Андреев Николай Юрьевич : другие произведения.

Нету Мессии в своём отечестве

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Многие века ходит странник по миру. Чего он ищет? Куда идёт? Ничего и никуда. Он ждёт. Ждёт, когда человек захочет раскрыть своё сердце правде. Когда же всё это началось? А началось это с того, как учитель в окружении своих учеников верхом на муле въехал в ворота стольного города...

  
  
   Солнце, раскалившееся за день до бела, катилось к закату, потихоньку остывая. Вместе с ним остывал и мир, что всего лишь час назад изнывал от невозможной жары.
   По пыльному тракту, проложенному в незапамятные (и оттого казавшиеся чудесными и сказочными) времена посреди каменной пустыни, плёлся одинокий путник в рубище грязно-серого цвета. В правой руке была зажата суковатая потрескавшаяся палка, заменявшая ему посох.
   Приглядевшись, можно было заметить, что человек этот прихрамывал, примерно каждые восемь или девять шагов припадая на левую ногу.
   Лицо странника было необыкновенно загорелым: видимо, сказались долгие путешествия под открытым небом. Хилая бородка была жутко всклокочена, грязна. В не лучшем состоянии были и волосы: выгорели, стали ломкими и жирными. Гребень и ванна долго плакали бы горючими слезами по ним...
   Можно было подумать, что по этому тракту идёт глубокий старик, если бы не потрясающе глубокие голубые глаза. Иногда былой блеск разгорался в них с прежней силой, и тогда казалось, что ты смотришь в море, далёкое-далёкое море, вспененное дельфинами и водяными. Юноша бледный со взором горящим - кто ещё мог так смотреть? В его взгляде были первая любовь, наивные мечты, желание сделать мир лучше...
   Однако ещё миг - и блеск исчезал, и тогда перед нами снова представал согбённый прожитыми годами старик, давно разуверившийся в своих фантазиях, потерявший любимую и видевший крах дела всей своей жизни.
  
  
   Добротная каменная дорога, выстроенная проклятыми захватчиками, обсаженная финиковыми и веерными пальмами. Через каждую тысячу шагов стоял особый знак, отмечавший пройденный путь. Покорители, рэмы, даже здесь попытались изменить как можно больше! У вольнолюбивых маритов должны сжиматься кулаки и ныть сердце при виде этого!
   Однако никто не обращал внимания ни на новые столбы, ни на посаженые рэмами деревья, ни даже на небольшой отряд чужеземцев, нёсший охрану у ворот.
   По дороге на спине мула ехал какой-то молодой человек, облачённый в молочно-белые одежды. Его чёрные как смоль волосы завивались, норовя упасть на лоб и закрыть голубые глаза. Широкие и массивные ладони гладили мула: тот сильно нервничал при виде толпы, встречавшей гостя.
   Всего лишь двадцать семь лет - чем он заслужил такое внимание? Почему дорогие розы падали к ногам мула, топтавшим благоухающие цветы? Почему в его честь возносились многословные молитвы? Почему пели самые разные люди, когда Его взгляд останавливался на них?
   Ответить можно было старинным маритским словом, давным-давно позабытым, но в последний год снова явившемся в мир, очистившись от многовековой пыли и седых легенд. Ведь теперь он, Мертия, ходил по земле, неся свет и веру заблудшим душам, исцеляя верных маритской религии и даря надежду всему народу маритскому.
   "Он призван спасти мир. И да будет устлан путь к спасению шипами и терниями!" - так говорилось в Священной книге маритов о Мертии. И теперь он явился! Пришёл, чтобы повести народ к светлому будущему. И устлан путь его шипами роз!
   И был Мертия окружён десятью учениками, что помогали избраннику нести свою великую ношу днём, а ночью оберегали от врагов. Рэмы и погрязшие в пороках священники, грешники-мариты и богомерзкие идолы рэмские - и это ещё не все противники Мертии.
   Мул неспешно прошёл сквозь ворота, даже не заметив, что на шею ему бросили маленький венок, сплетённый из благоухающих цветов.
   Десять верных учеников, одетых в точно такие же одежды, что и Мертия, названный при рождении Муилом, окружали своего учителя. Воины-рэмы, завидев столь почитаемого марита, не решились остановить его, ибо малое число их было, а храбрости и света в сердцах - и того меньше.
   Провожал ликующий народ Учителя до дома одного из учеников, Клессия, и долго ещё не расходился, пока не зажглись звёзды на небе, а стража не начала собираться вокруг скромного жилища.
   Звёзды, эти маленькие свечки, горящие на небе, освещали дорогу странному путнику. Лишь когда даже близорукий смог бы разглядеть созвездие Лучника, путешественник расположился под ветвями одинокого дерева. Изодранный, латанный много раз плащ - вот каким было ложе путника, смягчившее твердейшую землю.
   Трапеза его состояла из куска твёрдого, словно известняк, хлеба и глотка воды из полупустого бурдюка. Человек привалился к стволу древа и заснул крепким, без сновидений, сном уставшего до смерти человека. Холод и пронизывающий до костей ветер, что царили тёмной ночью, никак не могли пробудить уставшего человека.
  
  
   В просторной трапезной Мертия и десять учеников вознесли молитву богу маритскому и принялись за пищу. Кислое молодое вино, горький козий сыр, ячменный хлеб, жирная похлёбка. Однако люди желали насытить не желудок, но сердце и душу. И голод душевный Муил утолял как никто другой. Простые слова, честные слова, светлые слова. Они всегда шли от сердца Мертии, чистого и незамутнённого предательством или обманом.
   Рядом с Муилом сидел один из любимейших учеников его, Ганоцри. Лицо его было уродливо. Заячья губа. Блуждающие разноцветные глаза, левый - серый, правый - карий, косоватый. Капающая из уголков рта слюна...
   Чем он приглянулся учителю? Другие ученики не могли понять этого. Не было в Ганоцри чистой души, не было желания помочь другим, не было открытости сердца и гибкости ума. Или, быть может, только Муил смог разглядеть это?
   Однако именно Ганоцри первым вскочил из-за стола, метнулся к двери, едва собаки на улице начали лаять. Никто не успел ничего понять, кроме уродливого ученика, пытавшегося найти хоть какое-нибудь оружие в трапезной.
   В дом ворвались рэмы. Металлически кирасы, глухие шлемы-горшки, чёрные плащи с белыми кулаками. В глазах врагов сверкала злоба. Выхватив свои мечи, более похожие на клюв цапли, они бросили на пол Ганоцри, несколько раз пнув по рёбрам уродца, оттеснили к стенам других учеников, которые не были в силах ничего поделать.
   А Муил сам пошёл им навстречу. На лице его сверкала улыбка. Может быть, он знал, что ему предстоит? Знал - и не боялся! Вот он, Мертия, что призван спасти землю маритскую! Нет в его сердце страха, а в глазах -ужаса. С распростёртыми объятиями идёт он навстречу рэмам, и те не могут с ним ничего поделать.
   Командир отряда, который выделялся среди своих воинов позолоченной кирасой и шлемом с гребнем, приказал Муилу идти за ним. Наместник Маритии желает видеть "самозванного посланца богов".
   Учитель, не проронив ни слова, с улыбкой выслушал рэма, а потом, вскинув вверх голову, покорно пошл вперёд, к дворцу наместника.
  
  
   Не то молодой старец, не то постаревший юнец нервно ворочался во сне, стонал, звал каких-то людей, прощался, молился, что-то обещал. Его внутренние демоны, которых страннику удавалось держать в надежной узде днём, ночью одолевали. И не было ничего хуже того, что демоны эти порождались застарелой болью и страшными воспоминаниями.
  
  
   В освещённом лишь десятком чадящих факелов зале Мертия предстал перед наместником рэмов. Усталый, давно потерявший интерес к окружающему миру человек едва взглянул на Муила.
   Перед тем, как стража заставила Мертию пасть ниц перед владыкой Маритии, успел запомнить черт лица наместника Клавдия.
   Широко морщинистое лицо, хитрый прищур чёрных глаз, добрая улыбка на лице, тонкая шея, узкие ладони - наместник был полон контрастов. Таким и должен быть правитель такой загадочной и непонятной рэмам страны, как Марития.
   - Известно ли тебе, Муил, почему тебя привели сюда? - бас наместника заполнил весь зал, а потом распространился на коридоры и соседние комнатки дворца.
   - Да, наместник Клавдий.
   - Согласен ли ты с обвинениями?
   - Нет, наместник.
   - Отчего же, позволь узнать?! - рассмеялся Клавдий, ожидая занятную беседу: не каждый день перед его глазами представал Мертия, призванный спасти народ маритский.
   - Несу я слово бога нашего, призвавшего меня остановить кровопролитие и грех на земле этой. С этой целью и хожу я по земле маритской. Надеясь выполнить Его волю.
   - Хорошо бы это было, однако священники маритские твердят, будто неуважительно ты отнёсся к храмам своего бога, попирал священные лики и изображения. Как ты всё это объяснишь, а, Мертия? - прищур сал ещё хитрее, хотя казалось, куда ж ещё...
   - Бог должен быть в сердце, а не в злате. Скольким бедным можно было бы безбедно существовать, отдай золото статуй на покупку еды и одежды.
   - А как скажешь о том, что храмы попирал ты, называл их неугодными богу, а, Мертия?
   - Бог должен быть в сердце, а не в камне. Обращаться к Нему можно из любого места, и тогда услышит он. Праведника или еретика, вора или честного человека, нищего или богача. Все одинаковы для Него. Ведь все мы - дети Его.
   - Все ли? Или только мариты? - вот сейчас наместник подловит Мертию. Он не выкрутится! Пусть его слова не лишены смысла. А может быть, смысл как раз только в них и есть. Однако прочь крамолу из головы! Определённо Клавдию нравилась его работа: столько всего интересного происходит в этой Маритии.
   - Все мы дети Его, равные в его глазах и сердце.
   - Знаешь ли ты, что сейчас оскорбил богов рэмских? - смог Клавдий подловить Муила, смог! - Известно ли тебе наказание, безумец?
   - Известно, наместник Клавдий. Только не боюсь я его. Мой бог со мной. Он мне поможет.
   - Ты так уверен? - от души рассмеялся Клавдий. Складки на его лице дрожали, веки сомкнулись, на лице расцвела ухмылка: предстояло знатное представление! Но надо бы его несколько подправить! - Быть может, ты не так далёк от истины, Муил. Пусть твой бог пребывает с тобой. К кресту его! На гору Гафалию! К богу его поближе!
  
  
   Яркие лучи солнца, взошедшего над миром, пробудили путника. Казалось, что устал после сна сильнее, чем после дня пути. Как же был странен этот путник...
  
   Утром весь город высыпал на Горную дорогу, что вела к горе Гафалия. Казалось, вся рэмская армия была собрана здесь: ровные ряды воинов надёжно защищали тракт, оттеснив толпы маритов.
   Они собрались здесь ради одного-единственного человека. Мертия, призванный спасти землю маритскую, шёл к горе, окружённый отрядом воинов. Позади него, на телеге, везли деревянный крест в полтора человеческих роста высотой. Клавдий хотел было заставить самого Муила тащить на себе этот крест, но решил, что и так представление будет занимательным: наместник Маритии ещё утром прибыл к Гафалии. И то, что сейчас творилось в городе и на пути к горе, невероятно веселило его.
   Девы маритские стенали, видя пленённого Мертию, а мужи сжимали кулаки: не было сил у народа спасти того, кто должен сам был стать спасителем. Рэмы надёжно стерегли дорогу, и никто не мог пробиться к Муилу.
   Среди толпы затеялось десять его учеников. Ганоцри припас длинный кинжал, надеясь воспользоваться им и прорваться к учителю. Но один из шпионов, глаз и ушей рэмов, заметил странного марита, и десяток воинов скрутил самого верного ученика. Остальные после этого побоялись что-либо сделать. Они надеялись, что бог придёт и спасёт Мертию, там, на горе. Ведь она так близко к небесам...
  
  
   Странный путник собрал свой нехитрый скарб, накинул на плечи плащ и снова двинулся в путь. Нога с утра немного болела. Но человек не заметил этого: так происходило каждое утро вот уже тринадцать лет. И к добру или к худу прошли эти годы, он не ведал.
  
  
   Муила привязали к кресту крепкими пеньковыми верёвками. Сорвали с него одежды, оставив лишь клочок ткани на бедрах. Клавдий наблюдал за действиями стражников и думал, как поступит толпа в ближайшие минуты. Но отряды рэмов окружили вершину горы, место наказания, не давая никому из маритов пробраться к Мертии.
   Солнце нещадно пекло.
   - Удобно ли тебе там, Муил? - осклабился Клавдий. И даже, кажется, подмигнул мариту.
   - Ничто не тревожит меня здесь, рядом с моим богом.
   - Так ли уж и ничто?
   Наместник мучил Мертию подобными вопросами не менее часа. Однако вскоре жара вынудила его сделать хоть что-то. Вид толпы маритов и гордо взирающего в бесконечность голубого неба Муила приелась. Надо было выдумать что-то поинтересней.
   - Где же твой бог, Муил? Отчего он не снимет тебя с креста? Жара скоро убьёт тебя. Пройдёт день, два, три, но когда-нибудь ты или сойдёшь с ума здесь, либо погибнешь. Признайся, что ты просто хороший комедиант, лжец, решивший заработать своими красивыми фразами внимание толпы. Ну же, Муил, сознайся! И в ту же минуту тебя снимут с креста. И даже, быть может, я возьму тебя к себе в услужение. Приятно всё же поговорить с таким человеком.
   Однако Мертия молчал, даже не поворачивая голову в сторону Клавдия.
   - Муил! - вскричал наместник. Лицо его покраснело, глаза налились кровью, словно у взбесившегося быка.
   - Мой бог рядом. А остальное мне не важно.
   - Ну так и оставайся здесь, самозванный Мертия! - зарычал Клавдий и выхватил из рук одного из воинов копьё. Наместник ткнул этим копьём в икру левой ноги Мертию, бросил оружие наземь и направил коня прочь от знойной вершины к тени и тишине дворца. - Пусть повисит на этом кресте! Поговорит со своим богом!
  
   Прошло несколько дней. Голод, жажда и жара беспощадно мучили Муила, выдавливали из усталого тела последние силы, заставляли задуматься над тёмным и злым вопросом: "А что, если я и вправду ошибся? Что, если не избран я богом маритским?"
   Но не замечал Мертия, что рана, нанесённая Клавдием, не загноилась, нога вокруг не начала загнивать, в плоти не поселились черви. Отнюдь! Там остался лишь рубец, да боль. Пусть сильная, но её можно было стерпеть. А ещё одинокое облачко, когда Муилу было совсем невмоготу от жары, закрывало вершину горы от солнца.
   В первый день мариты стояли вокруг горы. Но к вечеру люди постепенно стали расходиться. К утру следующего дня остались лишь самые стойкие и крепкие в своей вере. Но и они ушли, едва свет солнца сменился светом луны во второй раз.
   Дольше всех простояло девять учеников. Ганоцри не было среди них: много позже его найдут канаве с перерезанным горлом. Кто-то сошлётся на бандитов. Но многие скажут, что это рэмы решили повеселиться над бедным уродцем.
   Но и вера учеников поколебалась. Вон он, Мертия, мучается на кресте! Однако ж не пришёл к нему бог маритский. Не помог, не остановил руку клавдиеву...А может, просто решил проверить крепость веры маритской? Но нет, нет никаких знаков того, что это испытание. Мучается его Мертия, и нету помощи.
   На четвёртый день охладел пыл учеников, и начали они расходиться. Клавдию тоже надоело развлечение, и он приказал снять Муила с креста. Жест доброй воли бывает весьма полезен. К тому же на юге Маритии назревал бунт, и там требовалось присутствие наместника. А дело с Мертией мешало в столице провинции, раздувало гнев местных жителей. К тому же агенты Клавдия докладывали, что наказание заметно поколебало веру в посланца бога. Помощи он не получил, не было даже никаких знаков, что его бог рядом. "Очередной обманщик и плут" - вздыхал наместник рэмский, отдавая приказ отпустить Муила на все четыре стороны и никогда более не пускать в столицу провинции.
   Мертию сняли с креста, бросили ему какие-то одежды и выпроводили из города. Он жутко хромал, борясь с болью в ноге, но всё-таки шёл вперёд. Быть может потому, что боль душевная была во сто крат сильнее, чем боль телесная: его покинули. Люди ошиблись, подумав, что бог отвернулся, а может, никогда и не был рядом с Муилом. Мертия понял это в последний день, заговорив с Ним. И беседа их не продолжалась ни на мгновение после той минуты...
  
  
   Странник продолжал свой путь по знойной пустыне. Боль в ноге, повторявшаяся каждый день, в одно и то же время, прошла. Однако даже если бы всё тело человека разом ощутило страдания, разум бы не заметил этого. Ведь он был далеко-далеко от этого места. Или, быть может, где-то рядом?
   - Знаешь, мне снова снились те дни. Я никак не мог понять, почему люди отталкивали меня с тех пор? Почему они не поверили в мои слова? Не приняли моё ученье? Ведь каждое слово было правдой, шедшей от сердца! - одними губами произносил Муил.
   - Человек, будь то мудрец или последний нищий, способен поверить лишь в одном случае. Даже не поверить, а скорее обратить внимание. Если ткнуть вещью в нос, он остановится и только тогда решит узнать, что случилось. Что происходит. Что его окружает. Если бы Клавдий приказал тебя убить, ты бы возродился. Но мне пришлось бы забрать тебя к себе. Возрождённые не должны ходить по земле. Тогда - вот он, тычок в лицо, люди прислушались бы к твоим словам. Задумались бы. Тогда можно было бы торжествовать победу.
   Голос, казавшийся всеобъемлющим, невероятно добрым, глубоким, мудрым и невероятно усталым, раздавался прямо в голове странника.
   - А иначе?
   - А иначе - никак. Люди ещё не готовы к этому, Муил, они совсем не готовы.
   - Тогда я подожду. Может быть, когда-нибудь они смогут открыть своё сердце для моих слов.
   - Боюсь, тебе придётся ждать вечно, Муил.
   - Кто знает, кто знает, - Мертия, похоже, не обращал внимания на то, что как всезнающим был его собеседник. Но...может быть, Муил знал, что даже Он не познал всего?
   - Я буду ждать столько, сколь смогу. И уверен, что дождусь. Вечность ведь имеет свойство проходить так быстро...
  
   Во многих местах мира видели таинственного странника, который всегда ночевал под ветвями деревьев (неважно, пальмовыми, хвойными или каким-либо другими). И спал на снегу, песке, земле, укрываясь лишь жалким рубищем. А губы его постоянно двигались, как будто он с кем-то говорил. Странник просто шёл и шёл вперёд по дорогам, тропинкам, трактам, шляхам. И никто не мог догадаться, что тот человек ждёт, пока этот мир и сами люди в нём изменятся. Муил был почти уверен, что брести придётся ещё очень и очень долго...
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"