Аннотация: "Похоже, нас ждут проблемы. Большие такие проблемы. Размером с Россию..."P.S. По многочисленным просьбам читателей...Только не обещаю, что это произведение буде написано быстрей, чем первая часть)
Пролог.
Компьенский лес. Ничем не примечательный вагон стоял на запасном пути железнодорожной ветки. Но внутри его творилась история! Несколько росчерков на бумаге, короткие, полные подавляемого гнева и плохо скрываемой усталости фразы. Немцы сдались. Да, они несколько раз были у самого Парижа, фугасы рвались над Монмартром и собором Кровоточащего сердца. Да, они держали в своих руках птицу удачи, зная, что она совсем не синего цвета - её перья были смочены в крови миллионов людей. Да, кайзер вот-вот готов был праздновать победу, не такую громкую, как виделось в начале войны...И всё же - немцы проиграли! И теперь они выходили из вагона, затравленно глядя на своих победителей. Даже погоны армии великой империи, потускневшие, более не сверкали в лучах солнца. Поражение...Поражение...Поражение - эти слова пулемётной трелью врезались в сознание каждого немца во всех уголках земного шара. Это уже потом пришло желание отомстить, отмыть от скверны насмешек поруганную, оплёванную, оскорблённую честь. Месть! Да, это было сладкое как мёд, ароматное, как цветы в горах Тироля и Баварии, терпкое, как лучший шнапс слово. Месть!
О том же думали люди на другом конце Европы. Ещё в марте желание отомстить за жертвы, оказавшиеся напрасными, за лишения, оказавшиеся невыносимыми, за горечь мира, оказавшегося насмешкой, издевательством. Да, два народа, проигравшие Великую войну, желали мести. Пройдёт ещё немного времени, и бывшие враги будут учиться друг у друга, делить Польшу и Прибалтику, заверять друг друга в вечной дружбе - и глубоко в душе ждать, когда настанет подходящий момент для удара в спину...
Кирилл Владимирович закрыл глаза: мысли его текли совсем не в том направлении, в каком хотелось бы регенту. В голову взбрели "воспоминания о будущем", строки из какой-то книги об окончании Первой мировой. Или, точнее, о перерыве в одной большой, Великой войне, который растянулся на два десятка лет. Правая рука сама собой потянулась к воротничку - ослабить суконное "кольцо", не хуже кольца пенькового сжимавшее горло. К счастью, Кирилл вовремя спохватился и сделал вид, что внимательно слушает речь того австрийца, Гофмана. Он всё порывался произнести нечто патетическое, о том, что условия мира, навязываемые Антантой, слишком жёсткие, даже жестокие, что они уничтожают великую монархию, что государство стоит на краю гибели, и его делят, и что...Хотя - важно ли это было сейчас? К словам Гофмана почти не присушивались. Даже Оттокар Чернин, министр иностранных дел Австро-Венгрии, был не в восторге от слов этого "оратора". О, да, "верховному имперскому дипломату" было отчего волноваться: ведь это он так страстно стремился к миру, который вот-вот должен был наступить.
А потом слово взяли немцы...Да, гордыня, не сломленная даже поражениями в последний два года войны, пылала в их глазах! Казалось, ещё немного - и снова начнётся бой, прямо здесь, пускай даже на перьевых ручках, пускай на стульях, лишь бы бой, лишь бы не быть затравленным зверем! Но Германия просто не могла продолжать войну. Рейх выдохся, практически все союзники его покинули, даже Австро-Венгрия готова была подписать сепаратный мир, только бы не погибнуть под руинами былого.
- Господа, я всё-таки считаю, что нам нужно вплотную заняться утверждением пунктов мирного соглашения. Я сомневаюсь, что лучше вернуться в окопы и начать истребление друг друга. Наши народы устали. Германия и Австро-Венгрия бурлят. Османская империя может перестать быть империей или, - Кирилл решил, что пора бы прекращать пустую болтовню и обмен высокопарностями, - вообще - Османской. Всем странам-участницам этой конференции нужен мир, крепкий мир! Нужен отдых, нужна торговля, нужно спокойствие, нужно, чтобы родители не плакали над свежими могилами, а дети не брали в руки винтовки и шли на гибель. Всё. Война кончилась.
Кирилл был грозен в ту минуту, грозен - и чертовски убедителен. Ордена и медали, "выстроившиеся" в ряд на груди, поблёскивали в свете электрических ламп, будто каски морских пехотинцев из Гвардейского экипажа. Густая чёрная щётка усиков незаметно дёргалась, а усталые глаза сверкали то ли злобой, то ли уверенностью (а может, злобной уверенностью): "Пора прекратить эту войну". Может быть, у дипломатов закончились подготовленные загодя речи, а может, слова Кирилла нашли отклик в сердцах немцев и австрийцев (турки-то и болгары давным-давно были готовы на любые условия), но всё-таки в тот день переговоры подошли к своему завершению. Вот-вот должно было состояться подписание договора, новой версии тех "Четырнадцати пунктов", с которыми носился по столицам Европы Вудро Вильсон, подоспевший под самый занавес одной из величайших драм человеческой истории.
- Кирилл Владимирович, боюсь Вас оторвать от важных дел, однако из Петрограда пришли плохие новости, - как-то незаметно у самого уха регента очутился его "адъютант". К сожалению, своё излюбленный ручной пулемёт в зал для переговоров он протащить не смог. Кирилл тоже подумывал, что сейчас этот "аргумент" был бы очень востребован.
- Что там такое? - регент старался сдержать охватившее его волнение. Представители Антанты и Центральных держав делали вид, что не обращают на русского никакого внимания. Разве что толстяк Клемансо прищурился.
- От Его Императорского Величества пришёл больничный листок.
Кирилл обернулся: адъютант был необычайно бледен, а такое с ним случалось...Да никогда с ним такого не случалось!
- Я понял, - Кирилл сглотнул.
Что ж, гром грянул, когда его не ждали. Адъютант пытался сообщить этой странной фразой, что император находится при смерти, и если не случится чуда, то...
"Похоже, нас ждут проблемы. Большие такие проблемы. Размером с Россию..."