Герой романа - попаданец. Он, что называется, попал. Попал в такую ситуацию, выход из которой практически невозможен. Почему? Да потому, что быть попаданцем - это естественное состояние любого человека. По сути каждый из нас - это житейская катастрофа в миниатюре. Мы очевидные попадосы, с неумной тягой к мелочным отношениям, коммунальным разборкам и серьезным финансовым проблемам. Конец наш предсказуем, но, увы, даже попав на кладбище, большинство из нас желали бы оказаться прахом не в дешевой урне, а в роскошном гробу с плюшевой бахромой. Попаданец сегодня - это диагноз, это род занятий, это еще не рождённый ребенок, который обязательно попадет в наш мир, наполненный литературной действительностью и сказочным реализмом сверх всякой меры...
Андрюс Ли
THEПОПАДАНЕЦ
Часть первая
Эпизодпервый
Человек не выбирает судьбу,
Человек - это и есть судьба...
Самолет выглядел как мертвое чудовище, упавшее на землю с другой планеты. Почва вокруг была выворочена и дымилась, лежали поваленные деревья, трещали догорающие кусты вереска, пахло торфяником и гнилой листвой.
Лешка Сухарев отполз от места крушения как можно дальше, привалился к стволу березы и, вытирая грязными ладонями лицо, тяжело отдышался.
Неподалеку лежал кусок покореженной обшивки. За ним высилась спинка пассажирского кресла - изуродованная в клочья. Еще дальше валялся обугленный остов двигателя, деталь шасси и какие-то ящики, усыпанные битым стеклом. Дым разъедал глаза, настойчиво забивал глотку и густыми столбами уносился в темные небеса. Наверху выло и грохотало с такой яростной силой, что, казалось, над Землей работает гигантский пылесос, затягивая куда-то в бездну последние клочья атмосферы. Потом с оглушительным треском вспыхнула нестерпимо яркая молния, озарив небосвод ослепительной вспышкой. Через секунду вдарило громовым раскатом, будто кто-то из всесильных небожителей вознамерился расколоть планету исполинской кувалдой. Рядом тотчас покосилась высоченная сосна, а затем медленно, с тягучим скрипом, повалилась на землю, шумно хлестнув ветками по густой листве. Наконец небеса разверзлись и сверху забарабанили тяжелые капли дождя.
"Что за напасть... - чертыхаясь, подумал Лешка. - Угораздило же сверзиться в самое пекло и вымокнуть тут до нитки".
Следовало отыскать укрытие от непогоды, чтобы хоть как-то скоротать ночь, однако ничего, кроме широкого лапника елей вокруг не наблюдалось. Лешка забился под полог хвойного леса и, стуча зубами от холода, затих там, словно потерявшийся волчонок.
Утро застало его в луже воды, посиневшим до безобразия. Он с трудом разомкнул веки и еле живой выполз на божий свет.
Снаружи стояла удивительная тишина. Земля медленно источала духоту и влагу, как обычно бывает после шумной грозы. Наверху, среди застывших макушек деревьев, маячило окно чистого синего неба. Где-то там проплывали белые пушистые облака, чуть просвеченные золотистыми лучами солнца.
Лес встретил появление человека настороженно, разве что комары радостно набросились на свежую добычу. Чтобы согреться, Лешка заставил себя сделать несколько быстрых приседаний, а затем вознамерился отжаться на руках, но большая куча лосиного говна, лежащая прямо перед его носом, быстро отменила это намерение.
"Ну что ж... - подумал он с оптимизмом. - Жизнь полна сюрпризов. Я ведь и сам далеко не подарочек".
Подобная философия привела Лешку в прекрасное расположение духа. Не говоря уже о том, что воля к жизни требовала от него решительных действий, а не расслабленных посиделок.
К сожалению, воли кругом хватало с избытком - делай что хочешь, никто не остановит, а вот огромный фюзеляж "Аннушки"* был один. Он покоился посреди обгорелого участка леса, словно нелепая диковина, упавшая свыше. Подойдя ближе, Лешка отметил, что носовая часть самолета почти наполовину погрузилась в болото. Точнее не болото, а небольшое озеро, таких под Питером много.
Этот водоем выглядел как потерянная в лесу чаша, доверху наполненная черной водой, над поверхностью которой стелились легкие клочья утреннего тумана.
Со всех сторон эту "безмятежную заводь" плотно обрамляли пышные кусты вербы, печально склонившиеся в застывшую береговую ряску. Пятна гари и обгоревшие деревья предавали этому пейзажу не самое радужное настроение. Было тихо, разве что комары все так же назойливо зудели над ухом.
"Наверное, самолет уже ищут, - подумал Лешка, внимательно осматриваясь по сторонам. - А раз его ищут, то не обойдут и меня стороною".
Ему никто не перечил. Пожалуй, только комары пуще прежнего загудели над ухом.
"Значит так... - живо прикинул он и глянул на наручные часы. - Ставлю свой здравый смысл против штабной армейской бюрократии, что если меня не обнаружат к обеду, то обязательно отыщут к ужину".
Пробираясь к останкам самолета, Лешка отметил длинную многометровую борозду, которая осталась после падения "АН - 24", и слегка подивился тому, что боезапас на борту остался целым и невредимым, а ведь могло бы громыхнуть таким дьявольским образом, что гигантские кратеры на Луне показались бы тут крохотными воронками.
Будто услыхав столь трезвое рассуждение, где-то недалече проснулась кукушка. Ее громкое кукование раскатилось по лесу долгим протяжным эхом.
Щедро отмерив молодому перспективному журналисту из Питера без малого целый век, она внезапно замолчала, словно вспомнила, что люди по обыкновению так долго не живут.
Разбитый самолет смотрелся жутковато. Комья вывороченной земли, обожженная трава и поваленные деревьями облепляли его со всех сторон. Крылья покоились неподалеку. Их оторвало напрочь, вместе с двигателями и шасси. Они выглядели двумя исковерканными листами металла, нелепо вздыбленными кверху. В одном торчала лопасть винта, намертво, словно лезвие кинжала, вонзившаяся в центр нарисованной красной звезды.
Впрочем, при внимательном осмотре, быстро выяснилось, что корпус самолета оказался куда крепче, чем выглядел на первый взгляд. Он практически не пострадал. Если не считать обширных пятен копоти и длинной прорехи, идущей вдоль нижней части фюзеляжа, то советским инженерам следовало было поставить памятник за столь прочную конструкцию.
"Да, умели раньше строить, умели, - уважительно подумал Лешка Сухарев. - А сегодня - ни техники нет, ни хороших инженеров. Один ширпотреб повсюду. Пальцем ткнешь - развалится".
На месте входного люка зияла здоровенная темная дыра, похожая на рану в теле гигантского животного.
Дыра находилась высоко, просто так не дотянуться, и была заметна издалека. Покореженная дверь валялась на земле, неподалеку от самолета, придавленная поваленной сосной.
Слегка подпрыгнув, Лешка ловко ухватился за кромку люка и, легко подтянувшись, оказался в тамбуре. Здесь он обнаружил несколько сосновых шишек, опаленный огнетушитель и помятый термос с пролитым кофе. Над термосом громко жужжали мухи, пахло гарью, жженной краской и обгоревшим металлопластиком.
Лешка проник внутрь разбитого салона и сразу же направился в носовой отсек - в кабину пилотов.
Идти нужно было по наклонному полу - вниз. Лешка так и сделал. Он осторожно перебрался через груду опрокинутых ящиков, пластиковых канистр и коробок, после чего остановился возле распахнутой двери кабины пилотов. За ней стояла черная вода. В воде, между рулями управления и прожженными спинками кресел, плавали обугленные куски поролона, окурки сигарет, спички, титульный лист "Коммерсанта" и пара размокших фантиков от конфет.
"Слава богу, никого нет... - облегченно подумал Лешка. - Похоже, самолет успели покинуть все нормальные люди, кроме него, разумеется. - Он сделал грустное лицо, но затем улыбнулся. - Но эта как раз хорошая новость, ибо куча трупов явно не скрасила бы его положение. Плохо другое - радиосвязь отсутствует. Передатчик, вероятно, находится там же, где и затопленный нос Аннушки".
Лешка повернул назад и, цепляясь руками за что попало, поперся обратно к выходу. Шаря глазами по сторонам, он заметил раскуроченную коробку с банками тушенки. Рядышком лежала пластмассовая бутыль с лимонадом, пачка печенья и вспоротый кулек с карамелью.
Обнаружив консервы, копченую колбасу, сахар, чай, макароны и запечатанные в полиэтилен буханки хлеба, Лешка неожиданно понял, что в желудке у него давно играет голодный оркестр. В самом деле, жрать хотелось неимоверно. Недолго думая, он уселся на край ближайшего ящика и, выпростав из-за голенища десантный нож, принялся вскрывать одну из консервных банок. Затем нарезал пару краюх хлеба и с наслаждением принялся за еду.
После пачки схрумканного печенья, запитого бутылкой лимонада, мир, наконец, окрасился свежими красками.
"Ничего-ничего, - приободрено подумал Лешка Сухарев, бросая остатки пищи подлетевшим синицам. - Жить можно где угодно, даже после порядочной авиакатастрофы, лишь бы уныние и депрессняк не разъели твои мозги прежде времени".
Эпизод второй
Каждый из нас в чем-то воин,
Только битвы не всякий достоин...
Ближе к обеду никто за Лешкой Сухаревым не прилетел. Небо по-прежнему было тихим и безмятежным. Наверху все так же неторопливо проплывали красивые белоснежные облака. Если бы не комары, то ждать можно было бы хоть до второго пришествия. Еды в самолете хватало с избытком, вода в Черном озере (название пришло само собой) имелась в достаточном количестве, даже подходящий томик с детективными романами в самолете нашелся, не говоря уже о журнале с голыми бабами. Это чтиво с картинками вывалилось из навесного шкафчика в туалетном отсеке, когда Лешка заглянул туда по нужде. Внимательно изучив журнал от корки до корки, Лешка живо осознал, что без красивых молодых девок в чащобе долго не протянешь.
Чтобы протянуть хотя бы до вечера, Лешка спустился к Черному озеру и, выбрав место для купания, быстро разделся. Ростом он особо не выделялся, но выглядел вполне прилично для крепкого русского мужика: мускулистый, ловкий, поджарый, с отменной реакцией, он мог бы дать фору многим атлетам. А уж его давняя служба в "стройбате" пошла ему только на пользу, поскольку именно в славных войсках "стройбата" ему довелось немало потрудиться, чтобы закалить как тело, так и дух в непрестанных строительных авралах.
Вода была холодная, как лед, однако Лешка без колебаний окунулся в "темный омут озера" с головой и вынырнул только на его середине. Плавал он превосходно, поскольку еще в школьные годы ходил в секцию по плаванью. А уж на факультете журналистики, где он потом учился, его не раз выдвигали на спортивные соревнования по водным видам спорта. Однако выше третьего места Лешка Сухарев никогда не поднимался. "Ленив ты, брат студент... - не раз говаривал ему по этому поводу его бывший тренер, Павел Юрьевич Паланкин. - Если бы не твоя лень, Сухарев, то быть бы тебе олимпийским призером, а не куском обыкновенного белкового желе".
Это была чистейшая правда - Лешка был ленив. Водился за ним такой грешок. Белковым желе не был, но ленью его Господь Бог явно не обидел, тут Паланкин не ошибался. Впрочем, эта лень носила избирательный характер. Она проявлялась лишь тогда, когда приходилось суетиться сверх всякой меры. А Лешка суету не любил, предпочитая покой и тишину более всего остального на свете. "Зачем суетится? - вполне справедливо полагал он. - Зачем дергаться и бегать из угла в угол, словно непоседливый суслик, если против судьбы все равно не попрешь?.. Ведь судьба, как стальной бронепоезд, с похоронной командой на борту. Рано или поздно этот пуленепробиваемый состав непременно прибудет к тебе на поминки. Он отсалютует изо всех орудий главного калибра, превращая твое житейское бытие в говеную лепешку".
Искупавшись, Лешка повалился на разогретый бережок и с наслаждением вытянулся. Вокруг шла своя незаметная лесная жизнь, доверху наполненная первозданным смолистым духом, суетой. тайнами и охотой. Краем глаза Лешка отметил рыжий хвост юркой белки, затем шумно, словно пулемет над ухом, застрекотала сорока, и тотчас же стало тихо, как в склепе. Так тихо, что Лешке вдруг стало немного не по себе. Он приподнялся и решил привести себя в порядок. Начал он с одежды. Её необходимо было простирнуть и, конечно, погладить. Мыло, щетки и утюг, понятное дело, отсутствовали, зато имелась озерная вода и горячее солнце - чего еще надо, чтобы сделать свое существование чуточку приятным?..
Прополоскав исподнее белье, носки и пятнистую камуфляжную форму, как следует, Лешка Сухарев старательно разложил мокрые вещи на берегу и подумал о том, что без благ цивилизации всякий городской житель шустро вернется в лоно природы, превращаясь в обезьяну тем быстрее, чем скорее износится его одежда. Кирзовые сапоги он так же тщательно надраил и поставил на видном месте - аккурат на высоком смолистом пеньке, над срезом которого явно поработал оторвавшийся винт самолета.
Слегка утомленный хлопотами, Лешка снова растянулся на берегу и незаметно сомлел под теплым солнцем. Снилось Лешке странная штука: будто лежит он совершенно голый на холодной каменной плите и смотрит на себя откуда-то сверху. Плита находится на высоком холме. Вокруг лес темный и тишина. Лежит Лешка, вытянувшись во весь свой обыкновенный средний рост, руки сложил на груди. Только в ладонях у него зажата не фига с маслом, а рукоять старинного меча. Лезвие у меча широкое, тяжелое и длинное, никак не меньше метра, а то и поболее. Так и лежит себе Лешка, словно воин древний, павший в битве за правое дело с иноземными супостатами, а поверх него меч уложен, давит на грудь, не дает подняться. И стужей морозной от этого меча веет, как от глыбы ледяной.
"Странное дело, - мучительно думает про себя Лешка, - но я же не воин, не богатырь какой. Зачем мне меч? Это воителям меч положен - для дела ратного или для пущей важности, а мне-то он вроде совсем без надобности".
Ничего не понимает Лешка, лежит себе голый на холодной камне и чем дальше лежит, тем больше осознает, что не он это разлегся, не он. Но если не он, то кто же?
А вокруг тьма кромешная, туман да горы высокие стоят. Почему тьма, почему туман, откуда горы высокие взялись? Почему Лешка Сухарев вообще тут оказался - на холме этом, кто ж его разберет? Кто вообще, чего путное сумеет раскумекать в нашей суматошной жизни? Кто на такое сподобиться, если без положенного пол-литра на свете вообще ничего нельзя разобрать?..
Эпизод третий
Не ищи богов, однако,
Там, где горы яств и злато,
Боги может только с теми,
Кто с народом в одной теме...
Очнулся Лешка через два часа. Под палящими лучами солнца кожа изрядно покраснела. Он быстро ополоснулся, надел носки, пятнистый комбинезон, влез в сапоги и пошел к самолету. Часы показывали ровно 17-00, среда, июнь, 200... года. Поисковой партии поблизости не наблюдалось, он по-прежнему был один, как пугало в огороде.
"Значит так, - подумал Лешка. - Либо я упал в такое место, куда вертолеты не летают, либо меня уже похоронили".
Шутка была крайне неудачной, однако настроение было под стать ситуации. Лешка забрался в самолет, прошел в грузовой отсек и принялся активно перебирать "армейское барахло", большая часть которого пришла в негодность. Ему повезло, поскольку он нашел рацию и дополнительный блок питания. Огонек настройки включился, как положено, в два щелчка. Лешка быстренько крутанул ручку настройки, однако ничего не услышал, то есть в эфире царило почти "гробовое" молчание, ни одного позывного, ни одной работающей радиостанции, только загадочные шорохи, посвисты и хрипы.
"Что за ерунда? - раздраженно подумал Лешка Сухарев. - Чего я здесь сижу?.. Без связи, без нормальной пищи, без пива, без женщин, наконец, без кино и свежих новостей?
Лицо его посуровело. Обстановка выглядела странно, эдакая типичная внештатная ситуация. Ежу было понятно, что следовало двигать на поиски ближайшего поселения своим ходом. Однако с другой стороны нельзя было покидать груду имущества и кучу бесхозного оружия никоем образом. Более того, на подобный случай существовали особые правила, приказы, нормативы и подробные инструкции, содержание которых строго-настрого запрещало любые самостоятельные действия. Только прибытие профессиональной спасательной бригады позволяло уйти от подобной ответственности на все четыре стороны. Лешка Сухарев, конечно, знал об этом, но доверять инструкциям и казенному уставу никогда не спешил, предпочитая рассчитывать на собственные силы.
"Поганое молчание, - почесавшись в затылке, подумал он. - Может, с передатчиком что случилось". Он поискал другой, но, к сожалению, запасных вариантов связи не наблюдалось. Зато нашелся новехонький планшет с топографическими картами, цветные карандаши, ластик, компас и полевой бинокль. Кроме того, имелся пистолет Макарова, четыре автомата Калашникова, дюжина ящиков с патронами, пара снайперских винтовок, лопатки саперные, десантные ножи, гранаты и один легкий миномет, к которому прилагался комплект осколочных мин. Нашлась так же десантная униформа, три кирзовых сапога и новенькие офицерские погоны. Напоследок он обнаружил несколько отечественных фаустпатронов (именно так Лешка называл противотанковые гранатометы РПГ-29) и ручной пулемет Дегтярева. За ними находился большой металлический контейнер с кодовым замком, обклеенный знаками атомной и химической опасности, поверх которых какой-то недоделанный остряк присобачил наклейки от жвачки с веселыми рожицами Чипа и Дейла.
Что хранилось в контейнере - это Лешку совершенно не касалось: может "афганская дурь", выпотрошенная из карманов таджикских наркокурьеров, а может чего и покруче, включая порцию обогащенного урана, обширный компроматом на высокопоставленное начальство, разнообразная бактериологическую дрянь или останки загадочного инопланетянина. Тут всякое может быть, ибо времена нынче на Руси темные - и кто с каким дерьмом в небе летает, одному богу известно.
"Вот же паразиты чертовы... - ругался про себя Лешка Сухарев. - Крысы тыловые. Целый транспортный самолет в Карельский перешеек рухнул, а они и в ус не дуют... Да тут же одного оружия на отборную бригаду террористов хватить". Бери - не хочу, а затем иди и устраивай свою маленькую победоносную войну за религиозную справедливость и кучу покойников.
Израсходовав положенный запас кабацких ругательств на все сто процентов, Лешка Сухарев вновь перекусил тушенкой, а затем отправился на разведку местности.
Разведку он провел быстро, по-деловому, как заправский бойскаут из американского кино. Оказалось, что самолет упал между двумя небольшими холмами, густо заросшими ельником и сосной. Холмы тянулись с запада на восток, опоясывая топкие берега Черного озера естественной преградой. Правда, сквозь эту преграду протекал тоненький извилистый ручеек, вызывая острое желание подняться к его истокам. Лес повсюду был глухой, темный, настоящая чащоба, пропасть в которой можно было без особых трудностей.
Исследуя округу, Лешка обогнул озеро и неожиданно вышел на поляну, посредине которой находилось изваяние медведя. Было видно, что этот памятник народного творчества провел здесь немало долгих лет, а возможно и целых веков, ибо изрядная корка грязи, плесени, паутины и мха покрывала его сверху донизу. Неизвестный скульптор заставил хозяина тайги подняться на задние лапы и приготовиться к атаке. Плотоядно оскалив клыкастую пасть, владыка северных лесов, готовился к серьезной потасовке с другими земными повелителями. По крайней мере, ощущение складывалось именно такое.
"Неплохое местечко для туристического маршрута?.. - подумал Лешка Сухарев и почесался в затылке. - Тут любой городской житель поневоле приумолкнет, когда столь колоритное чудовище будет смотреть на него сверху вниз, как на пустой мусор под лучами солнца".
Покосившись на левый бок, статуя взирала на гостя крайне недобро, будто говорила ему, чтобы он проваливал отсудова поскорее, пока ему кренделей не наваляли.
Под ногами хрустнула ветка. Лешка глянул на землю и внезапно обнаружил, что стоит на краю загадочного каменного круга, выложенного из тщательно подогнанных известняковых плит. Статуя медведя находилась в самом центре этого мегалитического сооружения. Ржавый ножик с костяной ручкой, наконечники стрел, полусгнивший берестяной короб с остатками каких-то трав, несколько медных монеток, глиняная плошка, обрывок ткани, крохотный огарок свечи и нитка рассыпавшихся бус, положенных к подножью монумента, дополняли эту картину.
"Так-так... - подумал Лешка Сухарев. - Похоже, я наткнулся на древнее капище, не иначе".
Он скептически хмыкнул, но все же, шутки ради, покопался в нагрудном кармане и прибавил к нехитрым дарам, разложенным на земле, несколько сладких карамелек, из тех, что обнаружил в самолете. Нет, Лешка не был язычником, религиозный дурман - также обошел его стороной. Философия его была проста, как веники. Он был искренне убежден, что в древности, когда люди поклонялись силам природы, мир вокруг был куда более понятен и ясен, чем сейчас, невзирая на полное отсутствие научных институтов и профессоров. То есть, отчего зависели, в то и верили - честно и открыто, не затуманивая мозги мифологическими надеждами на небесного спасителя и его жертвенную кровь. Более того, современная жизнь, по сути, ничем неотличима от язычества, поскольку идолопоклонники переполняют ее сверх всякой меры. Эти люди полагаются на удачу и личное обогащение сверх всякой меры. Роскошные авто, чревоугодие и дорогие украшения - вот и весь их внутренний мир, где царит образ Золотого тельца, корыстный расчет и предательство. Души подобной публики далеки от христианской веры, с ее простыми заповедями, бескорыстной любовью и покаянием. Так что замаливать собственные грехи походами в церковь бессмысленно. Грехи ничем нельзя замолить, разве что делами праведными чуток подправить. И храмы Божьи - они построены не для тех, кто грешен или богобоязненен, они стоят для тех, кто собирает мзду с чужих прегрешений, трусости и невежества. Кроме того, Лешка Сухарев был нормальным русским мужиком, а где русский дух - там и язычество, со всеми своими бедами и удачей. Язычество - оно ведь только с виду примитивным кажется, хотя для всякого человека дорога там открыта в любую сторону. Если за тьмой кто пойдет, тот тьмой и накроется, и свет солнца для каждого открыт, лишь бы совесть твоя не зачерствела в погоне за мирскими благами и могла отличать правду от ложных наветов. И тут уж нам и сам Магомет не указ, и Папа Римский - не батюшка".
Одарив лесного хозяина сладкими издельями далекой кондитерской фабрики имени Бабаева, и сделав, таким образом, благое дело, Лешка Сухарев, как всякий путевый язычник, неспешно повернул восвояси и, покинув поляну, пошагал по едва заметной тропинке, куда глаза глядят. А глаза у него глядели исключительно вперед, без каких-либо опасений на жестокие превратности мира и равнодушную красоту природы, ибо честному человеку нечего бояться на своей земле. Именно поэтому, прошагав чуть более трех-четырех километров, он не заметил, как по его следу крадется лихая темная личность.
Эпизод четвертый
Действительность - это только маленькая часть неприятностей,
а неприятности - это только маленькая часть действительности...
Крепкого удара по затылку Лешка не почувствовал. Просто в башке у него внезапно раздался оглушительный грохот, ослепительно вспыхнул ядерный взрыв, и мир разом отключился.
Когда Леха очнулся, над головою ярко светили звезды, пахло дымом от костра. Костер горел рядышком. Лешка лежал близко к огню, и запах раскаленных углей настойчиво лез ему в глотку. Над костром нависала узловатая рогатина. На эту рогатину была насажана аппетитная тушка зайца - румяная и сочная, только пива к ней не хватало. Через миг зайчатина величественно поднялась к небу и медленно полетела по другую сторону костра. Там располагался здоровенный мужик в поношенной хламиде и весело скалился. Рожа у мужика густо заросла бородой, пожалуй, только колючие глаза и крепкие белые зубы говорили о том, что это живой, натуральный человек, а не мохнарылое чудовище.
- Ну што, мил человек, очнулся ужо, али как?
Речь у мужика была непривычная, чуть окающая, басистая и тягучая, как будто мужик только и делал, что всю свою сознательную жизнь работал главным запевалой в церковном хоре. Лешка попытался сесть, но тотчас же уяснил, что руки у него крепко связаны за спиной. Секундой позже дала о себе знать голова, ибо затылок трещал немилосердно.
- А ты меньше дергайся, людина залетная, а там глядишь - в башке малость полегчает, да и жизня твоя постепенно наладится, - благожелательно пробасил незнакомец.
Только тут, Лешка запоздало скумекал, что является пленником этого бородатого верзилы.
Лешка присмотрелся к нему еще раз.
- Ну, так я тебя снова спрашиваю, чудило... - почти душевно протянул бородач, аппетитно чавкая зайчатиной, - как твоя головушка-то, не звенит там, как храме на пасху?
Лешка молчал.
- Ежели не болит, тогда давай говорить с тобою станем... К примеру, кто ты таков есть, мил человек? Откуда будешь? Чего у святого места поделывал, ежели на роже у тебя написано, что ты нездешний, а приблудившийся горемыка?
- Журналист я, - чуть скривившись от боли, ответил Лешка. - Вместе с самолетом упал.
- Да ну?! - мужик удивленно зацокал языком и сделал сочувственную будку. Было видно, что он весьма скептически настроен к любому Лешкиному слову.
- Я правду говорю.
- Праа-вду!.. - протянул мужик и сделал хитрющие глаза. - Вот оно как, значит... И откуда ты с таковой правдой, говоришь, явился-то?
- С неба?
Ответ выглядел подозрительно курьезно, так что Лешке Сухареву самому вдруг нестерпимо захотелось рассмеяться.
- С неба, значит... - рожа у мужика вмиг стала суровой и крайне неулыбчивой. Он отложил в сторону недоеденную зайчатину и взял в руки увесистую суковатую дубину.
Лешка непроизвольно отшатнулся, ясно понимая, что с этой дубиной ему сейчас придется познакомиться чуток поближе. Более того, похоже, это суковатое орудие уже как-то прошлось по его непутевой журналистской башке, оставив на макушке большущую шишку, размером с добрый кулак.
Чтобы оградить себя от дополнительных синяков и телесных повреждений, Лешка сглотнул слюну и торопливо заговорил. Он подробно рассказал мужику о падении самолета и принялся убежденно втолковывать бородачу о том, что вероятнее всего его (Лешку) уже обыскались, что наверняка у места падения "Аннушки" уже толпится целая куча спасателей, желая выяснить, куда же подевался опытный военный борзописец Алексей Сухарев?.. Что с ним стряслось? Куда же он, в конце концов, умудрился пропасть, если его невероятная живучесть и потрясающее везение стали анекдотом и притчей в устах районных газетчиков?.. А раз оно так, то куда же его леший унес, если кругом полным-полно пустых банок из-под тушенки, а в качестве весьма пикантного десерта имеется истрепанный порнографический журнальчик?
Про журнал Лешка Сухарев ввернул машинально, но все остальное являлось самой чистой правдой.
Теперь молчал бородач. Было видно, что слова Лешки Сухарева его ничуть не впечатлили.
"Тупой он, что ли?.. - с тоской подумал Лешка. - Я ведь ему вполне четко дал понять, что меня непременно станут искать. Точно ищут, вне всяких сомнений. Дескать, так-то и так-то, но, однако же, есть в здешнем буреломе такое невезучее место, куда несколько часов назад опустился тяжелый транспортный самолет АН 24. Опустился он прямо на брюхо, то есть отбросил на хрен крылья и с грохотом упал в местную глухомань. При этом самолет проделал в лесу стометровую дорожку, чтобы навечно окунуться железной кабиной в прекрасное Черное озеро. На борту этого сказочного транспортного устройства, помимо экипажа, находилось тридцать три здоровых парня, а с ними дядька - майор Черноморов. Все компания являлась группой СПЕЦНАЗа, которая имела при себе кучу оружия, включая фаустпатроны РПГ-29 и ручной пулемет. Они сопровождали важный стратегический груз. Но, увы, сильный атмосферный циклон спутал их планы, и кто из них, и где сейчас кукует, ведают только те, чьи уши способны расслышать оглушительный мат майора Черноморова в этом трижды гребанном районе".
- Я только помню, как ребята покидали салон, - сказал Лешка. - А мне вот не повезло. Меня швырнуло в проход, словно куклу, и последнее, что успела запечатлеть моя чугунная башка, была крышка выходного люка, твердая, как бочок унитаза.
- И чо же тебя спасло-то, а, паря? Твой болтливый язык, не иначе...
Лешка Сухарев пожал плечами. Что могло его спасти в подобной обстановке? Только то, что может спасти любого крепкого мужика, а именно: его бедовая черепная коробка и чуток адского везения. Впрочем, постарались, вероятно, и ангелы хранители, чье незримое присутствие всегда на стороне тех, кто способен шустро перебирать конечностями, а не полагаться на слепую удачу и прочие инфернальные чудеса. Если подобных фактов недостаточно, то выжил он исключительно за счет своих высоких моральных качеств, а также житейскому опыту и осколкам отечественного воспитания. Кроме того, сильно выручила неукротимая воля к жизни, не говоря уже о светлой любви к белобрысой девочке Наде, трогательные воспоминания о которой сохранились у него с первого класса советской средней школы. Школа вообще оказала на него огромное влияние, дав ему прекрасное образование еще в те безоблачные времена, когда поганое слово "Перестройка" могло присниться только в самом страшном сне и только тем идиотам, кто мечтал о развале своей могучей страны едва ли не с пеленок...
- Это все, что хотел мне поведать, малохольный? - поинтересовался бородач.
- Могу повторить, - сходу отозвался Лешка.
- А ну ко, изволь!
Изложив свой рассказ еще раз, только красочнее и бойчее, Лешка Сухарев с надеждой глянул на туповатого слушателя и немедленно сообразил, что бородач ему явно не верит. Он был мужик тертый и повидал в жизни всякого прохиндея, но такого отпетого брехуна, как Лешка Сухарев - видал, пожалуй, впервые.
- Значит, с неба ты сверзился?.. - раскатистым басом подытожил он, шумно почесываясь в затылке.
- Типа того, - бесхитростно брякнул Лешка.
- И как же тама на небе живется, а, мил человек? Кормят-то хорошо?
- Не знаю, я в меню не заглядывал...
Бородач глянул на Лешку Сухарева с явным сочувствием, как на болезного, разум которого помутился от постоянных житейских передряг. Затем отложил свое увесистое орудие в сторонку и вновь принялся за жаркое. Впрочем, жрать питерскому журналисту он не предложил, видимо рассудив, что его собеседник явный пустомеля, а может лиходей упертый. А ежели оно так, то, стало быть, переводить всякую приличную пищу на подобную человеческую особь, большой грех и убыток.
Эпизод пятый
Жизнь всегда короче, чем хотелось бы,
И всегда длиннее, чем предполагается...
На рассвете, когда костер едва дымил, из утреннего тумана показалась пятерка толкинистов. Они появились внезапно, словно сказочные партизаны из страшной сказки. Все выглядели как на подбор - рыжебородые, высокие, кряжистые, широкоплечие, с повадками матерых убийц. С их появлением, даже комары вокруг перестали звенеть. К тому моменту, Лешка уже почти развязал путы на руках, но присутствие этих воинственных ребят резко изменило его планы. Он сразу же решил, что это именно толкинисты. В последнее время их много развелось на святой русской земле. Все они чуть ли не с детства прониклись святым духом отца Толкина и буквально наяву грезили босыми хобитами, эльфами и прочей волшебной фигней.
Одеты толкинисты были вполне под стать своему мифологическому увлечению. Лешка живо отметил добротные сапоги, кожаные панцири, небольшие круглые щиты, длинные широкие мечи и навороченные рогатые шлемы. Пожалуй, только у одного парня не хватало приличных воинских доспехов. Он был явно недоволен этим обстоятельством, поскольку короткая дырявая кольчужка, узловатая палица и медный шишак на макушке никак не красили его. По всем прикидкам такой наряд плохо сочетался с мужественным обликом истинного воина, посему лик парня был мрачен не по-детски. Зато у другого, самого высокого и здорового бугая, имелась тяжелая боевая секира - красивая, с удобной резной ручкой и медными окантовками, словно подарок небес.
Лешка огляделся по сторонам - бородача в хламиде и в помине не было. Вроде бы он только что лежал тут, прямо напротив Лешки, накрывшись волчьей шкурой, а теперь его и след простыл. Впрочем, разбираться с тем, куда подевался бородач, толкинисты не стали. Один из них подошел к Лешке вплотную и лениво пнул его ногой. Заметив, что у Лешки связаны руки, он одобрительно хмыкнул и снова врезал ему сапогом под ребра. При этом он что-то сказал своим широкоплечим компаньонам, и те засмеялись. Язык у них был чудной, но явно далекий от языков средиземья. Он напоминал финский или шведский, Лешка не придал этому особого значения. Балуют мальчики, ну и пусть себе балуют.
Однако вели себя мальчики более чем странно. Недолго думая, Лешку поставили на ноги, затем накинули на шею петлю и грубо поволокли в неизвестном направлении.
Если бы у Лешки были развязаны руки, то "шутки" брутальных гостей могли бы обернуться очень серьезными неприятностями, а так пришлось делать то, что велели. А велели немногое, - всего лишь идти, куда ведут, и при этом тихо помалкивать в тряпочку. Правда вначале Лешка возмутился, даже пару крепких слов сказал о поведении тех, кто мнит себя доморощенной ватагой мифологических воителей, но ему быстро заткнули рот богатырским ударом в зубы, после чего проверили надежность узлов на запястьях, и сильным пинком под зад, указали пленнику нужное направление.
Шагали минут двадцать, проворно оставляя за спиной солнце, разбитый самолет и прошлую жизнь. Потом вышли на большую поляну, заросшую высокой травой. Трава мягко шелестела под ногами, цеплялась за обувку, словно пыталась задержать путников.
Вскоре остановились возле скорчившейся фигуры, на которой жужжали мухи. Человек был связан, как и Лешка и едва дышал. В глаза бросалась глубокая колотая рана на левом боку. Все вокруг было залито свежей кровью. Самый высокий из толкинистов, повел себя как заправский мясник. Он без раздумий взмахнул секирой и зарубил несчастного, словно свинью. Другие варяги не перечили супротив такого поступка, они как будто играли по-взрослому, видимо рассудив, что несчастного пленника проще отправить на тот свет, чем возиться с подобной обузой. После чего направились дальше,
Столь хладнокровное убийство потрясло дипломированного журналиста Алексея Сухарева. Боле того, у него вдруг капитально заклинило мозги. Вероятно, именно поэтому молодой военный корреспондент Алексей Владимирович Сухарев, работающей в дивизионной газете "На страже родины" железным летописцем, не заметил, как упал первый ряженый вояка. Но вот следующий, тот, что набросил ему на шею петлю и тащил за собой, словно персональную скотину, шумно свалился к его ногам. Свалившись, он задергался туловищем, как ненормальный и медленно испустил дух. Из глазницы вояки торчало оперенное древко стрелы. Остальные три бойца резко сыпанула в разные стороны, только Алексей Владимирович Сухарев, как истинный идиот, остался стоять посреди открытого места.
Лес вокруг стоял молчаливый, настороженный. Затем тоненько свистнула стрела, и в траве - за спиной у Лешки Сухарева кто-то надсадно охнул. Ничего толком не соображая, Лешка шагнул влево и, зацепившись нагой за корягу, грузно повалился лицом вниз. Жлоб с секирой тотчас же схватил Лешку за ворот и мигом поставил его обратно на ноги.
Со стороны леса снова зло и беспощадно просвистела каленая стрела. В высокой траве кто-то болезненно взвизгнул. Потом оттуда выскочил парень в короткой кольчуге и, петляя не хуже зайца, рванулся к спасительной кромке леса. Из плеча у него торчало оперенье стрелы, обагренное кровью. Другая стрела вонзилась ему прямо в затылок и пробила череп насквозь. От неожиданного удара бедолагу бросило вперед, он сделал пару неверных шагов, выдохнул воздух и безвольным кулем осел на землю.
Теперь остался последний ряженный громила, криминальные поступки которого требовали явного отмщения. Этот детина мигом приставил к Лешкиному горлу лезвие кривого острого ножа и, прикрываясь пленником как щитом, медленно, двинулся к лесу.
Таким образом, они почти достигли деревьев, осторожно пятясь к спасительному укрытию. Кромка леса была рядом - рукой подать, когда на поляну вышел давешний бородач. В ладонях он держал короткий тугой лук. Кроме того, на поясе у мужика висел добротный стальной меч, а не монашеские четки.
Не делая никаких резких движений, бородач демонстративно положил лук на землю, а затем вытащил меч из ножен и замер в выжидательной позе.
Язык жестов толкинист понимал блестяще и на предложение бородача ответил без лишних колебаний. Он небрежно оттолкнул Лешку Сухарева в сторону и уверенной походкой двинулся к противнику. Нож при этом он по-хозяйски спрятал за голенище, а в руки взял оружие под стать собственной личине и собственной удали.
Они схлестнулись стремительно и яростно, добрый меч против тяжелой зазубренной секиры, ловкость - против слепой силы, лютая злоба - против выдержки и мужества. Орудовал толкинист своим увесистым боевым топором более чем сноровисто. Только ловкие уходы бородача с линии атаки спасали его от неминуемой смерти. Он держался хладнокровно и стойко, движение его были точны и выверены вплоть до мелочей, а дыхание ровным и глубоким, как у младенца. Бородач был внимателен и собран, чего нельзя было сказать о толкинисте. Этот брутальный вояка буквально обезумел от гнева за убийство товарищей.
Наблюдая за поединком, Лешка без труда сообразил, что бородач более чем опытный боец, возможно даже самый лучший из тех, кого ему приходилось видеть, но даже самым опытным бойцам иногда не везет. Бородач споткнулся о камень и едва не упал на землю. Толкинист тут же набросился на него, оглашая окрестности яростным ревом. Однако бородач не растерялся. Он отбросил меч в сторону и, нырнув под летящее лезвие топора - бух - и секира ушла в грунт по самую рукоять. Теперь воины катались по траве, хрипя от натуги и норовя выдавить друг другу не только зенки, но и порвать на хрен пасть. Высоченный скандинав умудрился подмять противника, затем цепко сдавил его горло и стал душить со всей мочи. Бородач выкатил бельма, сопел, как боров, но не сдавался. Однако толкинист был силен, его преимущество в росте, его длинные руки, его неподъемная туша, давали о себе знать.
И тут Лешка опомнился. Будто наваждение сошло с него. Несколько быстрых шагов, удар ногой в голову и мгновенный уход назад.
Удар был точно в висок. Сам Брюс Ли не сделал бы лучше, если бы оказался в таких обстоятельствах.
Получив по кумполу, толкинист охнул, а затем закатил глаза к небу и, будто в замедленной съемке, тихо повалился грязной мордой в землю. Бородач, шумно дыша, отпихнул его в сторону, проворно вскочил на ноги и живо поднял с земли брошенный меч.
Эпизод шестой
Кто сильнее всех на свете-
В темноте иль на рассвете?
Должен знать любой мудрец,
Там, где смерть, всему пиздец...
Это было настоящим потрясением. Нет, Лешка много раз видал, как убивают людей. Более того, он видел, как убивают людей толпами, деревушками, городами и даже целыми планетами. Но он видел это в кино, на белом экране, а наяву - никогда. Здесь же, в этом гребанном лесу, его нежданный спаситель не стал медлить ни единой секунды. Он жестко и точно всадил меч в самое сердце врага, так, как будто проделывал это множество раз. Его противник дернулся, захрипел, непроизвольно схватился за острый клинок и затих. На груди у него медленно расцвело большое кровавое пятно. Затем этот странный бородач так же буднично обошел остальных толкинистов. Убедившись, что все они мертвы, он шустро поснимал с них наиболее ценные вещички, и только тогда неспешно подошел к Лешке Сухареву. Свой меч он старательно вытер о траву и аккуратно вставил обратно в ножны.
- Ну, чего, мил человек... - очень буднично, почти по-свойски сказал он, словно и не было никакого боя и поверженных противников. - Похоже, у тебя с варягами разговор короткий будет, как у всякого нормального человека. Так откель ты тутова такой взялся, а?.. С виду вроде варяг, но не варяг - это точно... Тут тебя кто угодно распознает. Снаряжен, к тому же, не по-ихнему... Чудно снаряжен... Одежка пятнистая вся, как кожа у лягухи. С какого же краю ты тода сюды заявился, а, паря?
Лешка стоял чуть живой от увиденного. Тогда бородач обошел его сзади и молча разрезал путы на руках.
- Будешь шалить, чудило, прибью... - слова упали тихо, словно в омут, но за ними стояла истинная правда.
Лешка машинально кивнул. Если здесь принято убивать друг друга без лишних разговоров, то самое лучшее в такой драматической обстановке попридержать свое житейское мнение при себе. По крайней мере, до полного выяснения ситуации.
- Вот и славно, - донеслось в ответ, будто его мысли были досконально прочитаны.
Пока Лешка растирал запястья, бородач подобрал свой короткий тугой лук и, не говоря ни слова, повел спутника назад - к ночной стоянке, где оставались пепел и зола вчерашнего костра. Лешка при этом тащил оружие и доспехи, добросовестно снятые с убитых толкинистов.
Вернувшись, они подобрали уже знакомую Лешке дубину и какой-то пухлый холщовый мешок, набитый черт знает чем. В этот мешок так же попадала малая часть варяжских доспехов. То, что не смогли унести, тщательно закопали возле высокой приметной сосны, аккуратненько привалив тайник приличным камнем и горстью сухих листьев.
Когда покончили с этим делом, мужик повернулся к Лешке.
- Тепереча так, паря... - без тени улыбки сказал он. - Если хочешь жить, то будешь делать все, что я велю, а нет - вали на все четыре стороны, пока тебя мечами не проткнули. Понимаешь, о чем я тебе тут толкую?
Лешка, ясное дело, понимал. Чего уж здесь не понять, тут и полный недоумок сообразит, что когда находишься в компании матерых убийц, то нужно не ерепениться и держать рот на замке, делать вид, что понимание и способность соглашаться с любым идиотским предложением - это твоя вторая натура.
А далее бородач поведал вот о чем: оказывается, тех варягов, что они оставили на поляне, скоро найдут. Прятать их было бесполезно. Их найдут сородичи. Можно даже не сомневаться, что найдут их быстрее, чем на небе появятся звезды. А когда их найдут, то обязательно будут искать и тех, кто с ними покончил. Причем будут искать до тех пор, пока не разыщут. А уж разыскав, всенепременно забьют до смерти, правда, вначале выпустив им все кишки наружу.
Лешка слушал внимательно. Похоже, этот лесной чувак говорил вполне серьезно. Его глаза смотрели открыто и честно, будто ждали от Лешки чего-то важного, будто он сам сейчас признает, что привычный мир вокруг слегка сдвинулся с места и, набирая полные обороты, загремел куда-то под фанфары. Глядя на этот чудной экземпляр человека, Лешка все больше убеждался в том, что в этих краях происходит, что-то противоестественное. Ну не должно быть так, чтобы нормальные путевые ребята, последователи старика Толкиена, босых хоббитов и чудесных эльфийских песен, убивали и уводили в плен абсолютно мирных людей. Ну не должно этого быть, не должно - и все тут. В любой ролевой игре, пожалуйста, кончайте друг дружку за милую душу - шутя, понарошку, а по настоящему-то зачем?.. Бородачу с луком также полагалось быть у себя в книжке, а не здесь. Тем более что здесь, этот странный тип убивал людей похлеще иного варвара, прибежавшего на покорение чужеземного народа.
Пока Лешка размышлял, началось уже нечто совершенно невообразимое. Где-то далеко-далеко вдруг тягуче затрубил рог. Бородач моментально преобразился, чутко втягивая воздух мясистым носом. Лешка живо смекнул, что убиенных варягов, похоже, уже нашли. Рог протрубил снова, затем еще разок и чуток поближе. Лицо мужика посуровело и стало сосредоточенным, как у махрового грабителя, почуявшего, что его сейчас станут "метелить" почем зря.
- Уходим, паря... - рявкнул он Лешке и ломанул в чащобу, словно матерый лось, которому вставили под зад каленое тавро.
Пришлось ломануться вслед за ним без оглядки.
Минут через десять они выбежали к небольшой речушке. Речушка была мелкая, и пахло от нее родниками и сырым мхом. Вода текла быстро, бурлила на перекатах, шустро перекатываясь через гладкие широкие валуны. Да, видимо, бородач знал, куда надо бежать, ведь лучшего места для запутывания следов, чем река, вряд ли найдешь.
- Чего стоишь, раззява?! - крикнул он Лешке. - А ну-ко подмогни с мешком!
- Ага...
- На раз и два! - гаркнул бородач.
Они раскачали мешок с пожитками и швырнули его вниз по течению. Лешка, было, рванулся следом, но получил крепкую затрещину по затылку и услышал матерное наставление, что бежать надобно в противоположную сторону. Разумеется, Лешка так и сделал. Краем глаза он успел заметить, как мешок зацепился за проплывающую корягу и поплыл вместе с нею, хрен знает куда. Оба беглеца пробежали чуть более двух километров и, тяжело дыша, остановились. Рог протрубил снова, еле слышно. На это раз где-то внизу по течению речушки.
- Шустрые, однако, ребятки, - прохрипел бородач. Он заткнул свою хламиду за пояс и стал похож на толстую бородатую бабу, задравшую широкую юбку посреди лесной глухомани. Голые ножищи мужика, густо заросшие черными волосами, казались двумя надежными столбами, между которыми болтались длинные ножны меча.
Довольно скоро рог протрубил еще раз. Теперь он звучал яснее прежнего, напоминая о том, что движение - это жизнь, а не наоборот. Лешке показалось, что тягучий звук стал намного живее и наполнялся радостными нотками.
- Мешок явно выловили... - презрительно ухмыльнулся его загадочный спутник. - Любят они в чужих шмотках копаться... Любят, паразиты... Натура у них такая пакостная - в иноземных краях добро у людишек отымать... Без этого ни дня прожить не могут...
- Было бы чего брать, - хмыкнул Лешка.
- А ты языком-то не шебурши, паря... Берут только те ухари, кто своего никогда не умел создавать. Правда и чужое им также впрок не пойдет, ибо, когда своего добра честным трудом не нажито, то и чужого не жалко. Одно слово - нехристи, чурки стоеросовые - чего с них взять-то, коли боги им ни ума, ни души праведной, ни сердца - не дали...
Эпизод седьмой
Все мы дичь, все мы чья-то добыча,
Кто-то чет, а кто-то вычет...
Когда беглецы удались от места давешней ночевки километров на пятнадцать, а может быть и больше, солнце клонилось уже к закату. Вначале они шлепали по реке, потом река сузилась до размеров жиденького ручейка и пропала в болоте.
По мнению бородача, выходило так, что лучшего места от погони, чем обширное чавкающее болото, на свете попросту не сыскать. Более того, каждому нормальному человеку тут самое место. Он так и сказал Лешке Сухареву:
- Болото - это, паря, очень даже полезная штука. Потому как в хорошем справном болоте можно переждать любую вражью опасность.
"Ага, - тотчас же подумал про себя журналист Лешка Сухарев. - Конечно, любую... Любую, кроме самого болота".
- Да ты не боись, чудило, - молвил его спутник и двинул в самое сердце топи. - Со мной не пропадешь...
Вскоре Лешка понял, что бородач знает куда идти. Более того, он знает не только, куда идти, но и как идти. Он выбирал такие кочки и такие, одному ему ведомые места, ступая по которым, Лешка Сухарев чувствовал себя относительно безопасно. Они углубились в болото изрядно. Кроме того, выпачкались и вымотались до такой немыслимой степени, что походили на двух болотных кикимор. Но самой страшной мукой являлись комары. Их были миллионы, миллиарды крохотных вампиров. Эти кровососущие легионы дружно атаковали двух приблудившихся беглецов. Если бы не островок, внезапно появившийся посреди булькающей воды, вонючих газов и грязи, то Лешка Сухарев отдался бы на милость этих назойливых тварей без остатка.
Однако островок появился весьма кстати. Бородач первым выбрался на твердую почву, затем помог выбраться Лешке.
Вскоре обнаружился небольшой аккуратный шалашик. Даже издали было понятно, что это болотная резиденция бородоча, а не дворец Гарун аль-Рашида.
Здесь стояла странная тишина. Шалаш выглядел скромным лесным храмом, оказавшимся на отшибе цивилизации по воле небес. Места внутри, конечно, было маловато, но зато не один комар не мог пробраться сквозь плотную завесу из веток лапника. Этот лапник лежал и торчал отовсюду. Он устилал земляной пол, торчал сверху, сбоку, спереди и сзади. Лешка тотчас же рухнул лицом в эту густую пахучую подстилку и долго лежал не шевелясь. Сон пришел к нему незаметно. Он провалился в беспокойное кошмарное беспамятство и долго не подавал признаков жизни.
Это был настоящий затяжной бред. В бреду за Лешкой бежали толкинисты. Их было очень и очень много, целая армия отборных толкинистов, ряженых в самые немыслимые одежды. Они орали и голосили как сумасшедшие. Когда Лешка, наконец, выдохся и упал от усталости, над ним склонился убиенный давеча варяг. Страшно коверкая русскую речь, этот громила поведал ему о том, что питерским журналистам тут делать нечего, им здесь не место.
"А где мое место?" - хрипло глотая воздух, отозвался Лешка.
"Там же, где находятся все места для избранных!" - заржали толкинисты.
"Это где?!"
"В болоте реальной жизни!"
"Ха-ха-ха!.."
"А я разве избранный?!"
"На свете неизбранных не бывает, урод питерский!.. Только одних это не касается, а другим неведомо!
"А вам, значит, ведомо?!"
"Нам все ведомо!"
"Тогда вот вам все ваши ведомости!"
После таких слов появился бородач. В руках у него находилась сучковатая дубина эпических размеров. К тому же дубина оказалась говорящая и чрезвычайно не любила толкинистов. Правда, говорила она однообразно, но весьма внушительно. Раз, два - и нет десятка-полтора уродов, три, четыре - и навеки заткнулась еще одна чертова дюжины сказочных отморозков - все вбиты в матерь-землю по самые брови, только макушки торчат из почвы, как грибы после дождя.
В конце концов, когда грибов стало гораздо больше, чем положено в каждом разумном сне, Лешка перестал их считать, и открыл глаза.
Вокруг стояла непроглядная темень. Рядом храпел бородатый мужик. Причем храпел на все болото. Он лежал на спине, и дышал как паровоз, загнанный в тупик. Тогда Лешка выполз наружу и с огромной радостью убедился, что мир все еще существует. Конкретность мира основательно подкреплялось безветренной лунной ночью и неумолчным звоном невидимых комаров. Мужик позади, всхрапнул еще громче. В этот миг Лешке Сухареву показалось, что даже Луна и звезды - и те сотрясаются от могучего человеческого храпа.
Эпизод восьмой
И был я белкой в колесе,
бежал куда-то, как и все...
Поднялись довольно поздно, едва ли не к полудню. Затем привели себя в порядок и быстро позавтракали. Кушали в основном сушеное мясо, нечто вроде пемикана, только без ягод. Бородач достал съестное из небольшого берестяного короба, припрятанного в дальнем углу шалаша. Мясо было немного, но его вполне хватило, чтобы утолить голод. Там же имелся бочонок с медовухой. Впрочем, наполовину пустой. Видимо хозяин сего напитка любил прикладываться к нему по любому поводу. Может, оттого и храпел беспечно на всю Вселенную, когда ночь стояла на дворе. За едой выяснилось, что зовут бородача Лука. Лука медвежатник из рода Правдорубов. Бородач сказал это с необыкновенной гордостью, дескать, будешь смеяться, то я тебя немедля прибью, да не абы чем, а уже знакомым тебе инструментом.
"Что ж, - подумал Лешка Сухарев, - Лука так Лука". Может даже Мудищев. Кто его знает, но ведет он себя, как полный мудак... Впрочем, не он один тут с ума сбрендил. Этот лес, похоже, доверху полон истинными мудаками-правдорубами, готовыми убивать друг друга по малейшему поводу.
Узнав, что Лешку Сухарева кличут Лешкой Сухаревым, Лука долго пережевывал незнакомое словосочетание, после чего, обозвал Лешку натуральным Лешаком.
- Лешак ты, чудило... - сказал он. - Леший вестимо, однако с говницом городским, ибо по болоту ходить не умеешь.
Потом Лука начал говорить о том, что с болотного острова им нужно убираться как можно скорее, потому что, во-первых, с едой здесь туговато будет, а во-вторых, варяги все одно сюда доберутся. Упорные они, словно мухи навозные на столе с караваем. Уж если добычу почуяли, то обязательно к ней припрутся. Отсюда выходило, что двигаться им нужно к Шанге.
Что такое Шанга Лешка не понял, а скорее догадался. Шанга - это деревушка или поселок, словом, населенный пункт.
С такой положительной новостью мир приобрел новый оттенок, вполне жизнерадостный по меркам последних дней. Это означало конец беготне, финиш убийствам, амба и каюк странностям и нелепым незнакомцам.
С едой разделались быстро. С медовухой еще быстрее. Жаль, что её было мало, но оставлять её варягом Лука ни за что не хотел. Затем снова шагнули в болото и побрели на северо-запад. Комары, понятное дело, тотчас же составили им компанию.
Шли долго, вымотались страшно, но только таким образом, преодолев безмерное количество топких мест, выбрались на пологий берег. Затем ходко углубились в лес. По дороге Лука из рода Правдорубов пояснил Лешаку, что в Шанге можно легко затеряться среди людей.
- Ежели дойдем, конечно, - сумрачно сказал он. - Ну а ежели дойдем, то нас там никто не достанем, руки больно коротки будут.
Лешка не возражал. Ему бы только к ближайшему телефону дотянуть, а там ему уже никакой варяг не страшен.
К чистой воде вышли к исходу шестого часа, а то и семи. Перед ними расстилалась гладь большого озеро, противоположный берег которого Лешка едва разглядел. Тут решали почиститься и немного передохнуть. Одежку поснимали, окунули в воду и, как могли, наспех постирались. После "постирались" сами, с немалым удовольствием смыв с себя болотную гряз и запах пота.
Обсушившись и передохнув, направились дальше.
Шагали молча, слов на ветер не бросали. Впереди Лука Мудищев, позади Лешка Сухарев по кличке Лешак. Ближе к ночи набрели на заброшенную землянку. Для ночевки место было вполне подходящее, но если варяги застанут их здесь, то выход отсюда будет только один - прямиком на небо.
На небо Лука, видимо, не торопился, но зато спать хотел, как и все люди. Рассудив, что двум смертям не бывать, решили устроиться на ночлег. Забились внутрь неказистого сооружения и заснули, словно сурки. Спали, впрочем, беспокойно. Утром, чуть рассвело, отправились дальше. К полудню очутились на дороге. Дорога была узкая, две телеги едва разойдутся. Лешка обрадовался этому явному признаку цивилизации. Обрадовался, как малое дитя, чего нельзя было сказать о попутчике.
- Ты чо... - сказал он. - Дитя малое? Там, где дорога, там самая опасность. На дороге либо ты с ножом, либо на тебя с дубиной... Э-эх, ты, бестолочь окаянная...
Лешка не возражал. Он все больше и больше убеждался в том, что спутник его однозначно ненормальный. "Но ничего-ничего, - думал про себя Лешка. - Вот придем в эту гребанную Шангу, постараемся сдать этого здорового бугая, куда следует, а сами вернемся в благословенное лоно цивилизации. То есть прямиком в редакцию любимой газеты, где подробно расскажем главному редактору Семену Гавриловичу Прошкевичу о том, что такое древние варяги и скандинавская мифология с точки зрения некоторых любителей профессора Толкиена".
Эпизод девятый
Кому-то сниться, что мы есть,
но вот проснуться бы не здесь...
В Шангу пришли поздно вечером, издалека услыхав лай собак и петушиные крики. Вышли из леса, словно два драных волка, затем пропустили под ногами длинное поле, засеянное то ли коноплей, то ли лысыми одуванчиками - и очутились перед поселением. В сгущающемся сумраке Лешка с трудом разобрал высокий частокол и мощные ворота, по центру которых был прибит круглый щит. Возле створок топтались крепкие плечистые ребята. При себе молодцы держали копья и мечи, а под рубахами носили кольчуги. На головах у них были шлемаки древних воинов.
"Ну, нет, - убежденно подумал Лешка, - тут вокруг, похоже, точно, происходит какой-то затяжной псевдоисторический карнавал, наподобие тех, что организуют в Европе". Он вспомнил, что как-то читал о подобных мероприятиях. Обычно их проводят на потеху публике, для тех, кто любит военную историю, рыцарскую мишуру и книжную романтику куда больше, чем здравый смысл и прогрессивное развитие общества.
При виде двух припозднившихся путников, поклонники рыцарства насторожились. Лешка, естественно, тоже напрягся.
- Хто такие? Откелева пришли? - справился один из парней.
- Ты чего, Никодимыч, своих не признаешь?!
- Свои дома сидят!
- Вот ты и сидишь, словно квашня старая!
- Лука! Ты что ль?
- Глаза-то протри!
Признав Луку, их пропустили, правда, пожурили за поздний визит.
- Время такое, вороги нынче лютуют! Так что не серчайте за неказистый прием...
Впрочем, Лешкой поинтересовались. Сделали это, то ли для порядка, то ли для понта, понять было трудно. Лука ответил им потешной шуткой, дескать, он с кем попало не шастает, разве что леший сам ему на хвост садится.
Ребятки ухмыльнулись, но потребовали заплатить входную пошлину.
- Казну пополнять надо!.. - подбоченясь сказал Некодимыч. - А иначе как поддерживать чистоту и порядок в хозяйстве!
Бородач недовольно насупился, но пошлину заплатил. Лешка стоял и не верил своим глазам. Пошлина выглядела как пара толстых корявых медяков. Лука достал их из тряпицы, спрятанной за голенищем, и с большим сожалением отдал охране.
Внутри поселение выглядело весьма добротно. Невзирая на сумрак, Лешка пришел к выводу, что здесь поработала хорошая строительная компания.
- У вас тут что - кинофестиваль проходит?
- Чего? - удивился Лука.
- Может карнавал какой? - неуверенно поинтересовался Лешка. - Откуда такие декорации? Тут же денег угрохано - не меряно, а в газетах вроде ничего такого не писали...
- Газетах?!
Лешка понял, что лучше и впрямь помалкивать, хоть психика здоровой останется.
Так, держа рот на замке, Лешка шагал по главной улице Шанги. Он все больше убеждался, что тут снимают кино. Эдакий фильм в стиле Александра Роу, типа "Морозко" или "Огонь, вода и медные трубы"... Что не говори, но Шанга явно годилась для сьемок колоритного исторического фильма с древнерусским уклоном. Все здесь могло радовать глаз истинного знатока славянской культуры. Тут стояли добротные высокие избы, окруженные заборами и кустами смороды. За ними угадывались треугольные крыши подсобных сараюшек, поленницы, пухлые стожки, бани и прочая деревенская бутафория. Остро пахло свежим сеном, близкой рекой и навозом. В некоторых избах светились маленькие слюдяные оконца, изредка слышался приглушенный говор или плачь ребенка. Где-то мычала скотина, кудахтали куры, гремели цепями псы. Потом на глаза попался диковинный бревенчатый колодец с опустившимся журавлем, еще дальше конюшня с пьяненьким сторожем и пожарная каланча. Наконец миновали широкую рыночную площадь, заполненную пустыми торговыми рядами, и направились к большому строению, заметному издалека, очевидно местной гостинице, а может лабазу или постоялому двору. Оттуда доносились басистые мужские голоса.
Заведение называлось "Два блина в глотку". Табличка с надписью была прибита над входом, она подсвечивалась толстым огарком свечи, пламя которой билось в стеклянной банке, подвешенной рядышком на веревке. Меню в зале отсутствовало напрочь, положенного телефона также нигде не наблюдалось, но зато кормили тут вполне сносно, по-крестьянски, без привычных для городских кафе проволочек. Не прошло и минуты, как им подали два положенных блина, к ним присовокупили жареное мяса, рыбу, хлеб да плошку черной икры. С хмельными напитками дело обстояло не хуже. Их принесла миловидная девушка. Она поставила на стол пару больших деревянных чарок, улыбнулась как бы невзначай, пожелала припозднившимся гостям приятного аппетита и удалилась.
- Как звать тебя, девушка? - спросил вдогонку Лешка Сухарев.
- Лада, - донеслось в ответ.
- Что, понравилась молодка? - усмехнулся Лука.
Лешка зыркнул на него, но язык придержал при себе. Он основательно приналег на мясное, затем уплел блины и кусок отменной рыбешки. На десерт жахнул чарку хмельного напитка, по вкусу напоминавшего пиво "Балтика", и искренне подивился тому, что оно неразбавленно, как обычно, питерской мочой.
Лука Мудищев смотрел, как он есть и добродушно посмеивался.
- Ешь-ешь, бедолага, видать тебя давно не потчевали справной пищей, приготовленной для доброго народа, а не для гнилого ворога.
Эпизод десятый
Нам изменить наивное сознание,
Порой способствует насилие и страдание...
Спал Лешка Сухарев как убитый. Разбудил его крепкий тычок под ребра.
- Эй, незнакомец... - грубо произнес чей-то недовольный голос. - Подымай свою задницу и живо дуй на выход. Воевода с тобой говорить желает.
- А ты кто такой?
- Ганец я. Велено тебя разбудить, и доставить к воротам.