Андреев Николай Юрьевич : другие произведения.

Крылья чёрные (Рыцари Белой Мечты-2). Глава 16

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Обновление от 22 апреля 2010г. Глава закончена. Начато интернет-голосование по фантастическим премиям "Серебряная стрела-2009", любой желающий может принять участие. Был бы очень и очень благодарен читателям, которые проголосуют за "За Русь святую" или "Гром победы, раздавайся!" http://silvercon.ru/vote/

  
   Глава 16
   Ветер стих. Повеяло покоем.
   И, доверяясь голубым снегам,
   Весь разъезд добрался конным строем,
   Без потери к райским берегам.
   Николай Туроверов
  
   - А может их - военным трибуналом? За Хворостовского? - словно адвокат дьявола, вопрошал один из кирилловцев, глядя на пленных немцев.
   Окружённые, побеждённые, те хранили гробовое молчание, предпочитая смотреть или в небо, или в землю, боясь повстречаться взглядами с русскими солдатами.
   - Ты что? С ума сошёл? Будем, как эти супчики в Бельгии! - парировал Дитерихс. - Нет уж, приведём их в местный околоток, и всё. Не мы здесь власть.
   - Тут ни у кого, кроме нас, и не осталось власти, - не унимался юрисконсульт рогатого. - Пулемётная очередь - и дело с концом! Да за Антона Ивановича!..
   - Хватит! Нам необходимо двигаться на соединение с другими отрядами, - Иоган и сам не знал, что делать.
   Он боялся обернуться: ему казалось, что стоит только бросить краткий взгляд назад, как явятся призраки - призраки ещё не убитых людей. Дитерихс волновался за судьбу отряда и страшился сделать шаг вперёд. Ещё какой-то час назад всё было хорошо: он бы с радостью бросился в бой, повёл бы роту в атаку, зная, что они справятся. Теперь же неизвестность поджидала за каждым углом. Погиб Хворостовский, погибла пулемётная команда, патроны - патроны тоже в какой-то степени "погибли". Да ещё и пленные! Что же делать?
   Дитерихс лихорадочно думал, что же предпринять. Наконец решение не пришло даже - рухнуло на Иогана. Он взял себя в руки, набрался храбрости, собрал в кулак все сомнения и закинул их в самый дальний уголок своего сознания.
   - Рота! Слушай мою команду! Патроны пересчитать, оружие проверить, пленных в центр строя, к ним - пятерых охранников. Будем прорываться к нашим, вперёд, осталось совсем немного!
   И в самом деле, до точки предполагаемой встречи с остальными частями дивизии оставалось не так уж и много, в обычных условиях минут двадцать медленным шагом. Вот только в мятежном Берлине было не до прогулок.
   - Прорвёмся! - солдаты поддержали Иогана дружными возгласами.
   Дитерихс наблюдал за тем, как подчинённые выстраиваются в боевой порядок. Новая пулемётная команда, едва не плача, заряжала последнюю ленту в "Максим". Стрелки разбивались в цепи, считая оставшиеся патроны. На всю осталась одна-единственная граната "Новицкого", неприкосновенный запас, который даже в самую жаркую минуту боя запрещено было использовать: лишь при самом крайнем случае мог быть снят этот запрет. Отчего-то Иоган подумал, что такой вскоре представится. Унтеры, раздобыв где-то палки и кусок полотна (кажется, отняли у нескольких пленных рубахи), мастерили носилки для убитого Хворостовского. На губах Антона Ивановича навечно застыла улыбка попавшего в рай гурмана. Командира солдаты в беде, посреди враждебного города, бросить не желали и не могли, поэтому решено было пронести полковника с собой, к своим.
   "А шницеля он так и не попробовал..." - внезапно подумал Дитерихс.
   - Рота! За мной! - Иоган встал во главе отряда, подражая убитому. - Идти весело, бодро! Чувствуйте себя как на параде! Как-никак, по Берлину идём! Пусть немцы увидят красу и гордость Русской Императорской армии!
   - Ваше Благородие, а может, песню? - озорно спросил курносый фельдфебель Матузов.
   Его в роте прозвали "Востронос", и не поверите: за задиристый характер.
   - Чтобы противник за пол-Берлина слышал, что мы идём? - Дитерихс поразмыслил над предложением фельдфебеля. - Нет, разве что перед боем...И...Что такое?
   Показались из-за переулка запыхавшиеся разведчики, высокий как тополь Мухранов и приземистый как белый гриб Турчинов. На обоих дица не было: похоже, новости были не из приятных. Они сперва посмотрели друг на друга, а затем набрали побольше воздуха в грудь.
   - Вашбродь! Там...это...Там...-Мухранов, уставший после боя и разведки, запыхался. - Там...
   - Идут. Немцы идут. Видать, подмогу подозвали беглецы.
   - Скоро придут?
   На ум Иогану пришла греческая поговорка: "Спартанцы не спрашивают, сколько их, спартанцы спрашивают, где они".
   - Занять оборону успеем. Не привыкать, Вашбродь, - отрапортовал восстановивший дыхание - Да и немного их, всего раза в два против нашего.
   - Да, мелочи, сущие мелочи...
   Дитерихс понимал, что этот бой может оказаться последним для роты. Патронов мало, потери большие, в конце концов, пленные...
   Классический "бюргерхаус", не затронутый выстрелами и взрывами бомб, стоял прямо как форт напротив проспекта. Из него легко можно было расстрелять не одну сотню восставших, если те сунутся. Тем более, двери узкие, лучше бойниц не найти. Правда, было одно "но": дом располагался особняком, отделённый узкими как змеи переулками от остальных, дверь была только одна, - настоящий капкан.
   "Думай, Иоган, думай! Этот дом занять? Или другие? Угодим здесь в ловушку, угодим! Может, отступить? Попробовать переулками найти своих? А может, больше и нету никого, все погибли? Эх, зачем же разделяться было! Собрать всю дивизию в кулак и ударить! Драпали бы восставшие до самого Дрездена! Да что уж там! Сильны все задним умом! Решено!"
   - Занять этот дом! Так! Пятеро солдат, добровольцы, - взять пленных и вместе с герром полицаем уйти к ближайшему околотку! Головой отвечаете! Ну же, есть добровольцы?
   Ответом было тягостное молчание. Даже занятые до того подготовкой к бою солдаты подняли взгляды на Дитерихса. Уставшие, с лицами, залитыми потом, одни в шрамах и синяках, иные с изорванными шинелями, - все они жаждали боя, никто не желал уходить. Люди молчали. Люди ждали. Люди надеялись.
   - А есть добровольцы прорваться к нашим и привести сюда подмогу? - и вверх взметнулся не один десяток рук.
   " Верно поставленный вопрос - это половина решения!"
   - Так! Епифанов, Мытько, Елистратов, Тройников, Борисов, - Дитерихс перечислил "добровольческую элиту". - Вам прорываться к своим, попутно найдя ближайший околоток. А теперь - быстро! Быстро в дом! Быстро!
   Рота вихрем ворвалась в "бюргераус", оказавшийся пустым: хозяева то ли попрятались в недоступные нашим солдатам уголки, либо загодя покинули дом. Что ж, тем лучше. Коридоры здесь были узкие, будет удобно держать оборону внутри, если немцы сунутся.
   - Давайте сюда что-нибудь потяжелее! Завалим двери! - куча хлама мигом оказалась навалена с истинным мастерством. - А теперь - к окнам! Товсь!
   Дитерихс занял позицию у окна первого этажа: из него уже можно было увидеть наступающих врагов. Противник шёл красиво, с красными полотнищами, под музыку даже: Иоган услышал доносившиеся звуки "Интернационала". Что ж, нашёлся и у мятежного Петрограда свой подражатель.
   "Не всё же у европейцев перенимать! Пора, пора вам и у нас чего-нибудь гадкого набраться!" - ухмыльнулся Иоган.
   - Ваше Благородие! Ну просится, просится песня! - донёсся с второго этажа приглушённый голос неугомонного Матузова. - Просится!
   - Твоя взяла! Запевай! - Дитерихс машинальной махнул рукой.
   - Век помнить буду, Ваше Благородие! - радостно отозвался фельдфебель. - Братцы, "Прощание славянки" давай!
  
   Наступает минута прощания,
Ты глядишь мне тревожно в глаза,
И ловлю я родное дыхание,
А вдали уже дышит гроза.
Дрогнул воздух туманный и синий,
И тревога коснулась висков,
И зовёт нас на подвиг Россия,
Веет ветром от шага полков...
  
   Немцы ещё не услышали нашей песни, но уже напряглись: увидели трупы и лужи крови на брусчатке. Оркестр их притих, даже флаги не так вольно трепыхались на ветру. Кончился парад интернационала, начинался бой...
   - Подпустим их поближе! - скомандовал Иоган. - Товсь!
   Он занял позицию на первом этаже, кое-как завалив окно мебелью и всяким хламом, чтобы осталась лишь узкая бойница. На верхних этажах "бюргерхауса" - судя по звукам - уже вовсю хозяйничали наши, устраивая баррикады и загораживая оконные проёмы. Люди готовились к последнему бою, возводя укрепрайон почище Вердена: поди-ка возьми! В мгновение ока помещения, пережив секунды хаоса, превратились в отгороженные друг от друга баррикадами ощетинившиеся винтовками и автоматами "доты". Особо одарённые стрелки устроили нечто вроде лабиринтов комнатах, чтобы ворвавшимся немцам пришлось помучиться, прежде чем они смогут прорваться к нашим. Интересно, кто-нибудь из наших думал, что все эти фортификационные изыски легко преодолеть при помощи гранаты-другой? Один осколочная или штурмовая, и эти баррикады превратятся в братские могилы.
   Германцы меж тем, заметив русский "форт", замедлили ход. Гарнизонные солдаты быстро сообразили, что надо рассредоточиться и найти укрытия, где их не достанет вражья пуля. Рабочие ещё напевали "Интернационал", но как-то нехотя, вяло, ожидая, что же будет дальше. Унтеры, присоединившиеся к восставшим, пытались наладить хотя бы жалкое подобие организации.
   - Ребята, попробуйте снять офицеров! Патроны беречь, но унтеров снять! - быстро сообразил Дитерихс. - Легче будет!
   Он помнил, что в первые месяцы боёв германцы стремились устранить наших офицеров, чтобы отряды впадали в анархию и теряли боеспособность. К сожалению, наше командование словно бы стремилось помочь Вильгельму: зачастую унтеров использовали едва ли не как рядовых по причине "избытка" офицерских кадров. Но вскоре, после огромных потерь среди командного состава, избыток сменился недостачей, и пришлось в спешном порядке создавать офицерские училища, набирая туда всё новых и новых людей. И всё же потери первого года войны восполнить так и не удалось.
   - Есть! - донёсся гул с верхних этажей, и тут же раздался с десяток выстрелов.
   Двое или трое немецких офицеров упали на брусчатку, задетые пулями, а в солдатских рядах началось смятение. Восставшие быстро сообразили: надо сберечь шкуру! - и принялись разбегаться по укрытиям. Кое-кто додумался начать стрельбу по окнам нашего "форта", но стрелки их быстро "сняли". Жаль, что патронов было слишком мало, и полноценный залп сделать было невозможно.
   - Беречь патроны! Беречь! Подпустим их поближе! Стрелять наверняка! Не высовываться! Без излишнего геройства! - Дитерихс надеялся, что эти приказы дойдут до всех солдат отряда.
   К сожалению, в горячке боя было не до указаний: надо было действовать, надо было отстреливаться...Да и вообще, как услышишь приказ, если дом наполнился шумом стрельбы?
   Пуля пробила оконную ставню и, срикошетив от потолка, врезалась в напольные часы. Взбесившийся механизм заработал, кукушка чего-то там начала хрипеть, а стрелки закрутились как бешеные, - это был очередной штришок в общую картину начинавшегося хаоса.
   Немцы, прячась за стенами домов и бордюрами, подходили всё ближе и ближе, не высовываясь, опасаясь за свою жизнь. Кое-кто даже норовил скрыться, плюнув на "дело победы мирового пролетариата", здраво посчитав, что жизнь дороже. Жаль только, что даже если половина вражеского отряда разбежится, немцев всё равно окажется раза в полтора больше, чем выживших русских стрелков.
   "Что же делать? Может, обойдётся? Разбежится вся эта орава, сломав зубы?" - думал Дитерихс, готовясь открыть огонь.
   Первая мишень нашлась быстро: немец в унтер-офицерской форме подползал всё ближе, желая побыстрее занять удобную позицию для стрельбы.
   - До встречи на том свете, - процедил сквозь зубы Иоган, спустив курок.
   Раздался хлопок, немец обнял брусчатку и затих на веки вечные. Но за ним уже ползли другие, и вот на них-то патронов могло уже не хватить.
   - Ком, ком...Подходи...- выкрикнул Матузов. - Получи, швайна ты этакая!
   Фельдфебель продемонстрировал замечательное владение не только немецким языком, но и немецкой (трофейной) винтовкой "Маузер": выстрел - и чрезмерно храбрый рабочий прилёг на вечный отдых у краешка бордюра.
   Меж тем враг всё приближался и приближался, не спеша открыть огонь: жалели патроны или хотели стрелять наверняка. Хитрые, гады! Только бы гранаты ни у кого не нашлось!
Какая-то чёрная штука полетела в окно первого этажа, то самое, за которым укрылся Дитерихс. Накаркал!
   Сферический корпус, глубокие желобки, разделявшие поверхность - все эти детали чётко отпечатались в памяти Иогана. Пока разум "фотографировал" немецкую гранату, тело сработало само. Прыжок, хватательное движение, бросок - и взрыв в метре от окна, разметавший ставни и "бойницу". Щепки полетели во все стороны, несколько застряло в мундире Дитерихса, а одна оцарапала подбородок.
   - Эк Вы её, Ваше Благородие, - одобрительно кивнул рядовой Смирнов, отирая ладонью выступивший на лбу холодный пот. Рука его чуть заметно подрагивала.
   Иоган коротко кивнул, стараясь взять себя в руки: страх наконец-то сковал его тело, не давая сделать ни единого шага. Только немецкие выстрелы смогли разбудить Дитерихса, и он вновь занял позицию у окна.
   Германцы полностью окружили "бюргерхаус", по всем правилам окружили, так, чтобы ни единой лазейки для бегства у русских не осталось. Вот-вот должен был начаться штурм. Конечно, здесь следовало бы сделать пару выстрелов из полевого орудия, затем забросать окна гранатами, пальнуть из огнемёта, а затем прогулочной походкой пройти через весь дом, добивая или беря в плен выживших. К счастью, у восставших таких средств не было, а поэтому они сейчас должны были поступить "по-русски": открыть бешеную пальбу, а затем ринуться вперёд, на амбразуры, заменяя кровью и жизнями гранаты и фугасы.
   И всё же немцы боялись: ну не хотелось им погибать! Их командиры старались отправить на гибель "пушечное мясо", но пока что успех равнялся нулю и одной десятой. Заводилы надрывали глотки, но восставшие колебались.
   - Ну же, гады, ну же! - цедил сквозь зубы Дитерихс. - Вы же хотите победы этой вашей мировой революции? Хотите! Ну идите же! Идите!
   Иоган не замечал стекавшей с подбородка на почерневший мундир крови. Не осталось ничего, кроме их и нас. Оставалось решить, кому жить, врагам или своим. Дитерихс не хотел ждать, когда же раздадут билеты на тот свет, нет: он хотел, чтобы этот бой закончился как можно скорей. Пусть он погибнет, но за него отомстят. Даже гибель здесь, в германской столице, уже можно считать победой!
   - Ну же! - выкрикнул Дитерихс, высунувшись из оконного проёма. - Kommt zu mir, schlampen!
   В ответ немцы устроили пальбу: они бы изрешетили Иогана, не успей он пригнуться.
   Похоже, Дитерихс сумел разозлить германцев: несколько десятков самых невыдержанных восставших. Те кинулись к двери "бюргерхауса", но тщетно: все остались лежать, никто не смог дойти до заветной цели.
   Вновь воцарилась тишина. Наши перезаряжали оружие, а противник думал, что делать дальше. Если бы все враги кинулись сразу, скопом, то легко бы смогли пройти как минимум первый этаж "форта". Но немцам сейчас недоставало решимости - или храбрости. Жить-то им хотелось! Всем хотелось - а Хворостовскому нет. Хотя чего хотел Антон Иванович? Теперь уже никому этого не узнать.
   - Ваше Благородие, а может, от греха подальше, на второй этаж уйдём? - с робкой надеждой спросил Смирнов. - Авось туда не доберутся...
   - Если хочешь - иди. Я здесь останусь, прикрою...
   Дитерихс отполз к баррикадам, возведённым напротив двери. Хотя слово "баррикады" было уж очень лестным для нескольких сломанных стульев и дивана, перекрывших узкий коридор.
   Иоган пересчитал патроны: их осталось тринадцать. Значит, можно выдать двенадцать путёвок на тот свет врагам и одну себе. Последнюю путёвку.
   - Ваше Благородие! Ваше Благородие! - а это уже был младший унтер, Павел Сухоруков.
   Как всегда, в приглаженной шинели, усы напомажены, винтовка в идеальном состоянии: аккуратист! Из Харьковской духовной семинарии, между прочим, на фронт ушёл.
   - Ваше Благородие, поостереглись бы! - Сухоруков относился к вышестоящим командирам словно к протоиереям, разве что под руку взять не пытался. - А вдруг...
   - Мы на войне, - сухо ответил Дитерихс. - Не повезло - значит, не повезло.
   В тот день и час Иоган...нет, не постарел - повзрослел. В глазах его замелькало что-то...не от мира сего. Может быть, смерть, крутившая здесь кадриль, оставила в его душе отпечаток, может быть, ещё что-то - но Дитерихс стал твёрже и немногословней, чем прежде. Сухоруков почувствовал это: осёкся на полуслове, перекрестился, - и занял место подле Иогана. Ещё несколько стрелков. Вовремя: немцы пошли на штурм.
   Задние ряды открыли шквальный огонь по окнам, не давая нашим высунуться. Авангард рванулся к дверям и окнам первого этажа. Заработали, застучали приклады, ломавшие дверь "бюргерхауса". Сделанная на совесть, та стойко выдерживала напор несколько минут. Но потом, с надсадным стоном, развалилась на части, честно выполнив свой долг.
   Сухоруков первым открыл огонь по немцам, показавшимся в дверном проёме. За ним уже и Дитерихс сделал несколько выстрелов, то ли ранив, то ли убив одного из восставших, тут же упавшего в проходе. О труп споткнулся один из гарнизонных, растянувшись на полу. Через мгновенье пуля пробила его голову.
   - Отходите, отходите, - рявкнул Дитерихс не своим, железным, скрипучим, противным голосом. - Отступайте. Я прикрою.
   - Вашбродь! Вашбродь, чего удумали! - Сухоруков, нарушая все армейские правила, оттеснил плечом Иогана в сторонку. - Я за Вас здесь встану, возьму на себя германца. Будьте покойны!
   Рядовой ухмыльнулся, обернувшись к дверному проёму: немцы не спешили погибать, опасаясь идти на новый штурм.
   - Сухоруков! - Иоган был непреклонен. - Я приказываю тебе отступить в комнаты, в укрытие!
   - Вашбродь! - Сухоруков повернул голову к Дитерихсу...
   Раздался выстрел, прозвеневший набатом: какой-то из германцев решил открыть пальбу "вслепую", не глядя.
   Павел удивлённо ойкнул, тело его содрогнулось, он скосил взгляд на дырку в шинели, слева, на груди...Сухоруков смешно так пожал плечами: мол, извиняйте, Ваше Благородие - и уткнулся в баррикаду.
   - Павел! Павел! - воскликнул Дитерихс. Схватив за грудки обмякшего рядового и потянув его в сторону, подальше от пуль. - Сухоруков! Убью!!! Сухоруков!
   Тщетно. Глаза Павла остекленели, губы застыли, а руки намертво вцепились в винтовку.
   - Преставился...- грустно констатировал Смирнов. - Ваше Благородие...Уходите...Эвон оно как...
   - Не дождутся, - злобно проговорил Дитерихс, залегая у баррикады. - Встретим их по всем правилам.
   - Зря Вы, Ваше Благородие...- Смирнов пожал плечами, заняв место подле командира.
   Секунду помолчав, рядовой добавил, отрешённо:
   - Лезут.
   И точно: расхрабрившиеся немцы показались в дверном проёме. Через краткий миг началась отчаянная стрельба: враг хотел, чтобы нашим голове нельзя было оторвать от пола без того, чтоб не получить пулю в лоб.
   - Мощно! - всё так же сухо констатировал Смирнов, перекрикивая шум стрельбы. - Ответить нам нечем!
   - Найдётся, - ощерился Дитерихс.
   Иоган выждал, когда шквальный огонь чуть поутихнет - и резко поднялся из-за баррикады. Выстрел в ближайшего немца - и снова в положение "лёжа".
   - Этак ненадолго нас хватит, - Смирнов пожал плечами, выстрелив из-за баррикады. - Сейчас они рванут.
   - Пускай. Встретим! - Дитерихс снова резко встал, выстрелил, залёг.
   Потратив долю секунды на анализ ситуации, Иоган надел штык на винтовку. Рядовой последовал примеру командиру. Вовремя!
   Немцы уже показались над "баррикадой", готовясь расстрелять в упор наших солдат.
   - На! - завыл Дитерихс, проткнув самого храброго (или глупого) германца насквозь. - Получи!
   Второго достал Смирнов, привычно орудуя винтовкой. Кирилловцы подались назад, воспользовавшись замешательством восставших: они юркнули за угол коридора, переводя дух.
   - Сейчас здесь будут, - теперь уже Дитерихс констатировал факт.
   - Ага, - поддакнул Смирнов.
   Кирилловцы переглянулись - и побежали к следующему "укрепрайону", располагавшемуся в конце коридора. Позади раздавались выстрелы: враг боялся, что рядом их поджидает ещё одна баррикады. Жаль, что это было только в мечтах у немцев.
   - Бегут! Выжили! Наши!
   - А где Сухоруков? - окликнули Дитерихса и Смирнова, быстро перебравшихся через завал и присоединившихся к отряду из семи человек, оборонявших этот рубеж.
   - Нету больше Пашки...- ответил Смирнов, и все сразу затихли.
   - А может, отходить? - кто-то спросил Дитерихса из-за спины.
   "Не знал, что Дерибасов паникёр".
   Иоган, не оборачиваясь, бросил:
   - До последнего стоять будем.
   Выдохнув, командир добавил:
   - Подкрепление сюда, человек пять. Нет, десять. Пускай только попробуют взять!
   - Есть! - раздался голос "паникёра", поспешившего за подмогой.
   Стихли вражеские выстрелы, сменившись топотом ног. Немцы разобрались, что к чему, и спешили миновать коридор. Морда одного из них, красная такая, безусая, высунулась из-за угла и тут же скрылась обратно. Разведка, понимаете ли. Всё как по учебнику.
   - Товсь! - скомандовал Дитерихс.
   Позади тоже послышались шаги: подкрепление прибыло.
   - Вашбродь, всё будет в лучшем виде! - ага, набрался смелости Дерибасов.
   - Не сомневаюсь. Что там у остальных? - не отрывая взгляда от коридора, спросил Дитерихс.
   - Тихо как на Западном фронте! - шутка, конечно, была та ещё.
   - Сейчас ещё в подпол закопаемся, лягушек съедим - и точно Западный фронт будет, - угрюмо ответил Дитерихс.
   Он нервничал, страшно нервничал. Его решением и без того поредевшая рота оказалась загнана на край обрыва. Маленький "пинок" со стороны немцев - и всем строем кирилловцы попадут на тот свет. Ровным таким строем, как на параде...
   - Подходите, - Иоган решил боем прогнать тяжёлые размышления.
   И немцы - спасибо им за это - пошли в новую атаку. Вновь сперва была бешеная стрельба, а потом - ринувшиеся в штыковую германцы. Наши, сделав залп, надели штыки и встретили их у баррикады. Началась упорная штыковая.
   Кипела кровь в жилах, воздух наполнялся благим матом и стонами раненых и умирающих. Дерибасов упал первым, закрыв собою Смирнова, упал, пронзённый сразу тремя штыками.
   - Отомстите, братушки. Не дожил я до победы, - таковы были последние слова "паникёра", не пожалевшего жизни ради товарища.
   - Врёшь! Не помрёшь! - Смирнов бросился вперёд, снеся остатки баррикады. - Не помрёшь! Прочь, немчура!!!
   Несколько секунд герой закрывал коридор, давая своим возможность подхватить умирающего Дерибасова и отнести его "в тыл". Но нет бессмертья для героев - Смирнов упал. Его искололи штыками и, упавшего, забили ногами. А он, упрямец, продолжал драться, хватал за сапоги немцев, мешал им идти дальше.
   - Отходим! - скомандовал Дитерихс. - Отходим!
   Иоган замыкал строй, отбиваясь от наседавших врагов. Он дрался упорно и умело, так, как никогда прежде. Было что-то в его движениях от впавшего в неистовство берсерка, принимавшего свой последний бой.
   Укол. Немец хватает за продырявленный живот.
   Выпад. Его сосед увернулся. Ничего, и до него доберётся штык!
   Отход. Лезвие вражеского штык-ножа прошло мимо.
   Укол.
   Выпад.
   Отход.
   Укол.
   Укол...Дитерихс на секунду теряет из виду стоявшего по правую руку немца - и чувствует, как холодеет правый бок. Что-то мокрое течёт по телу, мокрое и очень тёплое. Иоган не обращает внимания, он знает, что это - кровь, и, скорее всего, сейчас он упадёт. До смерти остаются считанные мгновения, и он их желает провести достойно. Пока ещё не прошёл болевой шок, пока винтовка в руках - надо биться, надо!
   Укол...Бок резануло дикой болью, в глазах потемнело. Колени подкосились...
   Рано! Стоять!
   Отход...
   Выпад...
   Укол...Винтовка выпала из рук...
   - И зовёт нас на подвиг Россия, - прошептал Дитерихс, падая...
   Немцы обступили его, сверкнули клинки штыков, сверкнули победно, озорно.
   - Выкусите, - плюнул Иоган, теряя сознание...
   Странно-то как: немцы ругались на чистейшем русском...
   Двери в длинный-предлинный коридор открылись перед Дитерихсом. Там, вдали, брезжил такой мягкий, такой ласковый, такой тёплый свет! Кто-то звал Иогана - и он пошёл вперёд, пошёл, желая наконец обрести покой...
   Пахнуло какой-то гадостью. Кто-то замолотил по щекам, словно заправский коновал. Дитерихс открыл глаза: ему глупо улыбались какие-то люди...Тьфу ты! Девушка это! Красивая...На маму похожа...И глаза...Голубые-голубые! Прямо как небо...
   - Очнулся, родимый! Очнулся командир! - донёсся насмешливый, как и всегда, голос фельдфебеля Матузова. - Очнулся!
   - Наши...- улыбнулся Дитерихс, снова впадая в забытьё...
  
  
  
   Здесь и далее - слова из песни "Прощание славянки" дореволюционной версии. Существовала также "колчаковская" версия и, более известная, советская, 70-х годов XX в. Однако следует признать, что первоначальный, дореволюционный, вариант является наиболее сильным, красивым и универсальным: он будет понятен всем тем, кто провожает родных, близких и любимых на фронт.
  
   Фраза хоть и переводится на русский язык, но автор решил вспомнить о цензуре.
   За годы войны мастерство штыкового боя в русской армии достигло таких высот, что после Гражданской войны, во время пребывания белых войск в Галлиполи, обычными стали дуэли на винтовках. Не только штыковые, конечно, но и "огнестрельные": вот так вот бытие повлияло на сознание...
  
  
  
  
  
  
  
  
  

13

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"