За славой, маг! Глава седьмая
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Часть седьмая романа "За славой, маг!"
|
Королевство. Тронгард.
Запись двадцать девятая. Зачем, Онтар, ну зачем я требовал зеркало? Сперва подумалось: кто же это стоит там, в обманчивом зазеркалье. А потом...Потом понял - это я стою, изуродованный, израненный, но не сдавшийся! Слышите, боги?! Я покорю Астрал, но не сейчас! Сейчас я буду искать способы обмануть вас, боги, и пусть хоть кто-нибудь мне скажет, что это невозможно! Всё в моих руках, человеческих руках, которыми движет холодный, убийственно холодный разум!
Следующая запись была сделана совершенно другим почерком: более ровным, спокойным, - да и цвет чернил разительно отличался. Буквы выглядели недавно написанными, вряд ли больше года назад их так аккуратно выводил Эдмон Рошфор. А значит, совсем немного времени оставалось до начала Войны за престол.
Запись тридцатая. С каждым днём удача всё шире и шире улыбается Ордену. Альфонсо совсем плох, но ещё не сломлен недугами. Болезни только усилили самонадеянность и упрямство венценосца, что только на руку мне: король хочет назначить наследником Реджинальда Людольфинга, наперекор сложившемуся порядку - и просьбам знати. Я видел этого "королька"...Мне его жалко, просто жалко. Он выглядит книжником меж воинами, или - волшебником в толпе черни. Реджинальд кого-то напомнил мне, он кажется смутно знакомым: полный какой-то светлой надежды и грусти взгляд, вера в свою правоту и добро. Такие долго не живут: ему суждено или погибнуть, или стать таким же отребьем, что и все остальные люди. Этому миру и его богам не нужны идеалы, не нужна мораль, не нужны рыцари. Я слишком уж хорошо это знаю - понял на собственной шкуре. Но зато моя месть уже практически готова, ещё чуть-чуть - и я брошу вызов. А будущий король (нимало не сомневаюсь, что Реджинальд станет новым владыкой огнарским) будет хорошим орудием, заключительным штришком в формуле...
Запись тридцать первая. Что ж, пора и мне сказать: король умер - да здравствует король! Прошло время сильной руки! Как жалок этот Реджинальд Людольфинг, стеснявшийся собственных подданных и свитских на собственной коронации. Это, в самом деле, смешно: сбываются слова одного учёного, сказавшего, что за веком героев приходит век людей, а век людей сменяется веком ничтожеств...Право, ничтожество на троне - это смешно. Но, проклятье, кого же мне напоминает этот мечтатель в короне?
Вчера один агент сообщил, что Фердинанд Огнарид метается из стороны в сторону, не зная, как же следует поступить. Артуа и Даркмур, эти выскочки, никак не могут склонить принца, лишившегося законного трона, к мятежу. К сожалению, Владетели не захотели договориться по-хорошему, моё предложение рука об руку строить новый порядок в Королевстве не встретило отклика в их душах. Что ж, если они хотят королевского венца только для себя - они её получат. Им очень пойдёт раскалённая добела шутовская корона...
Реджинальд, к сожалению, и слышать ничего не желает об ограничении власти Гильдии магов. Мне казалось, что Людольфинг легко поддастся, он мне доверяет. Что ж, не удалось, но...
Я придумал! Да, точно! Ходят упорные слухи, что они с Фердинандом были влюблены в одну девушку, кажется, из рода Делакруа...А что, если...Да, яд будет в самый раз...Пусть Реджинальд узнает, каково это - потерять любимого человека. Почему страдать - только мне одному? Это было бы несправедливо, судьба-насмешница. Видите, боги? Видите, что я всё-таки смог вас обмануть? Ещё чуть-чуть, и Гильдия падёт, погибнет от руки ослеплённого жаждой мести юнца, на чьём челе так кстати оказалась корона. Всё-таки не зря потрачено столько времени на разговоры с Альфонсо и обличение всех мыслимых и немыслимых пороков Фердинанда...Но...кого же он мне напоминает?
Запись тридцать вторая. Признаться, мне было даже несколько жаль Реджинальда. Сколько боли во взгляде - он, кажется, был недалёк от потери сознании, может, даже от смерти...Да, знакомо, демонически знакомо! Кто бы ни убил Эжени, он оказал мне бесценную услугу.
Ну да хватит об этом.
Опыты...они увенчались успехом. Эксперименты показали, что...
Чуть ли не десяток страниц, изрисованных всевозможными формулами, рисунками и схемами, длинные и не менее высокопарные рассуждения и раскладки...
Да...С этим можно начать настоящую войну. Но нужен ещё материал, нужны ещё подопытные для наших опытов. Некромантия должна сделать мощный скачок: мне необходимо найти оружие как можно скорее. Эти глупцы, Фердинанд и Реджинальд, могут не справиться с возложенной на них задачей - с взаимным истреблением. Помочь им, что ли? Да, нужно отправить нескольких алых магов на помощь отрядам короля. Поддержка связи - а проще говоря, наблюдение за Северной армией...Да, это будет изящный ход...
Запись тридцать третья. Проклятье! Они ни на что не способны! Хотя...я так и предчувствовал: слишком уж долго не было о нём вестей...
Тенперон. Насмешница-судьба снова свела нас - но теперь в этой игре за власть над престолом. Уверен, что Даркхам тоже намеревается заполучить бразды правления Королевством, я достаточно хорошо его знаю, чтобы сказать: он алчет, он бредит властью. Властью - и магией. Ещё в академии...
Кольнуло левую часть груди...Какое-то забытое чувство силится напомнить себе, но - какое чувство? Сердце, молчи, умоляю, молчи! Я не хочу снова - чувствовать...Это слишком больно...Я и так пережил слишком много боли...
Запись тридцать четвёртая. Реджинальд замкнулся, он не желает никого слушать: он бредит местью. Мне даже не понадобилось его подталкивать, чтобы он подписал несколько указов. Да, Гильдии скоро - конец! И оружие на неё уже выковано.
Вчера вечером прошли первые испытания. Несколько храбрецов (или, скорее, безумцев?) взялись за реализацию моих идей. И...это было страшно, по-настоящему страшно! Труп, повинуясь приказам (пока ещё - устным и тактильным, но можно обойтись только мысленными командами, я уверен) поднялся и прошёл несколько кругов по лаборатории. К сожалению, тело не выдержало, и развалилось. Мерзко, конечно, но впредь мы будем более внимательны. Но в тот момент ни я, ни помощники ни о чём таком не думали: мы ликовали! Победа! Настоящая победа - власть над смертью, вызов Тайтосу и Даркосу. Какая перспектива открывается! Более не понадобится бросать в бой живых людей: трупы, мертвецы будут ходить в атаки, одним своим видом разгоняя огромные армии. Любой бунт захлебнётся, едва недовольные узнают, что на них брошены сотни оживших мертвецов, воплощённый кошмар. С этим оружием можно создать огромную империю - и, главное, удержать её в повиновении! Но, главное - я докажу Гильдии, что не скованный цепями ум сильнее, нежели заключённый в темницу правил и догм.
Запись тридцать пятая. Тенперон сумел меня удивить: всё чаще и чаще приходят сведения о развёрнутой им деятельности по борьбе с королевскими силами. И каков наглец - его за самоуверенность обожали, боясь в этом признаться, учителя! А уж как девушки, бывало, посматривали. Но он ни на что не обращал внимания, кроме книжек и карт. Тенперон скупо отвечал на многочисленные вопросы, почему он не отвечает взаимностью, скажем, Милене Дебрасилье или Эсмеральде Гюиро: "В этом мире или любовь - или успех. Я выбрал успех". И, что самое смешное: ведь ещё больше взоров дамских обращалось на него...Но тот, единственный, взгляд всё-таки обратился на меня. Любимая...Где ты? Провёл ли тебя Даркос в отцовские чертоги? Любимая...
Ладно, пустое, не о том, не о том надо думать. Владетели уже практически не скрывают своего недовольства. Говорят, Сагирина, Сегюр и Мишель вот-вот могут отколоться от Королевства...Отколоться от Королевства...Неужели это никого не пугает, кроме меня? Страна разваливается! Наша Родина трещит по швам - и всё из-за проклятых Артуа и Даркмура! Не будь их, мне бы не пришлось пойти на столь резкие и активные действия. Я ни при чём здесь. Я в этом уверен. Но почему же ноет сердце?
Проклятье! Забыть об этом! Нужно работать, работать, работать! Придётся мне взять на себя всё бремя проклятой власти, если больше некому! Предстоит привлечь на свою сторону кого-нибудь из королевского окружения, бразды власти должны быть у тех, кто того достоин, - у магов. Лишь способные менять мир должны получить право им править! Это был бы каламбур, не будь это чистейшей правдой! Маги должны править людьми, а не наоборот! Мы достойны этого, как никто другой!
Запись тридцать шестая. Трон под Реджинальдом зашатался: поговаривают, что даже его братья готовят взять власть в свои руки, а короля-мечтателя отправить в какой-нибудь храм - или в библиотеку побогаче.
Мишель, Сагирина и Сегюр объявили о своём неподчинении королю, прислали какое-то вздорное письмо в столицу, потребовали небывалых привилегий для Владений -Людольфингу нечем ответить, кроме как ударом. Барон Сан-Зар подозревается в измене, но, похоже, беспочвенно. Обычный вояка, честный, прямолинейный, верный престолу, заботящийся о народе. Таких хорошо устранять, прежде чем начинать переворот. Надо будет подумать насчёт этого. К сожалению, Людольфинг не оставил мне выбора: делает вид, что слушает мои советы, а после поступает по-своему. Может, спровадить его на войну с непокорными Владениями, а тем временем подчинить себе столицу? Но Гильдия...Она стоит у меня на пути...
Аркадская империя. Диоцез Ориэнте.
Как же красивы были эти земли! Мягкие цветы источавшие медвяный аромат и не резавшие глаз буйством красок. Ромашки и алые маки тянулись и тянулись во все стороны, насколько хватало глаз, споря за право на солнце с ковылем и клевером. Голубое-голубое, глубокое, как глаза прекраснейшей из дев, небо, по которому с неохотой и ленцой ползли величественные облака. А там, в реке, нёсшей свои воды с Партафских гор в сердце Степи, отражались чарующие горние выси. Несколько сизых голубей, не иначе как чудом спасавшихся от когтей местных ястребов и соколов, затеяли игру над речной гладью.
Эти края чем-то походили на родные для Андроника северные земли. Сходство было неуловимым, скорее осязаемым душою, нежели осознаваемым разумом - и всё же оно было. Может, всё дело в просторе? Там - приволье снегов и лесов, здесь - раздолье, пахнущее ковылём и маками. Там...
- Иллюстрий! - Лысый Онтрар, Кантакузин, испортил Андронику последний час покоя.
"Нет, в этих "безлюдных" местах от людей некуда деться! Где же в нашем мире остались по-настоящему пустынные края, нетронутые человеком? Аркар, молю тебя, подари мне шанс айти такие!" - Ласкарий безмолвно молился, глядя на спешно приближавшегося Феодора.
Серебряная застёжка плаща сверкала холодным и злобным блеском, а кольчуга двойного плетения тихо-тихо, едва слышно, позвякивала при каждом шаге Кантакузина. А сапоги, - лакированные сапоги давили зелёную траву холма, давили беспощадно. Через несколько дней эти же сапоги будут попирать павших степняков, а Феодор будет обращать на это ещё меньше внимания, чем на сминаемую траву. Ещё бы, истинный аркадец, какое дело таким до павших варваров? Вот такие люди и потеряли Ксариатскую империю: на всех, кто не был облачён в пурпурную тогу, они смотрели свысока, сквозь "стёклышки" гордыни, насмехались над такими, гнобили...И не заметили, как варвары потихоньку заполняют города и деревни, как вытесняют с "непригодных для великих ксариатов" работ, как армия постепенно перестаёт говорить на ксарыни, а через некоторое время - какая неожиданность! - сам ксариатский император не может связать двух слов на языке великого Ксара. Почему? Да просто правителем этаких гордецов стал варвар - и те продолжали бухаться на колени перед "недочеловеком", лобызали ему ступни и выполняли все просьбы, даже самые смехотворные или ужасные.
Андроник помахал головою, чтобы прогнать подальше бесов сомнения. Сейчас было не до философских размышлений - сейчас настала пора преподать урок Степи!
- Да-да, меня все ждут! - подмигнул Феодору Андроник, поднимаясь с земли и приводя в порядок одежду и ножны. - Пойдём! Нельзя посмотреть на эту красоту как будто!
- Андроник, мы вот-вот должны выступить - а ты любуешься травою...- нет, в голосе Феодора не звучало ни единой нотки осуждения: так, всего лишь недоуменье.
- Перед великим делом надо заняться хотя бы чем, что тебе нравится. Иначе ни о каких свершениях думать не захочется: устанешь, заскучаешь...И всё! Прощай, упущенная победа! - Андроник похлопал Кантакузина по плечу. - Ничего, войску тоже надо было отдохнуть: больше такой радости им не выпадет. Всё готово?
Интонации Андроника менялись прямо "на ходу": от расслабленной, ленивой беседы о пустяках - к деловому разговору.
- Да, разве только до сих пор никаких вестей от наших "союзников", - презрительно произнёс Кантакузин. - На этих кочевников нельзя положиться. Вдруг...
- Даже если они выдали наши планы кагану - тем лучше! Не придётся бегать по всей степи за этими лошадниками, у меня как-то нет настроения для этого.
Отшучиваясь, Ласкарий тем самым хотел не выдать собственного волнения: а вдруг и вправду - предали? И если да, то когда именно? Ведь все армии кагана могут собраться здесь, рядом, и обрушиться на Южную армию. Или всё может выйти по-другому: заманив аркадцев поглубже в степи, тайсары рванут в незащищённые области империи - и тогда начнётся настоящее веселье!
- Будем надеяться на милость Аркара! - Феодор сотворил знак Аркара.
- Флавиан Марцелл, надеюсь, обеспечит нам её, - усмехнулся Ласкарий.
Раньше он не больно-то верил в какие-то потусторонние силы и высшее провидение, полагаясь только на себя. Всё изменилось с появлением Флавиана, только не инквизитора, а загадочного человека в балахоне. Тот продемонстрировал, насколько относительно в этом мире. Но, тем не менее, недоверие к божественному всё не желало покидать душу Андроника. Да и, к тому же, нужно было воспользоваться шансом, чтобы поддеть "следика"? Но, надо отдать должное инквизитору, тот не вёл себя слишком вызывающе, не заставлял лишний раз припомнить, что среди легионеров - следователь Белой длани, хранитель веры, и прочее, прочееЈ прочее. Или, говоря человеческим языком, парень, который любит заводить разговоры "о вечном", так и норовя наказать каждого, кто не придерживается его взглядов. К тому же помогало и то, что от Марцелла не "пахло костром", не то что в Аркадии...
- О, давайте просто наречём Марцелла епископом тайсарским и тарнским, думаю, он справится с тайсарами в одиночку. Того сжечь, этого распять, сего изгнать из страны...Глядишь, Степь и обезлюдит. А потом придём мы, объявим земли частью империи - и всё! - Кантакузин всё-таки позволил себе рассмеяться!
"Лысый Онтрар, радуйся! Радуйся - вскоре нам достанется уж слишком много слёз. Ведь лучше смеяться, нежели плакать!..Нет, определённо - о другом надо думать...о другом..."
- Слышишь? Прислушайся! - Ласкарий внезапно остановился. -Ну же?
- Иллюстрий, о чём ты...- внезапно до Феодора дошло. - Да, трубы играют! Наши союзнички прибыли?
- В молодости вы бегали наперегонки? - подмигнул Ласкарий. - Или забыл, что это такое, засидевшись в седле?
- Да куда там пехотинцу догнать клибанария - пусть тот и не на коне! - Кантакузин рванул вперёд, запевая (или, скорее, завывая). - Турма! Турма! Турма впереди! Турма! Турма! Турма впереди!
- Зато когорта - в авангарде! - Андроник не держался от того, чтоб не подначить Феофана.
К сожалению, победители забега так и не были определены: оказалось не до того.
С холмов, господствовавших над лагерем, легко можно было заметить конный отряд, на рысях входивший в лагерь Южной армии. Союзные степняки принесли вести, и, скорее всего, хорошие.
Ласкарий и Кантакузин спустились как раз невдалеке от тех ворот, в которые должны были въехать кочевники. Ну да, точно! Вот и пылевая тучка, всё более и более разрастающаяся, и силуэты всадников на приземистых лошадках, и волнующиеся легионеры-стражники.
- Дрункарий! Стратиг! Варвары только что прибыли! Ждут Вас, иллюстрий! - отрапортовали стражники, вставая во фрунт. - Вот, правда, они так торопятся внутрь, к Вам, а Вы - здесь.
Один из стражей, со шрамом над правой бровью, прыснул. Ещё бы, отчего бы не посмеяться над варварами?
- Замечательно! - Андроник постарался вести себя как можно более отрешённей: нужно дать понять кочевникам, что их визит - мелочь, так, пустячок. Иначе возгордятся - и всё, потребует невозможного...
Союзнички как раз застряли в воротах, ругаясь и бранясь друг на друга и на стражу - и совершенно не обращая внимания на двух офицеров, подходивших к ним со стороны холмов.
Кантакузин и Ласкарий подошли ближе, угодив прямо в растущую тучу пыли, закашлялись - но даже не услышав своего кашля: такой гомон подняли кочевники.
- Откуда вестимо? - абсолютно безразличным голосом спросил Андроник, сверял взглядом ближайшего к нему степняка, вроде не из последних: и халат на нём цветастый был, и колчан с халцедоновыми вставками, и шапка оторочена мехом какого-то местного зверька.
- К Андрону-батыру! К Андрону-батыру! От Казим Бега Асхар Турф Маурия! - Ласкарий за прошедшие месяцы уже успел оценить, насколько кочевники любят краткость при наречении знатных сородичей. - Не мешайся!
Степняк отмахнулся от Андроника, совершенно не подозревая, кто именно к нему обратился. Меж тем возня в воротах достигла своего апогея: кочевники уже вовсю костерили легионеров, якобы мешавших их въезду в лагерь. Нет, конечно, могла произойти ошибка: незнание языка, различие в культурах и так далее, - и союзнички хвалили мешавших им аркадцев...
- Легионеры, как думаете, сколько времени понадобится степняку, чтобы осознать: Андрон-батыр и парень в пурпурном плаще и серебристой лорике, что стоит позади бравых кочевников, - одно и то же лицо? - как можно более отрешённым голосом спросил у привратных стражей Ласкарий.
Аркадцы рассмеялись, стараясь не смотреть на "союзников", пропустивших мимо ушей замечание Андроника.
- Зачем тебе так злобно шутить, иллюстрий? - спросил подошедший Феодор. - От помощи их племени зависит, может быть, исход всей кампании, а ты...
- Мне больше не выпадет возможности от души посмеяться, Феодор, да и тебе, и всему войску. Впереди нас ждёт много крови, много боли, много страданий...Наверное, я не увижу ни единой искренней улыбки ещё много месяцев кряду. Да и воинам надо дать возможность расслабиться перед новой войной...- тяжело вздохнул Андроник, не сводя глаз с кочевников.
К тому времени "апофеоз" подошёл к логическому завершению: кочевники протиснулись на плац перед воротами, зыркая на столпившихся вокруг легионеров и федератов.
- Андрон-батыр! Где Андрон-батыр? Мы к Андрон-батыру! - разнеслось по всему лагерю.
- Да зачем вы кричите? Андроник позади вас должен быть! - первым нашёлся, что сказать, Иовиан, увидевший мелькнувшего в проёме ворот дрункария. - Разорались...
Федерат был сегодня не в духе: впервые за всё то время, что Южная армия здесь провела, он проиграл в "допейся до Хозяйки Зимы". И кому проиграл - Флавиану Марцеллу! Инквизитор, до того отказывавшийся пить, всё-таки поддался на уговоры. Иовиан предвкушал веселье - но следующие часы (или минуты, точно никто не запомнил) он сидел с открытым ртом, причём с каждой выпитой Марцеллом кружкой открывал рот всё шире и шире. Вот что значит - близость к церковным погребам и клетям...
Повисло гнетущее молчание: даже лошади степняков, похоже, призадумались, зачем же понадобилась вся эта возня.
- Андрон-батыр, радуйся! - первым развернулся к Ласкарию тот самый степняк, с которым Андроник до того перекинулся парой слов. - Мы принесли добрые вести! Готовь свою орду в поход! Скоро, скоро пожалеет Сарлек о всех своих злодействах! Готовь орду! Готовь орду! Мы поведём! Все вольные и умные племена уже собираются тебе в помощь! Готовь орду!
- Эх, погуляем! - даже Иовиан приободрился, уже слыша далёкие трубы победы. Хотя, может быть, это были поминальные хоры?..
Королевство. Графство Беневаль.
В дорогу со мною отправился Конрад Монферрат, постоянно державшийся подле меня: боялся, вдруг случится что-нибудь плохое.
- Ну что со мною может ещё произойти, Конрад? - я надеялся, что повернул лицо в правильном направлении. Вряд ли кому-то понравится, когда собеседник даже не смотрит в его сторону. - Что может быть хуже слепоты?
- Вы сами знаете ответ, милорд, - наконец, после долгого молчания, ответил Конрад.
Он о смерти говорит? Рыцарь просто не знает, какой приятный собеседник приходит, когда ты умираешь. Так что это не самое плохое, что может случиться. Я, кстати, не прочь ещё разок пообщаться с весельчаком Даркосом. Думаю, что такой мог бы скрасить любой светский приём или пир своими шутками и разговорами. Жалко только, что приди туда сын бога смерти - значит, кому-то суждено умереть на этом мероприятии...
Да и к тому же...Смерть - это далеко не одинокое дело. Умершему будет всё равно, а вот его близким и друзьям...Да, им-то будет хуже, живым всегда приходится хуже, им негде спрятаться от самих себя. От мира можно закрыться, а вот от самого себя - нет. Мне тоже негде спрятаться от себя, от своих мыслей и чувств, от моей слепоты. Значит...Что же делать тогда?
- О, смерть совсем не такая уж плохая штука, если ты о ней говоришь, Конрад. Но я надеюсь, что тебе ещё очень и очень долго предстоит прождать подтверждения моих слов, - интересно, я не переборщил с "любомудростью" собственных слов?
А то, знаете ли, нет ничего хуже философического пафоса. Хотя Тенперон считает иначе. Как он там, интересно? Наверное, вся Гильдия решает домашнее задание, а десяток-другой магов нервничает перед какой-нибудь контрольной. Даркхам невероятно жёстко и предельно серьёзно относится к этому...
- Милорд...
- Конрад! - выдохнул я устало. - Ну какой из меня лорд...И не надо на "Вы"...
- Николас, ты сейчас кажешься намного старше, нежели до...до того, как ты ослеп. Но...ты ещё становишься более...жёстким, что ли. Я знавал многих людей, которые после серьёзного ранения или опасной болезни менялись. Вот только невероятно редко изменения происходили в лучшую сторону. Запомни, Николас.
- Хорошо, Конрад. Я...постараюсь, чтобы ослепли только мои глаза, а не моя душа, - я задумался.
Неужели я и вправду взрослею? Становлюсь более циничным, жёстким, а вскоре могу стать и жестоким...Я ожесточаюсь, а это плохо, очень и очень плохо. Мне хочется доказать, что можно остаться таким же добрым и открытым, как ребёнок, даже пройдя через множество испытаний...Я обещал это доказать...
- Такир, а прежде...Прежде люди были добрыми?
Этот разговор в Астрале произошёл уже после моего отъезда из Беневаля. Привал...Сон...И вновь - звёзды вокруг...Никаких холмов, покрытых вереском...Звёзды...Такие красивые - и такие холодные.
-Николас, - а взгляд, взгляд точь-в-точь как у Эдвина Беневаля! - я не знаю ни абсолютно добрых, ни абсолютно злых людей. Они всегда были, есть и, надеюсь, всегда будут разными, эти люди...Мой отец мог быть жестоким, Огнар - тем более! Но они могли быть и добрыми, они были любящими отцами и мужьями, они мечтали о тишине и покое, о счастье соплеменников. Они беспощадно боролись с врагами, они были беззаветно преданы дружбе, они могли пропустить десяток-другой рогов, полных аркадского вина, могли зло подшутить, могли дружелюбно похлопать по плечу, могли без сомнения или угрызений совести отправить на смерть воинов... Я не сомневаюсь, что и в твоё время люди - те же самые, разные...И, прошу, не кори их за ошибки или поступки, которые на первый взгляд кажутся безумными или предательскими. Но, между тем, не спеши хвалить и за дела, что выглядят добрыми или полезными для родной страны. Насколько всё это может быть обманчиво, я узнал на собственной шкуре. И, боюсь, тебе, принятому в мой род, предстоит тот же путь.
Только...только ты должен помнить: сердца многих грубеют со временем, и тех злодейств, которые они совершили, могло и не быть, не случись с этими людьми когда-то беда или недуг. Обещаешь мне, Николас, что твоё сердце не покроется льдом?
- Обещаю, Такир, обещаю! Я докажу, что можно...- не успел я закончить фразу, как меня оборвал "предок",
- До встречи, потомок! Сейчас ты...
Тишина. Тьма. Значит,я проснулся...
- Сударь Николас! Мы уже вот-вот окажемся во владениях милорда Лотаринга! А к закату, если Тайдер благосклонен будет, доберёмся и до замка! - раздался радостный голос Франца, того самого гонца, который принёс весть от Карла Лотаринга.
- Благодарю! Несказанно рад возможности посмотреть на красоты земель вашего сюзерена! - горькая ирония звучала в моих словах.
И, тишайшим шёпотом (тогда я ещё боялся лишний раз показать мой недуг), обратился к Монферрату:
- Расскажи, Конрад, что ты видишь, - и, как ни странно, рыцарь услышал.
- Мы едем по тропинке, проложенной меж холмами. Подорожники, молодые ели, вон там...- наверное, Конрад показал направление рукою, но вспомнил, что мне не увидеть этого. - Прошу прощения...Чуть левее - тополя, старые, авангард густого леса из елей, берёз...Нет, Николас, из меня плохой сказитель. Ты плохо...
- Продолжай, Конрад, пожалуйста!
И пусть! Пусть Монферрат будто рассказывает диспозицию перед боем, а не живописует окрестности! Главное, чтобы он дал мне хоть немного красок окружающего мира, а остальное я дорисую, додумаю сам!
- Елей, берёз...Там, чуть дальше, кажется, озеро или...
А в моём воображении потихоньку рождалась картина, и с каждым словом Монферрата, с каждым мазком - она оживала...
Пыльная дорожка, достаточно широкая, чтобы по ней проехало двое всадников в ряд, вилась меж низкими холмами, облюбованными духмяным зверобоем и низеньким клевером (пятилистником - к удаче!). Чуть дальше за право на солнечный свет боролись папоротники, напиравшие со стороны мрачного ельника. Там, в лесу, тени водили хороводы - может, лешие вздумали посмотреть на кавалькаду? Интересно, лесные хозяева похожи на замкового? Скворцы игрались с воробьями, выписывая умопомрачительные пируэты, а из чащи на них неодобрительно поглядывал филин: "К чему эти детские игры? Ведь взрослые птицы...Ух-ху...". Жаворонок опустился на землю возле тропинки, смешно крутя маленькой головой, чтобы получше рассмотреть Монферрата...
- А небо, Конрад, небо? Какое оно? Я так давно его не видел...- что-то влажное покатилось по левой щеке. Нет, конечно, это не слеза, как вы могли такое подумать...
- Небо, Николас? Оно...
Оно сверкало потрясающе яркой лазурью. Облака, гигантские и оттого неторопливые, плыли в невообразимой дали, силясь закрыть наши земли от солнца. Эти приёмные сыновья Онтара, духи неба, от сотворения мира желали затмить солнце. Первое облако, старший в семействе, на заре времён посватался к Ассине, богине солнца, лучезарно красивой. Ей не нравился тучный дух, совсем не нравился, но и отказать, прямо и честно, ему богиня не могла. И тогда Ассина выдвинула условие: если тучи закроют весь Таир от солнца, она выйдет замуж за Первое облако. Тот до сих пор силится выполнить это условие, но ему никогда этого не сделать: весь мир никогда не закрыть от солнца...
- Мило...Николас, осади-ка коня. Боюсь, у нас в авангарде - неприятности, - ну вот, опять Конрад перешёл на "язык войны"...
И только тут я вернулся в реальный мир из обители грёз и мечтаний: слышна была какая-то возня, возгласы, пробуждались от спячки в ножнах мечи, ржали кони. Похоже, творилось нечто опасное. Ну да ладно, мне не в первой...Война за престол ещё долго не забудется...
- Ребятёж, кошелёчки давай! - где-то впереди раздался, как ни странно, довольно-таки приятный голос. - Вы нам - денежку, мы вам - жизнь! И всем хорошо, и всем приятно!
Едва слышимые смешки были подтверждением невероятно "добрых" намерений неизвестного...
- Именем Карла Лотаринга - прочь с дороги! - было ответом Франца. - Вы нам- спокойную дорогу, мы вам- жизнь!
- О, какой весёлый рыцарь! Ты знаешь, в чём соль шутки! Не могу не признать за тобою таланта, но ...извини, правоты твоей признать я не могу. Ты хоть и славный парень, но золото дороже мне, - издевается, что ли? Разбойник, пытающийся изъясняться стихами - это что-то новенькое...
- Тогда - придётся драться, - голос Франца был холоден как ноябрьский дождь и твёрд как мрамор столичных храмов. - Иного выхода нет.
- Ах, верно ты сказал, как верно! Пусть сталь рассудит, кто - прав, кто - труп...
- Лотарь! Лотарь! Карл и Лотарь! - завопил один из воинов Лотаринга - и началось...
Я не мог точно понять, что происходит: сейчас очень пригодились бы глаза, но...но приходилось полагаться лишь на слух.
Большинство всадников из нашего отряда рвануло вперёд, вступив в бой на мечах, копьях и, судя по весьма своеобразным глухим ударам, булавах. Изредка свистели стрелы, слава Онтару, вдалеке от меня и Конрада, оставшегося рядом.
- Что там происходит?
- Разбойники (ну и скверное же у них вооружение!) бьются с воинами Карла. Франц и главарь бандитов, этот трубадур недобитый, сошлись в поединке. Пока что никто не взял верх, но ещё не вечер...Ещё не вечер...Ага...Мы давим...Нет, отбросили. Разбойников больше, чем мне сперва показалось. Наши отступают...Мне бы туда...
- Так - в бой! - я, конечно, понимал, что Конрад остаётся на месте только из-за меня...
- Я здесь полезнее. Кто-то из бандитов может зайти сзади, и калеку они не пожалеют...Прости, Николас, за калеку, но...
- Я привык, - и почему всем вокруг кажется, что я бедный, несчастный, обидчивый и ранимый ребёнок? Надоело...
- Ага! Франц провёл комбинацию сверху, главарь не смог парировать - и теперь всё его лицо в крови. Падает с лошади...Разбойники отходят. Ха, этот трубадур ещё жив! Наверное, удар недостаточно сильным оказался - или Франц решил оставить парня в живых. Да, будет достойный трофей, сойдёт за пленного шута...Кучка бандитов рассыпается, многие уже показали спину...
- Эй! - Конрад перекрыл своим возгласом шум боя. - Не догоняйте их! Вдруг - ловушка?! Пускай драпают!
- Лотарингия должна быть очищена от всякого сброда! - донёсся радостный голос Франца. - Пускай это и жонглёры, возомнившие себя непобедимыми воинами! Вперёд, вперёд, на бой! На бой! Лотарь и Карл!
- Странно, что такие храбрецы ещё живы, - многозначительно произнёс Конрад. - Подобные люди долго не живут в наши времена...
"Первыми всегда умирают лучшие" - вспомнились слова Малкольма Калкина, учителя истории Королевства из Магической академии. Он часто бубнил себе под нос подобные изречения, когда рассказывал о войне или каком-либо ином знаменательном событии. В такие моменты его плечи никли, каштановые кудри буквально на глазах седели, а глаза, наоборот, темнели, теряя обычный блеск.
Шум схватки отдалялся, и вскоре стало непривычно тихо. Разве что где-то вдалеке пели лесные птицы да шелестела на ветру трава.
- Раньше на дорогах не было так опасно, - внезапно произнёс Конрад брезгливо. - Прежде на вооружённый конный отряд никто бы не напал, да ещё так нагло! Ни засады полноценной, ни лучников в зарослях на обочине дороги, ни мага какого-нибудь.
- Маги не опускаются до "рыцарей удачи", им не позволяет Устав Гильдии, - я не хотел давать в обиду собратьев по искусству. - Мы...
- Маги - тоже люди, а люди...Ладно, - могу поклясться, что Конрад махнул рукой. - Как думаете...Как думаешь, Николас, нам стоит проехать вперёд - или дождёмся воинов Карла здесь?
- Поедем вперёд, - кивнул я.
- Я возьму под уздцы твоего коня. Он может испугаться трупов, - буднично сказал Конрад. - Думаю, мы нагоним людей Лотаринга, не могли же они далеко уйти!
Послышался далёкий птичий гай - вороньё уже слеталось на пиршество...
Королевство. Тронгард.
Звёзды...Они наблюдают за людьми, следят за ними, и в то же время - указывают путь, торят дорогу сквозь тьму. Почему? Где искать ответ?
Он, кажется, понял: эти холодные огоньки - души, мириады душ, летающие вокруг миров. Большое видится лишь издали, и, как знать, может у Таира тоже есть сияющая "скорлупа". Как это, должно быть, прекрасно: светлая оболочка, покрывающая мир. И как жаль, что отсюда её не увидеть...Точнее, не увидеть простому человеку. Тот же, кто овладел некромантией, может любоваться поистине неземным светом...
Ему не хватало слов, чтобы описать всю красоту новых граней, переворачивавших всё дотоле известное с ног на голову. Души походили на озёра, в которых отражалось звёздное небо: прозрачные, тонкие, но где-то внутри них сверкали огоньки, подвижные, юркие, шаловливые. Сейчас его окружили десятки, сотни духов: то ли их любопытства, то ли от неожиданного пришествия живого в мир Астрала.
- Не бойтесь, я не желаю вам зла, - слова ежом застряли в горле, не желая выходить на белый свет. - Подойдите ближе, прошу...
Он будто вернулся в беззаботное детство: тогда мир выглядел таким же прекрасным, чарующим, каждый новый день удивлял своею новизною, своею непохожестью на предыдущие. Ему казалось в те времена, что все люди добры, что они все бессмертны, что впереди - целая вечность радости и счастья, бесконечность открытий и радость познания. И он познавал его, этот мир, каждый раз новый, удивительный, величественный, каждую чёрточку которого пронизывало добро.
Но постепенно всё изменилось. Он стал замечать, что люди не так уж и добры, что всего знать невозможно - даже несмотря на то, что мир не так уж изменчив. Радость познания сменилась сперва удивлением ("И почему другим не хочется стремиться к вершинам, к познанию, к новому?"), затем - непониманием ("Отчего же люди, не желающие идти дальше, завидуют тем, кто не испугался пойти вперёд?"), а после - презрением ("Они просто трусы, глупые, глупые трусы")...
И вот тогда-то ему и показалось, что некто сбросил маску с мира, превратив фантазию в реальность. Он понял, что слишком уж много несовершенства - в первую очередь в людях. Да, они все считают себя детьми богов (или, по крайней мере, их лучшим творением), хозяевами природы, солью и нектаром земли...Но почему тогда никто из этих людей не может создать, хотя бы на секундочку, гармонию? Её можно найти только там, где не побывал человек. Люди только рушат, только убивают, только ненавидят...Да, есть исключения, но они лишь подтверждают правила, не так ли?
Много дней (а может, и месяцев) после этого открытия он ходил мрачнее тучи, не в силах изменить несовершенство бытия. Ему часто приходили на ум мысли: "Зачем жить, если твоя жизнь - никчёмна? К чему быть, если ты только портишь этот мир, не можешь принести ему пользы? Почему...За что...К чему...Зачем...".
Но всё-таки он нашёл выход: магия, она помогает привнести частичку мечты в реальность, а частичку реальности - в мечту. Только она способна изменить существующий порядок вещей, сделать мир лучше, объединить людей ради общего, великого дела - изменения их самих.
Теперь же, совершенно случайно, ему в руки попал этот дневник, принёсший ещё одно средство в борьбе за великую цель. Он не упустит этот великолепный, может быть, последний шанс, нет, не упустит!
Но ему надо совершенствоваться, надо познать некромантию, пропустить её через себя, впитать каждой частичкой тела и души. Только тогда - исполнение заветной мечты приблизится.
Работать! Познавать! Человек станет лучше - ибо не может, не должно быть иначе!
Астрал заключил его в свои холодные объятия, бросая очередной вызов, будто говоря: "Ну, что, хватит умишка?". Он знал: хватит, и он докажет это!
Как подчинить эти души? Как человек может управлять невероятно красивыми - и ещё более непонятными - сущностями? Они прежде были людьми или нелюдями, в них ещё должны были сохраниться хотя бы отголоски прежних чувств, они могут, нет, они попросту обязаны ощущать...Но могут ли они мыслить? Вряд ли...Разум бездушен, бессердечен, он всего лишь...Ха...Что же такое разум? Нет, не об этом стоит думать, совсем не об этом...
Он взмахнул рукой, гоня прочь ненужные размышления - и вдруг души поблизости замерли, застыв в Астрале. Почему? Что...Руки! Так, ещё раз взмахнуть! Да, они реагируют на резкие движения...А что, если...Духи потянулись на призывный, зовущий жест, и вот уже больно было смотреть: настолько ярко стало вокруг. Эти живые огни водили хороводы, повинуясь движению рук, взлетали и низвергались вниз, парили - души слушались. Полдела было сделано: заставить повиноваться обитателей Астрала без применения зубодробительных формул и сложных техник. Как просто - всего лишь взмахнуть рукой: автор дневника не додумался до этого. Или, быть может, не захотел делиться ТАКИМ секретом даже с бессловесной бумагой? Хотя...почему же бессловесной? Те страницы кричали, выли от боли, которую хранили в себе.
К Даркосу бумагу! Он улыбался: танцующие души-огоньки, величие Астрала, осознание добытой многодневным трудом победы - вот что такое настоящее счастье...
Но как же заставить эти души стать источником магии? Как соединить Астрал с реальным миром? Как, в конце концов, пробить дверцу в Таир? Хотя бы крохотную, чтобы...
Он знал, что каждый миг кто-то умирает, что дома и крепости, мосты и дамбы рушатся, и всё это должно быть связано с Астралом...
Астрал - это измерение, это стихия, это сосредоточие души...Душа...Фантазии...Мечты...Воображение...
Да, он чувствовал: именно здесь начинается путь к решению проблемы. Надо, надо здесь копать, надо думать...Думать...Копать...Придумать...Подкоп...Вообразить...
Он почувствовал: надо представить каждую чёрточку того места, куда будет проложена тропка из Астрала. Надо! Представить!
Души отпрянули от неподвижно застывшего человека. Он не видел - закрыл глаза - но из тьмы Астрала вырастали призрачные залы Катакомб. Вот из ниоткуда(на самом деле!) появилась колонна, а мгновеньем позже появился свод, который эта колонна поддерживала. А вот и пол, тоже полупрозрачный, оказался под ногами...Открылась белёсая дверца, ветерок (и откуда только взялся?!) потревожил души...
Так, камень за камнем, здесь из ничего рождалось нечто: призрак Катакомб. Духи заволновались, начали метаться меж стен залов, будто чувствуя: открылась дверца в тот - реальный, родной! - мир. Некоторые из душ отпрянули, другие же потянулись туда.
Он понял: успех почти достигнут, вот она, победа, только бы ещё шажок сделать...Ещё...ну ещё немножко!
И вдруг - призрачный свод треснул на мириады осколков, растворившихся во тьме Астрала. Колонна разошлась по неведомо откуда появившимся швам, и изнутри поплыла...чернота! То, что родилось из ничто - в ничто и обратилось...
И тогда....Тогда...Тогда - Астрал содрогнулся от крика, лишь отдалённо похожего на человеческий: столько боли, гнева и ненависти вобрал этот звук...
Коридоры дворца казались ещё мрачней, чем прежде. Фердинанд Огнарид думал, что развеется, прогулявшись по знакомым с самого детства местам - и ошибся, вдвойне ошибся. Прогулка не принесла ни хорошего настроения, ни радости узнавания. Всё, абсолютно всё здесь казалось Фердинанду чужим и серым, безжизненным, мёртвым.
Принц...О, нет! Король шёл - и не узнавал ничего из увиденного. Вот здесь должен быть поворот. Да, точно! Но что там? Прежде здесь висел портрет какого-то то ли сановника, то ли военачальника, то ли королевского родственника. Да, картина всё ещё находилась здесь - но теперь там (а Фердинанд был в этом уверен) был изображён совершенно другой человек. Прежде "герой" портрета казался молодцеватым мужчиной лет тридцати пяти-сорока, не без жирка на лица - ныне же на Огнарида смотрел престарелый старик, измождённый, усталый, с красными глазами, в глубине которых клокотал водопад безумия.
Король встретился взглядом с этим стариком - и отвёл глаза, настолько тяжело Фердинанду было смотреть на этого свидетеля дней минувших. Огнарид решил пройтись дальше, в памятный по детским играм зал, тогда казавшийся пареньку огромным, беспредельным. Через некоторое время нашёлся...нашлась та комнатка, не огромная, отнюдь! Уютные покои, жаль только, пообветшали, покрылись кружевами паутины, а мебель покрылась пыльным саваном.
Фердинанд, со сверкающей улыбкой узнавания, любовно провёл рукой по крышке дубового стола, оставив пальцами глубокие борозды в "саване". Король вспоминал - и с каждым вздохом, с каждым шагом - прошлое возвращалось, преображая комнату. Исчезла пыль, как будто и не было. Свет от десятков восковых свечей вмиг разогнал сумрак, дыры в гобеленах сами себя залатали, дерево стола вернуло былой лаковый блеск...
А ещё...Ещё ...Рядом с Огнаридом! Стояла...Стояла...Даркос, зачем ты привёл её дух обратно! Эжени улыбалась сквозь слёзы, не отрывая уничижающего, обвиняющего взгляда от Фердинанда...
- Зачем ты убил его, Дин? Зачем? - Эжени плакала, а из её глаз...
Король рывком поднялся с постели, разметав тонкие покрывала и разбудив слуг, до того мирно спавших на скамеечках рядом с кроватью Фердинанда.
- Ваше Величество, - осоловело произнёс самый расторопный (и самый старый) из прислуги. - Чего...
- Спи, Фрэнки, спи, это королевское повеление, - совершенно серьёзно сказал Фердинанд. - Всем - спать.
Огнарид, в измятой рубахе, в тонких штанах до колен (он спал в такой одежде) вышел из опочивальни, попутно разбудив ещё и видевших второй или третий сон гвардейцев.
- Гвардия не смыкает глаз...Ну конечно... - пробурчал Фердинанд, жестом приказав мало что со сна соображающим гвардейцам оставаться на местах.
Наяву ночные коридоры дворца были не намного светлей и приятней, чем во сне, разве что нет-нет, да попадались живые люди: гвардейцы, слуги и лишь изредка - сановники. Все они словно норовили остановить короля, помешать ему в поисках привидевшейся комнаты, но Фердинанд шёл вперёд и вперёд. Он, неожиданно даже для самого себя, чувствовал себя свободным. Да, это днём наваливались дела государственные, нудные, кажущиеся столь мелкими, что их могли бы решить простые стражники. А ответственность? Её груз высочайшей в мире горою давил на Фердинанда, прижимая к земле, вбивая туда, в сырую землю...
А сейчас - сейчас король впервые за многие месяцы делал что-то для себя, кое-что, кажущееся невероятно важным. Это...
Огнарид остановился: он едва не пропустил нужный поворот. Да, именно здесь, в практически заброшенном северном крыле дворца, куда даже слуги редко забредали, находилась приснившаяся зала. Фердинанд словно вернулся обратно в прошлое, в детство, беззаботное, счастливое детство...Куда оно ушло? Где спряталось?
Король знал ответ: оно - там, за заколоченной досками дверью, которую освещал единственный на весь коридор горящий факел. Огнарид прикоснулся к доскам, преграждавшим ем путь - и те с треском упали, ещё в полётеразвалившись.
- Работа - дрянь, - радостно прошептал Фердинанд.
До того он боялся, что придётся повозиться, чтобы снять эти доски: слуг ему не хотелось звать, король эту работу желал выполнить самостоятельно. Да, этой ночью он хотел всё сделать сам - когда ещё выдастся такая возможность?
Огнариду показалось, что целая вечность прошла перед тем, как он прикоснулся к старинному дереву двери. Фердинанд волновался: что будет там, внутри? Может, его и вправду поджидает призрак Эжени? А может, там просто пыль и разваливающаяся мебель...
Дверь, как ни странно, была даже не заперта - попросту прикрыта, и как только сквозняки или случайные прохожие её не отперли?
Фердинанд снял тот самый, единственный, горящий факел и, вооружившись лишь его скупым и неверным светом и воспоминаниями, шагнул в зал...
Который, судя по всему, был не таким уж и заброшенным. В центре комнаты возвышался ладно сбитый стол, на котором темнела гора каких-то предметов...Книги, точно! И ещё - лампа. Король (минувшим вечером он посмеялся, предположить кто-нибудь подобное), неумело, кое-как, смог зажечь масляную лампу от огня факела.
- Да, эта вещица получше будет, - пробубнил Фердинанд, поднимая лампу повыше, чтобы разогнать ночной мрак.
Полоска света поднималась всё выше и выше, Огнарид уже хотел было завертеть головою, чтобы получше осмотреть комнату - как вдруг увидел раму. Раму картины, кажется...Нет, раму портрета! Простенькое дерево...Краски...Синее...Платье, точно! А вот и тонкие руки...
- Что бы это могло быть, - Фердинанд вытянул руку с зажатой в ней лампой вверх, на всю длину, чтобы осветить портрет...
Свет победил тьму, и король смог увидеть портрет весь, разом...
И тогда-то у Огнарида забилось сердце учащённо, поняв раньше разума, кто же был изображён неизвестным, но талантливым художником на этом холсте...
Фердинанд помнил смеющийся взгляд этих сине-зелёных глаз, который теперь будто преследовал отпрянувшего короля. Эти тёмно-русые волосы, этот упрямый носик, эти идеальные линии подбородка, эти узкие алые губы - художник запечатлел Эжени де Локруа в пору расцвета.
Дочка маркиза де Локруа несколько лет назад (а кажется, будто вечность прошла!) влюбилась в Фердинанда, ну и, естественно, принц не мог не ответить взаимностью - ведь как она была прекрасна, юна и обворожительна! Лишь позже, много позже Огнарид понял, что в девицу был влюблён Реджинальд, влюблён безответно, пылко. Но тогда - тогда Фердинанд не мог найти объяснения тому, что кузен замкнулся ещё более, стал нелюдим и неприветлив, едва пошли слухи о связи между Эжени и наследником престола.
Влюблённость, однако, угасла меньше чем через год, Эжени просто-напросто надоела Фердинанду, предпочитавшего свободу, и свободу чувств - в первую очередь. Дочка маркиза не могла, не хотела этого понять...Ну да ладно, это дело прошлое.
- Любитель свободы, - грустно прошептал Огнарид, садясь в довольно-таки удобное кресло, расположенное как раз напротив портрета. - Где она теперь, свобода, о король огнаров? Где? Нету её...И Эжени тоже нету...
Лишь после коронации Фердинанд случайно узнал, что де Локруа нашли мёртвой в собственных покоях, а рядом лежало письмо её к Реджинальду. Последнее, надо сказать, всё-таки попало к адресату, о дальнейшей же судьбе предсмертного послания красавицы Огнарид ничего не знал.
Может, это и было странно, но при воспоминаниях об Эжени в груди Фердинанда возникло какое-то щемящее чувство: будто сердце железные тиски сдавливали. Огнарид скучал - да-да! - скучал по де Локруа. И, как ни странно, по Реджинальду - тоже. Всё-таки между ним и кузеном в своё время была дружба, и только эта проклятая Война за престол всё разрушила. Огнарида, так любившего волю, обстоятельства заставили плыть по течению, подчиниться "советам" знати северных Владений, - иначе Фердинанду просто не выжить. Просто...Просто два живых претендента на престол - это слишком уж много даже для большого Королевства. Реджинальд это тоже понимал, он дрался изо всех сил, но ему просто не повезло: Людольфинг хотел править знатью, а не подчиняться ей. А вместо этого - кузен погиб от руки Владетеля. Хотя, лекари говорят, что к Реджинальду уже пришёл Даркос, когда меч Жаке только-только вошёл в королевскую грудь.
- Бедный, бедный Реджи, как же всё глупо получилось...Как всё неправильно вышла...- Фердинанд вздохнул, опустил взгляд - и тот оказался прикован к письму, перевязанному красно-синей лентой, кажется, атласной.
Что-то словно щёлкнуло в голове короля - и он вспомнил, что в пору их влюблённости Эжени посылала молодому наследнику престола послания, перевязанные именно такими ленточками. Руки сами собой потянулись к письму, и вот уже лента бережно развязана, а глаза бегут по строчкам...
"Дорогой мой Реджинальд, сколько же лет я тебя не видела? Может...
Огнариду никогда не нравилась излишняя нежность Эжени в письмах, в жизни она была менее...чувствительная "напоказ", сдерживала свои эмоции. Фердинанд пробежал глазами следующие строчки - и "споткнулся" на вот этой...
"Только что отсюда уехал твой кузен, Фердинанд. Сколько же боли он принёс мне сегодня! Сколько гадостей и несуразностей я услышала от человека, которого когда-то любила! Только близкие могут сделать ТАК больно...А он всё мучил и мучил меня, вспоминая былое, говоря, что всё это было ошибкой, что всё это..."
"Угу...ошибкой...Вот только я не видел Эжени много лет. Проклятье, неужели она может врать?! Не может быть....Хотя...люди меняются..." - мысли Фердинанда бегали резвее бешеных псов.
"...Я не в силах вынести это, Реджинальд...Ты бы мне настоящим, лучшим другом, и даже больше, только тебе я могла это рассказать...А теперь - прощай, мы уже больше не свидимся. Любимый, не вини никого..."
Лист выпал из онемевших, ставших холодными как снега Саратских гор ладоней. Фердинанд тупо уставился на планировавшее на пол письмо, разжёгшее костёр Войны за престол. Огнарид не сомневался, что именно эти слова, эта ложь заставила Реджинальда возненавидеть своего кузена и пожелать смерти...Король сам поступил бы так, напиши любимая дама перед смертью...Перед смертью...Как умерла Эжени? Яд? Но...она всегда боялась смерти...Всегда...Она не могла спокойно смотреть даже на убитых на охот зверей...Как такой человек мог сам себя отправить в царство Тайтоса? Ей помогли, Огнарид был совершенно точно в этом уверен!
И этот кто-то заставил де Локруа солгать в своём письме, будто бы виновник гибели прекрасной девушки - Огнарид. А Реджинальд поверил, ну конечно же! Он же был по уши влюблён в Эжени, а влюблённые - слепые дураки!
- Кто-то ответит за смерть Эжени, - глаза Фердинанда сузились: ещё чуть-чуть, и молодой король вспыхнет, зажжётся желанием докопаться до истины и отомстить. - Кто-то обязательно ответит!
Аркадская империя. Аркадия.
Филофей, всё ещё под впечатлением от собственной речи, и не заметил, как они подъехали к руинам дома. Где-то здесь, прямо под носом, разгадка тайны. И он, Ириник, её найдёт! С того света достанет! Он докажет, что способен утереть нос Длани и вообще всем, кто не верит в его силы. Но в первую очередь - он докажет самому себе, что способен не только на чтение книг и разработку планов в тиши кабинета.
- Декурион, оставайся здесь, - воин поспешил кивнуть. - Если хоть кто-то попытается войти...
Хрисаоф коснулся рукой шеи. Ответа понятней и не придумаешь.
- Хорошо. Евсефий, поможешь мне. Ты же, кажется, говорил о дверце вниз...Её-то мы и откроем. Ещё пятеро человек с нами.
Филофей чувствовал себя легатом, не меньше: люди повиновались каждому слову и не задавали вопросов. "Ночники" никогда ещё не работали так слаженно и чётко. Вот как на них повлияла картина отступивших перед Ириником "следиков". Да, приятно, демонически приятно!
Он ещё немного полюбовался на отряд, растянувшийся цепочкой вокруг руин, на спаты, на клинках которых водили хоровод отражения горевших факелов. Но не только чудесное зрелище заставило его помедлить. Филофею требовалось время, совсем немного, чтобы собраться волю в кулак и пойти вниз. Сомнения в том, не обманули ли его неизвестные доброжелатели, не ловушка ли Длани это, звучали в его душе как никогда сильнее. Да он, собственно, всегда и во всём сомневался. Сколько раз во время занятий Ириник запинался, не до конца доверяя собственной памяти, думая, правильно ли запомнил урок. Однажды, во время экзаменационного испытания, это едва не стоило ему краха многомесячных трудов. Учитель задал вопрос по истории правления одного из императоров Древнего Ксара. Филофей вроде как знал ответ, но червячок сомнения так задёргался, заволновался! Экзаменатор смотрел укоризненно на ученика, и хотел уже произнести роковые слова, как Ириник справился с собою и ответил. Правильно ответил.
Вот и сейчас, стоя на пороге разрушенной взрывом мастерской, он почувствовал себя будто на экзамене. Только здесь уже решалась не оценка, а, без преувеличения, сама судьба. Что же делать?
- Пошли,благословясь? - спросил Евсефий.
Этот вопрос и решил будущее Филофея.
- Пойдём. Пойдём, - и бывший книгочей, ныне же командующий "ночной стражи", перешагнул порог.
Внутри царил всё такой же бардак, который застали там "ночники" ещё в предыдущий свой визит. Инквизиторы, похоже, ничего не трогали и не пускали мародёров. Похвально, похвально! Умеют работать! Стыдно признаться, однако "ночная стража" вряд ли могла бы похвастаться настолько продуманным подходом к расследованиям. Ну, соберут пять свидетелей, как по закону положено: кто что слышал, кто что знает, кто просто надумал себе чего-то - и всё. Покопаются, покопаются на месте преступления да уйдут. Или в таверну ближайшую, или домой (невезучие - в казармы) поспать. Редко кто мигом бросится на расследование, только разве что когда начальство подгонять будет. Ну или если дело интересное. Молодые, правда, ещё горели желание работать, служить на благо Аркадии, но разве много молодых в "ночной страже"? Почти никого и не было, кто служил бы меньше двух-трёх лет. Аркадцы больше не хотели рисковать здоровьем и жить на крохотную ругу. Неладное творилось в империи...
Наконец, добрались до той самой дверцы, заваленной всяким хламом. Евсефий вместе с парой помощников быстро разгрёб мусор и махнул Филофею.
- Пора.
- Пора, - кивнул Ириник.
"Где же я ключ оставил..." - подумал "ночник", когда поиск заветной вещицы не дал результатов. Нервно сглотнув, он тут же принялся лихорадочно шарить по карманам, мешочкам, вообще везде, где мог бы оставить ключ.
- А может, на шее оставили? - успокаивающе произнёс Евсефий. - Вы же, кажется, теребили его, когда мы подходили к дому...Вдруг там, а?
- Точно, - облегчённо выдохнул Филофей, снимая висевший на шее ключ. Сейчас попробуем...Только куда его вставить? Здесь же замочной скважины не видно!
- А ну-ка, ребят, посветите! - "ночники" с факелами приблизились.
Стало чуть светлее.
- Нету скважины, - развёл руками Ириник. - Может, и не было? А это так...Подшутил кто-то...И вообще, может, это не та дверь...
Сомнения, тяжким бременем лежавшие на сердце, вырвались помимо воли. "Ночники", меж тем, сделали вид, что ничего не услышали.
- Сейчас поищем, ой, поищем! - подбодрил Евсефий.
Он принялся шарить по дверце. Отчеканенная на ней сова насмешливо смотрела на незваных гостей.
Поиски не дали никаких результатов. Даже бодрый Евсефий разозлился, упав духом.
- Ух, я бы тебе глаза выдавил бы! - цыкнул он на сову. - Вот я тебе сейчас!
Палец его, с обгрызенным, кажется, до самого корня ногтем, уткнулся в глаз совы. Послышался скрип, и пластинка отъехала в сторону, открыв...скважину! Замочную скважину!
- Опробую-ка я ключик, - выдохнул Филофей.
Рука, казалось, действовала помимо разума. Дрожащие пальцы вставили "подарок"...Повернули...Ещё раз...И ещё...Раздался скрежет открывавшейся двери.
- Оставайтесь здесь, - не оборачиваясь, приказал Ириник пятерым "ночникам". - А ты, Евсефий. Со мной ступай. И факелы захвати...
- Это я мигом, мигом! - радостно проговорил смекалистый аркадец. - Мигом!
Дверь открылась: за нею оказалась лестница, ведущая вниз, в темноту и неизвестность. Что там? Что ждёт их? Какое открытие? Филофей начал бесстрашно спускаться вниз, не думая о том, что колдуны вполне могли здесь оставить ловушки для таких вот посетителей.
Лестница показалась Иринику бесконечной. Они с Евсефием всё шли и шли по ступеням, а окончания пути не было видно. Их окружал камень: лестницу пробили давным-давно в камне породе, на котором стоял весь квартал. Сколько же сил пришлось приложить древним мастерам! И как они смогли проделать это незаметно? Стук ведь на полстолицы должен был раздаваться! Да, загадка за загадкой!