Солнце заливало своим ярким светом поляну; в беседке было тепло, но не душно - недавно прошел слепой дождик, да и прохладный ветерок разгонял жару. Аня сидела на скамейке, подогнув одну ногу под себя, и равнодушно листала какую-то книгу, рассматривая картинки - о чем была книга, девочка уже давно не помнила, а теперь ей даже читать расхотелось.
Стрекотали цикады, заливаясь на все лады, словно бы пели колыбельную, такую однообразную, такую уютно-домашнюю. Аню нестерпимо клонило в сон, девочка зевнула пару раз и, чуть опустив веки, посмотрела на солнце. Ей нравилось так делать; казалось, будто его свет поселился в глазах девочки, даруя им тепло и задорный блеск.
Анюте захотелось спать еще сильней, и она, склонив голову, уже было закрыла глаза полностью...
- Аня!
Девочка встрепенулась и обратила лицо в сторону говорившего.
- А, это ты, - протянула она, узнав в мальчике, который подошел к беседке, Глеба, своего друга.
Глеб жил в соседней квартире, и они с пеленок были вместе; вместе, наверное, всю свою жизнь. Ане даже казалось теперь, что без Глеба вообще жить невозможно. Глеб был везде: они ходили в один детский сад, потом - в одну школу, вместе делали уроки, вместе шалили, вместе играли... В общем, как говорила Анина мама - не разлей вода, куда один, туда и другой.
Глеб сел рядом с девочкой и взял в руки книгу, которую она листала до этого; повертел, прочитал название, отложил в сторону.
Вся сонливость мигом слетела с Ани, стоило появиться мальчику; она подобрала под себя вторую ногу, уселась поудобнее и спросила:
- Ну, и что мы будем делать сегодня?
Обычно каждый день они придумывали новые шалости и игры, и у Анюты загорелись глаза от предвкушения чего-то таинственного и интересного: что же предложит Глеб на этот раз?
Но Глеб почему-то молчал и смотрел куда-то вперед, совсем не поворачивая к Ане головы.
А цикады заливались все громче и громче - как казалось Ане - все упоительнее и упоительнее, да только спать уже совершенно не хотелось; и стрекот их, ранее казавшийся усыпляющим, ныне напоминал девочке плач - цикады словно рыдали.
Ане вдруг стало страшно; Аня вдруг растеряла всю задорность, покой и радость.
- Глеб, Глее-е-еб! - затрясла она друга, все еще смотревшего куда-то себе под ноги, за плечо, - Что случилось, Глеб?!
Солнце медленно уплывало за тучи; все вокруг темнело и теряло теплоту, казалось Ане; да только ей было не до этого. Девочка соскочила со скамейки, села на корточки перед другом и заглянула в его глаза.
Он, наконец, поднял на нее взгляд.
- Что с тобой, Глеб?... - еле слышно прошептала Аня, удивляясь тому, что увидела; никогда еще ее друг не выглядел настолько отчаявшимся, настолько... страдающим? - Что...
- Прекрати это, Аня, - заговорил, наконец, Глеб, - Прекрати! Слышишь, прекрати мучить себя, ничего уже не будет как раньше, ничего уже не вернуть! Неужели ты не видишь, что все это - бесполезно, что это - бесконечная, созданная тобой утопия, основанная на воспоминаниях?!
Снова громыхнуло; вспыхнула молния, и небо разразилось проливным дождем: неукротимым, полным силы и, казалось, желания смыть все на своем пути.
Аня беззвучно открывала рот, как рыба, не зная, что сказать; она была поражена до глубины души, она никак не могла понять, что такое произошло и почему Глеб вдруг говорит такие страшные вещи.
- Что за чушь ты несешь! - наконец прошептала она.
Лицо Глеба исказилось гримасой боли; он схватил Аню за запястья и проорал:
- Аня! Анечка, прекрати! Проснись же, Аня! Это сон, сон, но нужно жить реальностью, а не снами!
- Глеб...
- Аня, проснись!
Громыхнуло.
* * *
Аня открыла глаза и резко села на кровати.
- Дурак! - прошептала она в предрассветную темноту, - неужели ты не можешь понять, что не нужна мне реальность без тебя?!
Она встала с кровати, прошлепала босыми ногами до окна и раздвинула занавески. Шел дождь. Нудный, осенний дождь. Аня не любила осень, но лето ушло вместе с Глебом; да и не нужно ей лето без него. Ей и жизнь без Глеба не нужна.
- Другое дело - сны, - грустно улыбнулась она, - там ты всегда со мной.
Девушка открыла окно; вдохнула полной грудью запах дождя и сырости, запах обновления и чистоты.
- Я хочу спать вечно, - сказала она самой себе.
Последнее время Аня и так спала практически постоянно, просыпаясь лишь для того, чтобы поесть и сходить в туалет. Ее мать сначала пыталась как-то бороться с этим, но потом, видимо, и у нее опустились руки.
- Ты ведь обещал, что всегда будешь со мной! - прошептала она, сдерживая ком в горле, - Зачем ты спас меня? Лучше бы умерла я, а не ты!
Два месяца назад, после недельной комы, Глеб погиб. Он ушел, а после него осталась лишь могильная плита на старом кладбище и воспоминания. У Ани больше не было жизни; вся ее жизнь осталась в прошлом.
- Я буду спать вечно, и буду вечно видеть во снах тебя, Глеб, - шепнула Аня, вытаскивая из небольшой коробочки, что стояла на подоконнике, снотворное. Она отвертела крышку; та выпала из рук и укатилась за шкаф. "Вообще-то, - думала Аня, пытаясь нашарить ее там, - это совершенно бесполезно и ненужно, ведь теперь я буду жить во сне, теперь моя реальность будет там, а не здесь..."
Девушка нащупала какую-то бумажку, и, вытащив ее, подошла к окну - к источнику хоть какого-то, пусть и слабого, света.
Это была открытка. Открытка, давно потерянная, что год назад подарил ей на шестнадцатилетие Глеб.
Как же давно, и, в то же время, недавно это было... А ведь завтра Ане будет семнадцать. Или уже не будет.
"Анюта, - писал он, - я хочу всегда быть рядом с тобой, что бы ни случилось, но, боюсь, в этом жестоком мире бесполезно что-то загадывать наперед. Если однажды мне придется покинуть тебя, помни: я хочу, чтобы ты была счастлива. Пожалуйста, как бы тяжело тебе не было, не сдавайся. Живи. Хотя бы ради меня - живи".
- Дурак! - вдруг прокричала она, захлебываясь так некстати хлынувшими слезами, - как ты можешь писать такие эгоистичные слова?!
Она схватила баночку с таблетками, высыпала горсть на руку, поднесла ко рту и замерла, тяжело дыша. Слезы, обжигая, градом катились по щекам; Аня судорожно всхлипывала. Несколько секунд она смотрела на снотворное, а потом с размаху бросила таблетки в открытое окно; баночка полетела следом.
Аня сползла на пол, задыхаясь рыданиями - она плакала впервые за эти два месяца: громко, с истерикой и завываниями, как в детстве. Прибежала мама; она гладила дочь по волосам и все шептала и шептала что-то; а Аня, судорожно вцепившись в ее ночную рубашку, завывала и всхлипывала, и никак не могла успокоиться.
Дождь за окном прекратился; из-за горизонта показалось солнце: светало. Теплые лучи согревали продрогшую за ночь землю.