Гюисманс - один из самых ярких писателей эпохи, в принципе богатой на литературные таланты. Влияние, оказанное им на современников, было значительно. Великий эстет Уайльд воспринимал его как своего учителя. Им восторгался Гумилёв. Гюисманс написал главную книгу декаденства, как тогда говорили "Коран декадентов" (ведь у этих заклятых безбожников не могло быть своей Библии). Его проклинали и превозносили. Но, при всей своей популярности, по-настоящему модным Гюисманс так и не стал. Не только из-за того, что он описывал (всё-таки история о затворнике, пытающемся построить свою жизнь по принципам искусства - сюжет слишком уж нетривиальный). Гюисманс был обречён на исключительность и в силу того, как он писал. Никто так не писал.
Стиль Гюисманса неповторим. Ему, одному удалось привнести элементы изобразительного искусства в литературный текст. Это было ново - не по-модернистски - как какой-то эстетический изыск. Гюисманс изобрёл иной способ повествования - словесную живопись. Его тексты оказывают специфическое нейрофизиологическое воздействие, подобно тестам Роршаха. Лучшим примером служит самый эстетский, самый символический его роман "Наоборот" (A rubus). Через цветовые ассоциации автор создаёт в сознании читателя нужные ему образы. Недаром Гюисманс происходил из семьи художников. Он умел работать с красками: вглядываться в детали, играть со светом, прибавлять и убавлять теней, сгущать и разбавлять цвета. Пригодилось также и увлечение натурализмом в молодости, оно привило внимательность к мелочам.
Только художник мог так восторгаться сальной свечкой, видя в отсветах её пламени давно ушедшие времена. В кропотливом описании жилища дез Эссента Гюисмансу удалось соткать целый гобелен. В своих поздних романах он почти дошёл до того, чтобы и музыку облечь в форму. И всё это лишь посредством словесных оборотов.
Прозу Гюисманса смело можно отнести к особому рода искусства. Это больше, чем литература. До Гюисманса подобных примеров не было. Бертран со своим "Гаспаром" и Бодлер любили живопись, ценили её эстетику, но их произведения безусловно оставалась формой литературы. Были художники, пробовавшие свои силы на литературной ниве. Однако и они не посягали на её законы. Гоген, поражавший Старый Свет яркими красками и экзотичными сюжетами своих картин, писал до ординарного обычные заметки. Авангардные пьесы Пикассо не сильно отличались от модной тогда драматургии. Искромётные опыты Дали сложно отнести к какому-либо жанру, но это всё же была проза.
Гюисманс был один такой. Он - писатель элитарный во всех смыслах. Культовый роман "Наоборот" ввёл его в круг избранных, но следующими своими творениями он сделал себя избранным среди избранных.
После главной книги декаденства Гюисманс написал главную христианскую книгу ХХ века, а, может быть, и главную христианскую книгу в светской литературе.
Какой француз в то время верил в Бога? Какой писатель осмелился бы позвать людей на мессу или тем более в монастырь? Бурже в католичестве видел, главным образом, общественно-охранительный институт. Клодель в своём религиозном мировоззрении уделял буддистским пагодам столько же восторгов, сколько и Церкви Христовой. Самый известный теолог Трейяр де Шарден был больше агностиком, чем католиком. Взгляды слывшего мистиком Леона Блуа на христианство были весьма далеки от той сути, что вкладывал в Своё учение Сам его основатель. Даже великий Шатобриан, по сути, лишь сдул пыль с церковных руин.
Гюисманс же своей монументальной трилогией (от "Бездны" к "Собору") возвёл новый Храм веры на разорённом пепелище. В глубоко антихристианском ХХ веке он возвестил вечные, но забытые людьми истины.
Гюисманс запечатлел не только теологическую сторону, теоретическое обоснование веры, церковную историю, но и величественную красоту церковного искусства. Отобразил не только внешнюю сторону религии, но передал её дух. Его литературный двойник, Дюрталь, не просто изучает основы веры, он верит. Гюисманс показал весь путь неофита, от осознания своей греховности, через сомнения и повторные падения, через катарсис исповеди к просветлению Истиной - путь от оглашенного к верному.
Гюисманс всегда писал кровью своего сердца. Даже декаденство для него не было модой. Он так жил. Тоска, апатия, отвращение дез Эссента терзали и его душу. Муки Дюрталя были его муками. Гюисманс и сам окунулся в адскую бездну - безбожия и отчаяния.
Тут душа как она есть. Не мгновенное воспламенение верой, но постепенное, тяжёлое и мучительное продвижение к ней.
Автор вместе со своим героем проходит тот же путь и ведёт за собой читателя. Шаг за шагом, сначала к церковной ограде, живописуя архитектурные красоты и внутреннее убранство, подробно разбирая мельчайшие составляющие литургии, анализируя труды теологов и историю орденов Гюисманс осторожно и ненавязчиво вводит внутрь Церкви, приобщает к ней. Через внешние достижения христианства к самой его сути.
Неоценимая заслуга Гюисманса в том, что он вернул из забвения имена великих мучеников и исповедников, к которым даже рьяные католики потеряли интерес. Как и следовало ожидать, французы мало прониклись его религиозным пафосом. Лишь русские мистики (Бердяев, Нилус) оценили.
Книги позднего Гюисманса нужно воспринимать, в первую очередь, как духовную литературу. Конечно, читать его не так светло и радостно, как "цветочки" Франциска или "ангельские песни" Силезиуса. Скорее здесь веет суровым аскетизмом раннего средневековья, хотя на самом деле света у него не меньше.
Для торжества христианской веры Гюисманс сделал больше, чем многие из Пап. Пусть он и не обратил тысячные массы ко Христу. Последняя история убедительно показала, чего стоит вера этих миллионов, легко отказывающихся от идеалов христианства в угоду политической конъюнктуре.
Гюисманс - христианнейший писатель. Не было в светской, тем более во французской литературе, книги, настолько проникнутой верой. Всем язычникам и безбожникам Гюисманс явил Истину, что Бог есть и что Иисус Христос - Сын Его.