Титульный рисунок: тот же траходром, но теперь шикарная дамочка к нему прикована массивными цепями. Близ кровати - три человека в черных одеждах. Один из парней щедро поливает Афродиту горючим из канистры, на которой мы видим пометку '3т', второй читает отходную молитву, распахнув небольшую книжицу, ну а третий держит в руках коробок спичек - готов поджигать.
Убитый Афродитой-2: огневая подготовка
Сирены
Девушки, будьте бдительны! Не все ботаны одинаково безопасны. Мой вот недавний знакомый, к примеру, наблатыкался тут, свел шашни аж с пятью пионерками, да и скрылся в неизвестном направлении. Куда-то запропастился и прочий люд - лишь три сударыни не оставили корабля. Дабы и они не соскочили, каждой я пододвинул уютное креслице, прикатил столик с яствами. Лови, читатель, описание харит.
Начну, пожалуй, с той, что сидит напротив. Блондиночка с васильковыми глазами и непревзойденными формами; платьице на ней в обтяг и без единого шовчика, имеет нежно-кремовый оттенок. Напоминает девушка кондитерское изделие, с которого реально хочется сорвать обертку и съесть. Улыбка - в несколько мегатонн, нога за ногу, на носке покачивается босоножка. Имя этой красавице - Талия, на вопрос 'Почему ты осталась?' - ответила, что с ушедшим контингентом ей давно обрыдло, а здесь хоть какое-то развлекалово.
Слева, скажу я вам, восседает еще большее нечто. Тоже блондинка, но по лицу прошелся интеллект: вытянул, привнес лошадиные очертания. Добрая часть физиономии сокрыта очками-консервами, что придает до кучи и черты насекомого. Умопомрачительная прическа из блесток и лака, костюм по всем канонам моды, пальцы унизаны перстенями и кольцами, в ушах - серьги с камешками, по шее колье. Золото, конечно же, девяносто шестое, а камешки - адамант. Я попросил козебаку представиться, чем привел ее в неописуемое изумление.
- Как? - заизвивалась в кресле цаца, - Ты не знаешь?! Я - Аглая Мажорная, веду ток-шоу 'Зоопарк'!
- Да уж, - повздыхал для вида ваш покорный слуга, - отстал я от жизни на своей мусорной куче...
Алечка же еще долго языком молотила, причмокивая жвачкой, принимая откровенные позы - должно быть, профессиональное.
Но перейдем к особе справа. Это - женщина в годах; бальзаковский возраст, отягощенный благомыслием. Глаза - строгие, темные волосы собраны в кукиш, тонкие линзы очков. Белоснежная блузка контрастирует с длинной черной юбкой, что натянута чуть ли не по грудь (сестрица моя обзывает такие наряды 'пи-пополам'). Из-под макси выглядывают 'скороходы' совковой эпохи, а чулки местами в затяжках. Назвалась галантная госпожа Евфросиной, но мы ребята простые, а потому будем величать ее Фросей.
Да-да, едва не запамятовал - еще какая-то мормышка дрыхнет на завалинке. Кто такая - не ведаю... Дадим ей покамест имя Соня, а там будет видно.
* * *
Что же, сударыни, как вы припоминаете, остановились мы на возвращении автора в Тристрам. Мало-помалу всплыли школьные друзья-сотоварищи, а из плеяды их выделился один, которого на страницах сей повести наречем Простаком. Его можно было б назвать другом униженных и оскорбленных, ибо довольствовался Простак в основном третьим сортом, а то и вовсе браком. Именно через него свел я знакомство с племенем сирен.
Признаться, становится их все меньше и меньше - урбанизация, и тому подобные ужасы, но покуда существует глубинка, есть и сирены. Там, в дремучей тмутаракани, ждут они моряков, песни их сладки, а тела - манят. Однако, стоит первому солнечному лучу пронзить сумрак, и чары спадут. Не одну кость узрит под ногами жертва, не один оскаленный череп.
Вы, три любезных хариты, как погляжу, удивились. Дескать, до какой же степени нужно докатиться, чтобы отважиться на вояж? Но не все так просто. Если от гормонов буквально рвет планку, а близлежащие юницы, знай себе, крутят динамку, то призадумаешься. Тогда-то и одолевают они, гимны сирен, липнут на уши, и подкрепленные горилкой парубки берут в руки весла.
Простак сыскал себе сирену не так далеко - три километра асфальтом, да бездорожьем верста, и все же, соскребая поутру с велика глину, я каждый раз себе клялся - больше в эту жопу ни ногой! Но приходил вечер пятницы, пиво лилось рекой, и рано иль поздно звучала фраза: 'А не вдарить ли, господа, по сиренам?'
- Да не вопрос! - гремело в ответ. - Где наша не пропадала! И вжимались педали, и горланились песни, и бурлила молодецкая удаль.
Лишь на первый взгляд сирены кажутся глупыми, но то заблуждение, поскольку задача у них одна - выбраться с архипелага. На сей хитрый маневр сирены способны тратить многие и многие силы. Причем, вовсе не важно, трахнешь ты бестию, или же нет - вполне достаточно налакаться в их деревеньке сивухи и благополучно уснуть. Поутру тебе выдадут фразочку типа 'мне было так хорошо, давай повторим!', и оправдания бесполезны. Моряк в ужасе убегает, а сирена принимается за камлание. Как это делается? Берется первый попавшийся односельчанин, которому предлагается 'быстрый дозвон'. Парень, само собой, всегда готов. Сирена может обойти не одного, прежде чем достигнет цели, но будьте покойны - одну из своих яйцеклеток она непременно зарядит. После чего заявится к бедолаге-моряку, и доложит, хлопая глазками: 'Знаешь, а я, кажется, от тебя залетела'. Оппа! Ничегошно девки пляшут!
Я свидетель - несть числа 'валенкам', что были застигнуты врасплох, и, скрепя сердце брали сирен замуж. Нет, загвоздка даже не в имидже - многие из сирен весьма хороши собой, траббла в том, что девушку из деревни вывести можно, а вот деревню из девушки - нет. Если сирена по-свинячьи обитала в родном ауле, то менять установки не станет. Наоборот, она еще больше расслабится - дело-то сделано, и пора пожинать! Можно качать права, но все это бесполезняк, ведь у нее главный козырь - типа твой ребенок...
Эх, что-то понесло меня в ивановскую область. К предмету возвратимся. Как зажигали с Простаком по тупикам да выселкам.
* * *
А поселеньице, доложу я вам, было красивое, с пасторальным таким пейзажем, но лепилось к вонзившему рога в землю совхозу. Нет, он, конечно же, сопротивлялся - что-то там производил, да только напоминало это агонию. Не знаю, быть может из-за неудач предприятия, но народ в деревеньке квасил чуть ли не поголовно. Неисключено, что выпивали даже животные...
Нужный нам домик располагался близ бревенчатого мостика, что дугой нависал над весело журчащим ручьем. Вскрикивали ночные птицы, шелестели деревья, на небе блистали россыпи звезд. Кр-расотища!
Зазноба Простака имела многочисленных сестер, с которыми я, собственно, и развлекался, сама же сирена казалась убогой. И дело заключалось не в экстерьере (если б ее помыть да отстирать, то чувиха была б даже ничего!), а в том, что село из нее так и перло. Чего только стоило настоящее лошадиное ржание вместо смеха! Да и быт у сестричек был еще тот. К примеру, заслали как-то раз меня на террасу (то ли за спичками, то ли за солью), и место это оказалось до того стремным, что волосы на голове зашевелились. Ночная свежесть сменилась потусторонней затхлостью, будто в доме давно никто не живет (как в ужастиках Стивена Кинга, ей богу!), покуда до искомого добрался, аж протрезвел...
Но вернемся к сестрам. Одна из них, вполне себе симпотная брюнетка, и беседу могла поддержать, и за щеку брать не стеснялась - так что и мне перепадал кусманчик, покамест Простак штопал подругу на сеновале.
* * *
Месяц пролетал за месяцем, архипелаг штурмовали уже не одним кораблем, а настоящей армадой. И однажды нас встретило чуть ли не все мужское поголовье деревеньки - начиная от мужиков, что упились еще не в полную задницу, и заканчивая малолетками. Здесь, хариты, всплывает еще одна тема, под названием 'местные'. И всем пацанягам на будущее - не стоит лезть на рожон, как поступили Простак и компания. Мол, эти плохие мальчики пьют нашу 'бухашку' и курят нашу 'куришку'! Я, хоть МГИМО и не кончал, но сразу предложил путь консенсуса. Основным оппонентом выступил недавний дембелек - шилом бритый, дымом гретый. Он-де оттоптал Чечню, пока иные прохлаждались; колотил себя пяткою в грудь, рычал бравурные гимны, боевые раны показывал. Насилу я его утихомирил - благо, подвернулся мужичок, знакомец знакомого, пользуясь поддержкой которого, и разрулили ситуацию.
Опосля потасовки нас как бы приняли: стали допускать к костру, что стая жгла на окраине, делились дешевыми сигаретами и бормотухой. Там же травились и байки - из жизни архипелага, так сказать. Узнали много нового. Наверное, именно потому Простак поостыл к вояжам, а затем и вовсе забросил.
* * *
Но история на этом не заканчивается, ибо старшая из сирен все-таки выбралась! Это как в фильмах ужасов, когда главзлодея, казалось бы, и пилой распилили, и зарыли в разных частях планеты... а он - нет, в следующей части, один хрен, как огурец! Сирена притязала и на Простака, и (чего уж греха таить) на меня, однако, при дневном свете, да по трезвому взгляду на вещи, ласки ее не прельстили.
Тем не менее, лярва не сдалась: нашла себе залетного таджика с той же лесопилки, где вкалывал Простак, и подалась в их табор. Как-то раз мы с ней даже пересеклись. Я возвращался с работы, а она со своим 'хачапури' двигала к магазу. Будучи изрядно навеселе, сирена кинулась меня догонять.
- Как тебя зовут? - вопрошала она сквозь дикий ржач.
- Отвяньте, - рычал я в ответ, - я вас совсем не знаю!
На какое-то время она отставала, затем с лошадиным топотом догоняла и повторяла вопрос. Так продолжалось чуть ли не до самого моего дома, хачик остался далеко позади. В конце концов, и сирена устала: обозвав идиотом, поплелась назад к суженому.
* * *
Эх, хариты, и какую мораль из данной главы выводить? Сами видите - дело непростое. С одной стороны, всякому хочется жить, и жить красиво, но зачем же без мыла лезть в душу? Ведь существует же еще в деревеньках и племя пушкинских Татьян! Каким-то непостижимым образом они находят и книжки, и мечты их заоблачны, а не 'рыбку съесть да в кресло сесть'. Именно из таких получаются шикарные жены, что и по хозяйству, и в разговоре, и в постели - пять баллов.
Гертруда
Хотелось бы отметить сразу: глава хоть и про лето, однако, насквозь пропитана моралью.
(Летом!) Летом все красотки,
(Летом!) Новые кроссовки,
(Летом!) Пивчага по кустам, е*ля по пляжам. [Тараканы!/ Летом]
Одноклассник, которого на страницах сей повести назовем Басом, не только 'оттоптал сапоги' где-то на Кавказе, но и нарубил до кучи тугриков. Заработок он пустил на '4 колеса', с этого и начнем историю.
* * *
Думаю, та аксиома, что машина - громаднейший бонус для пацана в женских глазах, в пояснениях не нуждается? На пешехода иные барышни и не взглянут, зато в авто - прыг-скок (нетрудно догадаться, чем подобные поездки заканчиваются...). Так вот, пришла нам как-то с Басом идея рвануть на речку с ночевкой. Долго решили не раздумывать, и уже после третьей договорились, что когти рвать будем сразу, как только отоспимся.
Сказано - сделано. Без лишних и ненужных слов в 'компашку' влилось еще пять человек. В том числе и Простак (главным образом из-за того, что у него имелась походная снаряга). Впятером набились в 'тачилу', оставшаяся парочка догоняла на байке. Бас оплачивал бензин, я - все остальное. Прямо скажем, рассчитывал человека на три-четыре, а тут - семеро! Проблему перенаселения решено было править самогоном - благо, пацаны знали несколько точек, и мы заглянули на одну из них. 'Сэм' оказался подозрительного вида - витали в нем какие-то сопли, но было его так много, что претензий ни у кого не возникло.
Ну, что же, добрались до места, принялись располагаться: кто-то разводил костер, кто-то ставил палатку, лично я нарубал по-буденовски салат. Немного дальше по берегу стоял разбитый тарантас, возле которого развлекались два парня и две девчонки. Один из джигитов подошел, и выяснилось, что в нашей тусовке присутствует его давний дружбан - Костя. Потрещали с ним за жизнь, кваснули самогона, заели зеленым луком, после чего пацанчик вернулся к своему шалашу, а мы продолжили культурную программу.
* * *
Солнышко грело, птички пели, душа подпевала, и про смежный сектор мы забыли думать, однако, не тут-то было! Пройдя по следам друга Кости, в наш лагерь ворвалась вероломно одна из тамошних девах. В подпитии изрядном, она сразу же стала на нас наезжать - мол, отчего ей не наливают первачу? И почему, в конце концов, мы такие кислые?! Бас посоветовал ей топать к родному коллективу, но шмара парировала тем, что подружку в данный момент 'пердолят', быть может, и дуплетом, ее же на такие подвиги не тянет.
Таки знакомьтесь - Гертруда. Да-да, хариты, портрет акварелью. Совсем юная еще особа: личико красивое, но на тот момент глупо-пьяное, стрижечка под каре. Из одежки - футболочка на босу грудь, бриджи с какими-то подозрительными серыми пятнами, летние 'шлепки'. Фигурка - вполне, возможно, и на икс удалось бы натянуть.
Эх, хариты, что не говорите, а пьяные девчонки - зрелище адское! Если у братвы крышняк сносит как-то в одну сторону, то у женщинов 'раздрайв' идет по всем направлениям сразу. Дивчина сама по себе есть стихийное бедствие, но если примешать еще и алкоголь, то не хватит никакой шкалы Рихтера!
Так вот, Гера продолжала истреблять наше пойло, а компания ее тем временем покидала шмотки в авто и укатила прочь. Не знаю, может они на подругу обиделись, а может, преподнесли нам своего рода подарок. Гера, узрев такой поворот, выпала в осадок, загрустила, стала искать утешителя, и вышло так, что ее целиком и полностью перемкнуло на мне. Я поначалу отбивался, а затем плюнул на приличия и взял телку в оборот.
* * *
Что же, хариты, пришло время высказаться о блуде. С прискорбной миной заметим: разотождествление нынче в моде. Сейчас поясню, о чем говорю.
В розовые годы прямо интриговало клише из любовных романов: 'Отдалась без остатка'. 'А что, - думал я, - можно как-то иначе?' Вот вы, хариты, улыбаетесь, ибо знаете - можно. Конечно же, ведь элементов в операционке под названием 'женщина' - уйма! Подумаешь, чпокнулись разочек-другой - это так, чисто секс. И расслоение заходит далеко, даже слишком: отдельно позиционируется тело, отдельно - душа. Современной женщине нужен уже не один ухажер, а, как минимум, трое. Один чебурахает с душой и огоньком, другой для романтики - стихов и цветов, ну, а третий - добытчик (еще на его ветвистые рога удобно вешать шарфики и лифчики).
'В этом мотиве есть какая-то фальшь', - как у Цоя поется. Если смотреть под эдаким углом, то и проституция - совсем нестрашно. Конечно же, зачем вкалывать на заводе с ночи до зари, когда можно пойти на такую уютную панельку? А потом эти стервы страдают по невеселой, по бабьей судьбе. Позвольте, а не вы ли выбрали этот путь, не сами ли выстроились рядком по обочине? Наслаждайтесь.
Сюда же примыкает и тема абортов. У Кота Бегемота, в его монументальном очерке '99 признаков женщин, знакомиться с которыми не стоит', имеется пунктик в масть, процитирую:
95. Если она хоть раз делала аборт.
Пункт исконно мой (так вы всё же надумали читать?!).
Аборт - это убийство. Например, китайцы празднуют не день рождения, но день зачатия. В некоторых астрологических школах момент зачатия учитывается при составлении натальных карт. Наконец, зародыш считает ребёнком вообще не верящее в судьбу историческое христианство. Тертуллиан писал, что 'нам не дозволено убивать дитя ни прежде, ни после рождения его' ('De exortatione castitatis', пункт 12).
Я видел женщин, которые сделали аборт. Я видел их лица, видел, как мучает их совесть - вне зависимости от того, насколько эффективно пытались они себя оправдать. Более того, среди позвонивших по объявлению оказалось несколько, которые сразу же спросили: 'А Вы бы стали знакомиться с девушкой, которая однажды сделала аборт?' Нет, сдаётся мне, что уже в первые дни зародыш - всё равно человек; и судьба у него своя уже есть. И родители отвечают за эту судьбу.
Кот Бегемот рубит сплеча, нам же, живущим на свалке, наоборот, ближе переломанные судьбы, и на вопрос: 'Стал бы ты знакомиться с девушкой, сделавшей аборт?' - я бы ответил скорее 'да', чем 'нет'. Однако, резко против присвоения аборту статуса простой медицинской процедуры. Это - действительно убийство, и ханжества не надо. Соответственно, если такой поступок совершается, то под него должны иметься весомые причины, иначе бумерангом прилетит возмездие. К дебеням карму - засуньте ее поглубже в задний карман! Мы говорим о воздаянии здесь и сейчас. Посеявший поступок - пожнет характер, посеявший характер - пожнет судьбу.
И не надо потом вопить о неадекватности реакции,
Общественность за нос водить, и подавать апелляции. [Тараканы!/ Тронь меня]
Итак, Гера следовала за мной хвостом, что не укрылось от собутыльников. Братва яростно подмигивала и делала недвусмысленные жесты - мол, отведи герлу в кустики, сделай мужское дело, а мы уже перехватим эстафетную палочку. Хлобыстнув еще 'сэма', ваш покорный слуга взял девчонку под ручку и повел в сторону укромного подлеска.
Берег, на удивление, был совершенно пуст - обычно-то все залеплено отдыхающими - завернули в заросли, где кто-то уже успел навалить бревен (видимо, для ночного костра). Я предложил присесть, и Гера охотно согласилась. Не сдержался, бросил плотоядный взгляд на грудь, и девушка его перехватила.
- Хочешь посмотреть? - спросила она.
Я кивнул, после чего футболка была задрана, а 'футбольные мячики' вручены. Помацал, потеребил, и вот тут ощутил черту...
В Ключ-Городе, когда напивался до самого высокого вольта, пробивало на клептоманию. На один День города 'шифер' вообще уехал капитально: сначала я стибрил с открытого прилавка 'пузырь', затем у примерных граждан, что отдыхали на воздухе, слямзил бутылку вина. Один из парней, правда, догнал, и чуть было не расколошматил мне этим 'графином' голову, да не суть. Хорошо помню тогдашние свои мысли: как в мультике - с одной стороны вещал ангелочек, уговаривал не беспределить, с другой же куражился бес. Понятно, кого я послушал, ибо черту переступил, нарушил правила.
Но вернемся к доечкам. Мну я их, значит, тискаю, а на ум приходит тот прикол с воровством, тянет за собой строчку из 'Тараканов!':
Я не верю в безопасный секс
Я не верю в политкорректность...
'Есть два пути, - одурманенный алкоголем мозг с живостью взялся за размышления, - либо трахну ее, но поимею лишь тело, лишь один слой; либо устою, сдержусь, не стану перешагивать линию'.
Подумав еще немного, пришел к выводу, что однослойный расклад - не мое. Если уж и вступать в отношения, то по полной программе. Так родилось еще одно правило - выбирай путь!
Шевеление моих извилин будто бы передалось Гере: она спустила футболку, даже сконфузилась.
- Ты защитишь меня, - спросила она, когда поднялись на сухую.
- Нет, отвечал я, и самому было противно, - у тебя один выход: топай домой. Пусть за двадцать километров дистанция, но к вечеру доберешься.
Она вздохнула, покачала головой, отпросилась до кустиков. Я тем временем добрался до лагеря, угодил под шквал вопросов, и принялся 'заливать', что поимел курвищу. О да, хариты, можете презирать, но мнение окружающих имело тогда огромную цену. Сыграл я превосходно - даже прошаренный Бас повелся.
Когда Гера вернулась, то стала накатывать одну за другой, и было ей как-то по фиг на всеобщее воодушевление. Братва же всерьез схлестнулась на почве вопроса - кому 'жарить говядину'. Неожиданно в разборки вмешался Костян - самый старший в компании, и взял деваху под свою опеку. Знамо дело, не из альтруизма, а в надежде быть хотя бы вторым.
* * *
Ближе к вечеру события приняли неожиданный оборот. Меня с Простаком заслали в близлежащее селение за пополнением 'горючки' (дойти туда было проще, чем доехать). Мы без проблем добрались, и бабулька-самогонщица надавала вместе с выпивкой как малосольных огурчиков, так и подозрительного вида грибов. При этом она еще и выразительно так пришепетывала:
'На здоровье, сынки, на здоровье...'
Вернувшись в лагерь, застали там полнейший переполох. Оказалось, что аккурат с нашим отбытием Костя пригласил Геру прогуляться по берегу (видимо, решил повторить мой 'подвиг'), но тут неизвестно откуда появился внедорожник. Из драндулета высыпали бравые ребята: одна партия накостыляла кавалеру, другая подхватила даму и закорячила в рыдван. Обдав Костяна выхлопом, монстр скрылся в туманной дымке.
И вот теперь наш корифей рвал и метал. Парочку молодых он зашугал настолько, что те прыгнули на байк и благоразумно укатили. Бас скручивал Костю и пытался запихнуть в палатку, Простак поспешил на помощь, и вместе им это удалось.
Что, хариты, в шоке? А то! Мы, русские, 'культурно отдыхать умеем'...
* * *
Столкнулся с Гертрудой по следующей весне, и была она, что называется, на сносях. Сходилось все на том, что залетела чикса как раз в ту памятную пьянку. Я сделал вид, что не узнал, Гера поступила точно так же. Она конкретно изменилась - в глазах уж проступила взрослость...
Что дальше, многоуважаемые хариты? Родила Гера без эксцессов, устроилась кухаркой в местном общепите. Знаю точно, поскольку совпало так, что конторы наши располагались рядом. Мораль? На мой взгляд, у Геры имелись все основания сделать аборт. Во-первых, изрядная доза алкоголя (за насильников не скажу, а девица была в дребадан, это уж точно); во-вторых, пойди сыщи отца (да и нужен ли такой батяня?). Но Гера решила нести ответственность за совершенный поступок, взяла огонь на себя, отважилась разорвать замкнутый круг. Оттого она в моих глазах и Героиня. Честь и хвала!
Василиса
Декорацией под следующую историю - зрелая осень. Нет, не болдинская - блоковская:
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.
Начнем с того, что я купил компьютер, залип конкретно, и время на гулянки было тратить в лом. С Басом пересекались все реже и реже, но как-то вечером, когда делать было нечего, он все же вытащил меня из-за 'писишника', и предложил круиз. Прихватив до кучи и Простака, рванули мы в одну из близлежащих деревенек, пришвартовались у громады каменного куба, что по итогу оказался клубом. Тут же поскрипывал одинокий фонарь, разгонял вечерний сумрак; в тусклом свете кружились то ли снежинки, то ли изморось.
Как узнал я из урока истории, что был преподан Василисой чуть позже , воздвиг это здание какой-то помещик, еще в царские времена. Тут бы реставрировать, записать в культурные памятники, но воз и ныне там. А что вы хотите, Россия - щедрая душа!
- Хорошее местечко, - промурлыкал Бас, выгружая нас из авто, - летом здесь реально можно было сорвать стоп-кран.
Как понял я из разговоров в дороге, высокий балл поселению был дан по причине наплыва туристочек из соседней Московии, однако, они улетучились, будто перелетные птицы, и тусить предстояло с кучкой местных чувих. Одна из них, вдрызг захмелевшая блонди, прыгнула на переднее пассажирское, и они укатили с Басом до ближайшего укромного уголка. Простак, упомнив свое предназначение, принялся развлекать парочку серых мышек, что рассматривали нас с интересом. Мой же взгляд привлекла мамзель, стоявшая чутка в стороне - как оказалось, она-то и верховодила этим увеселительным местом.
Что, хариты, уже догадались? Точно так, Василиса. Прикид у девушки был еще тот: темных тонов вязаный свитер, такие же брюки, и все это под эффектным черным плащом. Брюнетка, волосы стрижены под ежа, и большие, очень большие глаза! Макияжа по минимуму, разве что тушь да немного помады - в общем, все, как я люблю.
После 'целования ручек' нас препроводили на дощатый танцпол, предложили располагаться. Старенький центр (так сказать, весь аппарат), опирался на возвышение сцены, а в углу за подмостками имелся проход в небольшой закуток, где сиял выцветшим алым знаменем уголок культпросвета. Там же имелся и столик, и реквизитные кресла, а самое главное - граненые стаканы. Василиса быстро все организовала: зажурчала негромкая музычка, стол украсила нехитрая снедь. Я выкатил прикупленную еще в райцентре водяру: пригубили за знакомство, покалякали, двинули танцевать. В фаворе у девчат была перепевка известной на тот момент попсятины, звучавшая примерно так: 'Карамелькой обману моей, нума-нума-ей, нума-нума-ей'.
При ближайшем рассмотрении Василиса оказалась девушкой серьезной, а не какой-нибудь готкой - заочно получала высшее в Ключ-Городе, рулила клубом. Сначала мы с ней слились в танце, затем и в поцелуе. Так что, когда вернулся Бас со своею подругой, вечеринка уже шла полным ходом. Блонди по-прежнему вела себя вызывающе, схлестнулись мы с ней на почве русского кинематографа. Ваш покорный слуга ратовал за жизненный боевичок 'Бумер', она же визжала, что от подобной чернухи стоит держаться подальше. В таких милых беседах и подоспело утро - не заметили, как пришлось закрывать заседание.
* * *
Долго ли, коротко ли, нагрянули мы в то местечко во второй раз. Гостей встречала подружка Баса - разница меж ее состоянием 'синим' и состоянием трезвым оказалась разительна. Предо мной блонди чуть ли не на задних лапках ходила, сам же держался настороженно, помня пословицу 'что у трезвого на уме...'. За это, кстати, и ценю жизненные кинокартины - они хотя бы не лгут.
Гулянку врубили по прежней схеме, однако, на этот раз интимная обстановка была нарушена, и, так сказать, не раз. Сперва приперлись местные. Девчонки при их появлении оживились - липли так, будто не видели вечность. Мы напряглись немного, но пацаны оказались вполне себе адекватными: предложили нам кустарной 'гжелки', погуторили за жизнь, да и разбрелись по домам.
Самогону после аборигенов осталось изрядно - Простак налакался до положения рис, Баса потянуло на сексуальные подвиги, ну а я занялся Василисой. И только мы начали узнавать друг друга немножечко ближе, как заявляются два 'пистолета'.
- Кто такие? - спрашиваю я недовольно, а Василиса щебечет, что это - знакомые парни из столицы.
Она бросилась встречать дражайших гостей с невероятным радушием, я же чувствовал себя, как тот малыш, которому сначала дали лакомство, а потом отобрали. Тем не менее, пожал ребятам лапы, представился, зарегистрировался. Кенты выкатили коньячок, к нему же башлычок да шоколадки. Я к их элитной выпивке не притрагивался - кирял себе самогон, занюхивал корочкой черного хлеба.
Когда метрополиты захмелели, то принялись повествовать за Московию - мол, какое там дерьмо: немыслимый трафик, извечные нервы, мусора и пробки. Другое дело здесь: кристально чистый воздух, колодезная вода, тишина да покой. При этом один из 'пистолетов', когда ему приспичило хлебнуть водички, долго споласкивал мою стаканюгу, дабы избавить свои нежные ноздри от мерзкой вони первача.
'Ханжи, - вынес я вердикт. - Ибо все просто: хошь жить в деревне, так будь добр - хлебай и самогон!'
Столичную идиллию нарушил вернувшийся с 'потрахушек' Бас: злобным взглядом окинув туристов, предложил им валить подобру-поздорову. Те громилу признали, вспомнили о каких-то неотложных делах, и откланялись. В порыве сентиментальности (не иначе как вызванной самогоном), я рассказал другу, как встречал гостей хлебом-солью, и вообще вел себя некрасиво. Бас долго смеялся, а затем констатировал:
- Нет, настоящие мачо так не поступают. Настоящие мачо просто бьют в морду!
- Ну что поделаешь, - оправдывался я, - значит, не настоящий я мачо.
Уже под утро прощались с Василисой. Та прижималась плотно, предлагала остаться на пару палочек чая, но я, после басовских поношений, был не в духе, и только махнул барышне ручкой.
* * *
Чтобы выдать к истории финальный штрих, нам придется перескочить в весну следующего года, когда я заработал первый свой отпуск, и решил сорваться в Ключ-Город. Там планировалась встреча с 'корешатами' по колледжу, а также рандеву с Василисой, у которой как раз началась весенняя сессия. Как ни печально, но ждал облом по всем направлениям...
Да, хариты, с друганами по альма-матер всегда так: на последней попойке клянетесь, что не пройдет и года, как встретитесь, но проходит тот самый год, и вы уже с трудом узнаете друг друга. Пролетает еще один - и полная баста! Сейчас, правда, дело несколько проще - прорва социальных сервисов и сетей, и все же.
В Ключ-Город я прикатил на крыльях - не любви, конечно, но воодушевления. На автовокзале уж поджидал товарищ, которому дадим имя Юра Че. Он с ходу обрадовал новостью, что уже подготовил точку для 'сейшена'. Тетушка одного нашего общего знакомого, спортсменка, комсомолка, да и вообще хорошая женщина, отправилась на очередную спартакиаду, а приглядеть за хатой попросила племяша - ну тот и присматривал. Нам же предстояло помочь бедолаге в его нелегком труде.
По дороге взялись за обзвон осевших в городе партизан. Губы мы раскатали до самого Киева - что ты, каждый сорвется в пике, и помчит на 'стрелу'! Ну как, хариты, уже чувствуете, чем здесь пахнет? Вот именно. Нам отвечали, привечали, а затем давали мягкий, но непреложный отказ. У всякого имелась веская причина, и остались мы с Че у разбитого, так сказать, корыта: как прикатили вдвоем, так и предстояло отжигать. Ну мы и оттянулись не по-детски, и где-то посреди угара я припоминаю, что намечена еще какая-то свиданка. Ах да, Василиса! 'Капусты' оставалось чуть больше, чем на обратную дорогу, и девицу я мог сводить разве что в парк - покормить голубей. Чего уж там, даже личной 'трубы' у меня на тот момент не имелось. Не помню, каким именно образом я вышел на Василису, но как-то вышел. Имелась такая хрень, как таксофоны, а может, с пейджера мессагу заслал...
Так или иначе, время и место были назначены. Ага, хариты, в парке у фонтана, а как вы догадались? Увязался со мною и Че - мол, обрыдло на хате, а так хоть воздушком подышать. На пути к бродвею дружище все выспрашивал, что за герла, как познакомились, прочие тонкости. Я обрисовал вкратце, а самого принялись грызть сомнения - что это, действительно, за герла, да и знакомы ли? Отношения у нас с Василисой были странные: заглядывал, когда было тоскливо и одиноко, та принимала, но как серьезную партию, мы друг друга не воспринимали. Тут, хариты, явилось на свет еще одно правило: если любишь, то надо идти напролом, дербанить стену за стеной, до самого упора. И пока добрались до парка, пока отбивали лавку, сомнение все возрастало.
'Готов ли ты сражаться за Василису? - спросил я себя. И сразу ответил, - нет'.
К тому же, подруга опаздывала. Нет, я выждал бы положенный час, но правило обрело форму, кристаллизовалось, и это решило судьбу отношений.
- А пошла она! - сказал я Юре. - Айда лучше на посошок дерябнем!
Двинули по обратному маршруту, оставшийся загашник был пущен на пиво. Василисы я больше не видел, вылазки с Басом сошли на нет, идея 'одногруппных реалок' отправилась в утиль. И какие тут, к чертям, могут быть выводы?
Интерлюдия 1. Бунт на корабле
Аглая вскакивает, Аглая хохочет.
- Выводы?! - кажется, еще немного, и с ней приключится истерический припадок. - Хочешь выводов? Их есть у меня!
С отстраненным интересом отмечаю, как неведомый ключик взводит пружину внутри. Что же это? Морозная сталь ненависти, отточенная до убийственной остроты правда, или же яд цинизма? Наверное, все вместе. В ладони моей появляется убийственно острый, пропитанный ядом клинок, имя ему - опыт, и когда пружина сожмется до предела, я ударю.
- Ой, какой грозный! - Аглая все регочет. - Ну верняк - умру со смеху!
Над головой хариты поднимается скорпионий хвост, с булавы жала сочится едкая мизантропия. Бью первым, и дужка очков перебита, линзы со звоном скачут по полу.
- О да, дорогуша, я - за искренность в отношениях! За правду, за доверие, за честность!
- Меньше знаешь - лучше спишь, - шипит она. Глазки маленькие, колючие, полные злобы.
С трудом отбиваю жало-булаву, провожу еще один выпад, снимая с шеи блестючее колье.
- Уж извини, мне нужен человек, а не шмотье. С душой, стервоза, с рабочим мозгом!
- От большого ума сходят с ума, - ревет она, и пальцы в кольцах похожи на клешни.
- Ага, а как тебе такая финтифлюшка? - танцую я с клинком. - Зовется 'верность'!
Ух, и славная пошла 'торпеда'! сейчас еще разок с вертушки, и буду бить фаталити.
- Да что ты вообще можешь знать о бабах? - скрежещет Аглая фарфоровыми зубками. - Никто, и звать тебя - никак! Три слова: пьянь, рвань, дрянь!