Дорогов Андрей : другие произведения.

Непрощенные

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ о мести. Скажу честно, переделал я его из повести, когда понял что не смогу ее закончить - в ближайшее время по крайней мере, а оставлять героя в небытие не хотелось. Рассказ короткий, так что давать расширенную аннотацию не буду, кто захочет сам прочтет. Я старался сохранять стиль, который как мне кажется я выработал -). Надеюсь данное произведение понравится читателям и конечно надеюсь на комментарии - любые, позитивные и не очень. С уважением, автор.


Не прощенные

  
   Влад сразу заметил ее, моментально выхватив взглядом из толпы собравшейся в необъятной коммуналке, она выделялась. Высокая, болезненно худая, с копной светлых, чуть вьющихся волос, падающих на лицо. Лица было не разглядеть, только тусклые, словно подернутые пеленой боли, глаза отражающие солнечный свет падающий из окна. Она молчала и не участвовала в общем веселье. Сидела, ссутулившись в кресле, курила, и пила вино как чай - мелкими глотками. Но почти тотчас выбросил из головы - не до того ему было.
   Еще не отошла боль нанесенная матерью, снедало беспокойство за отца. Кошмары все также приходили по ночам, заставляя нервно курить сигарету за сигаретой, бездумно глядя в темное окно.
   Влад плюхнулся на свободное место, повертел в пальцах сунутый кем-то мятый пластиковый стаканчик наполненный почти до краев. Понюхал. В нос шибануло водкой, явно паленой, уж больно мерзким был запах. От сивушного духа его передернуло, на глаза навернулись слезы и он закрыл глаза пережидая.
   Квартира была странной. Серж, институтский дружок, по дороге просветил. Он заскочил к нему после работы. Влад только что очнулся от дневного маетного и приносящего головную боль сна и еще пережевывал в голове воспоминания о последнем бое, где его взяли в плен.
   -- Ну, шта русскай ублюдок, -- гулиец намеренно коверкал слова, -- помярать будем, или поживем еще?
   Влада грубо подняли за связанные за спиной руки и бросили на колени. Он тяжело опустился на пятки. Голова гудела и раскалывалась. Его накрыло близким разрывом, под носом запеклась кровь, а перед глазами все плыло. Влад приподнял голову. Пятеро гулийских "революционеров" пинали парней из его взвода. Где Михалыч, неужто убили? Тела не видно - и то хлеб.
   -- Ну шта, русскай ублюдак, жить хочешь? -- Перед ним остановился рослый, стройный гулиец, затянутый в элегантную натовскую форму.
   Влад смотрел на него налитыми кровью глазами, поводя во рту языком, собирая слюну, что бы харкнуть в эту небритую харю. Напрасно. Язык наждаком прошелся по губам. Во рту была пустыня - последствия контузии.
   Он промолчал. Смотреть на врага, вот так - снизу вверх упираясь коленями в острые камни было неудобно. Приходилось задирать голову. Выпрямиться, Влад не мог, при любом движении острая боль от сломанных ребер била прямо в контуженую голову.
   Но он смотрел.
   -- Чта, смотришь, русский ублюдок? Жить хочешь?
   -- Повторяешься, "гус". -- Язык, наконец-то повиновался. -- Я-то помню своих отца и мать, а ты? Выкормыш козла и ослицы.
   Он надеялся вывести врага из равновесия, разозлить, чтобы тот убил его быстро и без мучений.
   Гулиец рассмеялся и пнул его армейским ботинком в голову. Казалось в мозгу взорвалась граната, Влад качнулся и завалился лицом вперед, на миг потеряв сознание. Упасть ему не дали, гулиец подхватил его и водрузил на место.
   -- Разозлить, меня хочешь? Русский. На быструю смерть надеешься? Собачей кличкой меня называешь? -- заговорил он на чистейшем, без намека на акцент, русском языке.
   -- Не надейся. Их, -- он кивнул на пацанов стоявших поодаль на коленях, -- я бы еще убил легко, малолетних щенков, но тебя... Ты же контрактник, так что на скорую смерть не надейся. Подыхать долго будешь. В соплях и слезах. Умолять будешь, чтобы тебя добили. Но не надейся. Зря ты про моих родителей такое сказал. Ты же знаешь, как в наших краях к родичам относятся.
   Было бесполезно утверждать, что Влад не контрактник, что в армию он пошел после института. Да и унижаться не хотелось.
   -- Ну что ж, помучаемся, -- он прикрыл глаза, смотреть было больно.
   -- Но их я тоже быстро не убью, тюльпан из них сделаю или птичку, а может змею. Время у нас есть. А тебя я с собой возьму. Сначала мы из тебя женщину сделаем, да. -- Он кивнул. -- А там посмотрим. Как тебе такая перспектива, а?
   Влад молчал. Что он мог сказать? Смертельно хотелось курить. Он снова открыл глаза, с закрытыми сидеть было унизительно.
   Неожиданно гулиец наклонился к нему, рванул на груди тельник. Ухватил крепкой ладонью нательный крестик на тонком витом гайтане.
   -- Православный?
   Влад опять промолчал.
   -- Слушай, православный, хочешь, что бы твои товарищи быстро умерли? Пух и все? Легкая смерть, от пули. Хочешь?
   Влад молча, смотрел на него.
   -- Давай, принимай нашу веру. Примешь, обещаю - убью их быстро. Но тебя, извини, помучаю.
   Влад молча оглядел своих пацанов.
   -- Владь, не вздумай, -- подал голос Димон. За что получил прикладом по голове и кулем осел на камни с залитым кровью лицом.
   -- Обещаешь? -- вышло хрипло, словно ворон каркнул.
   Гулиец кивнул, с интересом глядя на него.
   Влад закрыл глаза, помотал головой:
   -- Нет.
   Раздался пронзительный визг и следом голос гулийца:
   -- Смотри солдат, смотри.
   Его грубо ухватили за волосы и вывернули голову влево. Заросший, до самых бровей курчавой бородой бандит, зажал одной рукой голову Санька - самого младшего и самого хлипкого из них. Другой держал зазубренный обух большого ножа под ухом парня.
   -- Смотри, Влад, тебя, кажется, так зовут? Сейчас он отрежет ему нижнюю челюсть, а потом отпилит голову, медленно минут за десять. Смотри. Ты все еще не хочешь принять мое предложение?
   -- Хорошо, но два желания.
   Санек уже не кричал, лишь жалобно скулил, по его шее, тонкой струйкой текла кровь.
   Гулиец захохотал. Что-то бросил своим на гортанном наречии, потом перевел:
   -- Он еще хочет с нами в желания играть. Ты смелый солдат, давай говори.
   -- Пить дайте и закурить.
   Гулиец вскинул брови:
   -- Ты и вправду смелый.
   Он кивнул. Один из боевиков отцепил от пояса фляжку, перебросил ее командиру. Тот ловко поймал ее.
   -- Извини, руки не развяжу, -- отвинтил колпачок, поднес к губам.
   В рот хлынула обжигающая жидкость. Не вода. Влад поперхнулся. Гулийцы захохотали.
   -- Что не понраву тебе наше питье? Питье для настоящих мужчин. А не для таких сосунков.
   Влад мотнул головой - еще.
   Теперь он не пролил ни капли. Откинулся на пятки:
   -- Закурить.
   Гулиец охлопал его по телу.
   -- У меня нету.
   -- Держи стрелок, ты таких сроду не пробовал.
   В губы ткнулась длинная черная сигарета с коричневым фильтром. Вкус меда потек по гортани. Щелкнула золотая зиповская зажигалка. Рот, затем легкие наполнились густым ароматным дымом. Это было здорово. После двух недель воздержания (в рейде Михалыч курить не разрешал, чтобы вонью не привлечь к себе внимания) это было не просто здорово, это было великолепно.
   То, что он сейчас курил, было также похоже на вонючую "Приму", как модель с разворота "Плейбоя" на привокзальную проститутку. Хоть суть, скорее всего одна.
   Он сделал несколько затяжек, дым тек в легкие и двумя "драконовскими" струйками выходил из носа. Голова была ясная, словно и не пил двести пятьдесят коньяку.
   Гулиец присел перед ним на корточки, на расстоянии вытянутой руки.
   -- Ну что, русский, хорошо?
   Влад видел перед собой изогнутый, как клюв хищной птицы, нос. Темные непроницаемые глаза. Черные, с легкой рыжиной, волосы. Он покатал во рту сигарету, примериваясь, снова затянулся. Ах, этот медовый вкус на губах. Если он выживет, что вряд ли, он будет курить только такие сигареты, никакой больше "Примы" и "Беломора", или вообще не будет.
   Подобрал под себя таз, уперся мысками ботинок в камни под ногами. Как хорошо, что на нем "бегемоты" - американские тактические ботинки, выменянные (на два литра виноградной граппы и пару блоков "Мальборо") перед самым рейдом. На толстой подошве, с армированным носом, удобные до безумия, а не наши "крокодилы" - неудобные, со скользкой подошвой. Сейчас это было важно.
   Незаметно напряг мышцы ног, расслабил и на вдохе (эх жаль не докурил) плюнул сигаретой в лицо сидевшего напротив гулийца. Это только, кажется, что на вдохе плюнуть нельзя, очень даже можно - Михалыч научил.
   Как только фильтр покинул его рот, время потекло медленно-медленно, как патока с края стакана, как мед по сотам.
   Влад увидел удивленно выпученный глаз гулийца, за миг до того как в него воткнулся алый огонек сигареты. Распахнутый в беззвучном крике рот (все звуки куда-то пропали) с ровными, словно жемчужины в колье, зубами.
   Влад оттолкнулся от земли, американский военпром не подвел. Ботинки не соскользнули с мокрых камней - плавно и мощно бросили Влада головой вперед, на отшатнувшегося гулийца. Он ударился о его грудь, скользнул вверх и впился зубами в небритое горло. Там, где под тонкой загорелой кожей бешеной дробью пульса билась яремная вена. Зубы сомкнулись, рот наполнился кровью. Что-то грохнуло, ударило в голову. Перед тем как отрубиться, Влад удивился, почему тело гулийца такое безвольное, словно тесто, почему он не сопротивляется. Удивился и потерял сознание.
   -- Понимаешь, братуха, -- они ехали на эту "нехорошую квартиру" как охарактеризовал ее Серж, со значением подмигнув, -- флет там зачетный, я тебе говорю. Попасть к Клопу могут только "свои". Но вот какая штука, этих "своих" насчитывается человек десять, -- друг весело хохотнул, -- а у этих "своих" есть свои "свои", а у тех тоже "свои". Вот и тусуется там обычно человек по тридцать. Но Клоп свое дело знает туго и, дорожа репутацией, отморозков и гопоту отшивает, да собственно им там и делать нечего.
   Влад молча слушал друга, глядя в грязное окно и размышляя над тем, кто же интересно придумал оставить между районами такую огромную пустую проплешину. Даже не парк или лесополосу. А огромный раскинувшийся на несколько километров пустырь заросший бурьяном.
   Когда-то это было престижное место, но город стал быстро расти, причем не в ширь, а в глубь и район быстро превратился если не в гетто, то в весьма опасное место - прибежище для маргиналов и разного рода личностей с криминальными наклонностями. На улицах торговали наркотиками и свежей (чаще не очень) плотью девушек, крышевало все это милиция, "бандосов" уже давно оттерли в сторону.
   Друг не надолго замолчавший весело продолжал.
   -- У Клопа, это погоняло хозяина квартиры, -- пояснил Серж, будто Влад этого не понял, -- тусуется творческая интеллигенция - непризнанные поэты, музыканты, художники со своими подругами и немногочисленными поклонниками и поклонницами.
   На этом он прервал свой рассказ и толкнул Влада в бок:
   -- Приехали.
   Они выскочили из вагона и пошли к сталинской постройки, пятиэтажке.
   Квартира и впрямь была странной, это Влад заметил пока они с Сержом шли за Клопом, плешивым, неопределенных лет мужчиной, по длинному коридору коммунальной квартиры.
   Двенадцать дверей с каждой стороны длинного Т-образного коридора почти все распахнуты настежь.
   -- Налево - туалет, направо кухня. -- Проинструктировал Клоп.
   Влад не без любопытства заглядывал в открытые двери.
   За одними дверями пили и пели под гитару, за другими пили и слушали магнитофон. Особого разнообразия не было, где-то пили водку, где-то вино. Кто-то слушал Высоцкого, кто-то "Кино", а кто-то - "Перл Джем". Где-то рисовали, где-то декламировали стихи, в одной комнатушке негромко читали что-то из классики - местной, разумеется. Из одной комнаты тянуло сладким дымом травки.
   Из-за единственной закрытой двери доносились хриплые стоны, охи, вздохи и скрип кровати, звуки, недвусмысленно говорившие о том, что происходит за запертым створом.
   Влад еще раз нюхнул сивуху и заранее скривившись от предчувствия горечи немного отпил. Машинально подумав что делать этого, в смысле пить, не стоило.
   Он полгода как вернулся из госпиталя и еще не адаптировался к мирной жизни, хоть казалось - шесть месяцев достаточный срок чтобы прийти в себя и заняться делами, но он почти все время сидел дома. К окнам не подходил (все чудилось - сейчас в спину прилетит пуля или шальной осколок), выбирался из дома по вечерам.
   Владу было страшно, за то время что его не было, все очень сильно изменилось. Гуляя вечерами, по вроде бы знакомым местам, он их не узнавал. Все стало чужим и каким-то ненастоящим - картонным, плоским и лишенным жизни. Он скучал по Михалычу, по рейдам, по пацанам из своего взвода, но снова возвращаться в армию не хотел.
   Надо было идти работать. Он не мог. Да и куда пойти? Все чему его учили в институте, он благополучно забыл. Пойти на завод, нет, он не мог. Стать бандитом или ментом? Нет! Жизнь здесь на гражданке была пресной и лишенной не то что бы смысла, а стержня вокруг которого все вертится. Он был похож на пальто висевшее на вешалке, но вот опору убрали и оно неопрятным комом упало на пол.
   Он понимал надо что-то предпринимать, чтобы изменить жизнь - сил не было. Плюс извечная проблема - деньги, скоро их совсем перестало хватать. Влад сделал над собой усилие и пошел в агентство, чтобы сдать квартиру. Сам снял угол у старухи. На оставшуюся разницу и деньги присылаемые отцом уже можно было не жить конечно, но существовать.
   Так тянулось его вялое бытие, которое, как известно, определяет сознание. Вот и сознание у него было такое же вялое, сумеречное, ползущее от одной выкуренной сигареты до другой.
   Можно было пить, он раз попробовал, лучше бы он этого не делал. Серж - единственный друг, с которым он поддерживал отношения, еле отмазал его от ментов. Помог школьный приятель, трудившийся в соседнем отделении опером, и справка об участии в боевых действиях. Самое обидное, что Влад не помнил что творил, а Серега лишь усмехался, отнекивался и просил больше не пить, а если пить, то хотя бы не в одиночку. Влада собственно и не тянуло к выпивке. Он и до армии не был любителем горячительного, в части ему было не до питья, на "дизеле" алкоголя не было как класса, а в Гулистане - пить не разрешал Михалыч, да и некогда там было пить.
   Вот после этих случаев он и "выбил" в военкомате направление к психиатору.
   -- "Гулийский синдром", -- говорил умный дядечка в очках, -- вылечит только время.
   Влад тупо смотрел на него пытаясь вникнуть в смысл сказанных слов.
   -- Ничем не могу помочь, молодой человек, увы, -- психиатр развел холеные руки с короткими пальцами, на безымянном блеснул золотом широкий ободок кольца, -- время, время и только время.
   -- Время все лечит, даже жизнь, -- ответил ему Влад.
   -- Я понимаю вашу иронию, молодой человек, -- он снова развел руки, видимо этот жест ему нравился, -- могу только порекомендовать несколько дыхательных упражнений. Как только почувствуете что начинаете, скажем так, выходить из себя, начинайте дышать вот так, -- он продемонстрировал Владу как ему надо дышать, и не успокоился пока Влад не начал дышать, с его психиатра точки зрения, правильно.
   -- А по вечерам, перед тем как уснуть и утром после пробуждения дышите вот так - вдох активный, выдох пассивный и никакой паузы между ними. Учащайте-учащайте дыхание, делайте его более поверхностным. Как только почувствовали дискомфорт душевный или физический - дышите медленнее и глубже. И повторяйте цикл несколько раз. Вы знаете, что такое циклы, молодой человек?
   -- У меня высшее экономическое образование, -- устало сказал Влад.
   -- Да-да, конечно, -- снова развел руками врач.
   Он провел с ним несколько сеансов. И правда, после того как Влад начал дышать как учил доктор, ему стало легче контролировать себя, а потом через пару месяцев он стал почти таким же каким был до армии. Только пить по-прежнему не мог, если только совсем немного.
   Влада передернуло. Он снова заглянул в стаканчик решая разрешить себе еще немного "горячительного" чтобы хоть немного расслабится или все же не стоит. Решился и снова отпил глоток.
   Зря.
   Горечь паленой водки наполнившей рот принесла с собой воспоминание о первой, после возвращения из армии, встрече с отцом.
   Отец встретил его на вокзале. Похудевшего, заросшего волосами, с темными кругами под глазами. Еле державшегося на ногах после госпиталя. Отец привез его почему-то не в их трех комнатную квартиру, а в скромную однушку, правда, расположенную близко к центру.
   Оказалось, что с матерью они развелись, почти сразу как Влад ушел в армию. Разменяли квартиру. Отцу досталась вот эта клетушка в панельной хрущебе, а мать... А мать уехала в Испанию. Там вышла замуж, за местного владельца виноградника. Влад ужаснулся - как же так! - ведь письма, они регулярно приходили и от матери и от отца.
   -- Все просто, -- сказал отец, -- она присылала их мне, а я отсылал их тебе, в новом конверте. А твои отсылал ей. Почта сейчас хорошо работает.
   Известие выбило Влада из колеи, и так не особо укатанной. В голове абсолютно не укладывалось, как так такое могло произойти. Он помнил, какими они были счастливыми. Помнил карие смеющиеся глаза матери, улыбающегося отца. Как они ходили вместе в кино или просто гуляли по парку. Помнил летние поездки к морю. Да и потом, во время учебы в институте, между отцом и матерью вроде бы все было хорошо. Он силился припомнить какие-нибудь их размолвки или ссоры, и не мог вспомнить. Все было хорошо.
   Он смотрел на отца. Тот сидел перед ним сутулый, с посеревшим, изрезанным морщинами лицом. А ведь он совсем не старый, всего сорок пять. А выглядит на все шестьдесят. Они родили его совсем молодыми. Отец учился на последнем курсе университета, матери было девятнадцать.
   -- Понимаешь, сынок, после того как она..., -- отец запнулся, потом продолжил, -- после всего произошедшего, я пить начал. На работе поначалу терпели, а потом как прогуливать стал, выгнали. А мне все ровно было. Только после того как ты на "дизель" угодил, я очнулся, да поздно было.
   Тут Влад вспомнил, как отец приезжал к нему пару раз, без матери. Говорил, что мать то больна, то еще что-то, а Владу тогда было так плохо, что он ничего вокруг не замечал.
   -- Стал прирабатывать то тут, то там, недавно вот грузчиком устроился, а что неплохая в принципе работа, десять тысяч платят, жить можно. Слава Богу, ты вернулся. -- Влад слышал его словно сквозь вату. -- Ты не переживай сынок, все наладиться.
   -- Бать, я посплю, ладно?
   -- Ты спи, сынок, спи. Мне, на смену в ночь, я там тебе поесть приготовил.
   Влад его уже не слышал, он спал. Ему снилась мать - высокая, несколько тяжеловатая, но стремительная, со всегда распущенными по плечам иссиня-черными волосами и смеющимся ртом.
   -- Бл..ть, да пошло оно все... -- еле слышно выдохнул Влад, -- и закрыв глаза одним махом "засадил" оставшуюся в стакане водку.
   И плевать на все.
   И на мать живущую где-то за бугром, и на отца завербовавшегося на стройку, находящуюся где-то на просторах необъятной Родины. Тот огорошил его известием буквально за неделю перед тем как уехать. Все повторял что не надо его отговаривать. Что он уже все решил. Что там платят хорошие деньги, обещали квартиру, подъемные и все такое прочее. Что он не хочет мешать сыну. Куда это годится, жить двоим мужикам на двадцати квадратных метрах. Что Владу надо жениться и родить детей. А отец заработает денег, вернется в город, купит себе угол, и заживут они счастливо. Никакие уговоры не помогли. Отец уехал. Через две недели пришло письмо и перевод в десять тысяч. Писал он регулярно пару раз в месяц. Переводы приходили четко каждый месяц, в двадцатых числах по пять тысяч. Видимо не так сладко было на "солнечной" стройке, как это описывал отец.
   Кто-то заботливый, ловко выдернул пустой стаканчик из вялых пальцев и всунул новый, заполненный до краев.
   Теперь уже без раздумий, не открывая глаз Влад влил в себя, показавшуюся уже не такой противной водку. Алкоголь проворной торпедой дошел до желудка и там взорвался, посылая обволакивающие волны удовольствия в голову.
   Когда он открыл глаза то уже смотрел на мир сквозь мягкую дымку алкогольного дурмана, сглаживающего острые углы и приглушающего краски. Он делал тело расслабленным, а язык остроумным.
   Влад обвел глазами комнату и тут вновь заметил тонкий и ломкий, словно стебель болезненного цветка, силуэт девушки, замершей в большом облезшем кресле.
   При виде ее Влад оживился. Встал пошатнувшись, и сделав пару нетвердых шагов, опустился на мягкий подлокотник.
   -- Барышня, -- начал он пьяно улыбаясь и осекся.
   Девушка шарахнулась от него как от зачумленного. Он не понял в чем дело, разозлился, хотел схватить ее за рукав, но студенческий дружок, подскочивший откуда-то сбоку мягко перехватил руку:
   -- Не надо, брат.
   Влад разозлился еще больше, стал совсем бешенным, ой не надо было пить, не надо, знал ведь, что все чем-нибудь подобным кончится. Подхватил Сержа за грудки, вскинул вверх, отвел руку для удара. Вот так, с правой в челюсть, ногой в пах и сверху ребром ладони по шее.
   И плевать, что это лучший друг, у которого он сдувал контрольные и давал списывать сам, с которым они сбегали с "пары" чтобы попить пивка. Что они вместе ухлестывали за девушками. Ему было плевать. Он видел перед собой не старого друга, он видел "гуса" - врага, которого надо убить, пока он не убил тебя.
   Но натолкнувшись на его взгляд, сквозь стекла сильных очков - доброжелательный и такой мирный, злость сдулась и вышла из него воздухом из проколотого воздушного шарика. Рука опустилась, а за спиной - визжащие девушки, парни, поднимающиеся со своих мест, но так медленно, что он мог убить их всех, мог - но не хотел. Ведь это и есть свобода, мочь что-то сделать, но не делать. А он был свободен, сейчас.
   -- Извините, ребята, накатило что-то, -- Влад выбрался в коридор.
   В коридоре его нагнал Серж, приобнял за плечи:
   -- Погодь, Владь, не сердись на нее, я тебе сейчас все объясню.
   Он вошел на кухню, тихо встал в проеме. Она курила, дым стелился в открытую форточку. Стояла жара. Белая футболка облепила изящный силуэт. Он подошел, положил руки на ее плечи. Движение сигареты замерло, Влад почувствовал, как под ладонями напряглись мышцы. Мягко развернул ее к себе лицом. Она стояла, низко опустив голову - он видел макушку в обрамлении светлых волос.
   Кончиками пальцев, за подбородок, он приподнял ее голову. Сквозь спутанные пряди блестели мокрые от слез глаза. Влад раздвинул завесу волос, заправил их за аккуратные ушки, посмотрел в открывшееся лицо. Стало ясно, почему все звали ее Ромашкой.
   Шрамы, похожие на жирных червяков расползлись по ее лицу. Самый толстый - круговой, шел вокруг носа по верхней губе, два других вокруг глаз, еще два - по щекам и последний от верхней губы вниз на подбородок. Они были неровные, нанесенные тупым широким предметом. Он смотрел на них, а видел - чистую бледную кожу, четкую линию розовых губ, красиво очерченный подбородок.
   -- Ты их знаешь? -- не имело смысла уточнять, кого он имел в виду.
   Кивнула.
   -- Им что-то было за это?
   Она лишь мотнула головой.
   Влад наклонился и осторожно коснулся ее губ, они были мягкими и безвольными. Она не сразу, но ответила на поцелуй.
   Он смотрел на черную длинную машину, похожую на готовую атаковать акулу, укрывшись за раскидистым тополем. Вторую неделю он следил за четверкой, надругавшейся над Ромашкой, которую звали очень красиво - Виктория. Вторую неделю он вынашивал план, что сделать с ними. После произошедшего девушка потеряла голос и до дрожи боялась любого представителя мужского племени.
   Дверца авто хлопнула, на мостовую перед дорогим рестораном вышел высокий светловолосый парень. Элегантная пиджачная пара, щегольские остроносые туфли - все говорило о достатке. Тонкая сигаретка упала на асфальт. Щелкнули каблуки, качнулась дверь - "объект номер один" скрылся в глубине заведения.
   Второго он нашел в дорогущем фитнес-клубе. Крутолобый, похожий на перекаченного бычка, стриженый под ноль - "объект номер два" - сел в громадный джип, подхватил у входа длинноногую брюнетку и укатил по своим делам.
   "Объект номер три" - затянутый в джинсовый костюм, танцующей походкой прошел мимо сидящего на скамейке Влада. Взлетел по ступеням университета, на ходу чмокнул смеющуюся блондинку и пропал за дверями храма науки.
   Самым опасным на взгляд Влада был "объект номер четыре", в отличие от первых трех - парней лет 25, этот был старше - хорошо за тридцать. Сразу было видно - это хищник. Да не простой - матерый. "Хищник каменных джунглей" - усмехнулся Влад. С ним придется повозиться.
   Когда Влад увидел его первый раз у него перехватило дыхание, уж больно "четвертый" походил на Вахтана, только слегка постаревшего и заматеревшего. Ставшего странно ухоженным и еще более опасным чем был. Его замутило, и вместе с тошнотой к горлу подступили воспоминания.
   Институт он закончил почти с красным дипломом, чуть-чуть не хватило. Сразу после выпускного, он пошел в военкомат. Сначала хотел откосить, была такая возможность - мать предлагала устроиться в "ящик", а там отсрочка, но... Было их несколько, этих самых но.
   Во-первых, все его одногрупники, числом 6 решили служить, за исключением двоих. Один уже отслужил, у другого зрение минус восемь диоптрий. Поэтому, косить, было стремно. Да и служить всего год, пускай не "пиджаком", военной кафедры у них не было, но все же не два года. Родители не давили на него, хоть было видно, что у них были совершенно другие планы на его будущее.
   Во-вторых, зарплата, в этой закрытой конторе - курам на смех, на сигареты да на проезд, ну может еще на пиво хватит, если до выходных копить. До 27 лет что-то не хотелось висеть на шее у родителей.
   И он пошел. Потом были шумные проводы - водка рекой, веселые девчонки. Торопливый секс в ванной, сначала с одной одногрупницей, потом, уже под утро, с другой, который, надо сказать, ничего кроме привкуса стыда не принес. За первой, он безуспешно ухаживал со второго курса, и вот теперь, непонятно почему, она снизошла до него. То ли из жалости, то ли из-за выпитого вина. Вторая, была признанной красавицей факультета. Она давно жила с сыном декана. А под утро, когда все, упившись спали, она уцепила Влада за руку. Пьяно пошатываясь и приглушенно хихикая, девушка потащила его в ванную. Влад, хоть и пивший наравне со всеми, был трезвее трезвого, видимо из-за мандража охватившего его. Он наконец осознал, какой серьезный шаг совершил отправившись в военкомат.
   Пока он был в учебке, хоть это конечно была не полноценная учебка, а так, сорок пять дней карантина - КМБ (там подобрались пацаны со всей страны одного с ним призыва), было еще нормально.
   По приезду в часть он ужаснулся. Там царил полный беспредел. Нет, днем был образцово-показательный порядок, но по вечерам, когда офицеры исчезали как по мановению волшебной палочки, начиналось издевательства старослужащих над салабонами. Несколько дней Влада и пришедших с ним пацанов не трогали - присматривались. Через пару дней Влада разбудили среди ночи и, не дав одеться, вытащи в туалет.
   Пяток старослужащих, в расстегнутых до пупа гимнастерках курили, вольготно развалившись на подоконниках.
   -- Ну, че, салага, форму постирай, -- ему в лицо полетел пропахший потом комок.
   Влад думал, что все ужасы дедовщины обойдут его стороной, как ни как ему 23, за плечами институт. Но этим двадцатилетним переросткам, которым на вид дашь весь сороковник, было плевать, кем он там был до службы и сколько ему лет. Для них он был еще одним "мясом" над которым от скуки, можно было всласть поиздеваться.
   Кровь бросилась ему в лицо. В голове лихорадочно завертелись мысли: "Что делать? Что делать, блин, что делать? Подчиниться? А что если это проверка на вшивость? Или послать подальше? Может двинуть в морду, все таки первый разряд по дзюдо и пара-тройка лет походов в тренажерку? Отмахаюсь, поймут, что лучше не связываться, и отстанут. Или покорно подобрать омерзительно пахнущие тряпки и сделать что просят? Блин, что делать?".
   "Деды" даже не насмешливо, а скучающе смотрели на него, сзади переминался притащивший его в туалет солдат, сам пару месяцев назад прибывший на службу.
   -- Че, ждешь? Пенделя для ускорения? Мухой, подхватился. -- Процедил небритый, кавказской внешности старослужащий, и с ленцой почесал заросшую курчавым волосом грудь.
   Влад решился. Сделать это было нелегко, ой как нелегко.
   -- Пошел ты, может тебе еще носки постирать?
   Все первый шаг сделан, возврата нет.
   "Деды" до этого лениво пускавшие дым в потолок, зашевелились, начали переглядываться. На их лицах Влад заметил признаки интереса, давно видимо никто не выкидывал такого демарша. Они почувствовали новое развлечение.
   -- Во борзый, -- даже как то весело, без угрозы, протянул славянской внешности паренек. Его курносое лицо осветилось радостью.
   -- Гля пацаны, выеживается, карась, по харе давно не получал.
   -- Ты сам-то давно не получал? -- бросил в ответ Влад (хотел с угрозой, вышло просительно, голос дрожал).
   В прорубь, так с головой.
   Курносый заржал в голос:
   -- Он еще угрожает.
   -- Ты кто, борзота?
   По тому, как он подобрался, Влад понял, будут бить. Но удар пришелся, не оттуда, откуда он ожидал. Ударил третий, черноволосый, с гладко выбритым лицом. Ударил жестко - в середину груди. Влад задохнулся, воздух, как сквозь проколотую велосипедную камеру, вышел из легких. Удары уже сыпались со всех сторон.
   -- Аккуратней, не по лицу, по башке, да в грудак бей. А то завтра, от "шакала" достанется.
   Влад пытался отмахиваться, словно мельница крыльями размахивая руками, помогало мало. Противники били умело, жестко блокируя его жалкие попытки. Наконец он упал, его начали пинать, уже по ногам.
   Как добрался до койки, он помнил плохо, помог тот, кто его привел в туалет.
   Наутро после побудки и построения к нему подошел Санек, они вроде как сдружились в учебке.
   -- Ну, ты даешь, братан, че вчера выкинул.
   -- А, ты что? Подчинился бы? -- Влад рассматривал себя, тело было в синяках, но не так что бы очень больших, как вчера показалось. Бившие его туго знали свое дело, следов старались не оставлять.
   -- Я и подчинился, как и все наши, -- Санек мотнул головой в сторону пацанов, что попали в часть вместе с ними.
   -- А я не буду.
   -- Забьют, дурак, -- с тоской протянул Санек.
   -- Поймут, что не подчинюсь и отстанут.
   -- Не, брат, не отстанут.
   -- Слушай, давайте объединимся, и дадим им отпор, -- Влад схватил товарища за плечи.
   Тот отрицательно покачал головой:
   -- Никто не подпишется.
   -- А ты?
   -- А что мы вдвоем сделаем? -- он отошел.
   Влад понял, надеется не на кого. Он заплакал, от унижения, от предательства, от жалости к себе. Да много от чего. Злые слезы скользили по щекам, он не сдерживал их, лишь старался не всхлипывать.
   Его начали таскать в туалет каждую ночь, и каждый раз в лицо летел ком грязной одежды и предложение ее постирать. Следовал отказ. За ним избиение. Поначалу Влад шел в отмах, но это мало помогало, потом прекратил. Подумал, если он не будет сопротивляться, им это, в конце концов, надоест, и они от него отстанут. Получал свою порцию пи...ей и тащился на койку. "Дедам" его бездействие действительно надоело, и они решили разнообразить свой "досуг". Теперь один держал, а другие отрабатывали на нем удары. Они называли это тренировкой. Били руками и ногами. Не во всю силу конечно, и не по лицу, но в голову прилетало часто, как говорил Вахтан (тот, что первый бросил ему одежду с приказом постирать) в волосистую часть головы, дабы лицо не портить. От этих ударов, голова долго гудела, а на утро тупо болела. Больше всего ему доставалось от курносого - Ивана, меньше от черноволосого - Виталика. Оба до армии занимались каратэ - Киокусином, у них на груди синел одинаковый ряд иероглифов. Вахтан - был КМС по боксу.
   Через два месяца, систематического избиения у Влада, все внутри болело, хорошо хоть крови в моче не было. Он был в таком отчаянье что подумывал либо сбежать, либо повесится, но, ни на то, ни на другое он решиться пока не мог. Был третий вариант - пожаловаться офицерам. Но "шакалам" - так их звали в части, было глубоко безразлична судьба своих солдат.
   "Деды" его только избивали, над другими издевались более изощренно, в общем, был весь набор унижений, о котором рассказывают на гражданке.
   Вахтан ярый поклонник футбола внес разнообразие в издевательства. Они с четверкой "дедов" по субботам устраивали футбольные матчи. Надевали толстый ватник на какого-нибудь бедолагу, заставляли его присесть и обхватить руками колени. А после со всей дури пинали, импровизированный мяч должен был прыгать от одного "футболиста" к другому, крича гол если стукался о стены.
   Когда Влад увидел это в первый раз, ему стало так плохо от ужаса и омерзения, что чуть не вырвало. Ему была невыносима мысль что это - то же люди. Такого быть не могло. Они могли быть кем угодно от инопланетян до разумных бактерий, выросших до размеров человека, но не людьми.
   Когда Влад готов был что-нибудь сотворить с собой, его неожиданно оставили в покое. Он подумал, что им все это надоело. Но нет, он рано радовался. "Великолепная" пятерка, решила устроить в казарме бои без правил. Победитель должен был сражаться с Вахтаном - самым сильным бойцом. Именно поэтому Влада перестали бить, дав ему пару недель, чтобы оклематься перед "битвой". Так они это называли.
   И вот "битва" началась. Влад смотрел на то, как дерутся солдатики. Тощие и недокормленные, совершенно не умеющие драться, они бросались друг на друга. Вслепую молотя руками, и изредка вяло пиная друг друга. "Деды" подбадривали их воплями и матерками. Владу хотелось закрыть глаза и не видеть того, что разворачивалось перед ним. Его затошнило.
   Он смотрел, постепенно приходя в ярость, до крови кусая губы, чтобы не закричать. Он не выдержал, когда на середину круга вытолкнули Санька. Он был хорошим парнем, как мог поддерживал Влада, утешал.
   Влад не помнил, как вскочил. Табурет словно живой прыгнул в руки и обрушился на голову Вахтана. Что было дальше, он помнил смутно - крики, разбегающиеся сослуживцы и кровавую лужу вокруг головы неподвижно лежащего тела.
   Дальше суд и два года "дизеля" - дисциплинарного батальона. Хорошо, что Вахтан не умер. Плохо, что не поверили словам что его, Влада, систематически избивали. Синяки сошли, а более глубокое исследование никто не проводил, тем более что свидетелей не было.
   Пальцы впились в ладонь, да так что ногти прокололи кожу. Ничего не видя перед собой Влад разжал ладонь чтобы отереть пот выступивший на лице. Из ранок, оставленных ногтями на ладонях, запах крови ударил прямо в нос. И это медно-кислый аромат заставил его очнуться. Влад прикрыл глаза и начал дышать, как учил доктор - медленно и глубоко - вдох - пауза - выдох - пауза - вдох. Успокоившись он понял что "четвертый" лишь похож на его мучителя.
   Он не знал их имен, но это было не важно. На войне он тоже не знал имен людей, которых убивал. Впрочем, для него это были не люди - бешеные животные, которых надо уничтожить.
   Правда, сейчас было одно "но", он не хотел убивать, что-то сломалось в нем в тот первый вечер на квартире Клопа. Он шел наказывать. Жестоко - да, смертельно - нет.
   Почти неделя потребовалась ему, что бы уговорить Вику показать ему этих. Он был с ней круглосуточно. Он уговаривал, убеждал, доказывал. Она очень боялась, боялась так, что при одном упоминании о случившемся впадала в истерику - дрожала и плакала - свернувшись клубочком на кровати, но в тоже время она хотела возмездия, а он был очень настойчив и добился своего.
   Две недели он выслеживал их, как хищник добычу. Они не замечали его. Кто он для них? Еще один плохо одетый и небритый парень, которых много вокруг. Мусор, под их дорогой обувкой. Они были беспечными. Сынки богатых родителей, они и помыслить не могли, что с ними, что-то может случиться. А случай с Викторией убедил их, что они могут выйти сухими из практически из любой ситуации. Деньги и связи. Связи и деньги. Эта пара может все. Но они были беззащитны перед ним - тренированным зверем, обученным убивать. Все кроме последнего.
   Породистое лицо, тонкая щеточка усов под хищно изогнутым - орлиным носом. Плавные движения, как у готовой атаковать змеи. Он что-то чуял, и он был единственным, кто не общался с тремя другими. Они были сами по себе, он сам по себе. За ним Влад следил особенно осторожно и поэтому знал о нем меньше чем о других. И это он резал ей лицо. Остальные только насиловали. Вот он умрет. Остальные? Остальные возможно позавидуют ему.
   О первой троице Влад знал практически все. Распорядок дня, маршруты, привычки и пристрастия, в общем как говориться - кто, где, с кем, когда и как часто.
   О четвертом не много, он был очень осторожен, часто проверялся, но Влада так и не заметил - Михалыч хорошо выучил. С него придется начинать, иначе он может насторожиться и исчезнуть. Только такой не исчезнет - нет, сам начнет охоту. Поэтому, Влад, все силы сосредоточил на нем. Уследить за серебристым "BMW" усатого, на позаимствованной у Сержа "копейке" было нелегко. Но он справился.
   Его Влад точно решил убить. Сначала хотел провести показательную казнь - повесить голым на рекламном щите, но потом передумал - он не "гус", издеваться не будет, хватит - насмотрелся. Перед смертью он ему скажет, за что тот умрет. Нехорошо убить человека не дав ему возможности узнать, за что умираешь. Иначе все что хотел сделать Влад, будет бессмысленным.
   "Смерть не должна быть бессмысленной, достаточно того что жизнь не имеет смысла. Если ты убиваешь человека, прояви к нему уважение - скажи за что. Так говорил Михалыч, а ему Влад верил, убедился - тот всегда прав. Как он кстати там? Влад вспомнил коротко стриженую седую голову, широкие брови, густые, всегда аккуратно постриженные пшеничные усы. Он даже в рейдах, когда они по месяцу скитались в тылу врага, умудрялся держать их в образцовом порядке. Когда они последний раз виделись в госпитале, Михалыч сказал: -- Меня не ищи, будет возможность сам тебя найду".
   Усатый франт был любвеобилен. За две недели наблюдения Влад насчитал трех постоянных любовниц, не считая одноразовых - склеенных в клубах или на вечеринках. За эти 14 дней он только два раза переночевал в одном и том же месте. Влад так и не мог понять, кто он (с первыми тремя проще - один студент, другой хозяин ночного клуба, третий средней руки браток). Усатый не был похож ни на бандита, ни на барыгу, ни на плейбоя. Ситуация прояснилось на следующий, 15 по счету, день слежки. Утром объект прибыл в высокое здание темно серого кирпича с аббревиатурой из трех букв над широким мраморным крыльцом. Все стало ясно - силовик. Это усложняло задачу, но ненамного.
   Оставалась неясным его связь с тремя другими насильниками. Что их свело вместе, в тот злополучный день? С чего они решили поглумиться над девушкой? Зачем так изуродовали? У Вики часть происшедшего стерлась из памяти. Помнила, как ее, возвращавшуюся из клуба, затащили в притормозившую машину. Помнила насмешки, щипки и издевательства в салоне. Помнила, как ее насиловали несколько часов где-то за городом, на большой даче. Помнила усатого, пьяное лицо с оловянными плошками глаз, его руку с зажатым в крепких пальцах сверлом, дикую боль и долгожданную темноту, накрывшую ее. И лица - крепко впечатавшиеся в память. Почему они с ней так поступили, она не знала. Все четверо были ей незнакомы.
   Друг друга по имени они не называли.
   Лишь:
   -- Эй, впарь ей.
   -- Давай раздвинь ты ей ноги.
   -- Да, держи эту дуру крепче.
   Усатого, Влад прихватил (на 20 день) на выходе из подъезда. Тот снял очередную куколку и прикатил к ней домой. В три ночи Влад уже собирался отваливать к себе, как дверь парадной хлопнула, пошатывающейся походкой усатый подошел к своей машине. Было видно он был сильно навеселе, но не так чтобы не контролировать себя. Влад змеей скользнул из-за руля, достал из кармана удавку. Завертел головой - никого нет, темно, единственный фонарь не горит. Поглядел на окна - не выглянула ли краля поглядеть на любовника? Нет, не выглянула. Неслышно двинулся к объекту.
   Некстати вспомнился Михалыч с его наукой:
   -- Вот ведь итальянцы, придумали - гаррота, слово-то какое противное. Толи дело наше - удавка или проще петелька. Ее ведь с умом подбирать надо - что бы супостата спеленать. Возьмешь слишком толстую - противник пальчики под нее просунет и вывернется. Слишком тонкую - порвется, а если крепкая горло перережет и привет - задание провалил.
   У Влада была правильная петелька, не толстая, но и не тонкая - в самый раз.
   Усатый постоял у открытой дверцы машины прикуривая, повернулся к стоящему на газоне джипу, расстегнул ширинку и стал с удовольствием мочится на его крыло.
   Вот ведь дурачок так подставиться, расслабился после бабы. Влад накинул ему веревку на шею. Перехлестнул концы, резко развернулся спиной и почти под девяносто градусов нагнулся к земле, взваливая тяжелое тело на плечи. Ноги усатого оторвались от земли, руки метнулись к шее, из горла раздалось сиплое шипение. Секунд через двадцать усатый безвольно обмяк и перестал дергаться.
   Влад запихнул тело на заднее сиденье, прихватив руки и ноги все той же веревкой, в рот воткнул тряпку, валявшуюся в бардачке. Стекла в машине были тонированы почти в ноль, значит, никто не помешает их разговору. Сел за руль и отогнал машину в ближайшую подворотню.
   Влад сидел в удобном кожаном кресле, поглядывая в зеркало заднего вида. Ждал, когда усатый очнется. Тот очнулся минут через пять, хоть старательно делал вид, что без сознания - прокачивал ситуацию. Влад видел - он пришел в себя, по изменившемуся дыханию, по тому как задвигались глаза под прикрытыми веками. Усатый лежал почти не выдавая себя, другого бы обманул, но только не Влада. Ожог у усатого должно быть сильно болел, выпавшая изо рта сигарета пришлась прямо на причиндалы.
   Через десять минут Влад развернулся к пленному и врезал кулаком в пах:
   -- Просыпайся орел.
   Усатый заворочался, засверкал глазами, что-то прорычал неразборчиво, связно говорить мешал кляп.
   -- Ты, чертила, слушай меня. Ты наверно думаешь, что раз я тебя сразу не кончил, то сейчас распакую тебе рот, и ты будешь говорить какой ты крутой, какие друзья у тебя крутые, что они любого за тебя из-под земли достанут и порвут как Тузик грелку. Потом будешь грозить и торговаться. В общем, навешаешь мне лапши на уши - ты ведь в этом мастер. А потом кинешь меня. Ты ведь крутой и всегда так делал. Только вот одна закавыка, мне от тебя ничего не надо. Не убил я тебя сразу только потому что хочу, чтобы ты знал за что сдохнешь.
   Усатый задергался. Максим успокоил его тычком в горло.
   Заговорил спокойно, размеренно, как робот, глядя усатому в глаза. Потом он даже не сможет вспомнить какого они цвета.
   -- Три года назад. Пять утра и девушка - высокая, красивая блондинка на набережной. Идет, цок-цок каблучками на длинных ногах, по мостовой. Идет значит, усталая домой, никого не трогает, а тут ты и трое козлов с тобой в машине. Пьяные, веселы, безнаказанные - что хочу то творю. Цоп ее когтищами и в машину, да на дачу. А она дурочка сопротивляется, кричит, счастья своего не понимает. Как же, такие орлы рядом.
   Он видел, как расширились его зрачки, как забегали глаза - вспомнил, все вспомнил.
   -- Развлекались с ней потом всю ночь. Как насиловали, помнишь? Сверло помнишь? Вижу, помнишь. Как выкинули ее потом где-то на проселке. Думали умрет? Нет, не умерла. Не понятно зачем так? Ты в Гулистане был? Был наверно, ты ж в конторе трудишься и не клерком. По глазам вижу что был. Видел что там "гусы" с нашими пацанами делали? Видел. Попробовать решил, что они чувствуют, да? Когда над беззащитными глумились? Я не знаю, мне все равно. Так вот, ту девушку Викой зовут. Красивое такое имя, да? Жизнь вы ей испоганили, а ей ведь всего девятнадцать было, как пацанам нашим, да. В общем, я все сказал, прощай.
   И Влад вогнал ему в глаз шило, длинное и тонкое. С такой силой воткнул, что острие царапнуло по задней стенке черепа.
   Усатый выгнулся дугой, дернулся и обмяк. Влад выбрался из машины и, не оглядываясь, скрылся в темноте.
   Остальных он просто избил. Избил жестоко и показательно - поломал ноги и руки, да пару раз врезал между ног так, чтобы им долго будет не до любви.
   Шуму его акция наделала много. Усатого показывали по телевизору. Говорили о смерти майора какого-то там ведомства, приплели террористов и прочее бла-бла-бла. Но, никого так и не нашли. Избитые, пару раз мелькнули в местных новостях и только.
   После того как Вика обо всем узнала и посмотрела репортаж в новостях, пропала на три недели. Влад все это время тосковал, каждый день приходил к Клопу и не найдя ее там помотавшись в тоске по коммуналке уходил. Через три недели Вика снова появилась на квартире, на ней была полупрозрачная блузка, не скрывающая красивой груди, юбка со смелым разрезом, туфельки на длинном остром каблуке и тонкие черные колготки. Волосы водопадом струились по щекам, уже не закрывая все лицо спутанной бахромой.
   Она подошла к нему с заговорщицким видом, взяла за руку. Он заметил на ее ногтях, прежде обгрызенных до самого мяса, аккуратный маникюр. Подошла и увлекла его за собой в одну из комнат. Там в полутьме, нашла своими губами его губы и приникла к нему всем телом, мягким и податливым, как горячий воск. Он был очень нежен и осторожен, боясь причинить ей боль, а она жадной и ненасытной. Прошли сутки, прежде чем они довольные и ужасно голодные выбрались из комнаты.
   А через месяц они расстались. Инициатором стала Вика. Влада больно ударил этот разрыв, но не винил девушку, понимая, что слишком сильно напоминает ей тех ее давних насильников. Большой, жесткий, сильный. Он понимал ее, но было все равно грустно.
  

Конец.

5 августа 2015 года.

  
  
  
  
   1
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"