудь?

Из приоткрытой дверцы купе на Гучкова уставился проводник вагона, в сверкавшей начищенной ливрее и со сверкавшей ещё более физиономией: тоже, видать, старался, чистил, драил с утра, чтоб "Их Сиятельства" довольны были.

"До чего же противно".

- Ступай, голубчик, ступай, ничего не требуется, - отмахнулся Гучков. принимая сидячее положение.

Он всмотрелся в своё отражение в зеркале, висевшем напротив. В бороде стало ещё больше седины, на лице - морщин, а в глазах почти не осталось былого огня.

- Эх ты, а ещё банковский делец называется, - обратился к своему отражению Гучков. - Великий политический деятель...Сподвижник и всё такое прочее...Ну, неужели не ты остался вместе с ранеными госпитале, когда наша армия отступала на Дальнем Востоке? Разве не ты поддерживал Столыпина, когда на него со всех сторон кричали и вопили? Разве не ты сверг Николая? Зря сверг...Прежде было хоть кого винить в неудачах и нарушении законности, теперь же ты сам за всё в ответе...Да уж...Горе-министр...А может, не побояться- и уйти? А? На пике славы? Сразу после окончания мирной конференции? Гучков сделал своё дело - Гучков может уходить. Фанфары, участие в новой Думе, снова на пике популярности. А? Ещё не всё так плохо?

"А как регент-то нас вокруг пальца обвёл, смотри-ка! Не зря я выступал против участия Великих князей в армии и политике, не зря! Это ж надо, использовал нас как револьверы. Нет, как ружьё, которое у Чехова всегда выстрелит в нужный момент. Пытается контролировать всё и всех. Это ему удавалось во время войны, но сейчас? Общественность потребует созыва Государственной Думы, Совет возьмёт своё, тогда-то и посмотрим, что да как. Тем более была хорошая идея о создании новой партии с Родзянко...Да, что он там говорил о Демократическо-парламентской партии или как-то так? В преддверии выборов это будет очень полезно. И надо будет восстановить связь с друзьями. Досмотр и перлюстрация, двойные-тройные кордоны вокруг Ставки - здесь не поработаешь. Согласительная камера, не иначе. С ударением на камеру и с периодическим забвением "согласительной".

- Но сейчас - отдых, только отдых...Так ведь? - отражение подмигнуло. - Отдых...

К сожалению для военного и морского министра, тому поспать совершенно не дали.

- Александр Иванович, милейший, я Вас не разбудил?

В купе горели электрические лампы: снаружи уже давным-давно наступила ночь. Милюков устроился на диванчике напротив. Неизменное пенсне Павел Николаевич протирал кусочком замшевой тряпочки, которую всегда и везде носил в кармашке пиджака - это была привычка, выработанная долгими лекциями перед студентами и товарищами по партии. Лицо его источало уверенность и бодрость. В глазах полыхали бесенята радости.

- Разбудили, - без обиняков ответил Гучков. - Павел Николаевич, я бы на Вашем месте выспался как следует.

- Вот и Николай так думал, пока мы работали, - тонко улыбнулся Милюков. - Однако же видите, как всё вышло? Старому деспоту устроили заграничное турне, а мы правим балом.

- Мне, кажется, послышалось, - тихо и мягко произнёс Гучков, - Вы сказали "Мы"? Однако же следует говорить "Он". Регент то бишь.

- Пусть думает так, если пожелает. Но при необходимости мы покажем ему, кто является рупором общественности и русского народа. Вы знаете, эта ситуация живо напомнила мне дела молодости моей. О чём я только не думал сперва в ссылке в Рязань, потом - при отъезде в Софию, а позже - при поездке по Европе. Со сколькими людьми довелось мне переговорить...И пусть большую часть времени я был стеснён стенами купе, намного менее импозантного и уютного, чем это, всё же мысль моя летала свободно! Многое из задуманного мною позже воплотилось в жизнь. А тогда я был начинающим политиком, повидавшим демократические государства. Вы же знаете, даже радикалы из левых, те же Ульянов-Бланк, Брешко-Брешковская, Чайковский, князь Кропоткин. Да, интереснейшие были люди! Жаль, то смотрели достаточно узко на будущее России! У них не хватило желания - или воли - подняться над классовыми интересами. Это их, без сомнения, и погубило как политиков.

- Павел Николаевич, Вы довольно-таки оптимистично смотрите на вещи, - подавив зевок, произнёс Гучков.

- Я имею полное на это право. Величайший приз войны - Проливы - вскоре будут в наших руках, Галиция, кое-какие земли в Германии, контрибуция, репарации. Новые выборы в Думу принесут нам ещё большую поддержку.

- Но они же дадут и реакционерам, правым, черносотенцам, кары в руки. Монархия победила в Великой войне, народ рукоплещет Алексею и регенту, не связанных никакими интригами с Распутиным, немцами или кем-либо ещё. Да и, не забывай, Павел.

Гучков обращался к Милюкова по имени только в самых редких случаях: когда произносил тосты в узком кругу и когда дела обстояли уж очень нерадостно.

- Не забывай, что если такая критика и начнётся - мы станем её объектом, мы, а не император или регент. Вот уже год мы - правительство Российской империи, и ответственность за всё, в ней происходящее, лежит на нас. Ты знаешь, я уже и не рад, что мы устроили ту кампанию...К чему всё было? Совсем, совсем не то, что я ожидал - быстрого и простого возрождения, по-настоящему лёгкой победы в войне мы не добились...

Гучкова сотряс новый приступ кашля.

Милюков, как ни в чём не бывало, продолжал протирать пенсне.

- Как ты можешь заметить, это назначение только подкосило мои силы. Проще, намного проще было критиковать со стороны, но когда решили возложить все эти обязательства на себя...Проклятье...

Александр Иванович напрягся, ожидая очередной приступ, однако же на этот раз тот миновал.

- Да...Вот так и живём...Военно-промышленные комитеты оказались не у дел. Что-то вокруг них собирается. Я чувствую: Кирилл намеревается выкинуть нечто этакое.

- Зачем они тебе сейчас, эти комитеты?

- На всякий случай. После мирной конференции вновь начнётся борьба за мандаты в Думе. Такие средства нам пригодятся.

- Ты знаешь, Саш...- вот уже и Милюков обратился к Гучкову запанибрата. - Я улучил вчера момент и сел за чтение "Истории Византийской империи" Успенского. Он подарил когда-то все тома, "Брокгауз и Ефрон", к сожалению, заставил подсократить кое-какие главы, поэтому некоторые важные моменты освещены не так подробно, как хотелось бы...

Милюков словил взгляд Гучкова и подсократил "рецензию":

- Так вот. Я перечитал главы о Кантакузинской революции...Той, что поставила остатки империи на колени. Магнаты, динаты и прочие состоятельные господа, по большей части, принялись гоняться за собственными интересами в пику интересам государственным. Византии больше нет на карте. Только-только над Софией вновь водрузят православные кресты. И мне показалось, что очень уж те события похожи на нынешние. А потом я задал себе вопрос: "Готов ли я взять на себя ответственность за гибель империи"? Не дай Бог, конечно, Россия, конечно же, выстоит, ей никакие катаклизмы не страшны...Однако же...

Милюков замялся: было видно, что обычная выдержка подвела лидера партии народной свободы.

- Однако же...Готов ли ты взять на себя ответственность за несчастия России, которые могут быть вызваны твоими поступками? Готов ли я взять такое же бремя на свои плечи?

Гучков ничего не ответил: он повернулся к окну, вглядываясь в ночь.

Так и просидели двое влиятельнейших людей России, боясь проронить хотя бы слово, и молчание пролегло меж ними.

Уже днём "Литеру Б" встречал Петроград. Первое, что бросилось в глаза давно не бывшим здесь министрам - дым бесчисленных заводов и фабрик. Сизые и чёрные клубы рвались вверх, дырявя небосвод, словно бы пытаясь заполнить собою весь мир. Потянулись дома, лавки и лабазы. Люди останавливались и глядели вслед "Высочайшему" поезду. Кто-то сплёвывал, кто-то крестился, но все не могли оторвать взора от "Литеры Б": уже почитай неделю назад по столице распространился слух о возвращении правительства. Петроград оправдывал прозвание Города Слухов, которое позже перешло к Москве двадцатых-тридцатых.

Гучков вобрал побольше воздуха в грудь:

- Признаться, отвык от здешнего воздуха, опровинциалился, что ли, - улыбался военный и морской министр, поправляя пиджак и галстук. - Как думаете, какой приём нам предстоит?

Милюков, лишь под утро ушедший в своё купе, вновь сидел напротив Гучкова.

- Я предполагаю, что нас ждёт невероятно горячий приём журналистов. Что касается народа - сказать не возьмусь. Возможно, нас захотят понести на руках, возможно, спросят, что же предстоит России дальше.

- Особенно репортёры "Речи" будут любопытны, - усмехнулся Александр Иванович.

Газета "Речь" был рупором кадетской партии, практически бессменным редактором и автором большинства передовиц которой являлся Милюков. Не раз и не два он поднимал бурю какой-либо заметкой, особенно удавалось это ему в дни первой Государственной Думы. Любое более или менее эффектное, пафосное слово депутата от кадетов на её заседаниях раздувалось до едва ли не грандиозной победы партии. Что уж там говорить о какой-нибудь придирке к правительству! Сколько раз кадеты, к услугам которых были лучшие умы русской юриспруденции, пытались разозлить Совет министров и царя, уязвить их, то делая грубые по форме и дерзкие по содержанию запросы или принимаясь за эффектные, но юридически неграмотные законодательные инициативы. На следующий день после очередной выходки "Речь" пестрела едва ли не одами великим борцам с загнивающим режимом.

- Вне всяких сомнений, вне всяких сомнений. Триумфальное возвращение лидера партии народной свободы в Петроград, возможность принять участие в заседаниях Центрального комитета - это ли не повод для любопытства?

- Вы же сами знаете, что сейчас у вас в комитете отнюдь не единство мнений...Кто знает, как Вас примут?

- Я, как и всегда, постараюсь играть умеряющую роль. Партия не развалится на фракции, как бы того ни хотели Долгоруков, Маклаков или Набоков. Только в единстве наша сила. Прогрессивный блок должен был научить Вас этому, Александр Иванович, - Милюков подмигнул. - Ваши октябристы смогли сохранить хотя бы видимость единства только благодаря участию в блоке. Земцы, левые октябристы...Все они собрались под знамёна борьбы за свободу и победу. И сейчас они сделают то же самое.

- Вы не преувеличиваете желание наших с Вами коллег собраться под знаменем борьбы с императором и регентом? Тем более...У нас больше нет этого знамени, мы добились, чего хотели. Зачем продолжать борьбу?

- Пока мы не сможем назвать Россию державой, стоящей наравне с просвещёнными государствами Европы, борьба не будет окончена, - коротко ответил Милюков.

- Как знать, Павел Николаевич, как знать...- пробубнил Гучков, выглянул в окно и тут же добавил: - Пора, Павел Николаевич, пора! Приехали!

И точно: "Литера Б" вот-вот должна была сравняться с перроном. А народу-то на нём было! Народу! Толпа пестрела дамскими шляпками и фуражками служащих, рабочими кепками и студенческими тужурками. Волна прошла по людскому морю, поднятая паровозным гудком: поезд наконец-то остановился! Вот-вот откроются двери, и министры явятся народу, министры правительства-победителя, народные избранники!

Последнее убеждение было, конечно же, шатким: народ не участвовал в создании правительства. Но "Речь", флагман либеральной печати, убедила в этом многих и многих. Газетам в ту пору удавалось убедить людей во многом: и в шпионаже человека, который никогда не был никак связан с вражеской разведкой, и в спасительности победы в борьбе за власть той или иной группировки, и в том, что чёрное может побелеть, а белое - уже давным-давно стало чёрным.

Не успели министры появиться на публике, как понеслось:

- Ура правительству! Ура Родзянко! Ура Милюкову! Ура Гучкову! Уррра!!!

Милюков чувствовал себя в родной стихии: вокруг было полным-полно людей, желавших верить в то, что он говорит. В общем-то, собравшиеся готовы были слушать что угодно, многие всё равно не услышали бы или точно не поняли, что же такое им говорят. Но едва из передних рядов донеслось бы "Ура!", как даже тугие на ухо и, наверное, глухие подхватили бы одобрительный клич. Но почему? Почему они готовы были кричать "Ура" или "Долой!"? Просто потому, что так кричат другие. Здесь и сейчас не надо было думать, не надо было напрягать извилины, не надо было отстаивать своё мнение и вслушиваться в слова ораторов. Просто кричи то же, что кричат другие, - и всё: ты - сила, ты - Толпа, а Толпа - это ты. Это же так просто, заманчиво и доступно! Просто подчинись, и получишь силу. Но кто-то ведь использует эту силу и заставит кричать Толпу на нужный лад?

Об этом и не только думал Гучков, выходя на крохотный, оцепленный жандармами пятачок перрона. Он скорее из привычки, чем от чистого сердца, махал встречающим рукой, порой даже находил в себе силы натянуто улыбнуться и посмотреть в сторону очередного фотоаппарата или кинематографической камеры. Лидер октябристов смотрел на толпу, вспоминая далёкие февральские дни. Может быть, там, на площадях, толпились те же люди, что и сейчас? Вдруг кто-то участвовал в манифестациях и погромах? Кто из стоявших здесь людей оказался связан с военно-промышленными комитетами, с рабочей группой? О своём детище Гучков вспоминать не очень любил: тогда он чуть не выпустил безумие на улицы Петрограда. Но порой, долгими ночами или на заседаниях Совета министров, он думал: а что было бы, не останови Кирилл сползание к хаосу? Смогли бы они насадить порядок? Смогли бы они довести войну до победного конца? Не нанесли бы удар по государству? Ведь Михаил отказался брать на себя власть, и если бы Николай не отрёкся в пользу Кирилла, то правительство само стало бы многоголовым властителем, точно как Директория во Франции...Что было бы? Что?

- Александр Иванович, - Милюков этак легонько потряс Гучкова за рукав. - И ещё журналисты не верят, что министры работают на благо народа! Даже в поезде Александр Иванович не имел ни секунды свободного времени: всё трудился, трудился, трудился над планом демобилизации. И он столь грандиозен, что надо собраться с мыслями, дабы о нём рассказать!

По толпе прошла новая, грандиозная волна: Милюков улыбался, довольный воздействием своих речей. На лицах людей с лёгкостью можно было прочесть восторг. Сам военный и морской министр не ожидал, что слова коллеги окажут такое воздействие на публику.

И, вполголоса, обращаясь к Гучкову, лидер кадетов добавил:

- Вам бы выспаться не мешало, Александр Иванович. Журналисты хотят знать, что там у нас с планами демобилизации...

- В самом скором времени мы...- к счастью или к несчастью, Гучкову договорить не дали.

- Мы вернём людей домой и, главное, дадим им работу, землю! Девять десятин земли, замечательной плодородной земли, в просторной, вольной Сибири! Для тех же, кто захочет получить профессию, которая сможет прокормить не хуже, чем земельный надел - откроются двери новых университетов, школ и училищ! Мы дадим бесплатное начальное образование каждому! Мы возвеличим Россию, сделав её богатейшей и величайшей державой!

- УРРРА!!! - Гучкову показалось, что сам небосвод задрожал от мощи этого крика.

"Господи, спасибо, что эти люди незнакомы с либерал-демократической и коммунистической партиями! Они ещё верят обещаниям власть имущих! Аминь!" - Кириллу приходилось очень громко думать: даже мыслей своих он не слышал средь криков "Ура!".

Жандармы, нёсшие канаты в руках в качестве ограждения, кое-как смогли проторить дорогу Великому князю. Тот, улыбчивый, радостный - и с потемневшими глазами - пожимал руки господам министрам.

- Замечательные слова, Кирилл Владимирович, замечательные слова! - орал даже громче толпы Родзянко. - Замечательные! Рад снова встретиться после короткого перерыва! Рад! А как доволен возвращением в Петроград!

- А я-то как, дорогой мой Михаил Владимирович! Безумно! - кивал регент, переходя к Гучкову и Милюкову.

Рядышком очутился и Шульгин, обращавший на себе внимание ещё более лихо закрученными усами. Министр юстиции ловил взгляды многих дам: на всю столицу он славился деликатным обхождением с прекрасным полом и неизменной тактичностью. Другие министры пока только спешить засвидетельствовать своё почтение Кириллу.

- А отчего же император не смог встретить нас? - Шульгин не выпускал руку Кирилла. - Что-то случилось? Болен? До меня доходили слухи...

- Всё хорошо, Его Императорское Величество чувствует себя отлично и шлёт приветствие Совету, верным своим слугам! - Великий князь произнёс это достаточно громко, чтобы публика услышала и разразилась очередным "Ура!".

"А всего год назад они же готовы были меня растерзать! Прав был Макиавелли: преходяща благодарность народа. Вот страх! Страх всегда держит крепче! Сколько ещё можно будет лавировать, вызывая любовь? На сколько нас хватит, когда наступит долгожданный кризис? Выдержим ли? Выдержит ли Россия? Мы должны суметь, должны!" - невесело думал регент.

- Господа, господа! Будьте любезны! - взмолился какой-то фотограф. - Господа! Прошу! Улыбайтесь, улыбочку, господа!

Смешной красный берет, точь-в-точь как у вольного, но бедного живописца, нос крючком, под правым глазом родимое пятно в форме щита...Да это же господин Гаврилов, тот самый фотограф! Ведь это он делал фотографию Кирилла вместе с заговорщиками в таком далёком феврале!

- Господин Гаврилов, надеюсь, в этот раз нам не придётся долго стоять на холоде, дабы Вы смогли настроить фокус? - рассмеялся Сизов-Романов.

- Вы меня узнали! Ваше Высокопревосходительство, польщён, признаться. Польщён! - сделал поклон Гаврилов. - Будьте покойны, всё будет в лучшем виде! И фокус я уже настроил! Улыбочку! Сейчас вылетит птичка!

Раскрасневшийся от гордости фотограф не соврал: мгновением позже блеснула вспышка.

- А фотокарточку я, если Вы не будете против, хотел бы оставить себе. На память, - смешно всплеснул руками этот художник чёрно-белого мира. - Однако Вы всегда можете увидеть её у меня дома! Вот моя визитная карточка!

Один из жандармов принял протянутую Гавриловым бумажку и передал Кириллу. Через мгновение толпа оттеснила фотографа, поглотив, вобрав в себя.

- Это дежа-вю, не правда ли, милостивые государи? - расхохотался Родзянко. - Натуральное дежа-вю! Без всяких сомнений!

- Не хватает только...- и вновь Гучкову не дали договорить...

"Бух-бух!" - раздался выстрел, за ним, практически без промедленья - второй. Человеческое море словно бы наткнулось на волнорез, распавшись не бесчисленные капли: люди хлынули в разные стороны, спасая жизнь и мешая жандармам восстановить порядок.

Первым среагировал Кирилл: он упал на землю, перекатился поближе к вагону, у самых путей остановился и выхватил револьвер, силясь найти стрелка. Родзянко рванул обратно в поезд: сработали полковая выучка. Гучков, чертыхнувшись, упал наземь, памятуя о снайперах англо-бурской войны. Милюков замер на месте, пытаясь сообразить, что происходит: подвели его инертность и основательность характера...

Надо отдать должное охране: быстро среагировали, встали между толпой и "объектами". Трое или четверо жандармов принялись ловить стрелка. Особого труда найти его им не составило.

- Вон он, вон! - крикнул Милюков, заметивший сжимавшего тяжёлый "Смитвессон" паренька.

Тужурка, поношенная студенческая форма, замершее, непроницаемое лицо, дрожавшая рука - этот облик был знаком каждому, кто сумел пережить покушения времён эсеровского террора. Неудавшийся убийца не пытался убежать: так и стоял, пока его не скрутили жандармы, едва не сломав ему руки.

- Есть кто ещё с тобой? Есть? - орал ротмистр прямо в ухо террористу, потерявшему всякую связь с реальностью. - Кто тут ещё из твоих?

- Успокойте людей! Успокойте людей! - воскликнул Родзянко, стоя в дверях вагона.

Гучков озирался по сторонам. Кровь стучала в висках, сердце прыгало, а ноги отказывались слушаться. Отвык он, видать, от опасности, отвык!

"Пора на отдых, пора, - думал Александр Иванович, не в силах оторвать взгляда от ещё дула "Смитвессона". - Нервишки-то уже не те...Не те...На думской трибуне оно спокойнее будет...Ха, и когда же я научился бояться всякого шороха и жалеть себя? Когда же я успел постареть?"

- В вагон, прошу Вас! - жандармский офицер, с непроницаемым лицом, подошёл к замершему Милюкову. - Сейчас мы наведём порядок, но опасность ещё не миновала! Прошу Вас! Вернитесь в поезд!

- Да, Павел Николаевич, Вам лучше вернуться в поезд, - Кирилл подошёл сзади, незаметно и бесшумно. - Благодарю за службу, молодцы!
Последние слова предназначались жандармам, и непонятно было: регент корит их за то, что не смогли выявить убийцу в толпе, или благодарит за быструю реакцию, а может, и то, и другое.

- Рады стараться! - дружно, но тихо и неуверенно ответила охрана.

- Надо будет принять кое-какие меры, - пробубнил себе под нос Кирилл. - Господа, нас ждёт много работы. Кто-то очень сильно не желает нашего возвращения в Петроград. Очень и очень сильно...

- Мы это уже заметили, - озвучил общую мысль Гучков, отряхивая брюки. - Зато был повод лишний раз заняться гимнастикой, не правда ли?

Военный и морской министр пытался держаться так, будто ничего и не произошло: Кирилл одобрительно кивнул.

Между тем жандармы смогли восстановить спокойствие на перроне, оттеснили толпу подальше и полукольцом встали перед "Высочайшим" вагоном. Ротмистр, погрозив кулаком террористу, скрученному по рукам и ногам, пошёл рапортовать Кириллу.

- Ваше Высокопревосходительство, сейчас подойдут автомобильные экипажи с защитными кожухами, соблаговолите подождать немного. Запросили подкрепление, так что безопасность Вашу и правительства мы обеспечим. Виновные в инциденте будут наказаны, я обещаю.

По лбу усатого ротмистра потекла струйка пота: жандарм предчувствовал немилость начальства.

- Ничего, люди старались как могли,- поспешил успокоить служаку Кирилл. - Вы сделали всё от вас зависящее, молодцы! Не раздевать же и обыскивать всех желающих посмотреть на правительство! А с этим...

Регент прищурил глаза, бросив короткий, испепеляющий взгляд на террориста.

- С этим мы ещё разберёмся. В сводках он не проходит, примет его не узнаёте?

- Никак нет, Ваше Высокопревосходительство, - мигом ответил ротмистр. - Не могу припомнить ни одного боевика из социал-революционеров или эсдеков, подходящего по приметам. В отделении всё узнаем. Разрешите выполнять?

- Выполняйте, - Кирилл кивнул. - Только...Дайте-ка взгляну в глаза этому герою.

- Извольте заметить...- начал было жандарм, но тут же замолчал, поймав на себя взгляд регента. - Есть. Ребята, а ну-ка подведите этого...

Террориста, окружённого едва ли не десятком человек, подвели к Великому князю. Студент (или раздобывший их форму) всё так же отстранённо взирал на происходящее. В глазах его застыла холодная уверенность. Поразительная выдержка, поразительная! Однако парень всё же поднял взгляд, посмотрев прямо в глаза Кириллу. Так продолжалось несколько мгновений, после чего студентик отвернулся, продолжая хранить гробовое молчание.

- Уведите. Пусть господин Зубатов лично с ним пообщается.

- Так точно! - откозырял ротмистр. - Ох и не сладко тебе придётся, парень...

Отец первых в России профсоюзов, искавших поддержки государства и боровшихся только за экономические и социальные преобразования жизни рабочих, он лично общался и с создателем Боевой организации эсеров Гершуни, и с Азефом (последний и был завербован лично Зубатовым). Вне всяких сомнений, террористу предстояло попасть в нужные и очень умелые руки.

К этому моменту все министры уже нашли в себе смелость выйти из поезд. Они столпились вокруг Кирилла, не в силах произнести ни слова: провожали взглядами несостоявшегося убийцу, уводимого прочь. Все думали: "Кому же был предназначен тот выстрел? Кому?". Люди обменивались многозначительными взглядами и ещё более выразительными жестами. На некоторое время воцарилось молчание, нарушить которое нашёл в себе смелость Кирилл.

- Что ж, господа! - повернулся он к членам Совета министров. - Добро пожаловать в Петроград!

Передовица "Нового времени"

Удар не в лицо, а в спину

Сегодня днём, когда столица встречала вернувшееся правительство во главе с председателем Думы Родзянко, на министров было совершено покушением неизвестным студентом. Он произвёл в густой толпе несколько выстрелов, так и не достигнувших цели, после чего обезоружен силами жандармской охраны. Событие это всколыхнуло Петроград.

Наша газета также не может пройти мимо столь вопиющего акта: едва не погибли лучшие люди России. Министры правительства общественного доверия подверглись величайшей опасности. Сам Великий князь Кирилл Владимирович, регент при Его Императорском Величестве Алексее Николаевиче, оказался в опасности. Те люди, благодаря которым достигнута победа в Великой победе, едва не стали жертвой подлейшего по своей сути покушения. Что побудило этого студента поднять руку на избранников народа? Является ли он членом эсеровской партии или одиночкой? А может быть, и это намного более вероятно, он - вражеский шпион? Германия, поставленная на колени, побеждённая нашей великой победоносной армией, решила таким образом сохранить хорошую мину при плохой игре?

Но кто бы ни был организатором убийства, до какой же низости он дошёл! Сегодня, когда миновала война, а её итоги вот-вот будут подведены на мирной конференции, сегодня, когда миллионы людей возвращаются домой - да-да, именно сегодня едва не совершилось непоправимое.

Может быть, это знак того, что правительство идёт верным путём, если враги снова готовят удар?

Одно можно сказать точно: вновь настало время сплотиться вокруг престола на пути к возрождению России. Великий князь Кирилл дал интервью нашей газете, которое вы можете прочесть ниже. На следующих страницах наши авторы дали краткий очерк нынешнему положению дел в России и обозначили перспективы мирной конференции...

Редакция от своего имени желает господам министрам, регента и Его Императорскому Величеству здравия и твёрдости в деле возрождения России...

Передовица "Утра России"

Наперекор победе

Сегодня на правительство и регента было совершено покушение неким студентом. Как сообщают наши источники, его имя Гавриил Алексеев, что навевает определённые ассоциации с событиями четырёхлетней давности в Сараево. Тогдашний выстрел - и тоже Гаврилы - стал поводом к началу Великой войны. Чего же добивался наш доморощённый Принцип? Какая организация направила его руку?

Интересы народа едва не были задеты двумя выстрелами. Все надежды на восстановление России под благотворным влиянием таких известных и уважаемых в обществе людей, как наши министры Гучков и Коновалов, оказались поставлены на карту.

Приняты все меры к скорейшему расследованию подробностей покушения. Представители Службы имперской безопасности заявляют, что уже в течение недели смогут рассказать нам, что двигало и, главное, кто двигал Алексеевым.

Александр Иванович Гучков сообщил нашей газете, что готов простить террориста: тот явно не понимал до конца, что же собирается сделать. Кроме того, вся его вина заключается в том, что он является всего лишь исполнителем чьей-то злой воли.

Наш корреспондент смог взять интервью у Великого князя Кирилла. Несмотря на едва не случившуюся трагедию, он спокоен, бодр и готов продолжать работу. Исключительно для нашей газеты регент поделился планами правительства касательно восстановления экономики. Несколько сот миллионов рублей будет вложено в обустройство портов и железных дорог. Руссо-Балтийский вагоноремонтный завод, как надеется Кирилл, в самое скорое время вернётся к производству подвижного состава. Планируется наращивать производство рефрижераторов. В самом скором времени будет объявлено о создании нового акционерного общества. Целями его, как планируется, будет восстановление хлебной торговли через порты юга России, а председателем правления предложено стать всеми уважаемому П.П. Рябушинскому. Ввиду открытия морского пути через Проливы эта деятельность должна будет принести крупные дивиденды. Кирилл призывает всех желающих вложить средства в это предприятие. Также Государственный банк в ближайшее время выпустит патриотический пятипроцентный займ на восстановление экономики. Средства...

- Красиво, очень красиво, - подытожил Гучков, откладывая в сторону вечерние номера газет.

"Новое время" ему принесли ещё вчера, через считанные часы после покушения, а вот "Утро России" - только ближе к полудню следующего дня.

Хмурый Коновалов ходил из угла в угол, заложив руки за спину.

- И всё же я не понимаю, кто это устроил. Не мог, просто не мог какой-то выскочка пробраться через жандармов. Может быть, его пропустили специально? Кто-то из прихвостней Николая решил подстроить нам ловушку?

- А левые? Что от них слышно? А что, если это твои работяги из...

- Ты что? - Коновалов даже замер на месте от неожиданности. - Ведь мы вместе создавали "рабочую группу", сами всех подбирали. Да и зачем мне это? О подобных идеях среди работяг я не слышал, вряд ли они решились бы на такое по собственному почину. Левые пока молчат, им смерть кого-нибудь из правительства или уход в мир иной регента пока что не очень и выгодна. Сейчас Кирилл на коне, его убийство руками террориста из Боевой организации только подорвёт популярность партии в глазах народных масс. Победитель немцев - убит? Нет, иначе эсеры повторят судьбу своих "отцов"-народовольцев. Спроси у Тихомирова, что им тогда устроили. Тем более во время войны кто только не кричал, что левые пляшут под германскую дудку, а тут бы им лучшее тому доказательство предоставили. Нате, берите.

Коновалов с каждым мгновением нервничал всё больше и больше.

- А может, это сам Кирилл и устроил? Ты вспомни-ка. На Львова ведь тоже год назад кто-то напал, стрелял, тогда никого не нашли. Сейчас тоже...Тот выстрел князя-то выручил, хорошо так выручил, высоко поднялся!

- Очень может быть, - наконец произнёс Гучков.

Военного и морского министра сотряс приступ кашля...

Глава 3

"Если русские войска одержат

победу над японцами, что, в конце

концов, не так уж невозможно, как

кажется на первый взгляд, то

свобода будет преспокойно

задушена под крики ура и колокольный

звон торжествующей Империи"

Из статьи в либеральном журнале

"Освобождение".

"Вы радовались нашим поражениям,

рассчитывая, что они ведут вас к

освободительным реформам. Вы

систематически развращали

прокламациями наших солдат,

подрывая в них дисциплину и

уважение к офицерам..."

Из статьи в журнале "Русский

инвалид"

Комментарии: 13, последний от 15/07/2014.
Размещен: 26/08/2010, изменен: 16/01/2015. 95k. Статистика.
Повесть: История, Фантастика

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"

Комментарии: 13, последний от 15/07/2014. © Copyright Андреев Николай Юрьевич (wredig@rambler.ru) Размещен: 26/08/2010, изменен: 16/01/2015. 95k. Статистика. Повесть: История, Фантастика Главы Рыцари Белой мечты Иллюстрации/приложения: 3 шт. Скачать FB2		Оценка: *1.002** Ваша оценка:
Аннотация: Подтвердит ли негласное расследование, что Гучков, Милюков, Львов, Керенский и Ко готовили Февральскую революцию ещё с 15-го года? Что выберет контрразведчик Бобрев: счастье в любви или благо России? Сможет ли А. И. Спиридович, бывший начальник охраны царя, наконец-то вызвать Гучкова на дуэль? Чем пожертвует Великий князь Кирилл (он же Кирилл Сизов), чтобы предотвратить опасность новой революции? Узнать это вы сможете, прочтя книгу.. P.S.Не смог удержаться и всё-таки выложил вторую редакцию "Крыльев чёрных", продолжение "За Русь святую!" и "Гром победы, раздавайся!", заключительную часть цикла. Это, по сути, совершенно другая книга, практически ничего общего с предыдущей вресией "Крыльев чёрных" не имеющая. P.P.S. Версия неотредактированная, поэтому в "беловой" версии могут как исчезнуть, так и добавиться/измениться некоторые моменты.P.P.P.S.Вот уже второй год моя "Игра без ставок" (http://fantlab.ru/work126626) пылится в закромах интернета в поисках издателя. Недавно появился шанс увидеть её на бумаге. "Лениздат" на своём форуме объявил конкурс рукописей. К рассмотрению принимаются те из них, которые отвечают указанному в правилах требованию "...3.8. Тема будет перенесена в следующий раздел - На рассмотрение главному редактору если автор набирает более 25 плюсов ИМЕННО за текст. (как я понимаю, эти плюсы может дать только зарегистрированный пользователь: под именем автора, которому желаете предоставить плюс, появляется несколько иконок: поднятый палец вверх - прибавить репутации или чего там затем при выборре этой функции надо указать в соответстующей строке (за что предоставлен плюс) - текст вуаля!) 3.9. В теме "На рассмотрение главному редактору", отбор лучших произведений, для последующего издания, будет производиться главным редактором "Ленинградского издательства" Александром Сидоровичем. Мы так же будем информировать всех участников о результатах конкурса. Для этих целей имеется тема - Финал Конкурса" Поэтому просьба тем, кто хочет увидеть роман изданным: проголосуйте, пожалуйста, за текст http://forum.lenizdat.org/index.php/topic,439.0.html Надеюсь, что с вашей помощью понравившийся вам роман будет издан. Заранее благодарен за помощь.

Андреев Николай Юрьевич : другие произведения.

Крылья черные. Вторая редакция