Одно Кирилл знал точно: сбежать надо как можно быстрее.
Только пока было непонятно: как?
Стук камней, окрики, шум шагов и лязг затворов разносились над Красной площадью. Под длинным навесом, где находился Кир, прямо на мостовой двумя рядами лежали матрацы, а на них - раненые варханы. Некоторые спали, кто-то чистил оружие или точил нож, другие, собравшись кружком, играли в кости на расчерченных ромбами досках.
От пролома между Спасской башней и Мавзолеем вереница рабов тащила камни, из которых вокруг лагеря складывали стену. Кир мысленно называл их именно так - "рабами", а не "пленниками". На всех были кожаные ошейники, да к тому же за ними наблюдали надсмотрщики.
Насколько Кирилл мог судить из-под навеса, стена высотой по грудь шла большим овалом. С внутренней стороны вдоль нее стояли стулья и табуретки, притащенные из окрестных домов, из Кремля и превратившегося в развалины ГУМа. Из-за этой стены удобно отбивать атаки противника... который вряд ли теперь появится. По крайней мере в таком количестве, чтобы всерьез рассчитывать на захват лагеря.
Кирилла уже почти не знобило, руки не тряслись - благодаря варханским микстурам организм справился с отравлением. Он поправил грязноватое одеяло, пытаясь улечься поудобнее на матрасе, повторяющем изгибы мостовых камней. На нем были чужие штаны и рубаха, а плащ с кроссовками куда-то подевались, зато возле матраса лежали легкие кожаные мокасины. Рассчитывать на то, что маскарад продлится долго, не приходилось. До сих пор помогало то, что на Делегатской он дыхнул газа, и первые пару суток ему было совсем плохо, гораздо хуже, чем в доме бабки Пани, во время приступа "акклиматизации". Два дня Кирилл лежал пластом, и никто не пытался с ним заговорить - но теперь вполне могут, и тогда конец.
Варханов в лагере было несколько сотен, отсюда во все стороны разъезжались патрули, обозы с припасами под охраной. Над остатками Спасской башни торчала высоченная мачта семафора, иногда он начинал полыхать ярким светом, посылая во все стороны сигналы. Кирилл уже научился определять офицеров, которые сменили плащи на кители с красными полосками, вшитыми в рукава на предплечьях. Как правило, полоска была одна, реже - две, и всего пару раз он видел людей с тремя. Примерно на десять-двенадцать рядовых приходился один однополосочный, которых Кирилл окрестил сержантами, а какое соотношение простых бойцов к двух- и трехполосочным, он разобраться пока не мог.
Один из игроков в кости перехватил его взгляд, махнул рукой и что-то произнес, приглашая присоединиться. Остальные уставились на Кира. Он покачал головой, замычал неразборчиво. Прижал ладонь ко рту, развел руками и отвернулся.
Ближе к Лобному месту лежали мешки с цементом, четверо дюжих рабов под наблюдением молодого вархана, сидящего на камнях с "калашом" в руках, замешивали раствор в железной бадье, другие ведрами разносили его вдоль стены. За их работой наблюдал, заложив руки за спину, высокий чужак, из-за плеча его торчал ствол электроружья.
Только высшие чины носили такое оружие. Все офицеры в лагере были смугловатыми брюнетами, с узкими глазами и стальным отливом волос. Среди рядовых смуглые попадались реже, больше половины - люди различной внешности, блондины, брюнеты, рыжие и шатены, худые и полные (хотя настоящих толстяков Кир не заметил ни разу), высокие и нет. Скорее всего, это его и спасало: он немного смахивал на варханов, но не так чтобы очень, и если бы орда состояла только из смуглых, Кира бы почти сразу раскусили бы.
А еще среди чужаков было довольно много женщин, хотя одевались они как мужчины, повадки имели похожие, так что отличал он их не всегда.
На другом конце навеса показался доктор. Его сопровождали двое помощников в шароварах и грязно-серых фартуках, натянутых прямо на обнаженные торсы, мужчина и женщина. Он - угрюмый бородач, она - наголо обритая и с татуировкой, которой щеголяли многие раненые, -глазом со зрачком-спиралью. Такие наколки были на спинах, на груди, на запястье или предплечьях, а у медсестры она украшала темя.
Дородный доктор, высокий и широкоплечий, с большим мягким лицом и большим животом, в халате с меховой оторочкой, круглой кожаной шапочке и мокасинах, медленно двигался по проходу между матрацами. На шее его была цепь с треугольным медальоном. Помощники шли немного сзади и по сторонам, она держала поднос со стаканами, полными какой-то бурды, он нес изящный стул с изогнутыми резными ножками, явно очень дорогой - из Кремля, не иначе. На плече медбрата висела кожаная сумка.
Доктор относился к четвертой, самой малочисленной категории обитателей лагеря. Рядовые бойцы, офицеры, рабы и вот эти, как их назвать... ученые. Их было всего трое, они носили халаты и круглые шапочки, и цепи с большими треугольными медальонами.
Статус ученых был непонятен. Вчера Кир видел, как на площади разбирали большую катапульту, и работами руководил один из них. Он бегал, раздавая приказы, кричал на варханов и размахивал руками, и они вроде бы слушались его, занятые катапультой бойцы выполняли указания... но вдруг офицер с двумя полосками ударил его, да так, что ученый упал и встал не сразу.
Да и этот доктор со своими помощниками... Они его слушаются, выполняют любой приказ, но не чудится ли Кириллу презрение в их глазах? Хотя, с другой стороны, ученые - не рабы. Ошейников у них нет, а свобода передвижения есть, и ночуют они не в дощатых загонах, как все пленники-москвичи, и едят не баланду, которую тем варят дважды в день.
Доктор останавливался возле раненых, говорил с ними, женщина подавала стакан с подноса, в некоторые он добавлял что-то из мешочков, висящих у него на поясе. Варханы брали стаканы охотно, выливали в горло мутную жидкость, ахали и охали, кто-то после этого сразу откидывался на спину, кто-то принимался массировать грудь или тереть шею, а один, с перебинтованной рукой, даже попытался встать, но помощники доктора быстро и довольно грубо уложили его обратно.
Кирилл был уверен: тогда, после боя, бойцы не обыскивали его, потому что на нем был офицерский плащ. Возможно, в том отряде не осталось ни одного офицера, а рядовые не рискнули копаться в рюкзаке на его спине? Ну а позже его не раскусили именно благодаря этому доктору, который прикрывал Кира в лазарете, который как-то так все повернул, что никто, включая помощников, не заметил, что на теле раненого нет татуировок, в том числе небольшого овала со спиралью, украшавшие запястья, кажется, всех варханов.
Раненый, лежащий через проход прямо напротив Кирилла, громко застонал. Кир и раньше обратил на него внимание - боец явно нуждался в скорой медицинской помощи, он часто вскрикивал от боли, метался и дергался на матраце. Никто из соседей не обращал на него внимания, только иногда игроки в кости поглядывали с досадой, будто он мешал им. Да и на лицах проходящих мимо чужаков, когда они изредка бросали взгляд на лежащих под навесом, не было сочувствия, участия, сострадания - только равнодушие. Или презрение. Может, в орде считают, что плох тот вархан, который позволит себя ранить? И чем сильнее ранение, тем хуже боец?
Доктор с помощниками подошли к мечущемуся в бреду раненому, на одеяле которого в нижней части проступило пятно крови. Доктор отдал несколько приказов - медбрат, поставив стул, поспешил назад по проходу, а женщина с недовольным видом подошла к Киру и опустила поднос на камни возле его ног. Грудей у нее почти не было, будто с детства их крепко перетягивали повязкой, чтобы не росли. Медсестра показала на стаканы и презрительно бросила Кириллу несколько слов. Он молчал. Оправив фартук, она пошла вслед за ушедшим напарником. Ягодицы под грубыми шароварами были крепкие и тощие, даже костлявые - не женщина, а тренажерная доска какая-то.
Проводив помощников взглядом, доктор переставил стул поближе к Кириллу. Сел и, склонившись ниже, отчетливо произнес:
- Артем.
Треугольный медальон на его груди был размером с ладонь, на медальоне - глаз внутри свернувшегося овалом змея, который кусает самого себя за хвост.
- Артема, - повторил доктор, внимательно глядя в глаза Кира. - Ар-те-мей Азенбаг.
- Что?! - прошептал Кирилл хрипло и смолк. Сказать, что он удивился - значило обозвать Эверест холмом. Он просто офигел, охренел по полной программе. Замер, разинув рот и выпучив на доктора глаза. Этот веснушчатый толстяк только что назвал имя и фамилию олигарха!
Доктор, увидев его реакцию, разволновался. Он задышал громче, потер руки. Быстро оглянувшись, сунул Киру стакан с подноса и сказал:
- Здаро.
Потыкав Кира пальцем в грудь, настойчиво повторил:
- Здаро!
- Я не Здаро, - прошептал Кир, машинально поднося стакана к губам.
- Пай.... Пей! Здаро!
Вархан прижал ладонь к донышку стакана и резко наклонил его, заставив Кира залпом выпить содержимое.
В голове вспыхнуло солнце. Свет полился из глаз, сделав все вокруг очень четким, ясным, отчетливо видимым. Жидкость раскаленной до звездных температур плазмой стекла по пищеводу в желудок, где вспыхнул костер ?- сотни, тысячи ревущих костров... Вспыхнули и погасли. И солнце в голове погасло, но свет его не исчез. Сознание прояснилось, звуки стали громче, краски насыщеннее, мозг заработал как новенький, хорошо смазанный мотор.
- Кир, - негромко произнес Кирилл, ткнув себя пальцем в грудь.
- Кыр, - сказал доктор. - Кыр здаро.
"Здоров" - понял Кирилл. Он хочет сказать, что я уже здоров. Или просто так здоровается?
- Ар-те-мей, - сказал доктор. - Был знат Ар-те-мей Азенбаг? Лазарич?
Глаза доктора блеснули, он наклонился ниже, внимательно слушая.
- Кыр был знал Артемий, - раздельно повторил Кирилл. - А ты... Имя? Как звать? Я - Кир, ты?.. - украдкой оглянувшись, он коснулся пальцем груди доктора и сразу убрал руку. Я - Кир, ты...
- Явсен, - сказал доктор и добавил что-то вроде "пеор" или "пеон". Не то фамилию назвал, не то свое звание.
- Явсен Пеор? - переспросил Кир. - Ты - Пеор?
- Пеон, - поправил доктор. Он похлопал себя ладонью по груди, повторив несколько раз: "Явсен... Явсен...", затем потыкал пальцем вокруг, говоря: "Пеон, пеон, пеон..."
Кирилл понял это так, что "пеон" - не фамилия или второе имя Явсена, а звание, должность или статус, и в лагере есть другие пеоны. То есть - ученые?
- Можно мне еще? - спросил он и потянулся к стаканам на подносе, но доктор отвел его руку. Потер ладонью выпуклый лоб, пошевелил губами и спросил:
Доктор замер, уставившись на него. Снова пошевелил губами и забормотал:
- Беда... опасно... важно... Важно! - он кивнул. - Много. Много важно Артемей. До Артемей. Идет до Артемей. Кыр идет Явсен до Артемей? Помоч. Помоч Явсен до Артемей. Будет вод... - он насупился, пытаясь подобрать слова. - Бузбарос ест вод! Вод... - Явсен широко развел руками. - Вод! - ткнул пальцем в змею на своем медальоне. - Бузбарос. Вод - Змля. - Он показал одну ладонь, затем вторую. - Вод - Териана. Териана, Змля - быхх! - Явсен свел ладони вместе, потер ими друг о друга. - Змля, Териана. Беда! Помоч!
Доктор снова оглянулся, когда на другом конце прохода появились его помощники с носилками.
- После. - Он похлопал себя ладонью по губам. - Явсен здес после.
Помощники быстро приближались, доктор начал привставать, и Кир спросил шепотом:
- А мои вещи? Рюкзак... - он руками изобразил рюкзак, показал себе за спину, повел плечами.
- Клум? - спросил доктор.
- Там катана, ну, сабля, и лэптоп. Главное - катана!
- Клум - кышта манкурат. Манкуратня. После.
Он повернулся навстречу помощникам, которые положили носилки рядом с мечущимся на матраце раненым. Женщина пристально посмотрела на Кирилла и перевела подозрительный взгляд на доктора. Лишь сейчас Кир заметил, что у обоих помощников на ремнях висят ножи, а у этой тетки еще и пистолет в кобуре на боку. А вот у Явсена оружия не было.
Пеон, значит? Напоминает слово "пион", то есть "пи-мезон", элементарная частица такая. А еще цветок. А еще... он же где-то читал. Ну да, у Джека Лондона в "Сердцах трех" - там пеонами называли зависимых крестьян, не рабов, но и не свободных, то есть "пеон" - это, кажется, вроде сокращения от какого-то испанского слова, "пионажа", что ли. И еще - манкураты, манкуратня. Почему-то Кирилл выделил эти слова из других, чем-то они ему не понравились. И тоже показались знакомыми.
Под руководством Явсена помощники переложили тяжелораненого на носилки, подняли и унесли. Доктор тоже ушел, взяв поднос и стул, Кир проводил его взглядом. Он пока мало что понимал. Очень это все неожиданно и странно. Но ведь Явсен точно спрашивал про Артемия Лазаревича Айзенбаха, ведь так? Если предположить, что это не ошибка, что Кирилл не перепутал имя олигарха с какими-то другими словами из языка варханов или из русского, просто неправильно заученного доктором... вдруг тот хотел сказать "артель" или "артикль", "лазарет" и "айсберг"? Да нет, глупость, понятно, что Явсен имел в виду именно бывшего работодателя Кира. Доктор знает про того и хочет с ним встретиться. "Кыр идет Явсен до Артемей", а? Ладно, пусть Кыр идет - но почему этот Явсен заговорил про Айзенбаха именно с Кириллом?
Потому что, когда отравившегося Кирилла притащили в лазарет, доктор быстро определил, что раненый не из орды, а местный. Но не выдал его. Почему? Потому что у него какие-то свои интересы. Ему нужно увидеть Артемия Лазаревича. И доктор предположил, что кто-то из местных его знает. Может, если выдавалась возможность, он любому попавшему в лагерь москвичу задавал такой вопрос? В конце концов, откуда ему знать, сколько людей в Москве? Откуда знать, что шансы на то, что кто-то из попавших именно в этот лагерь знаком с Айзенбахом, ничтожны?
Хотя, может, не так уж и ничтожны? То есть случайно повстречать того, кто знает олигарха лично, конечно, нелегко, но если Айзенбах довольно известная личность, то встретить человека, который мог бы указать место, где находится центральный офис "Старбайта", гораздо легче. Тогда выходит - доктор знает, что собой представляет Артемий Лазаревич... Но откуда?
И как это все связано с тем, что именно олигарх хотел выкрасть информацию по эксперименту, в результате которого началось нашествие? Да не просто выкрасть, он желал еще и стереть все данные из лабораторных компьютеров? В который раз Киру вспомнились слова Якова Афанасьевича: "Какая-то игра там велась, большая игра".
Он потер виски. Слишком мало данных, трудно систему из всего этого выстроить, остается только предполагать. Куча вопросов. Явсен сам по себе или представляет какую-то силу? Может, всех пеонов? Или только часть? И кто такие эти пеоны? Зачем Явсену встречаться с Артемием? Какие вообще у него цели?
Как он может помочь Кириллу?
Что самому Киру надо?
Сбежать. Отсюда надо сбежать, прежде чем его раскроют, - а ведь рано или поздно раскроют, причем скорее рано. Доктор не может держать Кира в лазарете долго, помощники вот-вот поймут, что тот здоров, тетка вон уже с подозрением глядит. А может, наплевать на доктора и попытаться сбежать самому этой же ночью? Если Кира пока что принимают за вархана, то передвигаться по лагерю он может относительно легко. Но выпустят ли его за периметр?
Под навесом показались трое рабов в ошейниках со скованными ногами: веснушчатая девушка с короткими русыми косичками, сильно хромающая пожилая женщина и крупный усатый мужчина. Лицо его показалось Киру смутно знакомым. Писатель какой-то, что ли? Вроде в Сети это лицо часто маячило на сайтах, связанных в фантастикой. Звеня кандалами, рабы стали собирать накрытые крышками железные горшки, стоящие возле части матрацев - в том числе возле того, на котором лежал Кирилл, ведь первые пару дней он не мог ходить. Вообще-то варханы отправляли естественные нужды где-то за проломом, в кремлевском дворе, но некоторые раненые не могли доковылять туда.
Рабы выносили горшки наружу, возвращались, ставили их возле матрацев и брали другие. Кир натянул одеяло до плеч и лег на бок, спиной к проходу. Этим троим он ничем помочь не мог и смотреть на них не хотел, а особенно на усатого, который являл собой совсем жалкое зрелище.
Вдалеке от лагеря виднелись остатки дома: фасадная стена с просветами окон торчала из груды обломков. Там на третьем этаже он прятался с мальчиком Костей и его мамой, где-то там, возможно, до сих пор лежит лэптоп...
Над изломанной верхней частью стены что-то блеснуло. Словно две крошечные искорки мигнули - и пропали. Кир прищурился, глядя в том направлении, но искры больше не возникали. Услышав шарканье ног прямо за спиной, он натянул одеяло на голову.
А ведь Явсен может быть шпионом. Вдруг он просто хочет выведать у Кирилла, где найти Артемия Лазаревича, который зачем-то нужен варханам? Может, так, а может, и нет... В любом случае у Кира свои планы. Надо немного поспать. Потом дождаться ночи. И ночью, при помощи Явсена или нет, бежать отсюда.
* * *
- Солнце сместилось, смотри, чтоб окуляры не бликовали, - сказал Курортник, и Лабус опустил бинокль.
- Зря торчим тут, - заметил он. - Даже если объект в лагере, как его заметить? Там пленников больше сотни.
Стена с оконными проемами без стекол и несколькими целыми балконами оказалась самым удобным наблюдательным пунктом в округе. Они пробрались сюда ночью, обойдя два вражеских патруля и стационарный пост охраны на Ильинке, и лежали теперь на чудом сохранившемся куске перекрытия верхнего этажа, торчащим из стены со стороны двора. На перекрытии даже остался паркет и упавший на бок шкаф, из которого высыпался ворох женского белья.
-Полковник говорил, у него волосы длинные, - припомнил Алексей. - Наверняка таких пленников не очень много.
- Ну и что, зато среди захватчиков много волосатых. Да и парень этот был в их одежде. Вдруг он вражеского бойца теперь разыгрывает? Как там их старики называют... варханина? Может, среди них надо его выглядывать?
- Вархана, - поправил Курортник, - по-моему, так правильней. И что-то не верится мне. Это какое самообладание надо иметь и как ему повезти должно было, чтобы после боя сходу чужака из себя изобразить?
До них донеслись одиночные выстрелы, и Лабус снова поднял бинокль. Под входом в Мавзолей стояли кожаные щиты, возле которых постоянно дежурили варханы. А в Мавзолее был оружейный склад. Туда доставляли стволы, отбитые у защитников города, складировали, наверное, пересчитывали там, как-то учитывали... Со склада оружие в небольшом количестве выдавали бойцам орды, и как раз сейчас семеро обучались стрельбе из АК.
Руководил дюжий мужик в порванном камуфляжном комбезе и кожаном ошейнике, босой, с перебинтованным плечом. Неловко двигая левой рукой, он показывал, как снаряжать магазин, беря патроны со столика, стоящего прямо на мостовой. Потом стал демонстрировать работу с пистолетом. За здоровяком никто особо не приглядывал; серые увлеченно палили по сбитым из досок мишеням, и он вполне мог бы скосить чужаков очередью да и дать деру... но почему-то не делал этого. Может, семья у варханов в плену. Или думает, что бежать теперь вообще некуда.
Справа от Мавзолея над мостовой лениво вращалось большое дымно-зеленое облако. Лабус еще раз осмотрел лагерь: овальная стена, которую строили пленники, около двадцати разномастных машин, шатры, множество чужаков между ними... Возле лобного места стоял шатер необычной формы - длинный прямоугольник с почти прямым потолком.
- А ведь по описанию полковника, лэптоп где-то в этом районе потерян, - заметил Курортник. - Может, прямо тут, под нами. Поискать, что ли?
- Это когда их патрули вокруг шастают? И вообще, черт его знает, где именно он потерян, Кирилл этот толком не описал Якову место.
- А ты заметил, что порталов последнее время почти не стало?
Костя кивнул, не отрываясь от бинокля:
- Ага, раньше постоянно то загорались, то гасли в разных местах, а теперь не видно их. Ну, кроме этого, большого. И еще рогачи исчезли.
- Рогачи? А, коровы те. На это я не обратил внимания.
- Ясное дело, ты от сельских реалий далек, горожанин. А я вот заметил: раньше их много было, а теперь совсем нет. Почему?
- Потому что в городе их нечем кормить?
- Точно. Скорее всего, рогачей перегнали в область. Ну что, снимаем наблюдение?
- Да, пора возвращаться.
Костя привстал, но снова улегся, когда со стороны лагеря полился гул.
- Леха, на портал гляди!
- Вижу.
Огромная дымная спираль клубилась, из центра ее били трескучие молнии. По всему лагерю чужаки поворачивались к порталу, опускались на колени, потом укладывались на мостовую лицами вниз, скрещивая ладони на затылках.
- Подожди, они что, молятся? - удивился Курортник.
Сквозь гул портала донесся хор заунывных голосов.
- Ага. Или просто защитная поза у них такая.
Облако полыхнуло изумрудом, и воздух со всех сторон устремился к порталу. Засвистел ветер, упал стоящий ближе к эпицентру шатер, кого-то поволокло по асфальту... Центр спирали вскипел, в нем набух дымовой пузырь - и лопнул, выпустив сноп молний. Громовое "ГРУУХ!" разнеслось над Красной площадью - и портал исчез.
Скрипнув, качнулась стена с огрызком перекрытия, на котором лежали напарники. Посыпались остатки стекла, застучали падающие камешки.
- Э, а ну давай-ка вниз! - засуетился Лабус, вешая СВД за спину. - А то я, ты знаешь, высоту не очень...
Один за другим они нырнули в проем и полезли вниз по пожарной лестнице, идущей сбоку от ряда окон. Теперь напарников можно было легко заметить с улицы, да и с площади, стоит кому-то кинуть взгляд в их направлении. С утра мимо наблюдательного пункта трижды проезжали патрули, недавно под охраной двух БПМ прополз грузовик с прицепом, пушкой на колесном лафете, а следом проехала машина с кожаной цистерной - Курортник предположил, что в ней перевозят газ, из которого заправляют БХМ. Может, воду, возразил на это Лабус. Или горючку. Или... да черт их знает, что там может быть. Вообще чувствовалось, что центр Москвы варханы заняли основательно.
Лабус с Курортником достигли второго этажа, когда сзади донесся гул мотора. Они замерли, повернув головы.
Мимо дома катил броневик, над люком которого торчала короткая мачта с тремя рупорами. От них вдоль мачты сбегали провода. За броневиком ехала пара тачанок с варханами-водителями, а перед ним шли четверо людей в обычной городской одежде. Сверху были накинуты кожаные куртки, которые носили рядовые бойцы орды. У троих на правой руке - фиолетовые повязки.
Пятый москвич, крупный светловолосый мужчина в безрукавке и джинсовом комбинезоне, с повязкой прямо на толстом бицепсе и с микрофоном в руках, сидел на краю башенки, привалившись спиной к мачте. Все столичные жители были в кожаных варханских шапках, под одной зоркий Лабус углядел что-то белое, похожее на край повязки. А еще ему показалось, что четверо из пяти, включая мужика на башенке, наголо обриты, во всяком случае, из-под шапок не торчали волосы.
Машины миновали остатки здания, направляясь к Москворецкой набережной, когда из рупоров полился грубоватый сиплый голос:
- Москвичи! Теперь вам нечего бояться! Незачем скрываться! Не прячьтесь! Война окончена! Вступайте в Силы Городского Правопорядка! Вы получите пищу, кров, оружие и уверенность в завтрашнем дне! Не прячьтесь, выходите на улицы, идите в отряды СГП! Конец страху и голоду! В наших лагерях вас ждут горячая пища и вода, а также спокойствие и уверенность в завтрашнем дне!
Голос смолк. Машины уже поворачивали, когда он зазвучал вновь:
- Москвичи! Теперь не надо бояться, не надо прятаться! Выходите из развалин, война закончилась! Силы Городского Правопорядка ждут вас! Вы получите еду, крышу над головой, вам выдадут оружие и...
Слова далеко разносились по пустынным улицам, отражались от стен, эхо повторяло их в лабиринте развалин. Машины с людьми уже скрылись из виду, а Костя с Алексеем все еще слышали отголоски призывных выкриков.
Лабус спрыгнул с лестницы первым, выхватив ПМ, взбежал на кучу, состоящую из кусков бетона, гнутой арматуры и части ограждения - остатков балкона. Посмотрел вдоль улицы влево, вправо.
Курортник встал позади кучи, Костя оглянулся и кивнул:
- Чисто.
Большой бетонный осколок под его ногами зашатался, когда он начал поворачиваться. Из-под осколка торчало что-то покатое, пластиковое, на нем была эмблема - надкусанное яблоко. Костя присел, схватился за край осколка. Пальцы почти коснулись пластика.
- За мной! - Алексей побежал вдоль стены, и Лабус спрыгнул на землю. Прислушался - и поспешил вслед за напарником, так и не заметив лежащего под бетонным осколком лэптопа.
Они нырнули во дворы возле улицы Варварки, потом спустились в подземный переход "Китай-города", за ним прошли еще метров сто и свернули на север по Спасоглинищевскому переулку.
- Как думаешь, выяснил полковник что-нибудь у "языка"? - негромко спросил Лабус, выглядывая над "тойотой" с обгоревшими колесами. - Чисто.
- У него мало времени было, - ответил Курортник и перебежал к зеленому "форду".
- Ну, мало... Зато он лингвист, военный переводчик. Семь языков знает - сам говорил. Полиглот! А варханы болтают похоже, в смысле, на нас похоже, я вроде многие слова узнаю. Хотя все равно ни черта не понимаю.
- Говорю тебе: толком он пока ничего узнать не мог.
Прячась за машинами, они пересекли улицу, из-за поворота которой эхо донесло монотонный сиплый голос:
- ...Не прячьтесь, выходите к нам! Конец страху и голоду! Силы Городского Правопорядка...
- Вот же тоскливо они как... - пробормотал Лабус и вдруг усмехнулся. - А друг у него - ну, смешной старикан! Вчера, когда ты дежурил, он рассказывал мне, как в Ливии еще в семидесятые консультировал тамошних армейских, когда они с Египтом сцепились. Там такие случаи были...
- Ладно, не отвлекайся. Чисто, пошли.
Впереди между домами была небольшая школа. Во внутреннем дворике ее стоял спец-автобус, а рядом, наполовину в проломе стены, - отремонтированный броневик.
После атаки варханов было решено покинуть схрон в подземном гараже: зачистив территорию, чужаки устроили лагерь прямо за поворотом, в Самотечном переулке, и возле шестнадцатиэтажки стало опасно. Другие известные эфэсбэшникам "объекты укрытия" находились в дальних районах Москвы. Сутки ушли на то, чтобы найти новое пристанище и потихоньку перевести машины туда. Из помещений в гараже забрали все, что можно. Костя при помощи Багрянца, инструментов и отборных матов сумел даже размонтировать генератор, который теперь стоял в столовой школы, снабжая электричеством холодильники и электроплиту.
Когда спецы, удостоверившись, что поблизости никого нет и за ними не наблюдают, через калитку вошли во внутренний двор, из разбитого окна второго этажа высунулся Павел Багрянов с автоматом наготове. Он кивнул, и Лабус негромко спросил:
- Что здесь?
- Тихо, - откликнулся Багрянец.
- Кто на втором посту?
- Сурок.
Курортник вскинул голову:
- Вы о чем все думаете? Мальчишку часовым поставить!
- Да он теперь поспокойнее стал, - возразил Павел. - И такой вроде как... ответственный. Все ж устали, все уже дежурили подолгу, а он отсыпался. Сейчас тихо, пусть покараулит.
Алексей лишь головой покачал в ответ.
- "Языка" в спортивном зале допрашивают, - добавил Багрянец и отодвинулся от окна.
* * *
В это время на другой стороне школы Хорек, сжимая в каждой руке по банке "кока-колы", шурша упаковками печенья и шоколадок в карманах, выбрался на большой бетонный козырек над центральным входом в здание. "Колу" и остальное он нашел еще вчера в холодильной установке позади школьной столовой, и с тех пор потихоньку таскал оттуда.
Старые спортивки мальчик сменил на штаны из грубой плотной ткани, которые нашел в кабинете труда и подпоясал ремешком с кобурой, где лежал ПМ. Хорек оглядел пустую улицу, сел по-турецки, открыл банку и в три присеста ее выдул. Съел два печенья, развернул шоколад. Его Хорек не собирался есть, плитка была нужна для другого: он принялся натирать ею вогнутое донышко банки. Достал из кармана пук сухой травы и тетрадку в клеточку, вырвал несколько страниц, смял, порвал на клочки, сложил вместе с травой горкой на бетоне. Сосредоточенно высунув язык, поглядел на солнце, висящее над стеклисто-зеленым купола, и повернул банку так, чтобы отраженные надраенным серебристым донышком лучи сходились на заготовке для мини-костра.
Этот способ Хорек узнал от бати, тот рассказывал, что они так делали когда-то в стройотряде. Батя был умный... но дурак. Зато добрый. Иногда. А иногда такой злой, что потом синяки не сходили неделями. И сильный очень, самый сильный на свете. Только пьяница запойный. Скотина, гад - он тоже Хорька бросил, как и мать! Хотя нет, не бросил - его варханы увели. Это мать бросила, а батя нет, он хороший. Только злой. Злой и добрый разом. В общем, Хорек испытывал к отцу очень противоречивые чувства. Иногда ненавидел его, так ненавидел... даже ножом как-то едва по горлу не полоснул, когда тот напился и заснул на полу прямо в прихожей. А иногда любил. И очень хотел, чтобы батя к нему вернулся, потому что тот был самым сильным на свете и не бросал его, и зазря никогда не обижал. Хотя все же обижал, очень даже обижал, и именно что зазря - если напивался. А напивался он часто. Но все же, когда трезвый, он был к Хорьку добр - по-своему, грубовато, но искренне добр. И за это его Хорек любил. Но ненавидел за то, что батя был пьяницей, и когда напивался...
Хорек и сам не заметил, как от кучки травы и бумажек на бетоне пошел дымок. И, заметив, ощерил острые зубы: ага! Прав был отец, а Генка с Васьком смеялись над Хорьком, когда он стал рассказывать, что огонь можно по-всякому добывать, еще - при помощи презерватива его разжечь, если водой чистой наполнить... Смеялись тогда, сказали: батя твой дурак и пьяница, все мозги пропил. А Хорек, хотя в душе и был с ними согласен, рассердился и полез на них, и Ваську всю мордень расколошматил. И Генке бы тоже расколошматил, но тот на два года старше, и потому Генка ему самому расколошматил, нос разбил, губы разбил, глаз подбил, ухи надрал... А Хорек тогда как схватит арматурину да как побежит за всеми мальчишками, которые были с ними на крыше, а они как чесанут от него врассыпную по той крыше, а он - Васька по спине, да между лопаток, да по затылку... Хорек - он такой, он за батю горой, потому что тот его не бросил, как мамка!
Горело уже вовсю, и он опустил жестянку. Удивленно прислушался - что это за голос?
Голос говорил:
- Москвичи! Приходите в лагеря Сил Городского Правопорядка, там вас ждут горячая еда и вода!
Хорька как током ударило - он вздрогнул, подскочил. Это же батя!!! Его голос!!! Встав на четвереньки, мальчик высунулся над краем козырька. Между домами медленно катила процессия: две тачанки с варханами, впереди броневик с рупорами на мачте. Перед броневиком шли четверо людей, а на башне сидел... Там сидел...
- Вам нечего бояться! Незачем скрываться! Вступайте в Силы Городского Правопорядка...
- Батя! - охнул Хорек и вскочил. - Батя!!!
Он метнулся на угол козырька, всхлипывая от переполнивших его чувств, упал пузом на край, свесил ноги и обхватил ими поддерживающую козырек колонну.
- Приходите к нам, в лагерях СГП вас ждет горячая еда и горячая вода, вам дадут оружие...
- Батя, я иду!
Сопя, как вскипающий чайник, Хорек скользнул вниз по колонне, на середине сорвался, шмякнулся копчиком на плитки, взвизгнул, вскочил и, прихрамывая, бросился по ступеням к броневику, тачанкам и людям вокруг, и к своему отцу, сидящему на башне с микрофоном в руках. Кобура с пистолетом колотилась о бедро.
II
Миновав раздевалку, Костя с Алексеем подошли к спортзалу, большому помещению с баскетбольными стояками, брусьями и турниками вдоль стен. При их появлении дежуривший у двери Леша встрепенулся, взявшись за АК на плече, потом кивнул и снова привалился к косяку, сложив руки на груди.
У стены спортзала стоял большой учительский стол, рядом с сигаретой в зубах сидел Яков. Перед ним лежала кожаная трубка, из которой торчала широкая полоса с текстом на варханском языке. Чтобы кожа не сворачивалась, Яков придавил ее гантелей.
На лавке под стеной сидел, осторожно трогая длинный шрам на лице, Игорь сотник, а перед столом, будто провинившийся ученик, - пленный чужак.
Его звали Гярд. Это было первое, что выяснил полковник в отставке. Он был пеоном - это Яков выяснил вторым. Кто такие пеоны, пока что оставалось неясно, но точно не военные. Скорее уж научники, такой вывод сделал Костя. Ему Гярд не нравился, невзирая на явную доброжелательность и готовность к сотрудничеству, которую тот проявлял. По словам Игоря, пленник нацепил на Хорька противогаз во время боя на Делегатской... и все равно Лабус чужака конкретно невзлюбил.
Сунув окурок в пепельницу, Яков вскочил навстречу спецам.
- Нашли?!
Он увидел ответ на их лицах и, расстроено махнув рукой, плюхнулся обратно на стул.
- Эх, пропал Кирилл. А ведь умный парень был, нестандартный, интересный - и пропал! По моей вине!
- Да глупости, Якуша! - Леша зашагал к ним от двери. - Ты тут при чем? Молодежь, докладывайте: что видели?
Пленник сидел на прежнем месте, внимательно слушая разговор. Руки он держал на коленях - теперь при допросах Гярда не сковывали. Да и допросами это, по мнению Кости, трудно было назвать, скорее неторопливыми разговорами двух иностранцев, пытающихся понять друг друга.
- Портал рассосался, - объявил Курортник. - Тот, что над Красной площадью, большой. При этом мы наблюдали довольно странный ритуал.
- Что ж в нем странного? - Лабус все еще неприязненно разглядывал пленника. - Улеглись мужики мордами книзу и давай молиться.
Он присел на лавку рядом с Игорем, положив СВД на пол возле ног.
- Нет, Костя, ты недопонял. - Алексей, опершись о стол кулаками, помолчал, подбирая слова. - В общем, это был такой практичный ритуал. При схлопывании портала локально меняется давление, он с силой засасывает в себя воздух. Недолго, но в этот момент тебя может подхватить ветром. Что делают варханы? Ложатся на землю. И при этом они еще и молятся. То есть у них, как бы сказать...
- Религиозное отправление сопряжено с чисто практической мерой безопасности, - подсказал Яков.
- Религиозное отправление, - повторил Курортник. - Ну да, наверное, так можно сказать. Даже не сопряжено, а является одновременно и тем, и тем.
- Это интересно, да! - Яков энергично закивал и пыхнул табачным дымом в сторону чужака. - И еще вот что важно: порталы исчезают. Теперь их почти не осталось. И как же неприятель собирается перебрасывать в город новые соединение?
- Возможно, все уже переброшены, - предположил Сотник. - Или где-то порталы еще остались. Мы пока не знаем главного: варханы способны как-то управлять ими или те возникают и пропадают сами собой?
- То, что спонтанные порталы есть, как раз известно, - возразил Яков. - Мы, допустим, с Кириллом видели один, который прямо на уровне асфальта возник. Зачем противнику такой? Другой вопрос, что часть порталов могут быть неподконтрольными, а часть как-то управляются.
Костя оглядел стол. Там, помимо кожаного футляра, лежали карточки со всякими словами и рисунками: домик, человечек, автомат, солнце... Ну прямо как урок школьный, только училки с указкой не хватает. Лабус даже поежился слегка: он в детстве ненавидел школу. Предпочитал вместо уроков ходить с мальчишками на заброшенную военную базу в лесу неподалеку от родного городка возле Клязьмы, выискивать гильзы на стрельбище, разглядывать выцветшие фотографии на стенах в учебных помещениях: плацы, ряды солдат, Красная площадь с Мавзолеем, с которого машут руками солидные мужи из Политбюро ЦК КПСС, а мимо катят танки... Наверное, в то время маленький Костик Гордеев и захотел стать военным. И стал им, поскольку, как и Леха Захаров, привык добиваться своего.
- А у вас что, товарищ полковник? - спросил он, обращаясь к Якову по званию, хотя тот давным-давно ушел в отставку.
- Ну что же, есть кое-что! - Чувствовалось, что тема эта бывшему полковнику близка и интересна. - Двигаемся мы, продвигаемся. Хотя и медленно. Я, товарищи прапорщики... и товарищ капитан, понимаете ли, не просто лингвист, я интересовался сравнительным языкознанием в свое время, хотел даже преподавать, да не разрешили тогда...
- А чего ж, - перебил Костя, которого уже давно снедало любопытство, - то есть, извините, товарищ полковник, давно спросить хочу: почему агрономом стали?
Яков ладонью провел по столу, перемешивая карточки.
- Так уж вышло, Константин. После развала СССР всякое с людьми случалось, а у меня разочарование было громадное в жизни. И в системе нашей, и во всем человечестве... Понимаете, мы ведь с Лешей раньше были уверены, что занимаемся чем-то действительно важным, делаем нужное дело. Мы коммунистами настоящими были. Но постепенно все критичнее смотрели на происходящее вокруг, ну а когда Союз рухнул... Я тогда окончательно понял, что на самом деле всю жизнь не был причастен ни к чему важному, что все это только игры политиков, в которых мы простые пешки. Ну, пусть мы с Лешей не очень простые, но все равно. Мне тогда хотелось забиться в глухую щель, заняться чем-то и правда простым, простым и понятным. Приносить людям вполне конкретную, зримую пользу, чтобы далеко от политики, от всего, с чем я раньше был связан. Вот я и получил второе образование... Ну ладно, я долго про это говорить могу, в общем, не сбивайте вы больше меня.
- Так вот, - продолжал Яков, - в языках индоевропейской группы, к которой относится и русский, есть различные ветви. Но в этих ветвях, в разных группах внутри языковой семьи сохраняется общее ядро, идущее от праиндоевропейского языка. Термины родства... Костя, по лицу твоему вижу, что как-то не очень ты понимаешь, а?
- Нет, праиндо это - все понятно! - бодро кивнул Лабус. - А что такое термины родства?
- Ну вот, брат - бразер, фрит, фра, бродар, фратр... во многих языках звучание слова схожее. Знание языковых законов, формул изменения слов помогает мне понять Гярда.
- И что вы поняли, товарищ полковник?
Яков жизнерадостно развел руками.
- Да практически ничего! Но вопрос в другом. У русского и варханского общие корни. Очень, очень древние корни. Вот чего я не могу понять! Как, почему они схожи? Выходит, мы уже пересекались?
- И варханы обучили древних индийцев своему языку? - добавил Курортник.
Лабус с легким удивлением покосился на напарника - надо же, знает, что именно древние индийцы на этом праязыке шпрехали? Хотя ведь если он "индо", так можно догадаться.
- Нет, это вряд ли, - покачал головой Яков. - Русский язык - отдаленный потомок индоарийской ветви праязыка. С арийцами, которые на нем говорили, кстати, далеко не все понятно. Эзотерика, в которую я отродясь не верил, утверждает, что они последние представители какой-то исчезнувшей цивилизаций, прилетевшие на Землю из созвездия Большой Медведицы, что они основали технократическое государство Гиперборея, которое позже разрушилось. В общем, много чего утверждает эзотерика, наверное, в библиотеке этой школы можно что-то найти по этим вопросам, так что если кому интересно - туда идите. А я другое хочу сказать: праязык сам по себе тоже был ветвью какого-то еще более древнего языка. И потому не в том дело, что наши языки от варханского произошли или наоборот, а в том, что корни одинаковые. То есть когда-то - четыре, пять тысяч лет назад был уже некий... контакт. Серьезный контакт, плотный, а иначе корни у наших языков не были бы так схожи. И в то же время - письменность у варханов развивалась совсем иначе, она ближе к египетской, что ли.
Хмыкнув в усы, Лабус поднялся.
- Ну ладно, в общем, пока результатов нет. Устал я и жрать хочется, надо перекусить. Леха, давай...
- Надо решить, что делать, - бросил Игорь, и все замолчали, глядя на него.
Как-то так получилось, что все, даже энергичный старик Леша, ушедший в отставку, как и Яков, в звании полковника, и Курортник с Лабусом тоже - все быстро приняли его за старшего. Хотя Алексей с Костей сомневались поначалу, долго на эту тему между собой дискутировали, но после решили: если Сотник из общевойсковой разведки, да к тому же капитан, то пусть и командует, в конце концов, сейчас это главное - собирать разведданные.
- Яков Афанасьевич, сколько времени пройдет, прежде чем вы начнете его хоть как-то понимать? - спросил Игорь, поднимаясь. - Понимать и получать более-менее ясные сведения?
Полковник думал недолго.
- Три недели минимум. Самый минимум.
- То есть примерно через месяц у нас будут первые внятные сведения. - Игорь обвел всех взглядом. - Долго. Значит, надо решать сейчас. Вернуть этого вашего Кирилла мы не можем, да и вообще неизвестно, жив ли он. Где лэптоп - тоже неизвестно. У нас остается два пути, то есть две точки, где возможно быстро получить какую-то информацию о нашествии, о противнике, о причинах всего происходящего. Это научный центр в Подольске и база Айзенбаха.
- До Подольска далеко, - заметил Леша. - Километров пятьдесят. Главное, неизвестно, что на пути.
- А до офисного центра этого Артемия Лазаревича - рукой подать, - подхватил Лабус. - Ну, не совсем, учитывая все обстоятельства, но...
- Только мы не знаем, там ли он, и если да, то как его охраняют, - возразил Курортник. - Хотя вообще надо, конечно, туда отправиться. Сегодня же, я считаю.
- Согласен, - кивнул Леша.
- Да, - поддержал Яков.
Раздались шаги, все поглядели на Гярда. Улыбаясь, тот подошел к столу и протянул руку к фляжке Якова.
- Ну, ты! - Лабус пихнул его кулаком в грудь, пленник отшатнулся. - Тебе кто встать позволил?
- Костя, прекращай, - сказал Курортник.
- Костик! - поддержал Яков. - Не надо так делать, если Гярд пить хочет - так пусть напьется.
Пленник обескуражено переводил взгляд с одного на другого, потирая грудь.
- Добренькие все какие, - проворчал Лабус, отступив на шаг.
Гярд улыбнулся им, снова потянулся к фляге. Открыл, сделал несколько глотков, положил на место и, попятившись, опустился на стул.
- Значит, выступаем этой же ночью, - заключил Игорь. - Осталось разобраться с маршрутом.
- Под землю мы с Лешей ни ногой! - тут же произнес Яков, быстро покосившись на друга. - Ему внизу хуже становится, и к тому же там крысоедов этих желтоглазых все больше. Они ведь действительно крыс жрут, те с писком разбегаются, будто мыши от кошки. Страшно подумать, что теперь внизу делается.
- Значит, разработаем наземный маршрут, - кивнул Игорь. - И автобус, и броневик на ходу, так что поедем. Багрянец дежурит в кабинете географии, там есть карта Москвы. Костя, Алексей, пойдемте, это лучше с вашей помощью.
- Хорь давно дежурит? - спросил Лабус, вставая.
- Их обоих пора сменить, - Игорь вопросительно повернулся к старикам.
- А чего, подежурим, пусть пацан с курсантом отдыхают, - кивнул Леша. - Так, Якуша, пленника в кладовку давай опять. А вы трое пока маршрутом занимайтесь.
* * *
Хорек подбежал к броневику. Перед машиной шли четверо в обычной городской одежде, в варханских куртках и круглых кожаных шапочках, у троих под шапочками виднелись края бинтов, а на руках были фиолетовые повязки. Мальчишка попытался с ходу проскочить между ними, но четвертый, худосочный молодой человек в очках, схватил его и зашептал:
- Мальчик, беги! Беги отсюда! Не верь им...
- Пусти, дебил!!! - взревел Хорек.
Очкарик был из тех, кого батя обзывал "интелихерами". Нервно оглянувшись, он продолжал:
- Это я речь написал, заставили, не верь, они...
Остальные трое схватить Хорька не пытались, только посмотрели на него с детским любопытством.
- Беги, мальчик... - снова завел свое очкастый, толкая его от броневика, с башни которого за происходящим равнодушно наблюдал отец. Наверное, не узнал сына - волосы ведь у того отросли немного, да и одежда новая.
- Ну же! - интелихер толкнул сильней.
Хорек пнул его в колено, а после применил излюбленный прием: укусил за руку. Очкастый вскрикнул, мальчик вырвался, обежал его и взлетел на броневик, хватаясь за скобы.
Отец сидел на краю башни, свесив ноги, плечом упираясь в штангу с рупорами.
- Батя, ты как? - Хорек присел на корточки по другую сторону раскрытого люка. Отсюда были видны две тачанки за БМП, в каждой ехали по трое варханов, а в одной сидела перепуганная женщины с ребенком на руках, и у борта лежал накрытый пальто старик.
- Чего молчишь? - Хорек дернул отца за повязку на руке. - Это зачем у тебя? Почему ты меня бросил?! Ты дурак! Бросил меня, где ты был?!
Отец сидел, широко расставив толстые ноги, одной рукой держал большой черный микрофон, от которого к мачте уходил провод, а другую положил на колено. И смотрел на сына пустыми глазами. Не совсем пустыми, в них была жизнь, и какая-то мысль - но последняя еле теплилась. А еще в них было легкое любопытство. И выражение лица какое-то детское.
Хорек, заглянув глубже ему в глаза, отпрянул. А батя, отвернувшись от сына, поднес микрофон ко рту.
В озаренном бледно-синим светом отсеке под люком что-то сдвинулось. За БМП один вархан соскочил с телеги и стал догонять броневик. Вместо кожаной куртки на нем был китель с красной полоской на левом предплечье, а за спиной - пьезо-ружье.
- Москвичи! Хватит прятаться по развалинам... - произнес отец Хорька незнакомым голосом. То есть сам по себе голос был знакомый, грубый и сипловатый, но говорил батя иначе, равнодушно и с какими-то наивно-детскими интонациями.
- Что ты делаешь?! - Хорек заехал ему кулаком в плечо, потом по лицу. И еще раз. И еще. - Ты что, меня не узнаешь?!
Он ударил в пятый раз, наотмашь, со всей силы, - а силы у Хорька для его возраста было много - и голова отца качнулась, шапочка слетела с нее, открыв повязку из серых бинтов. Наложили ее неумело, а может, поспешно, она сбилась, оголив череп над ушами. Там были дырки, залепленные чем-то густым и желтым. Дырки прямо в черепухе! Хорек ахнул от гнева и обиды: эти козлы, гниды, уроды просверлили бате череп!
- Ребенок, зачем ты меня бьешь? - спросил человек с дырявой головой, чем этим окончательно вывел Хорька из себя.
Ребенок?! Ребенок?!! Нет, это не его батя! Это какой-то чужак, вернее, полу-чужак, он не как варханы - но и не как нормальные люди, он...
- Что вы с ним сделали?! - завопил Хорек.
Вархан с пьезо-ружьем, забравшись на корпус броневика, шагнул к башенке.
- Держать! - произнес он. - Держать!
Дырявоголовый незнакомец попытался сграбатать Хорька за шиворот. Выхватив пистолет, мальчик вмазал ему стволом по скуле и отскочил.